Николай Владимирович Палибин
Записки советского адвоката
Уголовный кодекс 1926 года Особенная часть
Особенная часть УК РСФСР распадается на несколько глав:
 
1. Контрреволюционные преступления.
2. Преступления против порядка управления.
3. Должностные преступления.
4. Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности.
5. Имущественные преступления.
6. Действия против отделения церкви от государства.
7. Воинские преступления.
8. Преступления хозяйственные.
 
Начинается Особенная часть Уголовного кодекса статьей 58-1, где дается общее понятие о контрреволюционных преступлениях: это деяния, направленные к подрыву или ослаблению власти трудящихся или внешней безопасности СССР. Затем следует статья 58 со значками 2, 3, 4, 5 и т.д., где указаны уже конкретные случаи преступлений, имеющие указанную цель.

За всю свою многолетнюю практику я знал лишь два дела, когда обвиняемый действительно ставил своей целью "свержение власти трудящихся"; но в каждом так называемом политическом деле обвиняемому эти мотивы "пришивались". Например, юрисконсульт пропустил срок для предъявления иска. Ему ставятся в вину контрреволюционные мотивы, т.е. желание подорвать экономическое состояние предприятия с целью восстановления власти буржуазии, а вовсе не халатное отношение к своим обязанностям.
 
Падеж телят в колхозе: пришивается также контрреволюционный умысел подрыва советской экономики с целью восстановления власти буржуазии и свержения власти трудящихся. Амбарный клещ в зерне - то же самое. И везде обвиняемому предъявляется один из пунктов 58-й статьи Уголовного кодекса.

Два случая прямых контрреволюционных действий, которые я знал, следующие
 
Есаул Кубанского казачьего войска Рябоконь несколько лет сидел в камышах и плавнях в районе ст. Черноерковной, Гривенской и хутора Лебеди и с верными ему друзьями уничтожал коммунистов, являясь неожиданно или на заседания станичного Совета, или в кино, или перехватывая их на дорогах. По своему геройству, отваге и мужеству это был легендарный человек. Он погиб от руки предателя, проникшего в его небольшой отряд и ранившего его в обе руки из револьвера, когда к месту стоянки Рябоконя подходил отряд чекистов. Рябоконь был схвачен и увезен в Москву вместе со своим сыном на муки и казнь.

Другой случай. Казак Кубанского казачьего войска Козлов, также вместе со своей дочерью скрывавшийся несколько лет в горах возле гор. Майкопа. От их руки легло немало коммунистов. Эти люди, отрезанные от всего мира, вдвоем вели борьбу против организованного государственного бандитизма. Их предал пасечник, к которому они иногда заходили, считая его верным человеком: недоносительство по политическим делам также наказывалось, причем исключений не делалось даже для ближайших родственников.

Впрочем, близкие родственники иногда доносили добровольно. На железнодорожного машиниста Фунтикова, ведшего по приказу англичан поезд с 26-ю бакинскими комиссарами из Красноводска вглубь закаспийских песков, где комиссары были расстреляны, донесла дочь. Защищал обвиняемого перед революционным судом присяжный поверенный Михаил Александрович Кланк. Не знаю, уцелел ли он после этого процесса, но бесследно пройти для него он не мог.

Пароход вышел из Баку, держа курс на Астрахань, где были в это время большевики , но матросы, не желая попадать в руки большевиков , потребовали повернуть на Красноводск, где в это время были англичане, которым и выдали комиссаров. Конечно, Фунтиков, простой машинист ст. Красноводск, не имел отношения к этому событию, но беда его была в том, что он в свое время был меньшевиком. И за это он заплатил жизнью.

58-я статья карает за службу в Белых армиях, службу на ответственных и секретных должностях при старом режиме, шпионаж, бандитизм, саботаж, вредительство, экономическую контрреволюцию и антисоветскую агитацию. Этими "агитаторами" заполнена, наверное, половина всех советских концлагерей.

Есть определение Верховного суда о том, что 58-я статья распространительному толкованию не подлежит
 
Между тем, по этой статье отправляли в Сибирь за рассказ антисоветского анекдота, за слушание радиопередач из-за границы, за выражение неудовольствия в очередях, за ссору с председателем... Один продавец ларька был осужден за то, что завернул селедку в кусок газеты, где был напечатан большой портрет Сталина. Был и такой случай. В окнах библиотеки были выставлены две картины: на одной изображалась семья голодного немецкого рабочего, сидящая за столом перед пустыми тарелками, на другой - довольная, сытая, хорошо одетая семья советского рабочего, а на столе перед ней - полные тарелки дымящейся пищи. Внизу надписи: "У них", "У нас".
 
