Валерий Леонидович Сердюченко Поэзия как форма существования В очередного героя очередной "Стрелы" мы избрали Виталия Штемпеля. Кому-нибудь из присутствующих знакомо это имя? Почти ручаюсь, что нет. Докладываю: Виталий Штемпель - поэт. Что не является никаким ни комплиментом, но, скорее, сочувственной констатацией. Поэтами не становятся, ими рождаются. Автору сего уже приходилось выражать сострадание этому антропологическому подвиду, появившемуся на свет в эпоху, когда никто никого вообще не читает. Заявите-ка в нормальном человеческом кругу, что вы поэт, писатель, и вокруг вас образуется озадаченная пустота: "Смотри, мы думали, он нормальный, как все, а он, на тебе…, пи-са-тель. Ну его!" "Литеруроведения умерла"! - провозгласил однажды с торжеством один из персонажей Фазиля Искандера. Не сегодня-завтра то же самое можно будет сказать и о литературе. Вот горестная ламментация израильского литератора Якова Шехтера: "Пишущие в Израиле на русском языке оказались в совершено удивительных, благодатных для литературы условиях. Все посторонние мотивы, могущие повлиять на творческий процесс, полностью устранены - писательство не приносит ни денег, ни славы, ни даже популярности. А это значит, что в литературном процессе участвуют лишь те, кому это действительно нужно, те кто не может без него жить. Искусство ради искусства в масштабе отдельно взятой страны." А вот отрывок из интервью широко знаменитого в узких кругах Бахыта Кенжеева: "- Можно ли в Канаде русскому писателю жить на литературные заработки? - Всех моих литературных заработков за семь лет тамошней жизни хватило бы лишь на то, чтобы оплатить проживание в квартире за два месяца." Но - "рождённые писать не писать не могут". Что же делать им, кого Бог и природа (или дьявол) приговорили к писательству, как к форме существования? Чем им питать физический живот свой, если недавний читатель превратился в телезрителя и посещению книжных магазинов и библиотек предпочитает круглосуточное бдение у "ящика для дураков"? Отвечаем: не сдаваться. Укрепить свою духовную мышцу и продолжать глаголать. Пусть вся рота шагает в ногу, один ты не в ногу. Пусть то, что именовалось раньше "священным недугом", воспринимается нынче неизлечимой болезнью; пусть. Верность своему генетическому "дао" вопреки житейским обстоятельствам, здравому смыслу и вобще "всем чертям назло" вызывает противоречивое восхищение у автора этих строк. Итак, Виталий Штемпель - поэт. Больше о нём вашему слуге решительно ничего неизвестно. Однажды, without any commentaries, в мой электронный почтовый свалилась гигантская стихотворная гроздь под названием "Песочные часы". Убедившись, что стихи отнюдь не бездарны и будучи любопытен, как старая сорока, забрался в спасительный "Рамблер", заказал названное имя, но и там обнаружил, что ничего не обнаружил. Корреспондент, приславший упомянутый "аттачмент", тоже замолчал, как в танке. В результате оказался в уникальной ситуации, когда биографическую информацию о человеке можно почерпнуть только из его стихов. Но, кажется, биография Виталия Штемпеля в основном из стихов и состоит. Когда Есенина спросили кто он, Есенин ответил: "Я - поэт. Этим и интересен". Представляется, что наш фигурант под этим ответом тоже подписался бы. Стихи не пишутся, не пишутся.Они, как звёзды, на виду, Они сквозь наши слёзы слышатся, Сквозь смех и радость и беду. Стихи не пишутся, не пишутся. Они рождаются, живут, Они судьба, а не излишество И вдохновение, и труд. Я так люблю их строчек тайность, Их слов магический налёт. О, как прекрасна их случайность, Как безнадёжен их уход! Вот видите? "Они судьба, а не излишество, и вдохновение, и труд". Воистину, такие люди станут "говорить стихами", даже оказавшись одной ногой на острие одинокого утёса во мраке вечной ночи среди бушующих волн бескрайнего океана. Мы, простые смертные, можем лишь умозрительно представить себе разницу между нашим и ихним сознанием. Там совершенно иная система ценностей, приоритетов и мер. Там любое событие оценивается его способностью быть удвоенным в поэтическом слове. У Виталия Штемпеля "удваивается в слове" решительно всё. Его первое стихотворение помечено 1975-м, последнее - 2004-м годом. Без малого тридцать лет беспрерывного служения Музе! Насколько удачного, другой вопрос. К чести нашего фигуранта, он не страдает излишками самомнения: Поэтов ныне много развелось, Воспето всё, что может быть