|
|
СКАЗКА О МОЛОДИЛЬНЫХ ЯБЛОКАХ
И ЖИВОЙ ВОДЕ
Русская народная сказка
В некотором царстве, в некотором государстве
жил да был царь, и было у него три сына: старшего
звали Федором, второго Василием, а младшего
Иваном.
Царь очень устарел и глазами обнищал, а слыхал
он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве
есть сад с молодильными яблоками и колодец с
живой водой. Если съесть старику это яблоко -
помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу -
будет видеть. Царь собирает пир на весь мир, зовет
на пир князей и бояр и говорит им:
- Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников,
выбрался из охотников, съездил за тридевять
земель, в тридесятое царство, привез бы
молодильных яблок и живой воды кувшинец о
двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства
отписал.
Тут больший стал хорониться за середнего, а
середний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит царевич Федор и говорит:
- Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в
эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке,
молодильных яблок и живой воды кувшинец о
двенадцати рылец.
Пошел Федор-царевич на конюший двор, выбирает
себе коня неезженного, уздает узду неузданную,
берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать
подпруг с подпругою - не ради красы, а ради
крепости... Отправился Федор-царевич в дорожку.
Видели, что садился, а не видели, в кою сторону
укатился...
Ехал он близко ли, далеко ли, низко ли высоко ли,
ехал день до вечеру - красна солнышка до закату. И
доезжает до росстаней, до трех дорог. Лежит на
росстанях плита-камень, на ней надпись:
"Направо поедешь - себя спасать, коня
потерять. Налево поедешь - коня спасать, себя
потерять. Прямо поедешь - женату быть".
Поразмыслил Федор-царевич: "Давай поеду, где
женату быть".
И повернул на ту дорожку, где женатому быть.
Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой
крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит
ему:
- Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной
хлеба-соли откушать и спать-почивать.
- Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном дороги
не скоротать. Мне надо вперед двигаться.
- Царский сын, не торопись ехать, а торопись
делать, что тебе любо-дорого.
Тут прекрасная девица его из седла вынула и в
терем повела. Накормила его, напоила и спать на
кровать положила.
Только лег Федор-царевич к стенке, эта девица
живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в
яму глубокую...
Долго ли, коротко ли - царь опять собирает пир,
зовет князей и бояр и говорит им:
- Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников -
привезти мне молодильных яблок и живой воды
кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку
полцарства отписал.
Тут опять больший хоронится за середнего, а
середний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит второй сын, Василий-царевич:
Идет Василий-царевич на конюший двор, выбирает
коня неезженного, уздает узду неузданную, берет
плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с
подпругою.
Поехал Василий-царевич. Видели, как садился, а не
видели, в кою сторону укатился... Вот он доезжает
до росстаней, где лежит плита-камень, и видит:
"Направо поедешь - себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь - коня спасать, себя потерять.
Прямо поедешь - женату быть".
Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой,
где женатому быть. Доехал до терема с золотой
крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и
просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать.
- Царский сын, не торопись ехать, а торопись
делать, что тебе любо-дорого...
Тут она его из седла вынула, в терем повела,
накормила, напоила и спать положила.
Только Василий-царевич лег к стенке, она опять
повернула кровать, и он полетел в подполье. А там
спрашивают:
- Кто летит?
- Василий-царевич. А кто сидит?
- Федор-царевич.
- Вот, братан, попали!
Долго ли, коротко ли - в третий раз царь собирает
пир, зовет князей и бояр:
- Кто бы выбрался из охотников привезти
молодильных яблок и живой воды кувшинец о
двенадцати рылец? Я бы этом у седоку полцарства
отписал. Тут опять больший хоронится за
середнего, середний за меньшого, а от меньшого
ответу нет. Выходит Иван-царевич и говорит:
- Дай мне, батюшка, благословеньице, с буйной
головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство -
поискать тебе молодильных яблок и живой воды да
поискать еще моих братьецев.
Дал ему царь благословеньице. Пошел
Иван-царевич в конюший двор - выбирать себе коня
по разуму. На которого коня ни взглянет, тот
дрожит, на которого руку положит - тот с ног
валится...
Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идет,
повесил буйну голову. Навстречу ему
бабушказадворенка:
- Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь
кручинен-печален?
- Как же мне, бабушка, не печалиться - не могу
найти коня по разуму.
- Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит
закованный в погребу, на цепи железной. Сможешь
его взять - будет тебе конь по разуму.
Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту
железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко
добру коню, стал ему конь своими передними ногами
на плечи. Стоит Иван-царевич - не шелохнется.
Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и
Ивана-царевича вытащил. И тут Иван-царевич его
обуздал уздою неузданной, оседлал седельцем
неезженным, наложил двенадцать подпруг с
подпругою - не ради красы, ради славушки
молодецкой. Отправился Иван-царевич в
путь-дорогу. Видели, что садился, а не видели, в
кою сторону укатился... Доехал он до росстаней и
поразмыслил: "Направо ехать - коня потерять.
Куда мне без коня-то? Прямо ехать - женатому быть.
Не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево ехать -
коня спасти. Эта дорога самая лучшая для меня".
И поворотил он по той дороге, где коня спасти -
себя потерять. Ехал он долго ли, коротко ли, низко
ли, высоко ли, по зеленым лугам, по каменным горам,
ехал день до вечеру - красна солнышка до закату - и
наезжает на избушку.
Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне
передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти. Избушка
повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу
передом. Зашел он в нее, а там сидит баба-яга,
старых лет, шелковый кудель мечет, а нитки через
грядки бросает.
- Фу, фу, - говорит, - русского духу слыхом не
слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам
пришел. А Иван-царевич ей:
- Ах ты, баба-яга - костяная нога, не поймавши
птицу - теребишь, не узнавши молодца - хулишь. Ты
бы сейчас вскочила да меня, добра молодца,
дорожного человека, накормила, напоила и для ночи
постелю собрала. Я бы улегся, ты бы села к
изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал
сказывать - чей да откуда. Вот баба-яга это дело
все справила - царевича накормила, напоила и на
постелю уложила; села к изголовью и стала
спрашивать:
- Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да
откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын?
- Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то
государства, царский сын Иван-царевич. Еду за
тридевять земель, за тридевять озер, в тридесятое
царство за живой водой и молодильными яблоками.
- Ну, дитя мое милое, далеко же тебе ехать: живая
вода и молодильные яблоки - у сильной богатырки,
девицы Синеглазки, она мне родная племянница. Не
знаю, получишь ли ты добро...
- А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным
плечам, направь меня на ум-разум.
- Много молодцов проезживало, да не много
вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня.
Мой конь будет бойчее, довезет он тебя до моей
середней сестры, она тебя научит.
Иван-царевич поутру встает ранехонько,
умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за
ночлег и поехал на ее коне.
Вдруг он и говорит коню:
- Стой! Перчатку обронил.
А конь отвечает:
- В кою пору ты говорил, я уже двести верст
проскакал...
Едет Иван-царевич близко ли, далеко ли. День до
ночи коротается. И завидел он впереди избушку на
курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне
передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти. Избушка
повернулась к лесу задом, к нему передом.
Вдруг слышно - конь заржал, и конь под
Иваномцаревичем откликнулся. Кони-то были
одностадные. Услышала это баба-яга - еще старее
той - и говорит:
- Приехала ко мне, видно, сестрица в гости. И
выходит на крыльцо:
- Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не
видано, а нынче русский дух сам пришел. А
Иван-царевич ей:
- Ах ты, баба-яга - костяная нога, встречай гостя
по платью, провожай по уму. Ты бы моего коня
убрала, меня бы, добра молодца, дорожного
человека, накормила, напоила и спать уложила...
Баба-яга это дело все справила - коня убрала, а
Ивана-царевича накормила, напоила, на постель
уложила и стала спрашивать, кто он да откуда и
куда путь держит.
- Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то
государства, царский сын Иван-царевич. Еду за
живой водой и молодильными яблоками к сильной
богатырке, девице Синеглазке...
- Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро.
Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки!
- А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным
плечам, направь меня на ум-разум.
- Много молодцов проезживало, да не много
вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня,
поезжай к моей старшей сестре. Она лучше меня
научит, что делать.
Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи,
поутру встает ранехонько, умывается белешенько.
Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне.
А этот конь еще бойчей того.
Вдруг Иван-царевич говорит:
- Стой! Перчатку обронил.
А конь отвечает:
- В кою пору ты говорил, я уж триста верст
проскакал.
Не скоро дело делается, скоро сказка
сказывается. Едет Иван-царевич день до вечера -
красна солнышка до закату. Наезжает на избушку на
курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, обернись к лесу задом, ко мне
передом! Мне не век вековать, а одну ночь
ночевать.
Вдруг заржал конь, и под Иваном-царевичем конь
откликается. Выходит на крыльцо баба-яга, старых
лет, еще старее той. Поглядела - конь ее сестры, а
седок чужестранный, молодец прекрасный... Тут
Иван-царевич вежливо ей поклонился и ночевать
попросился. Делать нечего! Ночлега с собой не
возят - ночлег каждому: и пешему и конному, и
бедному и богатому.
