Из всех знавших о моей беседе с Александром Солженицыным не было никого, кто не спросил бы: какое впечатление произвел Александр Исаевич? Где и как живет семья Солженицыных? Как вообще меня принимали в этом доме?

Наверное, у этого любопытства к писателю, которое, не скрою, испытываю и я сам, есть несколько причин. Масштаб личности лауреата Нобелевской премии; неоднозначное к нему отношение после возвращения в Россию; личная замкнутость — все, что вне творчества, не афишируется.

Дом свой в Троице-Лыково Солженицыны проектировали сами, закончили не так давно. Здесь много света, большой холл, переходящий в гостиную. Александр Исаевич работает на втором этаже, и вообще все левое крыло, как я понимаю, его царство.

Вместе с Натальей Дмитриевной и Александром Исаевичем в доме живет мать жены писателя, старший сын Ермолай, у которого недавно родился ребенок. Ермолай, на вид он, возможно, кажется младшим из троих сыновей-погодков, работает в одной из крупнейших консалтинговых компаний. Кроме русского и английского он владеет китайским языком, и с этим именно знанием, возможно, будет связана следующая зарубежная командировка.

Средний сын Солженицыных, Игнат, как известно, пианист, сейчас — руководитель оркестра в Балтиморе.

Младший, Степан — в Нью-Йорке. Это о нем Александр Исаевич сказал в беседе: «Очень интеллектуально развит, отзывчив, много читает и за многим следит». Степан очень помогает отцу в поиске документов.

Кроме Солженицыных, как я понял, в Троице-Лыково живет семья их друзей: людей, помогавших Александру Исаевичу еще в годы его советской опалы.

Любимое место в доме — огромная веранда, выходящая к старым деревьям леса. В доме сейчас появился веселый житель — семилетняя внучка, дочь старшего, покойного сына Натальи Дмитриевны.

Известно, что Александр Исаевич никогда не подходит к телефону; почти не принимает гостей; лишь раз в день смотрит информационную телепрограмму; кроме «МН» (о ней сказал приятное: «газета без дешевки»), его круг газетного чтения довольно узок; писатель не пользуется компьютером и никогда не пытался его освоить («это для следующего поколения», — сказал он мне). Говорят, правда, собранная за десятилетия писателем картотека не хуже компьютерной базы данных.

Беседует Солженицын живо, заинтересованно, каких-то вопросов ждет и к ним готов. Никакого высокомерия, разговаривать — одно удовольствие. К тому же и Наталья Дмитриевна глазами, улыбкой поддерживает вас в попытке преодолеть первое неудобство в общении с классиком. Ну а когда она приносит чай с лимоном, домашний кекс с ватрушками, беседа вообще приобретает полудомашний характер.

В этот момент мы даем отдохнуть и себе, и диктофонам. Вспоминаем увиденный на втором этаже дома черный ящик — аппарат для просмотра микрофильмов, на которых Солженицын читал документы, старые газеты. Долгое время в Вермонте маленькие сыновья воспринимали отца и этот черный ящик как что-то нераздельное.

Хотя Александр Исаевич и говорил, что в 84 ему и ходить, и работать тяжелее, в беседе я этого не почувствовал. Можно сказать, раздражала его лишь необходимость фотосъемки. Замечу, и за временем он следил, и в какой-то момент вежливо, но непреклонно поставил точку: думаю, сказал, для большого интервью уже хватит.