| 
   
 |  | 
   
    |    | 
     
    
      
      Лев Романович Шейнин
     | 
   
   
    |  
Записки следователя
  Гибель 
  Надежды Спиридоновой
     | 
   
   
     
  Мавра Тимофеевна 
  накинула на плечи полушубок, взяла ведра и пошла за водой. Деревня просыпалась, 
  кое-где дымили трубы, сонно мычали коровы. Утро было тихое, морозное. 
  На реке Мавра остановилась у проруби и привычно опустила ведра. В воде ведра 
  за что-то зацепились. Мавра глянула вниз, и у нее потемнело в глазах: в 
  неглубокой проруби торчали пятками вверх босые, толсто налитые фиолетовым 
  воском ноги, напоминавшие чем-то церковные свечи. 
  Бросив ведра, Мавра с криком побежала назад. Когда собрался народ, из проруби 
  вытащили багром труп женщины, которую все хорошо знали. Это была Надежда 
  Спиридонова — председатель Загубниковского сельсовета. На трупе было платье. 
  Глаза на посиневшем лице были открыты и смотрели на собравшихся пристально и 
  как бы недоуменно. 
  Труп до приезда милиции положили у проруби. И долго еще не расходилась толпа. 
  У Надежды не было родных. Никто не бился и не плакал у закоченевшего ее трупа. 
  Но вся деревня молча столпилась у проруби и долго стояла притихшая, 
  задумавшаяся. Потом толпа сдержанно загудела. Вспоминали свою председательшу, 
  ее простые и всегда искренние слова, ее решительность, нелегкую ее вдовью 
  жизнь. 
  Вечером экстренно заседало бюро Славковского райкома. Секретарь райкома 
  Федотов, старый путиловец, говорил коротко, с трудом сдерживая волнение: 
  — Спиридонова, товарищи, была из лучших наших активистов. Убийство ее не 
  случайно. Она ведь здорово прижала кулаков, крепко следила за твердозаданцами, 
  позиций не сдавала, не жаловалась, не сращивалась. И ведь росла на глазах. 
  Помните, как выступила на районном съезде? И слова у нее нужные находились, и 
  не стеснялась, как это бывает с нашим женским активом. Убийц надо найти, 
  безоговорочно найти. Распутать надо дело. А как районная милиция думает? А что 
  наш прокурор скажет? Что следствие? Как оно идет? 
  Начальник районной милиции снял для чего-то и снова надел очки в роговой 
  оправе, странно выглядевшие на его добродушном курносом лице, и сказал: 
  — Собственно говоря, товарищи, еще мы на след не напали. Есть у нас, правда, 
  ценный человек — некий Иванов. Парень толковый, надежный и сам помочь нам 
  хочет. Он убитой вроде мужа приходится, собственно говоря... Ну, жил с ней. 
  Так вот он говорит, что убийцы не из этой деревни, собственно говоря... 
  — Товарищ Зуев, — резко перебила его Авдеева, районный прокурор, — что ты на 
  бюро семейную хронику разводишь? Скажи лучше прямо: никаких нитей у тебя нет, 
  одни потемки. Кто убил — не знаешь. За что убил — не знаешь. Когда убил — и 
  этого не знаешь. Еще и вскрытия-то не было, а ты уж в других деревнях убийц 
  ищешь... Не выходит это дело — и всё тут. Теперь о прокуратуре. Я, товарищи, 
  скажу прямо. За следствие не поручусь. Сама я человек в этом деле новый, 
  второй только год как прокурорствую. Следователь тоже только институт кончил, 
  зеленый еще. Можем ли мы поручиться, что раскроем это дело? Прямо скажу — не 
  можем. 
  — Может, товарищ Авдеева Шерлок Холмса хочет, — язвительно вступил в разговор 
  Зуев, — так он у нас проездом, собственно говоря, не остановился... 
  Зуева перебили и заговорили все сразу. Наконец, Федотов призвал собравшихся к 
  порядку: 
  — Спокойнее, товарищи! Авдеева права, признала честно, что не может поручиться 
  за следствие. А ты, Зуев, зря ее лягнул. Предлагаю телеграфировать в Ленинград 
  областному прокурору. Пусть вышлет следователя, да поскорее. Зазорного в этом 
  ничего нет. 
  Я выехал через Псков в Славковский район. Авдеева меня встретила радостно. 
  Рассказала, что следствие идет пока туго. Арестованы по подозрению в убийстве 
  три человека, все из соседней деревни. Их подозревает некий Иванов, с которым 
  Спиридонова была близка. Прямых улик против них нет. Двое в ночь убийства не 
  ночевали дома, но говорят, что ездили на базар в соседний район, за тридцать 
  километров. Третий — хулиган, имеет две судимости. Мотивы пока неясны. Вообще 
  дело темное. 
  Начальник районной милиции Зуев был растерян. Он доложил: 
  — Понимаете, улик мало. Но путаются они во времени. Один говорит, что выехал 
  засветло, другой — что уже луна была. И потом — зачем они в чужой район на 
  базар поехали? Районный наш центр ближе. Ну а третий, собственно говоря, 
  личность известная и отпетая. Без него в районе ни одна поножовщина не 
  проходит. Связан с преступным элементом, собственно говоря, и сам два раза 
  судился. 
  — А чем доказана связь двух первых с третьим? 
  — А пока трудно сказать. Но все из одной деревни. 
  — А мотивы убийства? 
  — У Спиридоновой пропали полушубок и валенки. Может быть, для грабежа. 
  — Что же, по-вашему, из-за полушубка и валенок едут убивать в другую деревню? 
  — Собственно говоря, пока трудно сказать, мы ведь только начали следствие. Да 
  вот во времени путаются. — Давайте поговорим с задержанными. 
  Мы начали допрос. Два крестьянина, немолодые испуганные люди, действительно 
  давали путаные ответы. Они не могли толком объяснить, зачем поехали в другой 
  район на базар, спорили о часе выезда из деревни. Но именно в этой путанице и 
  была своя, житейская правда. Люди редко дают точные показания, когда речь идет 
  о времени или о зрительных впечатлениях. Поездка на базар тоже не могла 
  служить решающей уликой. 
  «Известная и отпетая личность», наоборот, держалась спокойно. Молодой еще 
