Игорь Семёнович Кон Психология ранней юности Глава 06. Дружба Люди пристращаются к красотам природы, к картинам, статуям, к деньгам, и они не имеют препятствий для наслаждения ими... Чем же виноват я, что привязываюсь к человеку, превосходнейшему творению божию? Чем я несчастлив, что моя душа не любит ничего в мире, кроме такой же души? Н. А. Добролюбов. Из юношеского дневника Как ни важны в юности товарищеские отношения и чувство «принадлежности», групповые контакты обычно предполагают соревновательность, борьбу за положение и авторитет. Даже в самом сплоченном коллективе далеко не все его члены испытывают друг к другу личную симпатию. Наряду с развитием товарищеских отношений юношеский возраст характеризуется напряженным поиском дружбы как избирательной, прочной и глубокой эмоциональной привязанности. Потребность в alter ego, втором «Я», вероятно, самая важная потребность ранней юности. «Первое чувство, к которому восприимчив заботливо воспитанный юноша,- это не любовь, а дружба»,- писал Руссо (Руссо Ж.-Ж. Эмиль, или О воспитании // Пед. соч.: В 2 т.- М.: Педагогика, 1981.-Т. 1.-С. 257). Очень часто можно услышать мнение, что под влиянием выросшей мобильности общества, ускорения ритма жизни и расширения круга общения дружеские отношения современной молодежи стали более поверхностными и экстенсивными, что идеал исключительной и глубокой дружбы, вроде дружбы Герцена и Огарева, не соответствует сегодняшним условиям, что дружба вытесняется широкими приятельскими компаниями, основанными на общности развлечений, и т.п. Это мнение разделяют и сами молодые люди. Писатель Юрий Нагибин пишет: «Меня недавно познакомили с результатами социологического исследования, там обсуждались мои рассказы о детстве и юности, по принципу «книги читают нас». Так вот, старшеклассники завидуют нашей более чем полувековой дружбе и прямо признаются, сетуют, что у многих из них нет настоящей потребности друг в друге, поэтому бестрепетно одних спутников меняют на других. А после школы - институт, там будет своя компания, на службе - своя. То неглубокое общение, которое связывает тебя с сегодняшними приятелями, легко завяжется с любыми другими - зачем за кого-то держаться? Такие молодые, а уже одиноки...» (Нагибин Ю. Воспитание историей // Неделя.- 1986.- № 22.- С. 2). Но если ребята сетуют на поверхностность своих человеческих контактов, значит, у них есть потребность в чем-то большем. Что же касается удовлетворения этой потребности, то жалобы на оскудение дружбы раздавались и в начале нашего века, и в эпоху романтизма, и в средние века, и в античности. Высшие нравственные ценности - а дружба во все времена считалась таковой - всегда были дефицитными. Психологические закономерности юношеской дружбы - будь то ее идеал или реальные свойства - отличаются удивительной устойчивостью и проявляются (разумеется, в разных сочетаниях) в самых различных социальных и культурных средах. Другое дело, что дружба не бывает одинаковой, а имеет возрастные, половые и индивидуально-типологические вариации (См. об этом подробнее: Кон И. С. Дружба.- 2-е изд.- М.: Политиздат, 1987; см. также: Мудрик А. В. Общение как фактор воспитания школьников.- М.: Педагогика, 1984; Гозман Л. Я. Психология эмоциональных отношений - М Изд-во МГУ, 1987). Желание иметь верных друзей неизменно открывает список важнейших жизненных ценностей 15-17-летних, часто опережая среди таковых даже любовь. Например, среди московских старшеклассников, опрошенных весной 1987 г. журналом «Социологические исследования», дружбу как главную ценность назвали 97,7 процентов, а любовь - 90,8 процентов; среди учащихся ПТУ соответственно 95,9 и 94,8 процентов (Литературная газета.- 1987.- 2 сентября). То же демонстрируют и зарубежные исследования. В основе юношеской тяги к дружбе - страстная потребность в понимании другого и себя другим и самораскрытии. «Счастье - это когда тебя понимают»,- говорит юный герой фильма «Доживем до понедельника», и под этими словами охотно подписались бы все его сверстники. Эта потребность, тесно связанная с ростом самосознания, появляется уже у подростков, которые жадно ищут реального или хотя бы воображаемого собеседника. Собственное «Я» кажется подростку одновременно и очень значительным, и условным, как бы ненастоящим. «Трудно мне сейчас жить, но интересно,- пишет 14-летний восьмиклассник.- Будто я играю интересную роль в кино: двоечника - лирика - башковитого парня. Иногда мне кажется, что я - не я, а только интересная роль, которая кончится, и я без всяких затруднений очень просто уеду жить своей жизнью». Общение с самим собой стимулирует рождение юношеских дневников, чтобы, как писал 15-летний Н. А. Добролюбов, «поговорить...хотя с самим собою, за недостатком другого собеседника, который бы с участием выслушал мои признания» (Добролюбов Н. А. Дневники. 1851 -1859//Собр. соч.: В 9 т.-М.; JL. Гослитиздат, 1964.- Т. 8.- С. 435). Подросток, начинающий вести дневник, преисполнен чувством, значительности своей жизни и своих переживаний. Один ленинградский семиклассник начинает свой дневник словами: «Это как у Маяковского: «Время - начинаю про Ленина рассказ...», так и тут. Время - начинаю про жизнь свою рассказ. Мне 13 лет, я ученик 7-го класса...» и т.