М.: ACT, 2009. — 444, [4] с., 48 л. ил. ISBN 978-5-17-059741-3 Аббас-оглы, Адиле Шахбасовна Моя Абхазия... Моя судьба Предисловие Память — исписанная медная доска. Время незаметно разглаживает буквы, но острый резец способен легко восстановить их Эта старинная английская пословица вспомнилась мне, когда я читала рукопись, теперь ставшую книгой, которую вы держите в руках и, уверена, непременно прочитаете до конца. Много лет назад вихрь обстоятельств унес юную Адиле из теплого родительского дома в жизнь, казалось, полную любви и счастья, но вскоре обернувшуюся цепью трагедий: ссылки, тюрьмы для близких, их казни, недоверие окружающих, ложь, голод, холод... Но куда судьба ни бросала бы прекрасную Адиле, всюду она встречала людей, готовых понять её и помочь ей. Это давало силы не только выживать — жить! Прекрасная Адиле... Не ради красного словца сказано. Она и впрямь хороша собой, вечно молодая, оживленная, озаряющая всех светом памяти, в которой ничего не хочет забыть. Отшумевший XX век ещё долго будет тревожить мир своими катастрофами. Каленым железом выжигало время имена и судьбы, достойные лучшей участи. Детей заставляли отказываться от родителей. Людям приходилось скрывать свое происхождение. Забыть — забить — забросать камнями! Нет! Лес человеческой памяти отвечает расцветом воспоминаний о прошлом. И среди них книга Адиле Аббас-оглы — горький букет Абхазии с неизменным лучом Солнца в его листве и среди цветов. Лариса Васильева 18 июля 2005 года —————————————————————— Автор выражает искреннюю благодарность родственникам героев этой книги: Георгию Ираклиевичу Антелава, Георгию Зурабовичу Анчабадзе, Ашхен Артемовне Гульянц, Мемету Мустафовичу Джихашвили, Фазилю Абдуловичу Искандеру, Анатолию Константиновичу Кация, Елене Николаевне Комаровой (Вафиади), Якубу Васильевичу Лакоба, Давиду Ираклиевичу Медзмариашвили, Елене Константиновне Симаковой (Зуевой), Димитре Георгиевне Устабашиди, Лео Алексеевичу Шервашидзе, Алексею Леонидовичу Шервашидзе, которые сообщили многие факты и предоставили фотографии и документы, позволившие уточнить и дополнить текст мемуаров. Большое спасибо ученым и архивистам Анзору Семеновичу Агумаа, Станиславу Зосимовичу Лакоба, Борису Борисовичу Лебедеву, Баджгуру Еснатовичу Сагария за ценные сведения и помощь в поиске архивных документов. Спасибо также Ларисе Николаевне Васильевой за помощь в работе над книгой. —————————————————————— Живая Правда о прошлом Жизнь человека, запечатленная в истории. История, отраженная в памяти человека. И то, и другое воплощено в мемуарах — наиболее интересном жанре документальной литературы, позволяющем воссоздавать живое, реальное прошлое. Как известно, ценность мемуаров определяется количеством, уникальностью и достоверностью сообщаемых в них фактов. С этой точки зрения книга воспоминаний Адиле Шахбасовны Аббас-оглы — поистине замечательный исторический источник, содержащий огромное количество малоизвестной или совершенно новой информации. Прежде всего это первая книга об Абхазии, доступная широкому кругу читателей. Драматическая история этой маленькой страны, особенности быта и нравов населяющих её народов, яркие зарисовки старого Сухума, жизнь абхазской советской элиты середины 1930-х годов, Политика Нестора Лакоба, его трагическая гибель, за которой последовал шквал политических репрессий 1937-1939 годов, попытки Л.П. Берия ассимилировать абхазский народ, растворить его в потоке переселенцев из малоземельных районов Западной Грузии, наконец, грузино-абхазская война 1992-1993 годов как завершающий акт трагедии и следствие сталинско-бериевского произвола — обо всем этом написано в книге А.