Alexander Werth - Александр Верт Россия в войне 1941-1945 1943-й - Год трудных побед После Сталинграда С победой под Сталинградом Советский Союз выиграл свою "битву за жизнь", и теперь война вступила уже в совершенно новую фазу. Тревога за окончательный исход войны уже почти совсем исчезла, и наблюдались даже настроения чрезмерного Оптимизма и уверенности, как, например, после освобождения Харькова в феврале 1943 г. Но менее чем через месяц советским войскам снова пришлось сдать Харьков. Эта неудача подействовала как напоминание, что, несмотря на Сталинград, с немцами еще далеко не покончено. Тем не менее никто в СССР уже не сомневался в победоносном исходе войны, и теперь оставался только один вопрос: "Сколько времени для этого понадобится?" А этот вопрос был неизбежно связан с другим - что собираются предпринять Англия и США? После Сталинграда бывали моменты Оптимизма, когда солдаты говорили, что Красная Армия может разбить немцев в одиночку. Такое мнение опроверг сам Сталин, который однажды, в 1943 г., прямо заявил, что не сможет выиграть войну только собственными силами Советского Союза. В 1943 г. отношение официальных кругов СССР к Англии и Америке стало гораздо лучше, чем в 1942 г., когда беспокойство за окончательный исход битвы под Сталинградом вызывало у них вспышки гнева, как это было в связи с Гессом. В 1943 г. уже можно было предвидеть победу, хоть и отдаленную, и важно было вместе с Англией и Америкой приступить к подготовке планов мирного урегулирования. Переговоры были начаты и в конце концов привели к Тегеранской конференции. Советская печать уделяла немало внимания победам союзников в Северной Африке. Хотя это и не было еще вторым фронтом, победы союзников никак нельзя было считать незначительными, особенно потому, что они, как и бомбежки Германии, безусловно, оттягивали с Восточного фронта хотя бы часть немецких войск. Другим фактором, который значительно способствовал более дружественному отношению к союзникам, явился очень большой рост поставок по Ленд-лизу в 1943 г. Если в момент битвы за Сталинград у Красной Армии было еще очень мало снаряжения, поставленного союзниками, то теперь положение изменилось. Помимо того что советские военно-воздушные силы получили с Запада значительное количество бомбардировщиков и истребителей, в Красной Армии теперь повсюду имелись "доджи", "студебеккеры" и джипы, а снабжение армии продовольствием в значительной мере облегчалось получением американских продуктов. Это давало немало поводов для острот: так, свиную тушенку неизменно называли "вторым фронтом", а яичный порошок называли "рузвельтовскими яйцами". И тем не менее русские были рады этим продуктам. После Сталинграда значительно активизировалась также и советская внешняя Политика. В 1942 г. Советское правительство постаралось избежать крупных неприятностей в отношениях с другими странами. Временами критиковались действия Турции и Швеции, но эта критика ни разу не приняла масштабов "кампании"; отношение к Японии, находившейся в то время в состоянии войны с Англией и США, было исключительно тактичным и осторожным, поскольку - по крайней мере вплоть до октября - нельзя было полностью исключать возможность удара в спину со стороны Японии. Крайняя сдержанность проявлялась на протяжении всего 1942 г. по отношению к польскому эмигрантскому правительству в Лондоне; почти ничего не сообщалось также и об отъезде из России армии Андерса. Но вскоре после Сталинграда позиция СССР по отношению к правительствам других стран стала более дифференцированной. Если оставить в стороне Японию, с которой советские власти по-прежнему держали себя официально, но вежливо, стала проводиться четкая грань между "хорошими" и "плохими" правительствами. Польское правительство в Лондоне относилось к последней категории, и в феврале 1943 г. против него была развернута настоящая кампания, которая вскоре привела к разрыву (или, скорее, "временному прекращению") дипломатических отношений. За этим последовало формирование на советской территории польской армии, независимой от эмигрантского правительства. Можно было, конечно, предвидеть, что эти неприятности с польской эмиграцией создадут значительные осложнения и в отношениях с Англией и Америкой, но русские пытались, причем небезуспешно, "локализовать" эту ссору, хотя бы временно. В Тегеране обсуждение польской проблемы было отложено. С другой стороны, дружеские отношения складывались у СССР с чехами, югославами и французами. Все они были представлены боевыми частями на советском фронте, причем особенно широко освещались действия французской воздушной эскадрильи "Нормандия". Эта эскадрилья доблестно сражалась на протяжении всего 1943 г. и понесла очень тяжелые потери. Она как бы символизировала собой солидарность между Советским Союзом и всеми странами оккупированной Европы. После Сталинграда резко изменилось и отношение советских властей к сателлитам Германии. Разгром румынских и итальянских войск на Дону в период с ноября по январь и огромные потери, нанесенные венграм под Касторным несколько позднее, явились тяжелым ударом для фашистской Германии. Теперь гитлеровская "великая коалиция" в военном смысле фактически прекратила свое существование. Оставалось еще некоторое количество профашистских венгерских войск, оставались Финны, но эти последние стояли особняком, ибо вели свою "собственную", "самостоятельную" войну. Две трети венгерских войск в Советском Союзе были уничтожены; Венгрия переживала политический кризис, и её правительство уже пыталось "выйти из войны". Русские стали все более внимательно присматриваться ко всему, что свидетельствовало о нараставшем сопротивлении немцам в странах-сателлитах. Короче говоря, после Сталинграда почва для активности СССР на международной арене была уже подготовлена. Знаменательно, что именно в 1943 г., спустя лишь несколько месяцев после Сталинграда, было принято решение о роспуске Коминтерна, бездействовавшего по меньшей мере уже два года. Это было необходимой предпосылкой для того внешнеполитического курса, к осуществлению которого приступило теперь Советское правительство. Сталинградская. победа вызвала также ряд других перемели. Если в 1941 и 1942 гг. советская Пропаганда сосредоточивала основное внимание на России, на великих русских национальных традициях, которым угрожала опасность, и т.д., то после Сталинграда снова вступило в свои права слово "советский". Все чаще стали подчеркивать, что такая победа, как Сталинградская, явилась не только результатом "русского мужества": одно это мужество, как показала война 1914-1918 гг., могло ничего и не дать, если бы за ним не стояла мощная советская организация. А что было становым хребтом этой организации, как не партия? Другим событием после Сталинграда явилось систематическое создание Сталину репутации военного гения. Именно после Сталинграда, но не раньше. Здесь полезно будет оглянуться немного назад. Годы индустриализации, коллективизации и первых пятилеток были трудными для советского народа. Но к 1936 г. - году принятия новой Конституции - "жить стало лучше, жить стало веселей". Вся заслуга в этом приписывалась Сталину, и это способствовало огромному росту его личного авторитета. "Тридцать седьмой год", кульминационный период чисток, оставил о себе страшную память. И все же личный престиж Сталина пострадал поразительно мало. В то время советский народ остро ощущал угрозу со стороны "капиталистического окружения", и прежде всего нацистской Германии, и бесчисленное множество людей, по-видимому, верило, что нет дыма без огня и что для широких открытых процессов Каменева, Зиновьева, Рыкова, Пятакова, Бухарина, Радека и других были, должно быть, какие-то основания. Многие также, в том числе и многие из арестованных, искренне верили, что несправедливости в большой мере творились без ведома Сталина и что повинен в них был сначала Ягода, а затем Ежов. Когда чистки стали более или менее подходить к концу и в 1939 г. исчез Ежов, которого заменил Берия, стали распространяться Слухи, что чистки пресек сам Сталин. Прославлению Сталина способствовали улучшение экономических условий, наличие больших достижений в развитии промышленности и росте оборонной мощи СССР. Советско-германский пакт 1939 г. был воспринят советскими людьми сдержанно, но расценен ими как наименьшее и неизбежное зло. Известное удовлетворение доставили широким массам воссоединение Западной Украины и Западной Белоруссии и вступление в СССР Прибалтийских республик. В то же время, бесспорно, возрастало и чувство тревоги, особенно после быстрого падения Франции, а еще больше после вторжения Германии в Югославию и Грецию. Однако все еще было широко распространено убеждение, что Сталин, "хозяин", знает, что делает. А затем началась война, которая первое время казалась каким-то апокалиптическим бедствием. Миллионы людей стали задумываться над тем, как "великий" и "мудрый" Сталин мог допустить, чтобы все это случилось. Уж не произошла ли где-нибудь страшная ошибка в расчетах? говорят, будто и Сталин сначала потерял голову. Но если он и почувствовал отчаяние, то он его, безусловно, не проявил - разве только однажды, в письме к Черчиллю в августе 1941 г. Выступление Сталина по радио 3 июля, несмотря на его тревожный тон, оказало успокаивающее воздействие на страну. Население, видимо, считало, что как бы там ни было, но Сталин с народом. И народ признал руководство Сталина. В первые месяцы войны, вплоть до победы под Москвой, в печати значительно меньше упоминали о Сталине и его портреты появлялись в газетах редко. Но после победы под Москвой его престиж снова сильно возрос. В его пользу, безусловно, говорили два обстоятельства: во-первых, то, что он не потерял голову 16 октября и не бежал из Москвы; мысль, что "Сталин остался с нами", оказала очень большое психологическое воздействие и на население Москвы и на армию. Во-вторых, 7 ноября состоялся