1998. Ленинград—Санкт-Петербург—Париж Анатолий Александрович Собчак Из Ленинграда в Петербург. Путешествие во времени и пространстве Глава 2. Город четырех революций Дух преобразования... П.И. Пестель На протяжении семидесяти с лишним лет при упоминании имени города в официальных речах, докладах и статьях у нас было принято добавлять: “колыбель революции, город трех революций”. Это стало устойчивым штампом, - так правящий коммунистический режим пытался вытравить из сознания горожан (да и не только жителей Ленинграда) память о Петербурге - имперской столице России. И Ленина, и, особенно, Сталина (да и их преемников тоже), всегда раздражал оппозиционный дух, который никогда не исчезал в нашем городе. Европейская атмосфера Петербурга была враждебна коммунистическим правителям, и они пытались вытравить ее, превратив Ленинград в провинциальный областной центр. Правительство Ленина не только сбежало из Петербурга в Москву, но и последовательно принижало роль города в жизни страны. Из Петрограда в Москву были переведены Академия наук, Академия художеств, многие научные институты и учреждения культуры, что, естественно, повлекло за собой переезд многих деятелей науки и культуры в Москву. Процесс такого перемещения элиты интеллигенции (ученых, писателей, актеров, художников) продолжался, по существу, все годы советской власти, что вкупе с репрессиями не могло не сказаться на духовной и культурной атмосфере жизни Ленинграда. Уходящий ныне в прошлое XX век был, пожалуй, самым трагическим временем в трехсотлетней истории города. Достаточно напомнить, что на его протяжении Петербург трижды (!) был переименован (1914 год - в Петроград, 1924 год - в Ленинград, 1991 год - снова в Санкт-Петербург). При этом менялось не только имя, но и облик города, духовная атмосфера, состав населения и роль, которую он играл в жизни страны. Это, наверное, и дало основание для широко распространенных (особенно на Западе) суждений о нем как о городе-самоубийце, который привел большевиков к власти и умер, утратив свое столичное положение. Город - на десятилетия превратившийся в символ застывшего не счастья! Во всем этом много правды. И все же, и все же... При всех стараниях коммунистических правителей им многое не удалось. Например, при всех попытках превратить Третьяковскую галерею в главное художественное хранилище страны ее изначально частное купеческое собрание так и осталась несопоставимым с императорскими художественными коллекциями Эрмитажа и Русского музея. То же самое происходило при попытках сопоставления Академии художеств в Ленинграде и Москве, Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина с московской Ленинской библиотекой и т.п. И так во всем! Петербург никак не вписывался в коммунистические схемы, вызывая подозрительность и озлобление властей. Волны репрессий, начиная с декабря 1917 года, накатывались на город одна за другой. Уничтожая "бывших", вытравляя интеллигенцию, большевики стремились превратить город в военно-промышленный центр, быстро увеличивая количество заводов и рабочих-лимитчиков с одновременным снижением удельного веса и роли интеллигенции в жизни города. Особый характер приобрел этот процесс после войны. Место коренных ленинградцев, повыбитых блокадой, войной, репрессиями, все больше занимали приезжие и "лимитчики", набираемые в соседних областях. В конечном счете, это привело к тому, что к началу 80-х годов Ленинград превратился в город общежитий и коммуналок, в своеобразную столицу советских коммуналок. К 1990 году 45 процентов жителей города проживало в коммунальных квартирах и общежитиях. Академик Д.С. Лихачев рассказал мне в декабре 1996 года об интересном разговоре с президентом Б.Н. Ельциным. Когда зашла речь о несправедливом распределении средств на культуру между Москвой и Петербургом, президент сослался на то, что Москва все-таки столица и в этом смысле имеет приоритет. Тогда Лихачев сказал ему: "А почему вы считаете, что Москва столица? Ведь когда в 1918 году Ленин и правительство бежали из Петрограда, никакого формального документа о переносе столицы принято не было. Было лишь решение Совнаркома о переезде правительства из Петрограда в Москву. В последующих Конституциях (1924, 1936 и 1978 гг.) указывалось, что столица СССР - город Москва, но юридически положение Петербурга как столицы России не прекращалось”. Это, конечно, ситуация, относящаяся к разряду исторических анекдотов. Но что было - то было! При всех усилиях коммунистических властей они так и не смогли превратить Петербург в областной центр. Он, хотя и не был все эти годы столицей, но и вторым городом тоже не стал. Петербург не случайно стал колыбелью всех российских революций. С момента своего основания город имел ряд особенностей, которые отличали и отличают его до сих пор от других крупных европейских городов (не говоря уже о других российских городах). Взять хотя бы то, что город с самого начала был задуман и построен как столица великой империи. Отсюда размах, единый план строительства, множество величественных архитектурных ансамблей, то есть все то, что определило стройный, строгий, державный вид города, и по сию пору восхищающий всех, кто соприкасается с ним. Можно лишь удивляться, как удалось архитекторам, съезжавшимся сюда со всей Европы, таким разным и не похожим друг на друга, соблюсти цельность и единство городской застройки. Случилось так, что к концу двадцатого столетия Петербург остался, пожалуй, единственным крупным европейским городом, сохранившим в практически нетронутом виде свой исторический центр, превратился в хранилище подлинной европейской классической культуры. Именно в этом качестве, являясь средоточием классических ценностей европейской цивилизации в архитектуре, музеях, музыке, театре, балете и т.д., - Петербург был и остается крупнейшим культурным центром Европы. Европейская история знает немало примеров городов, которые при тех или иных обстоятельствах потеряли свой столичный статус: Венеция, Барселона, Блуа и др.; в XX столетии Вена, Берлин и Петербург перестали быть имперскими столицами. Судьба их после утраты столичного положения сложилась по-разному. Одни были обречены на медленное умирание и музеефикацию (напр., Венеция, Блуа) - лишь туристский интерес к прошлому и красота архитектурных творений поддерживает в них жизнь. Другие (Вена, Берлин) - вернули себе статус столиц, хотя и в ином виде (не имперском). Судьба Петербурга была особенно трудной, даже трагичной. Большевики, придя к власти, попытались превратить бывшую столицу империи в чисто пролетарский город. Под натиском уродливых фабричных зданий поблекло былое великолепие XVIII-XIX веков. Стремление разрушить прошлое до основанья, а затем все заново построить, не обошло и Петербург. Большие утраты город понес во время блокады. После войны от полного уничтожения былой красоты и очарования город уберегли два обстоятельства: во-первых, коммунистическому режиму просто не хватило денег для того, чтобы проделать с Ленинградом то, что было сделано с Москвой, которую строили и перестраивали как образцовый социалистический город; во-вторых, его спасли державные идеалы большевистских правителей, интуитивно тяготеющих к монументальным, классическим формам. Отсюда господство в архитектуре этого периода неоклассики, опора на классическое наследие. Петербургский неоклассицизм XX столетия стал преобладающим в советской архитектуре. Генеральный план реконструкции Москвы 1935 года - это, по существу, попытка переноса классических образов Петербурга на Москву ("опетербурживание" ее - широкие прямые улицы, площади, здания классических форм и т.п.). Так Петербург "отомстил" Москве за потерю своего столичного статуса, хотя и сам утратил при этом ведущую роль в жизни страны. Другой особенностью Петербурга было и остается то, что заселен он был "пришлым людом" самых разных национальностей, принесших в город особую атмосферу религиозной и национальной терпимости, что с самого начала придавало ему облик универсального, мирового города. Ф.М. Достоевский называл Петербург “самым отвлеченным и самым умышленным городом в мире”, что не мешало ему говорить об особой мистической атмосфере и судьбе Петербурга. Город портового люда и студенческой разночинной молодежи, серой чиновничьей массы и блестящей аристократии, по-французски говорившей и писавшей лучше, чем по-русски; город военных и полицейских, банкиров-евреев и модисток-француженок - воистину Петербург был городом со множеством лиц. Но самая удивительная особенность Петербурга во все времена - его вольнолюбие, его оппозиционность, его неприятие любой власти. Город - средоточие самодержавной, имперской власти, подавляющий своим величием и великолепием, но одновременно город-еретик, постоянно рождавший оппозицию властям и сумевший пронести через столетия дух бунтарства и вольнолюбия. Достаточно напомнить, что именно в этом городе жили идейные основоположники анархизма (князь П.А. Кропоткин) и терроризма (П.Н. Ткачев). Декабристы, Чаадаев, петрашевцы, народники, социалисты всех мастей и оттенков - все они имели петербургское происхождение, были, образно говоря, петербургского "розлива". Почему именно Петербург стал средоточием и источником всех революционных движений России - трудно объяснимо. Скорее всего причина кроется в европейском влиянии, в тех западных ветрах, которые постоянно дуют в Петербурге. “Страна рабов, страна господ!” - здесь это меньше ощущалось, здесь больше дозволялось. Близость императорского двора, стремившегося походить на европейские, множество иностранцев, служивших и живших в городе - все это не могло не накладывать своего отпечатка на жизнь города. Европеизм Петербурга всеми радетелями русской идеи, идеи особого предназначения России, от славянофилов до современных русских нацистов, всегда воспринимался негативно - как нечто чуждое и враждебное национальным началам и народному духу. “Россия разделилась надвое, на две столицы, - писал К.