РАН. Рос. ин-т культурологии, 1994 Кирилл Эмильевич Разлогов Дар или проклятие? Мозаика массовой культуры Предисловие В основу настоящего сборника положены материалы трех международных симпозиумов, посвященных проблемам массовой культуры. Первый из них прошел в Москве в 1992 г. и объединил российских и американских ученых на почве сравнительной культурологии. Второй, ответный, был проведен в следующем году в Новом Орлеане. И, наконец, третий был организован под эгидой Совета Европы в рамках Московского международного кинофестиваля в июле 1993 г. в связи с новыми проблемами, с которыми столкнулись страны Центральной и Восточной Европы на этапе перехода к рыночной экономике. Инициатором всех трех встреч, носивших характер свободного обмена мнениями в режиме скорее «круглого стола», нежели официальной «конференции», был Российский институт культурологии. Это может показаться неожиданным, учитывая стабильную аллергию отечественной гуманитарной науки ко всему «низкому» и «массовидному». Однако очевидный «компенсаторно-развлекательный» крен современной культурной жизни в сочетании с теоретическими изысканиями культурологов-медиевистов (в особенности М.Бахтина и А.Гуревича и В.Рабиновича) дает, на наш взгляд, необходимый импульс для соединения жестокой эмпирики с ученой дистанцией и сравнения распространенных у нас подходов с зарубежным опытом. Все три конференции, каждая по-своему, показали своеобразную мозаичность ситуации в современной науке, следующую, впрочем, в общем русле нынешних культурных мутаций (вспомним, еще Абрам Моль в своей «Социодинамике культуры» противопоставлял строгую иерархичность классики «мозаичности» масс-медиа). Соответственно и книга, которую вы раскрыли, строится по принципу перехода от системности к мозаике и анализируемого материала, и исследовательских подходов. Мы намеренно сохранили национальную специфику в изложении материала, авторскую стилистику, свойственную то жанру эссе, то отчетному докладу, то вольному размышлению «у камина» (следуя и популярному русскому романсу, и предвещающей телевизор игре светотени, и месту встреч, близкому позднейшей интеллигентской «кухне»). В первом разделе собраны выступления, обозревающие «с птичьего полета» общую ситуацию в современной культуре. Второй более непосредственно сконцентрирован на проблемах посткоммунистической эволюции и ее воздействия на весьма специфическую сферу художественного творчества (или даже скорее производства) и восприятия (а также распространения) произведений искусства. Наконец, в третьем разделе хаос, как и в нашей жизни, окончательно вытесняет космос: от апокалипсического описания книжного рынка в Польше до фрейдистской интерпретации экранной трактовки женской сексуальности в Америке пролегает океан современной культурной продукции и деятельности, вовлекающей в процессы самосознания и саморазвития уже не только (и не столько) читающую и пишущую публику, но и все «некультурное» население, диктующее свои условия «творцам» благодаря безжалостным рыночным механизмам. Сборник не претендует на систематическое изложение всех проблем массовой культуры ни тем более на их окончательное решение. Он дает скорее материал для размышления и обсуждения, как и дискуссии, которые подтолкнули нас к его изданию. Разнопорядковость взглядов и подходов от Нового Орлеана до Варшавы, Москвы и Рима оказалась столь вопиющей, что нахождение общего языка и минимального взаимопонимания хотя бы среди практиков и специалистов стало задачей номер один. А для этого взгляды надо по меньшей мере знать и сопоставить. Именно такую возможность призвана дать эта книга. Не больше... Но и не меньше... *** Пусть название книги —«Дар или проклятие?»