Ш. Аббас-оглы, которую можно с полным правом назвать энциклопедией абхазской жизни. Мемуаристка влюблена в свою маленькую страну, она пропускает через себя каждую частицу её истории, счастливые и трагические моменты прошлого и настоящего. К сожалению, счастливых страниц абхазской истории несравненно меньше. Прекрасная память позволяет Адиле Шахбасовне воссоздавать мельчайшие детали прошлого: фразы, диалоги, последовательность событий, которая выстроена порой буквально по часам. Поэтому её воспоминания являются на редкость достоверным источником. Кроме того, книга значительно шире, чем простой рассказ о пережитом, основанный только на личных впечатлениях. А.Ш. Аббас-оглы, историк по образованию, привлекла массу дополнительных сведений и сумела органически вплести их в ткань захватывающего драматического повествования. Книга включает в себя несколько пластов разнообразного по содержанию, но одинаково ценного фактического материала. Чрезвычайно привлекательно описание старого Сухума, который в годы детства автора ещё во многом сохранял дореволюционный уклад жизни. Интересны страницы истории города, отчасти раскрытые через описание жизни сухумских семей первой трети XX века. В частности, рассказывая о ближайшем окружении своей семьи, автор приводит уникальные сведения о семье писателя Ф.А. Искандера, что имеет несомненное значение для будущих биографов классика советской литературы. Яркий и информационно насыщенный этюд о старом Сухуме позволяет во многом по-новому оценить этот прекрасный город, расположенный на стыке европейской и восточной Культур. Но автор рисует и совершенно иную картину абхазской жизни. А.Ш. Аббас-оглы с удивительной точностью воспроизводит детали быта абхазского села, где ей доводилось жить в летние месяцы у своего деда по матери Кадыра Авидзба. Необычайно ярко описан дед мемуаристки по отцу Яхья Керболай Аббас-оглы — иранский предприниматель, обосновавшийся в Сухуме и в Гаграх. В рассказе о нём реальные факты настолько тесно переплетаются с семейными легендами, что отделить достоверную информацию от сомнительных сведений порой весьма затруднительно. Однако на основании дополнительных источников можно с уверенностью утверждать, что Аббас-оглы был весьма заметной фигурой в дореволюционной Абхазии, возглавлял Сухумское магометанское общество, владел кирпичным заводом, являлся одним из подрядчиков по постройке Черноморской железной дороги и Новороссийско-Батумского шоссе, принимал активное участие в возведении Гагрской климатической станции, осуществлял строительство зданий в Сухуме. Его вклад в экономическую жизнь Кавказа был отмечен наградами — золотой медалью "За усердие" и большой золотой медалью императорского Доно-Кубано-Терского общества сельского хозяйства, что было достаточно редким явлением в предпринимательских кругах дореволюционной Абхазии. Адиле, старшая внучка Яхьи, родилась 23 апреля 1920 года, незадолго до установления советской власти в Абхазии. Она допускает неточность, утверждая, что в момент Смерти деда ей было шесть лет. В действительности ей исполнилось только четыре года. Детство Адиле было счастливым, хотя с начала 1930-х годов новая власть начала все больше притеснять состоятельные в прошлом семьи. Жить становилось все труднее. И вдруг произошел неожиданный поворот судьбы, возможный, по-видимому, только на Кавказе; пятнадцатилетнюю девочку из буржуазной семьи похитил Гамид Джих-оглы — "принц" Советской Абхазии, шурин руководителя республики Нестора Аакоба. Чрезвычайно интересна глава "Похищение". Об этом кавказском обычае известно всем, но в мемуарной литературе он описан, кажется, впервые. История краткого замужества юной Адиле читается как роман. Два года она вращалась среди элиты советского общества, её жизнь была похожа на сказку. Воспоминания об этом времени — наиболее ценная часть книги. Центральной фигурой повествования, несомненно, является Нестор Аполлонович Лакоба. Этот яркий государственный деятель заслуживает серьезных монографий, а между тем о нём написана лишь одна небольшая по объему книга, вышедшая в 1965 году, вскоре после его реабилитации* (* Бгажба М.