Валерий Леонидович Сердюченко Над русским словарем В горбачевские времена западные корреспонденты и пресс-службы ломали голову над непереводимыми политическими русицизмами "перестройка", "ускорение" и "гласность". Но это не единственные языковые проблемы, с которыми приходится сталкиваться в России чужестранцу, и вот самая неразрешимая из них: что такое "dacha"? Перед тем, кто переведет это слово на иностранный, автор сего согласен снять шляпу и вручить призовую сигару. Уверен, впрочем, что мой курительный запас останется неприкосновенным: сам Хедрик Смит, лауреат Пулитцеровской премии и автор бестселлеров "Русские" (1976) и "Новые русские" (1991) признал свою неспособность справиться с этим лингвистическим феноменом. Упаси вас Господь переводить "дачу" как country-house: в России таких урбанистических излишеств не предусмотрено. Если английскую цивилизацию можно назвать цивилизацией камня, китайскую - глиняной цивилизацией, то русская цивилизация... но не будем уточнять. "Что для немца здорово, то для русского смерть" - гласит максима некоего славянофила, ставшая пословицей. Западный человек отдыхает, чтобы работать, русский - работает, чтобы отдыхать. Он предпочитает пожизненной деловой каторге поэтическое созерцание мира. И дача является, пожалуй, одним из символов его национального менталитета. Знаменитая пьеса Максима Горького так и называется: "Дачники". А где происходит действие половины произведений Чехова? На даче. Туда же устремляются для окончательного выяснения своих отношений герои романа Достоевского "Идиот". Там же, на этих поэтических верандах позируют живописцам русские красавицы 19 века. Большевики решили было отучить своих земляков от их неторопливого дачного существования. Он согнали их в трудовые колонны и двинули на строительство промышленных монстров и фаланстер. Народ вопиял и строил, строил и вопиял. Национальное вещество подвергалось неслыханным перегрузкам. На глазах у изумленного Запада воздвигался могучий индустриальный Рим. Но стоило жестоким сталинским прорабам покинуть руководящие места, и городская Россия вновь устремилась к своим дачным пределам, развинчивая по дороге навязанную ей цивилизацию железного Молоха. И еще неизвестно, между прочим, кто окажется более угодным Господу, когда прогремят трубы Страшного Суда и перед Петровыми вратами предстанут трепещущие племена и народы: славянские мечтатели с бездонными синими глазами или западный трудоголик, родившийся, чтобы с утра до вечера работать, работать, работать, а потом неожиданно для самого себя умереть. Но вернемся на русскую дачу Они не всегда дышали патриархальным покоем и безмятежностью. В тридцатые годы Сталин превратил их в обязательную форму отдыха для партийной элиты. Реквизированные загородние особнячки были отремонтированы, приведены в порядок, обнесены заборами, а тургеневские липовые аллеи заполнились людьми в скрипучих портупеях и их подругами с коминтерновскими значками на строгой груди. Через некоторое время эта рекреационная новация стала повсеместной: каждый райком, обком, республиканский ЦК, министерство, ведомство обязаны были иметь свою дачу. Так достигался круглосуточный контроль над правящей кастой. Сталину недостаточно было контролировать ее в течение рабочего дня. Дачи превратились в продолжение служебных кабинетов. Мебель, кухонная утварь, посуда - все имело регистрационные номера и выдавалось под расписку. Комфорт и контроль - вот фирменный стиль советской дачи. Половина обслуживающего персонала вплоть до кухарок и горничных являлось сержантскими чинами КГБ. Этому стилю следовал сам Сталин. Его "ближние" и "дальние" дачи стали частью политического фольклора СССР. В последние годы своей жизни он их почти не покидал. Именно туда съезжались вожди страны и принимались решения, от которых наутро у половины мира начинала трещать голова. Трещали, а то и слетали головы и у самих высокопоставленных дачников. Чаще всего арестовывали именно на даче, вдали от служебных резиденций и палат. Эту сумеречную, готическую эстетику высокопоставленного советского Геркуланума прекрасно передает фильм Никиты Михалкова "Утомленные солнцем". Действие фильма от первого до последнего кадра происходит именно на даче. Поищите эту ленту в своем домашнем киноархиве - и решите для самих себя, согласились ли бы вы жить и отдыхать в таком режиме. (Но не торопитесь с ответом, однако). Так русская dacha стала символом национального существования во второй раз. Из уютного и теплого патриархального угла она превратилась в место политического досмотра, открытое всем взорам жилище новых советских христиан. Народ приучали жить с душою и мыслями нараспашку, и руководители обязаны были подавать этому пример. Сегодня российское дачное пространство вновь повторило стиль эпохи. Оно распалось на враждебные друг другу лагеря. Выезжающий в любом направлении из Москвы, может