 Первая
встреча, первое их знакомство произошло в сентябре 1901 года. Было это
в Крыму. Толстого привела туда тяжелая болезнь. По совету врачей он был
спешно вывезен на благодатное крымское побережье. Владелица имения в Гаспре
графиня Панина предоставила в распоряжение Льва Николаевича и его близких
свой дом.
В этот дом и пришел несколько дней спустя земский врач
из соседнего Кореиза Константин Васильевич Волков.
За ним послал Толстой.
В тот памятный день Волков - большой любитель театрального
искусства - режиссировал в Народном доме любительский спектакль, в котором
играл и сам...
Но лучше привести его собственный рассказ.
"Знакомство мое с Львом Николаевичем состоялось
довольно оригинально, - вспоминал он впоследствии. - Незадолго до приезда
Льва Николаевича мы решили поставить пьесу Островского "Не так живи,
как хочется", в которой я играл роль Петра. Роли мы учили всегда образцово
и репетировали усердно и старательно - в костюмах и по возможности в обстановке.
И вот вечером, часов в десять, во время одной из таких репетиций, ко мне
является посланный с приглашением посетить сейчас же Льва Николаевича.
Я, разумеется, тотчас же прерываю репетицию, и как был: в красной рубахе,
плисовых шароварах и высоких смазных сапогах - отправляюсь чуть не бегом
в Гаспру. Через пять минут я был уже там и с бьющимся сердцем, волнуясь,
ожидал встречи с великим человеком. Меня пригласили в небольшую комнату,
влево от входа, и там я увидал Льва Николаевича, одного, лежащего на кушетке.
Пришлось прежде всего извиниться и объяснить свой костюм...Замечательно,
что после первых же нескольких слов Льва Николаевича все мое волнение и
страх исчезли без остатка: я видел перед собой простого, милого, доброго
старика, которого можно только любить. Никаких внешних изъявлений того
величия, которым увенчал его мир. Как-то странно было сознавать, что этот
простой, милый старец и есть сам Лев Толстой..."*1
В Гаспре писатель прожил более восьми месяцев.
Надеясь на скорую его смерть, враги развили усиленную
деятельность. Дом, в котором он жил, находился под постоянным наблюдением
полицейских шпионов. Вокруг него вертелись духовные лица, имевшие поручение
уговорить Толстого примириться с церковью. На их обязанности лежало также:
независимо от результатов своей миссии, сразу после кончины "еретика"
во всеуслышание объявить о его "раскаянии во всех грехах". Эти
непрошеные гости отравляли существование.
Тем радостнее встречал он милых ему людей, среди которых
все эти месяцы неизменно оставался Волков. Оказалось, что он учился в том
же городе и том же университете, что и Толстой. До поступления на медицинский
факультет Московского университета, который был им окончен в 1897 году,
Константин Васильевич прошел курс естественного отделения физико-математического
факультета Казанского университета. Знающий специалист, человек широкого
образования и разносторонних интересов стал одним из постоянных врачей
и частым собеседником писателя.
Его имя много раз упоминается в дневниковых записях тех
месяцев. "Вечером был Волков..." "Вечером Волков..."
"Волков слушал..." Эти и подобные заметки можно встретить не
на одной странице дневниковых записей, собранных в 54-м томе полного собрания
сочинений Л.Н. Толстого.
Врач Волков был свидетелем работы Льва толстого над повестью
"Хаджи-Мурат". Вместе они оказались на репетиции комедии Островского.
Лев Николаевич одобрил выбор пьесы и остался доволен исполнением, хотя
и высказал замечания - они касались деталей деревенской одежды. "Сегодня
ночью плохо спалось, и я обдумывал сюжет пьесы для народа", - делился
Толстой с Волковым только что возникшим замыслом.
Ему привелось видеть и слышать Толстого в философском
споре и разговорах о поэзии, за чтением многочисленных писем от простых
людей и на любительском концерте оркестра народных инструментов. При нем
проходили беседы с Горьким и Короленко. Он составлял Толстому компанию
в играх и принимал его у себя дома, знавал в спокойствии и гневе.
Запомнился такой случай, описанный им в тех же "Набросках
к воспоминаниям":
"... Получает Лев Николаевич письмо от какого-то корреспондента
из тюрьмы. Письмо было крест-накрест перечеркнуто яркими желтыми полосами
полуторахлористого железа (проявителя для симпатических чернил или слюней,
которыми пользуются заключенные в целях тайной переписки). Льва Николаевича
удивили эти желтые полосы, и он спросил, что это значит. Когда я объяснил
ему, что это дело рук жандармов, то надо было видеть Льва Николаевича.