  парень, но с лицом, уже опухшим от пьянства, он довольно бойко отвечал на 
  вопросы. 
  Парень говорил просто, не задумывался, отвечал сразу и даже с некоторой 
  веселостью. Не чувствовалось в нем внутреннего напряжения, которое неизбежно 
  бывает при допросе у человека, желающего что-то скрыть и боящегося 
  разоблачения. 
  Вечером мы собрались у секретаря райкома Федотова. Авдеева молча сидела в 
  стороне, Зуев сосредоточенно пыхтел трубкой. 
  — Ну, каковы ваши первые впечатления? — опросил Федотов. 
  — Говоря откровенно, не верю я, что убийство совершили те лица, которые 
  задержаны. Да и зачем им было убивать Спиридонову? Улик против них почти нет, 
  а те, которые имеются, явно незначительны, случайны. Мне кажется, что убийц 
  надо искать в той деревне, где жила и работала Спиридонова. Но кто они — пока 
  сказать нельзя. Завтра поедем на место, попробуем выяснить. 
  — Вам виднее, — произнес Федотов, — одно для меня ясно: убийство имеет 
  политическую подкладку. Иначе быть не может. Спиридонова слишком активно 
  работала, чтобы не нажить себе врагов среди кулачья. 
  Было решено утром выехать в Загубниково. Со мной вызвался поехать Зуев. 
  Авдееву решили оставить в районе. Попрощавшись с Федотовым, мы вышли из дома 
  райкома. 
  Была морозная мартовская ночь. На пустынной улице редко встречались прохожие, 
  снег поскрипывал под ногами, дышалось легко и привольно. Мы шли молча. 
  Вот убита Спиридонова, думал я. Нет пока никаких нитей для раскрытия дела. 
  Даже нет определенной версии. Примерно только известно, когда и как она была 
  убита. Но кто, зачем и почему это сделал? Спиридонова своей советской работой 
  была ненавистна кулацкой прослойке Загубникова. Но кто из этих кулаков и как 
  организовал убийство? Кулаки сами редко идут на это. Они предпочитают 
  действовать через кого-то, умело направляя со стороны удар, используя личные 
  мотивы, бытовые раздоры, низкий моральный уровень исполнителя, его зависимость 
  и т. п. 
  Кого в данном случае могли использовать? Спиридонова была одинокой женщиной, 
  но она была близка с Ивановым. Он старательно отводил следствие от своей 
  деревни. Иванов почему-то первый и так настойчиво высказал подозрение 
  относительно задержанных, которые, видимо, невиновны.  
  Чем больше я обдумывал все детали этого дела, тем чаще всплывал Иванов. У меня 
  смутно, но все более уверенно складывались подозрения о его причастности к 
  убийству. И я решил тщательно проверить в деревне личность и роль этого 
  человека.  
  Было совсем светло, когда мы подъехали к Загубникову. Деревня была уже на 
  ногах. На наши сани смотрели с нескрываемым любопытством, видимо догадываясь, 
  кто мы и зачем приехали. 
  Избушка Спиридоновой стояла на откосе, недалеко от проруби. Когда мы осмотрели 
  внутри избу, то не нашли ничего, указывающего на следы борьбы или крови. После 
  осмотра приступили к допросам свидетелей. 
  Выяснилось, что отношения Спиридоновой и Иванова не были секретом для деревни. 
  Иванов происходил из зажиточной середняцкой семьи. Тридцатилетний парень, он 
  долго жил в городе и в прошлом году вернулся в Загубниково, где поселился в 
  семье. Вскоре сошелся со Спиридоновой, но продолжал жить дома. 
  Иванова в деревне не было: он поехал в районный центр. 
  Мы направились к его избе. По дороге нам встретилась высокая краснощекая 
  девушка с подойником, полным молока. Мы спросили ее, как пройти в избу Иванова. 
  — Вам, товарищи, Володьку нужно? Так его нет, он уехал. Я сестра его. 
  — Как вас зовут? 
  — Маруся. А вам зачем? 
  — Ну, пойдем в избу, поговорим. 
  Мы пошли в избу. Никого, кроме Маруси, не было. 
  Девушка нервно мяла в руках передник и не поднимала глаз. 
  — Маруся, что вы так волнуетесь?— спросил я.— Мы ведь не кусаемся. Вы 
  расскажите нам, где вещи лежат. 
  Девушка вздрогнула и испуганно спросила: 
  — Какие вещи? 
  Я умышленно свел на нет острый, видимо, для нее вопрос. 
  — Да брата вашего вещи, полушубок его. 
  — Полушубок брата,—протянула Маруся и с облегчением вздохнула,— новый 
  полушубок на нем одет, а старый вон в сенях висит. 
  Было ясно, что девушку испугал вопрос о вещах, но что этот испуг прошел, как 
  только выяснилось, что спрашивают о вещах брата. 
  Все прояснилось. Мною овладело то особое, радостное и уверенное чувство, 
  знакомое каждому следователю, когда он находит правильный след. 
  — А почему, Маруся, — продолжал я, — вы даже не спросите, зачем нам полушубок, 
  кто мы, зачем приехали? Маруся опять потупилась и медленно произнесла: 
  — Знаю. Вы ведь насчет Спиридоновой приехали. А полушубок мало ли зачем; вот 
  он, полушубок-то. 
  И она охотно пошла в сени за полушубком. Я остановил ее. 
  — Не надо, Маруся нам полушубка. И вообще нам вещей вашего брата не надо. 
  Другие вещи нам нужны. Спиридоновой вещи. Где они? 
  Девушка залилась краской, закусила нижнюю губу и, запинаясь, произнесла: 
  — Что вы меня в дело путаете? Мне разве нужны вещи-то? Я тут ни при чем. У 
  меня свои вещи не хуже. Я за брата не в ответе. 
  Она начала рыдать, выкрикивая отдельные полусвязные фразы, смысл которых 
  сводился к тому, что она неповинна в убийстве, но о вещах знает. 
  Мы стали ее успокаивать. Придя в себя, все еще всхлипывая, Маруся рассказала, 
  что накануне обнаружения трупа Спиридоновой она проснулась поздно ночью и 
  слышала, как пришли с улицы брат и его приятель Сенька Трофимов. Они о чем-то 
  шептались. Девушке стало интересно, и она прислушалась. Говорили о каких-то 
  вещах, где их спрятать. Володька предложил зарыть в овине. 
   
