No:
2 (425)
Date: 08-01-2002
КАСПИЙСКИЙ УЗЕЛ
(Геополитический контекст “акции возмездия” США в Афганистане)
Незадолго до Нового года известный Международный институт проблем мира — СИПРИ (Стокгольм, Швеция) обнародовал фундаментальное исследование проблем безопасности каспийского региона, подготовленный еще до событий 11 сентября 2001 года в США.
Главный вывод, сделанный авторами, среди которых присутствуют и российские ученые, неутешителен — Каспий в обозримой перспективе будет оставаться одной из основных зон мировой нестабильности, потенциальным источником различных конфликтов и столкновения интересов различного уровня: от локальных до глобальных.
Последние несколько лет в центре внимания находился круг проблем, связанных с энергоресурсами данного региона: от реальной цифры разведанных месторождений до юридического статуса Каспийского моря, который “по общему мнению, должен быть пересмотрен после распада СССР”.
Однако, с точки зрения экспертов СИПРИ, сегодня не меньшее, а возможно, и большее значение имеет стратегическое положение Каспия как своеобразного узла, где сходятся важнейшие культурные, военно-политические, торгово-экономические “нити”, протянутые между Европой и Азией, Востоком и Западом, Севером и Югом.
Необходимо отметить, что современная ситуация “вокруг Каспия” развивается в целом по сценарию, обозначенному в докладе шведского института, поэтому будет целесообразным познакомить наших читателей с некоторыми оценками из этого документа.
Комплекс проблем, который сложился в Каспийском
регионе, особенно в течение последнего десятилетия, имеет очень слабую тенденцию
к разрешению и урегулированию. Скорее, речь может идти о нарастании
напряженности. Это связано прежде всего с тем, что в большинстве стран региона,
особенно в республиках бывшего СССР, не только не разрешены, но, напротив,
обострились социально-экономические проблемы, которые стали основой для роста
межнациональной и межконфессиональной напряженности, сепаратизма, терроризма,
действий различных сил, связанных с международной торговлей наркотиками,
оружием, “живым товаром” и т.д. При этом все региональные конфликты продолжают
оставаться в “подвешенном” состоянии. Это и конфликты на Северном Кавказе
(Чечня, Кабардино-Балкария, Дагестан), и конфликты в Закавказье (Абхазия,
Осетия, Нагорный Карабах). К этому следует добавить резкое обострение ситуации в
Ферганской долине.
Комментарий НАМАКОН. Авторы доклада, к сожалению, не задаются здесь вопросом о
причинах отмеченной ими “подвешенности” региональных конфликтов, а
соответственно — о тех внешних силах,
которые выстраивают вокруг Каспия пресловутую систему “сдержек и противовесов”.
Между тем, подобная стратегия “наращивания конфликтных потенциалов” уже сама по
себе могла бы многое сказать о действительных целях ее разработчиков, не говоря
уже про точную идентификацию последних.
В результате открытым остаются вопросы сохранения целого ряда прикаспийских
государств в своих современных границах, возможного изменения этих границ и даже
возникновения новых государственных образований: как на базе ныне существующих
непризнанных государств в Абхазии, Нагорном Карабахе и Южной Осетии, так и в
результате разрушительного действия сепаратистских и экстремистских сил в
Центральной Азии, которое может, при определенных условиях, привести к
образованию там некоего исламского государства. Реальность подобной угрозы
продемонстрирована конфликтом в Афганистане. Талибы-пуштуны, воюя против
Северного альянса, который в этническом отношении представлен таджиками и
узбеками, ведут войну не только на поражение своих политических противников, но
и на этническую чистку государства. Поэтому победа талибов означала бы
вытеснение, как минимум, десятков тысяч беженцев на территорию Таджикистана, где
и без того ситуация крайне напряженная — и в социальном, и в экономическом, и в
политическом плане.