видеть десятки роскошных вилл из дорогого композитного кирпича. На фоне одноэтажного, коричневого, деревянного Подмосковья они смотрятся марсианскими дворцами. Впрочем, половина из них недостроена, чугунные ограды покосились, стекла во многих окнах выбиты. Это особняки постсоветских нуворишей, пытающихся перещеголять западные стандарты жизни. Их кредо - "жить в России, но с английским комфортом". О, наивные! "Новый мир" опубликовал "дачный" роман Сергея Яковлева "Письмо из Солигалича в Оксфорд". От имени героини-англичанки автор рассуждает о таких вот попытках отгородиться от солигаличских соотечественников оксфордскими country-houses и приходит к мрачным выводам: "В конце концов, этим выскочкам придется дышать одним со всеми смрадом, ездить по тем же разбитым дорогам и пользоваться теми же разрушенными комуникациями, сидеть без газа, электричества и воды, /.../ попадать в общие аварии и катастрофы, а вдобавок ко всему этому ощущать на себе горящие ненавистью взоры обделенной толпы и бояться за себя и своих близких... Они ошибаются, надеясь спастись за толстыми каменными стенами и чугунными решетками. Никому не будет спасения." ("НМ", 1995, N 5) Оставим этот апокалиптический прогноз на совести автора, но что верно, то верно: на Западе богатых уважают, в России их ненавидят. Истинный российский дачник сегодня - это тот, для кого его скромная dacha превратилась в средство для семейного пропитания. Новорусская действительность обернулась для него не обещанными оксфордскими интерьерами, а жестким каменистым материком, выжить на котором дано не каждому. И та часть городских россиян, которая принялась копать, месить, строгать, пилить, строить, удобрять, выращивать, отвоевывать у постперестроечного хаоса физическую нишу жизни, вызывает глубокое уважение, потому что это настоящие "новые русские", не на митингах или в коммерческих малинах, а на дачных участниках отстаивающие свое человеческое достоинство. Они были инженерами, научными работниками, служащими, партработниками, писателями, наконец, но когда очередная партия политических прохвостов принялась сокрушать очередной период собственной истории, они в этой геростратовой затее участвовать отказались и перешли, так сказать, в индивидуальную трудовую оппозицию. Эта массовая робинзонада, исход миллионов с вечно пьяного корабля российской государственности составляет, по нашему глубокому убеждению, главное событие новейшей русской истории. Обидно, конечно, на рубеже третьего тысячелетия оказаться в положении сынов Авраама и стад его, а, с другой стороны, есть некая педагогическая польза в этом добровольно-вынужденном возвращении от "zoon politicon" к "zoon naturae". Возлюбленного соотечественника не грех иногда ударить о землю так, чтобы встряхнулся и пришел в норму весь его жизненный состав. Ибо кто сказал, что человек рожден для счастья, как птица для полета? Никто ему этого не обещал, это неправда. Сказано другое : "В поте лица твоего будешь есть хлеб свой, доколе не возвратишься в землю, из которой взят". Это как раз для тех, кто еще недавно ездил в заводские пансионаты по профсоюзным путевкам и с утра до вечера пил там "Советское шампанское" из граненых стаканов. Источником существования для русских миллионов становятся сегодня, попросту говоря, натуральное хозяйство и упорный физический труд. Эта пантеизация целого поколения, его приобщение к первичным, эллинским первоосновам жизни представляет высшее, почти онтологическое достижение новых властей, о чем сами они скорее всего не подозревают. Поговорите с иным из этой армии новых дачников на текущую литературно-политическую тему - и со второй фразы он перейдет к прогнозам на осенний урожай, предсказаниям хорошей или дурной погоды, поразит вас знанием вегетационных тайн помидорной рассады и философией капустной грядки, а затем с криком "я прозевал вечерний полив!" устремится на покамест еще ходящую электричку, прижимая к груди возлюбленный саженец. То есть совсем не опустившаяся фигура предстанет перед вами. А целеустремленный преобразователь, философ и даже поэт. "Какое счастье работать на себя и семью от зари, сооружать кров, возделывать землю в заботах о пропитании, создавать свой мир, подражая Творцу в сотворении вселенной, сколько нового передумаешь, пока руки заняты мускульной, телесной или плотничьей работой; пока ставишь перед собою разумные, физически выполнимые задачи, вознаграждающие радостью и удачей; пока шесть часов кряду тешешь что-нибудь топором или копаешь землю под открытым небом." Это не мы сказали. Сии строки принадлежат Борису Пастернаку, рафинированному тонкоперстому эстету, но под ними подписался бы любой современный русский дачник. (Между прочим, в писательских кругах Бориса Пастернака называли Главным дачником советской страны. Он жил и умер на своей даче в подмосковном Переделкино.) Источник Сердюченко   www.pseudology.org