парад войск на Красной площади, где он произнес речь, которая была проникнута духом русского патриотизма и произвела огромное впечатление на народ. Для армии Сталин сделался - больше, чем в прошлом, - чем-то вроде отца. И солдаты действительно шли в бой с кличем: "За Родину, за Сталина!" Писатель Виктор Некрасов, который не любил Сталина, ибо в период чисток потерял многих своих друзей, говорил мне в 1963 г., что и он вел своих солдат в бой с этим кличем. Сталин, как он сказал, страшно напутал в начале войны, но все же впоследствии народ чутьем осознал, что это человек со стальными нервами, который в самый тяжелый для страны момент не потерял голову. После битвы под Москвой престиж Сталина поднялся. Но в это время Сталин готов был делить заслугу победы под Москвой с другими, особенно с генералами, вроде Жукова и Рокоссовского. Затем наступило "трудное лето" 1942 г. В известном смысле Сталин попал в еще более тяжелое положение, чем в 1941 г. Сильнейшим его аргументом в 1941 г. было то, что мощная армия, внезапно нападающая даже на самую сильную страну, располагает огромным начальным преимуществом. Но теперь, в 1942 г., этот аргумент уже потерял свою силу, если не считать того, что советская экономика все еще продолжала испытывать последствия потери обширной территории и многих ресурсов. Поэтому, когда настали "трудные дни" - сначала падение Керчи, поражение под Харьковом и потеря Севастополя, а потом наступление немцев на Сталинград и их проникновение на Кавказ, - потребовались уже новые объяснения. Как мы видели, теперь неудачи объяснялись прежде всего отсутствием второго фронта в Западной Европе, а также некоторыми недостатками самой Красной Армии, слабой дисциплиной, плохим руководством и т.д. Реформы, проведенные в армии после падения Ростова, начавшие творить чудеса, фактически были делом рук не лично Сталина, а целого коллектива советских военных руководителей. Но заслуга их проведения тоже была приписана Сталину. Именно это наряду с его приказом "Ни шагу назад!" и создало представление, что теперь, когда Сталин взял дело в собственные руки, все пойдет хорошо. Утверждение Хрущева, что Сталин якобы не разбирался в военном деле, а равно и высказывания иностранных наблюдателей о том, что, будучи вежливым по отношению к иностранцам, с русскими, какое бы положение они ни занимали, он держал себя крайне грубо, кажутся нам несостоятельными. Они опровергаются воспоминаниями маршала Еременко о заседании Государственного Комитета Обороны, которое состоялось в первую неделю августа 1942 г., непосредственно перед битвой за Сталинград163. Из этого весьма интересного описания вытекает ряд важных выводов: во-первых, что Государственный Комитет Обороны осуществлял работу коллегиально; во-вторых, что Сталин хорошо разбирался в военном деле (это впечатление подтверждается Черчиллем, Гопкинсом, Дином и многими другими); в-третьих, что он и лица, работавшие с ним, поддерживали прямую связь со всеми фронтами и каждый день должны были принимать важнейшие решения и что, наконец, несмотря на моменты нервозности и раздражения, вполне понятные в крайне критической обстановке, сложившейся в августе 1942 г., Сталин умел хорошо слушать, когда у его генералов было что сказать. Не свидетельствует рассказ Еременко и о том, что в мрачные дни 1942 г. Сталин держал себя надменно или подчеркивал свое превосходство: наоборот, он умел относиться к людям дружески и заботливо. Его ближайшими соратниками в 1942 г. были, как нам известно, Жуков и Василевский, и планы контрнаступления под Сталинградом готовили фактически они - с благословения Сталина. Об этом совершенно ясно было сказано в официальных сообщениях; о сталинградских операциях, и новые выражения, как, например, "сталинская стратегия", "сталинская школа военной мысли" и даже "сталинский военный гений", впервые стали появляться в советской печати, и отнюдь не исключая "Красной звезды", лишь в феврале 1943 г. О том, что думали об этом военные специалисты, можно только гадать. Но именно эти первые высказывания в советской печати, вскоре после Сталинграда, о "сталинском военном гении" положили начало новому процессу, который привел к некоторым неожиданным и в конечном счете крайне пагубным результатам. Разгром 6-й немецкой армии под Сталинградом был частью широкого военного плана, "оптимальной" целью которого было обеспечить продвижение Красной Армии на широком фронте до Днепра еще до наступления весны. Задолго до капитуляции немцев под Сталинградом на целом ряде участков советские войска продвинулись на запад. Но с начала января сопротивление немцев на Дону и к востоку от Ростова значительно усилилось и план закрытия Ростовской горловины не удалось осуществить. Войска Южного фронта освободили Ростов лишь в середине февраля, а к этому времени немецкие войска, находившиеся на Кавказе, частью закрепились на Таманском полуострове, частью "ускользнули" через Ростовскую горловину на запад. Гораздо более успешно - по крайней мере пока не началось контрнаступление немцев - проходили операции Красной Армии в верховьях Дона и в восточных районах Украины. 26 января Воронеж (превратившийся к этому времени в груду развалин) был освобожден войсками Воронежского фронта под командованием генерала Голикова, а первая половина февраля ознаменовалась рядом быстро следовавших одна за другой побед советских войск. После освобождения Воронежа они полностью разгромили 2-ю венгерскую армию к западу от Воронежа, под Касторным, где было убито и взято в плен свыше 100 тыс. венгров; немецкие комментаторы не отрицают, что при разгроме под Касторным венгерские части на Восточном фронте были почти полностью разгромлены. Хотя на юге (то есть к северу от Азовского моря) немцы прочно удерживали рубеж по реке Миус, прикрывавший южную часть Донбасса, однако советские войска теперь уже продвигались широким фронтом на севере, между Воронежем и Богучаром, освободив Курскую область и проникнув в северо-восточную часть Украины и в северный район Донбасса с востока и северо-востока. Валуйки, Лисичанск, Изюм и крупный центр машиностроительной промышленности Краматорск (хотя и он также лежал в развалинах) были освобождены русскими в первую неделю февраля, а несколько дней спустя они заняли также Волчанск, Чугуев и Лозовую, 16 февраля после тяжелых боев войска Голикова вступили в Харьков, четвертый по величине город Советского Союза. Тем временем дальше к югу войска Юго-Западного фронта под командованием Ватутина освободили крупный промышленный центр Луганск, а войска Южного фронта под командованием Малиновского освободили Новочеркасск и Ростов. После занятия Харькова войска Голикова и Ватутина продолжали наступать и с захватом Павлограда 17 февраля уже близко подошли к Днепру; оставалось каких-нибудь 36 км. Именно на этом этапе немцы стали готовиться к контрнаступлению, своему "реваншу за Сталинград". И действительно, в марте захваченным врасплох русским пришлось оставить часть территории, которую они вернули себе во время зимнего наступления, в том числе Харьков. В период между победой под Сталинградом и первыми признаками готовящегося контрнаступления немцев настроение в СССР было приподнятым. Перспектива отвоевать у немцев до наступления весны весь Донбасс и достичь Днепра представлялась весьма заманчивой, а освобождение Курска и Харькова превосходило даже самые радужные надежды. В советской печати появилось множество статей о важности освобождения Донбасса, который обеспечил бы стране уголь и сталь. Тон печати стал еще более ликующим после освобождения Харькова; 17 февраля "Красная звезда" писала: "Взятие Харькова - новая замечательная победа советского оружия, торжество сталинской стратегии, уже принесшей богатые плоды нынешней зимой. Враг судорожно держался за Харьков… На реке Северный Донец немцы пытались задержать наши наступающие части… но три немецких оборонительных пояса были прорваны один за другим. Отчаянное сопротивление немецких дивизий, носящих громкие названия "Рейх", "Великая Германия", "Адольф Гитлер", было сломлено в жестоких уличных схватках… Теперь уже мы, а не немцы планируем дальнейший ход войны". Два дня спустя та же газета превозносила-мастерство Красной Армии, которая не только освободила огромные советские территории, но при этом неизменно окружала и уничтожала силы противника; так, итальянцы были окружены и разгромлены под Миллеровом, а венгры - под Касторным, не говоря уже о разгроме немцев под Сталинградом. И опять в газете говорилось о "Каннах", где Ганнибал с его 50 тыс. карфагенян разгромил армию римлян, насчитывавшую 70 тыс. человек. "Канны" стали одним из элементов стратегии Красной Армии. Все случившееся за последние месяцы, писала "Красная звезда", окончательно доказало, что "пресловутое превосходство немецкой военной мысли" оказалось мифом, хотя этот миф не был разоблачен даже после войны 1914-1918 гг. Теперь же настало торжество "сталинской стратегии". Знаменательно, что вскоре после занятия Харькова Сталину было присвоено звание Маршала Советского Союза. В течение этих недель ликования в феврале 1943 г. советская печать особенно подчеркивала заслуги коммунистической партии. Так, в самый разгар торжеств по поводу взятия Харькова, 19 февраля, "Красная звезда" писала: "Партия бросила в бой лучших своих сынов. Сколько раз в кризисные моменты сражений, и под Москвой в 1941 г., и под Сталинградом в 1942 г., стойкость и отвага коммунистов спасали положение! Партийные организации - это становой хребет наших войск… Все блистательные успехи нашей военной мысли… объясняются прежде всего тем, что в основе военной доктрины Красной Армии лежат испытанные принципы самого мудрого… учения в мире - учения Маркса - Энгельса - Ленина - Сталина". По мере приближения войны к победоносному концу концепция "советского патриотизма" все больше и больше заменяла собой концепцию "русского патриотизма" мрачных дней 