Гусячая жизнь

Расскажу историю, а потом вы меня спросите: зачем, собственно, и я вам отвечу.

Итак, много лет назад (тридцать с хвостиком) я впервые в жизни попал на Дальний Восток. Там я оказался на птицефабрике, причем специ­ализированной: по откормке гусей. Ладно. Представьте: два больших за­гона, стоящих визави (один пустой, другой с гусями), высокий забор, через который даже чемпион мира среди кузнечиков не перепрыгнет (куда там гусям). Узкие калитки для входа-выхода связывает асфальти­рованная дорожка и даже не тропинка, а длинный пятнадцатиметровый движущийся транспортер. Хочешь из Парижа в Рим (который, кстати, гуси и спасли), вставай и отправляйся без билета. В пути покормят, а потом дадут отдохнуть в пустом загоне, а затем пригласят в обратную дорогу с бесплатным ужином. Коммунизм.

Только один контролер-кормилец посередине транспортера: мужичок безразмерного возраста и всегда поддатый (мне сказали, что и дома, и на работе). Одет он в старый занюханный ватник (дело было жарким летом), а на голове шапка-ушанка, причем одно ухо опущено, другое торчит, как часовой, точно вверх, а мягкий козырек смотрит в вечность. Рядом с мужичком стоит большая бадья, заполненная подогретым обе­дом: кстати, чем гусей потчуют, я не знаю, не пробовал, но приглядел­ся, принюхался и понял — судя по внешнему виду и запаху, гусячий деликатес зовется «баландой», от бадьи идет шланг в руку кормильца, а под правой его ногой — педаль. Диспозиция ясна?

Затем вижу: «треух» раскрывает обе калитки, а сам становится на свой командный пост — со шлангом наперевес. Гуси, до того толпив­шиеся нетерпеливо, начинают, как солдаты, элитной воинской части, дисциплинированно и строго соблюдая интервал в три метра, вставать на транспортер. Зрелище впечатляющее: гуси один за другим, с досто­инством медленно приближаются к главнокомандующему. И тот вдруг берет подъехавшего левой рукой за горло, сжимает его, гусиный рот открывается сам собою, шланг в глотку, правой ногой на педаль, и порция «там». Следующий! Пережив невиданное унижение при всей чес­тной компании, гусь секунду-две смотрит на «главкома» недоуменно: как же вы, господин «треух», так меня опозорили, небось, опять перебра­ли? Однако, быстро успокоившись, гусь вздрагивает и мгновенно преоб­ражается: из взъерошенного и униженного, но все же получившего свое «законное» довольствие, возвращает временно утраченные качества: важность и значительность. Среди гусей никакого волнения я не заме­тил: по очереди «отоварившись», они доезжают до второго загона, спрыгивают с транспортера и входят туда, чуть переваливаясь на ходу — без тени обиды.

Пообедали.

Теперь, пока гуси будут ждать приглашения на ужин, я готов вернуть­ся к обозначенному нами вопросу. Отвечаю: в последнее время я обна­ружил, что наши весьма уважаемые чиновники всех рангов, вплоть до вице-премьеров, придя на высокие должности молодыми людьми (до тридцати-сорока лет), поджарыми и с горящими глазами, очень быстро, за какие-то месяцы, буквально на наших глазах начинают «мордеть». В их глазах появляется надменность, вид снисходительный и держав­ный подтверждаемый вторым подбородком. Что за мистика! И (самое главное) ничто им не помогает: ни изнурительная круглосуточная рабо­та и занятия теннисом, плаванием, даже борьбой, ни переживания за практически брошенные семьи — «мордеют»! Чем их кормят? Исключи­тельно красной и черной икрой, одним салом или какой-то специально приготовленной «баландой» высшего качества? Может, малоподвиж­ность виновата, ведь и работа сидячая, и возят их из дома на работу и обратно, как гусей на том же транспортере, но под названием «мерсе­дес»? Может, их персональный «треух» откроет когда-нибудь тайну «мордения»?

Спрашивается: гусь радует нас, когда его фаршируют яблоками да еще подают с брусничной подливой. А что мы имеем с гуся чиновного? Какие радости, какие «шкварки»?

Власть. 1998, май
 
Оглавление