Комментарий НАМАКОН. Учитывая значительную “наркотическую” подоплеку этого
конфликта, нельзя было исключить его распространения по “эффекту домино” вначале
на Узбекистан и Киргизию, а затем и на Казахстан. “Акция возмездия” США в
Афганистане объективно означает, помимо прочего, и
активный передел героинового траффика, и отвод значительной части его по
“северному маршруту”: через Россию в Европу,— поскольку под контроль вождей
Северного альянса так или иначе будет передана большая часть наркобизнеса, чем
ранее.
К сожалению, обостряются отношения между прикаспийскими государствами по поводу
статуса Каспийского моря, использования его ресурсов, в первую очередь —
энергетических. Для всех прибрежных государств и сопредельных с ними (таких, как
Грузия, Узбекистан) вопросы освоения этих энергоресурсов и их транспортировки на
международный рынок являются, пожалуй, единственной спасительной возможностью, с
помощью которой они могут если не решить, то хотя бы ослабить крайне угрожающее
их существованию социально-экономическое положение.
Ни одно другое направление экономического развития не представляется на сегодняшний день столь перспективным и значимым, как это. Поэтому все страны каспийского региона жизненно заинтересованы в том, чтобы осваивать, добывать и транспортировать эти ресурсы, либо выступать в качестве транзитных стран. Таким образом, речь идет о целом клубке национально-этнических противоречий, в которые вмешивается ряд других стран, имеющих интересы в данном регионе, в том числе — великие державы.
Еще один клубок противоречий, который уже
дестабилизирует обстановку и потенциально способен еще больше раскачать ее,
связан с борьбой различных политических сил в самих прикаспийских странах,
которая приобретает различные формы. В ходе этой борьбы враждующие группировки
зачастую апеллируют к внерегиональным государствам, создавая тем самым условия
для вовлечения последних в политические процессы вокруг Каспия.
Комментарий НАМАКОН. Здесь авторы доклада впервые открыто проявляют признаки
политической ангажированности, представляя дело таким образом, что
интернационализация конфликтов в каспийском регионе является следствием
“естественного” развития событий. Специалисты СИПРИ обходят молчанием и тот
факт, что являющиеся предметом их озабоченности “национально-этнические
противоречия”
разворачиваются исключительно на
территории бывших союзных республик СССР, поскольку Иран явно выпадает из
числа “конфликтных” государств региона.
Освещая вопрос об энергетических запасах Каспия, авторитетный эксперт из
Великобритании Джон Робертс (John Roberts) приходит к выводу, что, несмотря на
отсутствие полной информации, они, по-видимому, достаточно велики и занимают
третье место в мире, уступая только Персидскому заливу и Сибири.
Проблема заключается в доставке этих ресурсов на мировой рынок. Очевидно, что выход “большой нефти” Каспия на мировой рынок может привести к резкому снижению цен, что для России, например, невыгодно. Поэтому Россия стремится сохранить контроль за возможными путями транспортировки каспийской нефти. При этом отмечается, что Москва не пошла по скользкому пути повышения транзитных тарифов или ограничения объемов транзита, пытаясь заинтересовать страны региона в совместном строительстве новых трубопроводов и гарантируя закупки энергоресурсов на длительную перспективу (например, газа в Туркмении).
Такое углубленное и равноправное экономическое сотрудничество России с государствами региона имеет своей целью “завязать” их на российский рынок и на российскую систему нефте- и газопроводов — даже для экспорта в третьи страны, причем не только в Европу.
Подобную политику следует
приветствовать, поскольку она служит стабилизации социально-экономической
ситуации в регионе. Вместе с тем попытки России навязать прибрежным странам
закупочные цены на сырье ниже мировых, как уже показал пример той же Туркмении,
приводят только к их переориентации на другие рынки сбыта и каналы
транспортировки.
Комментарий НАМАКОН. Действительно, снижение мировых цен на нефть вследствие
расконсервации каспийской “нефтяной кубышки” в настоящее время невыгодно для
России. Но в той же мере оно
невыгодно и другим странам-экспортерам нефти — Саудовской Аравии, например.