С. Аксаков, - с одной стороны, Государство со своей иностранной столицей Санкт-Петербургом; с другой стороны Земля, народ, со своей русской столицей Москвой”. Но именно европеизм был теми дрожжами, на которых поднимались все революционные движения в России. Каждый раз, когда наследственные внутренние болезни страны (леность, косность, невежество, пьянство, воровство, засилье чиновничества, произвол властей, - в общем, вся та азиатчина, "китайщина", которая столетиями культивировалась на российской почве) доводили ее до полного расстройства и несостоятельности, когда становилась очевидной необходимость обновления, реформ, роста - тогда именно Петербург рождал новые веянья, революционные идеи и выдвигал людей, готовых дать новое (дополненное и исправленное) издание российской государственности, российской общественной жизни. Все российские реформы и реформаторы вышли из Петербурга, но справедливости ради следует сказать, что и все контрреформы рождались в нем же. Отсчет революций, главной ареной которых был Петербург, коммунистическая пропаганда вела от революции 1905 года, затем шла Февральская 1917 г., свергнувшая монархию, и, наконец, Октябрьская революция 1917 года, давшая власть в руки большевикам. Однако, если быть точными, то первое революционное выступление в Петербурге имело место 14 декабря 1825 года - знаменитое восстание декабристов. Для коммунистов оно было чуждым, "далеким от народа", от имени которого они постоянно говорили и действовали. История сохранила нам удивительную по точности и афористичности формулу, принадлежащую перу известного декабриста генерала М.А. Фонвизина, который так сформулировал отличие декабристов от коммунистов: “Декабристы говорили: все мое - твое; коммунисты же говорят: все твое - мое!” И наконец, последняя по времени - четвертая по счету (или пятая, если принимать во внимание восстание декабристов) революция произошла в Ленинграде весной 1989 года, когда на первых относительно свободных и альтернативных выборах народных депутатов СССР ленинградцы провалили всех без исключения коммунистических функционеров во главе с первым секретарем обкома КПСС Ю.Ф. Соловьевым. Для тех лет это была настоящая революция, знаменовавшая уже не только надежды на возможность изменения системы, но начало реального процесса глубочайших политических и экономических изменений Ленинград стал единственным городом в Советском Союзе, где демократы нанесли столь впечатляющее поражение номенклатурным выдвиженцам. Почвой, постоянно питавшей революционные настроения в России, был разрыв между обществом и властью. Они и мы! Общество отделяло себя от власти и государства, отказывалось воспринимать идеологию и цели самодержавной монархии как свои собственные. Отсюда противопоставление общества и государства. Это состояние привело к зарождению в России к середине XIX столетия особого слоя населения, внутренне оппозиционного власти - интеллигенции. И именно Петербург стал центром, в котором формировалась российская интеллигенция, из которого она распространялась по всей империи, неся с собой не только знания и культуру, но и дух вольнолюбия, независимости и критического отношения к властям предержащим. Причин тому много и одна из главных - запаздывание с проведением экономических и политических реформ. Мыслимое ли дело, - но ведь это факт, что Россия так и не получила Конституции, а значит, основных конституционных свобод и прав человека до самого октябрьского переворота 1917 года. “В России есть две болезни. С одной стороны - это антиобщественность государства. Но с другой - это антигосударственностъ общества”, - справедливо писал известный либерал П.Б. Струве. Болезней у России было, конечно, гораздо больше, но эти - действительно главные. Разрыв, противопоставление, враждебность между обществом и государством, подобно раковой опухоли, изнутри подрывали и ослабляли страну. Особенно отчетливым этот разрыв стал во времена царствования Александра III, который перечеркнул так успешно начатые его отцом реформы, а значит, и надежды общества на либерализацию режима власти, на столь необходимую стране модернизацию экономических и политических структур. Естественная болезнь роста была загнана внутрь и исподволь подтачивала древо российской государственности. Несовпадение настроений общества и власти, отрицание всего того, что делала власть, постоянно нарастали. Жажда перемен, охватившая все слои общества к концу столетия, не находила понимания у власти и естественного решения. Поэтому она порождала болезненную напряженность общества и культ бунта. Все революционные выступления происходили у нас в стране тогда, когда из-за бездарности правителей она загонялась в очередной тупик, когда вместо очевидно разумных и необходимых мер по развитию страны наступала бестолковщина, импотенция власти, падение нравов, а на политической авансцене преобладали проходимцы и бездарности. Так уж всегда происходило в России, что в критические моменты истории не Сперанские, Пестели, Столыпины, а Аракчеевы, Распутины, Победоносцевы, Горемыкины олицетворяли государственную власть. При громадном количестве умных, достойных, талантливых людей по иронии судьбы и прихоти истории не они, а всякого рода проходимцы доводили дело до революционных взрывов. И начинались разговоры о том, что “умом Россию не понять, аршином общим не измерить”, о загадочной русской душе и т.д., а на самом деле подлинная трагедия России всегда состояла в том, что в переломные моменты ее истории к вершинам власти возносило недостойных, негосударственных людей, которые с удивительной повторяемостью доводили дело до крайности, до полной невозможности нормальной жизни - до краха. Первое революционное выступление, восстание декабристов, было реакцией передовых, мыслящих людей России на нетерпимое более несовершенство общественного и государственного устройства страны - победительницы Наполеона и освободительницы Европы. Ближе соприкоснувшись с европейской жизнью, победители острее осознали вопиющие недостатки и уродства российской действительности. Гордые своими победами, они уверовали в возможность быстро изменить условия жизни в стране. Романтики и мечтатели, они обсуждали проекты будущей Конституции России, планировали заменить монархию республикой и отменить крепостное право. Все это, к несчастью для России, закончилось полным крахом и на десятилетия затормозило процесс ее развития. Любые реформаторские проекты отвергались, если в них содержалось хоть что-то, напоминавшее идеи и взгляды декабристов. Страна, и в особенности Петербург, долго пребывали в оцепенении после всего случившегося. Лучшие из лучших: богатые, родовитые, блестяще образованные, - цвет светского общества Петербурга и России, - были казнены, приговорены к каторжным работам, сосланы в Сибирь, разжалованы в солдаты. Площади Петербурга не раз за его историю становились местом публичных казней. Больше всего публичных казней было при Петре Великом, при котором вообще резко увеличилось число преступлений, караемых смертной казнью (при его отце, царе Алексее Михайловиче, смертная казнь применялась за совершение 60 видов преступлений). Петр I довел это число до 200. Так, в ноябре 1724 года по приказу Петра был казнен Вильям Монс (родной брат любовницы царя - Анны Монс), уличенный в недозволенных отношениях с императрицей, у которой он служил правителем канцелярии, т.е. секретарем. Ему отрубили голову, которая затем была водружена на столб в назидание императрице и другим дамам. Казни были разные: четвертование, отсечение головы, посажение на кол, повешение, позднее наиболее практикуемым способом смертной казни стал расстрел. В двадцатом столетии (особенно в советское время) расстрел становится универсальной формой смертной казни. Лишь однажды в советский период нашей истории Указом от 19 апреля 1943 года была введена смертная казнь через повешение “для немецко-фашистских военных преступников и их пособников”. На основе этого указа в Ленинграде в январе 1945 года была в последний раз произведена публичная смертная казнь: на площади Калинина у кинотеатра “Гигант” (ныне казино “Конти”) были повешены 6 немецких офицеров и генералов, попавших в плен в 1944 году. Теперь трудно объяснить, чем руководствовались организаторы этого действа и кого они хотели больше запугать - немцев или собственных сограждан, которые могли попасть в разряд "пособников" немецко-фашистских военных преступников. О масштабах применения смертной казни в дореволюционной России свидетельствуют следующие цифры: при Александре I (1801-1825) было казнено всего 24 человека; при Николае I (1825-1855) - 41 человек; при Александре II (1855-1881)- 47 и расстреляно без суда за участие в восстаниях - 69 человек; при Александре III - казнено 33 человека; при Николае II - было казнено по суду и расстреляно карательными экспедициями - 6107 человек. Всего за 117 лет царствования пяти последних русских императоров было казнено 6321 человек. За первые же полтора года советской власти по официальным данным насчитывалось 8389 расстрелянных только органами ЧК, а сколько в период "красного террора " было казнено в действительности - установить невозможно. В последующие годы счет казненных шел на десятки и сотни тысяч, а в 1937 году - на миллионы. Весь девятнадцатый век Петербург бурлил, рожая все новых и новых вольнодумцев. После декабристов наиболее ощутимой для власти была деятельность тайной организации “Народная воля” с ее склонностью к экстремизму и терроризму, что и завершилось убийством императора-реформатора Александра II. Много позднее (уже в наши дни в результате архивных разысканий) стало известно, что император буквально накануне убийства подписал Манифест об основных правах и свободах своих подданных. По сути дела, это был прообраз российской Конституции. Его преемник на престоле, Александр III, так и не решился опубликовать и ввести в действие этот манифест. Нетерпение революционеров дало свои плоды - Россия еще почти на полстолетия осталась без Конституции. За немногим более чем 200-летний период пребывания Петербурга в качестве имперской столицы он стал свидетелем четырех цареубийств, а закончилось это практически полным истреблением императорской фамилии. Убийства Петра III, Иоанна Антоновича - Ивана VI, Павла I были результатом дворцовых интриг и переворотов. Убийство императора Александра II произошло в результате террористического акта 1 марта 1881 года. Члены подпольной организации “Народная воля” в конце 70-х - начале 80-х годов прошлого века устроили буквально охоту на царя. Одно покушение следовало за другим, пока бомба Гриневицкого не поставила последнюю точку в жизни и деятельности царя-реформатора, царя - освободителя российских крестьян от рабства и южных славян от турецкого ига. Судебная, земская, военная и другие реформы Александра II не имеют аналогов в российской истории до настоящего времени. Но судьба реформаторов в России всегда была печальной. Характерно, что ни в Петербурге, ни в Москве нет памятников Александру II, лишь величественный храм Спаса-на-крови напоминает о трагической гибели по-настоящему великого русского императора. С памятником Александру II, который в бытность мою мэром Петербурга городские власти решили установить на одной из площадей, вышла целая история. Когда в 1995 году я был с официальным визитом на Украине, наш посол в Киеве подсказал мне, что на задворках городского музея с 1923 года стоит прекрасный памятник Александру II работы известного скульптора М.