д. Мальчик, конечно, и не думает равняться с Лениным или Маяковским, да и сам дневник он через год забросит. Но сейчас ему очень важно осмыслить свою жизнь. «Вот я и, начинаю новую летопись своей жизни. Две потрепанные, распухшие от мыслей книжки легли на полки, в безмолвии храня все мои, прошлые тайны... И вот еще одна...» - пишет 15-летний учащийся ПТУ. Честно говоря, мыслей в первых двух тетрадях этого дневника почти нет, они только-только начинают рождаться, есть лишь, сводка событий и рассказ о первых влюбленностях. Но автору дневника все, что он пишет, представляется значительным. Интимный дневник - это и попытка взглянуть на себя со стороны, и одновременно автокоммуникация, общение с самим собой. Иногда коммуникативная функция дневника подчеркивается тем, что, дневник получает собственное имя. Анна Франк, которая вела дневник в оккупированной Голландии, назвала свою воображаемую, подругу Китти. Двадцать лет спустя школьница из Невеля Люба В., прочитав дневник Анны Франк, назвала собственный дневник Аней. Начинают вести дневник многие. Даже сейчас, когда «моды», на это нет, на вопрос: «Вели ли вы когда-либо дневник?» - положительно ответили свыше половины опрошенных ленинградских, старшеклассниц и студенток и 12 процентов юношей. Но большая, часть этих дневников недолговечна или не особенно интимна. Одним», дневник помогает преодолеть временные периоды одиночества, другим служит подспорьем в литературной деятельности. Есть и устойчиво одинокие люди, для которых дневник остается единственной: «отдушиной». Воображаемый компаньон, друг и собеседник юношеского дневника большей частью похож на своего автора: он помогает ему в формировании своей новой идентичности, согласия с самим собой, после чего может терять свой индивидуальный интимный характер. Напротив, компаньон, появляющийся в мечтах, выглядит более расплывчатым, воплощая в себе идеализированные представления мечтателя (И. Зайфге-Кренке, 1987). Некоторые люди с ранней юности живут в мире литературных, героев. И. А. Бунин писал, что «полжизни прожил в каком-то несуществующем мире, среди людей, никогда не бывших, выдуманных, волнуясь их судьбами, их радостями и печалями, как собственными, до могилы связав себя с Авраамом и Исааком, с пелазгами и этрусками, с Сократом и Юлием Цезарем, Гамлетом и Данте, Гретхен и Чацким, Собакевичем и Офелией, Печориным и Наташей Ростовой! И как теперь разобраться среди действительных и вымышленных спутников моего земного существования? Как разделить их, как определить степени их влияния на меня?» (Бунин И. А. Книга//Собр. соч.: В 9 т.-М.: Художественная литература, 1966.- Т. 5.- С. 179). Но воображаемые друзья не заменяют друзей из плоти и крови. Как же выглядит юношеская дружба в свете психологических данных? Остановимся на нашем, совместном с В. А. Лосенковым, исследовании, проведенном в начале 1970-х годов, объектом которого были 925 ленинградских старшеклассников с VII по X класс, а также 250 сельских Девятиклассников, студенческая выборка из 332 человек, и дополнительно 759 московских школьников, обследованных А. В. Мудриком (Его результаты с описанием основных методик опубликованы в кн.: Проблемы общения и воспитания.- Тарту: Изд-во ТГУ, 1974.- Вып. 2. Сокращенное их изложение см.: Кон И. С., Лосенков В. А. Проблемы исследования юношеской дружбы // Советская педагогика.- 1974.- № 10.- С. 35-45. См. также: Кон И. С. Психология юношеской дружбы.- М.: Знание, 1973). Начнем с ее ценностных критериев: каков канон дружбы сегодняшних юношей и девушек, считают ли они дружбу исключительным, интимным отношением, или она растворяется в поверхностном приятельстве? Одним из показателей уровня предъявляемых к дружбе требований были ответы на вопрос: «Часто ли, по-вашему, встречается настоящая дружба среди ваших сверстников?» Высшие человеческие ценности во все времена считались дефицитными. Представления современных юношей и девушек в этом отношении мало отличаются от взглядов их предшественников. От 45 до 72 процентов городских старшеклассников и студентов считают, что настоящая дружба встречается редко. Хотя достаточно четких возрастных тенденций не наблюдается, среди юношей доля оптимистических ответов снижается с 55 (семиклассники) до 33 (десятиклассники) и 31,5 процента (студенты). Более заметны половые различия: в VII-IX классах девушки считают дружбу значительно более редкой, чем юноши; процентное соотношение положительных ответов юношей и девушек выглядит в VII классе как 55 и 40, в VIII- как 51 и 28, в IX- как 54 и 37. В старших возрастах разница не только уменьшается, но девушки отвечают оптимистичнее, чем юноши (40 процентов положительных ответов в X классе и 41 процент в студенческой выборке). Но уровень запросов еще ничего не говорит об их содержательных критериях. Значительно информативнее в этом плане незаконченные предложения «Друг - это тот, кто...» и «Друг и приятель - не совсем одно и то же, так как...», которые должны были закончить опрашиваемые. От одной до двух третей опрошенных, в зависимости от возраста, дописывая второе предложение, подчеркивали близость и доверительность дружбы: «друг знает о тебе все», «друг намного ближе», «с приятелем никогда не поделишься тем, что доверяешь другу». Остальные отмечали большую прочность, устой- чивость дружбы («друга выбирают на всю жизнь»), взаимопомощь И верность («приятель подведет, друг - никогда») и т.д. Еще более рельефную картину дает распределение ответов по предложению «Друг - это тот, кто...». В определениях дружбы, не связанных заданными рамками сравнения, преобладают два мотива: 1) требование взаимопомощи и верности и 2) ожидание сочувствующего понимания со стороны друга. Характерно, что с возрастом мотив понимания заметно усиливается: у юношей с 16 процентов в VII до 40 процентов в X классе, а у девушек соответственно - с 25 до 50 процентов, и что у девушек он вообще выражен сильнее. Эта частичная (поскольку оба мотива переплетаются и предполагают друг друга) переориентация с инструментальных ценностей (взаимопомощь) на экспрессивные (понимание), несомненно, связана с развитием самосознания. Но более тонкие и дифференцированные психологические запросы удовлетворить труднее. Не отсюда ли и рост сомнений в распространенности «настоящей дружбы»? Из 162 старшеклассников Крыма, охваченных нашей пробной анкетой, только 8 человек сказали, что у них нет близких друзей. Но когда потом они должны были указать, в какой мере их лично тревожат некоторые проблемы, типичные для их ровесников, выяснилось, что «отсутствие настоящего друга» очень часто и довольно часто тревожит 29 процентов мальчиков и 35 процентов девочек, от «непонимания со стороны друзей» страдает каждый седьмой мальчик и каждая четвертая девочка и т.