Кроме того, в стратегическом аспекте оно невыгодно сегодня и странам,
импортирующим энергоресурсы, в первую очередь США,
поскольку уже через 25-30 лет значение каспийской нефти после исчерпания
других месторождений мирового уровня возрастет многократно, и тогда государство
(или группа государств), имеющее привилегированный доступ к “скважинам и трубам”
на Каспии, получит серьезные конкурентные преимущества перед странами, подобного
доступа не имеющими. Данное
обстоятельство во многом объясняет нынешнюю ситуацию в регионе.
РОЛЬ ВНЕРЕГИОНАЛЬНЫХ СТРАН
США. Соединенные Штаты прямо объявили, что каспийский регион — зона их национальных интересов, и они стремятся к развитию там определенных политических процессов. США выступают за то, чтобы эти страны больше ориентировались на Запад — например, на такие программы, как “Партнерство во имя мира”, которые спонсируются Америкой.
Президентство Буша ознаменовалось некоторым снижением дипломатической активности — вплоть до того, что был ликвидирован учрежденный Клинтоном пост специального представителя по Каспийскому региону при президенте США. Однако это связано, скорее, с новыми внешнеполитическими приоритетами и методами республиканской администрации в целом.
Период почти открытого “отбрасывания” России от Каспия сменился более реалистичным подходом. В целом, несмотря на жесткую конкуренцию между РФ и США по очень широкому кругу проблем в каспийском регионе: политических, экономических и т.д.,— отношения этих двух стран, по мнению экспертов СИПРИ, далеки от антагонизма.
Даже по вопросам, связанным с транспортировкой энергоресурсов, есть не только взаимоисключающие позиции (как, например, по поводу возможной прокладки нефтепровода Баку—Джейхан), но и совершенно явное российско-американское сотрудничество (как, например, по разработке казахстанских нефтяных месторождений — в частности, Тенгизского).
По мнению эксперта СИПРИ, члена-корреспондента РАН Геннадия Чуфрина, и в той, и в другой стране существуют очень влиятельные силы, которые заинтересованы, чтобы взаимоотношения между РФ и США развивались по принципу “игры с нулевой суммой”, т.е. выигрыш одной стороны означал сопоставимый проигрыш другой.
Однако подобный конфронтационный сценарий не соответствует интересам ни России, ни Америки, ни стран региона, хотя там тоже есть очень влиятельные силы, которые желают сформировать атмосферу напряженности и использовать ее в своих узкокорыстных целях.
Нынешняя ситуация делает весьма желательной достижение “определенной степени договоренности” между РФ и США. Предметом такой договоренности, и здесь американцы значительно сильнее России, могло бы стать оказание серьезной целевой помощи странам каспийского региона, направленной на купирование тех социально-экономических противоречий, которые порождают здесь политическую и военную напряженность.
Россия крайне заинтересована в обеспечении
мирного и взаимоприемлемого решения вопросов, связанных со статусом Каспийского
моря, с определением того, как Каспий, его недра и прикаспийский регион должны
использоваться, исходя и из интересов мирового сообщества. Роль США в этих
процессах чрезвычайно важна и ее нельзя переоценить.
Комментарий НАМАКОН. Что касается “определенной степени договоренности” между РФ
и США относительно каспийского региона, то на деле речь идет о своеобразной
“покупке”
Соединенными Штатами зоны влияния — причем Россия должна выступить при
этом даже не продавцом, а своего рода
“сторожем”
сделки, обеспечив (разумеется, “в интересах мирового сообщества и самой
России”) необходимую американцам степень “свободы рук”. Иными словами, Кремль
должен предоставить бывшим республикам СССР полную свободу договариваться с США
по всему спектру вопросов, при этом
принуждаясь к оказанию помощи их правительствам — в тех объемах и формах,
которые будут определяться также на переговорах с США. “Первой ласточкой”
подобного “консенсуса” стали состоявшиеся накануне нового года вашингтонские
переговоры Дж.Буша с Н.Назарбаевым, в ходе которых казахстанская сторона
фактически выразила согласие на своего рода
вассалитет, в том числе — на безоговорочное присоединение к проекту
нефтепровода Баку—Джейхан. Между тем официальные лица в Вашингтоне
продолжают озвучивать достаточно жесткие антироссийские позиции, основой
которой является принципиальное признание Ичкерии субъектом международного
права.