Н. Лакоба. Тбилиси, 1965).. Воспоминания Адиле Шахбасовны позволяют воссоздать политический портрет Лакоба, проследить его своеобразные взгляды и убеждения, зачастую далекие от "генеральной линии партии".   В своей маленькой республике Нестор Аполлонович пытался достичь социальной гармонии, основываясь на традиционных местных особенностях. А.Ш. Аббас-оглы права в своем утверждении, что "при Несторе Лакоба Абхазия находилась едва ли не в самом благоприятном положении среди всех советских республик. Она сохраняла свое лицо, свой особый уклад общественной и экономической жизни". Действительно, Лакоба творчески подходил к решению государственных и социальных проблем. Коллективизация в Абхазии проводилась медленно и осторожно, она почти не носила насильственного характера. Известно высказывание Лакоба: "Кулака у нас нет, а потому вопрос о ликвидации кулака как класса отпадает". Дело в том, что имущественная дифференциация сельского населения в Абхазии была малозаметна — подавляющее большинство сельских жителей составляли зажиточные крестьяне. Мягкая, постепенная Коллективизация лакобовского периода хорошо видна на конкретном примере — раскулачивании деда мемуаристки Кадыра Авидзба. По меркам Советской России, где наличие у крестьянина коровы и лошади свидетельствовало о его недопустимом благополучии, Кадыр должен был считаться отъявленным, "классическим" кулаком. Он имел большой земельный надел, использовал для обработки земли труд наемных рабочих-турок, жил в двухэтажном полукирпичном доме, вместе с сыновьями владел магазином, мельницей и полукустарной фабрикой по производству черепицы. С началом Коллективизации ему пришлось расстаться со своими маленькими капиталистическими предприятиями, затем у него отобрали излишки скота и лошадей. Но на этом дело и кончилось. Не было конфискации личного имущества и ценностей, и самое главное — не было административной высылки, а тем более ссылки на поселение. Кадыр Авидзба продолжал жить в своем большом доме, обрабатывал при помощи членов семьи свои кукурузные поля, имел огромное количество домашней птицы, корову и лошадь. Это не помешало ему упрекнуть Нестора Лакоба, когда тот с гостями из Москвы и Тбилиси заехал к нему по пути с охоты. "Ты же у меня все отобрал, — съязвил Кадыр, — а теперь хочешь, чтобы я тебе стол накрыл? О чем ты думал, когда меня раскулачивал?" "Я тебя не раскулачивал, дорогой, — возразил Лакоба. — Это общее положение, не могу же я противиться Политике центральной власти". Руководитель советской республики, оправдывающийся перед "недобитым капиталистическим элементом", может показаться анекдотом, вымыслом, красивой семейной легендой. Но в том-то и дело, что эта история совершенно правдива. Перед нами реальный случай, рассказанный Кадыром своей любознательной внучке (за достоверность рассказа деда Адиле Шахбасовна ручалась в личной беседе с автором этих строк). Удивительные сведения отчасти подтверждаются записью разговора с Кадыром Авидзба, помещенной в приложениях к мемуарам (статья Руслана Капба "Гражданин двух веков"). Подчеркнуто—уважительное, дружелюбное отношение Лакоба к пораженному в правах, лишенному голоса кулаку Кадыру было проявлено прилюдно, на сельском сходе. Можно ли в таком случае удивляться, что Нестор извинялся перед почтенным трудолюбивым старцем в личной беседе, без свидетелей? Ведь он в самом деле осознавал вопиющую несправедливость насильственных мер в отношении зажиточных крестьян, но не мог противиться директивам центра. Зато старался по возможности не допустить гибельных масштабов Коллективизации и раскулачивания.   