В.Л. Хейфец, Л.С. Хейфец

 

Деятельность советских дипломатов как фактор развития левого движения Мексики

в 1920-е гг. Миссия Александры Коллонтай: смена внешнего облика старой модели

Международные отношения в новое и новейшее время. Материалы международной научной конференции,

посвященной памяти профессора К. Б. Виноградова

Санкт-Петербург, 2005

 

Характерное для советской внешней политики в 1920-е гг. ХХ века стремление одновременно оказать поддержку мировой революции и обеспечить национальные интересы СССР в полной мере проявилось в отношениях с Мексикой. И миссия генконсула РСФСР М. Бородина, целью которой было восстановить отношения двух стран, и деятельность первого полпреда С. Пестковского, были теснейшим образом связаны с Коминтерном. Оба напрямую совмещали дипломатическую работу с функциями эмиссаров III Интернационала по организации коммунистического движения Латинской Америки.

 

Период пребывания Пестковского в Мексике был ознаменован двумя неприятностями. Если первая из них, вызванная двусмысленным высказыванием наркома Г. Чичерина о Мексике как базе для развития деятельности компартии, была признана исчерпанной, то вторая - прямое советское вмешательство в борьбу местных профсоюзов, вызвал негодование крупнейшего профобъединения, КРОМ, тесно связанного с правительством.[1] После заявлений советских профсоюзов в 1927 г. об оказании материальной помощи забастовке железнодорожников, направляемой через полпредство, стало очевидно - возможности Пестковского представлять СССР без постоянной конфронтации с мексиканскими властями исчерпаны.[2]

 

Назначение вместо Пестковского малоизвестного дипломата могла восприниматься в рабочем движении страны как отказ СССР от поддержки коммунистов. Поэтому была найдена всё же адекватная замена в лице Александры Коллонтай. В момент объявления об ее назначении полпредом никто в мире не мог предположить, что Коллонтай вовсе не намеревалась действовать в манере Пестковского. Ей оказалось легче всего предпринять перемены в системе отношений между Коминтерном, полпредством в Мехико и компартий страны.

 

В ходе встречи с И.Сталиным накануне отъезда Коллонтай получила четкие инструкции: "поменьше няньчанья со стороны ИККИ" с компартиями … понаделают ошибок - не беда"; полпред не должна "поддаваться ложным представлениям о нарастающей революции, до которой Мексике еще очень далеко", а обязана укреплять дружественные отношения между двумя странами, не поддаваясь на "соблазны революционных авантюр".[3] Сама полпред, хорошо знакомая со Сталиным, не могла не понимать, что было бы ошибкой буквально понимать его слова и что речь не шла о кардинальной смене линии (под "революционными авантюрами" подразумевались прежде всего антиправительственные мятежи на местах); но объявленные правила игры ("вести осмотрительную политику, не упуская принципиальной линии") ей нельзя было не принять. О том, как выглядела политика Пестковского Коллонтай вряд ли имела подробное представление, но была четко уверена: "линия его работы шла в весьма отличном направлении от той линии, что мне дали в Москве".[4]

За несколько недель до отъезда полпред заявила прессе, что "нынешний дипломат должен" воздерживаться от "любой пропаганды и вмешательства во внутренние дела страны пребывания".[5] Коллонтай осознавала стратегическую позицию Мексики в советской внешней политике, но также она знала и о все более интенсивном американском давлении на эту страну. Вынужденный отъезд Пестковского и отказ Госдепартамента США в предоставлении ей самой транзитной визы были явными свидетельствами тяжелой обстановки, ждавшей ее в Мексике.[6] Первым проявлением перемен стал отказ Коллонтай встречаться с пришедшими на вокзал в Мехико коммунистами, поскольку это противоречило дипломатическому протоколу; вручая верительные грамоты, она похвалила политические и социальные достижения мексиканской революции, немедленно подчеркнув, что ее основная работа в Мексике состоит в развитии двусторонней торговли. При встрече с главой правительства Кальесом 2 февраля 1927 г. Коллонтай вновь повторила, что не намерена создавать трудности правительству, что президент понял однозначно: она не собиралась идти на конфликт с КРОМ и помогать компартий.

