| 
   
 |  | 
  
    | 
    
      
		Лотман Ю.М. Избранные статьи. 
		В 3-х т.т. Т. II. Таллинн, 1992, с. 107-110
     | 
    
    
	Лотман Ю.М. | 
   
  
    | 
"Звонячи в 
прадеднюю славу"
	
	гипертекстовая версия
	 | 
   
  
    
    
107
	
 
	
В "Слове о полку Игореве" 
имеется следующее место: "А уже не вижду власти сильнаго, и богатаго, и многовои 
брата моего Ярослава, съ
Черниговьскими былями, съ Могуты и съ Татраны и съ 
Шельбиры, и съТопчакы, и съ Ревугы, и съ Ольберы: тiи бо бес щитовь съ 
засапожникы кликомъ плъкы и побеждаютъ, звонячи въ прадеднюю славу"1. 
 
В той же мере, в какой "Черниговьские были", могуты, татраны и т.д. показались 
загадочными и вызвали обширную комментаторскую литературу, выражение "звонячи в 
прадьднюю славу" показалось прозрачным и ни в каких особых пояснениях не 
нуждающимся.
	
 
	
Уже первые публикаторы "Слова..." 
перевели его как "гремя славою предков", и это понимание, по существу, осталось 
незыблемым. Ср. "бряцая славою прадедов" в новейшем переводе
Якобсона 
Р.О. 2. "Словарь-справочник" "Слова...", составленный
Виноградовой  В.Л., к слову "звонить" даёт 
пояснение: "Перен. Разглашать, делать известным повсюду (о славе предков)"3. 
Словарь Срезневского 
приводит интересующий нас Текст как простой пример к значению "бить в колокол"4. 
Остается, однако, неясным, почему подвиги соратников Ярослава заставляют звенеть 
славу предков, а не их собственную, почему подвиги совершают правнуки, а звенит 
при этом не их новая слава, а старая слава прадедов, совершавших в свое Время 
какие-то другие героические дела. 
 
Для понимания этого места в Тексте исключительно важно глубокое наблюдение
Лихачева 
Д.С. о природе чувства Времени в древнерусской
Культуре: "Прошлое было 
где-то впереди, в начале событий, ряд которых не соотносился с воспринимающим 
его субъектом. "Задние" события были событиями настоящего или будущего. "Заднее" 
— это наследство, остающееся от умершего, это то "последнее", что связывало его 
с нами. "Передняя слава" — это слава отдаленного прошлого, "первых" Времён, "задняя 
же слава" — это слава последних деяний"5. 
 
Лихачев 
Д.С. указал на чрезвычайно существенный аспект вопроса. Линейное Время 
современного культурного сознания неразрывно связано с представлениями о том, 
что каждое событие сменяется последующим, причем ушедшее в прошлое перестает 
существовать. Признак реальности приписывается лишь настоящему Времени. Прошлое 
существует как воспоминание и причина, настоящее — как реальность, будущее — как 
следствие. С этим связано убеждение в том, что если подлинной реальностью 
обладаёт лишь настоящее, то Смысл его раскрывается только в будущем. Отсюда 
стремление выстраивать события в единую движущуюся цепь и организовывать ее
причинно-следственными связями. 
------------------------- 
1 Героическая песнь о походе на половцев удельного князя Новгорода-Северского 
Игоря Святославича, писанная старинным русским языком в исходе XII столетия, с 
переложением на употребляемое ныне наречие. М., 1800. С. 26-27. Ср.:
Слово о полку Игореве. 
Л., 1952. С. 59. 
2 Якобсон 
Р.О. Перевод Слова о полку Игореве 
на современный русский язык [Приложение к статье "Изучение "Слова о полку Игореве" 
в Соединенных Штатах Америки"] // ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Вып. 14. С. 119. 
3 Словарь-справочник. "Слова о полку Игореве" 
/Сост. Виноградова В.Л. Л., 1967. 
Вып. 2. С. 119-120. 
4 Срезневский 
И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. М., 1958. Т. 1. С. 964. 
5 Лихачев 
Д. С. Поэтика древнерусской литературы. 
Л., 1967. С. 262. 
 
108
	
 
Древнерусское сознание исходило из иных представлений. Лежащие в основе 
миропорядка "первые" события не переходят в призрачное бытие воспоминаний — они 
существуют в своей реальности вечно. Каждое новое событие такого рода не есть 
нечто отдельное от "первого" его праобраза — оно лишь представляет собой 
обновление и рост этого вечного "столбового" события. Каждое убийство братом 
брата не представляет собой какого-либо нового и отдельного поступка, а является 
лишь обновлением каинова греха, который сам по себе вечен. 
 