1941-1942 гг. А символом этого советского патриотизма все больше и больше становился Сталин. Показательно, однако, что Сталин никогда полностью не забывал о страшных днях 1941 и 1942 гг., когда ему, чтобы спасти положение, пришлось почти исключительно рассчитывать на чисто русский патриотизм, и в конце войны он выделил русских как народ, проявивший самую большую волю к победе и к защите Советского Государства. Немцы на Украине. Харьков в период оккупации Теперь, когда Красная Армия начала гнать немцев из Советского Союза, и в частности с Украины, мы должны ознакомиться с Политикой немцев на оккупированных территориях, если только её можно назвать Политикой, ибо в действительности это была непрерывная цепь жестокостей и глупостей, иногда основанных на самых нелепых аспектах нацистской идеологии. Так, уже 16 июля 1941 г. Гитлер решил, что Крым должен стать чисто немецкой колонией, откуда всех "иностранцев" надлежит выслать или эвакуировать. Крыму предназначалась роль "немецкого Гибралтара" на Черном море. По мнению начальника немецкого Трудового фронта и руководителя организации "Сила через радость" Роберта Лея, Крым должен был стать гигантским курортом, излюбленным местом отдыха для немецкой молодежи. Позже Гитлер тешил себя также мыслью урегулировать с Муссолини южнотирольскую проблему путем переселения в Крым тех жителей итальянского Тироля, родным языком которых был немецкий. После падения Севастополя в июле 1942 г. "герою Крыма" Манштейну был подарен один из бывших царских дворцов "крымской Ривьеры". Одним из самых сумасбродных "открытий" Розенберга было то, что с геополитической точки зрения Крым является-де частью германского достояния, ибо именно в Крыму еще в XVI веке жили последние готы. В декабре 1941 г. он предложил Гитлеру переименовать Крым в "Готенланд". "Я сообщил ему, что думаю также о переименовании городов. Я считал, что Симферополь можно было бы назвать Готенбургом, а Севастополь - Теодорихгафеном…"164 Но, каковы бы ни были планы Гитлера на послевоенный период, пока шла война, было не совсем удобно приступать к поголовной эвакуации из Крыма "иностранцев", тем более что крымские татары не только охотно сотрудничали с немцами, но и давали Вермахту некоторое число солдат. Однако по сравнению с Украиной Крым все же был побочной проблемой. Украина представляла собой огромную территорию, насчитывавшую до войны почти 40 млн. населения, и за ней твердо установилась репутация "житницы" страны и источника угля, железной руды и стали. Нет смысла подробно рассматривать здесь все и всякие противоречивые мнения различных представителей нацистской иерархии по вопросу о том, что надо было сделать с Украиной. Розенберг вначале явно пытался проводить грань между "плохими" великорусами и украинцами, которых-де можно использовать в качестве оплота против русских. В начале 1941 г. Розенберг выдвинул бредовую, как всегда, теорию, что Киев был когда-то центром варяжского Государства, чем и объясняются резко выраженные "нордические черты", а стало быть, и расовое превосходство украинского народа над русским. Потом, в мае, он разработал инструкции для будущих немецких властей на Украине. Несколько отступив от выдвинутой им прежде задачи немедленного создания самостоятельного Государства, он наметил теперь два этапа; во время войны Украина должна была поставлять рейху товары и сырье, а впоследствии "свободное украинское Государство, в теснейшем союзе с германским рейхом", стало бы обеспечивать влияние Германии на востоке: "Для достижения этих целей одну проблему… необходимо разрешить как можно скорее: украинских писателей, ученых и политических деятелей надо заставить заняться работой по возрождению украинского исторического самосознания, чтобы преодолеть результаты пагубного большевистско-еврейского нажима, осуществлявшегося все эти годы на украинский народ". Частью этой программы было создание в Киеве нового "большого университета" и технических академий, широкое чтение лекций на немецком языке, запрещение русского языка и усиленная Пропаганда немецкого языка и культуры. Розенберг говорил, что будущее "украинское Государство" должно простираться от "Львова до Саратова на Волге"165. Этот "либеральный" на первый взгляд план Розенберга, как и все его последующие варианты, не встретил, однако, одобрения со стороны Гитлера, Геринга, Гиммлера, так же как и рейхскомиссара Украины Эриха Коха, подчеркнуто основавшего свою резиденцию в провинциальном украинском городе Ровно, а не в Киеве, который он не намерен был сделать даже похожим на "столицу". Ни один из высших нацистских руководителей, кроме самого Розенберга, не принимал всерьез всяких уже много лет толпившихся вокруг Розенберга эмигрантов, вроде дряхлого старика Скоропадского, которого еще в 1918 г. немцы назначали гетманом Украины. Даже Бандеру, украинского буржуазно-националистического "лидера" Западной Украины и заклятого врага поляков и евреев, немцы в начале войны арестовали и отправили в Берлин, где он и был интернирован вплоть до 1944 г., когда немцы, оказавшись в очень трудном положении, решили, что даже он им, может быть, пригодится. Тем временем Западная Украина была попросту включена в состав польского "генерал-губернаторства", управлявшегося немцами. Для Гитлера, Геринга, Гиммлера и Эриха Коха украинцы, как и русские, были "недочеловеками". говорят, что Геринг однажды сказал: "Лучше всего было бы перебить на Украине всех мужчин… а затем послать туда эсэсовских жеребцов". В 1941 г. его также очень радовала перспектива, что в будущем году в России умрет от голода 20-30 млн. человек. Кох, представитель самого крайнего направления теории "недочеловеков", был назначен правителем Украины по настоянию Геринга. После занятия немцами Украины кучка украинских буржуазных националистов какое-то время еще пыталась подавать свой голос, особенно в таких местах, как Харьков, которые номинально оставались пока под юрисдикцией армии, а не Коха. Но им никто не оказал серьезной поддержки. Для немцев Украина была, во-первых (и главным образом), источником продовольствия, во-вторых, источником угля, железа и других полезных ископаемых и, в-третьих, источником рабского труда. Однако сельскохозяйственных продуктов с Украины поступало в Германию гораздо меньше, чем немцы рассчитывали, а их попытки возродить Донбасс, Кривой Рог и другие промышленные районы закончились полным фиаско; фактически немцам пришлось посылать уголь на Украину из Германии! И в сельском хозяйстве, и в промышленности они сталкивались с упорным сопротивлением населения; к тому же в сельском хозяйстве не хватало техники, и немцам пришлось завезти на Украину некоторое количество сельскохозяйственных машин; многие промышленные предприятия были эвакуированы на восток, на тех угольных шахтах и железных рудниках, которые советские войска не вывели из строя при отступлении, немцам пришлось столкнуться с нехваткой квалифицированной рабочей силы (поскольку многие шахтеры были тоже эвакуированы) и с сопротивлением тех шахтеров, которые еще оставались там. По данным немецкой статистики, общая стоимость всех продуктов (кроме сельскохозяйственных), отправленных в Германию с востока (то есть из всех оккупированных районов советской территории, а не только с Украины), составила 725 млн. марок. С другой стороны, из Германии было вывезено на восток на 535 млн. марок угля и оборудования; таким образом, чистая прибыль составила всего 190 млн. марок! К этому следует прибавить еще различные местные поставки немецким войскам, оцениваемые в сумме 500 млн. марок, но даже в этом случае общий итог остается не слишком внушительным. По подсчетам Даллина, основанным на официальных немецких статистических данных, даже вместе с сельскохозяйственными поставками "контрибуции, полученные рейхом с оккупированных восточных территорий… составили лишь одну седьмую того, что рейх получил за время войны из Франции!"166. Даже если большая часть того, что немцам удалось получить с оккупированных советских территорий, шла с Украины, все равно эта огромная богатая страна не дала рейху, не дала фашистам того, на что они рассчитывали. Население Украины не проявляло готовности даже к простому экономическому сотрудничеству167. Для немецкой оккупации Украины характерны были два явления - массовое истребление евреев и отправка миллионов молодых украинцев для рабского труда в Германию. Если бы промышленность Донбасса, Криворожья и Запорожья и можно было пустить в ход (несмотря на то, что рабочий класс, или, вернее, то, что от него осталось, был настроен по отношению к немцам еще более враждебно, чем остальное население Украины), такая возможность исключалась еще из-за Политики Заукеля, который обескровил промышленность на востоке, отправив всю наличную рабочую силу в Германию. Отправка рабов с Украины началась в широких масштабах уже в феврале 1942 г. Мы еще вернемся к вопросу об оккупационной Политике немцев и о методах, применявшихся ими на советской территории, и на Украине в частности. А сейчас я приведу один из примеров того, как эти методы выглядели в чисто человеческом плане. Это рассказ о моей поездке в Харьков после того, как советские войска первый раз, причем на очень короткий срок, освободили его в феврале 1943 г., в самый разгар своего наступления после победы под Сталинградом. До войны кое-кто спорил, является Харьков третьим или только четвертым по величине городом Советского Союза; по некоторым данным, в нем проживало на несколько тысяч человек больше, чем в Киеве. Но как бы то ни было, в феврале 1943 г. Харьков стал первым городом с почти миллионным населением, освобожденным от немецкой оккупации, а это уже само по себе было исключительно интересно. Как такой город жил полтора года под властью фашистов? До войны это был крупный промышленный центр, но осенью 1941 г. его тяжелая промышленность была почти целиком эвакуирована. В национальном отношении