| 
   
 |  | 
  
    | 
    Журнал "Наука и жизнь", №№ 10-12, 1988 и №№ 
	1-3, 1989 | 
    
    
		
		Александр Яковлевич Эйдельман
	 | 
   
  
    | 
	"Революция сверху"
	в России
	Эпилог I
	 | 
   
  
    
	
		"Если в стране сильны 
		Традиции 
	
	
		военщины и бюрократизма 
		в смысле 
	
	
		невыборности судей и 
		чиновников..."  
		В.И. Ленин 
	
	
		 
		Практика революционеров 1860-х годов (вспомним прокламацию Чернышевского 
		"Барским крестьянам от их доброжелателей поклон"), опыт народничества 
		показали, что хождение в народ, попытка побыстрее зажечь революцию снизу 
		не получается (Бакунин и некоторые другие теоретики ошибались, видя в 
		народе "коллективного Стеньку Разина" и полагая, что нужно лишь "громко 
		свистнуть в два пальца", — поднимутся!).  
		 
		Тогда-то, в новых условиях и по-новому, происходит как бы возвращение (в 
		известном, конечно, смысле) к декабристской тактике: революция не 
		народная, но силами сравнительно небольшой группы, "сверху", которая в 
		случае успеха заменит собою существующую верховную власть.  
		 
		Исключительная централизация, многовековое преобладание движений сверху 
		над течениями снизу — все это определяло характер новой революционной 
		попытки, её силу и в то же время узость, зависимость от случая.  
		 
		1880-1881 годы. Все происходит по формуле, предсказанной в пророческом 
		письме Серно-Соловьевича: власть уступает только под давлением силы; 
		террор народовольцев заставляет дать ряд льгот крестьянам, обратиться к 
		либеральному обществу, наконец, решиться на созыв Всероссийского земства, 
		то есть, по сути дела, на конституцию...  
		 
		Однако в тот самый день, когда Александр II подписывает документ об этом 
		созыве, а Лорис-Меликов, выходя из кабинета Царя, мечтает, чтобы 
		Александр II обязательно дожил до 8 марта (через неделю 
		правительственное сообщение должно быть опубликовано), Александр II 
		гибнет именно в этот день от бомбы Гриневицкого.  
		 
		Оценив двойственность, коварность политики репрессий и уступок, 
		проводившейся властями в 1880-1881 годах, не раз уже Нами упомянутый 
		выдающийся знаток внутренней политики России П.А. Зайончковский в то же 
		время заметил: "народовольцы игнорировали те уступки, на которые пошло 
		правительство под непосредственным влиянием их же революционной борьбы...
		Тот факт, что "Народная воля" в условиях отсутствия массовой 
		революционной борьбы не внесла никаких изменений в свою тактику в связи 
		с реформаторской деятельностью Лорис-Меликова, свидетельствует о 
		недооценке ею изменившихся условий.  
		 
		Решение задач привлечения народных Масс к революционной борьбе с 
		правительством [...] проходило и в дальнейшем могло бы проходить более 
		успешно в условиях лорис-меликовского режима, явившегося порождением их 
		героической борьбы.  
		 
		Проект государственных Реформ, разработанный министром внутренних дел, в 
		отличие от предшествующих его докладов, содержал довольно широкую 
		программу не только административных преобразований, но и экономических 
		мероприятий. Намерение привлечь цензовую общественность к участию в 
		подготовке Реформ означало стремление правительства расширить свою 
		социальную базу".  
		 
		Случившееся в марте 1881 года определило смысл многих последующих 
		событий 
		
		 
		1880-1890 годы. КонтрРеволюция сверху Александра III: ряд контрреформ, 
		урезывающих дарованные в прошлом царствовании экономические и 
		политические свободы — расширение произвола властей над освобожденными 
		крестьянами, уменьшение земских, городских, университетских,
		цензурных "допусков".
		Однако инстинкт наиболее дальновидных деятелей власти и теперь 
		подсказывает необходимость поисков новой основы, "укрепления фундамента".
		 
		 
		Не обращаясь к разночинной молодежи, земским, судебным и городским 
		деятелям, власти дают определенный простор Капитализму: огромный 
		промышленный подъем 1890-х годов, строительство железных дорог, С 
		Донбасса, Кривого Рога, ввоз иностранных капиталов. Впрочем, 
		обновляющаяся экономика, в отличие даже от 1860-х годов, почти никак не 
		дополняется политикой. 
		 
