2-е издание, исправленное и дополненное
Михаил Рувимович Хейфец
Цареубийство в 1918 году
Часть четвёртая. Ссылка и тюрьма
Глава 34. Неизвестная могила царя

Цареубийство предполагали осуществить не в два часа ночи, а в "дьяволов час" — в полночь. Но опоздал грузовик с распустехой, товарищем Ермаковым. (Его впустили по условному паролю "Трубочист": ну, почти по Булгакову). Дисциплинированный педант Юровский уже стал сомневаться в помощнике. Хотя после убийства функции коменданта тюрьмы считались как бы исчерпанными, а за похороны полагалось взяться его дублеру, Ермакову, но Юровский тогда решил ликвидировать трупы сам.

Проехав на грузовике верст пять за Верх-Исетский завод, наткнулся, по его выражению, "на целый табор" "молодой гвардии рабочих и крестьян". "Первое, что они крикнули:"Что вы их нам неживыми привезли!" Ребята с ВИЗа надеялись, что казнь Романовых партия доверит молодёжи... Вместо телег воинство приготовило под "груз" пролетки, на которые втиснули все 11 трупов, попутно очищая у покойников карманы. Но никто из этих молодцов не разведал предварительно, где именно Ермаков наметил запрятать трупы. Лишь к утру караван с мертвецами доехал до подходящего укрытия, заброшенной шахты в полутора верстах южнее деревни Коптяки.

"Команда приступила к раздеванию и сжиганию" одежды (чтобы затруднить следствию индентификацию тел) и тут-то выяснилось, что в корсетах и белье жертв зашиты фамильные драгоценности. Это были не регалии империи (те, конечно, хранились в Кремле, составив позднее Алмазный фонд СССР), а личные камни, собранные в семье за четверть века. С трупа императрицы Юровскому доставили несколько жемчужных ожерелий.

Все похищенное с тел позже "было похоронено в Алапаевском заводе, в одном из домиков, в подполье, в 19-м году откопано и привезено в Москву", Юровский за эту операцию заслужил от Ленина титул "надежнейшего коммуниста". Там, в Алапаевске, Павел Медведев при отступлении и повстречал Ермакова. Уж не им ли обоим поручил Белобородов схоронить царские камни? (Иначе непонятно, почему, отступая на северо-Запад, на Пермь, оба красногвардейца оказались вдруг на северо-востоке от Екатеринбурга, в Алапаевске. Не за камушками ли потом перебежал к белым Паша Медведев, да вот не улучил момента добраться до клада?)

"Сложив все ценное в сумки, остальное найденное на трупах сожгли, а сами трупы опустили в шахту" и забросали сверху гранатами, надеясь обвалить ствол... "Обработкой трупов" занималось пять человек. Все остальные охраняли подступы к шахте: там свидетели видели Ваганова и Ермакова, и самого Голощёкина, возможно, он-то и руководил внешним оцеплением — как-никак формально считался "военным министром" области.

Большое количество ценностей, найденных мужиками и следователями в урочище "Четыре брата", можно объяснить мародерством. Члены "великолепной пятерки" Юровского несомненно не разделяли культа революционного бескорыстия своего атамана и втихомолку отбрасывали в сторону какие-то драгоценности, надеясь в подходящий момент вернуться сюда и подобрать с земли кусочек личной добычи. Я согласен с Г. Рябовым, что найденный следствием отрезанный палец был не оторван взрывом гранаты, как полагал Юровский, а отрезан кем-то из мародеров: у Николая II не снималось с пальца обручальное кольцо, это известно.

Между тем, "Романовых не предполагалось оставлять здесь — шахта заранее была предназначена стать лишь временным местом их погребения" (Юровский).
Мог ли догадаться об этом Соколов? Мог.

Я не хочу упрекать его за ошибку. Любой следователь всего лишь человек. На него обрушивается груда улик, показаний, которые надо сгруппировать, отделить противоречивое, выявить точное, поставить под вопрос вероятное. Нельзя следователя винить, что он проиграл преступнику — на то игра, что в ней возможен разный исход. Особенно если преступнику повезло, а следователь находился в цейтноте. Поэтому не в упрек Соколову обращаю внимание на улики, которые он упустил, а лишь показываю, что хоть и незначительные, но имелись в его руках нити, воспользовавшись которыми он мог опередить Рябова с его коллегой Александром Авдониным на 60 лет.

...Костоусов предупреждал: "Вчера хоронили, сегодня перехоранивали". Машинист Логинов пересказывал слова неизвестного комиссара, что "были вырыты две ямы: одна ложная, оставшаяся пустой, вновь засыпана, а в другую сложили тела убитых". Особенно важную деталь сообщил Якимов: Павел Медведев ему рассказал, что покойных похоронили в яме, в топком месте, где застрял грузовик...

Какой удар нанесли следствию военные, заменив Сергеева на Соколова! Во-первых, Соколову остро нехватало времени вникнуть во все детали. Во-вторых, именно в момент передачи дела Сергеев как раз оказался в перспективной позиции: только что в руки следствия попали все ключевые (за исключением Якимова) свидетели. Тут-то и надо было приступать к перекрестным допросам! Судя по данным, которыми мы сегодня располагаем, Павел Медведев мог знать, хотя бы примерно, где расположена могила семьи, где спрятаны драгоценности, и уж точно знал, кто принимал участие в убийстве. Если бы следствию удалось сломать его первоначальную, обычную для любого преступника позицию: "Никого не видел, ничего не слышал..". А сделать такое опытному следователю было вполне по силам.

Ибо Бруцкус ошибался (как, наверно, и сам Павел Медведев), полагая, что лица, виновные в цареубийстве, по Закону подлежали смертной казни. Николай II к моменту своей гибели был не царем, а бывшим царем — с точки зрения законов империи разница виделась громадной. Убийство частного лица, каким юридически считался бывший царь, каралось по статье 1494-й — именно её мы и читаем в обвинительных заключениях Сергеева (для Павла Медведева) и Соколова (для Филиппа Проскурякова). Но наказание по этой статье предусматривало не смертную казнь, а — двадцатилетнюю каторгу. Лицу, оказавшему следствию и суду помощь в раскрытии истины по такому делу, вполне можно было обещать снисхождение и поддержку семье на воле...

Павел был от природы недурным человеком, сильно привязанным к детям и жене, его можно было уговорить пойти на компромисс. Но Сергеева отстранили от дел, а Соколов, живший далеко от места преступления, в Омске, при первом знакомстве с делом занялся тем, что было у него под рукой — документами, а свидетели, задержанные в Екатеринбурге, остались без допросов и, главное, без внимания следователя к их личной безопасности и здоровью. Поэтому, когда Соколов уже приехал в Екатеринбург, его ключевой для исхода дела свидетель умирал от сыпного тифа.
 
Вторая ошибка Соколова заключалась в том, что он не поверил в мародерство похоронной группы, а принял в качестве рабочей гипотезы более естественную версию: мол, трупы на этом месте сожгли, драгоценности в пламени костра уцелели. Иначе как было объяснить находку у кострищ бриллиантов, топазов, изумруда, золотой цепочки... Одно смущало: если уж целы камни, то и кости должны уцелеть, 11 скелетов и черепов, где ж они? Разгадку он нашёл в найденных распоряжениях за подписью комиссара снабжения Войкова: "Немедленно и без всяких отговорок выдать со склада пять пудов серной кислоты предъявителю сего" и "выдать ещё три кувшина японской серной кислоты предъявителю сего" — оба датированы 17-м июля. Все складывалось одно к одному: трупы сложили в шахте, потом приехали туда вторично, достали, плоть сожгли, а костяки растворили в серной кислоте, потому и нет никаких следов тел...

