1886 Антон Павлович Чехов Мой домострой Утром, когда я, встав от сна, стою перед зеркалом и надеваю галстук, ко мне тихо и чинно входят тёща, жена и своячница. Они становятся в ряд и, почтительно улыбаясь, поздравляют меня с добрым утром. Я киваю им головой и читаю речь, в которой объясняю им, что глава дома - я. - Я вас, ракалии, кормлю, пою, наставляю, - говорю я им, - учу вас, тумбы, уму-разуму, а потому вы обязаны уважать меня, почитать, трепетать, восхищаться моими произведениями и не выходить из границ послушания ни на один милиметр, в противном случае... О, сто чертей и одна ведьма, вы меня знаете! В бараний рог согну! Я покажу вам, где раки зимуют! и.т.д. Выслушав мою речь, домочадцы выходят и принимаются за дело. Тёща и жена бегут в редакции со статьями: жена в “Будильник“, тёща в “Новости Дня“ к Липскерову. Своячница садится за переписку начисто моих фельетонов, повестей и трактатов. За получением гонорара посылаю я тёщу.   Если издатель платит туго, угощает “завтраками“, то прежде, чем посылать за гонораром, я три дня кормлю тёщу одним сырым мясом, раздразниваю её до ярости и внушаю ей непреодолимую ненависть к издательскому племени; она, красная, свирепая, клокочущая, идёт за получкой, и - не было случая, чтобы она возвращалась с пустыми руками.   На её же обязанности лежит охранение моей особы от назойливости кредиторов. Если кредиторов много, и они мешают мне спать, то я прибиваю тёще бешенство по способу Пастера и ставлю её у двери: ни одна шельма не сунется! За обедом, когда я услаждаю себя щами и гусём с капустой, жена сидит за пианино и играет для меня из “Боккачио“, “Елены“ и “Корневильцких колоколов“, а тёща и своячница пляшут вокруг стола качучу. Той, которая особенно мне угождает, я обещаю подарить книгу своего сочинения с авторским факцимиле и обещания не сдерживаю, так как счастливица в тот же день каким-нибудь поступком навлекает на меня мой гнев и таким образом теряет право на награду.   После обеда, когда я кейфую на диване, распространяя вокруг себя запах сигары, своячница читает вслух мои произведения, а тёща и жена слушают. - Ах, как хорошо! - обязаны они восклицать. - Великолепно! Какая глубина мысли! Какое море чувства! Восхитительно! Когда я начинаю дремать, они садятся в стороне и шепчутся так громко, чтобы я мог слышать: - Это талант! Нет, это - необыкновенный талант! Человечество многое теряет, что не старается понять его! Но как мы, ничтожные, счастливы, что живём под одной крышей с таким гением! Если я засыпаю, то дежурная садится у моего изголовья и веером отгоняет от меня мух. Проснувшись, я кричу: - Тумбы, чаю! Но чай уже готов. Мне подносят его и просят с поклоном: - Кушайте, отец и благодетель! Вот варенье, вот крендель... Примите от нас посильный дар... После чая я обыкновенно наказываю за проступки против домашнего благоустройства. Если проступков нет, то наказание зачитывается в счет будущего. Степень наказания соответствует величине проступка. Так, если я недоволен перепиской, качучей или вареньем, то виновная обязана выучить наизусть несколько сцен из купеческого быта, проскакать на одной ноге по всем комнатам и сходить за получением гонорара в редакцию, в которой я не работаю. В случае непослушания, или выражения недовольства, я прибегаю к более строгим мерам: запираю в чулан, даю нюхать нашатырный спирт и проч. Если же начинает бушевать тёща, то я посылаю за городовым и дворником. Ночью, когда я сплю, все три мои домочадцы не спят, ходят по комнатам и сторожат, чтобы воры не украли моих произведений. Источник: Чехов, А.П. Собрание сочинений, т. 4, Рассказы. 1886. Москва: Государственное издательство художественной литературы 1955, стр. 471 - 473 Литература   www.pseudology.org