КНР
Китай имеет здесь фундаментальные экономические и геополитические интересы, поэтому его активность с течением времени будет только усиливаться, особенно в азиатской части каспийского региона. Во-первых, это связано с проблемой национальной безопасности в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР). Проблема уйгурского сепаратизма для Китая очень важна и чувствительна, поэтому достижение соглашения с Казахстаном о совместных действиях по уйгурскому вопросу расценено в Пекине как важная дипломатическая победа.
Проживающие в СУАР десять миллионов уйгуров всегда считались беспокойным и склонным к беспорядкам этническим элементом, а ваххабизм пустил среди них достаточно глубокие корни — как в городах, так и в сельской местности. Среди уйгуров большим влиянием пользуется идея так называемого “Независимого Восточного Туркестана”. Относительной независимостью эта территория, присоединенная к Цинской империи в 1884 году, пользовалась лишь в период Второй мировой войны, когда значительная часть Китая оказалась под японской оккупацией. Но после 1949 года сюда пришли китайские коммунисты, которые жестко пресекли сепаратистские поползновения.
В середине 90-х годов казалось, что Синьцзян может превратиться во вторую Чечню. В России, Казахстане и Западной Европе были созданы уйгурские информационные структуры, получавшие инструкции из единого координационного центра, расположенного в Пакистане. В синьцзянских горах появились группы, которые активно готовили инфраструктуру для партизанской борьбы. В самом Пекине в уйгурских кварталах любому иностранцу почти в открытую предлагали героин, а в задних комнатах чайхан шла торговля оружием.
Однако китайцы вовремя спохватились. Создание “Шанхайской пятерки” — регионального объединения Китая, России, Казахстана, Киргизии и Таджикистана — означало прежде всего координацию их антитеррористических действий. Быстро были ликвидированы уйгурские информцентры в Москве и Алма-Ате — при том, что в Мюнхене подобный центр благополучно действует до сих пор.
Последним всплеском сепаратистской активности в Синьцзяне стали беспорядки 1997 года в городе Или, когда погибли девять и были ранены около ста человек. Спустя неделю после подавления этих волнений исламские боевики устроили серию взрывов в Урумчи — погибло еще девять человек, в том числе несколько полицейских. Власти ответили массовыми арестами, которые, судя по всему, полностью разрушили организованную сеть сепаратистов. Часть боевиков ушла в Афганистан, некоторые оказались даже в Чечне (российские военные в ходе боевых действий задержали двух уйгурских “поваров”).
Комментарий НАМАКОН. Введенный
Китаем с тех пор режим безопасности
был еще более усилен после начала
“акции возмездия” США в Афганистане. Китай перекрыл афганскую границу и ввел в
СУАР дополнительные войска. Прекращен и доступ в Синьцзян иностранных
журналистов — “по соображениям их безопасности”. На авиарейсах увеличено
количество сотрудников спецслужб. В середине октября газета “Или ваньбао”
(“Вечерний Или”) сообщила о смертном приговоре пяти “национальным раскольникам”
— впрочем, двоим с отсрочкой на два года, что допускает замену высшей меры
пожизненным заключением. Еще семеро сепаратистов были приговорены к различным
срокам тюрьмы. Представитель МИД КНР Сунь Юйси заявил на пресс-конференции в
Пекине, что Китай считает свои акции против уйгурских сепаратистов “частью
усилий в борьбе против международного терроризма”. У китайского
правительства, продолжил он, имеются доказательства того, что у синьцзянских
боевиков “налажены тесные связи с международными террористическими силами”. По
словам дипломата, осужденные “раскольники” ответственны за взрывы, убийства,
грабежи и другие серьезные преступления”.
