Валерий Леонидович Сердюченко Русофил как русофоб Герцен был... тип, явившийся в России и который нигде, кроме России, не мог явиться. Герцен не эмигрировал, не полагал начало русской эмиграции; нет, он так уж родился эмигрантом. Он и все, ему подобные, так прямо и рождались у нас эмигрантами, хотя большинство их не выезжало из России Достоевский, "Дневник писателя" "Эмиграция - это состояние души. Души беспризорной, тоскующей и сухой." В. Сердюченко, "Emigration" В свое время ваш покорный слуга разразился на страницах "Русского Переплета" апологетическим дифирамбом в честь Пушкина, провозгласив его основой, альфой и омегой русской цивилизации. Именно благодаря Пушкину россияне впервые поняли, кто они такие - разливался соловьем автор. - Пушкин впервые заговорил о своих соотечественниках на их собственном языке. Он стал описывать их быт, их царей и простых смертных, их столицы и их деревни, дворцы и избы, аристократов и холопов - он создал "энциклопедию русской действительности", к которой нечего добавить по сей день. Россия была феодальной, монархической, советской, постсоветской, сегодня становится капиталистической, но родовые национальные черты россиянина не изменились. Можно познать Россию и русских, пустившись в многолетнее путешествие по ее необозримым просторам. А можно - взяв в руки 30-томное собрание сочинений Пушкина. И далее: "Как часто, читая пушкинского "Бориса Годунова", всплескиваешь руками: Боже, да ведь это и про сегодняшнюю Россию, про ее национальное "дао", а персонажи "Бориса Годунова" - это одновременно и сегодняшние Горбачев, Ельцин, Путин, то есть генеральный портрет русской власти, её родовые и извечные профили. Гоголь однажды сказал: "Пушкин - это русский человек, каким он, может быть, станет в своем развитии через двести лет". Так вот, согласно гоголевскому пророчеству (Пушкин ушел из жизни в 1837 году), русская нация еще недовоплотилась, она еще на пути к тому идеалу, эталону и образцу, которые явлены личностью Пушкина полтора столетия назад." И далее, и еще далее, и наконец: "Мы последовательно произвели Пушкина в национальные, затем в общечеловеческие гении. Мы обратили внимание и на безупречность его жизненного, биографического облика и пути. Но планка может быть поднята еще выше, и она поднята не нами, а самим Пушкиным: в своем великом "Пророке" он назвал себя одним из посланников Всевышнего на земле." ...Как вдруг чья-то мефистофельская душа прислала мне по почте книгу Ю. Дружникова "Узник России". Скажу сразу: более "антипушкинского" сочинения невозможно даже вообразить. На протяжении 650 (!) страниц заокеанский филолог-русист разделывает Пушкина в прах. Документально-библиографическая оснастка книги огромна, безупречна и бесспорна: такое впечатление, что на Ю. Дружникова работал целый коллектив кандидатов и докторов наук. Пушкинское и околопушкинское пространство буквально перетерто между пальцами. О добрых двух третях материалов, приводимых в книге, ваш покорный слуга попросту не подозревал. И лучше бы остался в неведении. Ибо в абсолютном большинстве они служат не славе, а компрометации Пушкина. Отечественное пушкиноведение впервые обрело в "Узнике России" мощный геростратов противовес. И не только пушкиноведение: автор монографии, если можно так выразиться, тотально недоброжелателен. Русская история, культура, государственность, нравы, самый национальный характер - все подвергнуто в книге углекислому анализу. Отечественная война 1812 года? Извольте: "Франция не только показала, но и внесла бы в жизнь более высокую культуру, - бытовую, экономическую и духовную. Наполеон мог бы сделать то, на что России потребовалось еще полстолетия: отменил бы непродуктивное крепостное право, открыл границу и создал более совершенный общественный строй, как в европейских странах. В России появились бы надежды на конституцию и права человека." (с.14-15); "Нам кажется, победи Наполеон Россию, он дал бы ей прав и свобод больше, чем о том мечталось самым либеральным из декабристов" (с. 268). Патриотизм русских царей? "Иван Грозный договаривался с королевой английской Елизаветой о предоставлении убежища на случай смуты, а после собирался жениться на англичанке. И снова просил о взаимном укрытии. На взаимность Елизавета не пошла, но Ивану убежище обещала" (с. 16). Державотворческий гений россиян? "Веками жизненная энергия русской нации направлялась на захват чужих земель" (с. 17). Наговорив множество подобных комплиментов русскому народу, Юрий Дружников принимается за Пушкина - вначале за Пушкина-человека: "По мнению Ю. Тынянова, русские гены в Пушкине были - легкомыслие и пустодумие". (с. 28) "Пушкин, если и читал Адама Смита, экономом был не более глубоким, чем его герой Евгений Онегин, и его занимал лишь конечный результат в купюрах, которые он мог тратить". (с. 132) "Публикации в столицах волнуют поэта прежде всего гонораром"" (с. 134) "В Михайловской глухомани он заказывал списками продукты из иностранных магазинов в Петербурге, питался швейцарским сыром, запивая его рейнвейном. Детей Пушкина принимала французская акушерка M-me Жорж." (с. 469) Вот Пушкин-ученый: "Как академик, Пушкин мало что сделал. Известно лишь, что он поддержал идею издать "Краткий священный словарь" Алексея Малого"(с.453); "Называемую обычно научным трудом "Историю Пугачевского бунта" принято считать серьезной академической работой писателя /.../ О какой глубине исследования может идти речь, если для сбора материалов Пушкин был в Оренбурге два дня и в Уральске - три!" (с. 458). Пушкин-издатель: "Достоинства