| 
   
 |  | 
  
    | 
    
		
		Издательство "Ковчег", Москва, 1998
	 | 
    
    
		Феликс 
		Иванович Чуев
	 | 
   
  
    | 
	Солдаты империи
	Памятник при жизни, или 
	"Маэстро"
	 | 
   
  
    
	
		
		 В совсем недавние 
		времена, когда у нас был комсомол, практиковались так называемые 
		агитперелеты. В двух я участвовал — в компании прославленных асов, 
		Героев и дважды Героев, летал по многим точкам нашей огромной и, 
		казалось тогда, незыблемой в границах державы, в 1985–86 годах побывал в 
		Прибалтике, Закавказье, Казахстане, Средней Азии. Мы агитировали 
		молодежь поступать в летные училища. Уже чувствовалось что-то неладное в 
		стране, и за Авиацию, что прежде была любимицей нации, уже приходилось 
		агитировать. 
		 
		Салон Ил-18 был полон людьми с Золотыми Звездами. Там я и познакомился с 
		"Маэстро". Он участвовал в обоих перелетах. Целыми днями, с утра до 
		вечера, мы были заняты выступлениями в школах, техникумах и дворцах 
		культуры, ложились поздно, а утром — перелет в другой город. Во время 
		этих перелетов для меня и открылся "Маэстро"-рас-сказчик. 
		 
		Он был неутомим и никогда не повторялся. Я узнал, что он стал прототипом 
		главного героя в фильме о летчиках "В бой идут одни старики". И хороший 
		актер Леонид Быков играет "Маэстро". Однако самого Виталия Ивановича 
		Попкова — так зовут нашего героя — в фильме хватило на два персонажа: 
		кроме "Маэстро" он ещё и "лейтенант Кузнечик". По крайней мере, точно 
		как в фильме "лейтенант Кузнечик", Виталий Попков открыл на фронте счет 
		сбитым самолетам. Немногим известно об этом. Недавно участвовал Виталий Иванович в телевизионной игре "Поле чудес", но даже всезнающий 
		ведущий, характеризуя игрока, ни словом не обмолвился, что это — "Маэстро"... 
		 
		Когда Попков окончил училище и прибыл в боевой полк, пополнение принимал 
		сам командующий Первой воздушной армией Михаил Громов, Летчик Номер Один 
		Мира, как его называли полвека. Виталий Иванович кое-что рассказал мне 
		об этой встрече, а я написал такие стихи:
	
		
		 
		И снова над аэродромом круги, 
	
		Смущенные, первые дни фронтовые, 
	
		Смотришь 
		на ногти и на сапоги, 
	
		Белые от необузданной пыли.
		
	
		 
	
		И ожидание жизни самой, той, 
	
		Что ещё себя порасскажет, — 
	
		От звезд, 
		упрятанных над головой, 
	
		До нарисованных на фюзеляже.
	
		 
	
		— Ну и какой у тебя налет? — громко спросил великий Громов. 
		— Три часа! — взбодрился пилот. 
		— Силен ты! — великий пошел к другому. 
		 
		"Скромные были ребята, — говорит "Маэстро", — а тут, представляешь, сам 
		Громов! Смотрели на свои ногти да на сапоги..." 
		 
		Не знал Громов (а может, и знал!), что перед ним будущие Герои. Не 
		рассказывает "Маэстро", как доставались эти звезды на фюзеляже, что 
		такое сбить хотя бы один самолет... А рассказывает, как получил орден 
		Ленина и пошли с ребятами в кино:
		"Я привинтил орден на гимнастерку чуть полевее, чем нужно, а шинель 
		расстегнул, чтоб орден было видно. В кино очередь, как всегда, но Героям 
		Советского Союза — пожалуйста. Мне ещё до Героя далековато было, но 
		двинул без очереди. Кассирша посмотрела на мой орден Ленина, 
		привинченный так, словно правее, под полой шинели, предполагалась 
		Золотая Звезда, и, не сомневаясь в этом, выдала мне билеты на всю 
		компанию..." 
		 
		А почему "Маэстро", почему такое прозвище? В фильме рассказано, но не 
		совсем так, как было в жизни. Летали на истребителях, подаренных джазоркестром 
		
		Утесова — с нотами на фюзеляжах. При случае Виталий сел за 
		пианино и обратился к своим: 
		 
		— Ну, что вам сыграть? Могу, например, "Амурские волны"... 
		 