Если Советская Россия в короткий срок сломала становой хребет собственной экономики, то Лакоба сумел уберечь свою маленькую страну от такой беды. Даже жесткое, насильственное завершение Коллективизации в 1937 году, после гибели Нестора, не могло уже серьезным образом подорвать сельское хозяйство Абхазии. Проводившаяся в лакобовский период национализация предприятий, домов и прочего имущества городской буржуазии также проходила несравненно более мягко, чем в других республиках Советского Союза. Об этом свидетельствует и пример семьи Аббас-оглы. Несмотря на "уплотнение" жилого фонда и конфискацию ценностей, отец и дядя мемуаристки лично не пострадали, не подверглись никаким преследованиям, смогли найти приличную, хотя и малооплачиваемую работу. Отец рассказывал жене и дочери, что Лакоба "как мог, тянул время, никого не хотел выселять и разорять". Адиле Шахбасовна утверждает: "Когда состоятельных горожан лишали права голоса, конфисковывали их имущество в пользу Государства, Нестор, как мог, старался помогать. Ему, например, удалось сделать так, чтобы в списки подлежащих конфискации недвижимого имущества попали не все, а только часть имущего населения. Мой отец и дядя как иностранные подданные в списках не значились, поэтому нам удалось позже вернуть свои дома". Личная позиция Лакоба по этому вопросу ярко выразилась в доверительном разговоре с Адиле, которая после неожиданного замужества стала его свояченицей. "Я хочу вернуть всем все, что можно, — говорил Нестор Аполлонович. — Мы будем строить новые дома, постепенно освободим квартиры, в которые нам пришлось подселить людей. Вернем дома прежним владельцам. Но я не могу сразу сделать все так, как хочу". Это поистине бесценное свидетельство, информация из первоисточника. Живая речь мудрого и гуманного абхазского лидера, запечатленная в памяти пятнадцатилетней девочки, была пронесена ею через все последующие испытания, чтобы на склоне лет воплотиться в правдивых и бесхитростных воспоминаниях. Особое место в мемуарах занимает Сария Лакоба — жена Нестора Аполлоновича. Сами воспоминания первоначально были задуманы как рассказ о трагической судьбе и подвиге Сарии, которая приняла мученическую Смерть, отказавшись подписать ложные обвинения против своего мужа. Её светлой памяти автор посвящает книгу. Образ Сарии чрезвычайно привлекателен. Она описана как Женщина редкой красоты, отличавшаяся элегантностью и тонким вкусом. "Первая леди Абхазии" была ориентиром для жен наркомов маленькой республики. К её мнению прислушивались, с неё брали пример в поступках, в умении одеваться, вести себя в обществе. Для Сарии Лакоба была характерна дореволюционная Культура поведения, что поражало высоких гостей из Москвы, не ожидавших увидеть ничего подобного в "полудикой" Абхазии. Адиле раскрывает секрет Сарии: оказывается, она руководствовалась книгой "Правила хорошего тона" издания 1864 года, которую помнила практически наизусть. Разумеется, к этому надо добавить врожденный ум, такт, деликатность. По справедливому замечанию мемуаристки, Сария "старалась приобщить своих близких к европейской Культуре. И не потому, что её не устраивали абхазские обычаи, — просто ей казалось важным, чтобы окружение Нестора Лакоба выглядело цивилизованно".   А.Ш. Аббас-оглы приводит малоизвестные факты о происхождении Сарии, которая выросла в Батуме в весьма состоятельной семье, твердо придерживавшейся мусульманских традиций. Девушка с таким воспитанием должна была обладать очень большими способностями, чтобы легко усвоить европейскую раскрепощенность, которую она старалась привнести в повседневную жизнь правящей элиты Советской Абхазии. Юная Адиле не обращала должного внимания на реалии общественно-политической жизни последних лет лакобовского правления. Она лишь перечисляет гостей из Москвы и Тбилиси, не давая им характеристик, не акцентируя внимание на особенностях их внешности и поведения. Но встреча с Л.