М. Антоколъского. Памятник был установлен на одной из площадей Киева, затем по решению большевистских властей демонтирован, пережил войну, бомбежки, чудом сохранился и вот уже более 70 лет "украшает" задворки киевского городского музея. На встрече с президентом Украины Л.Д. Кучмой я рассказал об этой истории и предложил передать памятник Александру II в дар Санкт-Петербургу, а в ответ мы установим в центральной части города памятник Тарасу Шевченко. Л.Д. Кучма согласился. С нашей стороны были выполнены все условия: принято решение об установке памятника Тарасу Шевченко на Петроградской стороне (в прекрасном месте на площади у Дворца культуры имени Ленсовета), заказана и получена от известного канадского скульптора украинского происхождения Л. Молла шестиметровая скульптура Тараса Шевченко, но тут неожиданно с украинской стороны начали поступать дополнительные требования о передаче архивных документов, ценностей из Эрмитажа и т.п. Так дело и заглохло. Памятник великому императору-реформатору продолжает ютиться на заднем дворе киевского городского музея, а памятник Тарасу Шевченко ожидает своей участи в фондах Музея городской скульптуры в Петербурге. От революции 1905 года, которая, по словам В.И. Ленина, была "генеральной репетицией" Октябрьской революции 1917 года, историческая память сохранила для следующих поколений два события: Кровавое воскресенье 9 января 1905 года и царский манифест об основных правах и свободах граждан от 17 октября того же года. Общественная атмосфера в России в канун 1905 года была наэлектризована неудачами начавшейся войны с Японией ("маленькой победоносной войны", на которую рассчитывали власти, не получилось) и ожиданием давно назревших перемен в жизни страны. Конституционные идеи ("мечтания", по точному выражению одного из публицистов того времени) носились в воздухе. Необходимость либерализации режима и созыва представительного органа (Земского Собора или Учредительного Собрания), избираемого всеми слоями населения для решения важнейших государственных дел, для ограничения произвола и лихоимства чиновников, иначе говоря, необходимость допуска населения к государственной власти и ограничения всевластия царя, - кажется, осознавалась всеми. Во всяком случае, была предметом постоянного обсуждения в печати, в правительстве и околоправительственных кругах. Да и сам царь неоднократно публично заявлял о необходимости реформ и своей готовности идти по этому пути. Недовольство существующим положением вещей было всеобщим, вплоть до окружения царя. Воистину “верхи уже не могли, а низы не хотели” жить по-старому. К началу 1905 года у рабочих Петербурга возникла разветвленная сеть легальных организаций практически во всех районах города. Они получили помещения для проведения собраний, создавали кассы взаимопомощи, организовывали поддержку своих товарищей в различных трудовых конфликтах, возникавших то на одном, то на другом заводе, открывали кооперативные лавки и т.п. Инициатором этого движения стал молодой священник украинского происхождения Георгий Гапон, который стремился играть роль посредника между рабочими и властью и был необыкновенно популярен в среде петербургских рабочих. Власти {в первую очередь, руководство полиции) поначалу поддерживали это движение как лояльное режиму и не ставившее перед собой революционных целей. Тем самым они надеялись уменьшить вредные влияния на рабочих, отвратить рабочую массу от революционных соблазнов. И в этом преуспели, так как быстро растущая популярность гапоновских рабочих Собраний серьезно ограничивала влияние радикально-революционных организаций в этой среде. Обстановка в созданных Гапоном Собраниях и впрямь была законопослушной: во всех помещениях висели царские портреты и иконы, собрания начинались и заканчивались общей молитвой. Антиправительственной деятельностью сначала здесь и не пахло, хотя резких слов и речей о невыносимых условиях жизни, о безобразиях, творимых администрацией заводов и чиновниками, было более чем достаточно, так как сама повседневная жизнь и бесправность рабочего люда рождали эти жалобы. Но когда в декабре 1904 года в недрах гапоновского рабочего движения возникла идея непосредственного обращения к царю с петицией (жалобой) на невыносимые условия жизни, петербургские власти испугались. И хотя организаторы шествия к царю многократно подчеркивали, что они хотят продемонстрировать свою законопослушность и веру в царя, им не поверили. Страх перед народной толпой был столь велик, что продиктовал самое неразумное из всех возможных решений - применить против демонстрантов военную силу. Казалось бы, история неопровержимо свидетельствует об опасности и бессмысленности подобных демонстраций силы и твердости власти. Такого рода действия еще никогда не приводили к положительным результатам. Но это взгляд извне и на расстоянии. Для тех же, кто принимает подобные решения, находясь внутри событий, под влиянием сиюминутных страстей и эмоций, соблазн демонстрации мускулов нередко побеждает здравый смысл. Сколько мятежей, революций и войн это породило, сколько крови пролилось! Когда мирная демонстрация с антиправительственными лозунгами воспринимается властью как более серьезное посягательство на общественный порядок и нравственность, чем ее насильственный разгон, влекущий смерть невинных людей, - это лучше всего свидетельствует о кризисе власти и ее неспособности руководить страной. Однако история повторяется с удивительным однообразием. Достаточно вспомнить 9 апреля 1989 года в Тбилиси, когда при внешне сходных обстоятельствах (мирная демонстрация, возрастающее ожесточение как со стороны власти, так и в среде демонстрантов), но уже совершенно в иных условиях, коммунистические власти принимают аналогичное решение с аналогичным исходом. В Петербург начали стягивать войска, что только ожесточило людей и укрепило решимость организаторов петиционного шествия осуществить свои планы. Шествие было назначено заранее. Гапоном и его окружением предпринимались лихорадочные попытки передать обращение рабочих царю, а также предотвратить возможную трагедию. Накануне объявленного шествия группа известных петербургских писателей, ученых и общественных деятелей (А.М. Горький, К.К. Арсеньев, Н.Ф. Анненский, B.И. Семевский, И.В. Гессен, Е.И. Кедрин, А.В. Пошехонов, В.А. Мякотин, Н.И. Кареев, Д.В. Кузин) попыталась предотвратить кровопролитие и убедить правительство отказаться от применения вооруженной силы против участников шествия. Депутация была принята графом С.Ю. Витте - председателем Кабинета министров, но успеха не имела. 8 января Гапон пишет и отправляет с нарочным в Царское Село следующее письмо: “Государь, боюсь, что Твои министры не сказали Тебе всей правды о настоящем положении вещей в столице. Знай, что рабочие и жители г. Петербурга, веря в Тебя, бесповоротно решили явиться завтра в 2 часа пополудни к Зимнему дворцу, чтобы представить Тебе свои нужды и нужды всего русского народа. Если Ты, колеблясь душою, не покажешься народу и если прольется невинная кровь, то порвется нравственная связь, которая до сих пор существует между Тобой и Твоим народом. Доверие, которое он питает к Тебе, навсегда исчезнет. Явись же завтра с мужественным сердцем перед Твоим народом и прими с открытой душой нашу смиренную петицию. Я, представитель рабочих, и мои мужественные товарищи ценой своей собственной жизни гарантируем неприкосновенность Твоей особы”. 9 января многотысячные колонны празднично одетых рабочих с хоругвями и царскими портретами, с женами и детьми, в сопровождении полицейских чинов, шедших вместе с ними, из разных районов города направились к центру на встречу с царем. Им достаточно было бы приветственного взмаха царственной руки с балкона Зимнего дворца, и одно это стало бы на многие годы утешением для народа и породило бы легенды о доброте царя. Но вместо этого их встретили оружейные залпы, казацкие шашки и ногайки. Более 500 убитых и тысячи раненых - таков итог этого народного порыва увидеть своего государя, вручить ему свои жалобы и тем самым обрести надежду на лучшее будущее. Будь власти поумнее и не так пугливы, они использовали бы этот порыв для укрепления режима и хотя бы попытались превратить петиционное шествие в патриотическую и верноподданническую демонстрацию. Власти, по словам одного из современников, прозевали столь лестное для престижа монарха народное движение. В результате произошло самое худшее: выстрелы по мирной демонстрации оказались детонатором, ускорившим начало массового и действительно революционного движения, которого так страшилась власть. 9 января революции еще не было. Власти открыли стрельбу по ее призраку. Но после этих событий призрак революции начал приобретать материальные очертания, начал наполняться взрывной энергией бунта. В этот день, 9 января 1905 года, как никогда раньше, лицом к лицу столкнулись две силы: народ и царь. К несчастью для страны, происшедшее легло кровавым водоразделом между Россией царистской, монархической, с ее традиционной верой в царя-батюшку, - и Россией, внезапно прозревшей от прежней веры и оказавшейся беззащитной перед дьявольскими соблазнами новой марксистско-большевистской веры. Что и привело ее, в конце концов, к ужасам революции 1917 года и всей ее последующей трагической истории в двадцатом столетии. Весь 1905 год после "кровавого воскресенья" в январе стал кошмаром для правящего режима - события все время шли по нарастающей и, в конце концов, приняли крайне ожесточенный характер. В результате царь и его окружение были вынуждены пойти на уступки в главном вопросе - вопросе о конституционном устройстве государства, о конституционных гарантиях и правах подданных. В итоге появился Манифест 17 октября - первый конституционный документ в истории Российской империи, которым ее подданным были дарованы основные демократические права, а также право на народное представительство в виде Государственной Думы, избираемой всеми сословиями. С его помощью правящий режим хотел утихомирить страну, снять накал революционных страстей. Но и этой цели достичь не смогли - манифест безнадежно опоздал. Появись он за год до событий 1905 года, общество встретило бы его рукоплесканиями и восторгом. Но после всего случившегося в 1905 году, и особенно после "кровавого воскресенья", он не имел того эффекта, которого ожидали царь и