		Логично было бы параллельно расширить права и свободы наконец-то "повзрослевшей" российской буржуазии; однако Мы помним, как Александр III разговаривал с 
		московским городским головой
		Чичериным; тем же буржуазным деятелям, 
		которые теперь испытывали сильную потребность организоваться политически, 
		— будущим кадетам и октябристам, — приходилось собираться в подполье или 
		за границей. Почти одновременно, в первые годы XX века, образуются 
		партии социал-демократов, эсеров, а также "Союз освобождения" (завтрашние 
		кадеты). Образуются нелегально, ибо никакой легальной конституционной 
		основы не было.  
		 
		КонтрРеволюция сверху лишь усиливает противодействие снизу, которое в 
		конце концов выливается в грандиозную революцию 1905-1907 годов.
		Революция не опрокинула Самодержавие в результате отчаянных 
		правительственных действий — как карательных, так и уступающих.  
		 
		Мы столь громко и сильно констатируем разгром первой русской революции, 
		что, случается, забываем: зарплата рабочих и служащих после того 
		серьезно увеличилась, они получили право на профсоюзы, кооперации и 
		другие объединения; значительно увеличились права прессы, земства и 
		судов.
		Наконец, возникновение Государственной думы, парламента: через 95 лет 
		после Сперанского, через 44 года после освобождения крестьян.  
		 
		Снова власть отступала, не возглавляя; ненавидела, но не умнела. Частным, 
		но поразительно характерным эпизодом явился вопрос о земельной Реформе 
		осенью 1905 года: испуганное правительство
		Николая II, чтобы уцелеть, в 
		какой-то момент было готово "кинуть" крестьянам примерно 25 
		миллионов десятин, в том числе немалую часть помещичьих земель, и 
		главноуправляющий землеустройством и земледелием Н.Н. Кутлер составляет 
		соответствующий проект. Меж тем выясняется, что апогей революции позади, 
		натиск её несколько ослабел, и тут же злобная месть
		Николая II и реакционного Дворянства обрушивается на министра 
		— "как он посмел". Попытки Витте 
		повести дело прилично и пересадить Кутлера сначала в Государственный 
		совет, потом в сенат оканчиваются ничем — Самодержавие 
		рвет и мечет, знать не хочет того, в ком только что видело спасителя.
		 
		 
		В результате обиженный Кутлер уходит в Государственную думу, к кадетам, 
		ясно видя безнадежность царского дела, выбрасывающего вон "своих людей", 
		а в будущем перейдет на службу революции.
		На первых советских червонцах 1920-х годов стоит подпись одного из 
		руководителей Госбанка Н.Н. Кутлера...  
		 
		1905-1907 годы. Аграрный и другие вопросы не решены, История же 
		предлагает три пути: 1) продолжение революции снизу, что представляется 
		весьма реальным; 2) контрРеволюция сверху: в какой-то степени она 
		осуществляется; переворот 3 июня 1907 года — разгон 2-й Государственной 
		думы — довольно отчетливый пример.  
		 
		Однако большего правители себе позволить не могли. Кроме нового 
		избирательного закона (увеличившего представительство в думе крупных 
		землевладельцев и буржуа) никаких серьезных контрреформ не последовало. 
		Совсем ликвидировать думу, отнять ряд отвоеванных свобод — об этом 
		мечтали лишь самые безумные черносотенцы и оголтелые члены Союза 
		объединенного Дворянства.  
		 
		При угрозе новой революции снизу и скромных успехах контрреволюции 
		сверху делается попытка третьего пути — ещё одной Революции сверху...
		Понятно, Мы говорим о Столыпине и его Реформах, которые Ленин определил 
		как второй шаг России по пути к буржуазной монархии.  
		 
		План Столыпина известен, хотя наша Литература не всегда 
		представляет его с должной исторической объективностью. Идея внешне 
		проста: вместо того, чтобы наделить крестьян помещичьей землей, 
		предлагается обогатить одних крестьян за счёт других, а для того — распустить общину, облегчить переход того, что принадлежало беднякам, в 
		собственность зажиточных мужиков; остальных должен принять, во-первых, 
		город, его фабрики и заводы, а во-вторых, окраины, куда организуется 
		массовое переселение.  
		 