		Сыграл. Надо заметить, больше ничего он играть не умел, но этого вполне 
		хватило для получения титула "Маэстро". Разучили "Смуглянку" — "клен 
		зеленый, раскудрявый, лист резной..." Признаюсь, не могу спокойно 
		смотреть кадры фильма, где рука летчика сжимает штурвал и гашетку... "Клен зеленый..." Жизнь — мгновение. 
		 
		В "поющей эскадрилье" почти все — одиннадцать из четырнадцати — стали 
		Героями Советского союза. Когда в Кремле семеро получили высокие 
		награды, конечно, отправились в ресторан "Националь". 
		 
		— Ты видел там старинное зеркало с дырочкой вверху? — спрашивает Виталий 
		Иванович. — Это я стрелял! — улыбается он. 
		 
		Сдвинули столы. Война — можно было заказать только шампанское и 
		винегрет. Подошел официант: 
		 
		— Вам шампанское подогреть или так? 
		 
		"А дело в том, — поясняет "Маэстро", — что если пить подогретое 
		шампанское, то становишься неуправляемый и совершенно дурной". 
		 
		— Конечно подогреть! 
		 
		Обмывать так обмывать. Официант принес подогретое шампанское в вазе, 
		куда летчики сложили только что полученные у Калинина семь Золотых Звезд 
		и орденов Ленина. За соседним столиком что-то свое отмечали артисты, 
		среди которых без труда узнавался Кмит — Петька из легендарного 
		кинофильма "Чапаев". 
		 
		"А у нас у одного парня с шутками туговато было. Мы ему говорим: 
		 
		— Ты знаешь, а Кмит сказал, что ты дурак. 
		— Ну и что я должен делать? 
		— Как что? Дать ему по морде". 
		 
		Тот, недолго соображая, последовал совету товарищей. Началась потасовка, 
		аранжированная пистолетной пальбой, к счастью не повредившей никому и 
		ничему, кроме ресторанного зеркала. На многие годы осталась дырочка... 
		Однако вызвали патруль. Появился кавалерийский майор в бурке и 
		папахе, а при нём солдат с винтовкой. Кавалерист решительно направился к 
		летчикам, и взгляд его завороженно окунулся в вазу с Золотыми Звездами в 
		шампанском. Такого количества их в одной вазе он ещё не видел. Майор 
		покрутил ус, велел солдату выйти за дверь, а когда узнал, что эти 
		летчики-истребители из дивизии Василия Иосифовича Сталина, у него 
		окончательно пропала охота их задерживать. Кавалерист подсел к "семерке 
		смелых", и праздник пошел по новому витку, без драки, конечно. Да и 
		драться стало не с кем — артисты предусмотрительно удалились, поняв, что 
		нечего переть против такого звездопада... 
		 
		В этот раз обошлось. А на фронте за какую-то провинность командир полка 
		приказал посадить "Маэстро" "на губу". Но поскольку в авиационном полку 
		сроду никакой гауптвахты не водилось, велено было отвести провинившегося 
		в траншею за селом. "Вела меня девчонка с винтовкой. Ремень с меня сняли, она ведет меня по 
		селу под конвоем, все прильнули к заборам, а я нарочно распахнул шинель, 
		чтоб видели мою Золотую Звезду и ордена, и громко говорю ей, не 
		оборачиваясь: 
		 
		— И тебе перед всеми людьми не стыдно меня, сталинского сокола, Героя 
		Советского Союза, вести под конвоем? 
		 
		Она заканючила: 
		 
		— Разве я по своей воле? Мне при-ка-за-а-ли... — И как заревет! 
		 
		А я, довольный, иду. 
		 
		Привела к траншее. Сижу, ворон считаю. Через полчаса прибегает командир 
		полка, приносит ремень и шлем: 
		 
		— Хватит отсиживаться, давай скорее на задание! 
		 
		А было ещё, стал наведываться к истребителям немецкий разведчик — 
		"рама". Покружит, понюхает и улетит. Не удавалось достать эту "раму", 
		непростая штука. Стал донимать летчиков начхоз: 
		 
		— Эх вы, герои! Слабо его сбить? Вот кто собьет, тому дам бритву 
		"Золинген"! 
		 