д. Парадокс или недостаток методики исследования? Нет, нормальное и типичное внутреннее противоречие юношеской психики. Да и только ли юношеской? Близость с теми, кого мы любим, очень редко кажется нам «достаточной». Как же реализуются эти установки? Если дружба и приятельство разграничиваются более или менее строго, то число друзей не должно быть особенно велико. Чтобы выяснить это, мы просили испытуемых перечислить, обозначив инициалами, всех, кого они считают своими друзьями и приятелями. Оказалось, что среднее число друзей своего пола у юношей от VII класса к IX несколько уменьшается (у девушек такой тенденции нет), а число «приятелей» наоборот, растет. Это говорит о растущей индивидуализации и избирательности дружбы. При этом у девушек во всех возрастах друзей своего пола меньше, а друзей противоположного пола - больше, чем у юношей. Индивидуальные вариации, стоящие за средними цифрами, очень велики. Из опрошенных ленинградских девятиклассников вовсе не имеют близких друзей 2,9 процента юношей и 3,9 процента девушек; по одному другу своего пола имеют 23 процента юношей и 29 процентов девушек; двоих друзей-31 процент юношей и 30 процентов девушек. Таким образом, дружба является достаточно избирательной и индивидуальной. Юноши с числом друзей свыше четырех составляют 12, а девушки -10 процентов от общего числа опрошенных. Чтобы выяснить соотношение школьных и, так сказать, «внешних» дружб, мы просили школьников указать, с кем из своих друзей и приятелей они учатся в одном классе или школе, живут в одном доме и т.д. Как и ожидалось, соседство, по крайней мере в городских условиях, играет в установлении и поддержании дружбы значительно меньшую роль, чем совместная учеба. Однако внутриколлективные отношения также не исчерпывают круг дружеских привязанностей, особенно у старших. Среди друзей своего пола у мальчиков-семиклассников одноклассники составляют 50, а у десятиклассников - только 37 процентов (у девочек существенных возрастных сдвигов в этом плане нет). Правда, в ответах на вопрос о месте знакомства с внешкольными друзьями прежняя совместная учеба занимает второе место после совместного летнего отдыха. Но принадлежность к одному и тому же учебному коллективу как ведущий фактор формирования дружеских привязанностей с возрастом теряет свое значение, дружеское общение все больше выходит за школьные стены. Достоверно выяснить психологические функции дружеского общения с помощью простых самоотчетов невозможно. Даже при полной искренности человеку трудно дать точный ответ о содержании своего общения, темах бесед и т.п. Очень многое забывается, кроме того, истинный смысл дружеского общения зачастую не осознается. Поэтому, спрашивая старшеклассников, как часто они обсуждают со своими друзьями те или иные темы (вербальное общение) и какие у них существуют общие виды деятельности (невербальная активность), мы не питали иллюзий относительно психологической ценности полученных данных. Тем не менее они бросают некоторый свет на соотношение вербального общения и предметной деятельности. В. А. Сухомлинский писал, что уже у 13-14-летних подростков основой дружбы чаще становятся духовные интересы и потребности, чем увлечение каким-то определенным видом труда (См.: Сухомлинский В. А. Рождение гражданина.- М.: Молодая гвардия, 1971.- С. 219). Наши данные указывают на это же. Разумеется, дружеское общение всегда как-то объективировано. Не говоря уже о совместной учебе, порождающей много общих проблем и интересов, в общении старшеклассников с их друзьями важное место занимают общественная работа, совместный досуг, развлечения, спорт; реже упоминаются различные любительские занятия и хобби. Но от 20 до 40 процентов опрошенных оставили вопрос о совместной деятельности с другом (подчеркивалось, что речь идет не о вербальной активности, а именно о предметной деятельности, совместных занятиях и увлечениях) без ответа. Дружба ассоциируется у них главным образом с разговорами, спорами, обменом мнениями, короче - с вербальным общением. Каковы возрастные рамки юношеской дружбы? В принципе люди» чаще выбирают друзей собственного возраста, но понятие «сверстник» относительно. В 40-50 лет разница в 5-6 лет совсем невелика,. а 2-3 года и вовсе незаметны. Иное дело в юности, когда каждый; год приносит нечто существенно новое. 15-16-летние юноши и девушки тянутся к старшим, жадно вслушиваются в их слова и всматриваются в их поведение. Дружба со взрослыми для них дорога и желанна. На вопросы исследователей: «Хотел бы ты иметь старшего друга?» - утвердительно ответили две трети комсомольцев, отдыхающих в лагере «Орленок» (450 человек от 14 до 17 лет), и девять, десятых 16-летних ребят Свердловской области. Потребность в эмоциональном контакте со старшим нередко принимает даже форму страстного увлечения, когда во взрослом видят живое воплощение идеала. Шестнадцатилетний Добролюбов писал о своем семинарском преподавателе И. М. Сладкопевцеве: «Я никогда, не поверял ему сердечных тайн, не имел даже надлежащей свободы! в разговоре с ним, но при всем том одна мысль - быть с ним, говорить с ним - делала меня счастливым, и после свидания с ним, и особенно после вечера, проведенного с ним наедине, я долго-долго наслаждался воспоминанием и долго был под влиянием обаятельного голоса и обращения... Как собака, я был привязан к нему, и для него я готов был сделать все, не рассуждая о последствиях» (Добролюбов Н. А. Дневники // Собр. соч.: В 9 т.- М.: Гослитиздат, 1964.