Между тем истинная версия складывалась вовсе по другой цепочке событий: Юровский сжег на кострах лишь одежду, тела же извлек из коптяковской шахты, но с тем, чтобы ложной могилой запутать будущего следователя. Сам он не стал здесь сжигать трупы, а повез их в другое место. Его подсказал коменданту на совещании высших руководителей области председатель горсовета Сергей Чуцкаев: "Три шахты, очень глубокие, заполненные водой, где и решено утопить трупы, привязав к ним камни".

В этот, второй день погребения, на помощь ему пришёл тот счастливый случай, который в конечном итоге и позволил убийце-коменданту обыграть мифомана-следователя. Возвращаясь из поискового рейда к глубоким шахтам, Юровский упал с лошади и расшибся. Падение будто вышибло из него неуемно-судорожную энергию, которая толкала на действие всю команду палачей в тяжкие ночи. И, обессиленный, он решил похоронить останки, никуда не уезжая, там же, возле коптяковской шахты. Где-нибудь зарыть. Там их обязательно нашёл бы Николай Соколов!
 
Но тут на месте действия возник случайно прошедший через красноармейское оцепление крестьянин, о котором свидетель Божков помянул, рассказывая следствию про Ермакова. Помните? "Мой тесть"... Расстрелять мужика, видимо, не хотели: все ж таки даже Ермаков не решился расстрелять своего знакомого только за то, что тот зашёл в лес в неположенном месте. Даже у него духу нехватило. И пришлось Юровскому возвращаться за грузовиком.

Дорога от Коптяков в направлении "глубоких шахт" была ужасной; чтоб пробиться, они мостили её шпалами и тесом, взятыми в одном из придорожных крестьянских дворов, но, застряв-таки в "Поросёнковом логу", выдохлись. Сил не осталось. Даже на то, чтобы сжечь трупы (тут у Юровского неясное место в описании, кто-то в чем-то его подвел.).. Вырыли под уже разведенным новым костром, на котором пытались уничтожить останки цесаревича, ещё одну яму, прямо тут же, на дороге. Сложили трупы, размозжили для неузнаваемости лица убитых прикладами, поставили на тела сверху сосуды с серной кислотой, разбили их выстрелами из винтовок в упор, дабы кислота залила трупы, "чтобы предотвратить смрад от разложения — яма была неглубока", как объяснил в "Записке" Юровский; потом забросали её землей и хворостом, сверху наложили шпалы и несколько раз проехали по тайному месту на дороге на грузовике. Возникла шинная колея через могилу. "Секрет был сохранен вполне, этого места погребения белые не нашли".

...Мне непонятны возгласы сомнения, которыми многие в наше время встретили открытие могилы Гелием Рябовым и Александром Авдониным. Все данные из "Записки" Юровского, которой Рябов руководствовался в поиске, согласуются с информацией, что удалось обнаружить следствию. На страницах 394-396 "посевского" тома документов под номерами 230-232 напечатаны протоколы допросов линейного сторожа будки №210 Якова Лобухина и его сына о том, как проезжал грузовик с четырьмя людьми в солдатской одежде, с винтовками, и одним штатским (вспомните, по словам Юровского, похоронная группа насчитывала пять человек), как потребовали они ведро воды, охладить мотор, "баба моя на стук осердилась и сказала, что он нас напугал, он на неё за это осерчал и говорит: "Вы тут, как господа, спите, а мы всю ночь маемся. У нас тут автомобиль согрелся. На первый раз простим, а в другой раз так не делайте"... В последний самый день, уже вечером, от Коптяков прошёл автомобиль. Прошёл он через переезд и пошёл прямо через лог, а не времянкой, как другие автомобили... Этот автомобиль в логу и засел, в топком месте. Должно быть, вода им для него понадобилась... За ночь они там целый мостик выстроили. Из шпал и тесу от моей городьбы. Это уж я потом тес назад взял, и там одни шпалы остались".

Соколов рассуждал профессионально: у преступников был свой особенный почерк, и место могилы нужно поискать, исходя из знания почерка преступной группы. Если останки великого князя Михаила и Джонсона сожгли, если Константиновичей и Михайловичей сбросили в шахту, то в Екатеринбурге трупы нужно искать либо в местах, где найдены следы кострищ, либо в шахтах. Он был по сути, логически прав. Как мы знаем, как раз либо то, либо другое и планировали совершить Юровский с командой. Но цепь случайностей вывела коменданта из неизбежной для него колеи событий — падение с лошади, чье-то дезертирство, появление в лесу знакомого Ермакова, неизвестность дороги к "глубоким шахтам", в результате чего они вместо дороги-времянки поехали Поросёнковым логом и там застряли — все это настолько вымотало и обессилило Юровского, что он махнул рукой на "утвержденный" план и закопал трупы в первом подвернувшемся на дороге месте, прямо в логу. И неожиданным этим актом нарушил почерк группы, сбив следователя со следа...

Два замечания по ходу сюжета

Первое: пытаясь объяснить ошибку следователя, Рябов в одном из интервью выдвинул такую гипотезу: человеку консервативных воззрений, Соколову не могло придти в голову, что трупы можно раздеть и голыми хоронить прямо на проселке. Потому он и не проверил место, отысканное его помощниками... Но на самом-то деле монархисты ждали от большевиков любого надругательства над телами, так что это объяснение ошибок следствия не выглядит убедительным. Дитерихс, скажем, верил, что Голощёкин отделил от трупов головы Романовых и в заспиртованных банках привез в Свердлову в качестве отчётного документа. Публицист Брешко-Брешковский при жизни Соколова повествовал, как Юровский (а не Голощёкин! Снова что тот еврей, что этот.).. обижался: "Каких доказательств вы ещё можете требовать! Вот Его Величество, вот Её Величество", — и Юровский опустил головы до земли", а члены Совнаркома, привыкшие к показухе, недоверчиво их разглядывали.

Второе: на самом деле ошибка Соколова объяснялась ещё острой нехваткой у него времени на поездки в главные места следственого действия. Он не успел допросить Саковича, не успел допросить Медведева, не успел побывать в Алапаевске, и — последнее — не поехал на место, где застрял грузовик в логу. Информацию собрал для него один из помощников по следственной бригаде, коллежский асессор Николай Сретенский. Кто знает, если бы шеф бригады сам побывал на месте, то следственное чутье, которым, по словам Дитерихса, он обладал, подсказало бы разрыть единственное нетронутое его следователями кострище... То самое, где похоронены трупы.

Недовольство монархистов тем, что сегодня обнаружены, вопреки опасениям, останки жертв, что их можно похоронить по церковному обряду, показалось мне противоестественным, пока в советском журнале я не прочитал, что именно подразумевалось под термином "ритуальное убийство Романовых". Оказывается, имелось в виду, что евреи как бы принесли в пламени костра русского царя в жертву Иегове — вместо быка, видимо. Публицист "Огонька" спросил авторов этой гипотезы, как же следует оценить сожжение тела Фанни Каплан в Кремле в бочке из-под асфальта, содеянное через полтора месяца после убийства Романовых матросом Павлом Мальковым и поэтом Демьяном Бедным (Ефимом Придворовым). "Разные бывают монархисты", — меланхолично замечал про сочинителей аналогичных гипотез писатель Марк Алданов.

В 1928 году зимой Екатеринбург посетил Владимир Маяковский. Председатель местного совета Парамонов решил угостить столичного поэта уникальной местной реликвией — повез его на царскую могилу. По словам Рябова, найденное сегодня место точно совпадает с описанием в стихотворении "Император":

За Исетью,
где шахты и кручи,
за Исетью,
где ветер свистел,
приумолк
исполкомовский кучер
и встал
на девятой версте.
. . .
Здесь кедр
топором перетроган,
Зарубки
под корень коры,
У корня,
под кедром,
дорога,
а в ней —
император зарыт.