— до поры сохраняет свою загадочность, а вот подзаголовок — «Мозаика массовой культуры», претендующий, хотя бы внешне, на некоторую определенность, должен быть прояснен. Термин «массовая культура» достаточно противоречив, потому что предполагает «не вполне» культуру, хотя и культуру «для всех». Этот термин оксюморонной природы хотя бы только поэтому нуждается в прояснениии. Масс-медиа по ряду очевидных причин — не столько явление культуры, сколько паракультуры — маргинальной, культуры «по краям», обладающей особыми свойствами. В явлениях «пара», как отмечают исследователи, органически сочетаются достоверность и мифоподобная утопия, реализуемая в чаяниях. Вместе с тем в периферийных, паракультурных явлениях можно выявить скрытые смыслы собственно культуры, «выболтанные» в парафеноменах. Периферия рас- > скажет о метрополии. Реминисценции дилетанта — о смысловых подтекстах профессиональных речений. Прозрачные изображения массового сознания, представленные в масс-медиа, по-своему изобличают непроницаемые сущности магистральной культуры. Поле современной массовой культуры — не бесплодный пустырь. Литература (в широком смысле) «для масс» куда читабельнее вершинных образцов. Именно паралитература (опять-таки в широком смысле) удовлетворяет морально-воспитательную податливость сегодняшнего «глотателя пустот». Супергерой, сыгранный Бельмондо в «Великолепном», — киноидеал, недостижимый в жизни, зато вполне облегчающий эту трудную, трудную, трудную жизнь. Опереточная дива — легкомысленный набросок героини классической оперы. Цирковой гимнаст всем своим манежным бытием свидетельствует о сокровенном своем рекорде, ушедшем в ночные грезы. Парапсихолог трубит о главной проблемной трудности академической психологии. Всесильный хемооккультист апеллирует к средневековым алхимикам, бесчестя многомудрых радиохимиков компрометирующими аналогиями. Волнующая, берущая за душу эвристика «темных речей», выговаривающих едва ли не самое сокровенное речей «светлых», культурных, укоренена в естественном сочетании видимой достоверности и утопических чаяний, кажущейся осуществимости культурных идеалов на межкультурном пограничье. Может быть, паракультура — зеркало культуры? Пусть кривое, но зеркало? Свидетельства о паракультуре в современном сознании лишены исторической ретроспективы. Потребна дистанция, дабы осколки кривых зеркал отразили суть культуры, наглядно преувеличив изображение. Нужна историческая даль, которая могла бы стать живой близостью канувшего в прошлое объекта. Но это особый сюжет. Культура «по краям»... И все-таки: вне или в? Массовая культура как паракультурное дело в поле культуры в целом обладает свойством быть в ней и, одновременно, не быть. Понять возможность «вне находимости» (Бахтин) культурного феномена в культурной среде его обитания означает понять и этот феномен, и культуру, его породившую. Но... прежде всего: культура «для масс»— повторим еще раз —естественное сочетание видимой достоверности и утопических чаяний; как бы немедленное — здесь и теперь — их исполнение для каждого персонально. Только для Вас — Ваш любимый цветок: гвоздика, тюльпан, розочка... В результате же — всем сразу и просто... цветы. Может быть, даже искусственные. Восковые... А ожидалось — мой цветок и лично мне. (Вспомните, пожалуйста: «Дунай, Дунай,// а ну узнай,// где чей подарок?..») Иное дело классические формы собственно культуры. Сначала — всем. И лишь потом, в результате освоения-присвоения, наедине с текстом — каждому в отдельности. Цветок вообще от классики, распустившись в индивидуальном сознании восприявшего, лучится особенным Цветом и неповторимо благоухает только для Вас. Если культура в исходном замышлении — всем, а в результате — каждому, то паракультура обещает каждому, а дает сразу всем в их лужниковско-олимпийской (Сан-Ремо, Греми и пр.) неразличимости. Для культуры — это разнообразие, для культуры массовой — это мозаика, калейдоскоп. Разнообразие предполагает порядок образов, их иерархию (еще раз вспомним А.Моля). Мозаика же — броуновский хаос вопреки первоначальному ожиданию исполнения потаенной надежды, заветной мечты. Вот почему подзаголовок «Мозаика культуры» в определенном повороте темы представляется достаточно точным. [В скобках заметим: русский язык для такого различения оказался пригодным. В отличие от итальянского varieta, в самом себе держащего эту двойственность: разнообразие (относимое к культуре); варьете, эстрада (относимое к маргинальной закраине культуры).] Изучение паракультурных феноменов — отчасти паракультурное дело, конгениальное своему предмету, и поэтому тоже маргинальное. В итоге такой работы — не образец, а мозаичный образ, сработаный, в числе иных, и паракультурными средствами. Вот вам и второе обоснование мозаики культуры. Не больше (повторимся здесь)... Но и не меньше... Содержание   www.pseudology.org