В декабре 1941 года, на шестой месяц Великой Отечественной войны, когда по Ладожскому озеру, ежеминутно рискуя провалиться под лед, шли и шли на юг, на Большую Землю караваны крытых брезентом грузовиков с едва подававшими признаки жизни ленинградскими блокадниками, нашелся один-единственный человек, который с таким же упорством двигался в противоположном направлении – с Большой Земли в полузадушенный блокадой Ленинград. На свою родную зенитную батарею возвращался младший сержант Виктор Васильевич Шутов.

Больше ему деваться было некуда. До родного дома в шахтерском городе Сталино он так и не смог добраться. Железнодорожное сообщение между севером и югом страны было нарушено войной, и пока отпускник разными попутками достиг первых терриконов Донбасса, немецкие танки отрезали ему дальнейший путь к дому. И он повернул обратно.

А отпуск младший сержант Шутов получил тоже по единственному в своем роде случаю. При выгрузке своей пушки с железнодорожной платформы он сильно повредил ногу, и после долгого лежания в госпитале его отправили на поправку домой.

Когда в самый разгар блокады он явился в Девяткино, в штаб своего полка, там долго не могли поверить своим глазам и его рассказам. Добровольно променять нормальный армейский паек, выдававшийся по продовольственному аттестату на Большой Земле, на блокадные 125 граммов черняшки мог, по единодушному заключению полковых особистов, только немецкий шпион.

И командиру Витиной батареи пришлось хорошо потрудиться, чтобы отбить у Особого отдела своего командира орудия.

2

Мы познакомились и подружились в самом конце 1944 года, когда для ленинградских зенитчиков война практически закончилась, и мы оба, ранее служившие на разных батареях, оказались в Девяткино, северном ленинградском пригороде, в военном городке полка, на льготном положении руководителей художественной самодеятельности.

Нам обоим разрешили посещать Семинар фронтовых поэтов при Ленинградском Доме Писателей имени Герцена, том самом, про который Владимир Маяковский однажды отозвался неуважительным двустишием:

Хер цена
вашему дому Герцена

К тому времени в армейских газетах Ленинградского фронта были опубликованы несколько моих стихотворений и удостоенный первой премии на конкурсе писателей-зенитчиков рассказ Сулико. А одно Витино стихотворение, положенное на музыку кем-то из ленинградских композиторов, стало популярной песней, которую часто передавали по городскому радио. Песня, как и стихотворение, называлась «Девушка с флажком» и посвящалась девушкам – регулировщицам.

В последние военные и первые послевоенные месяцы не только в Городе на Неве, но на множестве перекрестков других городов и населенных пунктов, бойкие армейские девчонки, в приталенных шинельках и сшитых по ноге из офицерского хромового приклада сапожках, лихо давали отмашку пялящимся на них оголодавшими за войну воспаленными мужицкими зёнками водителям «студиков» и «виллисов», артиллерийских тягачей и «катюш».

После демобилизации девушкам этим прямая дорога была в милицию, куда их охотно брали на первых порах, пока на гражданку не повалили из армии полчища демобилизованных мужиков, и где они производили сильное впечатление на мирное население, в числе которого находился молодой красавец, драматург и поэт Александр Галич.

Вот откуда растут ноги у его бессмертной останкинской девочки Леночки Потаповой – «Дает отмашку Леночка, а ручка не дрожит…» Уж не знаю, слышал ли наш великий бард Витину песню про девушку с флажком, или эта тема возникла у него совершенно независимо. Теперь этого уже не узнает никто.

3

Нас с Витей демобилизовали в конце 1946 года.

В отличие от меня, совершенно деморализованного послевоенной антисемитской компанией, развязанной властями, Витя, вернувшись домой, развил активную литературную и общественную деятельность. Выступал по радио, печатался в городских и республиканских газетах. В Сталино, в Киеве регулярно выходили его поэтические сборники. Он был принят в Союз Советских Писателей. Но главным его делом стало восстановление чести донецких шахтеров.

Всех внимательных читателей главного советского литературного шлягера послевоенных лет – романа Александра Фадеева «Молодая Гвардия» – не могла не поразить одна удивительная вещь: борьбу против фашистских оккупантов в крупнейшем пролетарском районе страны возглавила горстка мальчишек и девчонок. А где были взрослые? Где были заранее подготовленные подпольщики? Где были настоящие партизаны?

Наиболее проницательные читатели, а затем и зрители поставленного по фадеевскому роману знаменитым режиссером Герасимовым фильма задавались еще и таким вопросом: кто помешал оккупантам наладить в Донбассе добычу каменного угля? Ведь было известно, что немцы не смогли вывезти в фатерланд ни одного угольного эшелона.