Он даже покраснел от негодования и воскликнул:
- Ах, мерзавцы... С каким бы наслаждением я вымазал им рожу этой гадостью..."*2.
Заметки К.В. Волкова - живые свидетельства об этом периоде
жизни Толстого. Волков запомнил и донес до нас драгоценные высказывания
писателя о классиках литературы и декадентах, о песнях русского народа
и природе, подметил и передал его неповторимые черты.
Сам он всюду в тени. О своей работе почти не упоминает.
Меж тем известно, что нередко ему доводилось проводить у постели больного
и дни, и ночи. Волков явился одним из тех, кто помог Толстому побороть
болезнь, вернуться к жизни.
Когда в первый день нового, 1902 года К.В. Волков выезжал
в Петербург, на VIII съезд русских врачей, посвященный памяти Н.И. Пирогова,
писатель снабдил его письмом к близкому знакомому А.Н. Дунаеву.
"Письмо это вам передаст мой очень милый знакомый и земский
Кареизский доктор, - писал Толстой. - Он очень живой и умный человек, и
ему, вероятно, будет приятно, будучи на съезде, познакомиться с вами, и
вам и вашей семье, которой передайте мой привет и поздравление с Новым
годом, будет, вероятно, приятно узнавать его. Он меня лечил и расскажет
вам про меня" (73, 181).
О доверии, которое питал писатель к Волкову, о тм, что
врач был в курсе не только здоровья, но и литературных дел Толстого, свидетельствует
уже тот факт, что в эту поездку ему было поручено передать Дунаеву для
пересылки В.Г. Черткову рукопись статьи "О веротерпимости".
В последних числах 1901 года Толстой начал письмо Николаю
II, в котором обращался к царю с призывом уничтожить "тот гнет, который
мешает народу высказать свои желания и нужды", отменить "исключительные
законы, которые ставят рабочий класс в положение пария" и положить
конец частному землевладению (73, 184). Волков об этом письме знал, о нем
было не раз говорено во время прогулок. Петербургские друзья Толстого узнали
о начатом им письме именно от Константина Васильевича.
Когда 25 января 1902 года писатель заболел воспалением
легких, Волков был вызван в Петербург телеграммой. Месяцы, проведенные
близ Толстого, остались в памяти Волкова как самые яркие, самые волнующие.
"Мы все живем приблизительно по-прежнему, - писал Волков
Софье Андреевне в конце 1902 года. - Я много работаю по больнице, устраиваю
спектакли, читаю. Жена много времени тратит на ребят. Мы часто вспоминаем
то время, когда вы были у нас, и часто рассказываем новым людям о Льве
Николаевиче. Все мы горячо любим его и шлем ему свой привет и пожелания
быть бодрым, сильным и крепким"*3.
Дружеское расположение Толстого Волков чувствовал постоянно.
Первое из писем к нему явилось ответом на сообщение Волкова
об отъезде на русско-японскую войну.
"Очень благодарен вам за ваши добрые чувства, - писал он
10 июня 1904 года. - Это, как вы знаете, совершенно взаимно. Если же бы
я мог чем-нибудь послужить вам, то был бы очень рад..."
В этом письме писатель высказал свое отношение к начавшейся
в январе 1904 года войне между Россией и Японией. С самого начала он осуждал
ее захватнический характер. Глубокое возмущение Толстого вызвала бессмысленность
гибели тысяч русских крестьян и рабочих, страданий простого народа ради
грабительских интересов царского правительства.
"Война захватила вашу семью своим материальным колесом,
меня же она давит духовно, - делился он с Волковым. - Ужасаешься на то,
что с таким усилием и напряжением совершается то, чего не должно, не может
быть, если только человек разумное существо" (75, 120-121).
Осуждая войну, писатель предчувствовал важнейшие последствия,
которые она может иметь (и имела) в жизни русского общества.
Когда в ноябре того же года Волков написал Толстому о
возвращении с фронта (земские врачи, заведующие больницами, были освобождены
от военной службы), тот откликнулся небольшим дружеским письмом:
"Спасибо, милый Константин Васильевич, что написали мне.
Очень порадовался я, как и все домашние, за вас, вашу
милую жену и детей.
Я живу что дальше, то лучше. Работы много, времени мало.
Вы это знаете, потому что всегда так живете.