город был преимущественно украинским, но почти треть его жителей составляли русские. В феврале 1943 г., когда я поехал в Харьков, город был освобожден еще очень непрочно; советские линии коммуникаций были растянуты и находились в очень плохом состоянии; нельзя было исключать и угрозу немецкого контрнаступления. Для немецкой оккупации Харькова (который находился в "военной зоне" и не был подведомствен Эриху Коху) были характерны следующие моменты: сильнейший голод среди гражданского населения, особенно в первую зиму оккупации; террор, особенно против людей, подозревавшихся в просоветских настроениях; истребление евреев; терпимость к "черному рынку", на котором очень активно действовали немецкие солдаты; полное нежелание немецких властей поощрять какие-либо украинские националистические движения и в то же время стремление посеять рознь между украинцами и русскими; искоренение русской и украинской культурной жизни и упразднение всякого образования (если не считать нескольких начальных школ); известное поощрение кустарей и лавочников, но лишь очень вялые попытки немецких деловых кругов восстановить Харьков в качестве крупного промышленного центра; стремление части украинской мелкой буржуазии (типа кустарей и лавочников) всеми силами приспособиться к трудным условиям, а главное выжить; крайнее недовольство немцами из-за массовой отправки молодежи в Германию для рабского труда; существование советского подполья и широкое распространение антинемецких настроений в городе, в первую очередь среди детей и подростков, лишившихся возможности учиться. Те органы "местного управления", которые существовали в городе - украинский бургомистр и его городской совет, - всецело подчинялись немецким военным властям. В этот вечер, через несколько дней после вступления Красной Армии в Харьков, фронт все еще проходил очень близко от города, и в течение получаса перед посадкой наш самолет летел под прикрытием истребителей. Таяло. Большие кварталы домов около аэродрома полностью выгорели. На аэродроме валялись остатки "хейнкеля", но здесь же стояло полдесятка советских истребителей в полной боевой готовности. Два из них только что сопровождали наш самолет. Но сам аэродром был в очень плохом состоянии: ангаров и других сооружений не осталось. Молодой сержант авиации, покачивая головой, сказал: "Нам тут очень трудно. Из-за этой оттепели все дороги развезло, и даже бензин приходится доставлять по воздуху… Уходя, немцы все разрушили на аэродроме. Они причинили большой ущерб и Харькову своим воздушным налетом через день после того, как мы их отсюда выбили…" От аэродрома до Харькова было далеко. Большинство крупных зданий по дороге выгорело, хотя небольшие домики с огородами сохранились. Дорога показалась нам бесконечной. Мы проехали несколько километров по пригородным и городским районам, пока не добрались до центра, выделявшегося высокой церковной колокольней, а дальше налево, высоко на холме, группой небоскребов по 14-16 этажей, построенных за короткий период конструктивизма в конце 20-х годов. Это были высотные здания на площади Дзержинского. Но, как мы обнаружили на следующий день, большинство из них немцы сожгли перед отступлением, и только два дома, где раньше помещались некоторые центральные руководящие органы промышленности Украины, остались неповрежденными, хотя, уходя, немцы их заминировали. Нас поместили в небольшом домике хорошей архитектуры в жилых, почти неповрежденных кварталах Сумской улицы - главной улицы Харькова. Дом охраняли с полдюжины бравых солдат с пистолетами и автоматами. Считалось, что в Харькове далеко не безопасно и кругом могло быть множество немецких шпионов и агентов. Это были солдаты из дивизии генерала Зайцева, которая первой ворвалась в Харьков, и они были очень довольны своими успехами. В доме, как и в большинстве домов Харькова, не было ни электричества, ни воды. Пришлось сидеть при свечах, а воду приносили откуда-то в ведрах. До войны в Харькове жило 900 тыс. человек, но когда война докатилась до Украины и с запада начали стекаться беженцы, население города сразу увеличилось до 1200-1300 тыс. человек. Позднее, в октябре 1941 г., когда стали приближаться немцы, началась спешная эвакуация Харькова. Большинство крупных заводов, включая и огромный тракторный завод почти со всеми его рабочими, было более или менее успешно эвакуировано. К моменту прихода немцев в городе оставалось около 700 тыс. человек. Сейчас жителей было уже только 350 тыс. Что же случилось с остальными? Советские власти объясняли исчезновение половины населения, остававшегося в городе в октябре 1941 г., следующими причинами: было установлено, что 120 тыс. человек, в большинстве своем молодежь, были угнаны в рабство в Германию; около 70-80 тыс. погибли от голода, холода и лишений, особенно в страшную зиму 1941/42 г.; около 30 тыс. было убито немцами, включая 16 тыс. оставшихся в Харькове евреев (мужчин, Женщин и детей), остальные скрылись в деревнях. Проверка, которую я провел в последующие дни, показала, что данные о погибших от голода и т.п., как и данные о расстрелянных жителях - неевреях, были несколько (Правда, немного) преувеличены, но в отношении евреев цифра была точной. С другой стороны, данные об отправленных в рабство в Германию были, безусловно, занижены. На следующий день липы и тополя на Сумской улице покрылись инеем. Тополя! Это была Украина, юг, половина пути от Москвы до Черного моря. Повсюду еще виднелись немецкие объявления: "Стоянка запрещается", "запрещается" то, "запрещается" это. Названия улиц были тоже на немецком языке, а на одном доме висела зловещая вывеска: "Харьковская биржа труда". Здесь происходила мобилизация людей, угонявшихся в Германию. На площади Дзержинского с её огромными выгоревшими или заминированными домами стояли толпы людей; почти все были плохо одеты, измождены, с явными следами сильнейшего нервного истощения. Только ребята, собравшиеся толпами, выглядели нормально, и все они были веселы и общительны. Но, глядя на взрослых, легко было поверить, что многие тысячи людей умерли от голода - даже здесь, в этом богатом районе Украины. Все эти люди на улицах Харькова были необыкновенно разговорчивы - чувствовалось, что каждый из них хочет рассказать что-то свое. Помнится, например, один уродливый, очень больной на вид маленький человечек. Он сказал, что вскоре после прихода немцев его арестовали и продержали под замком в гостинице "Интернационал" (теперь она сгорела), на этой самой площади, целые две недели почти без пищи. Затем его освободили. Но это было ужасно, каждую ночь он слышал, как людей уводили на расстрел: многие из них были коммунисты. До войны он был оптик; наконец немцы дали ему работу на большой харьковской электростанции, которая перешла в руки крупного немецкого концерна, но, поскольку советские рабочие вывезли все оборудование, немцам пришлось доставить сюда свое собственное. Раз в день рабочие получали горячую пищу, а хлеба по карточкам давали 300 г. "Платить, - сказал он, - полагалось 1 руб. 70 копеек за час, но, когда я через две недели пошел получать зарплату, немецкий чиновник подал мне 75 рублей. Когда я стал возражать, немец сказал: “Вычли налоги; можешь не брать, если не хочешь; еще одно слово, и я тебе дам в морду”". В дальнейшем он перебивался, продавая на рынке очки. Ясно было, что тысячи людей ухитрялись сводить концы с концами торговлей на "черном рынке": торговать приходилось всем - и тем, кто работал, и тем, у кого не было работы. "Если у вас были деньги, - сказала одна Женщина, - то у немецких солдат можно было купить что угодно. Ручных часов у них были дюжины. Они их снимали у людей на улицах, а затем продавали на рынке". - "И не только часы, - добавила другая Женщина. - Среди бела дня мою дочь остановил немецкий солдат; ему приглянулись её туфли, и он велел ей снять их. Он их продал на рынке или отправил домой". - "Вашей дочке повезло, - сказал маленький человечек, - или она очень некрасивая. Они часто заставляли девушек следовать за ними". Многие из стоявших кругом закричали, что так оно и было и, что еще хуже, девушек силой загоняли в солдатские дома терпимости; немцы просто шли и выбирали хорошеньких девушек в очередях у "биржи труда". И в городе теперь, конечно, много случаев венерических заболеваний… Затем люди стали рассказывать о казнях. О публичных казнях через повешение. Именно это, по-видимому, произвело на них самое глубокое впечатление. На углу Сумской улицы и площади Дзержинского стояло большое выгоревшее здание, в котором в дни оккупации помещалось Гестапо. И вот несколько Женщин стали взволнованно рассказывать, как в ноябре 1941 г. население созвали на площадь, чтобы зачитать объявление, а когда толпа собралась, нескольких человек сбросили с балконов здания Гестапо с петлями на шеях, привязав концы веревок к перилам балкона. В городе были предатели, они-то и выдали немцам этих "красных". Еще две-три Женщины рассказали, какими разболтанными и деморализованными стали дети. Школы были закрыты, и ребятам приходилось нищенствовать на улицах или, у кого были маленькие ручные тележки, возить на них вещевые мешки и чемоданы немецких солдат или пакеты с "черного рынка", зарабатывая этим по нескольку рублей. "Половина наших, - сказала одна Женщина с бледным лицом, - посылала своих детей самих зарабатывать себе на жизнь… Детишки, голодные, вынуждены были сами о себе заботиться - слыхали вы когда-нибудь подобное? При советской власти детям у нас давали все лучшее, а при этих немецких свиньях что стало? Теперь многие из этих ребят станут бездельниками, ворами и хулиганами. Но что им оставалось делать, когда кило хлеба на "черном рынке" стоило 150 рублей?" Затем я разговорился с неким Черепахиным, рабочим на вид, который заявил, что во время оккупации он был в коммунистическом подполье, и рассказал много ужасающих историй о Гестапо. В Харькове ему пришлось