		Знатная бритва. Помню, у моего отца была — "трофейная".
		"Маэстро", конечно, заключил пари с начхозом, выбрал момент, 
		взлетел и срубил "раму". Начхоз, однако, бритву все-таки зажал...
		Вертится у меня в голове давняя песня, наверное самодельная, кто её 
		сейчас помнит? Мне её как-то напел мой давний друг известный фотомастер 
		Миша Харлампиев, и я её запомнил, потому что живу этим: 
		 
		Над аэродромом раскатился громом  
		с рокотом знакомый самолет,  
		это из-за тучи наш товарищ лучший  
		боевой привет нам шлет. 
	
		  
		Эх, крепки ребята-ястребки,  
		с "Мессершмиттом" справится любой,  
		ты согрей нас жарко, фронтовая чарка,  
		завтра утром снова в бой. 
	
		  
		Расскажи-поведай о своей Победе,  
		как ты нынче справился с врагом,  
		за последней хатой рухнул фриц проклятый,  
		загудела степь кругом... 
		 
		41 самолет сбил "Маэстро" лично и 6 в группе. Получил вторую Золотую 
		Звезду. Тут уж полагается бронзовый бюст на родине. А он москвич. 
		Известно, как неохотно ставят памятники в столице. А он к тому же 
		единственный в Москве живой дважды Герой! Фурцева против: 
		 
		— Давайте где-нибудь в другом городе! 
		— Нет, по Указу положено на родине! — настаивал "Маэстро". 
		 
		И поставили. И открыли — 20 февраля 1953 года на Самотечном бульваре. 
		Молодой, красивый, из породы рыцарей, бронзовый капитан Попков... Мимо 
		проходят жители и гости столицы и не ведают, что спешащий по делам 
		генерал-лейтенант Авиации в черной морской шинели — тот самый 
		"Маэстро"... 
		 
		Он родился в Москве, но в детстве подолгу жил в Сочи, потому что его 
		отец, член партии с 1917 года, работал шофером в гараже ВЦИК, в 
		Манеже, 
		возил вождей, а летом машины грузили в вагоны, прикрепленные к 
		правительственному поезду, вожди уезжали на отдых. В Сочи машины 
		выкатывали прямо на перрон, и, скажем, Молотов или Ворошилов тут же 
		садились в свой "кадиллак" или "бьюик". Видел Виталий и Сталина — 
		чаще всего вместе с Кировым, у них была большая дружба. Киров любил 
		заводить патефон, Молотов отлично музицировал на пианино и играл в 
		городки, шагал с теннисной ракеткой Буденный... Познакомился с сыном 
		Сталина Васей, он был на год постарше, к нему "приклеивались" мальчишки, 
		чтоб с ним пройти на пляж. Через годы встретились на фронте... 
		 
		В Сочи будущий "Маэстро" и научился играть на пианино "Амурские 
		волны"...
		Лазили к Сталину на дачу за клубникой, малиной.
		"Дурные были, — смеется Виталий Иванович, — чекист мог бы запросто 
		застрелить из-за кустов". 
		 
		Запомнилось, как Сталин подшучивал над своим дворником: 
		 
		— А что, Костя, если в Англии произойдет революция, сядешь там на место 
		Чемберлена? 
		— Да я здесь уже привык, — отвечал Костя", — но если вы скажете, товарищ 
		Сталин... 
		 
		Запомнилось и взволновавшее всех окрестных обитателей событие, названное 
		покушением на Сталина.
		У мыса Пицунда стояла погранзастава. Её приехал проверять нарком 
		внутренних дел Абхазии. Начальник заставы пожаловался, что не на чем 
		отвезти грязное белье в прачечную, в Гагру. Нарком посоветовал: 
		 
		— Подзови к себе катер, пусть заберет корзину с бельем, отвезет и 
		привезет. 
		 
		Катер был быстроходный, переделанный из торпедного, время от времени 
		возил членов Политбюро. 
		 
		— А как я его к себе подзову? — спросил начальник заставы. Радио тогда 
		ещё не было: 
		— Покричи в рупор, а если не поймет, дай поверх него пулеметную очередь. 
		 