Поэтому особенно великим грехом являются новые, неслыханные преступления: они 
получают с момента своей реализации бытие, и каждое новое их повторение падаёт 
на голову не столько непосредственно совершившего их грешника, сколько на душу 
первого преступника. Точно так же и великие и славные дела лишь оживляют вечно 
существующую и единственно реальную "первую славу", звонят в нее, как в колокол 
который имеет реальное бытие и тогда, когда молчит, в то Время, как звон его — 
не бытие, а свидетельство бытия. Подобно тому как в циклическом Времени мифа 
события непрерывно повторяют исконный порядок вечного Цикла и — одновременно — 
для того чтобы каждое событие, единственно предусмотренное в Порядке, 
осуществилось, требуется магическое вмешательство
Ритуала, которое его реализует, 
— для того чтобы вечный колокол прадедовской славы зазвенел, необходимы 
героические дела правнуков. 
 
Такой тип сознания обращает мысль не к концу — результату, а к началу — истоку. 
 
Современному сознанию будет легче представить себе подобный строй мысли, если мы 
проиллюстрируем его исторически более близкими примерами. 
 
Гоголь остро чувствовал и умом исследователя, и интуицией художника самую 
сущность архаического мировоззрения. В "Страшной мести" писателя отразилась с 
необычайной яркостью интересующая нас в данном случае система категорий. Злодей 
Петро, убив побратима, совершает неслыханное преступление, соединяющее грехи
Каина и Иуды, и становится зачинателем нового и небывалого зла. Преступление его 
не уходит в прошлое, порождая цепь новых злодейств, оно продолжает существовать 
в настоящем и непрерывно возрастать. Выражением этого представления становится 
образ мертвеца, растущего под землей с каждым новым злодейством. 
 
Таким образом, в подобном представлении активны две стороны. С одной стороны, 
действует зачинатель. Именно он создаёт постоянные конструктивные признаки мира. 
Будучи единожды созданы, эти "столбовые" конструкции уже существуют вневременно, 
не входя в историю людей, а располагаясь в более глубинных слоях бытия. Отсюда 
типичное для древнерусской письменности внимание к вопросу "кто зачал?", "откуда 
повелось?"6. 
---------------------------------- 
6 О специфике сознания, обращенного к "началам", см.: Лихачев 
Д.С. Указ. соч. С. 263 и след.; Лотман Ю.М. О моделирующем значении понятий "конца" 
и "начала" в художественных Текстах // Тезисы докладов во второй Летней школе по 
вторичным моделирующим системам, 16-26 августа 1966 г. Тарту, 1966. 
 
109 
 
Повесть временных 
лет, начиная с первой строки ("Се повести времяных лет откуду есть пошла 
руская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду руская земля стала есть"), 
пронизана идеей "начал". "И самъ съгор ту Аронъ, и оумре пред отцемъ. Предъ симъ 
бо не б оумиралъ сынъ предъ отцемъ, но отець предъ сыномъ. От сего начаши 
оумирати сынове предъ отцем"7. Тот, кто вершит "первое" дело, несет 
ответственность перед Богом, поскольку оно не исчезает уже, а вечно существует, 
обновляясь в последующих поступках: "И поиде [Ярослав] на
Святополка нарекъ Бога. 
Рекъ не я почахъ избивати братию, но онъ"8. 
 
С другой стороны, необходим "обновитель", тот, кто своими деяниями — добрыми или 
злыми — как бы стирает пыль с ветхих дел зачинателя. 
 
Роль такого "обновителя" исключительно велика. Одновременно возможен и 
параллельный ему тип человека, который тем или иным способом ослабил роль первых 
деяний — дурных или хороших. Именно рассказы об их поступках и действиях в первую 
очередь интересуют средневекового повествователя, в то Время как рассказ о "первых 
деяниях" типичен для мифо-эпической стадии. Однако возникающие при этом 
повествовательные Тексты резко отличаются от исторических рассказов своей 
обращенностью не к результатам поступка, а к его истокам. Весьма показательным 
признаком ориентированности Текста здесь будет сравнительный структурный вес (отмеченность) 
категорий "начала" и "конца" Текста. 
 
Историческое повествование 9 и связанная с ним структура романного Текста, 
подчиненные временной и 
причинно-следственной последовательности, ориентированы на конец Текста. 
Именно в нем сосредоточивается основной структурный Смысл повествования. Вопрос 
"чем кончилось?" в равной мере характеризует наше восприятие исторического 
события и романного Текста. Мифологические Тексты, повествующие об акте творения 
и легендарных зачинателях, ориентированы на начало. Это выражается не только в 
том, что основной для них вопрос: "Откуда повелось?", но и в особой отмеченности 
начала Текста при явно подчиненной роли его конца. Средневековые светские 
повествовательные Тексты — включая сюда и "жесты" ("деяния") и в определенной 
мере летописи — представляют собой средний тип. Героем повествования является "исторический 
человек", но Смысл событий повернут к истоку 10. 
 