 

Для себя Коллонтай предстояло решить важную дилемму: что больше в интересах СССР и мировой революции - дружественные отношения с правительством Кальеса (которое "ведет крепкую политику против Вашингтона") или же ставка на поддержку местного антиимпериалистического движения (тесно связанного с компартий), которое одновременно было бы антиправительственным. Анализ сделанных ею дневниковых записей и писем показывает: дипломат полагала, что Мексике принадлежит руководящая роль в латиноамериканском антиимпериалистическом движении, но это вовсе не означало отказа от развития внутри самой Мексики левого революционного движения (она не переоценивала значение компартии, отмечая, что "наши" (коммунисты) малочисленны и качаются между анархосиндикализмом и оппортунизмом анархистов …. Наши друзья - горсточка и политически бессильные").[7] Она лишь считала нужным разделить две стороны проблемы: ускорить приезд в Мексику представителя Коминтерна, который должен был бы координировать местное антиимпериалистическое движение; полпредству же следовало прекратить чересчур подчеркнутые связи с коммунистами.[8] Положение Коллонтай осложнялось тем, что остальные сотрудники полпредства, прежде всего первый секретарь Л[еон] Хайкис считали необходимым по-прежнему активно поддерживать компартию и не камуфлировать эти связи.

 

Дружеские отношения с КРОМ, которые Коллонтай попыталась завязать, так и не сложились, что было естественно. Руководители профцентра отрицательно относились к СССР, зная, какие усилия Коминтерн предпринимает для поддержки конкурентов КРОМ. Намерения нового полпреда показать, что она - "не Пестковский" не могли не кануть втуне. В общем-то, кромисты были недалеки от истины. Сколь бы Коллонтай не хотела продемонстрировать новую линию, она четко следовала данным ей в Москве указаниям, немедленно передав забастовщикам прибывшие из СССР, что спровоцировало бурную кампанию в прессе и требование КРОМ выслать полпреда из страны. Почти столь же жестко отреагировал МИД Мексики, вручивший от имени президента ноту протеста против "антиправительственных действий". Прекрасно понимая зависимость советских профсоюзов от правительства, Кальес потребовал употребить все влияние для прекращения поддержки ими мексиканских забастовщиков.

 

И в этот момент выяснилось, насколько умелый маневр предприняла в свое время Москва, предприняв кадровую замену в дипмиссии. Коллонтай сослалась на то, что не была в курсе незаконности забастовки, полагала, что стачка направлена против иностранной компании и происходит при поддержке антиимпериалистически настроенного мексиканского правительства, и не смогла соответствующим образом проинформировать свое правительство.[9] Все участники событий прекрасно понимали, что это не так, но сумели сделать вид, что верят в сказанное и услышанное.

 

Действовать в манере сугубо дипломатической Коллонтай не удавалось, в том числе и по причинам от нее не зависящим. Политика США, обвивших Мексику в пропаганде большевизма, резко снижала ценность той энергии, с которыми полпред намеревалась выполнять свою работу. Уверенность американцев в ее личном участии в переправке мексиканских коммунистов в США ставила Коллонтай в деликатную ситуацию в отношениях с правительством Кальеса.

 

Коллонтай не удалось способствовать ни развитию торговли между Мексикой и СССР (новый торговый договор так и не был подписан), и, что еще более важно, не сумела продемонстрировать, что революция и дипломатия могут существовать отдельно друг от друга. Ее уход с поста полпреда в июне 1927 г. (хотя и не имел отношения к характеру деятельности полпреда) стал еще более логичным, чем отъезд из Мексики Пестковского.

 

Примечания