Валерий Леонидович Сердюченко
Об авторах журнала "Москва"
Патриотическая словесность. На одном из "Круглых столов" И. Роднянская призвала к большей толерантности по отношению к этому участку российского литпространства, высказавшись в том смысле, что литературно-критический бойкот не есть лучшая форма полемики с инакомыслящим оппонентом. Последуем ее совету и вступим на это минное поле, будучи готовыми к "вонючему козлу" и "жидомасонской сволочи", потому что в чем патриотическим литераторам не откажешь, так это в энергии стиля. Вот, например, лично касающийся меня образец: "Полемизировать с чудовищным бредом потенциального пациента психоневрологической лечебницы вряд ли cтоит. В какой-то мере можно понять Сердюченко, для которого наверняка нет пророка, кроме Степана Бендеры, а все русское, в особенности советское, ненавистно, подлежит лишь проклятию. А вот редакцию русской газеты с весьма обязывающим названием..." - ну, и так далее, и под конец призыв к физической расправе.

Но ведь и наиболее нарванные демократы призывают к чему-то подобному. Между тем на страницах, например, "Москвы" публикуются не только воители-заединщики, но и "просто" авторы, которым близка их тихая, провинциальная, рубцовская Россия. Ну, любят они ее, проклятую, и ничего не могут с собой поделать - и ведь там есть еще что любить, не правда ли?.. Их литературная известность настолько мизерна, что их фамилии ничего не скажут читателю. Как правило, это одноразовое появление с коротким очерком, стихотворением, рассказом, после чего автор вновь надолго, если не навсегда, исчезает в районной глубинке, ища истины на дне стакана. ("Вот моя рукопись!",- восклицал один из них, поводя перед моим носом бутылкой водки).
 
Так и видишь эти бесчисленные Вышние Волочки и Солигаличи с их деревянными тротуарами, огородами рядом с главной улицей, заросшим городским парком, редакцией "Вышневолочского коммунара" и опустевшим текстильным заводом по ту сторону реки. Здесь совсем другое струение жизни и другие сюжеты. Вон рыбаки возвращаются с ночного улова и задержались за столиком местной ресторации; стайка школьников с чистыми лицами отправляется под началом физрука и в сопровождении мам на автобусную остановку; Колька-бизнесмен грузит в мотоциклетную коляску не-распроданную упаковку с "Фантой"; местная милиция в виде участкового с кобурой (где, впрочем, бутерброд вместо пистолета) распекает провинившегося обывателя.
 
А там, за околицей, вздымаются заросшие косогоры, зеленеет облитый утренним серебром угол леса, а за ним новые Вышние Волочки и Солигаличи, еще более неслышные и бесхитростные, но именно поэтому мучительно близкие русскому сердцу. Здесь прошло детство нашего автора. Но другие уехали, а он остался - точнее, хлебнув столичной жизни, вернулся на круги своя, потому что так устроенною оказалась его душа, что эта глушь обернулась ему милее урбанистических мегаполисов, где воздвигаются олигархии и пламенные прохвосты бросают в наэлектризованные толпы "За сърб и молд!". Он любит свою Россию. По вечерам, выпив винца, он пишет о ней патриотические рассказы и стихи. Кто бросит в него камень, тот либо либеральный простак, либо критик Андрей Немзер, что одно и то же. К сожалению, другая интонация преобладает в сегодняшней патриотической литературе.

И, к сожалению, чем этой интонации больше, тем сама литература хуже. Одно дело грандиозность замысла, а другое его исполнение. "Граждане, послушайте меня!" - взывает патриотический писатель на площади. Сограждане начинают слушать. Но ничего, кроме публицистических анафем, не слышат и возвращаются к своим насущным заботам. Художественного таланта - вот чего недостает страницам "Молодой гвардии" и "Нашего современника". Там из номера в номер публикуются одни призывы, разоблачения и манифесты, в том числе про гибельность космополитического дискурса для подлинного искусства. Но продемонстрируйте противоположное произведениями, эстетически совершенными именно потому, что они прошнурованы национально-патриотическим тезисом! Этого не получится по причине роковой несовместимости идеологии и искусства.
 
Байрон велик, как создатель "Чайльд-Гарольда", а не как автор путаных речей в английском парламенте и инициатор нелепых ратно-патриотических вояжей в воюющую Грецию Мицкевич остался в культурной памяти славян благодаря своему поэтическом гению, а не клубным меморандумам о польском мессианизме. "Один день (всего один!) Ивана Денисовича" А.Солженицына перевешивает его циклопические трактаты о прошлом и будущем России. И даже Достоевский, и даже Л. Толстой, поддаваясь искушению поучать племена и народы, превращались в "просто" публицистов. Передать любовь к родине средствами искусства можно, только растворив эту любовь в объективной стихии художественного образа и слова, как то выходило у Есенина, или Рубцова, или Шукшина, или у В.Белова и В. Распутина - у двух последних до того, как они подались в политику и тем совершили решительно антипатриотический поступок.

А вот авторы "Москвы" ни о чем таком не помышляют. Они вообще непритязательные люди. Но в их бесхитростных сочинениях столько чистоты, такое доверие к миру, что прощаешь им и невеликую образованность, и отсутствие литературного шлифа, и короткое сюжетное дыхание.

А потому что "в них руский дух, в них Русью пахнет"...
Источник

Сердюченко

 
www.pseudology.org