правительство. Напротив, манифест встретили с недоверием и критикой - общественное мнение привыкло не доверять царю и его правительству. Поэтому действительное значение Манифеста от 17 октября 1905 года было осознано и оценено обществом значительно позднее и, главным образом, в связи с выборами и деятельностью первого в истории России парламента - Государственной Думы. Так завершилась первая проба сил российской революции, которая открыла собой двадцатый век, ставший для России веком непрерывных войн и революционных потрясений. Февраль 1917, положивший конец тысячелетней монархии в России, грянул как снег на голову. Монархия рухнула в одночасье! События конца февраля были неожиданными для всех: для большинства населения России, для лидеров политических партий и движений, не говоря уже о властях предержащих. Даже накануне событий, которые потрясли Российскую империю в последние дни февраля 1917 года, никто не смог бы предсказать, что крушение монархии так близко и произойдет столь стремительно и бескровно. Через 75 лет столь же стремительно и бескровно рухнет коммунистический режим, сменивший монархию. При коммунистах о Февральской революции 1917 года предпочитали упоминать между делом, рассматривая ее в качестве прелюдии к главному событию - октябрьскому большевистскому перевороту. Дело еще и в том, что при всех усилиях найти большевистское влияние или сколько-нибудь заметную роль этой партии в февральских событиях не смогли даже советские историки, поднаторевшие в искажениях действительной истории своей страны. Февраль 1917 года в революционной истории России стоит особняком. Когда я смотрю на сегодняшнюю политическую жизнь России, я вижу, как новые люди заученно повторяют ошибки тех, кого уже давно нет, а последствия их близоруких поступков, продиктованных мелочными, суетными мотивами, мы ощущаем на себе до сих пор. Послефевральская атмосфера 1917 года - упоение неожиданно, как снег на голову, полученной свободой, бесконечные речи, восторженные лица - как все это повторилось в августе 1991 года. Так же легко, без кровопролития, рухнул ненавистный строй. Как и герои Февральской революции, мы гордились именно этим - бескровностью свершившегося, как они - были окрылены легкостью достижения победы в августе 1991 года. В упоении свершившимся чудом они проглядели, что сами - своей уступчивостью, мелочными дрязгами, своей беспомощностью во власти - открыли плотину нескончаемого насилия, репрессий и жертв. Не так ли и мы после августа 1991 года не смогли довести дело до логического завершения: запрета коммунистической партии, запрета, хотя бы на 10 лет, бывшим коммунистическим функционерам избираться депутатами, занимать должности в госаппарате, быть судьями, следователями и прокурорами и т.п. Это было бы минимальным искуплением коммунистами тех преступлений, которые они совершили против своего народа. Поневоле задумаешься: не лучше ли было бы, чтобы революция свершилась не так легко и бескровно, может быть, тогда было бы меньше жертв в послереволюционные годы?! Но тут уж ничего не поменяешь. Обратной дороги в свершившуюся историю нет! Это был, прежде всего, момент всеобщей усталости: страна устала от беспросветной и кровопролитной войны, от бесконечной, как в калейдоскопе, смены министров и беспомощности правительства, от бесконечных обвинений царя и его окружения в измене, от нескончаемых речей в Государственной Думе про необходимость создания "ответственного" перед нею правительства, а главное, от непонимания смысла происходящего и перспектив будущего. Именно в такие исторические моменты, в условиях предгрозовой духоты и затишья, возникают всякого рода неожиданности. Достаточно искры, чтобы полыхнуло пламя и занялся пожар. В своих воспоминаниях один из лидеров февральских событий П.Н. Милюков писал: “Мы не хотели этой революции. Мы особенно не хотели, чтобы она пришла во время войны”. В этих словах - правда, но не вся. Кадеты и другие политические силы, стремившиеся к либерализации режима, к конституционному строю, не были организаторами февральских событий, не хотели и, более того, боялись революции. Но, когда выпал шанс, они (как в свое время и декабристы) захотели использовать его в своих целях. Они добились отречения царя от престола, перемены власти, но, открыв шлюзы революционной стихии, были сметены ею. Петроградские газеты буквально накануне февральских событий писали о чем угодно: о концертах Федора Шаляпина и красавицы-певицы из Италии Борелли, о спектаклях с участием Ивана Мозжухина и Веры Холодной, о чествовании депутатов Государственной Думы и сельскохозяйственном вопросе в условиях войны; о положении на фронтах и об отъезде Государя Императора в действующую армию - и ни слова, ни даже намека на предстоящие события, которые коренным образом изменят судьбу страны и каждого, проживающего в ней. О том, до какой степени силы, воспользовавшиеся февральскими событиями и пришедшие на их волне к власти, были не готовы к этому и неспособны эту власть осуществлять, свидетельствует то, что за семь месяцев между февралем и октябрем 1917 года сменилось пять правительств: I) Временный Комитет Государственной Думы и Общественный кабинет министров (Временное Правительство) - март-май; 2) Коалиционное правительство - май-июль; 3) Правительство спасения революции - июль-август; 4) Правительство Спасения страны, провозгласившее республику - сентябрь; 5) Коалиционное Временное Правительство Российской республики - октябрь 1917 года; и, наконец, Совет Народных комиссаров - после Октябрьского переворота. Какой калейдоскоп лиц и событий! Не подтверждается и версия о том, что причиной волнений в Петрограде, приведших к отречению царя и крушению монархии, стали перебои с хлебом и отсутствие хлебных запасов. Причина сама по себе основательная (если вспомнить, что нередко возникавшие перебои с хлебом вызывали народное недовольство и волнения как в предреволюционные годы, так и при советской власти), но в данном случае не сыгравшая решающей роли. Специальной комиссией Государственной Думы, которая изучала этот вопрос, был сделан вывод, что хлеба в Петрограде на тот момент было достаточно, и, хотя город жил в условиях войны достаточно трудно, голод ему не грозил. Что же произошло на самом деле? Улицы Петрограда за годы войны видели немало демонстраций и манифестаций: от верноподданнических до антиправительственных. Все - и власти, и жители города - уже более или менее привыкли к этому. Поэтому уличные беспорядки, начавшиеся 23 февраля, в общем-то, с малозначительного инцидента, возникшего при попытке задержания полицией георгиевского кавалера, буянившего на Знаменской площади, неожиданно приобрели массовый характер. Думская оппозиция, в течение многих лет безуспешно требовавшая от царя согласия на "ответственное" перед Государственной Думой (т.е. формируемое ею из своих рядов) правительство или хотя бы министерство, решила использовать нараставшие уличные беспорядки для предъявления Николаю II ультиматума. С этой целью на встречу с царем из Петербурга были отправлены влиятельные думцы Александр Гучков и Василий Шульгин, которым предстояло добиться от царя уступок. Однако к моменту их встречи с царем во Пскове (поезд царя двигался в Петербург из Ставки Верховного Главнокомандования в Могилеве) ситуация осложнилась, и они начали убеждать царя отречься от престола во имя спасения монархии. Характерно, что все, кто способствовал отречению Николая II, - от председателя Государственной Думы М.В. Родзянко до начальника штаба российских войск генерала Алексеева, - все они были последовательными монархистами и, разрушая собственными руками монархию, были убеждены в том, что спасают ее. В феврале семнадцатого года давление на Николая II с требованием отречения от престола оказывали не республиканцы, а монархисты, целью которых было не установление республики, а сохранение монархии. Характерная деталь: даже великий князь Николай Николаевич (дядя царя, который в тот момент был командующим Закавказским фронтом) прислал царю телеграмму, в которой "коленопреклоненно" умолял Николая II отречься от престола во имя спасения России. Все без исключения действующие лица этой исторической драмы исходили вроде бы из благих побуждений. Патриоты и монархисты, они постоянно говорили о благе России, о ее будущем, не видя в ослеплении своем, что подобными действиями разрушают российскую государственность, монархическую по своей сути, предают русскую армию, присягавшую царю, и расчищают дорогу к власти чуждым и губительным для России силам. Воистину, когда Бог хочет наказать кого-либо, он лишает его разума! Все эти лица - и председатель Государственной Думы Родзянко, и начальник штаба Верховного Главнокомандования генерал Алексеев, и влиятельные думцы Шульгин и Гучков, и генералы, принимавшие участие в акте отречения царя от престола или способствовавшие этому, - все они оказались по прихоти истории не только без царя на троне, но и без царя в голове. Ведь они, вкупе с А.Ф. Керенским, а затем и большевиками, украли у России победу над Германией, которая была у нее в руках, и лишили россиян долгожданного и выстраданного мира, ввергнув их в пучину революции и гражданской войны. Не так ли и сегодня многие российские политики расшатывают хрупкую, неокрепшую еще, молодую российскую демократическую государственность (допускаю, что из самых благих побуждений), чтобы затем преподнести ее на блюдечке очередному диктатору, как это сделали монархисты, кадеты, либералы и даже социалисты в октябре 1917 года, отдав Россию во власть большевиков. Николай II отрекся от престола 2 марта 1917 года. Вот текст этого исторического документа: “Божiей милостiю, Мы, Императоръ ВсеРоссiйскiй, Царь Польскiй, Великiй князь Финляндскiй, и проч., и проч., доводимъ до сведенiя всехъ верноподданныхъ сынов наших: Въ дни великой борьбы съ внешнимъ врагомъ, стремящимся почти три года поработить нашу Родину, Господу Богу угодно было ниспослать на Россiю новое тяжелое испытанiе. Начавшiяся внутреннiя народныя волненiя грозятъ бедственно отразиться на далънейшемъ веденiи упорной войны. Судьбы Pocciи, честь геройской нашей армiи, благо народа, все будущее дорогого отечества требуютъ доведения войны, во что бы то ни стало, до победнаго конца. Жестокiй врагъ напрягаетъ последнiя силы, и уже близокъ часъ, когда доблестная армiя наша, совместно со славными нашими союзниками, сможетъ окончательно сломить врага. Въ эти решительные дни въ жизни Pocciu, почли Мы долгомъ совести облегчить народу нашему тесное единенiе и сплоченiе всехъ силъ народныхъ для скорейшаго достиженiя победы, и въ согласiи съ Государственной Думою, признали Мы за благо отречься отъ престола Государства Россiйскаго и сложить съ себя Верховную власть. Не желая разставатъся съ любимымъ сыномъ нашимъ, Мы передаемъ наследiе наше брату нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляемъ Его на вступленiе на престолъ Государства Россiйскаго Заповедуемъ брату нашему править делами Государственными въ полномъ ненарушимомъ единенiи съ представителями народа въ законодательныхь учрежденiяхъ на техъ началахъ, кои будутъ ими установлены, принеся въ томъ ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой Родины призываемъ всехъ верныхъ сыновъ отечества къ исполнению своего святого долга передъ нимъ, повиновенiемъ Царю въ тяжелую минуту всенароднаго испытанiя и помочь Ему, вместе съ представителями Народа, вывести Государство Россiйское на путь победы, благоденствiя и славы. Да поможетъ Господь Богъ Pocciи. Николай. Министръ Императорскаго Двора Генералъ-адъютантъ графъ Фредериксъ Г. Псковъ 2 Марта 1917 г. 15 часовъ”. Ниже приводится также текст последнего обращения Николая II к войскам: “Приказъ Начальника Главного Штаба Главнокомандующаго Армiями. 