Кроме того, для Пекина чрезвычайно важна энергетическая проблема. Уже на
протяжении 10 лет КНР выступает в качестве нетто-импортера энергоресурсов, и его
зависимость от импорта постоянно растет.
Сейчас значительную часть энергоресурсов он получает из района Персидского залива и из Юго-Восточной Азии. Простой взгляд на карту мира дает представление о том, что со стратегической и с военно-политических позиций здесь Китай крайне уязвим — неблагоприятное развитие событий в Тайваньском или Молуккском проливе сразу же отрезает Китай от этих поставок.
Поэтому для Китая неизбежно
обращение к энергоресурсам Сибири и Каспийского региона. Понятно, что это
связано с огромными капиталовложениями, решением ряда уникальных
инженерно-технических проблем при прокладке трубопроводов и, наконец, с
обеспечением их безопасности. Ведь проект соглашения, подписанного КНР с
Казахстаном, предполагает прокладку нефтепровода через районы, населенные
уйгурами, которые, вполне возможно, могут прибегнуть к террористическим акциям.
Тем не менее, эксперты СИПРИ делают вывод, что Китай будет активно развивать
свои отношения с Казахстаном, а в перспективе, возможно, и с Туркменией.
Комментарий НАМАКОН. Что касается приоритетов КНР по вопросам энергообеспечения,
то следует вспомнить категорический
отказ Пекина от поставок электроэнергии, предложенных РАО “ЕЭС России”.
Видимо, не в последнюю очередь это было связано именно с перспективами
китайско-казахстанского и китайско-туркменского сотрудничества, в результате
чего Китай рассчитывал на существенное расширение сырьевой базы для развития
собственного топливно-энергетического сектора. Однако нынешний выход США
в Центральную Азию ставит под вопрос реализацию этого вектора китайской
политики, что делает возможным
возобновление интереса КНР непосредственно к российским энергетическим
ресурсам.
Нельзя не сказать и еще об одном измерении интересов Китая в прикаспийском
регионе. Дело в том, что если территориальное разграничение между Россией и КНР
на сегодня можно считать завершенным (остались лишь незначительные спорные
участки), то в отношениях между Китаем и Таджикистаном до подобного благополучия
чрезвычайно далеко.
Китай продолжает претендовать на часть территории Таджикистана в Горно-Бадахшанском районе, которую Пекин считает своей и настаивает на соответствующем изменении границ. Очевидно, что давление на Таджикистан имеет своей целью и обеспечение более привилегированного доступа КНР к разработке стратегически важных запасов урановых руд на территории этого государства.
Территориальные претензии Китая к его соседям в Центральной Азии, богатым минеральными ресурсами, если и не актуализируются сейчас, то, во всяком случае, не сняты с повестки дня и вызывают определенное беспокойство со стороны государств региона. Вместе с тем объективное влияние Китая на них чрезвычайно велико. Строится или уже построен ряд дорог стратегического назначения, напрямую связавших КНР с ее соседями.
К их числу относятся шоссе на юге Таджикистана, которое связало эту страну с Каракорумским шоссе, железная дорога между Китаем и Казахстаном. Широкий резонанс получил проект канала, по которому вода Оби будет поступать из Казахстана в засушливые районы Синьцзяна, что послужит дальнейшему экономическому освоению этих территорий Китаем.
Нынешний уровень растущего
могущества КНР позволяет Пекину не форсировать события, осторожно и
последовательно работая на перспективу. Поэтому Китай стремится не
антагонизировать свои отношения со своими соседями на постсоветском
пространстве, тем самым отчетливо демонстрируя уважение к интересам России.