Один прохожий сказал: "Надписи перепутали". За это он получил 8 лет лагерей. Около таких картин дежурят энкаведешники в штатском и "ловят рыбку". Еще ловят людей гадалки (им разрешается ругать в разговорах с клиентами советскую власть, чтобы заслужить доверие посетителей). Иногда этих предсказателей будущего арестовывало НКВД, для камуфляжа, и затем освобождало.

На заседании сельсовета один крестьянин не выдержал и пустился в критику. Может быть, он где-нибудь слышал, что Сталин поощряет критику и самокритику. Он сказал: таких, как у нас, председателей три: один сидит под мостом, другой у кобылы под хвостом, а третий у нас за столом. Он был тут же схвачен и затем осужден на 10 лет. Никакого призыва к свержению советской власти не было: он критиковал личность председателя.

Как только человека сажают, начинает собираться "материал". Первое - это социальное положение. Оказывается, в эпоху НЭПа он торговал на базаре иголками, камушками для зажигалок, таблетками сахарина, т.е. выбирал патент на нетрудовое занятие. Второе - связь с заграницей: оказывается, и тут неблагополучно: какой-нибудь племянник во Франции. Третье - на производстве не выполнял норм выработки, не посещал профсоюзных собраний. Имеет выговор за опоздание на две минуты на работу. Подписался на заем в меньшем размере, чем постановлено на общем собрании коллективом рабочих и служащих. Соблюдает религиозные праздники: Рождество, Пасху. Не имеет в своем жилище портретов вождей. А тут еще какой-нибудь сексот из сослуживцев подкинет "материал" - вот вам и личность контрреволюционера, вполне установленная.

В эпоху НЭПа статьи 58-7 (вредительство), 58-14 (контрреволюционный саботаж), 58-10 (агитация) были заморожены и не применялись. Но затем, отогретые восходящим солнцем социализма, эти страшные удавы поднялись во весь рост. Притаилась также до поры до времени и статья 61 Уголовного кодекса из отдела преступлений "против порядка управления". Она преследует за неплатеж налогов и невыполнение государственных обязательств. Этот вид змеи нападает на человека всегда втроем: одна самка и два самца.
 
Самка - это фининспектура, самцы - это сельсовет и нарсуд
 
Укусы их не вызывают мгновенной смерти, она наступает после продолжительных мучений, как мною было описано в случае с Василием Ивановичем в ст. Тульской. Единственное средство против их укуса - это потерять личную свободу и свободу труда, т.е. поступить в колхоз или артель. Но есть люди, которые не могут воспользоваться этим лекарством: это кулаки и лишенцы - они гибнут. Ст. 61 распадается на три части, по третьей части определено наказание в два года лишения свободы и ссылка после этого сроком на 5 лет.
 
Эта часть применяется, когда преступление признается "злостным". Однако позволительно спросить: раз человек не уплатил налога, или не выполнил плана поставок хлеба, молока, мяса, яиц или шерсти, не запахал положенной ему по плану земли - то почему, как только человек представляет справку в суд, что он вступил в колхоз, дело прекращается? Ведь крестьянин преследовался за задания, невыполненные в прошлом.

Далее идет ст. 74 Уголовного кодекса, также из отдела преступлений "против порядка управления". Она говорит о действиях, сопряженных с явным неуважением к обществу, т.е. о хулиганстве.
Представьте себе, на первый день Пасхи по главной улице города едет извозчик. Калека лошадь припадает на одну ногу и еле-еле тащит дрожки, в которых сидят три священника в церковном облачении. У всех у них растрепаны бороды и волосы, носы и щеки горят, они пьяны, клобуки и скуфьи сбились набок, в руках - крест и Евангелие.
 
Один горланит "аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя", другой вопит "Христос Воскресе из мертвых", третий тоже что-то кричит. Они машут крестами и Евангелием, как бы благословляя идущий по тротуару народ. Привлек ли прокурор, этот "блюститель законности", кого-нибудь за хулиганство, то есть за действия, сопряженные с явным неуважением к верованиям народа? Нет. Согласно главе Уголовного кодекса "Об отделении церкви от государства", объявлена свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды. Вот эту свободу антирелигиозной пропаганды и защищает прокурор. Если бы настоящие священники позволили себе идти или ехать и благопристойно благословлять народ, с ними поступили бы совсем иначе, несмотря на закон о "свободе религиозной пропаганды".

Мне не известны случаи, чтоб прокурор привлек партийцев, комсомольцев и комсомолок к ответственности за хулиганство, за то, что они в Светлое Христово Воскресенье, когда весь народ стоит в церкви и дожидается торжественного момента, идут вокруг церкви с факелами, бьют в сковородки, кастрюли и ведра палками, горланят, свистят, мяукают - это тоже называется правом на антирелигиозную пропаганду. И в обязанности прокурора входит защита этого права.