сталкиваться с некоторыми итальянцами, и те были совсем не такие, как немцы. Они ненавидели немцев, и он был убежден, что итальянцы вскоре выйдут из войны. "Многие из этих итальянцев были по-настоящему порядочные ребята, - сказал он. - Я достал одному из них струны для гитары, и он позвал меня в дом, где, кроме него жили еще несколько итальянцев; там они ругали Гитлера, играли на гитаре и пели. Еды у них было мало, но они дали мне хорошего вина из бутылки, оплетенной соломой. Хорошие ребята. Но они были несчастны, у них не было даже приличной обуви, и они страдали от холода. Я также разговаривал со многими венграми, большинство из них хорошие парни, и они ненавидят немцев". "Немцы и их союзники не любят друг друга, - сказал Черепахин. - В главные рестораны Харькова пускали только немцев, а их так называемых союзников не пускали". Затем он рассказал, как немцы проводили дискриминацию между русскими и украинцами: много украинцев служило в местной полиции - многих завербовали туда скорее насильно. Немцы почему-то предпочитали украинцев русским, хотя фактически украинцы ненавидели оккупантов не меньше, чем русские; даже украинским националистам, которые считали, что при немцах им будет жить замечательно, вскоре пришлось разочароваться. С одним из них мне довелось поговорить в этот день на улице. Это был пожилой человек, круглолицый, с маленьким красным носиком; на нем было потертое пальто, обтрепанные серые брюки и расползшиеся по швам ботинки. Он сказал, что поступил на работу в городской совет, но нашел, что это не очень-то выгодно. Немцы платили ему только 400 рублей в месяц, а ему надо было содержать жену и детей, и он не мог прожить на эти деньги. Поэтому он и занялся спекуляцией на "черном рынке", ездил за Полтаву и привозил оттуда в Харьков муку. "Уж и натворили дел эти немцы, - сказал он. - Обещали нам новую Европу, да что-то ничего у них не получилось. Возможно, что немцы вернутся, - продолжал он, - но теперь уже никто от них ничего хорошего не ждет. Они упустили возможность". Даже этот маленький коллаборационист мало что получил от немцев… Имелись, конечно, люди, особенно среди кустарей и лавочников, которые старались, как могли, приспособиться к условиям немецкой оккупации. Одной такой оказалась Женщина-парикмахер, которая приходила по утрам брить нас и офицеров Красной Армии, живших в том же доме. С ней приходил её помощник, красивый мальчик лет пятнадцати, с голубыми глазами и длинными ресницами. Он относился к немцам гораздо враждебнее, чем она. Он повторил уже знакомую нам историю о том, как немцы вешали людей на балконах, а однажды днем он видел - это было в самом начале оккупации, - как они вели по улицам пятнадцать краснофлотцев. Гитлер велел, сказал мальчик, чтобы большевистских моряков не расстреляли, а утопили. Они были прикованы друг к другу наручниками, и, когда их вели, по обе стороны улицы люди стояли толпами и плакали. Моряки пели песню "Раскинулось море широко". И люди, все еще плача, стали петь вместе с ними. "Немцы, - сказал мальчик, - отвели их со скованными руками к реке и там утопили. Я этого не видел, но мне рассказывали другие…" Он рассказал мне также, как немцы отвели 16 тыс. евреев - детей и старух, всех без разбору - к кирпичному заводу за городом и там, продержав две недели в лагере, всех убили; они также угоняли тысячи людей в Германию - заталкивали их в железнодорожные вагоны, как скот. Молодая полная парикмахерша с нарумяненным лицом, накрашенными губами, маникюром и перманентом, облачившаяся теперь в красный берет и белый халат, призналась, что при оккупации ей жилось лучше, чем большинству людей. Она работала в парикмахерской у главного вокзала и 50% своей выручки отдавала хозяину-украинцу. Парикмахерская была маленькая, но работы было очень много. На прошлой неделе парикмахерскую разбомбили вместе с вокзалом и всеми зданиями вокруг. Она была болтлива, как все парикмахеры. "Что при немцах, что без немцев, - сказала она, - как-то жить надо. На триста граммов хлеба не проживешь. У меня четырехлетний ребенок, а муж уже больше трех лет в отъезде. Цены на рынке были просто ужасные - 130-150 рублей кило хлеба. Видели бы вы, как люди радовались в мае - думали, возвращается Красная Армия. Были, конечно, страшные вещи. Все эти повешенные - после этого несколько дней болеешь… И с евреями тоже было ужасно. Их гнали бесконечной вереницей по улицам; многие везли тачки или коляски с младенцами, и все плакали и причитали. Я могла бы еще понять, если бы они хотели выслать куда-нибудь евреев - но так убивать их всех, это уже слишком! - Затем она сказала: - Да, немцы бывают очень злые. Но были среди них и хорошие. А некоторые офицеры прямо с ума сходили по нашим Женщинам, совсем голову теряли… Но наши Женщины и Правда гораздо интереснее немок. Немки эти были настоящие суки. Вели себя так, будто тут все ихнее. Здесь их были сотни. Лучшие квартиры отняли для немецких семей, и они тут с некоторыми украинцами пооткрывали магазины и рестораны… Если у какого-нибудь русского была хорошая квартира, то его обязательно из неё выкидывали…" Я также узнал кое-что о трагикомедии, которую пережили украинские буржуазные националисты. Когда немцы впервые пришли в Харьков, группа украинских буржуазных националистов открыла газету под названием "Новая Украина". Судя по всему, среди сотрудников этой газеты не было ни одного известного человека: все писали под псевдонимами. Главный корреспондент подписывался именем старого украинского героя - "Петро Сагайдачный". Он возглавлял самозваный Украинский отдел Пропаганды. Какое-то время немцы покровительствовали этим людям, но через два месяца сами расстреляли нескольких их главарей. Тем, кто остался в живых, немцы ясно дали понять, что хозяева теперь они. Они внушали это тысячами способов; так, например, все вывески и названия улиц были написаны сверху по-немецки и только внизу (да и то не всегда) по-украински. Хотя в театре ставилась украинская оперетта, программы печатались только на немецком языке. Профессор Харьковского технического института Крамаренко, который стал начальником управы одного из районов Харькова, вначале вел активную агитацию в пользу немцев; он выступал с речами, в которых пропагандировал идею развития "украинского национального самосознания". Когда же он и его друзья убедились, что немцы не заинтересованы в независимости или автономии Украины, они взбунтовались, после чего оккупанты выгнали Крамаренко с его поста и вскоре расстреляли. Любченко и другие украинские интеллигенты, выпускавшие газету "Новая Украина", вскоре тоже поняли, что они сами себя обманывают; последней каплей явился для них момент, когда немцы в марте 1942 г. приказали им снять с первой страницы газеты гетманский трезубец, символ украинской автономии или независимости. С начала 1942 г., когда немцы стали рассматривать Украину прежде всего как источник рабского труда, не могло уже оставаться никаких сомнений в том, какую Политику они будут проводить на Украине, Для немецкой армии Украина была колонией, где положение подростков-украинцев было похоже на положение арабских мальчишек в Алжире в разгар французского колониализма. Самые молодые, кому советская власть дала больше всего, были и самыми фанатичными врагами немцев, да нельзя было не считаться и с тем, что миллионы украинцев оставались на "другой" стороне, сражаясь в рядах Красной Армии или работая в советской военной промышленности. Но для немецких солдат Харьков был чем-то вроде столицы, и многим из них жилось здесь очень неплохо. Театры посещали главным образом немцы, и в программах это учитывалось. В театрах ставили венскую оперетту, оперу ("Аиду" и "Дон-Кихота"), часто устраивали "большие концерты из произведений Вагнера". Большинство артистов были немцы или австрийцы. В городе было множество ресторанов, кафе и домов терпимости; немцы ехали в Харьков целыми семьями, чтобы открыть какое-нибудь "дело". Кое-кому из местных жителей также удалось получить патенты на открытие лавок и киосков, а несколько дельцов завели в разных районах города рестораны и ночные клубы. Оккупация имела, конечно, своих спекулянтов, и не все они были немцами. Одной из задач немецкой Политики на Украине было истребление всей Интеллигенции. Плохо обращались немцы с украинскими националистами, но еще хуже была судьба тех, кого они считали просоветски настроенными. Я видел несколько профессоров и преподавателей Харьковского университета и преподавателей 35 других учебных заведений, существовавших там при советской власти. Этим людям удалось выжить в условиях оккупации, но многие из их коллег погибли. Некоторых расстреляли как евреев, или членов партии, или по подозрению, что они члены партии, другие же покончили жизнь самоубийством. Были и такие, кто умер с голоду, особенно зимой 1941/42 г. Перед отступлением немцы уничтожили несколько университетских зданий, а библиотеки и лаборатории разграбили еще до этого. Преподаватели, оставшиеся в живых, кое-как перебивались, изготовляя кустарным способом спички или мыло для продажи на "черном рынке". Все высшие учебные заведения Харькова были закрыты, как и все 137 средних школ; потом разрешено было вновь открыть только 23 начальные школы. Больницы либо обслуживали немецкую армию, либо почти полностью бездействовали из-за отсутствия продовольствия и медикаментов. Никакого строительства или восстановления разрушенного даже не намечалось. На Украине все постепенно разрушалось, гибло, но ничего не создавалось взамен. Во главе местных органов власти стояли немцы или украинские авантюристы, в некоторых случаях из белоэмигрантов, не обладавшие обычно ни чутьем, ни опытом. Украина была всего лишь источником продовольствия, сырья и рабского труда, хотя сырья и продовольствия оказалось меньше, чем надеялись оккупанты. Советская Политика "выжженной земли" в промышленных районах с самого начала создала огромные трудности