Интересным примером своеобразного компромисса между двумя этими принципами 
является "Повесть о горе-злосчастии", в которой ясно выражена отмеченность 
категории конца — уход Молодца в монастырь завершает и останавливает навсегда 
ход событий. Однако повествование все еще обращено к началу: сообщается о 
творении Адама и Евы и о первородном их грехе: 
 
Ино зло племя человеческо — 
вначале пошло непокорливо, 
ко отцову учению зазорчиво, 
к своей матери непокорливо...11 
 
Весь сюжет повести — лишь "обновление" исходного греха человека. 
 
----------------------------------------- 
7 Поли. собр. рус. летописей. М., 1962. Т. 1. С. 92. 
8 Там же. С. 141. 
9 См.: Топоров 
В. Н. О космологических источниках раннеисторических описаний // Учен. зап. Тарт. 
гос. ун-та. Тарту, 1973. Вып. 308. (Труды по знаковым системам. Т. 6).  
10 Иван Грозный в письме к Курбскому утверждаёт, что, совершив измену, последний 
погубил не только свою собственную душу, "но и своих прародителей души погубил 
еси" {Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951. С. 13). Результат действий 
направлен в противоположном по отношению к историко-прагматическому мышлению 
направлении. 
11 Демократическая поэзия XVII века. M.; Лю, 1962. С. 34. 
 
110
	
 
Слово о полку Игореве 
— типичное "деяние". Несмотря на то что действующими лицами являются персонажи "исторического" 
плана, все истолкование Смысла событий повернуто к истокам. Отсюда и основная 
концепция "Слова...": поход Игоря — "обновление" походов Олега
Гориславича, 
который трактуется как "зачинатель" междуусобий на Руси. Одновременно "нынешние" 
Времена политических усобиц воспринимаются автором "Слова..." в отношении к 
идеальным Времёнам "первых князей". Показательна значительно большая 
отмеченность начала Текста по отношению к его приглушенному концу. Особенно 
показательна в этом отношении концепция славы в "Слове о полку Игореве". 
 
Слава мыслится в "Слове..." как нечто предсуществующее со Времён 
дедов-зачинателей (слава всегда "дедняя"). Ее можно заставить потускнеть, если 
не подновлять новыми героическими делами, но тем не менее она не исчезает, 
продолжая бытие в некотором вневременном мире. Определения такого недостойного 
обращения с "дедней славой" многочисленны: "уже бо выскочисте из дедней славы", 
"притрепа славу деду", "расшибе славу Ярославу". Напротив того, возможно 
обновление славы — "звонячи в прадеднюю славу". 
 
Поведение Игоря и Всеволода для автора "Слова..." характеризуется неумеренностью 
их претензий (что придаёт поступкам их, как вассалов великого князя 
Киевского, 
негативную окраску, а как героям-рыцарям — своеобразную красоту и ценность): они 
не только не удовольствовались честью, а решили себе присвоить славу ("мужаимъся 
сами"), но и захотели, совершив неслыханное, создать эталон славы, который бы 
затмил все бывшее до них, а всех потомков заставил звонить в их славу: "Преднюю 
славу сами похитимъ, а заднюю ся сами поделимъ"12. 
 
Не только слава, но и другие основы миропорядка могут дремать, пребывать как бы 
в оцепенении до Времени обновления: "Тiи бо два храбрая Святъславлича, Игорь и 
Всеволодъ уже Лжу убудиста, которую то бяше успилъ отецъ ихъ Святъславь грозный 
Великыи Кiевскыи"13. Ложь здесь нечто более исконное, чем конкретные и поименно 
известные на Руси половецкие ханы, это Зло, которое после удачных походов 
Святослава пребывало в оцепенении и оживилось в результате действия Игоря и 
Всеволода. 
 
Соединение в средневековых "Повестях" и "Деяниях" веры в предустановленные 
структуры мира с представлением о деятельности отдельного человека как звенящего 
славой дедов или пробуждающего древнюю Ложь, создавало то равновесие между 
предустановленным порядком и личными свободой и ответственностью, которые 
характерны для русской средневековой литературы домосковского периода. 
--------------------------- 
12 Героическая песнь... С. 27. 
13 Там же. С.21.
     
	
		
		Index
     
    
 
    
      
      
      www.pseudology.org
     | 
   
 
 |