Теперь, когда знаем, как именно представлял и описывал уничтожение трупов и захоронение Романовых следователь Соколов, становится понятным, что стихотворение Маяковского являлось в те годы кодированным посланием к современникам и потомкам: нет, тела не уничтожены, они похоронены прямо на дороге на девятой версте за рекой Исеть, примета — кедр с зарубкой. Но, поскольку Маяковский не удержался от пародирования лермонтовского "Воздушного корабля" ("На острове том есть могила, а в ней император зарыт"), десятилетиями его описание могилы воспринималось как поэтический образ, навеянный поэту классиком XIX века. А в черновых вариантах, оставшихся в записной книжке, было упомянуто, что тело царя именно не сожжено, а похоронено:

В короне из золотожилья
Башкой в изумрудные копи
Лежит как его уложили
на лоб драгоценности копит,
Спросите руку твою протяни,
казнить или нет человечьи дни...
. . .
Мы повернули истории бег
Старье навсегда провожайте
Коммунист и человек
не может быть кровожаден —

строки, иллюстрирующие двоедумие поэта, двоедумие, ибо их он оставил в черновике, в печатном же тексте написал: "Корону можно у нас получить, но только вместе с шахтой".

Из возражений в адрес Гелия Рябова внимания заслуживает ещё одно: Николай Росс спрашивает, как же органы безопасности "не использовали случая потревожить посмертный покой ранее замученных ими людей".

Думается, сомнение Росса было порождено тем, что он был тогда знаком не с полной публикацией текста Рябова в журнале "Родина", а с кратким его вариантом в "Московских новостях", иначе не мог бы не обратить внимания на пейзажи, окружающие могилу в тексте этой документальной повести. "Мне показалось, что я сплю: прямо посреди дороги стояла могучая ель (кедр Маяковского? — М.Х.)... Да, на этой дороге все кончилось 60 лет назад. С тех пор по ней никто не ездил. Мы (т.е. он с Авдониным – М.Х.) нашли остатки "старой березы" — огромный сгнивший пень. Под ним, на глубине примерно 20 сантиметров мы обнаружили угли, перегоревшую землю".

Будто заколдованное от людей место, совершенно безлюдное, — зачем же "компетентным органам" тревожить кости Романовых? Но когда дошли до них слухи, что журналист, пользующийся покровительством министра внутренних дел Щелокова, раздобыл в семейном архиве случайно не изъятую копию "Записки" Юровского и потому способен добраться до порфироносных останков...

"Мы вышли из леса, здесь начинались луга, человек десять... И далее – по Оруэллу: ...рабочих мостили старый проселок, самосвалы подвозили щебень и асфальт. Оставалось ещё около шестисот метров...

— Сегодня пятница, — мой помощник весьма значительно посмотрел на меня. — С понедельника они продолжат, и если это та самая дорога — все...
Если это та самая... Как проверить?"

Они успели проверить — в воскресенье.

"Это была тазовая кость черно-зеленого цвета. И сразу же пошли кости, кости, целые скелеты, черепа... Мы достали три обгоревших от кислоты, с пулевыми ударами, у кого в виске, у кого на темени.
Ещё через минуту мы нашли несколько осколков от керамической банки — вероятно, той самой, с серной кислотой. Скорее всего, эти банки бросали прямо на трупы и разбивали выстрелами... Странно. Я долго вглядывался в один из трех черепов, и чем больше вглядывался, тем больше мне казалось, что передо мной голова последнего русского императора Николая II. Все черепа были изуродованы: лицевая их часть была разбита тяжелыми и сильными ударами. Вероятно, это сделали, чтобы затруднить белым опознание... Мы закрыли могилу, заровняли, забросали мелкой галькой и замели следы вениками из прутьев... Ночью перед отъездом мы пришли к страшному месту. Местность стала неузнаваемой. Через могилу Романовых шла широкая асфальтированная дорога, скрыв её теперь уже навсегда. Долго стоим и молчим (о чем говорить?)".

Глава 35. "Мне отмщение и аз воздам"

Все начиналось с детей Николая.
Что бормотали они, умирая,
В смрадном подвале? Все те же слова,
Что и несчастные дети Арбата...
Что нам считаться, судьба виновата.
Не за что, а воздается сполна.
(Ст. Куняев)

Остается рассказать о судьбе выживших действующих лиц

Яков Юровский

Генерал Дитерихс, пересказав впечатления Мак-Куллага от его постаревшего, опустившегося облика (мы это цитировали выше), мечтательно предположил, что отмщение успело совершиться: якобы Юровский, служивший комиссаром в знаменитой красной дивизии Азина, попал в плен к казакам вместе со своим начдивом (Дитерихс посчитал того евреем Айзиным, видимо, от еврейского имени Айзик. На самом деле Мартын Азин был латышом). По легенде, казаки, сочтя бесстрашного Азина своим земляком, казнили его старинной казнью предателей казачества — привязали к хвостам необъезженных коней и погнали их в степь. Дитерихс сочинил, что Юровского казнили вместе с его начдивом. Версия эта перешла на страницы многих сочинений.

Между тем, комендант упомянут на страницах собрания сочинений Ленина под 1921-м годом: работник Гохрана (Государственного хранилища ценностей) РСФСР Яков Юровский предупредил своего премьера о хищении алмазов коллегами-сотрудниками. По этому поводу есть несколько напечатанных записок Ленина: в ЧК, Глебу Бокию, и в наркомфин, Александру Альскому.

Смерть Юровского оказалась необычной: в 1938 году старый скончался... от болезни. От прободения язвы желудка. В том году была арестована его дочь, гордость его жизни — Римма, одна из секретарей ЦК ВЛКСМ (сведения о её жизни есть в энциклопедии "Гражданская война и иностранная интервенция в СССР", Москва, 1987. Отец в энциклопедии - не помянут). Мог ли комендант не вспомнить тогда царских дочерей, расстрелянных им в ДОНе? Прободение язвы часто бывает следствием сильного нервного потрясения: Юровский перенес, "по свидетельству родственников и очевидцев, тяжелые страдания" перед смертью (Гелий Рябов).

Григорий Никулин, согласно сведениям Эдуарда Радзинского, дожил до 1964 года и в качестве последнего участника убийства давал показания под магнитофон для комиссии ЦК КПСС.

Петр Ермаков, по рассказу свердловчанина Фридриха Незнанского, спился и "просил милостыню у церкви, и верующие, знавшие, кто он, тем не менее подавали, чтобы убийца помянул в молитвах души жертв своих". Николай Партин, подобно Степану Ваганову, попал в плен к белым и был убит ими без допроса. О судьбе Александра Костоусова и Василия Леватных мне ничего неизвестно.

Александр Авдеев умер в 1947 году от туберкулеза. По словам Касвинова, "жизнь его была полна напряжений и треволнений". Будем верить, что "чистку" сумел проскочить в вознаграждение хотя бы за те слезы, что уронил утром 17 июля. Его фамилию встречаем в "Воспоминаниях работника советского торгпредства" И. Рапопорта (Н.-Й., 1982): некий безграмотный, не владевший немецким языком рабочий Авдеев занимал в 20-х годах ключевую должность в советском торговом представительстве в Берлине.

