Валерий Леонидович Сердюченко Мария Шефнер, стихослагательница В своё время ваш слуга опубликовал в своих "Сердитых Стрелах" рецензию на изыскано-тонкоструйные поэзы Татьяны Калашниковой. "O, womens!" - вот как эта "Стрела" называлась. Она вызвала бурную реакцию со стороны жриц изящного слова, ибо, на свою беду, автор высказался в ней не только о женской поэзии, но и о вообще женщинах. Как говорил и пел Высоцкий, "тут такое началось, не сказать словами". Почтовый ящик автора затрещал от изобличений и анафем. Прелестные жрицы стали крыть вашего слугу только что не матом. Многократно избитый и исцарапанный, зарёкся писать о женщинах до конца дней. Но вот получаю от некоей редакции некоего журнала предложение написать оплаченную статью о фигурантке, чьё имя красуется в названии. Будучи нищ, аки церковная крыса, или как украинский доктор наук (что одно и тоже), воодушевился и залудил в упомянутое издание статью "Говорящие стихами". Через некоторое время получил категорический отказ в публикации. Текст отказа стоит того, чтобы его буквально воспроизвести: "Schefner skasala, chto ti naswal ee duroj i platit' den'gi sa eto ona otkasiwaetsa." Каково, читатель! Впрочем, предлагаю постояльцам "Русского Переплёта" ознакомиться с некоторыми абзацами этой статьи и решить, подписались ли бы они под нижеприведёнными цитатами из Пушкина и Льва Толстого. Пушкин: "Поэзия, мой Бог, должна быть немного глуповатой." Лев Толстой: "Наташа Ростова не удостаивала быть умной." Но вот сама статья, отвергнутая редакцией упомянутого издания: -------------------------------------------------------------------------------------- " /…/ Есть и третие. Назовём их "Говорящие стихами". Они не вступают в высоколобые дискуссии по поводу библейских древностей и будущего планеты. Их не влекут лавры Маргрет Тэтчер и Магрет Олбрайт. Уложив детей, супругов или возлюбленных спать, перемыв посуду и отключив телефон, они усаживаются за компьютер, подпирают щеку рукой и начинают другой рукой набирать что-нибудь, например, вроде: Да, я верую. И глубоко, и истово. Бью челом перед Богом, Чьи святые глаза Так мне в душу глядят Пронзительно-пристально, Что от них мне нигде Укрыться нельзя. Знаете, кого мы сейчас процитировали? Марию Шефнер. Недавно ваш покорный слуга стал обладателем её поэтического сборника "Високосный год" (изд-тво "Алетейя", С.-Петербург, 2004). Скажу сразу: более тонкоструйной poetry мне не приходилось читать. Будь автором этого сборника мужчина, его можно было бы заподозрить чёрт знает в чём, вплоть до гомосексуализма. Но Мария Шефнер женщина до мозга костей - и именно её стихи свидетельствуют об этом больше и лучше всего прочего. Это такой парад изысканных импровизаций на вечные женские темы. Её духовное "я" парит в парнасском поднебесье имени Игоря Северянина и изъясняется соответствующим образом: Жена поэта неприкрыта, Нага и незащищена, И ненавидима открыто За то лишь, что она - жена. Красавец ли, урод - но даден Певцу любому свой Дантес. Народ ревнив и кровожаден. И как же мило, если есть Такой земной, пикантный повод Зарыть землёю гордеца! С другой бы он достиг другого, Не столь позорного конца. Несправедливый сделал выбор! Так поделом ему! Ату! За счастье всеми быть любимым, А воспевать свою жену. Или вот, например: Менял подруг поэт неверный - Та - красивей, та - горячей, У той характер слишком скверный, А та не слушает речей... Менялся почерк у поэта, Лились поэмы и стихи. Весна прошла, отпело лето - Он не замаливал грехи. А вот ещё, например: Мой старый друг Опять исчез надолго. Мне нынче не с кем Разделить печаль. Пишу письмо. Да только что в нём толку? Пока прочтут его, Умчится время вдаль. Тому, кто назовёт это пародиями, автор плюнет в глаза. Перед нами завершённно-совершенный эталон женского ощущения мира. Те из женщин, что чувствуют этот мир не так, или не совсем так - не женщины, или не вполне женщины. Интеллектуальным гермафродитам типа автора этих строк не снилось подобных изысков. Они воспринимают "себя и вокруг" в ядовито-прозаической призме. От свежего воздуха они угорают, посланные в лес за пропитанием, возвращаются оттуда, укушенные вороной, с охапкой жимолости в руках и пакетом мухоморов подмышкой. Органолептические центры у них атрофированы, гениталии недоразвиты, головы забиты учёной трухой, а вместо сердечного чувствилища капустный кочан. "Яйцеголовые" - вот как мы ещё называемся. Чёрт бы побрал эту неспособность видеть мир таким, каким он предстаёт в стихах Марии Шефнер, или в индийском кинематографе, что одно и то же. Наша порода раз и навсегда описана Владимиром Набоковым: " /.../ Всегда плохо выбритый, в больших очках, за которыми, как в двух аквариу-мах, плавали два маленьких, прозрачных глаза, совершенно равнодушных к зрительным впечатлениям. Он был слеп как Мильтон, глух как Бетховен и глуп как бетон. Святая ненаблюдательность (а отсюда полная неосведомленность об окружающем мире - и полная неспособность что-либо именовать) - свойство почему-то довольно часто встречающееся у русского писателя-середняка, словно тут действует некий благотворный рок, отказывающий бесталанному в благодати чувственного познания, дабы он зря не изгадил материала /.../ Лишиневский рассказывал, что Ширин назначил ему деловое свидание в Зоологическом саду и, когда, после часового разговора, Лишиневский обратил его внимание на клетку с гиеной, обнаружилось, что тот едва ли сознавал, что в Зоологическом саду бывают звери, а вскользь посмотрев на клетку, машинально заметил: "Плохо, плохо наш брат знает мир животных", - и сразу продолжил обсуждать то, что его особенно в жизни волновало: деятельность и состав Правления литераторов в Германии." ("Дар") Совсем не то прелестная Мария Шефнер. Хотя бы потому, что пишет стихи, а не прозу. Вашему слуге, как и абсолютному человеческому большинству, не дано "говорить в рифму", поэты же из одних только стихов и состоят. "Поэзия, Бог мой, должна быть несколько глуповатой", - сказал Пушкин. Стихи Марии Шефнер отвечают этому требованию на сто процентов. Но есть просто глупость, а есть божественная глупость. Уверяем читателя, поэзия Марии принадлежит именно к этому, второму разряду: Ангел прозрачный! Дух бестелесный! Как же мне страшно Спугнуть тебя песней! Трепетным словом, Нежным касаньем Не оскорбить бы, Не одурманить! Взглядом горячим, Дрожью в ресницах Не опалить бы, В ночь не присниться. От бед и ошибок Тебя уберечь бы! А мне — и улыбок Хватило б для песни... Ты что-нибудь во всём этом понял, читатель? Лично автор ничего, но именно поэтому подписывается под каждой строчкой обеими завистливыми руками и клянётся, что во всём вышенаписанном нет малейшей иронии, но искреннее восхищение тем, что самому автору не дано и никогда уже не будет дано. Он несчастен именно в той мере, в какой сам не является Марией Шефнер. Источник Сердюченко   www.pseudology.org