		...Увидев катер, начальник заставы по рупору стал звать его к себе. 
		Катер подошел к заставе. 
		 
		— Возьми у меня корзину с грязным бельем! — крикнул в рупор начальник 
		заставы капитану. 
		 
		Тот в ответ покрутил пальцем у виска, — мол, с ума сошел. И отчалил. 
		Начальник заставы ничего не понял и велел дать поверх катера пулеметную 
		очередь. Дали. И даже задели катер — потом две или три пробоины 
		обнаружили. Но дело в том, что в этот день на катере был Сталин с 
		некоторыми из членов Политбюро. Заставу — восемь человек — расстреляли. 
		Раздули "дело". Нашли "заговорщиков" с оптической винтовкой — в Абхазии 
		уже тогда возникали вооруженные конфликты, и оружие у населения при 
		желании можно было найти. Всего расстреляли 52 человека, которые "сознались", кроме двух, отрицавших свое участие в 
		"заговоре". 
		 
		Известная российская дурость была всему виной... 
		
		 
		Она проявилась и в другом случае, уже во время войны. Полковник В.И. 
		Сталин 
		поручил капитану В.И. Попкову организовать рыбалку. Для этого 
		выплавили содержимое 250-килограммовой немецкой бомбы и разлили 
		взрывчатку по консервным банкам. Она загустела, как мыло, вставили в 
		банку взрыватель, подожгли и бросили в речку. Никакого эффекта. Нашлась 
		умная голова, посоветовала: 
		 
		— Давайте возьмем со склада реактивный снаряд! 
		 
		Так и сделали. Решили: запал горит 22 секунды, за это время можно 
		бросить снаряд в реку, самим разбежаться и упасть на землю. 
		Бросили. Снаряд забулькал в воде и не взорвался. 
		Василий Иосифович предложил: 
		 
		— Давайте сделаем запал на 16 секунд — успеем отбежать! 
		 
		Попробовали — снова не вышло. Решили сделать на 10 секунд — успеем! 
		Полковой инженер, державший снаряд, сидел под березой. Снаряд взорвался 
		у него в руках, вычистил туловище, как рыбу, — сердце оказалось на одной 
		ветке, печень на другой... Остальные участники успели отбежать, однако 
		один осколок угодил Василию... в задницу. Приехала комиссия разбираться, 
		спрашивают у Попкова: 
		 
		— Кто приказал организовать рыбалку? 
		— Полковник Сталин. 
		 
		Заскучали. А командиром полка был майор Бобков, и наверх пошел рапорт, 
		что в полку Бобкова летчики пьют спирт, не разбавляя. 
		 
		— Если не умеете пить, пейте воду и закусывайте картошкой, — сказал 
		генерал Руденко. 
		 
		Василий в это время лежал в госпитале в Москве. 
		 
		"Мы с Бобковым решили его проведать, — говорит "Маэстро". — Героям 
		Советского Союза тогда давали бутылку водки, 200 граммов масла и кусок 
		колбасы. Я взял с собой ещё одного Героя, чтобы водки больше было, 
		и мы прибыли к Василию. Он лежал в одной палате с летчиком "Нормандии-Неман" Героем Советского Союза
		Роланом де Ла Пуапом. А Бобков 
		без мата слова сказать не мог — такая у него была особенность. Василий 
		говорит французу: 
		 
		— Видишь, какие у нас в армии простые отношения? Мой подчиненный вот так 
		разговаривает с командиром дивизии. 
		— А почему ты майор? — обратился он к
		Бобкову. — Я же тебе ещё под 
		Сталинградом присвоил подполковника! 
		— А приказ забыли написать, тра-та-та-та, — ответил Бобков. 
		 
		Василий снял телефонную трубку и позвонил в отдел ЦК партии. Сделали. 
		 
		...Виталий Иванович показывает изданную в США книгу об асах 
		Второй 
		мировой войны с надписью: "Бывшему врагу, нынешнему другу. Гюнтер
		Ралль". 
		 
		Гюнтер Ралль, третий ас вермахта, сбивший 275 советских самолетов. Его 
		превзошли только Эрих 
		Хартман — 352 Победы и Герхард 
		Баркхорн — 301 
		сбитый самолет. Ныне Ралль — депутат бундестага, входит в Клуб асов 
		мира. В первый день войны 22 июня 1941 года он сбил над Брестом в одном 
		бою 9 советских самолетов. 
		 