- Т. 8-С. 441). Эта привязанность сохранилась даже после отъезда Сладкопевцева из Нижнего Новгорода. Подобные страстные увлечения встречаются' и у современных юношей. Но потребность в дружбе со сверстником еще сильнее. Отвечая на вопрос: «Человека какого возраста вы предпочли бы иметь, своим ближайшим другом - старше себя, своего возраста или младше?» - юноши всех возрастов отдают решительное предпочтение сверстнику (75-85 процентов всех ответов), значительно реже- старшему (19 процентов в VII, 13- в IX, 18- в X классе) и совсем редко (4 процента в VII, 1 процент в X) - младшему. У девушек на. первом месте тоже ровесница, однако они значительно чаще, чем-юноши, отдают предпочтение старшим (от 39 процентов в VII до половины - в IX-X классах), а младших не выбирают вовсе. Фактически среди друзей своего пола как у юношей, так и у девушек преобладают сверстники (у городских девятиклассников - 2/3, в деревне разброс несколько больше) либо ребята старше или младше на 1-2 года. Каков психологический смысл этих расхождений в ориентациях, в основном совпадающих с данными Бьянки Заззо (1966)? Как правильно замечает Заззо, возраст «идеального друга» приоткрывает некоторые, не всегда осознаваемые, психологические потребности. Ориентация на ровесника говорит о стремлении к более или менее равным отношениям. Дружба с ним основывается на принципе сходства и равенства: «С парнем моего возраста мне легче общаться», «Ему можно все сказать, не боясь насмешек», «С ним свободней, я могу показаться ему как есть, не стараясь выглядеть умнее». Выбор более старшего друга, напротив, выражает потребность в примере, опеке, руководстве. Здесь преобладают ссылки на то, что старший «может служить образцом», «может поделиться опытом, рассказать о том, чего я еще не знаю», «на него можно положиться». Почему так редко встречается ориентация на младшего? Потребность в общении с младшими, желание руководить, делиться опытом, опекать - отнюдь не редкость в юношеском возрасте. Более того, судя по нашим данным, юноши (у девушек эта зависимость не обнаружена), имеющие младших братьев или сестер, выше, чем остальные, оценивают себя по таким значимым качествам, как смелость, доброта, ум, самостоятельность, и ожидают более высоких оценок по этим качествам от своих родителей и друзей. Общение с младшими, позволяя юноше проявить свои положительные качества и почувствовать себя взрослым и значительным, благотворно влияет на его самоуважение. Но как ни приятно юноше чувствовать себя сильным и нужным, этот тип отношений все-таки не вполне отвечает его идеалу дружбы. Для ранней юности типична идеализация друзей и самой дружбы. По данным ряда экспериментальных исследований, представление о друге в этом возрасте значительно ближе к идеальному «Я» испытуемого, к его нравственному и человеческому идеалу, нежели к его представлению о собственном «Я», а связь между идеалом испытуемого и его оценкой друга теснее, чем между его идеалом и образом собственного «Я». Младший для этой роли не подходит. Дружба с младшим воспринимается скорее как дополнение дружбы со сверстниками, чем как ее альтернатива. У тех, кто дружит исключительно с младшими, такой выбор в большинстве случаев вынужденный. Это либо результат отставания в развитии, когда по кругу своих интересов и поведению юноша объективно ближе к младшим, чем к сверстникам, либо следствие каких-то психологических трудностей: застенчивости, боязни соревновательности, свойственной мальчишеским компаниям, несоответствия уровня притязаний и возможностей и т.п. Перенос эмоциональной привязанности на младших является в этом случае компенсаторным. Какое место занимает дружба в ряду других межличностных отношений и прежде всего - какова сравнительная степень психологической близости юношей и девушек с друзьями и с родителями? Для измерения сравнительной степени психологической близости испытуемого с ближайшими друзьями и другими значимыми лицами (мать, отец, другие члены семьи, классный руководитель, любимый учитель и др.) были применены три отдельных показателя: «понимание» (ответы на вопрос: «Насколько хорошо понимают вас перечисленные лица?»), «доверительность» (вопрос: «Делитесь ли вы с этими людьми своими сокровенными мыслями и переживаниями?») и «субъективная легкость общения» (ответы на вопрос: «Насколько легко вы себя чувствуете в общении с перечисленными лицами?»). Оценки, которые юноши и девушки дали пониманию их окружающими людьми, в целом оказались довольно высокими: почти во всех случаях они стоят ближе к положительному, чем к отрицательному полюсу. Однако во всех возрастах - и у юношей, и у девушек - «ближайший друг» (как правило - сверстник своего пола) занимает ведущее положение. В исследовании А. В. Мудрика (1974) московские школьники (с V по X класс) фиксировали не только то, насколько хорошо, по их мнению, понимают их мать, отец, друг и другие близкие люди, но и то, насколько важно для них понимание со стороны этого человека, независимо от степени фактической близости с ним. Отвечая на второй вопрос, мальчики называли отца или мать чаще, чем друга (ответы девочек противоречивы). Но как только оценивается фактическая психологическая близость (понимание и доверительность в общении), предпочтение отдается другу. Психологическая близость девятиклассников с разными значимыми лицами была изучена и посредством методики самооценки. Каждый испытуемый оценивал себя по 16 качествам, а затем должен был предсказать, как оценят его по тем же параметрам мать, отец, ближайший друг, любимый учитель и одноклассники. Очевидно, что чем выше предполагаемая испытуемым степень понимания его определенным лицом, тем ближе будут ожидаемые им оценки со стороны этого лица к собственной самооценке. Наибольшее совпадение оказалось опять-таки в случае с другом. Более того, друг оказался единственным человеком, от которого девятиклассник ждет оценок более высоких, нежели его собственная самооценка. Это можно считать косвенным указанием на то, что одной из главных функций юношеской дружбы является поддержание самоуважения личности. Обследование круга доверительного общения 114 старшеклассников (были выделены 14 категорий людей и 36 различных тем) выявило ту же тенденцию: самые интимные темы («случаи больших разочарований» и «особенности отношений с представителями противоположного пола») обсуждаются только с друзьями. Общение с родителями выглядит гораздо более предметным. Например, с отцом обсуждаются преимущественно жизненные планы и учебные дела, а с матерью, кроме того, домашние события и удовлетворенность собой (См.: Общение и формирование личности школьника / Под ред. А. А. Водалева и Р. л. Кричевского.