Особое место занимает “Шанхайская инициатива”, позволившая КНР официально
выступить лидером всего центральноазиатского региона. Это — абсолютно новое
развитие событий, которое принципиальным образом изменило обстановку с точки
зрения проблем международной безопасности.
Комментарий НАМАКОН. Не исключено, что бросок США в Афганистан и был, по
большому счету, попыткой Америки
перехватить у Китая геополитическую инициативу в регионе, своеобразным
ответом на “шанхайский вызов”. Реакция
КНР продолжает оставаться загадкой.
Турция
Если в начале 90-х годов это
государство выступало с очень амбициозными проектами, то в дальнейшем эти
амбиции были существенно урезаны. Тем не менее, политика Турции остается
активным фактором, продолжающим влиять на проблемы безопасности каспийского
региона, особенно в районе Кавказа. Будучи членом НАТО, Турция выступает как
один из активных участников этого военно-политического блока, оказывая
значительную помощь Азербайджану, Грузии и, в меньших объемах, некоторым странам
Центральной Азии.
Комментарий НАМАКОН. Разумеется, финансово-экономические и внутриполитические
трудности, переживаемые современной Турцией, могут объяснить
незначительное внимание экспертов СИПРИ к ее геополитическим
возможностям. К тому же, американское “соло” в Афганистане, разумеется, временно
отодвинуло турецкую активность на второй план. Тем не менее, от позиции Турции
во многом зависит развитие событий не только в каспийском регионе, но и на более
обширном пространстве, включая бассейны Черного моря и Восточного
Средиземноморья (режим проливов, проблема статуса Крыма и активности крымских
татар, проблема Кипра и греческо-турецких отношений и т.д.).
Турецкая армия продолжает оставаться
второй по численности в НАТО (уступая только США), а турецкая экономика — одной
из наиболее динамичных в ЕС. Все это, вместе взятое, не позволяет считать
“амбициозные планы Анкары” (объединение под эгидой Анкары Азербайджана,
Казахстана, Киргизии, Туркмении, Узбекистана, ряда российских автономий и части
территорий Ирана) делом прошлого — любое благоприятное для Турции
изменение политической и экономической конъюнктуры может вызвать новую их
активизацию. При этом Турция продолжает занимать объективно антироссийскую
позицию во всех сферах своей активности, исключая, может быть, только экономику.
Следует заметить, что российско-турецкий проект “Голубой поток” (газопровод по
дну Черного моря) в свое время сыграл важную роль как альтернатива проекту
нефтепровода Баку—Джейхан.
СТРАНЫ РЕГИОНА
Иран
Одна из глав документа написана иранским автором и выражает точку зрения Тегерана на процессы, происходящие вокруг Каспия. Принципиально приветствуя развитие международного сотрудничества в каспийском регионе, в том числе в освоении его энергетических и биологических ресурсов, иранская сторона справедливо выступает против какого-либо военного присутствия здесь нерегиональных стран.
В то же время самостоятельные интересы Ирана, при определенном развитии событий, могут способствовать дестабилизации обстановки в каспийском регионе. В первую очередь речь идет о проблеме статуса Каспийского моря. Первоначально Иран занимал позицию, чрезвычайно близкую к российской: Каспийское море и его ресурсы должны рассматриваться с точки зрения кондоминиума — общего богатства, без границ и секторов. Однако не без влияния чрезвычайно деструктивной в данном вопросе позиции Азербайджана, а вслед за ним — и Туркменистана, произошло постепенное изменение позиций всех прибрежных государств, и сейчас Россия, как известно, выступает за то, чтобы договориться о сохранении общей акватории Каспия, а дно с его ресурсами разделить по определенным принципам на основании срединной линии.
Иран считает, что при таком подходе к статусу Каспийского моря недостаточно учтены его интересы, и предлагает поделить море на пять равных долей (в этом случае вместо 12% морского дна Иран получит 20%). Понятно, что при этом в южной акватории Каспия, где расположены достаточно перспективные месторождения нефти, неминуемо пересекаются интересы Ирана, Азербайджана и Туркмении.
