| |
|
Виктор Ерофеев
|
Мужчина
бальзаковского возраста
|
Смерть фотографам.
Бой зеркалам. Горечь - основной эффект отражения. Напоровшись на собственное
лицо, в утешении думаешь: “Это пройдет“. Всегда проходило, пройдет и сейчас.
Отцов и детей больше не существует. Старики достоевско – тургеневского призыва,
которым было слегка за сороки которыми, как сладострастными пугалами, пугали
классики скорых на обмороки барышень, отменены прогрессом, вместе с обмороками.
Дети моложе, отцы интереснее. Равновесие....
Казалось бы
Но есть закон чисел, который сильнее знаков и зодиака и физиологических
процессов. Есть даты, которые скукоживают будущее и расширяют вены. Женщинам
бальзаковского возраста, шагнувшим за тридцать, в девятнадцатом веке
предлагалось одно только прошлое. Женщины отыграли себе за последние сто лет по
крайней мере лет десять. Мужчины – в два раза больше. Они доходят теперь до
пятидесяти почти бездумно, без чувства возраста.
Дошли и – встали. Уперлись
Искусство старения несовместимо с цивилизацией. Американский оптимизм в
простейшей формуле “I am fine” задал тон новейшему времени. На пятидесятилетие
накрывают роскошный стол и юбиляру заправляют речи о том, что у него начинается
новая жизнь, все у него впереди, и еще долго будет торчать впереди, весь этот
набор.
И юбиляр много пьет водки, много хохочет, окруженный друзьями, куражиться и
верит и не верит, Пятидесятилетний юбиляр – первая ласточка панихиды. Как – то
неуютно. Чуть – чуть тоскливо. Залез на вершину жизни. Вот он – пик. Но сколько
на этой вершине можно продержаться?
А дальше – под гору, со свистом, теряя зубы, волосы, самообладание
Юбиляра начинают донимать числа. Раньше двадцать пять лет - не срок. А теперь
срок. Раньше планы на десятилетия, теперь на годы. И надо колбасой спешить все
успеть, а спешить не солидно, Числа спрессовываются. Мечта обрывается. Это и
есть комплексы современного мужчины бальзаковского – назовем его так- возраста.
Вокруг моим друзьям, американским, французским, немецким, русским, исполняется
полтинник, и я вижу, они не знают, что с этим делать. Все какие – то
оптимистически напряженные и – потерянные. И дети их не знают, что с этим
делать, и младшие братья, и женщины тоже недоумевают, но на всякий случай шепчут
русскому юбиляру: “Вася, крепись! Хуже не будет!“
Мужчина бальзаковского возраста начинает напрашиваться на комплименты, что ему
раньше было несвойственно, и по иному, гуляя где – нибудь по сочинской
набережной, втянув живот, посматривает на девчонок, и сильно беспокоится, когда
они на него плохо реагируют, потому что у них своя жизнь, а он в нее не
вписывается.
Пятидесятилетие – большая ложь и говно, если к нему неправильно зайти
К пятидесяти годам
мужик должен состояться
Вот самый простой закон. Если мужик к бальзаковскому
возрасту не отлился в бронзу на всю оставшуюся жизнь, к нему приходит уныние. В
пятьдесят лет мужчина, который завидует чужим успехам и дергается, вызывает
разрушающую его жалость. Все осыпается, возраст накроет. Но если мужик
реализовался, ему море по колено и все ему будет открыто, дорожка не пойдет
вниз. И он будет красив. И красивые женщины сами собой подберутся под его
интересную энергетику, в кружок.
А главное – откорректировать свое поведение: между собой и миром возвести что –
то вроде стены. Быть не самодостаточным, это не то, но и не становиться в позу
просящего.
Даже по отношению к зеркалу.
Литература
www.pseudology.org
|
|