  Потом ушли а через некоторое время вернулся Володька и лег спать.  
  — Утром, как нашли Надежду в проруби, — продолжала Маруся, — так я догадалась, 
  чье это дело. Побежала в овин, а там Надеждин полушубок и валенки спрятаны. Я 
  вечером и говорю Володьке, а он как закричит, весь красный стал: «Не твое, 
  говорит, дура, это дело! Молчи — и точка, а то я тебе дам путевку на тот свет!» 
  Вместе с Марусей мы пошли в овин и нашли вещи. Они были зарыты в соломе. К 
  вечеру приехали Иванов и Трофимов. Оба были навеселе. Увидев в избе Зуева, 
  Иванов подошел и бойко заговорил: 
  — Здравствуйте, начальство. Мы к вам, а вы к нам. Так оно и получается. Я все 
  насчет дела езжу. Так что сведения собираю. Прямо в помощники к вам записался. 
  Высокий плечистый парень, он прямо смотрел в глаза, широко улыбаясь губастым 
  ртом. От смеха глаза сощурились и бегали, как мышата, юрко и беспокойно. 
  — Бросьте, Иванов, дурака валять!— перебил его я.— Все уже выяснено. Вы 
  арестованы как убийца Спиридоновой. Извольте рассказывать, кто вас подослал, 
  зачем вы это сделали. 
  — Меня, — зарычал Иванов, — меня подозреваете?! Я, как собака, все узнаю, 
  помогаю — и меня же за шкуру?! Здорово живешь, дорогие товарищи! Не выйдет это. 
  Мы молча показали ему вещи. Иванов сразу сник, отвернулся и тихо произнес: 
  — Признаюсь. Наше дело. Мы убили. По пьяной лавочке. Напоили, как дураков, и 
  послали. Теперь все скажу. 
   