для немцев; рабочих, готовых работать на фашистов, не хватало, а в 1943 г. в Донбассе им пришлось превратить в шахтеров десятки тысяч советских военнопленных. В течение этих трех дней обстановка в Харькове становилась все более тревожной. В городе все шире распространялись Слухи о начавшемся большом контрнаступлении немцев - Слухи, которые вскоре подтвердились официально. Железная дорога на Харьков еще не была восстановлена, и к тому же началась ранняя оттепель. Харьков был фактически отрезан от тыла. Правда, советские органы понемногу стали опять открывать школы и больницы и срывать немецкие уличные знаки, но чувство тревоги нарастало в городе с каждым часом. В конце третьего дня моего пребывания здесь солдаты в нашем доме были уже не такие веселые, как раньше. Немцы, по их словам, развернули широкое наступление под Краматорском и на других участках к западу от Харькова, и в город начало поступать огромное число раненых. Раненые рассказывали, что наступление ведется крупными силами эсэсовских танковых соединений. На следующий день мы выехали из Харькова с тяжелым предчувствием. Немцы вернулись в город, но не сразу, а через две недели, 15 марта. Эсэсовцы первым делом перебили 200 раненых, находившихся в госпитале, и подожгли его здание. Вторичный захват немцами Харькова геббельсовская Пропаганда назвала "реваншем за Сталинград", но реванш этот был неравноценный. Ранняя оттепель, которая застала Красную Армию врасплох и вынудила Советское Верховное Главнокомандование оставить Харьков, теперь начала работать против немцев. Лед на Донце настолько подтаял, что немецкие танки не могли больше переправляться через реку, а советские войска к этому времени уже закрепились на линии Донца. Здесь фронт более или менее стабилизировался до июля. Успехи советской военной экономики. Весеннее затишье 1943 г. В 1943 г. Красная Армия была уже очень не похожа на Красную Армию 1941 или даже 1942 г. Мы уже писали, что реформы, проведенные в армии после падения Ростова, украсили внешний облик командного состава, повысили его авторитет и укрепили дисциплину в войсках. После Сталинграда общее моральное состояние Красной Армии стало несравнимо выше, чем в 1941 и 1942 гг.; ей еще пришлось пережить немало отчаянно трудных моментов и несколько серьезных неудач, как, например, потерю Харькова в марте 1943 г., но в конечном разгроме немцев уже не могло быть сомнений. Значительно повысилась также боеспособность войск; как сказал Сталин Черчиллю в августе 1942 г., что это еще не очень хорошие солдаты, но они учатся и скоро станут первоклассной армией. Фактически именно в 1942 г. постепенно выработался тип закаленного солдата-фронтовика. Но это общее повышение боеспособности Красной Армии объяснялось не только психологическими причинами. В 1941 и 1942 гг. у советских войск сложилось глубоко угнетавшее их впечатление, что они вынуждены сражаться против более сильного врага; героизм, мужество, самоотверженность - все это были прекрасные качества, но что они могли дать в борьбе с врагом, чья пехота, оснащенная разнообразным автоматическим оружием, обладала гораздо большей огневой мощью, чем они, и имела гораздо больше танков и самолетов? Сейчас признается, что производство вооружения в Советском Союзе достигло удовлетворительного уровня только осенью 1942 г. Эвакуация с запада на восток сотен заводов осенью и зимой 1941 г. вызвала почти катастрофическое снижение производства вооружения, чем в большой мере и объяснялись ограниченные результаты контрнаступления под Москвой зимой 1941/42 г. и тяжелые поражения летом 1942 г. После потери криворожской железной руды, донецкого угля и украинских электростанций на востоке (где теперь размещалось большинство военных заводов страны) наблюдалась серьезная нехватка электроэнергии и металла. Топливных ресурсов всех видов было теперь в два раза меньше, чем до войны. Предприятия черной металлургии Сибири и Урала не могли работать на полную мощность, и в течение первых 8-9 месяцев 1942 г. выпуск танков, самолетов, орудий и боеприпасов был значительно ниже потребностей Красной Армии. Для повышения выпуска продукции приходилось принимать чрезвычайные меры. Надо было спешно закладывать новые шахты и строить новые электростанции; на предприятия Наркомата угольной промышленности было направлено около 200 тыс. плохо подготовленных новичков шахтеров, причем для их снабжения пришлось выделить специальные продовольственные фонды. Десятки тысяч новых рабочих были направлены из различных районов страны на шахты Карагандинского угольного бассейна в Казахстане; в основном это были Женщины и молодежь, которых приходилось обучать в возможно кратчайшие сроки. Особого восхищения заслуживало моральное состояние советских Женщин, сознававших, что они работают на своих мужей, сыновей и братьев, сражавшихся в рядах армии. Хоть и не такой видный, как победа под Сталинградом, этот колоссальный по масштабам массовый трудовой подвиг, совершенный Женщинами во время войны как в сельском хозяйстве, так и в промышленности, не имел еще себе равного! Но, несмотря на все эти усилия, в 1943 г. еще ощущалась серьезная нехватка угля, металла и электроэнергии. Хотя в 1943 г. темпы добычи угля на востоке значительно повысились168, общая добыча угля по-прежнему сильно отставала от уровня 1941 г., составившего 166 млн. т. Очень невелики в 1943 г. были и нефтяные ресурсы; Майкоп был выведен из строя русскими при отступлении; Грозный с его нефтеперерабатывающей промышленностью сильно пострадал от немецких бомбежек, а так как коммуникации в период битвы под Сталинградом оказались временно перерезаны, многие нефтяные скважины в Баку пришлось законсервировать. С другой стороны, прилагались огромные усилия к тому, чтобы в самые сжатые сроки создать на востоке страны "второй Баку". Недостаток угля приходилось покрывать (в особенности для транспорта и городского хозяйства) заменителями - торфом и дровами; в Москве тысячи рабочих, служащих и учащихся выезжали на лесозаготовки. Надо было спешно строить новые промышленные гиганты. Так, в 1942 г. в Челябинске была построена огромная новая электростанция для обеспечения электроэнергией десятков оборонных заводов в большом районе; в том же году на Магнитогорском металлургическом комбинате было закончено строительство новой гигантской доменной печи (знаменитой домны N° 6). Советская машиностроительная промышленность, хотя и потеряла в результате оккупации немцами Украины и других районов половину своего производственного потенциала, к 1943 г. уже в основном преодолела стоявшие перед ней трудности169. Все это имело решающее значение для советского военного производства. Прилагались величайшие усилия для того, чтобы создать военно-воздушные силы, превосходящие по своим боевым качествам немецкую люфтваффе; мрачные дни 1941 г., когда советские самолеты в большинстве своем были самоубийственно устаревшими, теперь уже были далеко позади. Основными типами самолетов, серийное производство которых началось в 1942 г., были штурмовики Ил-2 и тактические пикирующие бомбардировщики Пе-2, а также истребители Ла-5, которые были лучше истребителей "Мессершмитт-109", но уступали "Мессершмиттам-109-F" и "109-G". В 1943 г. был пущен в серийное производство самолет Ла-5ФН, оказавшийся лучше любого немецкого истребителя, включая и "фоккевульф-190", а в мае началось серийное производство самолетов типа Як-9 с 37-миллиметровой пушкой, значительно превосходивших немецкие истребители с их 20-миллиметровой пушкой. Серийное производство бомбардировщиков Ту-2 началось в сентябре, а конструкция штурмовика Ил-2 непрерывно совершенствовалась; к концу года он превратился в двухместный самолет с увеличившейся огневой мощью. Среднемесячное производство самолетов поднялось с 2100 в 1942 г. до 2900 в 1943 г., причем 2500 из них были боевые машины. Всего в 1943 г. было выпущено 35 тыс. самолетов - на 37% больше, чем в 1942 г., и 86% выпущенных машин составляли боевые самолеты. Особенно высоким был процент штурмовиков и истребителей. В самый разгар боев летом 1943 г. ежемесячно выпускалось свыше тысячи самолетов типа Ил-2, или более трети всех выпускавшихся в стране самолетов. В советской "Истории войны" говорится о том, что на вооружении Красной Армии имелись и самолеты западных стран, однако истребители "харрикейн" и "томагавк" уже устарели и во многом уступали советским и немецким истребителям, а "аэрокобра" и "киттихаук", которые начали применяться на Восточном фронте осенью 1943 г., были превосходными, "но поступали… в недостаточном количестве"170. В результате эвакуации промышленности на восток сильно снизился также и выпуск танков; тем не менее в течение 1942 г. в танкостроении был достигнут огромный прогресс. Две трети всех советских танков выпускали три "гиганта советского танкостроения" на востоке - Уралмашзавод, Кировский завод в Челябинске и завод № 183. В 1942 г. были введены очень важные усовершенствования для увеличения выпуска танков; так, башни среднего танка Т-34 стали штамповаться, а не отливаться, как раньше. В общем Т-34 был лучшим средним танком из всех в период Второй мировой войны, как это впоследствии вынуждены были признать и многие немецкие эксперты, причем на протяжении 1943 г. в его конструкцию непрерывно вносились улучшения. В сентябре 1943 г., в ответ на выпуск немцами нового танка "тигр", русские приступили к серийному производству тяжелого танка ИС. Этот танк, с толщиной брони в 1,5 раза больше, чем у немецкого танка "тигр", характеризуется в советской "Истории войны" как "лучший тяжелый танк в мире". Среднемесячный выпуск советских танков в 1943 г. составил свыше 2000, что было несколько меньше, чем в 1942 г., но зато в 1943 г. почти прекратилось производство легких танков, тогда как в начале 1942 г. они все еще составляли около половины всех выпускаемых танков. Всего в 1943 г. было выпущено 16 тыс. тяжелых и средних танков, 4 тыс. самоходных артиллерийских установок и 3,5 тыс. легких танков. Это было в 8,5 раза больше, чем в 1940 г., и почти вчетверо больше, чем в 1941 г. Значительное количество танков было получено в 1942-1943 гг. из Англии и США, но советские историки относятся к ним еще более критически, чем к английским самолетам. Из танков, полученных от союзников в 1942 г., 55% составляли легкие танки; в 1943 г. легкие танки составляли уже 75%. Количество поступавших от союзников танков характеризовалось как "незначительное", качество же их оставляло желать много лучшего171. Значительно увеличился в 1943 г. также выпуск орудий и минометов; орудий разных калибров было выпущено в этом году не менее 130 тыс. В общем, как писал в 1943 г. нарком вооружения Д.