События в июле-августе 2001 года, когда Иран недвусмысленно угрожал применить силу против Азербайджана, свидетельствует о том, какое развитие может получить непонимание и неприятие странами региона особой иранской позиции в данном вопросе. В настоящее время ведутся переговоры, в том числе и на высшем уровне, между Тегераном и Баку, однако конфликтный потенциал далеко не исчерпан. Это обстоятельство, как и ряд других, видимо, послужило причиной того, что сроки запланированного на 2001 год саммита прикаспийских государств неоднократно переносились.
Еще одно направление, где интересы Ирана в определенной степени конкурируют с интересами России,— транспортировка энергоресурсов. Иран предлагает достаточно веские аргументы в пользу того, чтобы прикаспийские государства, прежде всего Казахстан и Туркмения, направили часть своего экспорта через территорию Ирана. Тегеран готов предоставить для этого готовую инфраструктуру: порты, причалы, нефтеперерабатывающие заводы в районе Персидского залива.
Возможна и другая форма сделки, когда север Ирана снабжался бы энергоресурсами из прикаспийского региона, а аналогичный их объем продавал бы от лица этих стран на мировом рынке. Реализация подобных предложений объективно снизила бы роль России в регионе. Против подобных планов открыто выступают и США, которые полагают, что Иран стремится в перспективе “воспрепятствовать свободному перемещению энергоресурсов в мире”. Конгресс США нового созыва продлил действие экономических санкций против Ирана.
Особое значение имеет усиление связей между Ираном и Арменией, имеющее антитурецкую и антиазербайджанскую подоплеку. В условиях противостояния “общему врагу” эти страны нашли общий язык, несмотря на разницу религиозных традиций, что в принципе позволяет Ирану использовать влияние и связи мировой армянской диаспоры.
Тегеран поддерживает Армению,
противясь тем вариантам решения нагорно-карабахской проблемы, которые
сформулированы, например, в “плане Гоббла” относительно обмена Качинского
коридора на часть территории Армении, что позволило бы напрямую связать
Нахичевань с Азербайджаном. Нельзя не отметить и растущую внутриполитическую
напряженность в Иране, где происходит постоянная борьба между достаточно
конструктивными силами, интересы которых выражает президент Хаттами, и
ультраконсервативным крылом.
Комментарий НАМАКОН. Ирано-турецкие
противоречия играют определяющую роль в подходе Тегерана к ситуации в
каспийском регионе. Все, что может быть расценено как соответствующее интересам
Турции или способствующее усилению ее, вызывает крайне болезненную реакцию
Тегерана. Прямое вмешательство США в Центральной Азии ставит Иран перед
геополитической угрозой “войны на два фронта”, поскольку
“большой шайтан” размещает свои контингенты в непосредственной близости
от границ шиитской республики, завершив ее окружение, а Россия выступает как
верный союзник США и сворачивает
военно-техническое сотрудничество по первому окрику из Вашингтона. В этих
условиях весьма вероятной
представляется модель ирано-китайского сближения с резким “полевением”
государственной политики Ирана в духе “возврата к традициям исламской революции”
как “альтернативы новому мировому порядку”.
Россия
В концептуальном плане, по мнению СИПРИ, меры, предпринятые РФ за последние годы,— это “правильная, конструктивная, осмысленная стратегия, которая диктуется национальными интересами России”. В то же время вопрос заключается в том, хватит ли у нее сил, чтобы развить и углубить свою “стратегическую каспийскую инициативу”.
Существует опасность, что Кремль снова пойдет на поводу у “олигархов”, имеющих интересы в нефтяном бизнесе и в странах каспийского региона, возвратившись на путь, доминировавший в “эпоху Ельцина”, когда Россия акцентировала проблемы военного сотрудничества в ущерб экономической интеграции, фактически открыв в Центральной Азии плацдарм для прихода туда США и Китая.