Дела совершаются на Дальнем Востоке знаменательные, последствия
их не могут не быть огромные. Дружески жму вашу руку и кланяюсь вашей жене.
Л. Толстой.
22 ноября 1904 г." (75, 188).
В письме надежда на то, что русско-японская война раскроет
массам глаза на преступность правительства, убедит их в необходимости освобождения
от политического насилия. Именно это, как можно судить по его статьям,
по другим письмам, имел в виду Толстой, говоря о "знаменательности"
происходящих событий.
... Опасаясь за сохранность своих крымских владений, царь распорядился
ввести в Ялте и прилегающих к ней населенных пунктах положение о "чрезвычайной
охране", согласно которому полиция получала право арестовывать, а
затем высылать без суда и следствия любого человека. Реакция душила любое
проявлением свободной мысли. Под запретом оказалось даже громкое чтение
газет - "чтобы не возбуждать интереса к военным и политическим событиям".
Пользуясь служебным положением, Константин Васильевич
прятал в своей больнице бежавших от расстрела матросов-севастопольцев (они
скрывались им под видом больных рожистым воспалением). Здесь же, в больнице,
хранилась нелегальная литература, распространявшаяся затем по всему побережью.
Волков имел прямое отношение к стачкам рабочих и митингам на море, к агитации
среди солдат и печатанию листовок ялтинской социал-демократической группы.
За все это он был арестован и отправлен в ссылку. Местом
ее оказался Заволжский городок Ядрин. Впрочем, и этой глухомани, о которой
много рассказывал Толстой, коснулось революционное движение. Вскоре по
приезде ссыльный врач познакомился с некоторыми из тех, кто активно в нем
участвовал. Состоялось первое знакомство и с Почуевым - будущим корреспондентом
Толстого. В этот раз, однако, оно было недолгим. Почуева отправили под
надзор полиции в Оренбургскую губернию, а Волков, получив разрешение властей,
выехал в Браилов на Подольщине.
Там, в Браилове, будучи врачом сахарного завода, он с
острой душевной болью узнал о смерти Толстого.
В рукописном отделе Государственного музея Л.Н. Толстого
сохранилось письмо, написанное Волковым сразу после получения скорбного
известия:
"Дорогая Софья Андреевна!
Позвольте разделить с Вами и Вашей семьей постигшее всех
нас горе. Так больно, так тяжело сознавать, что дорогого Льва Николаевича
нет с нами. Как мне хотелось быть в Астапове, чтобы быть полезным Льву
Николаевичу, но не пришлось, так как в это время я был болен той же катаральной
пневмонией, которая унесла от нас дорогого "дедушку Толстого".
Жена и дети выражают Вам самое искреннее и горячее участие.
Искренне уважающий Вас
К. Волков"*4.
А вскоре Константин Васильевич вновь появился в Ядрине.
Он приехал с женой - фельдшерицей Клавдией Владимировной, о которой в семье
Толстых отзывались с неизменным уважением, с детьми, также знавшими писателя
(он называл их "белыми грабками" и "петушками"), и
совсем небольшим багажом. Самым ценным в нем были хирургический инструмент,
книги и письма.
Многие книги хранили теплые дарственные надписи их авторов:
Волков знавал Толстого, Чехова, Горького, Короленко. Письма тоже были от
них, известных русских писателей. На самом почетном месте квартиры, которую
сняла семья, Волков повесил портрет Льва Николаевича с его теплой, сердечной
надписью. Памятную фотографию, на которой он был снят вместе с Толстым,
волков хранил как реликвию.
Двадцать семь лет, до самой кончины, трудился он в участковой
больнице*5. Эта больница, названная впоследствии именем ее основателя,
стала одним из опорных пунктов развития отечественной хирургии. Свыше 30
тысяч хирургических, гинекологических, глазных операций, 80 с лишним научных
работ выполнено здесь Волковым. Долгими часами не покидал он операционной,
не оставлял больных, а вечерами готовил доклады к научным съездам и лекции
для врачей, участвовал в редактировании столичных медицинских журналов.
Его научные заслуги были отмечены присуждением ученой степени доктора медицинских
наук. Одним из первых в стране, еще в 1923 году, Волков удостоился почетного
звания Героя Труда.
До конца своего пути (Волков умер в 1938-м) он хранил
в сердце встречи с Львом Николаевичем Толстым. Огромна была его радость
от сознания того, что творчество Толстого становится все более близким
людям в его крае, в России.
|