Александр Белобородов. Побывал, как упоминалось, и в Оргбюро ЦК, и председателем Донбюро в дни расказачивания, и начполитуправления РВС, и зампредом ЧК, и наркомом внутренних дел РСФСР. Конец, конечно, обычный, но вот легенда 30-х годов, рассказанная мне покойной писательницей Руфью Зерновой: по коридору Лубянки волокли кого-то в подвал, и в запертые камеры доносится полузадушенный крик: "Люди, слушайте, я Белобородов. Я убил царя и теперь за это отвечаю". Какой фольклор, а! "Есть Ты, Создатель, на небе. Долго терпишь, да больно бьешь" (сказал Тюрин в "Одном дне Ивана Денисовича").

Филипп (Исай) Голощёкин. Внешне - контраст судьбе Белобородова: как раз после падения Троцкого его и сделали кандидатом в члены ЦК, а после падения Зиновьева — полным членом. Сталин послал его наместником в Казахстан: проводить коллективизацию кочевых племен. Они не только что пахать землю, они оседло жить ещё не умели... В результате решительных действий Голощёкина со товарищи казахский народ потерял до трети от своей численности — от голода, болезней, от побегов в соседний Китай. (Даже беспощадно-решительный Троцкий счел Голощёкина безумцем!) Примерно миллион человек умерло. Британский исследователь террора голодом Роберт Конквест считает, что, в отличие от сознательного истребления украинского крестьянства и северо-кавказского казачества, это истребление казахов Голощёкиным и его подручными не было следствием замысла властей, а возникло как невольный результат сочетания административной ретивости и спонтанной кровожадности. Поскольку гибель казахов не предписывалась Кремлём, товарищей покритиковали: Голощёкина, например, даже вывели из ЦК и сделали всего лишь Главным арбитром СССР. Человек подобного, относительно невысокого уровня смог избежать в 1937-м году расстрела и до осени 1941 года войны просидел в камере на Лубянке, хотя считался "старым "...

Но когда 15 октября 1941 года было приказано эвакуировать Москву, Верховный Главнокомандующий т. И. В. Сталин вызвал тов. Л. П. Берия и передал ему список на "исполнение" в 21 фамилию. Накануне ожидаемого падения столицы он не забыл-таки потенциально опасных "выдвиженцев". (Товарищ Берия тоже не забыл — и присоединил к 21-й фамилии 22-ю, бывшего чекиста М. Кедрова, которого Сталин не позволял казнить посредством приговора Высшей военной коллегии Верховного суда СССР, берег в запасе на нужный момент против своего наркома внутренних дел). 28 октября всех зэков по списку разыскали в тюрьмах Поволжья и расстреляли без приговора не то что Военной коллегии, а даже без постановления простой тройки. Списком... В число 22-х наряду с тремя бывшими главкомами ВВС (Смушкевичем, Локтионовым, Рычаговым), экс-главкомом Дальнего Востока (Штерном), экс-начальником ГРУ генштаба (Проскуриным) Главковерх включил и нашего с вами Голощёкина. Не забыл старого товарища за делами... Вспомнилось ли тому, когда внезапно, без приговора, без суда вывели и поставили к стенке, — вспомнилась ли судьба Романовых?
 
Дидковский, его коллега по президиуму Уралсовета, дожил в тюрьме до 1938 года, а вот другой соратник, Георгий Сафаров, продержался аж до лета 1942-го. Вот что о нём пишет некий Н. Петров (псевдоним): "С одним из руководителей тогдашней оппозиции, бывшим главным редактором "Ленинградской правды" Георгием Сафаровым, о котором пишет Солженицын в своей книге "Ленин в Цюрихе", я находился на Воркутлаге, на ОЛП (Отдельном лагерном пункте — М.Х.). Адьзва... У Сафарова после ареста исчезла семья, и он жестоко страдал. Мы оба работали возчиками и жили за зоной, на конном дворе, в одной землянке... Впервые в жизни столкнувшись с лошадьми, на первых порах оказались беспомощными, не зная, как их запрягать, поить, кормить. Но постепенно освоились с новой профессией. Он был водовозом, доставлял воду из реки Уса в палатки и на кухню... Небольшого роста, в очках, одетый в арестантские лохмотья, с самодельным кнутом в руках, подпоясанный вместо ремня веревкой, молча переносил горе". Потом его этапировали в Москву и, по словам того же солагерника, все понимали, что этапируют его на смерть.
 
Но этого (возможного) организатора алапаевских убийств расстреляли не сразу: как выясняется из реабилитационного дела, опубликованного в журнале "Известия ЦК КПСС" (1990, №1), Георгий Иванович дал следователям такие ценные и нужные показания против своих старых товарищей-большевиков, что до катастрофы 1942 г. на Юго-Западном фронте у органов не поднималась рука на жизнь такого ценного свидетеля обвинения. Но уж когда нависла угроза поражения (следователи, видать, не верили в стойкость воинов-сталинградцев), то - пришлось расстрелять.

Толмачев погиб в гражданскую войну. Жил в Екатеринбурге ещё один комиссар, по касательной коснувшийся "акта", — комиссар снабжения Войков. Соколов и генерал Дитерихс подозревали в нём еврея. В деле нет никаких данных на сей счёт. (Я не отрицаю, просто констатирую: даже если они правы, никаких данных в деле нет). [Но ведь автор пишет сегодня, когда данные есть - FV]
 
Но как бы ни было, оба автора придали ему особое значение в своих книгах — и публикация стоила комиссару жизни.

В 1924 году он был назначен послом (по-тогдашнему полпредом) в Варшаву и получил аккредитацию после того, как нарком Чичерин официально заверил своего польского коллегу: "Полпред Войков непричастен к событиям лета 1918 года". Студент-эмигрант Борис Коверда не захотел вытерпеть, что послом в стране его проживания служит участник цареубийства. И в Варшаве произошел один из самых удивительных террористических актов XX века. Коверда действовал один, без помощи организации, т.е. без информации, без возможности проникнуть в посольство, без денег, наконец. Все его знания о личности посла сводились к заметке в "Курьере червоны", мол, Войков собирается "сегодня или завтра" выехать в Москву. Коверда ходил ежедневно к отправлявшемуся в вокзала поезду. На четвертый день у него кончились деньги, на последние 20 грошей он купил перронный билет, решив, что сразу после убытия московского поезда поедет обратно в Вильно. И вдруг увидел Войкова рядом с каким-то человеком, идущим по перрону. (Он подумал, что это чиновник польского МИДа провожает посла, отбывающего на родину). "Потом уже, в ходе следствия, — вспоминал он, — выяснилось, что Войков вовсе не собирался ехать в Москву. Я так никогда и не узнал, откуда взялась приведшая меня на вокзал роковая заметка. Оказалось, что ранним утром 7 июня он получил телеграмму от ехавшего из Лондона советского представителя Аркадия Розенгольца, выдворенного из Англии... Войков пришёл на вокзал, чтобы встретить проезжавшего через Варшаву Розенгольца. Таким образом, моя встреча с Войковым, хотя я и искал её, была совершенной случайностью. Был тут какой-то фатум. Если бы Розенгольц проезжал через Варшаву днем позже, то покушения бы не было". Увидев полпреда, Коверда достал револьвер и двумя выстрелами смертельно ранил его.

Вот этого видел
чуть на за час
Смеялся,
снимался около...
И падает Войков,
кровью сочась,
И кровью
газета намокла.
(В. Маяковский)

О судьбе предполагаемых членов пермского центраЛукоянове, Сыромолотове — мне ничего неизвестно. Берзин (если только он входил в сей штаб) был уничтожен в 1938 году вместе с аппаратом ГРУ. Судьбы "вышних" общеизвестны: Ленин пережил царя на 5 с лишним лет, последние годы жизни провел в страшных мучениях, парализованным, с пораженным левым полушарием мозга, умоляя своих юровских отравить его. Свердлов пережил императора на несколько месяцев: скончался от испанки, видимо, какой-то современной формы легочной чумы (миллионы погибли от неё в "незабываемом 1919-м"). Профессор П. Пагануцци передает легенду, якобы "во время посещения бывших Морозовских фабрик один из рабочих ударил его по голове тяжелым предметом, отчего Свердлов не оправился". Как этим людям хочется, чтобы Бог действовал по-человечески, на уровне их понимания отмщения...
 