Ф. Устинов, "плотность артиллерийского огня, большая насыщенность каждого километра фронта… стала теперь обычным явлением". С начала 1943 г. резко возросла и огневая мощь пехотных войск; в 1943 г. число пистолетов-пулеметов увеличилось втрое, а легких и тяжелых пулеметов - в 2,5 раза по сравнению с 1942 г. Огромное превосходство в огневой мощи, которым обладала в 1941 г. немецкая пехота, отошло в прошлое. Нетрудно понять, какое значение это имело для морального состояния советских воинов. Немецкий автоматчик не вызывал уже, как в 1941 г., ужаса или отчаяния; фактически каждый советский солдат сам теперь был автоматчиком. Другой важной проблемой было производство продуктов питания. В ходе войны в армию было призвано почти все трудоспособное мужское население деревни и для нужд армии изъято огромное количество тракторов и лошадей. И все же оставшееся в деревнях население, состоявшее почти исключительно из Женщин, подростков и стариков, трудилось героически, зачастую в самых ужасных условиях, чтобы давать стране продовольствие. В качестве тягловой силы широко использовались коровы, и известны даже случаи, когда Женщины сами впрягались в плуги. Здесь еще больше, чем на заводах, Женщины глубоко сознавали, что они работают для своих сыновей, мужей и братьев, ушедших сражаться с немцами. О том, какой острый характер приняла продовольственная проблема, можно судить по тому, что в 1942 г. в СССР осталось только 58% довоенных посевных площадей, остальная же часть была оккупирована немцами. В 1943 г., после освобождения Северного Кавказа и других территорий, посевные площади увеличились до 63% довоенных, но поголовье рогатого скота составляло только 62% небогатого довоенного поголовья, поголовье лошадей - 37%, а поголовье свиней - 20%. Очень сильно снизилось производство искусственных удобрений, а для остававшихся еще в сельском хозяйстве тракторов часто не хватало бензина. И все же фактом является то, что удалось избежать острой нехватки продовольствия. В городах продовольственное снабжение было все время крайне скудным, особенно снабжение иждивенцев, получавших мизерные пайки; но армия питалась неплохо, особенно начиная с 1943 г. То же самое можно сказать и о большинстве квалифицированных рабочих в промышленности. Вполне очевидно, что в улучшении продовольственного снабжения армии, особенно с начала 1943 г., заметную роль сыграли поставки по Ленд-лизу. Огромное значение для Красной Армии имели также все возраставшие поставки автомашин "студебеккер", "додж" и "виллис", которые в очень значительной мере способствовали повышению маневренности Красной Армии. Во время боев под Сталинградом они встречались еще не слишком часто, но, как мне известно по собственному опыту, начиная примерно с марта 1943 г. они стали непременной частью боевой техники на всех фронтах. Эти грузовики и джипы, безусловно, способствовали приданию Красной Армии "нового облика" и непрерывному росту её колоссальной боевой мощи после Сталинграда. Вопрос об американской, английской и канадской помощи Советскому Союзу имел свои политические и психологические аспекты. В 1942 г. помощь со стороны союзников, безусловно, не принималась особенно всерьез: в 1941-1942 гг. поставки из Америки грузов составили лишь 1,2 млн. т, а поставки из Англии - 532 тыс. т. Некоторые виды тяжелого вооружения, полученные в этом году (самолеты "харрикейн", танки "матильда" и т.п.), оказались неудовлетворительными. В 1943 г. английские поставки остались на том же уровне, тогда как американские поставки резко возросли, увеличившись до 4,1 млн. т (а если считать и первые четыре месяца 1944 г. - то превысили 6 млн. т). Сюда входило и более 2 млн. т продовольствия. Кроме этого, за период с 22 июня 1941 г. по 30 апреля 1944 г. США отправили Советскому Союзу следующие материалы: 6430 самолетов 3734 танка 10 минных тральщиков 12 канонерских лодок 82 корабля меньшего тоннажа 210 тыс. автомашин 3 тыс. зенитных орудий 1111 зенитных управляемых реактивных снарядов "эрликон" 23 млн. ярдов армейского сукна 2 млн. покрышек 476 тыс. т высокооктанового авиационного бензина 99 тыс. т алюминия и дюралюминия 184 тыс. т меди и изделий из меди 42 тыс. т цинка 6,5 тыс. т никеля 1,2 млн. т стали и стальных изделий 20 тыс. станков 17 тыс. мотоциклов 991 млн. патронов 22 млн. снарядов 88 тыс. т пороха 130 тыс. т тринитротолуола 1,2 млн. км телефонного провода 245 тыс. телефонных аппаратов 5,5 млн. пар армейской обуви Другое промышленное оборудование на сумму 257 млн. долларов (включая оборудование нефтеперегонных заводов, энергосиловое оборудование, экскаваторы, краны, паровозы и т.п.) За период с 22 июня 1941 г. по 30 апреля 1944 г. Англия отправила в Советский Союз грузов весом 1150 тыс. т, из которых прибыло 1041 тыс. т. Сюда входили: 5800 самолетов 4292 танка 12 минных тральщиков 103 тыс. т каучука 35 тыс. т алюминия 33 тыс. т меди 29 тыс. т олова 48 тыс. т свинца 93 тыс. т джута Кроме того, Англия поставила небольшие количества других сырьевых материалов, взрывчатых веществ, снарядов и прочих военных материалов, а также свыше 6 тыс. станков и другого промышленного оборудования на сумму 14 млн. фунтов стерлингов. Общая стоимость канадских поставок за тот же период составила около 355 млн. долл.; сюда входило 1188 танков, 842 бронетранспортера, около миллиона снарядов, 36 тыс. т алюминия и 208 тыс. т пшеницы и муки, помимо других более мелких поставок172. К концу войны эти цифры стали еще выше. По словам генерала Дина, с октября 1941 г. и до конца войны в Россию было отгружено свыше 15 млн. т поставок. По его мнению, важнейшими из них были следующие: 1) 427 тыс. грузовиков, 13 тыс. боевых машин, свыше 2 тыс. машин артиллерийско-технической службы и 35 тыс. мотоциклов; 2) нефтепродукты (2670 тыс. т); 3) продовольствие (4478 тыс. т), включая муку. "Считая, что численность Красной Армии составляла 12 млн. человек, это означало, что на каждого из них приходилось по 200 г пищевых концентратов в день"; 4) железнодорожное оборудование. Всего, говорит Дин, вместе с огромным количеством других товаров (медикаментов, одежды, обуви и т.д.), "стоимость наших поставок и услуг составила около 11 млрд. долл. Даже если и не они обеспечили русским победу, эти поставки, безусловно, принесли им большую пользу"173. Эти цифры выглядят внушительно. Видно, например, что значительная часть обуви и обмундирования для Красной Армии была изготовлена в Америке и что Америка и Англия поставляли также большое количество стратегического сырья, авиационного бензина и многое другое. Самолетов и танков, хотя и неодинаково хорошего качества, тоже было отправлено не так уж мало. Но все же они составляли сравнительно небольшой процент всех самолетов и танков, переданных на вооружение Красной Армии. По данным, содержавшимся в выступлении Сталина перед избирателями в 1946 г., за последние три года войны в Советском Союзе было выпущено около 100 тыс. танков, 120 тыс. самолетов, 360 тыс. орудий, свыше 1,2 млн. пулеметов, 6 млн. автоматов, 9 млн. винтовок, 300 тыс. минометов, около 700 млн. снарядов, около 20 млрд. патронов и т.д. Если считать приведенные Сталиным цифры правильными, то они свидетельствуют, что тяжелое вооружение, поставленное союзниками (танки и самолеты), составило примерно 10-15% общего его количества. В своей книге "Военная экономика Советского Союза", опубликованной в 1948 г., председатель Госплана Н. Вознесенский утверждал, что поставки союзников в 1941, 1942 и 1943 гг. составили лишь 4% всей продукции Советского Союза. Но эта цифра скорее дезориентировала, ибо 1941 г. вообще нельзя считать годом Ленд-лиза, а 1944 г., когда поставки союзников достигли максимального уровня, был вовсе не принят во внимание Вознесенским. Исходя из своих личных наблюдений, я могу сказать, что начиная с 1943 г. Красная Армия, безусловно, ценила всякую помощь со стороны Запада, будь это самолеты "аэрокобра" и "киттихаук", автомашины "додж" и джипы, мясные консервы, армейская обувь или медикаменты. Особенно высоко ценились автомашины. Фактом остается и то, что сырьевые материалы, поступавшие от союзников, были огромным подспорьем советским оборонным предприятиям. Но это все же не устраняло острой психологической проблемы, создавшейся в результате того простого факта, что русские теряли в войне миллионы людей, а людские потери англичан и американцев были несравненно меньше. Отчасти именно из-за этих настроений в стране Советское правительство предпочитало как можно меньше говорить о поставках с Запада. Понятно, что такая позиция вызывала недовольство Запада, и первый крупный инцидент из-за "неблагодарности" русских произошел в марте 1943 г., когда посол США в Москве адмирал Стэндли пожаловался на пресс-конференции на "неблагодарное" отношение советских властей к частным пожертвованиям в "Фонд помощи России" и к американской помощи вообще. Русским очень не понравился этот протест, тем не менее несколько дней спустя советская печать опубликовала очень подробное сообщение о заявлении Стеттиниуса, в котором указывалось, сколько именно материалов было отправлено из США в Советский Союз с начала войны. Важно