П. Берия в мае 1936 года произвела на неё неизгладимое, страшное впечатление. Спустя десятки лет мемуаристка продолжала словно наяву видеть его зеленовато-карие слезящиеся глаза, змеиную улыбку, чуть выпяченную нижнюю губу, пронизывающий свинцовый взгляд через пенсне. "Весь он был какой-то зловещий", — заключает Адиле Шахбасовна. Это одна из самых ярких портретных зарисовок Берия в мемуарной литературе. Был ли Нестор Лакоба отравлен Лаврентием Берия? На этот счет среди историков нет единодушного мнения. Но приведенные в книге факты со всей определенностью свидетельствуют в пользу версии об убийстве. Да и сама логика ситуации говорит о том же. Берия тогда уже начал активную борьбу против Лакоба и его окружения руками своего ставленника А.С. Агрба, назначенного в январе 1936 года секретарем Абхазского обкома партии вместо верного сторонника лакобовского курса В.К. Ладария. Все было уже готово для массированного удара советского карательного аппарата по маленькой благополучной республике. Но прежде нужно было убрать её руководителя. Сталин хотел перевести Нестора Аполлоновича в Москву и назначить на должность наркома внутренних дел СССР, но Лакоба отказался бросить свою Абхазию на произвол судьбы. Оставался только один способ устранить его... Гибель Лакоба развязала руки Берия и его подручным. Политические репрессии 1937 года прокатились по всему Советскому Союзу, но в пределах маленькой республики их масштаб был особенно заметен. На основе новейших исследований автор сообщает о числе арестованных и расстрелянных с июня 1937 года по октябрь 1938 года, и эти цифры ужасают, несмотря на их неполноту. Это только данные официальных документов. Они не учитывают сотни людей, умерших под пытками, сожженных в известковых ямах под личным руководством наркома внутренних дел Абхазской АССР Г.А. Пачулия. Примечательны приведенные в мемуарах слова Берия, которыми он напутствовал своего ставленника: "Арестовывай как можно больше — не ошибешься. В Абхазии все Троцкисты". Все это достоверные сведения: А.Ш. Аббас-оглы основывается на материалах судебного процесса по делу бериевских палачей, который проходил в Сухуме в 1954 году. Адиле разделила трагическую судьбу своей страны. В семнадцать лет она стала вдовой: её муж Гамид Джих-оглы был арестован и расстрелян за "вредительство" на строительстве Сухумской ГЭС. Помещенные в приложениях документы Российского государственного архива экономики и Российского государственного архива социально-политической истории показывают начало этой расправы. Разумеется, и комиссия Абхазского обкома партии, и комиссия Главэнергостроя были заранее ориентированы на сбор компрометирующего материала на члена семьи "врага народа" Нестора Лакоба. Гибель мужа не стала для Адиле единственным ударом судьбы: в начале 1938 года она потеряла отца, дядю и других близких. А вскоре узнала, что сама значится в списках на арест. Пытаясь спастись, она бежала в Москву и полгода скрывалась в доме известной актрисы МХАТа Анастасии Платоновны Зуевой. Глава, посвященная этому периоду, — оазис в книге, отдушина между кошмаром 1937-го — лета 1938 года и предстоящим арестом в феврале 1939 года. Юный возраст и масса впечатлений помогли Адиле ненадолго отвлечься от пережитого. Приведенные в мемуарах сведения о театральной жизни Москвы интересны и отчасти новы. К сожалению, рассказчица мало сообщает о А.К. Тарасовой и И.М. Москвине, с которыми ей доводилось встречаться в доме A.П. Зуевой. Лишь бегло намечен и портрет П.В. Массальского — соседа Зуевой по коммунальной квартире. А его жена Ная Александровна охарактеризована, возможно, несколько пристрастно. Зато светлая личность Анастасии Платоновны выписана со всевозможной полнотой. Об этой замечательной актрисе имеется не так много опубликованных сведений, и в наше время имя её, к сожалению, почти забыто. А.