Сын Свердлова стал агентом-провокатором ГПУ и НКВД, дававшим клеветнические показания на весь круг своих друзей. Сестра Свердлова села в лагерь, племянник расстрелян на Лубянке, внучатый племянник погиб в детприемнике, родной брат умер в тюрьме.

Дзержинский скончался от разрыва сердца в 1926 году, и его смерть т. Сталин сопроводил странной фразой, что, может быть, "это так и надо, чтобы старые товарищи сходили в могилу один за другим". Они и сходили один за другим, опозоренные, проклятые и сломленные...

* * *

Из следственного дела писателя Исаака Бабеля: "Источник сообщает: в ноябре 1934 года Бабель сказал: "Люди привыкают к арестам, как к погоде. Ужасает покорность партийцев и интеллигенции к мысли оказаться за решеткой. Все это характерная черта государственного режима. Надо, чтобы несколько человек исторического масштаба были во главе страны. Впрочем, где их взять, никого уже нет". О процессе право-троцкистского блока Бабель сказал: "Они умрут, убежденные в гибели представляемого ими течения и вместе с тем гибели коммунистической революции: Троцкий убедил их в том, что Победа Сталина означает гибель революции".

* * *

Из воспоминаний поэта и критика В.Ф. Ходасевича: Ольга Давидовна Каменева, жена Каменева и сестра Троцкого, расхваливала ему сына: "Товарищ Раскольников одел нашего Лютика по-матросски: матросская курточка, шапочка, фуфайка такая, знаете, полосатая. Ну, настоящий маленький матросик! Слушать её мне противно и жутковато. Ведь так же точно, таким же матросиком, недавно бегал ещё один мальчик, сыну её примерно ровесник. Наследник, убитый большевиками, кровь которого на руках у этих вот счастливых родителей!

...Вдруг она умолкает, пристально и как бы с удивлением вглядывается в меня, и я чувствую, что моя мысль ей передалась... что она знает мои мысли. Она хочет как-нибудь оборвать разговор, но ей дьявольски не везет, от волнения она начинает выбалтывать как раз то самое, что хотела бы скрыть, и в полном замешательстве срывается окончательно:

— Только бы он был жив и здоров!

Я нарочно молчу, чтобы заставить её глубже почувствовать происшедшее".

Ольгу Давидовну Каменеву расстреляли осенью 1941 года в Орловском централе. Таков был конец людей, думавших, что они выносят исторические решения.

* * *

После покушения на Ленина 30 августа 1918 года по России прокатился вал "красного террора". В Москве, у Кремлевской стены расстреляли в одночасье полтысячи "заложников" — людей, виновных в "неправильном" социальном происхождении (бывших министров, сенаторов, сановников).

В уральских городах, сановниками небогатых, расстреляли всех заключенных на момент свердловского указа. В эти дни из ворот пермской тюрьмы вывели группу подследственных, среди них последних тобольских ссыльных: фрейлину графиню Гендрикову, обер-лектрису Шнейдер и камердинера Волкова. "Наконец везут в Москву", — сказала графиня. Но Волков, поглядев на конвой, заподозрил неладное и, когда группу завели в какое-то глухое место, рванулся в сторону и побежал к темневшему на горизонте лесу. Ему выстрелили в спину, он споткнулся, упал, услышал: "Готов!" Мужественный человек пополз и потом 43 дня блуждал по лесу...
 
После занятия Перми войсками белого генерала Пепеляева Волков отвел следователей к месту, куда вели их группу, — это оказалась городская канализационная свалка. Там следователи опознали тела Гендриковой и Шнейдер: одной выстрелили в спину, на другую пожалели пулю. Патологоанатомы установили, что она умерла от сильного удара в заднюю часть черепа тупым орудием (видимо, прикладом винтовки). В опубликованном красными властями списке убитых заложников Волков нашёл и фамилию своего коллеги, камердинера великого князя Михаила, Василия Челышева. Это была последняя, четвертая жертва из круга Михаила Романова.

Почему-то здесь мне припомнился Марк Касвинов... Извинительны ошибки или умолчания, вызванные политическим давлением издателей-заказчиков, можно, так сказать, войти в положение подневольного историка — не каждому дано, не каждому возможно быть героем. Но не цензура же требовала от Касвинова писать о вольготной жизни Михаила Романова и его людей в ссылке. В одной из сегодняшних публикаций Гелия Рябова я прочитал, что в январе 1919 года были казнены в Петрограде четверо великих князей "в ответ на убийство в Германии Карла Либкнехта и Розы Люксембург".
 
Понимаю, что он бездумно, автоматически повторил официальную формулировку, адресованную одурманенным массам ("они наших, а мы зато ихних"), но ведь это нисколько же не лучше касвиновской "вольготной жизни": Рябов не может всерьез думать, что убийство членов российской династии являлось хотя бы зверской, палаческой, но все же реакцией Кремля в адрес правивших тогда в Берлине социал-демократов, подавлявших восстание левых экстремистов. Что для Эберта или Носке значили казнённые великие князья?

Ленин просто ждал момента и дождался, когда в потоке всемирных откликов на убийство вождей "Союза Спартака" затерялось короткое сообщение из Петрограда об убийстве четверых великих князей. Что, мол, поделаешь, время такое жестокое – все друг друга убивают! Четверых великих князей расстреляли утром 30 января 1919 года во внутреннем дворе Трубецкого бастиона Петропавловской крепости, у стены "баньки". Самым знаменитым из них был великий князь Николай Михайлович, прозванный в семье "Николаем-Эгалитэ" за республиканские убеждения, генерал-от-инфантерии и историк, прекрасный знаток русских архивохранилищ. "Человек строптивого характера", "ядовитый скептик", как говорили о нём в собственной семье, он многажды, особенно в последние месяцы царствования, предупреждал царственного брата об опасностях пути, по которому тот ведёт Россию и Романовых. Судьбу свою историк предвидел: "Висельники мы!" — не раз говорил в тюрьме.

Князь Петр Долгорукий, впоследствии погибший в тюрьме ГПУ, воспроизвел рассказы современников о гибели воина и ученого: "Великий князь Николай Михайлович... в предварилке все время шутил и подбадривал других заключенных. Когда его вывели на расстрел, он отказался от завязывания глаз, скрестил руки, поднял голову и так вызывающе глядел солдатам в глаза, что смутил многих, и не все стреляли".

Рядом с 60-ти летним историком стоял его младший брат Георгий (средний, генерал-инспектор артиллерии Сергей был, как читатели помнят, убит пулей под Алапаевском). О нём я почти ничего не знаю, кроме того, что профессионал-офицер был знаменитым коллекционером, и собрание монет Государственного Эрмитажа в значительной мере создано его усилиями. Оно — и память о великом князе Георгии.

Вместе с Михайловичами у стены поставили ещё одного Константиновича, Дмитрия, 59-илетнего командира кавалерийского корпуса, и его ровесника, командира кавалерийской бригады Павла Александровича, тяжело в это время болевшего, взятого в тюрьму из больничной постели. (Именно его сын от морганатического брака, князь-поэт Владимир Палей, был убит в Нижне-Синячихинской шахте под Алапаевском). Всех расстрелянных в тот же день похоронили в неизвестном месте на Заячьем острове. Всего на протяжении семи месяцев было убито 19 членов царствовавшей 305 лет династии.