  Уже к утру закончился допрос Иванова и Трофимова. Оба признались, что убили 
  Спиридонову. В эту ночь их пригласил к себе загубниковский кулак Заливанов. 
  Немолодой уже, грузный человек, он долго угощал парней водкой и все 
  соболезновал Иванову: 
  — Выходит, Володенька, связался ты со старой бабой. Ни тебе погулять, ни 
  жениться. Не даст тебе старая ведьма ходу. А ведь парень ты, прямо будем 
  говорить, один на деревне. Любая девка пойдет — не нарадуется. Да и моя Фенька 
  хоть сейчас. А девка-то что груздочек! 
   
  Он долго еще говорил. И выходило, что вся жизнь Иванова потеряна и сломана 
  из-за связи со Спиридоновой, которая действительно уже надоела Иванову. Он 
  хмелел, слушая злобные, обжигающие слова, и когда Заливанов заговорил, что «надо 
  убрать Надьку» и все «обчество скажет спасибо, хоть и не будет знать, кто убил», 
  он поднялся и вместе с Сенькой пошел к Спиридоновой. Деревня мирно спала. Снег 
  поскрипывал под ногами, и было морозно, но Иванову казалось, что ему жарко, 
  дышал он хрипло и тяжело. 
  Они долго стучали в дверь. Наконец, разбуженная Надежда подошла и спросила, 
  кто там. 
  — Открывай, я это. 
  — Володя! — обрадовано воскликнула Надежда. — Отворю, сейчас отворю. Да ты 
  никак опять пьян-то! Сбился ты, Володя, с пути... 
  Спиридонова любила Иванова. У нее не было детей, и в отношениях Надежды к 
  Иванову было что-то материнское. Надежда прощала Иванову его пьянство, 
  нередкую грубость, лодырничество. Она понимала, что не пара Иванову, который 
  был значительно моложе ее, и поэтому не настаивала на браке с ним, мирилась, с 
  раздельной жизнью. 
  Когда Надежда отворила дверь, Иванов и Трофимов вошли в избу. Володька сел на 
  лавку и растерянно замолчал. Сенька выжидательно сопел. 
  — Володенька, опять-то ты не в себе. Все пьешь, не бросишь. Ведь сколько раз 
  говорили. 
  — Да брось нудить, старая ведьма, — грубо перебил ее Володька, — надоела ты 
  мне. 
  И, чувствуя за спиной одобрительное сопение Сеньки, он резко встал, подошел к 
  Надежде и, схватив ее за горло, бросил на лавку и стал душить. Надежда тихо 
  вскрикнула, забилась в его руках, но не могла вырваться. Сенька подбежал и 
  начал помогать Иванову. Они вдвоем навалились на нее, глаза Надежды все шире 
  открывались, она уже хрипела, перестала биться, умолкла. 
  В избе было тихо, за окном потрескивал разошедшийся мороз. 
  1930
  
Оглавление
       
      
         
      
        
      www.pseudology.org
      
        
      
     | 
   
 
 |