Ш. Аббас-оглы отдает долг её памяти, знакомит широкий круг читателей с этим талантливым, ярким, великодушным и смелым человеком, пытавшимся с риском для собственной жизни спасать невинных жертв политических репрессий. Вторая, московская глава мемуаров возвращает нас к страшным реалиям сталинского времени, о которых можно было бы почти забыть, увлекшись рассказом о театральной жизни. Вокруг Адиле начинает сжиматься кольцо секретных сотрудников НКВД, скрывающих свое истинное лицо под внешней доброжелательностью, готовностью помочь невинно страдающей девушке. Предстоящий арест кажется неизбежным, и Адиле решает вернуться в Сухум, чтобы не компрометировать Анастасию Платоновну. Сразу же по возвращении в родной город пришлось познакомиться с бериевским палачом Г.А. Пачулия. Отвратительная внешность этого человека ("настоящий Квазимодо") вполне соответствовала его характеру и жизненным принципам.   По какой-то причине Адиле, несмотря на допросы в НКВД, около двух месяцев оставалась на свободе. Возможно, у загруженного работой карательного аппарата не доходили руки до восемнадцатилетней "злодейки". А может быть, её близость к семье Лакоба требовала представить доклад в центр и получить соответствующие предписания. Но Адиле Шахбасовна называет третью причину: "Палачи наслаждались страхом преследуемых жертв". Несомненно, это тоже верно. 22 февраля 1939 года произошел арест, на десятилетия вырвавший молодую Женщину, почти ребенка, из нормальной человеческой жизни. Году под следствием в Тбилисской и Орточальской тюрьмах посвящены самые страшные страницы мемуаров. Дикие следственные методы сталинского времени известны по многим источникам, но тем не менее свидетельства Адиле Шахбасовны никого не могут оставить равнодушным. С чудовищной жестокостью и несправедливостью невозможно примириться, нельзя отвлеченно оценивать их как факт истории. И тем более страшно, когда мы смотрим на эти злодеяния глазами совсем молодого человека с неокрепшей Душой, воспитанного на идеалах добра, привыкшего к заботе и любви со стороны окружающих. В тюремной больнице Адиле довелось узнать от одной из соседок по палате ужасающие подробности о гибели Сарии Лакоба, которая была замучена следователями до Смерти. Она предпочла умереть, но не предала память о своем муже. С этого времени пример Сарии помогал её юной невестке выдерживать нечеловеческие испытания. Одиночные камеры с раскаленными от солнца железными щитами на окнах, жуткие карцеры, сочащиеся водой стены пересыльных тюрем, издевательства следователей и охранников — все это пришлось перенести, чтобы выжить и сохранить рассудок. Политическим заключенным нередко доводилось сталкиваться с уголовниками, и небольшой опыт Адиле внес новую струю в её воспоминания. Некоторые подробности быта, нравов и мировоззрения уголовного мира того времени довольно любопытны. По словам мемуаристки, "воры, преступники, убийцы, отрешенные от нормальной человеческой жизни" удивляли её своей солидарностью по отношению друг к другу. Уголовники как "социально близкие" к пролетарской власти имели гораздо больше прав, чем политические заключенные, это не новость. Но тем не менее весьма интересно высказывание молодой уголовницы, подружившейся с Адиле и беседовавшей с ней со всей откровенностью: "Ни в одной другой стране преступники не пользуются такими льготами, как у нас. Мы можем выдвигать свои требования, и нас слушают". "Надо ли говорить, что все уголовники очень уважали Сталина", — заключает А.