* * *

Ещё скажем доброе слово о Соколове: он был все-таки из лучших в своей компании. Например, защищал память своего свидетеля, полковника Е. Кобылинского, которого монархисты склонны были презирать как человека, назначенного Керенским. Соколов напомнил им: Кобылинский был инвалидом войны, страдавшим нефритом после контузии и потому освобожденным от службы в действующей армии, но, узнав о гибели Романовых, вступил в добровольцем в Сибирскую армию и пал в бою. Так что не стоило эмигрантам посмертно упрекать кого-то за назначение от Временного правительства (приказ о его назначении был подписан, кстати, генералом Лавром Корниловым).

Но Соколов, оказывается, ошибся даже в этом случае. Кобылинский не погиб, а был взят красными в плен. Как сообщает Касвинов, его расстреляли томские гепеушники в 1927 году. В честь, видимо, 10-й годовщины Октября. Его жена, Клавдия Битнер, погибла позже - в застенках НКВД.

Глава 36. Если бы суд

В начале книги я сознательно прервал на полуслове разговор с моим солагерником Владимиром Осиповым, которому в ответ на рассуждение о достоинствах монархии ("если бы не случайности рождения") я возразил: "Но тут была именно случайность".

О каких "ошибках, больших и страшных," Николая II говорил отдавший ему должное Черчилль? Роковая "случайность рождения" последнего монарха таилась в синтезе в личности двух качеств. Каждое по отдельности в моих глазах является достоинством, но, соединившись в правителе империи, они стали той гремучей смесью, что привела его (и руководимую им страну) к трагедии Ипатьевского дома.

Первое: по природе царь был человеком с семейным, частным характером и склонностями. Антон Чехов, увидев царя в Крыму, сказал: "Да ведь это просто полковник" (такой чин царь и выслужил в русской армии). Слова Чехова противники императора цитируют с уничижительной целью, как будто в звании полковника таится нечто позорное. Между тем, Чехов, едва ли не самый большой знаток душ своего поколения, хотел сказать одно: для Николая исполнение долга перед империей было тем же самым, что для хорошего офицера — управление полком. Солдаты должны быть накормлены, обмундированы, офицеры должны выдвигаться наверх по способностям и старанию, и превыше всего — полковая честь, самоотверженность в бою! Полк для хорошего начальника есть большая семья, а талант Николая, насколько я ощущаю его личность, был именно талантом семейным, глубоко мне симпатичным, но — недостаточным для управления столь сложным механизмом, как Россия на переломе веков, то есть в эпоху крушения монархического администрирования во всем мире.

"Папа. Что ж, в нём ни страшного, ни злобного... Ни (особой) доброты, ни (особого) ума, а всего понемногу. Сними с него корону, пусти в кучу — в десятке не отличишь. Ни худости, ни добротности — всего в меру. А мера куцая, для царя маловатая" (из дневника Распутина).

Дневниковая надпись Николая, сделанная после женитьбы: "Каждый день, что проходит, я благодарю Господа, и благодарю его от глубины души за то счастье, которым он меня наградил. Большего и лучшего благополучия человек на этой земле не вправе желать. Моя любовь и почитание любимой Алисе растет постоянно" (24.XI. 1894).

Бог щедро и до самого Ипатьевского полуподвала наделил его вот этим, семейным счастьем. А государственные дела его не интересовали: потому так скудны и неинтересны его дневниковые записи по поводу сих дел, над чем любят по сегодня иронизировать публицисты. Он был одарен многими талантами, необходимыми для ведения политики: блестящей памятью на встреченных людей, обаянием, способностью привязывать к себе окружающих (люди шли за ним в ссылку, уже безвластным), выносливостью в работе, знанием трех языков.
 
Но государственные дела сами по себе, вне исполнения долга, службы, обязанности, связанной с рождением на ступенях трона, царя не волновали. Это не порок и не упрек: сын Льва Толстого не обязан любить литературу, сын Троцкогополитику, сын Репина — живопись. А он, не любя ремесло своих предков, обязан был политикой заниматься. Его богатырь-отец, надорвавшись над той же сумой переметной, умер в 49 лет.

Катастрофой для императора Николая явилась наложение на это его свойство другого, ещё более почтенного качества — убеждения, что необходимо честно, морально служить матушке-России и вере православной. Обычно суверены, не испытывавшие влечения к госиграм, предпочитавшие, скажем, удовольствия от охот, пиров, секса, отдавались личным увлечениям, передоверяя политику тем, кому по природе нравилась эта профессия, разработка и исполнение стратегии и тактики общества, — своим первым министрам. А сами монархи символизировали власть и корректировали общее направление администрации.
 
Так поступил во Франции, например, Людовик XIII, доверив дела реального правления кардиналу Ришелье, — и это был один из самых славных и успешных периодов в истории королевства. В России так поступала Екатерина I, отдав власть Верховному Тайному совету, или "веселая Елисавет", за которую правили Шуваловы с Бестужевым. Но Николай II посчитал невозможным для себя уклониться от исполнения долга монарха, от Божественной миссии — а разве можно миссию передать Витте, Столыпину, Кривошеину, тем более — Милюкову...

Легко судить, если бы царь переоценил свою самодержавную потенцию и из-за излишней в ней уверенности проиграл трон, как в наши дни его проиграл, скажем, Чаушеску. Но нет... Как раз самодержавную власть он недолюбливал и стыдливо тянулся к взаимодействию с обществом. В дневнике называет самодержавие "непоправимым горем", а время, проведенное в Великобритании, где изучал методы правления бабки Виктории, — "месяцем райского блаженства" (11.VII. 1894).

Мне видится (возможно, это моя ошибка), что не находя радости жизни ни в административных играх, ни в искусстве маневрирования державным кораблем, он и свой народ мерил своей мерой и не чувствовал, как тот вырастал у него на глазах, царь не доверял способностям и умению русских следовать государственным курсом. Он был самым плохим типом консерватора — консерватором поневоле, не из принципа и убеждения, а из опасения перед неизвестностью. "Не для меня, конечно, не для меня, — для России я признал, что конституция привела бы страну сейчас в такое положение, как Австрию. При малой культуре народа, при наших окраинах, еврейском вопросе и т.д. одно самодержавие может спасти. Притом мужик конституции не поймет, а поймет только одно, что царю связали руки, тогда я вас поздравляю, господа". (запись от 8.Х.1904. В ней даже можно было бы найти вполне здравое основание, если забыть, что всего через 10 месяцев этот самый народ вырвет у него конституцию - с неслыханной разрушительной силой).

Сочетание природной чуждости искусству политика (за которое, повторяю, не следует судить, человек невиновен в том, каким родился) с моральной необходимостью политикой заниматься и привело Николая II к катастрофе. Нельзя же думать, что "кругом измена и трусость, и обман" обусловлены только нечестностью окружающих! Он сам был в них в значительной мере повинен. Как нужно было разочаровать собственных приближенных, если выпрашивали отречение у него выдающиеся монархистыШульгин и Гучков. Не Ленин же с Троцким!

Величайший мастер революционных потрясений Ленин не убил бы царя, если б не почувствовал, что убийство обойдется безнаказанно, что разрыв царя с народом достиг такой степени, что никто не то что не отомстит, даже не взволнуется судьбой Романовых. Троцкий зафиксировал: Ленин напротив считал, что цареубийство принесет ему авторитет и уважение. ("Массы рабочих и солдат не сомневались ни минуты: никакого другого решения они не поняли бы и не приняли"). Но если Ленин и поверивший его политическому инстинкту Троцкий правильно просчитали ситуацию, что ж случилось с руководимым царем народом? Почему народ своим безмолвием как бы санкционировал совершившееся преступление?