воспето, - горестно констатирует он в одном из стихотворений. А, вообразив свою встречу с Пушкиным, не менее самокритично признаётся: Я весь горел. Мне думалось о том: Он так же, как и я, из тех же клеток, Но адский труд быть с гением вдвоём, И наяву, а не с его портретом. Вот эта откровенность подкупает в стихах Штемпеля больше всего. Они могут быть более, могут быть менее талантливы, но искренни всегда. Расположив их в хронологической последовательности, можно всё-таки узнать кое-что и о житейской биографии сочинителя. Итак, Виталий Штемпель - русский немец, лишь недавно перебравшийся на родину предков. Его школьное детство, армейско-солдатская юность прошли в унисон с его русско-советскими сверстниками. Эти фрагменты его биографии воспроизведены в "Часах" с поразительной памятливостью, но если кто-нибудь подумает, что с анафемами и проклятьями, тот ошибётся. Мы ничейные дети России.За любовь, что дарила она, Мы в годины её лиховые Заплатили ей цену сполна. О, жестокое это единство! Перед Богом — того ль он хотел? — Мы признали её материнство И познали сиротства удел. За неё, и послушен и предан, — Помнит это Кавказ и Урал, Шёл под пули наш доблестный предок И согреть её сердце мечтал. Ей, запечной ещё и дремучей, Послужил он пытливым умом И желал, чтобы было ей лучше, И поверил, что здесь его дом. О, ведь было — она нас любила! О, она нас умела карать! Нам Отчизна она и чужбина, И не мачеха, да и не мать. И о том ли мы Бога просили, Чтоб, расставшись, терзаться душой? Мы, ничейные дети России, Никогда ей не будем судьёй. 2003 Поразительное стихотворение, не правда ли? Особенно вот это: "Нам Отчизна она и чужбина/И не мачеха, да и не мать". Да и последний куплет звучит с ностальгической силой. Честное слово, иному русскому неплохо бы поучиться у такого немца столь пронзительному переживанию "русской" национально-исторической судьбы. Обратим внимание на дату стихотворения. Оно написано через много-много лет после отъезда в Германию. Сама же Германия отнюдь не вызывает у автора "Часов" единодушно патриотических чувств: В ЗЕРЕНГЕТИ-ПАРКЕ …………………………………………………………………… В Зеренгети-парке — странная гармония: Явно — человек здесь с природой заодно. Гладишь носорога и без церемонии Из автомобиля льву грозишь в окно. Это ж замечательно! Звери, а не быдло вы, Всё ж, как говорится, живая в вас душа! Вот свободы сколько вам! Не то, что аусзидлерам! С вами все считаются, а с нами — не спешат! Если уж в Германию по счастливой генности Въехал, то и жить тебе там, где повелят. Важен в интеграции принцип постепенности, Здесь, что называется, до фени твой приват! 1998 Сказать ли? Лучшими стихами Виталия Штемпеля кажутся именно те, что написаны на "русском" материале. Здесь и частушечные "Ох, ребята, ох, вы хлопчики", и почти твардовский "Дядя Вася", и многое другое, воспроизводящее жизнь рядовой, разночинной, окраинной, России. Виталий Штемпель перетирает её до есенинского дна. Знаете, чем (хронологически) открывается его сборник? Вот чем: КОРОВА Родила, впервые, неумело. А в сарае сыро и темно. Облизала маленькое тело — Малое, раз только рождено. А хозяйка, не греша нимало, Тут же разлучила их стеной. И была права она, пожалуй, Вечною житейской правотой. Сена ей охапку накидала И ушла, зевая, на покой. В сумерках корова тосковала, Материнской исходя слезой. 1975 "Умри, Есенин, лучше не напишешь!" Наша "Стрела" в очередной раз начинает превышать дозволенные пределы цитирования, но, в том и секрет бесхитростно-мудрой музы Виталия Штемпеля, что она не поддаётся пересказу "своими словами". Ваш покорный слуга, отслуживший в литературно-критическом цехе примерно столько же, сколько Штемппель в поэтическом, знает, что говорит. Вместо обобщающего заключения - очередное стихотворение этого "русского немца", которое автор написал бы сам, если бы умел и мог: Покуда по помойкам поесть искали детки,Покуда, как умели, пытались выживать, Бабка моя в шахте толкала вагонетки, — Ну, в самом деле, должен был кто-то их толкать! Покуда моя бабка ждала напрасно пайку, Такое время было — кого же в том винить? — Дед мой лес валил в изодранной фуфайке, Ну, в самом деле, должен был кто-то лес валить! …………………………………………………….. И вот живём — не тужим. За что же жизнь хаять? Ну, что с того, что хочется порою волком выть? Не мой ли это голос меня увещевает: Ну, в самом деле, проще всё было б позабыть. Источник Сердюченко   www.pseudology.org