Ш. Аббас-оглы. Весьма информативна часть воспоминаний о жизни Адиле Шахбасовны в ссылке в Северном Казахстане. Мемуаристка приводит данные об основном контингенте ссыльных в этом регионе: украинцы, белорусы, Поляки, греки, чеченцы, ингуши. Среди украинцев было много стариков, раскулаченных в период сплошной Коллективизации. "Они говорили, — вспоминает Адиле Шахбасовна, — что большинство высылаемых не имели ни коровенки, ни лошади, но их все равно раскулачили". И снова в памяти читателя встает мягкая Коллективизация Нестора Лакоба, любившего свой народ, старавшегося до последней возможности уберечь его от трагической участи крестьянства других советских республик. Подробности жизни в поселке Бистюба, детали быта и нравов ссыльных и местного населения представляют собой уникальный фактический материал. Поражает способность людей не просто выживать в невозможных условиях, но и создавать вокруг себя культурное пространство. Организованный ссыльными клуб, концерты, постановки спектаклей — все это кажется невероятным в дикой казахстанской степи. К сожалению, начинание просуществовало недолго, но по-другому и не могло быть: Культура порождает свободомыслие, а оно недопустимо среди ссыльных. Повторное замужество Адиле, рождение детей и побег из ссылки ради их спасения — эти фрагменты книги по-особому раскрывают силу характера героини. Не менее драматичны рассказы о жизни Адиле Шахбасовны на нелегальном положении в Сухуме, о попытках МВД завербовать её в агенты, о поездке в Москву с прошением в Верховный Совет СССР, откуда её отправили прямиком на Лубянку. Мемуаристка утверждает, что её допрашивал "кто-то из крупных тамошних начальников: Кобулов или Абакумов". Судя по описанию, это был Иван Александрович Серов — первый заместитель министра внутренних дел СССР в 1947-1954 годах.   Трудно поверить, что тогдашние руководители этого учреждения были способны на жалость. Но факт остается фактом: член семьи "врагов народа", беглая ссыльная была отпущена в родной город, ограждена от назойливого внимания местных чекистов, смогла устроиться на работу и даже поступила в институт. А ведь все это произошло за два года до Смерти Сталина и за пять лет до реабилитации Адиле Шахбасовны! Приходится поверить, что её преисполненный трагизма рассказ действительно тронул влиятельного в то время Серова. Примечательны его слова, обращенные к помощнику: "Зачем читать романы? Вот перед нами живой роман, жертва судьбы". Многим людям после реабилитации удалось перелистнуть страницу жизни, отрешиться от ужасов сталинского времени. Адиле Аббас-оглы это было не дано. "Прошлое может убивать", — с горечью написала она о болезни своего сына, развившейся в результате полученных в детстве психических травм. Смерть сына в разрушенном недавней войной Сухуме — таков трагический финал книги. Мемуары А.Ш. Аббас-оглы могли бы быть очень страшными, очень тяжелыми. После стольких ударов судьбы, стольких мучений и испытаний человек может озлобиться, утратить веру в добро и справедливость. Но моральная твердость Адиле Шахбасовны помогла ей сохранить чистое и светлое мировоззрение, пронизывающее её воспоминания и передающееся читателю. Яркие, красочные страницы первой половины книги задают общий тон повествованию, в котором неизменно звучит вера в торжество жизни и в величие настоящих людей. Мемуары, похожие на остросюжетный роман, преисполненные драматизма и озаренные жизнелюбием и силой духа героини, никого не оставят равнодушным. Книга А.Ш. Аббас-оглы, впервые выпущенная в свет издательством "АСТ" в 2005 году, вызвала большой интерес читателей, разошлась в кратчайшие сроки и уже успела стать библиографической редкостью. Бесхитростные, яркие и достоверные воспоминания жертвы произвола сталинской эпохи в последнее время вызвали заметный интерес за рубежом: в середине 2008 года книга была опубликована в Стамбуле в переводе на турецкий язык; подготовлено венгерское издание мемуаров, предполагается опубликовать их также в Англии, Франции, Германии и Италии. Новое, улучшенное, издание на русском языке, дополненное документами и неизвестными ранее фотографиями, стало насущной необходимостью. В.П. Наумов, кандидат исторических наук Оглавление   www.pseudology.org