Представим, что суд, устройство которого предложил на бюро ЦК Троцкий, состоялся бы. Конечно, как замечательно написал автор предисловия к первой советской книге о цареубийстве (комиссара Быкова) товарищ А. Таняев, "для большевиков суд ни в коей мере не имел значения органа, выясняющего истинную виновность этой "святой семейки". Если суд имел какой-то смысл, то как весьма хорошее агитационное средство для политического просвещения масс, и не больше".
 
Это правда. И все-таки на суде мы могли бы хоть что-то узнать — из речей обвинителей, из последнего слова монарха. Но поскольку суда не произошло, фраза А. Таняева обрела пророческое звучание: Романовы стали "святым семейством". (Ни британцам, ни французам не приходило в голову канонизировать их королей даже после реставрации их наследников).

Но если бы суд все же состоялся, обвинителем монарха я выбрал бы историка-публициста Г. Нилова (Александра Кравцова), автора вышедшей в Лондоне "Грамматики ленинизма". Вот подведенные им итоги войны, развязанной (наряду с остальными монархами и премьерами Европы) и обвиняемым монархом:

"Десять миллионов человек — убито на фронтах.
Двадцать миллионов — искалечено.
Разрушено полмиллиона зданий, в том числе 290 тысяч жилых домов.
Только торговых судов потоплено шесть тысяч.
Стоимость разрушений на всех театрах войны — 58 миллиардов золотых рублей.
Каждый день войны уносил пять тысяч, а иногда пятьдесят тысяч человеческих жизней".

Прочитав впервые эти ушедшие в далекую историю числа, я не сразу поверил им. Все-таки популярная книжка... Обратился к классической монографии Б. Урланиса "Войны и народонаселение Европы", где цитируется примерно десяток западных и русских исчислений военных потерь 1914-18 гг. По Б. Урланису — 9 миллионов 442 тысячи убитых только на фронтах. (Это скромный подсчёт, он находится в нижней половине таблицы исчислений потерь разными статистиками). Вопреки распространенным предрассудкам, русская армия воевала экономно и тоже находится в нижней половине наиболее пострадавших от боевых действий армий: всего 1 миллион 860 тысяч военных было убито на фронте.

После этого я не сомневался, что число искалеченных, конечно, как минимум вдвое превышало число убитых, а число умерших от голода и эпидемий странно было бы подвергать сомнению, когда в той же монографии сообщалось, что в одной Германии и только от туберкулеза за четыре года войны умер миллион немцев. (Я ведь ещё держал в памяти примерно миллион с лишним вырезанных в Османской империи армян).

Чудовищные цифры всемирной бойни изменили — не могли не изменить — психологию воевавших народов. "Взятие и расстрел пятисот ни в чем неповинных заложников (жертв кремлевского расстрела в первые сентябрьские дни 1918 года. — М.Х.)., разумеется, должны были оскорблять здравый смысл и достоинство человека, — продолжил Нилов-Кравцов, — но не того, на чьих глазах ежедневно на протяжении нескольких лет расстреливали от 5.000 до 50.000 людей. Столь же ни в чем неповинных! И призыв "грабь награбленное" не мог вызвать активного протеста после затопления 6.000 торговых кораблей. А почему не грабить? Пропадать потом добру на дне морском? Почему не "экспроприировать", разрушив, полмиллиона зданий? Беречь их для чего — для снарядов?"

Бессудное убийство царской семьи было воспринято как преступление и в интеллигентской части компартии, но даже совестливые и порядочные русские люди говорили: царя все-таки надо судить, "хорош или плох он был для России". Он должен дать народу ответ, "за что три года нас мучил" — так зафиксированы в следственных актах разговоры красноармейцев. А мне вспомнились рассуждения террористов (я уже упоминал, что в сфере моих литературных интересов были террористические группы русских революционеров), высказывавшихся некогда так: если монархи и министры считают полезным для достижения своих политических целей убивать в войнах сотни тысяч людей, почему нам запрещают одиночные убийства для достижения наших политических целей?..

Боюсь, ответы Николая не только на ленинском, но ни на каком гипотетическом суде не признаны были бы удовлетворительными. Народы России готовы были переносить более страшные жертвы и под водительством самого чудовищного тирана в мировой истории — но при обязательном условии: во имя спасения отечества. Только. А в 1914-1918 гг. национальной катастрофой России грозило лишь бесконечное продолжение войны.

Указание монархистов на неподсудность действий монарха иному возмездию, кроме Божьего, было бы недействительно как раз для Николая: он и воспринимал происходившее с ним как проявление над семьёй Вышнего суда. Потому был фатально спокоен.

Единственный аргумент защиты, который я в силах придумать: царь был не хуже и не лучше всех без исключения европейских суверенов и политиков. Вильгельм с роковым Людендорфом, Карл Австрийский с покладистым Черниным, двуличный прагматик Ллойд-Джордж и темпераментный, но слепой Клемансо... Я особенно понял это, когда познакомился с дневниками австрийского министра иностранных дел графа Чернина, которые тот вёл в дни брест-литовских мирных переговоров. Искушенный политик сознавал, что единственный шанс на спасение его империи — заключить мир с Россией, снять войска с русского фронта, быстрым ударом захватить Париж и потом обменять его у Клемансо на мир с Францией "без аннексий и контрибуций".
 
Но когда Троцкий в Бресте предложил прекратить войну, причём на выгодных для его империи условиях, граф поплелся за империалистическими маньяками из германской военной верхушки, присоединился к наступлению на Россию, задействовал там вместе с немцами 150.000 австрийцев и венгров — и естественно, проиграл империю Габсбургов. Похваляясь вдобавок, как они славно за полгода войны пограбили Украину (с приложением таблиц и справок), вследствие чего только и сумели повоевать, то есть поубивали тысячи своих солдат тоже.

Удивительно ли, что большевистским словом свергали таких монархов и таких министров революционеры всей Европы. И озверение народов, которое мы наблюдаем потом, было порождено не Лениным или Гитлером, а вот этими "традиционными", "национально мыслящими" администраторами! Но ещё более гибельным социально-психологическим последствием войны стало то, что не были названы виновники убийств десятков миллионов людей (ведь и в России царя и министров убили воровски, тайком, не предъявив им обвинений и не выслушав оправданий). "Сколь бы успокоительным, упрощенным и неполным ни был Нюрнбергский процесс (на скамье подсудимых не хватало, конечно, Сталина, Молотова), — пишет Нилов-Кравцов, — он давал миру хоть примитивный, но достаточный для большинства оставшихся после бойни в живых вопрос: кто виноват? Никакого, самого примитивного ответа на этот кровоточащий вопрос после первой мировой войны не было".

Единственный политический деятель, президент США Вудро Вильсон, понимал, что если "органические нации", эти хранительницы устоев христианства во всех его разветвлениях и ислама в его тогдашних центрах, если все они вместе взятые довели народы до истребления 20 миллионов своих братьев и превращения в калек ещё 20 миллионов, если такое произошло, значит, миру необходимо переустройство. Но его "четырнадцать пунктов", один гуманнее другого, "на которые молились простодушные люди всех стран" (М. Алданов), были отвергнуты даже в сенате его собственной страны, "и восторжествовал пятнадцатый пункт: горе побежденным!"

Раз так, то переустройством мира занялись Ленин и Сталин на востоке, Гитлер и Муссолини на Западе. "А если нельзя назвать виновных в столь катастрофичной для людского сознания бойне, значит, виновно само мироустройство. Чудовищность жертвоприношений, их беспричинность и безрезультатность прожигали души европейцев. И никому не дано было уклониться от вопроса: как Он это допустил? Ими же, особенностями войны, был предрешен и ответ: если Он допустил такое и нет на Земле виновных, значит, Он не всемогущ или не Всеблаг, или же — Его нет!"