8/21 Марта 1917 года N 371. Въ последнiй разъ обращаюсь къ Вамъ горячо любимыя мною войска. После отреченiя за себя и за сына моего отъ престола Россiйскаго, власть передана временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему. Да поможет ему Богъ вести Росciю по пути славы и благоденствiя. Да поможетъ Богъ вамъ, доблестныя войска, отстоять нашу Родину отъ злого врага. Въ продолженiи двухъ съ половиною летъ вы несли ежечасно тяжелую боевую службу, много пролито крови, много сделано усилiй и уже близокъ часъ, когда Россiя, связанная со своими доблестными союзниками однимъ общимъ стремленiемъ къ победе, сломить последнее усилiе противника. Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы. Кто думаетъ теперь о мире, кто желаетъ его - тотъ изменникъ Отечеству, его предатель. Знаю, что каждый честный воинъ такъ мыслитъ. Исполняйте же Вашъ долгъ, защищайте доблестную нашу Родину, повинуйтесь временному правительству, слушайтесъ вашихъ начальниковъ. Помните, что всякое ослабленiе порядка службы только на руку врагу. Твердо помните, что не угасла въ вашихъ сердцахъ безпредельная любовь къ нашей Великой Родине. Да благословитъ Васъ Господь Богъ и да ведетъ васъ къ великой победе Святой Великомученикъ и Победоносецъ Георгiй. Ставка 8/21 Марта 1917 года “Николай” Начальникъ Главнаго Штаба Генералъ Алексеевъ”. Примечательно, что, несмотря на совпадение позиций Николая II и Временного Правительства по поводу ведения войны до победного конца и призыв бывшего царя к войскам о необходимости полного повиновения Временному Правительству, это обращение так и не было (по указанию нового главы военного ведомства Гучкова) доведено до сведения армии. Новые правители России спешили полностью вычеркнуть бывшего самодержца из политической жизни. На следующий день после отречения Николая II отрекся от престола и великий князь Михаил Александрович: “Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшаго мне императорскiй вcepocciйскiй престолъ въ годину безпримерной войны и волненiй народа. Одушевленный со всемъ народомъ мыслью, что выше всего благо Родины нашей, принялъ я твердое решенiе въ томъ лишь случае воспринять верховную власть, если такова будетъ воля великаго народа нашего, которому и надлежатъ всенароднымъ голосованiемъ черезъ представителей своихъ въ учредительномъ собранiи установить образъ правленiя и новые основные законы Государства Россiйскaго. Призывая благословенiе Божiе, прошу всехъ гражданъ Державы Россiйской подчиниться временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти, впредь до того, какъ созванное въ возможно кратчайшiй срокъ на основе всеобщаго, прямого, равнaго и тайнаго голосованiя учредительное собранiе своимъ решенiемъ объ образе правленiя выразитъ волю народа. Подписалъ “Михаилъ” 3 марта 1917 г. Петроградъ”. Династия Романовых, правившая Россией более 300 лет, началась с Михаила и прекратила свое существование также на Михаиле, который не нашел в себе воли и сил взять на себя ответственность за судьбу страны. Участь его, как и большинства других представителей семьи Романовых, была печальной: через год после описываемых событий он будет зверски убит большевиками. Характерно, что оба акта отречения от престола (как Николая II, так и Михаила) не соответствовали российскому закону о престолонаследии от 5(16) апреля 1797 года и соответствующим статьям свода Основных законов Российской империи. Николай II не имел права отречься от престола за сына, который после отречения отца автоматически (“силою самого закона о престолонаследии, присвояющего Ему сие право” - ст. 53) становился российским императором. Отречение Михаила носило условный характер. Он выражал намерение “в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием через представителей своих в учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы Государства Российского” (подчеркнуто мною. - А.С.), то есть он не отказывался от престола бесповоротно, безусловно, как того требует закон о престолонаследии. Таким образом, избранная великим князем форма отречения повлекла за собой неопределенность в правовом статусе России: монархия без монарха с решением вопроса об образе правления, отложенным до созыва Учредительного собрания. Фактическое безвластие и неопределенность формы государства сделали возможными сначала появление двоевластия (с одной стороны, Временное правительство и Государственная Дума, с другой - Петроградский и Центральный Исполнительный комитеты Советов рабочих и солдатских депутатов), а затем и большевистский октябрьский государственный переворот. Лучше всего характеризует происшедшее тот факт, что после отречения Николая II (за себя и за царевича Алексея, законного наследника престола), а затем и его брата Михаила, т.е. после фактического крушения монархического строя, Россия еще несколько месяцев, вплоть до сентября 1917 года, юридически продолжала оставаться монархией. Формальный акт о провозглашении ее республикой монархическое большинство Государственной Думы принимать не хотело, боясь открыто признаться в том, что оно стремится к восстановлению монархии. Впрочем, монархии конституционной, - т.е. ограниченной, а не абсолютной. ИЗ “ВЕСТНИКА ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА”: Считая нужным положить предел внешней неопределенности государственного строя, Временное Правительство объявляет, что государственный порядок, которым управляется российское Государство, есть порядок республиканский, и провозглашает Российскую Республику. Министр-председатель Керенский Министр юстиции Зарудный 1 сентября 1917 года. Когда наступил решающий момент, Государственная Дума, лишенная реальной власти и развращенная бесконечными антиправительственными речами, оказалась неспособной взять на себя ответственность за судьбу страны. Вместо решительных и понятных для всех действий - провозглашения республики, выхода из войны и решения первоочередных социальных проблем страны - руководство Государственной Думы и большинство поддерживающих его депутатов предпочли все оставить, как есть, а решение насущных проблем отложить до созыва Учредительного собрания. Временное правительство образца 1917 года не воспринималось современниками в качестве носителя реальной власти. Более того, оно само не воспринимало себя в этом качестве, откладывая определение формы российской государственности и принятие важнейших законов до Учредительного собрания. В тот период, как и сегодня, страну охватила тяга не к закону, а к порядку. Порядок же подразумевает сильную и всегда персонифицированную авторитарную власть. Именно поэтому стал возможным феномен А.Ф. Керенского - псевдодиктатора, пытавшегося бесчисленными речами "заговорить" и этим подчинить себе огромную страну. Но, к нашему несчастью, Ленин и К° оказались речистее, решительней и без каких-либо нравственных ограничителей. Иначе говоря, кабинет Керенского не только именовался Временным Правительством, но эти люди постоянно ощущали и подчеркивали временный характер своего пребывания во власти. По ядовитому замечанию известного реакционного политического деятеля той эпохи В.М. Пуришкевича, “Временное правительство представляло собой партию “испуганной интеллигенции”. К несчастью для России, не нашлось никого, кроме Ленина и большевиков, кто был бы готов взять на себя всю полноту власти и ответственность за будущее страны. Такая двойственность и нерешительность по-человечески понятны - никто в Государственной Думе, да и в стране, не ожидал столь стремительного развития событий. Боролись за конституционную монархию, за ограничение самодержавия, а когда монархия в одночасье рухнула - ни лидеры буржуазной оппозиции в Думе, ни генералитет, потерявший доверие к императору и его окружению, ни либерально настроенная интеллигенция не смогли ничего противопоставить кучке профессиональных революционеров с их простыми и точно выражавшими настроение толпы лозунгами: “Грабь награбленное!”, “Мир - народам!”, “Земля - крестьянам!”, “Фабрики - рабочим!”. По закону, общему для всех революций, российская революция после Февраля только тем и была занята, что сама себя убивала, расчищая дорогу террору и диктатуре большевизма. Лучшие ее деятели были впоследствии убиты или эмигрировали из России. Для понимания февральских событий представляет интерес реакция на них известного впоследствии лидера белого движения генерала А.