было, как указывал Стэндли, умиротворить конгресс, в котором эти обвинения русских в неблагодарности вызвали много шума174. Но, хотя это внезапное признание помощи со стороны Запада в советской печати в марте 1943 г. и было вызвано выступлением Стэндли, здесь видна была и Политика дальнего прицела. Сталин уже готовился к Тегеранской конференции и думал о мире, который установит Большая тройка. Советское правительство в течение всего 1943 г. относилось к Западу гораздо лучше, чем когда-либо в прошлом. Как это ни парадоксально, в своих официальных высказываниях оно проявляло больше благосклонности к Западу, чем советский народ в целом. Стремительное продвижение советских войск в зимнюю кампанию 1942/43 г. от Сталинграда до Харькова и дальше и вынужденное отступление немцев с Кавказа были не единственными крупными успехами Красной Армии в этот период. После всех потерь, которые немцы и их союзники понесли на юге, им явно все больше и больше не хватало обученных войск. Этим в значительной степени и объясняется принятое ими в марте 1943 г. решение оставить плацдарм Гжатск, Вязьма, Ржев, этот "нацеленный на Москву кинжал", за который они так яростно цеплялись после первых же поражений, понесенных ими в России зимой 1941/42 г. Читатель, вероятно, помнит, что, хотя русские и отогнали немцев от Москвы на широком фронте, им не удалось выбить их с плацдарма Гжатск, Вязьма, Ржев в каких-нибудь 150 километрах от столицы. В течение всего "трудного лета" 1942 г. этот немецкий плацдарм оставался потенциальной угрозой для Москвы, но главной заботой русских была не столько перспектива наступления немцев на столицу, сколько возможность того, что они попытаются удерживать плацдарм минимальными силами, а остальные войска перебросят на юг, для наступления на Сталинград и Кавказ. Поэтому на протяжении всего лета и осени 1942 г. советское командование старалось во что бы то ни стало сковать как можно больше немецких войск к западу от Москвы, непрерывно атакуя и изматывая их. Бои под Ржевом были из числа самых тяжелых, какие когда-либо приходилось вести советским войскам. Они атаковали сильно укрепленные позиции немцев и несли гораздо большие потери, чем немцы; военные действия носили такой ожесточенный характер, что пленных было очень мало. Я побывал на ржевском участке фронта дождливой осенью 1942 г., после того как советские части ценой страшных потерь вернули несколько деревень, но от окраин Ржева немцы их каждый раз отбрасывали. Меня поразило, с какой огромной горечью офицеры и солдаты говорили о своей неблагодарной задаче. Дороги той осенью походили на реки грязи, и бесконечному количеству санитарных машин приходилось ехать по тряскому "ковру" из срубленных деревьев, уложенных на дороге, что было мучительно для раненых. В эту осень я видел в нескольких освобожденных Красной Армией деревнях частицу того, что представляла собой немецкая "Политика пустыни". Так, в селе Погорелое Городище значительная часть населения погибла от голода; многих жителей немцы расстреляли, а некоторых угнали в рабство в Германию, само же село было почти полностью разрушено. Теперь, в марте 1943 г., немцы, опасаясь, что русские войска обойдут их с юга (и в конечном счете возьмут немцев в большое окружение "между Москвой и Смоленском", чего им не удалось сделать в феврале 1942 г.), просто отошли с московского плацдарма, хотя и с упорными арьергардными боями, особенно под Вязьмой; при этом они совершили столько разрушений, сколько им позволило время. Опубликованное 7 апреля 1943 г. официальное советское сообщение о результатах "Политики пустыни", которую немцы систематически проводили в районах к западу от Москвы, освобожденных теперь русскими, явилось ужасающим перечнем массовых расстрелов, убийств и повешений, изнасилований, истязаний и истребления голодом советских военнопленных, увода многих тысяч людей в немецкое рабство. По сравнению со всем этим бледнели даже расправы немцев в Харькове. В сообщении отмечалось, что расстрелы гражданского населения в большинстве случаев производили сами немецкие войска, а не гестаповцы и СД. Города были почти полностью уничтожены, как я и сам мог в этом скоро убедиться. В Вязьме из 5500 зданий уцелел лишь 51 небольшой дом; в Гжатске из 1600-300; в старинном городе Ржеве из 5443-495. Все знаменитые церкви были разрушены. Жителей немцы нарочно морили голодом. Только из этих трех небольших городов 15 тыс. человек было угнано в Германию. В деревнях положение было немногим лучше: так, в Сычевском районе из 248 деревень немцы сожгли 137. В списке военных преступников, содержавшемся в этом сообщении, на первых местах стояли имена командующего 9-й германской армией генерал-полковника Моделя и других командиров, которые "несли личную ответственность" за эти злодеяния. В сообщении отмечалось, что разрушение городов и сел было "не случайным, а являлось частью сознательной Политики истребления", которая в этих исконно русских районах проводилась еще более методически, чем в других местах. Естественно, что по мере продвижения Красной Армии все дальше на запад её гнев при виде всех этих зверств и разрушений нарастал. В начале 1943 г. Красная Армия одержала еще две крупные военные победы: она захватила стратегически важный демянский выступ к северу от Смоленска, а после нескольких дней исключительно тяжелых боев, когда войска Ленинградского фронта двинулись в восточном направлении, а войска Волховского фронта - в западном, через немецкий выступ у Ладожского озера, добилась еще большего успеха, прорвав сухопутную блокаду Ленинграда на участке шириной более 10 км. Через эту брешь, в которой оказался и город Шлиссельбург, за несколько недель была проложена железнодорожная ветка, соединившая Ленинград с Большой землей. Поездам приходилось идти по непрерывно обстреливавшемуся коридору, что требовало от железнодорожников огромного мужества. Но, несмотря на это, железная дорога, проходившая по "коридору смерти", как его называли, продолжала функционировать, и мысль о том, что они уже не отрезаны полностью от Большой земли, поднимала дух 600-тысячного населения Ленинграда. Тем не менее город еще год жил под артиллерийскими обстрелами немцев. В общем положение было удовлетворительное. Однако мощное контрнаступление немцев, которое началось в конце февраля и привело к потере Красной Армией Харькова, Белгорода и значительной части Северного Донбасса, испортило под конец итоги славного зимнего наступления. В своем приказе от 23 февраля Сталин дал высокую оценку зимнему наступлению Красной Армии, заявив, что "началось массовое изгнание врага из Советской страны". Но в то же время он предостерег армию и страну против чрезмерного Оптимизма, несомненно предвидя еще серьезные трудности. "Враг потерпел поражение, но он еще не побежден. Немецко-фашистская армия переживает кризис… но это еще не значит, что она не может оправиться. Борьба… еще не кончена, - она только развертывается и разгорается. Глупо было бы полагать, что немцы покинут без боя хотя бы километр нашей земли". Заявление Сталина было примечательным в двух отношениях: во-первых, оно было предупреждением Красной Армии, что еще её ждут суровые бои, как это вскоре и доказали события. Во-вторых, из всех выступлений Сталина за время войны это было наименее лестным по отношению к союзникам. Не упоминая о Северной Африке, где успехи союзников в то время были очень небольшие, Сталин заявил, что "Красная Армия несет одна всю тяжесть войны". К комплиментам, которые он высказал по адресу союзников в ноябре 1942 г. в связи с их высадкой в Северной Африке, он теперь не счел нужным что-либо добавить. То, что делали союзники, не выдерживало никакого сравнения со Сталинградом и другими победами русских. Но еще больше рассердило англичан и американцев то, что, дав высокую оценку работе советской промышленности, Сталин ни словом не обмолвился о Ленд-лизе и других поставках с Запада, которые начали теперь поступать в очень больших количествах, частью по недавно реконструированному пути через Иран. Фактически именно этот приказ Сталина от 23 февраля и лежал в основе "инцидента со Стэндли". На протяжении остального периода 1943 г. советская внешняя Политика характеризовалась, с одной стороны, почти все время возраставшей сердечностью по отношению к США и Англии (что объяснялось подготовкой к Тегеранской конференции, которая состоялась в конце года), с другой же - крайне "антизападной" позицией в вопросе о Польше. Уже тогда создавалось впечатление, что Сталин, несмотря на его стремление поддерживать как можно лучшие отношения с западными союзниками, твердо решил, что проблему Польши Советский Союз будет решать самостоятельно. Именно эта проблема и стала самым серьезным испытанием; как отметил де Голль во время своего визита в Москву в конце 1944 г., этот вопрос был главным предметом его [Сталина] страсти и занимал центральное место в его Политике. С конца марта и до начала июля на советско-германском фронте наблюдалось относительное затишье - по существу, самый длительный период затишья с того момента и до конца войны. Но обе стороны лихорадочно готовились к летней кампании, которая началась 5 июля величайшей Курской битвой - последним крупным сражением, которое гитлеровские генералы (Правда, не все) все еще надеялись выиграть, рассчитывая главным образом на свои новые танки "пантера" и "тигр" и самоходные артиллерийские установки "фердинанд". И все же через несколько дней немцы проиграли это сражение, а русские смогли пробиться к Днепру и, форсировав его, двинуться дальше. Но это длительное, трехмесячное, затишье ознаменовалось очень важными политическими событиями, такими, как дальнейшее сближение СССР с Англией и Соединенными Штатами Америки, а также разрыв СССР с польским эмигрантским правительством в Лондоне и закладка фундамента для совершенно нового режима в Польше. Оглавление   www.pseudology.org