Я не говорю о мелких бытовых делах, которые разрешаются по закону" только в том случае, если судья не получил взятки или телефонного звонка из вышестоящей организации, - я говорю об общей системе советских законов и судопроизводства. По закону прокурор может вступить в любое гражданское дело на стороне истца или ответчика, когда этого требуют интересы государства или трудящихся.
 
Приведу такой пример
 
В народном суде 2-го участка города Екатеринодара разбиралось алиментное дело. Истица требовала с крупного партийца средства на содержание прижитого от него ребенка. Тот отрицал отцовство. Для защиты партийного тунеядца, т.е. на стороне ответчика, выступал прокурор, подвергая истицу оскорбительным допросам и издевательствам. Суд в иске, конечно, отказал. Истица, придя домой, отравилась и оставила записку: "На суде я говорила правду. В смерти моей прошу винить прокурора".

Или когда из мужика нужно выпить последнюю каплю крови - прокурор тут как тут. Да оно и понятно. Поскольку по "учению" Маркса - Ленина - Сталина крестьянство является классом, в руках которого находятся орудия и средства производства: лошади, волы, телеги, бороны, сохи, а главное - земля, то крестьянин, как представитель класса мелкой буржуазии, враждебен пролетарской "философии". Отсюда вся ненависть и жестокость коммунистов к этому классу.

Приезжает прокурор "тов. Доценко", бывший сотрудник НКВД, в колхоз. Как во всяком другом колхозе, здесь прорывы: или весенняя, или осенняя пахота сделаны не вовремя, или зерно не протравлено формалином до посева, или падеж телят, или инвентарь не отремонтирован, или же, обычно, всё вместе. А еще хуже, если первая заповедь не выполнена: хлебозаготовка!

Так как он с дороги голодный, ему сейчас же подают, смотря по сезону, либо яблоки и мед, либо яичницу в десять глазков, либо жареную баранину. Пожирая все это, он требует статистические и бухгалтерские данные, он уже знает "слабину", присущую каждому колхозу. Тычет пальцами в графы, обнаруживает отставание, невыполнение, прорывы и нагоняет на всех холоду. Правлению и бухгалтеру уже мерещится если не 58-7, то во всяком случае ст. 109 Уголовного кодекса, т.е. должностное преступление. Закончив эту протирку с песком, он спрашивает:

- А я слышал, у вас поросята продаются. Почем живой вес?
- Как же, как же, товарищ прокурор, продаем 2 руб. 50 коп. за килограмм живого веса.
- Ну, так отберите мне килограмм десять, да получше.

Он платит под квитанцию 25 рублей. Поросенка он не берет. Неудобно: скажут - прокурор взял взятку поросенком. Прокурору его привезут. И действительно, месяца через два ему привозят резанного, откормленного и отделанного уже кабана пудов на шесть. Ему по крайней мере девять или десять месяцев. Он на базаре стоит три или четыре тысячи рублей. Прокурору, чтоб заработать эти деньги, служить нужно не менее полугода.

- Сколько я вам должен заплатить за корм?
- Помилуйте, ничего. Он у нас в колхозном стаде гулял в степи.

Что это, злоупотребление властью, вымогательство или взятка? То же самое и с мануфактурой. Через задние двери, вне очереди набирается в "раймаге", т.е. в районном магазине, рублей на двести-триста мануфактуры, затем она реализуется на базаре в городе, через тещу или мамашу, и выручается тысячи две или три. А как хорошо одеваются все арбитры, сравнительно с остальным населением! И костюмчики, и обувь приличная, и белье. Просто они разбирают споры между хозяйственными организациями, а потому "задние двери" для них везде открыты. Это не взятки , это просто любезность со стороны хозяйственников.

Я не ставлю себе целью полный анализ советского Уголовного кодекса, но касаюсь лишь наиболее ходовых статей и стараюсь их иллюстрировать случаями из моей судебной практики.
 
Остановлюсь еще на главе "Отделение церкви от государства"
 
Религия объявлена частным делом каждого. Никаким покровительством от государства она не пользуется. Церковь лишена прав юридического лица, не может иметь никакого имущества. Всякие публичные религиозные церемонии возможны лишь с разрешения местного исполкома, которое получить, конечно, нельзя. Службы совершаются в храмах, являющихся собственностью государства. Они сдаются группам верующих в бесплатное арендное пользование.
 
Однако священник обычно облагается таким неимоверным налогом, что прихожане должны собирать для него деньги, чтобы он не был предан суду по ст. 61 УК за неуплату налога, что карается тюремным заключением и закрытием храма. В сельской местности, если священник имеет неосторожность завести десяток кур, он получает на них и "задание". Один мой клиент, дьякон, принес мне окладной лист на сдачу пяти тысяч яиц. У него было десять кур. Обычная норма налога для крестьянина 150 яиц с курицы в год; с него же брали - 500 штук. В сельском Совете ему сказали, что если его куры не несут по 500 яиц, пусть, мол, заводит больше кур, но задание снизить отказались. Нужно ли говорить, что если бы он завел сто кур, то получил бы задание на пятьдесят тысяч яиц?
 