Тут была какая-то тщательно оберегаемая властями тайна, бросавшая тень на в высшей степени достойных людей, среди которых прошли все Витины детские и юношеские годы и к которым он вернулся после войны. И как только со смертью Сталина в стране стало светлеть, Витя ринулся в битву. Преодолевая неистовое сопротивление местного начальства, он в течение трех-четырех лет разыскал сотни оставшихся в живых участников антифашистского Сопротивления, многие из которых только что вернулись из советских лагерей, записал на магнитофон их свидетельства о жизни и борьбе донецкого подполья против немецких захватчиков и их пособников.

Если б не помощь людей из окружения Никиты Сергеевича Хрущева, Вите бы несдобровать. Его и в милицию таскали, и из партии пробовали исключить, и арестами грозили, не раз преграждали ему путь к радио, газетам, областному издательству. Но будучи вообще человеком упорным, он в этом деле проявил себя настоящим борцом и в конце концов сделал явным то, что пыталось скрыть от населения Донбасса послевоенное партийное и советское руководство Донецкой области.

4

После того, как Красной Армии пришлось отступить, затопив шахты и взорвав заводы, в шахтерском крае был оставлен подпольный обком и разветвленная партизанская сеть, главной задачей которых было противодействие оккупантам в их попытках восстановить затопленные шахты. Трижды немцам с помощью украинских националистов удавалось обезглавливать советское подполье.

И трижды шахтеры восстанавливали свои руководящие центры. Покидая Донбасс, оккупационные власти, не сумевшие в очередной раз обнаружить и уничтожить подпольный обком, распространили по всем возможным каналам клеветническую информацию о мнимом сотрудничестве его руководителей с немецкими карательными службами.

Это был сильный ход. Немцы знали, что вместе с советскими войсками на освобождаемые территории обычно прибывают подготовленные Москвой партийные и советские аппаратчики, которые вместе с выходящими из подполья образуют костяк местных властей, и что, как правило, вновь прибывшие вовсе не расположены уступать лучшие места бывшим подпольщикам. Все произошло так, как рассчитали организаторы провокации.

Прибывшие в Донбасс в армейских обозах новые начальники поверили, или сделали вид, что поверили, запущенной оккупантами дезе. Руководители подполья были незамедлительно поставлены к стенке, сотни оклеветанных подпольщиков отправлены в тюрьмы и лагеря, а все вообще шахтерское подполье объявлено несуществовавшим. Только в Краснодоне, мол, комсомольцы оказались истинными героями-патриотами.

Об этой последней, самой трагической странице истории антифашистского Сопротивления в Донбассе донецкому поэту-фронтовику Виктору Шутову рассказывать не разрешили. Но о героической борьбе шахтеров, сорвавших усилия оккупантов использовать угольные богатства донецких шахт для нужд Германии, он рассказал в своих выступлениях по радио и телевидению, в газетных очерках, в изданной в Киеве книге.

В конце концов ему удалось пробить с помощью Москвы решение приурочить к одной из годовщин Дня Победы переименование десятков улиц, поселков, шахт в честь участников подпольной борьбы с немецкими захватчиками. А как-то раз Витю пригласили в Москву на закрытый процесс над бывшими полицаями, принимавшими участие в карательных операциях немецких зондер-команд в Донбассе.

Однако в Донецке – так после ХХ съезда КПСС стал называться родной Витин город – жить русскому писателю Шутову становилось все трудней и трудней. Волна жовто-блакитного национализма поднималась все выше и выше, особенно, как это ни странно, в литературной среде. Выход к читателям русскоязычного литератора стал на Украине практически невозможен.

И в середине 80-х годов украинский письменник, певец шахтерского края Виктор Васильевич Шутов вынужден был покинуть родные места и переселиться в Подмосковье, где ранее обосновался, отслужив действительную, его сын.

5

Последняя книжка, подаренная мне моим старым товарищем, была не о Донбассе и не о зенитчиках, а к немалому моему удивлению, – о художнике Куинджи, авторе одного из самых замечательных живописных полотен, созданных в России.

Каждый раз, будучи в Третьяковке, я подолгу не мог оторвать взгляда от волшебной «Ночи над Днепром». Но Витя Шутов никогда ранее не производил на меня впечатления большого любителя изящных искусств – все его разговоры обычно касались проблем практического характера.

И только эта его книжка, на исходе полувекового и, казалось, такого близкого нашего знакомства, открыла новые для меня глубины Витиной души.

Стрижа полет
Пруда зеркальность
Привычной жизни простота
Реальность – не всегда банальность

Порой банальнее мечта
Близь незаметна, как жена
Летим к Луне, в загранку едем, –
не замечая, что в соседе
Вселенная заключена

www.pseudology.org