-М.: Педагогика, 1987.-Гл. III). Юношеская дружба не только склонна к исповедальности, но и чрезвычайно эмоциональна. Еще Герцен обращал внимание на психологическое сходство юношеской дружбы и первой любви. «Я не знаю, почему дают какой-то монополь воспоминаниям первой любви над воспоминаниями молодой дружбы. Первая любовь потому так благоуханна, что она забывает различия полов, что она - страстная дружба. Со своей стороны, дружба между юношами имеет всю горячность любви и весь ее характер. Та же застенчивая боязнь касаться словом своих чувств, то же недоверие к себе, безусловная преданность, та же мучительная тоска разлуки и то же ревнивое желание исключительности... Я давно любил, и любил страстно, Ника, но не решался назвать его «другом», и когда он жил летом в Кунцеве, я писал ему в конце письма: «Друг Ваш или нет, еще не знаю». Он первый стал писать мне ты и называл меня своим Агатоном по Карамзину, а я звал его моим Рафаилом по Шиллеру» (Герцен А. И. Былое и думы // Соч.: В 9 т.- М.: Художественная литература, 1956.- Т. 4.- С. 82). Классическая литература неоднократно описывала подобные переживания. Вспомним Тонио Крегера из одноименного рассказа Томаса Манна или Жана Кристофа у Ромена Роллана: «Кристоф не знал никого прекраснее Отто. Все восхищало его в друге - тонкие руки, красивые волосы, свежий цвет лица, сдержанная речь, вежливые манеры и тщательная забота о своей внешности... Во время прогулок он ждал какой-нибудь опасной встречи, чтобы броситься вперед и прикрыть собой Отто» (Роллан Р. Жан Кристоф // Собр. соч.- М.: Художественная литература, 1955.- Т. 3.- С. 182, 183). А разве не похожи на любовные те письма, которыми обменивались Жак и Даниэль в романе Роже Мартен дю Гара «Семья Тибо», вызвавшие такой переполох у отцов-иезуитов? Дружба иногда выступает и как своеобразная форма психотерапии, позволяя молодым людям выразить переполняющие их чувства и найти подтверждение того, что кто-то разделяет их сомнения, надежды и тревоги. Слушая телефонный разговор двух подростков, взрослые буквально выходят из себя от его бессодержательности, незначительности сообщаемой информации: «Опять ты треплешься со своим Вовкой! Вам и сказать-то друг другу нечего! Сорок минут болтовни - и ни одной стоящей мысли, ни одной законченной фразы, одни междометия! До чего же пустая молодежь пошла!» Родители не замечают, сколь важен этот «пустой» разговор для их сына, как тянет его к телефону, как меняется в зависимости от разговора его настроение. Разговор кажется пустым потому, что его жизненное содержание - не логическое, а эмоциональное. И выражено оно не столько в словах и предложениях, сколько в характерных интонациях, акцентах, недоговоренности, недомолвках, которые подросток при всем желании не смог бы перевести в понятия, но которые доносят до его друга-собеседника тончайшие нюансы его настроений, оставаясь бессмысленными и непонятными для постороннего слушателя. Этот «пустой» разговор психологически важнее и значительнее «содержательной» светской беседы о высоких материях, блистающей умом и знаниями, но не затрагивающей личных, жизненных проблем собеседников и оставляющей у них только ощущение приятно проведенного вечера. Но - оборотная сторона медали! - многозначность подобной коммуникации делает ее во многом иллюзорной. Юношеская потребность в самораскрытии часто перевешивает интерес к другому, каким он фактически является, побуждая не столько выбирать друга, сколько придумывать его. Подлинная интимность, т. е. совмещение жизненных целей и перспектив друзей при сохранении индивидуальности и особенности каждого, возможна только на основе относительно стабильного образа «Я». Пока его нет, подросток часто мечется между желанием полностью слиться с другим и страхом потерять себя в этом слиянии. По выражению американских психологов Элизабет Дауван и Джозефа Эделсона (1966), «юноша не выбирает дружбу, его буквально втягивает в нее». Нуждаясь в эмоциональных привязанностях, юноша подчас не замечает реальных свойств их объекта: «Иногда он привязывается к молодым людям своего возраста, так что это отношение принимает форму страстной дружбы или фактической влюбленности; иногда это привязанность к старшему человеку, в котором он видит своего вождя - явно замену оставленным родителям. Пока они продолжаются, эти любовные отношения страстны и исключительны, но обычно они кратковременны. Людей выбирают в качестве объектов и бросают, нисколько не заботясь об их чувствах, а затем заменяют другими. Оставленные объекты быстро и полностью забываются, но форма отношения к ним сохраняется вплоть до мельчайших деталей и обычно воспроизводится в отношении к новому объекту с точностью, которая почти напоминает одержимость»,- пишет Г. Блум (1964). Психологические теории по-разному объясняют этот феномен. Психоанализ связывает неустойчивость юношеских увлечений с тем, что они - не настоящие «объектные отношения», вытекающие из свойств объекта дружбы или любви, а лишь проявления механизмов проекции или идентификации, т. е. уподобления