В таком случае, как довольно едко пишет один из авторов доклада, России будет предоставлена “роль сторожа экономических интересов других стран в регионе”. В эту крайность все еще чрезвычайно легко скатиться, между тем именно экономическое сотрудничество должно быть приоритетным для Москвы, поскольку отвечает интересам всех стран региона, а военные аспекты могут играть только вспомогательную роль.
Весьма положительно оценивается политика России в Таджикистане, а также динамика отношений с Узбекистаном, который, удалось привлечь к сотрудничеству через механизмы “шанхайской инициативы”. В то же время отношения с Азербайджаном и Грузией характеризуются как “игра на грани фола”.
“Перед Москвой — очень нелегкий
выбор. Либо по вопросам региональных конфликтов (Абхазия, Осетия, Нагорный
Карабах) она должна строго придерживаться международных норм относительно
территориальной целостности государств, либо она должна следовать более гибкому
подходу, исходя из реальных условий, которые складываются в данном регионе”,—
пишут эксперты СИПРИ.
Комментарий НАМАКОН. Ситуация, с которой приходится сталкиваться РФ на всем
постсоветском пространстве, в том числе и в каспийском регионе,
лучше всего выражается пословицей “снявши голову, по волосам не плачут”.
Приниципиальный курс нового российского руководства на “независимость” и отказ
от финансирования “национальных окраин” СССР за счет России, по большому счету,
не принес никаких дивидендов, а в стратегическом отношении его, пожалуй, можно
охарактеризовать как историческую
катастрофу, смену вектора
развития цивилизации (в данном случае — русской цивилизации).
Все конфликты, в которые по-прежнему так или иначе вовлечена Россия на постсоветской территории, от Таджикистана до Приднестровья, теперь являются уже не внутренними делами второй сверхдержавы мира, но международными проблемами, в которых заинтересованные стороны всегда обращаются к поддержке третьих стран. Учитывая, что на территории “большой России” расположено приблизительно 60% мировых запасов минерального сырья, а дезорганизованное “реформами” население РФ составляет приблизительно 2% населения Земли, по периметру наших национальных границ в интересах третьих стран постоянно будут зажигаться “горячие точки” с заходом на “субъекты Федерации” (самый показательный пример — развитие “зеркальных” конфликтов в Абхазии и Чечне).
Поиски адекватной новым историческим условиям стратегии действий, неверно определяемой как “национальная идея России”, проходят в обстановке постоянных “проверок на прочность” со стороны внешних сил, которые наносят удары с разных, порой самых неожиданных сторон.
По нашим данным, Россия вступает в один из наиболее рискованных периодов своего исторического бытия, поскольку выбранная российской “элитой” после серьезных колебаний 1998-2000 годов стратегия “многовекторного сотрудничества” на деле реализуется как подвариант горбачевской “интеграции в сообщество цивилизованных стран” и грозит распадом России на несколько квази-государственных образований.
Поэтому комплименты СИПРИ, высказанные в адрес путинского Кремля по “каспийскому узлу” проблем, не должны вводить в заблуждение. Их прагматическое обоснование действительно существует и действительно отличает современную Россию от РФ “эпохи Ельцина”.
Однако фундаментальных вопросов, связанных с произошедшим в 1989-1991 годах “великим переломом”, эти отличия по-прежнему не касаются.
Разумеется, “объединенная Европа”, чьи позиции в значительной мере выражает исследование СИПРИ, ни в коей мере не сочувствует подчинению стратегических потенциалов России интересам США.
Но это вовсе не значит, что она приветствует сколько-нибудь значительное усиление России, а тем более — ее трансформацию в подобие прежнего СССР или Российской империи.
Наоборот, распад РФ с активной конфронтацией США с КНР на Востоке и втягиванием “новейших независимых государств”, вплоть до Западной Сибири, в сферу европейского влияния вполне отвечал бы чаяниям идеологов ЕС.