Николай II был виновен в том, что вместе с ведущими политиками почти всех стран, переоценил собственные силы для успешного руководства бурно развивавшейся Россией, а потом переоценил физические силы и моральные возможности доверенного его власти народа. Пользуясь выражением Александра Солженицына, он "перемолол русскую силушку" и поставил свой измученный и отчаявшийся народ в такое положение, что тот усомнился в Боге — в его благости, могуществе и вообще существовании. За что царь и понес наказание Судьбы.

Вот почему один из свидетелей убийства, рядовой мещанин города Екатеринбурга, некий Владимир Буйвид, услыхав ночью глухие выстрелы, доносившиеся по соседству, со стороны Ипатьевского дома, "быстро ушел к себе. Мой сосед по комнате спросил: "Слышал?" Я ответил: "Слышал". — "Понял?" — "Понял", — сказал я, и мы замолчали". Это показание следователю часто цитируют: очень уж рельефно оно передает предчувствие неизбежной расправы, в которой современники увидели Рок, расплату судьбы.

Почему на долю русских первыми выпало это искушение — начать постройку безбожного царства? "У русского народа, — записывал в 1918 году в дневник Пьер Паскаль, — обостренное чувство трагического характера этой войны, невежественной и бессмысленной, которой и все человечество не должно хотеть и от которой оно не может избавиться".

Как просто объяснять русскую историю по Николаю Соколову: мол, был некий международный заговор (вероятнее всего, жидо-масонский, но можно сказать - большевистско-германский или ещё какой.), русский народ был обманут (вариант — покорился дьявольскому террору), а отсюда близко до русофобии ("Русские — свиньи", помните реплику генерала Нокса, покровителя белого движения?). Но на самом деле, когда вдумываешься в характеры персонажей исторического сюжета, различаешь в них во всех — в Ленине и Свердлове, Белобородове и Яковлеве, Юровском и Голощёкине — типических "русских мальчиков", что так внятно описаны Достоевским.
 
С их решительностью исправлять карту звездного неба, о которой они вчера не имели представления, с их жаждой облагодетельствовать человечество, никак не меньше, с готовностью убить злую старуху-процентщицу (и попутно, чтоб свидетелей не осталось, её ни в чем неповинную сестру). Заодно и себя испытать: твари они дрожащие или право имеют? Наполеоны, рискнувшие перестроить органический миропорядок, — или...? Особенно типичен Ленин, презиравший Родиона Раскольникова как раз за раскаяние. Он и перед смертью грезил своим местом в мировой истории, перечитывал очерки о себе Троцкого и Горького и "о жизни своей думал" (Н. Крупская).
 
Ему бы почитать Алданова: "Совершенно то же самое думал о себе Томмазо де Торквемада. Он считал Ordonnanzas de los Inquisidores глубоко прогрессивным произведением философско-политической мысли. Он тоже был интернационалистом и тоже уверял, будто стремился к установлению на земле мира, спокойствия и всеобщего счастья".

Разумеется, Россия стала первой, благодаря особенностям исторически сложившейся национальной психологии. (А русские евреи были столь активны в сочиняемой в этой стране исторической ситуации, возможно, потому, что они веками привыкли оттачивать свои умы в абстрактной игре талмудической и каббалической логики). Эта психология выбрала тот вариант безбожного царства, что сулил рай земной не только своему народу, но всему человечеству.
 
Но духовная катастрофа, поразившая мир в те десятилетия, была не русской, а всеевропейской. Германия, где не истребили же Гогенцоллернов в полуподвале и не убивали шуцманов во время ноябрьской (1918 года) революции, думается, вполне могла стать такой же большевистской, как Россия, - и уже в 1923 году. Если бы правил Россией по-прежнему Ленин, он бы послал немецким коммунистам, как они просили, Троцкого, и тот реализовал бы огромный революционный потенциал, накопленный в великом народе.
 
Но тогда Зиновьев со Сталиным сделали все возможное, чтобы сорвать совершенно ненужный им вариант большевистской Германии, возглавляемой Троцким, и мировое безбожное переустройство довелось осуществлять в той стране десять лет спустя - Гитлеру. Франция после первого же толчка рухнула в объятия Петена и Лаваля... О судьбе империи Габсбургов и Порты лучше не вспоминать.
Если бы народный обвинитель в тяжбе России со своим погубленным монархом захотел поразить царя неотвратимо, он бы обвинил его именно в том, в чём со страстью пытался оправдать Н. Соколов. Он повторил бы пронзительные слова Солженицына: "Мог бы заключить мир и спасти свой народ. Как Садат".

* * *

Владимир Ленин на самом деле оказал огромную услугу Николаю Романову, казнив его тайно и бессудно. На фоне бандитского убийства особый свет излучает память о семье, смиренно принявшей Вышний приговор, молившейся за родину и врагов, отвергавшей месть и кровопролитие.

И неожиданно она стала первой жертвой в том ряду преступлений XX века, где людей убивали не за вину, пусть мнимую, не по суду, пусть неправедному, а лишь за "неположенное рождение". Она стала первой в той очереди, где за Романовыми построились миллионы украинцев и казаков и миллионы "кулаков и подкулачников", и миллионы евреев, сгоревших в газовых камерах и пристреленных в гетто, и миллионы военнопленных, заморенных голодом в лагерях, и цыгане... (а армяне?)

И возглавив перечень жертв, убитых без суда, без огласки, в лесах, подвалах и шахтах, Романовы символически как бы отметили своей смертью начало этого этапа мировой истории. И освятили своей канонизацией всех, идущих вслед.

* * *

"Когда правительство присваивает себе право уничтожать людей не за то, что они совершили, а потому, что их смерть "необходима", мы попадаем в совершенно иной мир моральных норм. Именно в этом и кроется значимость событий, происшедших в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля. Ни в чем не повинная семья, которая, несмотря на свое царское происхождение, была удивительно проста, единственное желание которой заключалось в том, чтобы ей дали спокойно жить, была убита по секретному приказу правительства. Впервые человечество преступило некую черту недозволенности, вступило на путь преднамеренного геноцида. Те же самые мотивы, которые побудили большевиков осудить царскую семью на смерть, впоследствии распространились в России и в других странах на миллионы безымянных людей, чем-то мешавших воплощению великой идеи создания нового миропорядка". (Ричард Пайпс)

* * *

Революция: суд потомков в 1990 году
(из газеты "Московские новости")

Результаты опроса, проведенного Всесоюзным центром по изучению общественного мнения (сентябрь-октябрь 1990 года). Кто из следующих деятелей времен революции вызывает у вас наибольшую (все данные в процентах от числа опрошенных) симпатию \ антипатию
 
Хороший
  
 Плохой
41
 Дзержинский
 7
5
    Керенский
 18
4
   Колчак
 21
64
  Ленин
 8
5
   Николай II
 10
7
   Сталин
 54
15
 Троцкий
 22

Расстрел царской семьи

10 - в этом была необходимость
77 - в этом не было необходимости
13 - затрудняюсь ответить

Как вы считаете, насколько значительной потерей для страны стало:
 
Свержение самодержавия?

12 - очень значительной потерей
60 - не очень значительной потерей
28 - затрудняюсь ответить

Исчезновение дворянства?

31 - очень значительной потерей
47 - не очень значительной потерей
22 - затрудняюсь ответить

Уход промышленников, предпринимателей из хозяйственной жизни?

69 - очень значительной потерей
15 - не очень значительной потерей
16 - затрудняюсь ответить

Содержание

 
www.pseudology.org