другого себе или себя другому. Для подростка люди, которыми он увлекается,- лишь способы избавления от внутренней напряженности, хорошие или дурные примеры, средства самоуспокоения или доказательства своих способностей. Социальная психология склонна объяснять это сложностью процесса общения, когнитивной незрелостью и коммуникативной некомпетентностью. Дифференциальная психология указывает, что характер требований к другу и дружбе зависит не только и не столько от возраста, сколько от определенного типа личности; в юности, пока индивид еще не научился корректировать собственные реакции, эти его особенности проявляются наиболее резко. Каждое из этих объяснений по-своему справедливо. Юношеский эгоцентризм часто порождает псевдоинтимность, когда люди все время говорят о себе, не слыша собеседника. Никто не описал этого точнее и глубже, чем Л. Н. Толстой. Николаю Иртеньеву «невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества и достигнуть той счастливой поры, когда снова истинно нежное, благородное чувство дружбы ярким светом озарило конец этого возраста и положило начало новой, исполненной прелести и поэзии, поре юности» (Толстой Л. Н. Юность // Собр. соч. в 12 т - М. Художественная литература, 1958.-Т. 1.-С. 166). Дружба с Дмитрием Нехлюдовым, «чудесным Митей», не только открыла пятнадцатилетнему мальчику «новый взгляд на жизнь, ее цель и отношения», но и явилась символическим рубежом начала юности (Там же.- С. 187). Дружба эта исключительно нежна, поэтична, скреплена пактом откровенности - «признаваться во всем друг другу», а чтобы не бояться посторонних (оба стыдливы и застенчивы) - «никогда ни с кем и ничего не говорить друг о друге» (Там же.- С. 182). Юноши действительно говорят обо всем, а больше всего - о самих себе, своих чувствах и переживаниях. Но оба весьма эгоцентричны. Говорить о себе им куда приятнее, чем слушать. Вот Дмитрий рассказывает о своей влюбленности. Но «...несмотря на всю дружбу мою к Дмитрию и на удовольствие, которое доставляла мне его откровенность, мне не хотелось более ничего знать о его чувствах, а непременно хотелось сообщить про свою любовь к Сонечке, которая мне казалась любовью гораздо высшего разбора». Поэтому, «не обращая внимания на то, что он, видимо, был занят своими мыслями и совершенно равнодушен к тому, что я мог сказать ему», Николай спешит поведать другу о своем. Но равнодушный прием остужает чувство: «... как только я рассказал подробно про всю силу своего чувства, так в то же мгновение я почувствовал, как чувство это стало уменьшаться» (Там же.-С. 251, 252). Безудержная, не признающая никакой психологической дистанции откровенность, столь ценимая в начале дружбы, позже начинает мешать; интимные «признания не только не стягивали больше связь, соединявшую нас, но сушили самое чувство и разъединяли нас» (Там же.- С. 187). В момент ссоры они используются для того, чтобы поглубже уязвить друг друга... В юности, как тонко заметил австрийский писатель Р. Музиль, стремление светить самому гораздо сильнее, чем стремление видеть при свете. Юношеская дружба - «как яйцо, чувствующее свою великолепную птичью будущность уже в желтке, но предстающее внешнему миру пока всего лишь несколько невыразительным овалом, который нельзя отличить от любого другого». Чем эгоцентричнее дружба, тем вероятнее, что с возрастом в ней появятся нотки враждебности. «Несметное число лет назад мы восхищались друг другом, а теперь мы не доверяем друг другу, зная друг друга насквозь. Каждому хочется избавиться от неприятного впечатления, что когда-то он путал другого с самим собой, и потому мы служим друг другу неподкупным кривым зеркалом» (Музиль Р Человек без свойств.- М. Художественная литература, 1984.- Т 1 - С. 74, 81). В юношеской дружбе отчетливо проявляются половые коммуникативные особенности. Потребность в интимной дружбе возникает у девочек на полтора-два года раньше, чем у мальчиков, и сама девичья дружба более эмоциональна. Девичьи критерии дружбы тоньше, более насыщены психологическими мотивами, чем юношеские, девочки чаще испытывают дефицит интимности. Мотив понимания в определении дружбы выражен у девочек во всех возрастах сильнее, чем у мальчиков, да и само это слово они наполняют не совсем одинаковым содержанием. Дописывая неоконченное предложение: «Понимать человека - это значит...», московские мальчики с (I по X класс), опрошенные А. В. Мудриком, подчеркивали преимущественно момент объективного знания («Понимать человека - значит хорошо его знать») и интеллектуального сходства («думать, как он», «иметь общие интересы»). У девочек же начиная с VII класса наиболее сильно звучит тема сочувствия, сопереживания. Девочки имеют в среднем меньше друзей своего пола, чем мальчики, а те, у кого несколько близких подруг, предпочитают встречаться не сразу со всеми, а порознь (так ответили две трети ленинградских девятиклассниц и только одна треть девятиклассников). В общении с подругами у девушек сильнее, чем у юношей, звучат интимные темы. Эти различия являются не просто половыми, а половозрастными. Дело не только в том, что женщины вообще более эмоциональны, придают большее значение межличностным отношениям и больше склонны к самораскрытию, чем мужчины, но и в том, что девочки раньше созревают, у них раньше появляются сложные формы самосознания, а следовательно, и потребность в интимной дружбе. Для юноши-старшеклассника важнейшей референтной группой еще остаются сверстники своего пола, а главным конфидантом (поверенным тайн), если таковой есть, является друг своего пола. У девушек этот тип общения уже позади - в качестве идеального друга они все чаще выбирают юношу, и в круге их общения значительно больше мальчиков, причем более старшего возраста. Лишь 14 процентов обследованных ленинградских юношей - учащихся IX-X классов выбирают в