И. Деникина: “Перевернулась страница истории. Первое впечатление ошеломляющее, благодаря своей полной неожиданности и грандиозности. Но, в общем, войска отнеслись ко всем событиям совершенно спокойно. Высказываются осторожно, но в настроении массы можно уловить совершенно определенные течения: 1) возврат к прежнему немыслим; 2) страна получит государственное устройство, достойное великого народа: вероятно, конституционную ограниченную монархию; 3) конец немецкому засилью и победное продолжение войны”. Ключевым здесь является последнее предложение: как оправдание военных неудач в войне с Германией в общественном мнении тогдашней России имел широкое хождение миф о немецком засилье в окружении царя и особенно царицы. Чем дольше затягивалась и чем тяжелее становилась война, тем шире распространялось это убеждение. И что бы ни предпринимали Николай II и Александра Федоровна для опровержения этого мнения, - и столицу из-за слишком немецкого названия переименовали в Петроград, и Союз русского народа активно поддерживали, и свою любовь к простому народу постоянно выказывали, - все было напрасно! Мнение о предательстве на самом верху укоренилось и в войсках, и в сознании народа, чему немало способствовала думская оппозиция, не устававшая обвинять императора и его окружение в предательстве национальных интересов России. Изменить это мнение могла только решительная победа над Германией, но ее-то как раз и не было. Это во многом объясняет равнодушие, с которым страна встретила известие об отречении царя от престола. Если бы дано было прозреть и увидеть, чем на деле обернутся эти лозунги для всех без исключения сословий и слоев общества уже в ближайшие 2-3 года, люди бы содрогнулись и решили, что пришел конец света! Революция - это всегда высвобождение зла. Вызываемая высокими чувствами протеста и нетерпения против существующих в обществе бед и несправедливостей, против зла в настоящем, - она неизбежно ведет ко злу в будущем: к хаосу, разгулу самых низменных страстей и, в конечном счете, к диктатуре. Потому что иным путем хаос и зло, высвобожденные революцией, не остановить. Достаточно вспомнить 1917 год - год великого, неслыханного по масштабам грабежа помещичьих усадеб, фабрик и заводов, купеческих лавок и магазинов, да и просто квартир состоятельных людей. Грабь награбленное! Большевистский переворот в октябре 1917 года - весь в одном этом лозунге. А от вселенского грабежа к твердому порядку - после нескольких лет хаоса, беспредела, разгула страстей, гражданской войны - путь лежал только через жесточайшее насилие и террор, через диктатуру. Назвали ее диктатурой пролетариата, но уже с первых месяцев 1918 года она стала диктатурой не только против "бывших" - помещиков, чиновников, духовенства, интеллигенции и т.д. - но и против пролетариата. Труд становится принудительным, а "несознательные" рабочие, т.е. те, кто не понимал, почему они даром должны трудиться с неслыханным энтузиазмом во имя мировой революции - этим рабочим пришлось отправиться в концлагеря "на перевоспитание". При этом не нужно забывать, что приоритет в создании концлагерей принадлежит не Гитлеру, а Ленину, и что идея "массового перевоспитания" через принудительный труд также придумана не Мао-Цзедуном (он лишь эпигон), а российскими большевиками (тем же Лениным). Революция, возникшая как великая надежда, обернулась подлинной трагедией для России. “Казалось, что мы штурмуем небо, а на самом деле мы рыли котлован”, - писал Андрей Платонов. Добавим: котлован под массовое захоронение сначала жертв гражданской войны, а затем жертв внутриполитической борьбы, интриг и репрессий. Опасность большевизма до октябрьского переворота 1917 года недооценивалась как властью, так и общественным мнением страны. Царская власть главную революционную опасность видела в терроризме эсеров, на борьбу с которым и были брошены главные силы полиции и органов безопасности. Временное Правительство больше всего боялось восстановления старых порядков, возврата к прошлому. И лишь немногие понимали, что классовый террор, к которому призывали большевики, провозгласившие лозунг диктатуры пролетариата, гораздо опаснее террора индивидуального. Похоже, никто всерьез не воспринимал рассуждений Ленина с сотоварищи о диктатуре пролетариата, сломе старой государственной машины и подавлении свергнутых классов, к ним относились как к абстрактному теоретизированию. Лишь тогда, когда машина массового террора была запущена большевиками в действие, люди прозрели, но было уже поздно - клетка захлопнулась. О масштабах уничтожения людей в мирное время в странах с коммунистическими режимами (а также в странах третьего мира с прокоммунистической ориентацией) свидетельствуют данные, приведенные в книге шведского политического деятеля Пера Альмарка “Открытая рана”: в СССР в 1917-1987 годах были уничтожены 62 миллиона человек, в коммунистическом Китае (1949-1987 гг.) - 35 миллионов; в Камбодже - 2,2 миллиона; в Северном Вьетнаме и КНДР – по 1,6 миллиона, в Югославии - более миллиона, в Эфиопии - 725 тысяч и т.д. Всего же в 23-х странах так называемого “социалистического содружества” было ликвидировано по политическим мотивам более 110 миллионов человек - это чуть ли не в четыре раза больше жертв, чем во всех войнах XX века! Еще более впечатляющие цифры жертв коммунистических репрессий приведены в “Черной книге коммунизма”, изданной в Париже в конце 1997 года. Эти жертвы - на совести Ленина и других коммунистических руководителей России, задававших тон массовому геноциду по политическим мотивам на протяжении всего XX столетия (вплоть до крушения режима). Октябрьский государственный переворот 1917 года, или (по коммунистической терминологии) Великая Октябрьская социалистическая революция стоит в ряду самых трагических событий русской истории, а по своим разрушительным последствиям сравнима разве лишь с нашествием Чингисхана в XIII столетии. Поразительнее всего в случившемся - кто и как пришел к власти в громадной стране. Что помогло немногочисленной группе профессиональных революционеров (по точному определению одного из современников - “полууголовных революционеров и полуреволюционных уголовников”) не только захватить государственную власть (такое удавалось и иным авантюристам в других странах), но и удержать ее на протяжении более 70-ти лет? Лидеры большевиков, организовавшие переворот, в большинстве своем были люди, чуждые России. И дело не столько в их национальности, сколько в том, что они были эмигрантами, оторванными от российской почвы по десять и более лет, которые никаким конкретным делом (кроме, разумеется, деятельности профессионального революционера-подпольщика) в своей жизни не занимались. Их отчужденность заключалась и в том, что сама по себе Россия не была для них целью и интересовала их в последнюю очередь, потому что все они были одержимы идеей мировой революции и всемирного Интернационала. В тот момент, когда они захватили власть в России, основным догматом марксистского вероучения было представление о возможности победы коммунизма только в результате мировой революции или, для начала, хотя бы революции в основных европейских странах. Россия, как говорил Ленин, была для них лишь наиболее слабым звеном в системе империалистических государств, прорвав которое, они рассчитывали обрушить всю систему. Лишь позднее, уже после смерти Ленина, коммунистической пропагандой был выдвинут постулат о возможности построения социализма в одной, отдельно взятой, стране. В народном сознании это отразилось в анекдоте о том, что Патриарх Московский и Всея Руси объявил о возможности конца света в одной, отдельно взятой, стране. Удивительно точная реакция народного здравого смысла на догматы коммунистической идеологии, ибо “что всегда превращало государство в ад на земле, так это попытки человека сделать его земным раем” (Фридрих Гельдерлин). По сути же, захват власти большевиками был вторым пришествием варягов на Русь - с той разницей, что новых варягов из эмиграции никто не призывал. Они пришли (вернее, приехали) сами, с деньгами, полученными от воюющей с Россией страны, а захватив власть, сумели обезлюдить Россию, истребив целые слои и классы общества, включая и основной класс дореволюционной России - крестьянство. Будучи чужими для России людьми, Ленин и его товарищи по партийному руководству не испытывали никаких колебаний и сомнений, подобных тем, что владели Николаем II, а затем и Временным Правительством по поводу союзнического долга, по поводу ведения войны против Германии до победного конца, недопустимости сепаратного мира с ней и т.п. На все происходящее лидеры большевиков смотрели сквозь призму грядущей мировой революции, которая, по их мнению, вот-вот должна была свершиться, поэтому они были готовы на любые маневры и компромиссы, - ведь не сегодня-завтра произойдет долгожданная мировая революция и все расставит по своим местам. В 30-е годы, распродавая национальные художественные ценности из Эрмитажа и других музеев, Советское правительство оправдывало эти действия тем, что, в конечном счете, после победы мировой революции все это вернется к нам обратно. До самых последних дней своего существования, вплоть до крушения коммунистической системы в 1991 году, руководство КПСС продолжало выделять десятки миллионов долларов на поддержку компартий и прокоммунистических режимов в разных странах, следуя все той же установке на мировую революцию. По тем же соображениям не вызывало у них никаких угрызений совести и то обстоятельство, что возвращение из эмиграции в Россию происходило через территорию воюющего с Россией государства и на деньги, выданные правительством Германии. Немецкое правительство, способствуя возвращению лидеров большевиков в Россию, преследовало свои цели - ослабить и разложить изнутри своего основного и самого сильного противника в войне. Но для Ленина и его товарищей происходящее субъективно не воспринималось как предательство России и работа на врага. Они преследовали собственные цели - превратить империалистическую войну в гражданскую, а затем совершить мировую революцию. Поэтому, заключая сепаратный Брест-Литовский мирный договор с Германией, Ленин был по-своему прав: мир этот лишь ненадолго отсрочил поражение Германии, но зато позволил большевикам в ожидании грядущей германской, а затем и всемирной революции, сохранить в своих руках государственную власть в России. Революционерами становятся люди разных национальностей, но большинство лидеров большевиков, как и других социалистических партий России (эсеров, эсдеков и др.) были евреями, что объясняется, однако, не мифическим заговором всемирного еврейства или жидо-масонов против России, как о том говорили русские националисты после 1917 г. и продолжают говорить по сей день, а тем неравноправным положением евреев (черта оседлости, невозможность получить образование в столичных университетах, бесконечные унижения и погромы), которое вынуждало еврейскую молодежь идти в революцию с большим увлечением и даже фанатизмом, чем молодых людей иных национальностей. Обращает на себя внимание и тот факт, что среди диссидентов 60-70-х годов в СССР преобладали также "лица еврейской национальности" (по официальной партийной лексике, вошедшей в употребление примерно в эти же годы), что стало естественной реакцией на антисемитизм, возведенный после войны Сталиным и его последователями в ранг государственной политики. Характерно, что, подобно тому, как в начале столетия многие приверженцы монархии объясняли крушение Российской империи происками евреев, так и в конце его адепты коммунистической империи - Советского Союза - также склонны винить в его распаде евреев. И то и другое обвинения далеки от истины, поскольку распад империй всегда вызывается не происками определенной группы людей, а глубокими внутренними экономическими и политическими причинами. Именно с этих позиций необходимо попытаться объяснить, почему все-таки большевики сумели удержать государственную власть и почему не возникло мощного сопротивления со стороны тех слоев народа, которые просто обязаны были поставить преграду разрушительному потоку бессмысленного и беспощадного бунта. Ответы на оба эти вопроса взаимосвязаны. После отречения Николая II и его брата Михаила страна оказалась без власти. Монархия без монарха. Государственный аппарат, вся иерархическая структура власти еще по инерции функционировали, но долго это продолжаться не могло. Государственная Дума, так много сделавшая для крушения монархии, выдвинувшая против существующей власти столько обвинений и обличений, оказалась неспособной эту власть осуществлять, когда она упала прямо ей в руки. Здесь-то и обнаружилось, что существует принципиальная разница между политическим клубом, каким по существу все годы и была Государственная Дума, и ответственным за судьбы государства представительным органом власти. Ни Дума, ни Временное Правительство так и не смогли стать тем “ответственным министерством, ответственным Правительством”, которого Государственная Дума требовала от царя все годы своей работы. Сбылось предсказание знаменитого издателя “Нового времени” А.