Баба-яга все дело справила - коня убрала, а
Ивана-царевича накормила, напоила и стала
спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
- Я, бабушка, такого-то царства, такого-то
государства, царский сын Иван-царевич. Был у
твоей младшей сестры, она послала к середней, а
середняя сестра к тебе послала. Дай свою голову
моим могутным плечам, направь меня на ум-разум,
как мне добыть у девицы Синеглазки живой воды и
молодильных яблок.
- Так и быть, помогу я тебе, Иван-царевич. Девица
Синеглазка, моя племянница, - сильная и могучая
богатырка. Вокруг ее царства - стена три сажени
вышины, сажень толщины, у ворот стража - тридцать
богатырей. Тебя и в ворота не пропустят. Надо тебе
ехать в середину ночи, ехать на моем добром коне.
Доедешь до стены - бей коня по бокам плетью
нехлестанной. Конь через стену перескочит. Ты
коня привяжи и иди в сад. Увидишь яблоню с
молодильными яблоками, а под яблоней колодец. Три
яблока сорви, а больше не бери. И зачерпни из
колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не
заходи, а садись на коня и бей его по крутым бокам.
Он тебя через стену перенесет.
Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а
сел на ее доброго коня и поехал в ночное время.
Этот конь поскакивает, мхи-болота перескакивает,
реки, озера хвостом заметает.
Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли,
доезжает Иван-царевич в середине ночи до высокой
стены. У ворот стража спит - тридцать могучих
богатырей. Прижимает он своего доброго коня, бьет
его плетью нехлестанной. Конь осерчал и
перемахнул через стену. Слез Иван-царевич с коня,
входит в сад и видит - стоит яблоня с серебряными
листьями, золотыми яблоками, а под яблоней
Молодец. Иван-царевич сорвал три яблока, а больше
не стал брать да зачерпнул из колодца живой воды
кувшинец о двенадцати рылец. И захотелось ему
самою увидать сильную, могучую богатырку, девицу
Синеглазку.
Входит Иван-царевич в терем, а там спят: по одну
сторону шесть полениц - девиц-богатырок и по
другую сторону шесть, а посредине разметалась
девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог
шумит. Не стерпел Иван-царевич, приложился,
поцеловал ее и вышел... Сел на доброго коня, а конь
говорит ему человеческим голосом:
- Не послушался ты, Иван-царевич, вошел в терем к
девице Синеглазке! Теперь мне стены не
перескочить.
Иван-царевич бьет коня плетью нехлестанной.
- Ах ты конь, волчья сыть, травяной мешок, нам
здесь не ночевать, а голову потерять!
Осерчал конь пуще прежнего и перемахнул через
стену, да задел об нее одной подковой - на стене
струны запели и колокола зазвонили.
Девица Синеглазка проснулась да увидала
покражу:
- Вставайте, у нас покража большая!
Велела она оседлать своего богатырского коня и
кинулась с двенадцатью поленицами в погоню за
Иваном-царевичем.
Гонит Иван-царевич во всю прыть лошадиную, а
девица Синеглазка гонит за ним. Доезжает он до
старшей бабы-яги, а у нее уже конь выведенный,
готовый. Он - со своего коня да на этого и опять
вперед погнал... Иван-то царевич за дверь, а девица
Синеглазка - в дверь и спрашивает у бабы-яги:
- Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли?
- Нет, дитятко.
- Бабушка, здесь молодец не проезживал ли?
- Нет, дитятко. А ты с пути-дороги поешь молочка.
" - Поела бы я, бабушка, да долго корову доить.
- Что ты, дитятко, живо справлю...
Пошла баба-яга доить корову - доит, не торопится.
Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала
за Иваном-царевичем.
Доезжает Иван-царевич до середней бабы-яги, коня
сменил и опять погнал. Он - за дверь, а девица
Синеглазка - в дверь:
- Бабушка, не прорыскивал ли зверь, не проезжал
ли добрый молодец?
- Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги поела
блинков.
- Да долго печь будешь.
- Что ты, дитятко, живо справлю...
Напекла баба-яга блинков - печет, не торопится.
Девица Синеглазка поела и опять погнала за
Иваномцаревичем.
Он доезжает до младшей бабы-яги, слез с коня, сел
на своего коня богатырского и опять погнал. Он -
за дверь, девица Синеглазка - в дверь и спрашивает
у бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец.
- Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги в баньке
попарилась.
- Да ты долго топить будешь.