качестве идеального друга девушку; напротив, количество девушек, предпочитающих дружить с юношей, в старших классах возрастает. Смешанная, разнополая дружба в юности существенно отличается от однополой, а слово «дружба» часто является лишь завуалированным наименованием зарождающейся любви. Не менее существенны индивидуальные различия. Очевидно, разные типы людей предрасположены к более закрытой, исключительной или менее интимной, групповой дружбе. Особенно важно умение понять подростков и юношей, у которых нет друзей. Хотя чувство одиночества в юношеском возрасте не редкость, оно вызывается разными Причинами. Временное, преходящее состояний одиночества и сопутствующее ему грустное и подавленное настроение - нормальное явление человеческой жизни, которого никто не может избегнуть. Достаточно распространено и ситуативное одиночество, обусловленное особыми жизненными обстоятельствами: резкой переменой условий жизни и круга общения, кризисными точками индивидуального развития (например, появлением неудовлетворенной потребности в любви), потерей близких, охлаждением или распадом некогда значимых личных отношений и т.д. Каким бы острым ни было это одиночество, с течением времени оно обычно проходит, уступая место новым отношениям и эмоциональным привязанностям. Другое дело - хроническое одиночество, преследующее личность постоянно и воспринимаемое ею как нечто неустранимое: «Одиночество - моя судьба». Какие психологические качества делают людей одинокими и некоммуникабельными? Прототип Некоммуникабельной, одинокой личности включает ряд сходных переживаний и черт, затрагивающих самосознание (пониженное самоуважение, гипертрофированное сознание непохожести на других, замкнутости, отверженности), стиль поведения (самоизоляция, избегание социальных контактов) и репертуар испытываемых чувств (бессилие, жалость к себе, апатия, подавленность, гнев). Однако сочетание этих черт бывает весьма различным. Американский психолог Джеффри Янг (1982), автор распространенного теста одиночества и метода психотерапии депрессивных состояний, различает 12 синдромов, каждый из которых имеет свои характерные эмоциональные, когнитивные и поведенческие признаки. Неспособность оставаться одному. Человек с этим синдромом не способен к уединению; оставшись один, он теряется, не знает, что с собой делать, испытывает мучительную скуку и пустоту. Низкое самоуважение, выражающееся в заниженных самооценках («меня не любят», «я скучен» и т. п.), которое побуждает личность избегать человеческих контактов, в результате чего появляется хроническая печаль и ощущение безнадежности. Это состояние бывает и у людей в высшей степени интересных и значительных. Как писал в одном из писем Томас Манн, «из-за всей нервности, искусственности, нелегкости своего нрава я не даю никому, даже самому доброжелательному человеку, сблизиться со мной или вообще хоть как-то со мною поладить... Много лет, и лет важных, я ни во что не ставил себя как человека и хотел, чтобы меня принимали во внимание только как художника...» (Манн Т. Письмо К. Принсгейм // Письма.- М.: Наука. 1975.- С. 10). Социальная тревожность, неуверенность в общении, застенчивость, постоянное ожидание насмешек или осуждения со стороны окружающих, так что единственным спасением кажется уход в себя. Коммуникативная неуклюжесть, отсутствие необходимых навыков общения, неумение правильно вести себя в сложных межличностных ситуациях (знакомство, ухаживание), часто в сочетании с низкой эмпатией; это порождает разочарование и обманутые ожидания. Недоверие к людям, которые кажутся враждебными и эгоистичными; такой человек не просто избегает людей, но испытывает к ним озлобление и горечь. Внутренняя скованность, немота, неспособность к самораскрытию, чувство абсолютной психической «герметичности» и непонятости, заставляющее личность постоянно разыгрывать чьи-то чужие роли. Трудности выбора партнера («негде встретить подходящего человека», «никто мне не нравится»), неспособность завязать потенциально интимные личные отношения или постоянный выбор неподходящих партнеров, в результате чего возникает чувство бессилия и обреченности. Страх быть отвергнутым, связанный с пониженным самоуважением и неудачным прошлым опытом, боязнь новых разочарований, усугубляемая безотчетным чувством вины и сознанием своей малоценности. Сексуальная тревожность, сознание (часто ложное) своей внешней непривлекательности или беспомощности, которое усугубляется стыдом и нередко затрудняет все прочие, несексуальные отношения. Боязнь эмоциональной близости («он хочет больше, чем я могу дать»), побуждающая субъекта уклоняться от углубления дружеских отношений, предполагающих взаимное самораскрытие; опасение быть пойманным, застигнутым врасплох, отказ от принятия ответственности. Неуверенная пассивность, постоянные колебания, неопределенность в оценке собственных чувств («сам не знаю, что я чувствую и чего хочу»), отсутствие настойчивости, инициативы в углублении и развитии личных отношений и настороженность к попыткам такого рода со стороны партнера. Нереалистические ожидания, ориентация на слишком жесткие нормы и требования («все или ничего», «если я тебя придумала, стань таким, как я хочу»), нетерпимость и нетерпеливость, не позволяющие личным отношениям обрести устойчивость, склонность разрывать отношения без достаточных оснований. Хотя все эти синдромы описательны, а соотношение их компонентов весьма проблематично, их перечень показывает, что одиночество так же многообразно, как и общение, от него нет универсальных рецептов. Одному человеку полезно поменьше думать о собственном «Я» и включиться в деятельную групповую жизнь, а другому, наоборот,- «остановиться, оглянуться». Однако сделать это не так-то просто. Одна из главных психологических трудностей одиноких и склонных к депрессии людей заключается в том, что у некоторых из них вырабатывается склонность объяснять свои неудачи в общении не конкретными ситуативными причинами, а своими якобы неизменными личными чертами. Эта пораженческая установка парализует попытки установления новых человеческих контактов, с учетом прошлых ошибок. Если в других сферах жизни, например в учебе или в труде, эти люди трезво оценивают причины своих успехов и поражений и, учась на своих ошибках, могут достигнуть высоких результатов, то в сфере общения, где они особенно уязвимы, негативная установка превращается в самореализующийся прогноз: «У меня все равно не получится, поэтому не стоит и пробовать, чтобы не переживать новых разочарований» (С. К. Андерсон и др., 1983). В целом взрослые плохо занимаются психологическим просвещением молодежи, остро переживающей недостаток у себя коммуникативных качеств. 