С. Суворина, сделанное еще в 1907 году: “Кто и куда поведет Россию без Царя - и какое это будет жалкое бесталанное “правительство” безвременья”. Возлагая все надежды об упорядочении власти на будущее Учредительное собрание, думцы реальную власть проморгали. Сначала без борьбы уступили значительную ее часть Петроградскому Совету рабочих и солдатских депутатов, а затем и вовсе "преподнесли" большевикам, не оказав сколько-нибудь серьезного сопротивления совершенному ими государственному перевороту. А возможности - не только для сопротивления, но и сокрушения большевистского правительства комиссаров - были! Достаточно указать на тот факт, что в день восстания 12 из 14-ти армейских солдатских комитетов Северного фронта, которые находились ближе всего к Петрограду, выразили решительный протест против выступления большевиков, заклеймили его как удар в спину революции и заявили о своей готовности силой восстановить порядок. Командующий Северным фронтом генерал В.А. Черемисов вместо решительных действий в этой ситуации предпочел выжидательную позицию и остановил продвижение эшелонов с войсками к Петрограду. Такую же пассивность проявила и ставка Верховного Главнокомандования в Могилеве. Благоприятный момент был упущен, а дальнейшее известно. Феноменальный успех большевиков и рост их популярности в народе может быть объяснен без обращения к загадочной русской душе. Они (Ленин - прежде всего), не отягощенные нравственными ограничителями, сыграли на инстинктах толпы, просто и четко сформулировав ее неосознанные и еще смутные устремления (Мир - народам! Фабрики - рабочим! Земля - крестьянам! Грабь награбленное! Весь мир насилья мы разрушим! Мы наш, мы новый мир построим!) На этой волне популизма они пришли к власти, открыв шлюзы неслыханному, дикому грабежу и насилию, в которое были вовлечены миллионы. Большевики явили миру "гремучую смесь" хлестаковщины и пугачевщины - необыкновенной легкости в мыслях, словах и обещаниях, соединенной с необычайной жестокостью, бесчеловечностью и кровожадностью. Свобода без ума и сердца, которую олицетворяла новая власть, поначалу многих увлекла. Это отвечало глубинным чертам русского национального характера: поиски правды, стремление к правде, правдолюбие, правдоискательство составляют основу российского менталитета и благодатную почву для популизма. Именно это и использовали большевики, прельщая народ будущим раем на Земле, разжигая злобу и ненависть одних против других, натравливая рабочих против фабрикантов, крестьян против помещиков, солдат против офицеров, бедных против богатых. Страну охватила непреодолимая тяга к разрушению и ниспровержению. Монархия и религия были уничтожены - что же осталось? Что двигало людьми? Энтузиазм, рожденный фанатизмом! Великие заблуждения и надежды на скорое пришествие коммунистического рая овладели сознанием толпы. Свобода доноса и расправы, повседневная жестокость и будничность зла вылились в ничем не сдерживаемый террор, не имеющий аналогов в истории человечества. Любовь к ближнему, милосердие и сострадание попали в разряд презираемых, а не высоких чувств как свидетельствующие лишь о человеческой слабости. Понятия благородства, чести, долга, патриотизма оказались перевернутыми. Предательство близких, донос на сослуживцев или соседей сделались доблестью, а в отдельных случаях (вспомним Павлика Морозова) символом героизма и подражания. Верность отечеству была подменена преданностью идеалам коммунизма и служением коммунистической партии, готовностью “выполнить любое задание партии и правительства”. И выполнили! Большевики умело воспользовались тем разрывом между властью и обществом, отчуждением власти от народа и всеобщим недоверием к действиям властей, которые накопились в недрах российского общества еще со времен царствования Александра III. Они предложили народу свои лозунги и решения, - насквозь фальшивые, но, в силу простоты и доступности, внешне убедительные, пронизанные демагогией и разжиганием самых низменных страстей, вкупе с самыми призрачными и заведомо невыполнимыми обещаниями. Один из современников революции дал точное определение большевистскому режиму: “Коммунизм - это термиты. Стройная и бессмысленная система рабства”. Искушение коммунизмом продолжалось более 70 лет и превратило Россию в особый концентрационный мир, в каторжную страну, в империю зла. Ленин в статье “Удержат ли большевики государственную власть?”, написанной незадолго до октябрьского переворота, с циничной откровенностью говорит о средствах, с помощью которых большевики собираются удержать в своих руках государственную власть, если они ею овладеют. Отмечая полный разброд в рядах тех, кто представляет власть, их неспособность эффективно ее осуществлять, а также рассчитывая на сочувствие и поддержку большинства населения, недовольного существующей властью, Ленин приходит к выводу о том, что у большевиков существует реальная возможность эту власть получить. А получив ее, установить жесточайшую диктатуру пролетариата и беднейшего крестьянства, которая не только сломит сопротивление враждебных классов, но и сделает “какое бы то ни было сопротивление невозможным”. “Нам надо не только "запугать" капиталистов в том смысле, чтобы они чувствовали всесилие пролетарского государства и забыли думать об активном сопротивлении ему. Нам надо сломить и пассивное, несомненно, еще более опасное и вредное сопротивление. Нам надо не только сломить какое бы то ни было сопротивление. Нам надо заставить работать в новых организационно-государственных рамках”. Предлагает Ленин и средства для достижения этих целей: “необходимо разбить старую государственную машину и заменить ее новой, использовать хлебную монополию, хлебную карточку, всеобщую трудовую повинность как средство контроля над обществом, установить рабочий контроль за производством и распределением продуктов. “Кто не работает, тот не должен есть” - вот основное, первейшее и главнейшее правило, которое могут ввести в жизнь и введут Советы рабочих депутатов, когда они станут властью”. А вот и конкретное описание того, как будет действовать новая власть: “Пролетарскому государству надо принудительно вселить крайне нуждающуюся семью в квартиру богатого человека. Наш отряд рабочей милиции состоит, допустим, из 15 человек: два матроса, два солдата, два сознательных рабочих (из которых пусть только один является членом нашей партии или сочувствующим ей), затем 1 интеллигент и 8 человек из трудящейся бедноты, непременно не менее 5 женщин, прислуги, чернорабочих и т.п. Отряд является в квартиру богатого, осматривает ее, находит 5 комнат на двоих мужчин и двух женщин. - “Вы потеснитесь, граждане, в двух комнатах на эту зиму, а две комнаты приготовьте для поселения в них двух семей из подвала. На время, пока мы при помощи инженеров (вы, кажется, инженер?) не построим хороших квартир для всех, вам обязательно потесниться. Ваш телефон будет служить на 10 семей. Это сэкономит часов 100 работы, беготни по лавчонкам и т.п. Затем в вашей семье двое незанятых полурабочих, способных выполнить легкий труд: гражданка 55 лет и гражданин 14 лет. Они будут дежурить ежедневно по 3 часа, чтобы наблюдать за правильным распределением продуктов для 10 семей и вести необходимые для этого записи. Гражданин студент, который находится в нашем отряде, на пишет сейчас в двух экземплярах текст этого государственного приказа, а вы будете любезны выдать нам расписку, что обязуетесь в точности выполнить его”. “Точно так же надо поступить и в городе, и в деревне с продуктами продовольствия, одеждой, обувью и т.д., в деревне с землей и прочее”. Именно так Ленин мыслит “сразу привлечь к управлению государством миллионов десять, если не двадцать, человек”. Иначе говоря, “отнять и переделить” для него есть первая и конкретная форма управления государством. А какое любование подробностями отъема чужой собственности, какое чисто режиссерское внимание к деталям! Но самое страшное - что все это воплотилось в жизнь! Правда, без “будьте любезны” и без хороших квартир, которых так и не сумели построить за 70 с лишним лет Советской власти (в 1990 году более 45 процентов жителей Ленинграда проживало в коммунальных квартирах - тех самых, отнятых в 1917 году у "богатых")! В связи с чем возникает вопрос: почему русское общество не разглядело подлинной опасности большевизма тогда, когда его еще можно было остановить? Почему оно оказалось столь восприимчивым к идеологии разрушения, грабежа и дележа чужого? Как гласил один из популярных большевистских лозунгов того времени: “Мы разрушим, мы отстроим – вся сила в нас самих!”