- Что ты, дитятко, живо справлю...
Истопила баба-яга баньку, все изготовила. Девица
Синеглазка попарилась, обкатилась и опять
погнала в сугон. Конь ее с горки на горку
поскакивает, реки, озера хвостом заметает. Стала
она Ивана-царевича настигать.
Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с
тринадцатой - девицей Синеглазкой - ладят на него
наехать, с плеч голову снять. Стал он коня
приостанавливать, девица Синеглазка наскакивает
и кричит ему:
- Что ж ты, вор, без спросу из моего колодца пил да
колодец не прикрыл!
А он ей:
- Что же, давай разъедемся на три прыска [34]
лошадиных, давай силу пробовать.
Тут Иван-царевич и девица Синеглазка заскакали
на три прыска лошадиных, брали палицы боевые,
копья долгомерные, сабельки острые. И съезжались
три раза, палицы поломали, копья-сабли исщербили -
не могли друг друга с коня сбить. Незачем стало им
на добрых конях разъезжаться, соскочили они с
коней и схватились в охапочку.
Боролись с утра до вечера - красна солнышка до
закату. У Ивана-царевича резва ножка
подвернулась, упал он на сыру землю. Девица
Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и
вытаскивает кинжалище булатный - пороть ему белу
грудь.
Иван-царевич и говорит ей:
- Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше
возьми за белые руки, подними со сырой земли,
поцелуй в уста сахарные.
Тут девица Синеглазка подняла Ивана-царевича со
сырой земли и поцеловала в уста сахарные. И
раскинули они шатер в чистом поле, на широком
раздолье, на зеленых лугах. Тут они гуляли три дня
и три ночи. Здесь они и обручились и перстнями
обменялись. Девица Синеглазка ему говорит:
- Я поеду домой - и ты поезжай домой, да смотри
никуда не сворачивай... Через три года жди меня в
своем царстве.
Сели они на коней и разъехались... Долго ли,
коротко ли, не скоро дело делается, скоро сказка
сказывается - доезжает Иван-царевич до росстаней,
до трех дорог, где плита-камень, и думает:
"Вот нехорошо! Домой еду, а братья мои
пропадают без вести".
И не послушался он девицы Синеглазки, своротил
на ту дорогу, где женатому быть... И наезжает на
терем под золотой крышей. Тут под
Иваном-царевичем конь заржал, и братьевы кони
откликнулись. Кони-то были одностадные...
Иван-царевич взошел на крыльцо, стукнул кольцом
- маковки на тереме зашатались, оконницы
покривились. Выбегает прекрасная девица.
- Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди со
мной хлеба-соли откушать и спать-почивать. Повела
его в терем и стала потчевать. Иван-царевич не
столько ест, сколько под стол кидает, не столько
пьет, сколько под стол льет. Повела его
прекрасная девица в спальню.
- Ложись, Иван-царевич, спать-почивать. А
Иван-царевич столкнул ее на кровать, живо кровать
повернул, девица и полетела в подполье, в яму
глубокую.
Иван-царевич наклонился над ямой и кричит:
- Кто там живой?
А из ямы отвечают:
- Федор-царевич да Василий-царевич.
Он их из ямы вынул - они лицом черны, землей уж
стали порастать. Иван-царевич умыл братьев живой
водой - стали они опять прежними.
Сели они на коней и поехали... Долго ли, коротко
ли, доехали до росстаней. Иван-царевич и говорит
братьям:
- Покараульте моего коня, а я лягу отдохну. Лег на
шелковую траву и богатырским сном заснул. А
Федор-царевич и говорит Василию-царевичу:
- Вернемся мы без живой воды, без молодильных
яблок - будет нам мало чести, нас отец пошлет
гусей пасти.
Василий-царевич отвечает:
- Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти
вещи возьмем и отцу в руки отдадим.
Вот они у него из-за пазухи вынули молодильные
яблоки и кувшин с живой водой, а его взяли и
бросили в пропасть. Иван-царевич летел туда три
дня и три ночи.
Упал Иван-царевич на самое взморье,
опамятовался и видит: только небо и вода, и под
старым дубом у моря птенцы пищат - бьет их погода.
Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов
покрыл, а сам укрылся под дуб.
Унялась погода, летит большая птица Нагай.
Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов:
- Детушки мои милые, не убила ли вас
погодушканенастье?
- Не кричи, мать, нас сберег русский человек,
своим кафтаном укрыл.
Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича:
- Для чего ты сюда попал, милый человек?
- Меня родные братья в пропасть бросили за
молодильные яблоки да за живую воду.