журнала ("Современник" - В. С.) и его роль в истории русской литературы сильно преувеличены /.../ "Современник" печатал бездарных авторов" (с. 518); "Из последнего тиража удалось продать всего сто экземпляров" (с. 519). И, наконец, Пушкин-поэт: "Традиционно писалось, что строфа романа придумана Пушкиным и потому называется онегинской, однако сегодня это мнение можно считать ошибочным. Строфа из четырнадцати строк заимствована у Парни и Байрона" (с. 414) "Пиковая дама" - "вариант немецкой (по другим источникам шведской) повести под тем же названием, изданной Ламоттом Фуке в Берлине в 1826 году" (с. 482) "Пишется "Сказка о золотом петушке". Что это вольный перевод на русскую почву "Легенды об арабском звездочете", известно" (с. 503) Уф-ф! Читаешь все это и покрываешься аллергической сыпью. И так, или почти так о любом произведении Пушкина, какого только ни коснется злоехидное авторское перо: заимствование, калька, перевод с французского на нижегородский. Мы уже превысили все дозволенные пределы цитирования, но здесь тот случай, когда лучше всего говорит за себя сам текст. Ваш покорный слуга нравственно измучился, пока дочитал "Узника России" до конца. Затем перечитал его еще раз, размышляя уже не над книгой, а над ее создателем. Есть люди, чей духовно-психологический опыт находится решительно вне понимания автора этих строк, и Юрий Дружников из их числа. Эмиграция - см. эпиграф - состояние их души. Они уже рождаются эмигрантами; из материнского лона являются такими. В отличие от них ваш покорный слуга не может даже помыслить себя эмигрантом. "Где родился, там сгодился" - вот принцип, исповедуемый им на уровне инстинкта. У каждого своя правда. Правда вашего слуги в том, что вне русского культурно-политического космоса он просто не смог бы существовать. Иные же в этом космосе задыхались и задыхаются. Что такое "ностальгия", понятно, - пишет Юрий Дружников: это тоска по родине. "А каким словом назвать тоску по загранице? /.../ Нет такого слова ни в одном языке, и приходится сказать тоска по чужбине" (с. 581). Вот, он, диагноз, поставленный Дружниковым самому себе. Но наш эмирантский Кандид не желает чувствовать себя изгоем! И защищается... Пушкиным. На протяжении сотен страниц монографии доказывается, что именно "тоска по чужбине", а никакой ни патриотизм и вообще ни что иное было основным двигателем пушкинской жизни. Оторопь берет от скрупулезно выписанных версий, когда, куда и как Пушкин пытался сбежать за границу. Да что Пушкин! По Дружникову, потенциальной эмигранткой являлась все российская литература 19 века, начиная с Жуковского и завершая Достоевским. "Лучшие творческие годы Достоевский провел за границей, а самые страшные - в России" (c. 592). Перебраны десятки писательских биографий, и все лишь для того, чтобы убедить себя и нас, что "эмигрант" и есть психологическая норма, а "патриот" - отклонение. В числе прочих Дружников цитирует Владимира Печерина: "Как сладостно отчизну ненавидеть! И жадно ждать ее уничтоженья! И в разрушении отчизны видеть Всемирного денницу возрожденья!" Читатель, тебе когда-нибудь приходилось чувствовать что-либо подобное? В таком случае ты в закадычных единомышленниках у Дружникова, а автор сего потрясенно замолкает. Но и это не предел автобиографических подтекстов книги. Тот же Печерин вызывает у Юрия Дружникова симпатию не только своим кощунственным "признанием в ненависти". Зачем бы тогда столь сочувственно воспроизводить последующую печеринскую метаморфозу: "Прожив долго на Западе, Печерин постепенно становился все более горячим русским патриотом - логически замкнутый круг неуживчивого русского интеллигента. Свои записки он назвал "Оправдание моей жизни" и в них писал, что отказаться от России нельзя. Как невозможно отказаться от матери: Есть народная святыня, Есть заветный край родной!" (с. 588) Воистину, череп накреняется от таких фрейдистских перепадов. В конечном итоге книга становится интересной не столько личностью ее главного героя, сколько личностью автора. Who is You, m-r Druzhnikoff? Новорусский Алеко? "Человек убегающий"? Из каких состояний соткана ваша эмигрантско-патриотическая душа? Зачем нужно было предпринимать эту тотальную пушкинскую деконструкцию? Однажды сочинитель на этот вопрос отвечает. Но так, что лучше бы помолчал, ей-Богу: "Ах, как хочется после многолетнего тщательного изучения всего, что связано с Пушкиным, вернуться к его школьному чистому хрестоматийно-выглаженному, облизанному поколениями пушкинистов образу! Чтобы не знать той стороны жизни, которая засасывала его в болото. Но как закрыть глаза, как уничтожить факты, свидетельства, накопленные десятилетиями? И остается одно: писать как было на самом деле. /.../ Друзья, родные, общество, правительство, царь, даже тайная полиция не только держали Пушкина в узде, но и (о чем не принято говорить) помогали, содержали, пытались защитить от разорения его семью. Бездельное времяпровождение все чаще становится во главу угла его жизни" (с. 491) Еще и еще раз: книга Дружникова написана им в конце концов о себе самом. "Вечный скиталец" - вот как называл Достоевский таких, как он. Еще точнее - "русский мизантроп". Что никакое не обвинение, а антропологическая данность. "Русская мизантропия", "русская самоненависть" в той или иной степени свойственна именно русским патриотам. Это особый, уникальный обертон русского национального характера. И в заключение хотите афоризм и парадокс? Такую антирусскую и антипушкинскую книгу мог написать только русский человек. Источник Сердюченко   www.pseudology.org