. Ответов и объяснений на поставленные вопросы за прошедшие 75 лет предложено множество: от самого простого: “Бес попутал!” - до сложных философских построений об особенностях "загадочной" русской души. В эмигрантской среде в двадцатые годы преобладало мнение о том, что “Россия рухнула прежде всего от государственного невежества, царившего и в простом народе, и в радикальной интеллигенции. От общего невежества, от необразованности и темноты. Но еще более от политического невежества; от политической бессмысленности в народе и от государственного невежества русской интеллигенции”. Волевое невежество свергло безвольную интеллигенцию! Вина либеральной интеллигенции в создании общественной атмосферы культа революции, ожидания революции как чуда, которое откроет новую, прекрасную жизнь, - несомненна. Но ведь не интеллигенты же грабили, жгли, насиловали, убивали! Они просто оказались неспособными управлять государством, когда такая возможность для них открылась. Подлинное лицо революции - кровь, хаос, насилие, пугачевщина - оказалось вовсе не таким, о котором мечтала русская интеллигенция, даже ее наиболее радикальная, "социалистическая" часть. Почему же широкие народные массы, так называемые "низы", были с такой легкостью вовлечены в беспощадный, погромный бунт, который по существу был и антипатриотическим, и противогосударственным? С поразительной легкостью многомиллионные массы крестьян, рабочих, солдат, мгновенно забывших про Веру, Царя и Отечество, с головой окунулись в стихию революции, в стихию бунта! Вспомним выразительные строки из поэмы Маяковского “Владимир Ильич Ленин”: Империя - это тебе не кура! Клювастый орел с двухглавою властью. А мы, как докуренный окурок, Просто сплюнули их династью! Простоты "заражения" бунтом никакими внешними причинами - заговорами, происками врагов, губительным влиянием Запада и т.п. - не объяснить! Может быть, дело в том, что, как писал академик И.П. Павлов, “у русского до такой степени развита вторая сигнальная система, что объективная реальность для него ничто. Слово для него все!”. Магия слов и обещаний! Ожидание чуда в будущем и возможности безнаказанно грабить уже сегодня - вот чем "взяли" большевики наш народ. Единственный из ленинских лозунгов: “Грабь награбленное!” - был претворен в жизнь в полной мере. Грабеж был всеобщий - в итоге полный развал: нечего есть, не во что одеться, негде жить. На это понадобился всего год, еще в 1916 году при всех трудностях военной поры все было иначе, страна жила другой жизнью. В работах, посвященных Октябрьской революции много говорится и пишется о том, что земельный вопрос был едва ли не главной причиной революции, что крестьяне пошли за большевиками, потому что те пообещали им землю. Реальная же картина российского землевладения выглядела в 1914 году следующим образом: в крестьянском землевладении находилось 240 млн. десятин, гражданам других сословий принадлежало лишь около 85 млн. десятин. На одну дворянскую десятину приходилось 5,5 крестьянских десятин. По данным сельскохозяйственной переписи 1916 года, накануне революции крестьянам принадлежала на правах собственности вся земельная пахотная площадь в азиатской части России и до 90% всей площади в европейской части России (на правах собственности или аренды). За время царствования Николая II (главным образом, в период столыпинской реформы) крестьянское землевладение увеличилось за счет государственных удельных и помещичьих земель более чем на 100 млн. десятин, в том числе было приобретено крестьянами за счет льготных кредитов Крестьянского банка более 15 млн. десятин казенных и около 33 млн. десятин помещичьих земель. Поэтому расхожее мнение, что российские крестьяне были полностью обездолены, а вся земля принадлежала помещикам, ни на чем не основано. Откуда же иначе взялись около 10 млн. зажиточных крестьян (по коммунистической терминологии - кулаков), репрессированных коммунистическим режимом в ходе коллективизации в 1928—1933 годах? Напротив, после революции и особенно после коллективизации, которая лишила крестьян собственной земли, Россия из житницы Европы (урожай хлебов в 1914 году составил по России 4,5 млрд. пудов) превратилась в страну непрерывного голода, до сих пор импортирующую значительную часть продовольствия для прокорма своего населения. Так был реализован большевиками лозунг “Земля - крестьянам!”. Большевики пришли к власти, запустив механизм разрушения. Они развалили армию, объявив самодемобилизацию и отменив дисциплину; разрушили российскую государственность, сломав старую государственную машину; натравили одни слои народа на другие, отменили веру как "опиум для народа" и т.п. Но как только власть оказалась в их руках, они стали действовать необычайно прагматично: начавшийся голод в городах преодолели с помощью продразверстки; разруху на железных дорогах ликвидировали, применив трудовую повинность; преступность подавили с помощью красного террора; армию воссоздали введением жесточайшей дисциплины и расстрелами всех, кто отказывался ей подчиняться и т.д. Более того, они с первого дня заявили о необходимости сохранения единства и целостности страны, чем привлекли на свою сторону немало патриотически настроенных офицеров и специалистов. И хотя определенные территориальные потери Россия понесла (отделение Финляндии и прибалтийских губерний, потеря Западной Украины и Западной Белоруссии и т.д.), но империю большевики не только сумели сохранить, но и впоследствии расширить (другой вопрос - какую цену заплатили народы России за экспансионистские амбиции большевиков). Таким образом, большевики сумели удержать государственную власть, так как дали почувствовать народу, что она находится в сильных руках, что она противостоит анархии, хаосу, преступности, от которых люди устали и готовы были платить частью своей свободы, своего имущества за восстановление порядка. Но большинству и в страшном сне не могло присниться, какую цену придется заплатить за это. Сегодня мы знаем ее, но разум не в состоянии охватить цифры потерь и ужаса перед властью, которая сумела очень быстро лишить весь народ не только свободы и имущества, но и чувства собственного достоинства, чувства личной безопасности, превратив страну в огромный концентрационный лагерь. Петроград-Ленинград больше других городов России пострадал за годы коммунистического режима. Более 70 процентов коренных петербуржцев (петроградцев) погибло в годы репрессий, в блокаду, а также по “ленинградскому” делу 1949—1951 годов. Революционный опыт Петербурга огромен и трагичен. Тем не менее, несмотря на все испытания город сохранил оппозиционный дух и заряд антикоммунистической энергии, что позволило ленинградцам весной 1989 года на первых альтернативных выборах народных депутатов СССР "прокатить" всех без исключения представителей номенклатуры, обкомовских ставленников, и послать на Съезд народных депутатов независимых и демократически настроенных людей. Ленинградская делегация сыграла важную позитивную роль на Съезде народных депутатов и в Верховном Совете СССР, внеся весомый вклад в крушение коммунистического режима. Когда в середине мая 1989 года народные депутаты от Ленинграда приехали в Москву, на Ленинградском вокзале нас встречало множество людей с плакатами: “Да здравствует Ленинград - город четырех революций!”, “Молодцы, ленинградцы!”, “Долой партократов!”, “Отменим ст. 6 Конституции!” и т.п. Мы сразу же почувствовали особое отношение к ленинградцам и особую ответственность за происходящее. Мартовские выборы 1989 года пробудили инициативу и политическую энергию масс, десятилетиями подавлявшуюся правящим режимом. Подобно первому толчку в горной лавине, это сыграло громадную роль в развитии последующих событий, круто изменивших всю жизнь страны. Для Ленинграда же, который с 1991 года вновь стал Санкт-Петербургом, эти события стали точкой отсчета, с которой начался процесс возрождения великого города, возрождения его европейской атмосферы, осознания своего места в российской и мировой культуре, преодоления зависимости от Москвы и того налета провинциализма, который, подобно накипи, скопился за годы коммунистического режима. Именно в Петербурге-Петрограде в период с 1905 по 1918 год возникли ростки новой демократической политической культуры. Многопартийность, относительно свободная и независимая от правительства пресса, открытое обсуждение в парламенте (Государственной Думе) всех острых вопросов жизни страны (включая дотоле неприкосновенную жизнь царского двора, правительства и особы самого императора) - все это не могло не привести к формированию в городе достаточно либеральной политической атмосферы, которая резко отличалась от остальной России. Петербург был островком новой политической жизни европейского образца на фоне застойной, дремуче-консервативной, патриархально-провинциальной жизни остальной страны (включая и Москву). Именно здесь сформировалась новая политическая элита со своими ораторами, публицистами, общественными деятелями, мощным влиянием на формирование общественного мнения, с чем не мог не считаться правящий режим. Конфликт между этой политической элитой и властями (вспомним хотя бы борьбу с царем и его окружением за создание “ответственного министерства”, ответственного перед Государственной Думой и формируемого с ее участием правительства) стал внутренней пружиной (наряду с другими причинами) февральских волнений в Петербурге, приведших к падению самодержавия. После победы большевиков политический климат Петрограда оказался для них совершенно не подходящим, более того - враждебным. Несмотря на то, что с первых дней захвата власти большевики организовали массовое падение своих политических противников, уже в марте 1918 года большевистское правительство оставило город и переехало в Москву. Характерно, что среди членов этого правительства не было ни одного коренного петербуржца. Провинциалы, изгои, авантюристы и уголовники, они бы долго не продержались в насквозь враждебном им императорском Петербурге. Ленин это быстро понял и, воспользовавшись немецкой угрозой, нависшей над Петроградом, буквально бежал в Москву, бросив северную столицу на произвол судьбы. На самом деле большевистское правительство бежало не столько от немцев (достаточно вспомнить, что большевики в сентябре-октябре 1917 года клеймили аналогичные планы Временного Правительства по переезду в Москву как предательство), сколько от враждебной им атмосферы Петрограда. В последующие годы (сначала Ленин, а потом Сталин) обрушили на город такие репрессии, что после Второй мировой войны в нем почти не осталось коренных жителей. Под корень была уничтожена петербургско-петроградская политическая элита и все ростки новой демократической политической культуры. Представители ленинградской партноменклатуры, т.е. политической элиты коммунистического периода, выделялись даже на общем безрадостном фоне своей беспринципностью, конформизмом, своим провинциализмом и трусливым заискиванием перед московским начальством. Уроки “ленинградского дела” были слишком свежи в памяти ленинградской партийно-государственной верхушки Оглавление   www.pseudology.org