		— А почему не 10? — спросил его Попков. Немец показал пальцами, как бы 
		нажимая на гашетку: кончились снаряды. 
		— А Ла-5 сбивал? — спросил "Маэстро". 
		— Ни одного, — ответил 
		Ралль. 
		 
		То ли на самом деле Правду сказал, то ли потому так ответил, что Попков 
		летал на Ла-5... 
		 
		В книге десятки фотографий немецких асов, сбивших более ста советских 
		самолетов. Лучшие наши истребители: Кожедуб — 62, Покрышкин — 59... Я 
		понимаю, что коэффициент — отношение боевых вылетов к сбитым самолетам — 
		у наших летчиков выше, чем у немецких, и все же в чем дело? 
		 
		— У немцев подготовка была намного выше, — говорит Виталий Иванович. — 
		Вооружение мощнее. К тому же эти летчики занимались вольной охотой и не 
		сопровождали, как мы, бомбардировщики и штурмовики. К 
		чести 
		"Маэстро" надо заметить, что он под Сталинградом сбил одного из лучших 
		летчиков Третьего рейха — Германа 
		Графа, на счету которого был 221 
		сбитый советский самолет! 
		 
		Герман Граф побыл в плену, ныне здравствует... 
		 
		— Правильно сделал, что ты его сбил, это такой тип! — сказал Попкову 
		Гюнтер Ралль... 
		 
		Иногда "Маэстро" можно встретить в красном пиджаке Клуба асов 
		Второй 
		мировой войны. Американцы включили его в десятку сильнейших в мире. 
		Может быть, знают, что он к тем сбитым немецким самолетам добавил в 
		Корее ещё три американские машины, среди которых "Летающая крепость", 
		хотя в своем справочнике американцы написали о нём так: "Виталий И. 
		Попков, дважды Герой Советского Союза. Сбил 47 самолетов, где — 
		неизвестно (вероятно, летчик-шпион)". 
		 
		— Как их Пауэрс! — смеется Виталий Иванович. 
		 
		А в Корее он побывал в начале 50-х, будучи заместителем трижды Героя 
		Ивана Никитича Кожедуба. Но если спросить о его "командировке" на 
		Корейскую войну, то "Маэстро" расскажет, как Кожедуб потерял там свой 
		чемодан, а он нашел... Посольство Корейской Народно-Демократической 
		Республики не забывает приглашать его по торжественным случаям... 
		 
		Он и сейчас остается таким же веселым и по-детски проказливым. Глаза 
		мальчишески-шкодливые, с искрой шалости. Так и кажется, сейчас 
		что-нибудь отмочит. Идем с ним по улице, он наклонился к пацану, 
		глотающему мороженое: 
		 
		— Дай лизнуть! 
		 
		Тот поднял головенку, увидел седого генерала с двумя Золотыми Звездами и 
		обалдел... 
		 
		Такой он для меня, сегодняшний "Маэстро". И ещё вижу, как несет он Знамя 
		Победы на юбилейном параде через пять десятилетий после той войны. И за 
		этим знаменем в небе его друзья, живые и мертвые, и он сам на Самотечном 
		бульваре, бронзовый победитель из 40-х, 50-х годов 
		Второй мировой и иных 
		войн, а рядом прохрдят тысячи и тысячи современных побежденных. Это мне 
		напоминает страшную немецкую фотографию, на которой от горизонта тянутся 
		советские пленные. Нынешние побежденные шагают не с поднятыми руками, 
		как и те из 1941 года, где и конвойных-то не видно... Но после 
		1941-го был 1945-й. 
		 
		"Клен зеленый, раскудрявый, лист резной..." 
		 
		Он подарил мне свою фотографию 1945 года и написал:
		"Моему другу, пилоту по происхождению я бойцу по душе! На добрую память, 
		с уважением — бывший "Кузнечик" и "Маэстро". 
		 
		Я счастлив, что могу позвонить живому победителю, которому в Москве 
		стоит памятник.
	 
	
		
		Оглавление
     
    
 
    
      
      
      www.pseudology.org
     | 
   
 
 |