3. А. Янкова (1987) предложила двум группам-15-летним и 21-летним - оценить значимость 10 личностных черт (по методике Е. Мельбруда - См.: Мельбруд Е. Я, ты, мы.- М.: Прогресс, 1987) и отметить, насколько каждая из них присуща им лично. Наиболее значимыми оказались «эмпатия», «самопознание» и «инициативность»; однако лишь 20 процентов опрошенных считали, что эти качества присущи им в значительной степени, а 32 процента сочли, что вовсе их лишены. Для понимания психологических отличий дружбы взрослых людей от юношеской дружбы особенно важны три момента: относительное завершение формирования самосознания; расширение и дифференциация сферы общения и деятельности; появление новых интимных привязанностей. Образ «Я», который у юноши еще только формируется, у взрослого человека уже сложился в определенную устойчивую структуру. Жизненный опыт позволяет ему более или менее реалистически оценивать себя, свои достижения и возможности. Взрослый человек научается соизмерять свои притязания с возможностями, его сознание более предметно, менее эгоцентрично, нежели юношеское, поэтому потребность в психологическом «зеркале» у него снижается. Функция самопознания, столь важная в юношеской дружбе, теперь отходит на задний план, и дружеское общение в значительной мере теряет свою исповедальность. Чтобы разрешить многие проблемы и трудности, обусловленные преувеличением собственной уникальности, непохожести на других, юноше иногда достаточно высказать их вслух, поделиться с другом. Проблемы, волнующие взрослого человека, значительно сложнее, простым разговором их не разрешить. Поэтому его общение с друзьями имеет более предметный характер. Чем многограннее человек, тем труднее ему найти другого, который был бы созвучен с ним во всех отношениях. Отсюда известная дифференциация дружеских отношений, когда с одним из друзей нас связывают общие интеллектуальные интересы, с другим - воспоминания молодости, с третьим - эстетические переживания. Каждое из таких отношений имеет свои границы, которых люди предпочитают не переходить. Однако это не мешает дружбе быть глубокой, искренней и устойчивой. В юности дружба занимает привилегированное положение, поскольку она складывается, когда у человека нет еще ни собственной семьи, ни профессии, ни любимой. Единственный «соперник» юношеской дружбы - любовь к родителям, но эти чувства лежат в разных плоскостях. С появлением новых, «взрослых» привязанностей дружба постепенно утрачивает свое привилегированное положение. Однако первая влюбленность не только не ослабляет потребности в друге, с которым можно поделиться своими переживаниями, но даже усиливает ее. «Мне кажется, что я немного влюблена в С.,- пишет в дневнике девятиклассница.- И сейчас мне очень нужен кто-то, кому можно все это высказать, с кем поговорить». Но как только появляется взаимная любовь, эта сфера отношений, как правило, изымается из обсуждения с друзьями (пока в любовных отношениях не возникают какие-то трудности). Если в начале юности дружба оттесняет родительское влияние, то теперь ей самой приходится потесниться, чтобы дать место новым привязанностям. Таким образом, в развитии личных отношений есть свои закономерности. Один вид отношений подготавливает другой, более сложный, но может и препятствовать ему. Например, слишком теплые отношения в семье, дающие застенчивому подростку максимум психологического комфорта, иногда тормозят его вхождение в общество сверстников, где за положение и понимание надо бороться. Тесная юношеская дружба порой также создает конфликтные ситуации. Пример - судьба «последнего в компании», который настолько поглощен своими друзьями и совместной с ними деятельностью; что не ищет других привязанностей. Его друзья один за другим влюбляются, женятся, а тот, кто полнее всего идентифицировался с группой как целым, остается один. Он запоздал с переходом в следующую стадию. Расставание с очарованием юношеской дружбы часто переживается болезненно. «...Лишь до семнадцати, восемнадцати лет мила, светла и бескорыстна юношеская дружба, а там охладеет тепло общего тесного гнезда, и каждый брат уже идет в свою сторону, покорный собственным влечениям и велению судьбы» (Куприн А. И. Юнкера//Собр. соч.: В 6 т. М.: Художественная литература, 1958.- Т.6.- С. 164),- с грустью писал А. И. Куприн. Но не следует забывать об эгоцентричности молодости, которая часто побуждает юношу искать в друге не столько собеседника, сколько зеркало или двойника. Нравственно-психологический прогресс заключается именно в освобождении от такой установки. «... Пока человек не освободился еще от своего Двойника, он, собственно, и не имеет еще Собеседника, а говорит и бредит сам с собою; и лишь тогда, когда он пробьет скорлупу и поставит центр тяготения на лице другого, он получает впервые Собеседника. Двойник умирает, чтоб дать место Собеседнику» (Ухтомский А. А. Письма // Пути в незнаемое.- М.: Молодая гвардия, 1973.- Сб. 10.- С. 385). Содержание Индекс   www.pseudology.org