- Ты моих детей сберег, спрашивай у меня, чего
хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли
драгоценного.
- Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни
серебра, ни камня драгоценного. А нельзя ли мне
попасть в родную сторону?
Нагай-птица ему отвечает:
- Достань мне два чана - пудов по двенадцати -
мяса.
Вот Иван-царевич настрелял на взморье гусей,
лебедей, в два чана поклал, поставил один чан
Нагайптице на правое плечо, а другой чан - на
левое, сам сел ей на хребет. Стал птицу Нагай
кормить, она поднялась и летит в вышину.
Она летит, а он ей подает да подает... Долго ли,
коротко ли так летели, скормил Иван-царевич оба
чана. А птица Нагай опять оборачивается. Он взял
нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице
подал. Она летит, летит и опять оборачивается. Он
с другой ноги срезал мясо и подал. Вот уже
недалеко лететь осталось. Нагай-птица опять
оборачивается. Он с груди у себя мясо срезал и ей
подал.
Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до
родной стороны.
- Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще
последнего кусочка отродясь не едала.
Иван-царевич ей и показывает раны. Нагай-птица
рыгнула, три куска вырыгнула:
- Приставь на место. Иван-царевич приставил -
мясо и приросло к костям.
- Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой
полечу.
Поднялась Нагай-птица в вышину, а Иван-царевич
пошел путем-дорогой на родную сторону.
Пришел он в столицу и узнает, что Федор-царевич и
Василий-царевич привезли отцу живой воды и
молодильных яблок и царь исцелился: по-прежнему
стал здоровьем крепок и глазами зорок.
Не пошел Иван-царевич к отцу, к матери... В ту пору
за тридевять земель, в тридесятом царстве
сильная богатырка Синеглазка родила двух
сыновей. Они растут не по дням, а по часам. Скоро
сказка сказывается, не скоро дело делается -
прошло три года. Синеглазка взяла сыновей,
собрала войско и пошла искать Ивана-царевича.
Пришла она в его царство и в чистом поле, в
широком раздолье, на зеленых лугах раскинула
шатер белополотняный. От шатра дорогу устелила
сукнами цветными. И посылает в столицу царю
сказать:
- Царь, отдай царевича. Не отдашь - все царство
потопчу, пожгу, тебя в полон возьму.
Царь испугался и посылает старшего -
Федора-царевича. Идет Федор-царевич по цветным
сукнам, подходит к шатру белополотняному.
Выбегают два мальчика:
- Матушка, это не наш ли батюшка идет?
- Нет, детушки, это ваш дяденька.
- А что прикажешь с ним делать?
- А вы, детушки, угостите его хорошенько. Тут эти
двое пареньков взяли трости и давай хлестать
Федора-царевича пониже спины. Били, били, он едва
ноги унес.
А Синеглазка опять посылает к царю:
- Отдай царевича...
Пуще испугался царь и посылает среднего -
Василия-царевича. Он подходит к шатру. Выбегают
два мальчика:
- Матушка, это не наш ли батюшка идет?
- Нет, детушки, это ваш дяденька. Угостите его
хорошенько.
Двое пареньков опять давай дядю тростями
чесать. Били, били, Василий-царевич едва ноги
унес. Синеглазка в третий раз посылает к царю:
- Ступайте, ищите третьего сынка, Ивана-царевича.
Не найдете - все царство потопчу, пожгу. Царь еще
пуще испугался, посылает за Федоромцаревичем и
Василием-царевичем, велит им найти брата,
Ивана-царевича. Тут братья упали отцу в ноги и во
всем повинились: как у сонного Ивана-царевича
взяли живую воду и молодильные яблоки, а самого
бросили в пропасть.
Услышал это царь и залился слезами. А в ту пору
Иван-царевич сам идет к Синеглазке...
Подходит он к белополотняному шатру. Выбегают
два мальчика:
- Матушка, матушка, к нам кто-то идет... А
Синеглазка им:
- Возьмите его за белые руки, ведите в шатер. Это
ваш родной батюшка. Он безвинно три года страдал.
Тут Ивана-царевича взяли за белые ручки, ввели в
шатер. Синеглазка его умыла и причесала, одежду
на нем сменила и спать уложила...
На другой день Синеглазка и Иван-царевич
приехали во дворец. Тут начался пир на весь мир -
честным пирком да и за свадебку. Федору-царевичу
и Василию-царевичу мало было чести, прогнали их
со двора - ночевать где ночь, где две, а третью и
ночевать негде...
Иван-царевич не остался здесь, а уехал с
Синеглазкой в ее девичье царство.
Тут и сказке конец.
|
|
|
|
|