		Дворянство очень косо отнеслось к поощрению "чумазых лендлордов"; перед 
		первой мировой войной, как известно, из общины вышло около четверти 
		крестьян — торжеству фермерства с разных сторон препятствовал 
		консерватизм как помещичьего, так и мелкокрестьянского хозяйства. И тем 
		не менее нужно с вниманием отнестись к знаменитой формуле Столыпина: "Дайте 
		мне 20 лет, и я преобразую Россию!"  
		 
		То была серьезная, последняя альтернатива старого мира, попытка 
		избавиться от взрыва снизу путем "Революции сверху" и создания новой 
		массовой опоры режиму. По мнению Ленина, столыпинское аграрное 
		законодательство, хотя обеспечивает лишь "самое медленное, самое узкое, 
		наиболее отягченное следами крепостничества капиталистическое развитие", тем не менее 
		"прогрессивно в научно-экономическом смысле", ибо Россия 
		страдает и от Капитализма и от недостатка Капитализма.  
		 
		Действительно, если бы Столыпин имел 20 лет, то эти перемены, возможно, 
		оказались бы серьезнейшим явлением; теоретически возможность длительной 
		столыпинщины допускали, между прочим, и 
		большевики.
		Столыпинский путь был страшен, жесток — "по-турецки, по-старокитайски" (Ленин); 
		однако это путь буржуазного прогресса, с сохранением помещиков и 
		Самодержавия, с Государственной думой.  
		 
		Серьезность альтернативы доказывается и той жесточайшей борьбой, которую 
		повели против Столыпина политически совершенно противоположные лагери. С 
		одной стороны, новый премьер и его политика подвергались разнообразным 
		революционным ударам. Большевики рассматривали борьбу со Столыпиным как 
		проблему классовую, 
		эсеры же, 
		анархисты в немалой степени 
		сражались с личностью самого Столыпина, вели террор и против членов его 
		семьи. В 1911 году Столыпин, как известно, погиб от пули террориста
		Богрова.
	
		 
	
		Поражающим российским парадоксом было то обстоятельство, что 
		пропуск для убийцы (подпольщика, связанного с 
		Охранкой), саму 
		возможность этого покушения, фактически обеспечили крайнему 
		революционеру крайне правые противники Столыпина, в частности начальник 
		царской охраны генерал
		Курлов.  
		 
		Правое Дворянство и весьма прислушивающийся к нему
		Николай II видели в 
		Столыпине "нарушителя вековых основ", передававшего исконную дворянскую 
		власть — буржуазии.
		Когда (1912) меньшевистский публицист Гушка (Ерманский) писал об 
		усилении общественной роли крупного капитала в России, Ленин 
		резонно возражал, что для буржуазии "проигрышная позиция — 
		лес, железные дороги, 
		земство и парламент. [...] становится ещё глубже противоречие между 
		сохранением  политической власти в руках абсолютизма и помещиков, 
		с одной стороны, и экономическим усилением буржуазии, с другой" (Ленин 
		В.И. Полн. собр. соч. Т. 21. С. 296, 297) .  
		 
		Напомним, что после Сперанского до февраля 1917 года не было, кажется, 
		ни одного русского министра, родившегося у родителей-"разночинцев". Недовольные насаждением в деревне опорного слоя богатых крестьян, 
		реакционные дворяне были особенно взбешены, когда Столыпин попытался 
		создать политический эквивалент своей экономической Реформе. Речь шла на 
		этот раз о проекте бессословного земства, иначе говоря, 
		— об усилении 
		роли недворянского элемента в местном Управлении.  
		 
		Малейшую уступку политической власти верхи воспринимали как совершенно 
		невозможную, и в этих-то кризисных условиях и обстоятельствах вспомнили 
		о старинном методе, "удавке", обращенной, впрочем, не к монарху, но к 
		первому министру.  
		 
		Ослепленные своими узкоэгоистическими интересами, эти люди не 
		чувствовали, что История отпустила им всего 6 лет. Препятствуя 
		столыпинскому перевороту сверху, они существенно ускоряли взрыв снизу — 1917 год.
	 
	
		
		Содержание
     
    
 
    
      
      
      www.pseudology.org
     | 
   
 
 |