Таким образом, недостающие яйца он должен был собрать с прихожан, с тех самых, с которых он собирал и недостающие деньги для налога. Так что церковь играла при этом еще и роль сборщика налогов.

Я не буду рассказывать о том, что всем известно, - что все священство в конце концов было убито, замучено или сослано; что в станице Дондуковской, например, священник был поставлен зимой в отхожее место и его поливали водой до тех пор, пока он не превратился в бесформенную ледяную массу. Храмы были частью разрушены, частью превращены в клубы и зернохранилища. Однако кое-где уцелели часовни на кладбищах, чтобы люди не закапывали где попало покойников. В этих часовнях уцелели священники, но почти все они сотрудничали с НКВД.
 
Расскажу известные мне случаи

В станице Медведовской был убит местный активист-коммунист. Исчез он бесследно. Каких-либо следов преступления не было обнаружено. Прошло 5 лет. Все забыли об этом событии. Но вот к священнику при кладбищенской церкви пришла одна женщина исповедаться. Она сказала, что ее мучит один грех, и созналась, что она участвовала в убийстве активиста. Священник выспросил, кто были соучастники, и на следующий день все были арестованы, а затем казнены.

В почтовом отделении Кореновского района ввиду зимней распутицы скопилось много почты. На помощь почтальонам были мобилизованы несколько учеников местной школы для ее разбора. Один из учеников принес мне выкраденное им письмо, адресованное в местный НКВД. Мы его, конечно, вскрыли. В нем была информация об общем состоянии умов в одной из станиц, перечислены поименно неблагонадежные лица. Автором был священник кладбищенской церкви, он перечислял, кто говел, кто прикладывается всегда к кресту, кто усердно посещает церковь и т.д. Впрочем, и эти чудом спасшиеся священники платили высокие налоги, которые перекладывали на прихожан.

Но я видел и других священников, замаскировавшихся в разных бухгалтеров, парикмахеров, продавцов... Я видел одного священника, который просидел под полом в коровнике 9 лет, не видя божьего света. Это был редкий случай конспирации. Несколько верующих женщин свято хранили эту тайну.

Делами церкви - конечно, кроме НКВД ведал официально пятый отдел НКЮ, а ныне - министерства юстиции. Одним из консультантов его является бывший профессор Московского университета Гидулянов. Я у него сдавал государственный экзамен по церковному праву. В 1913 году он был даже ректором Московского университета. Он на меня производил впечатление робкого и безвольного человека. Как я уже упоминал, под его редакцией вышла довольно объемистая книга.
 
Это был сборник Циркуляров, разъяснений, декретов и решений Верховного суда по религиозным делам. Если судить по этой книге, в основу советской политики по религиозным делам положены разумные гуманные взгляды и принципы полной свободы и веротерпимости, но если взглянуть на разрушенные и оскверненные храмы, если вспомнить всех замученных и убиенных служителей Христа, вспомнить всех сосланных в Сибирь на тяжкие работы, которые так и поехали, держа в руках эту книгу профессора Гидулянова, тщетно надеясь, может быть, с места ссылки обжаловать приговор тройки, пятерки или суда, - то станет ясно, что все эти циркуляры, решения, разъяснения существуют только для экспорта и пропаганды.

* * *

Заканчивая повесть об Уголовном кодексе, я хочу остановиться еще на двух статьях: 107-й и 169-й УК РСФСР. Статья 107 преследует спекуляцию. В законе она определена так: "Скупка и перепродажа частным лицам в целях наживы (спекуляция) продуктов сельского хозяйства и предметов массового потребления" карается лишением свободы на срок не ниже пяти лет с полной или частичной конфискацией имущества.
 
Верховный суд разъяснил в одном из своих определений, что статья 107 должна применяться лишь в тех случаях, когда установлено, что обвиняемый занимался этим как промыслом, что эти деяния были источником его существования, что единичные случаи перепродажи трудящимся не содержат состава преступления. Казалось бы - логичные и стройные рассуждения. Однако из судебной практики видно, что статья 107 применяется судами вовсе не в случаях спекуляции, а по совершенно другим поводам. Задачей ее является ликвидация остатков "единоличного сектора" и перевод населения на социалистические рельсы. Впрочем, в эпоху НЭПа она не применялась. Эта статья есть детище зрелого социализма.

Перед судейским столом стоит бедно одетый рабочий без пиджака, в одной рубашке и бумажных брюках. Рядом с ним его жена, босая, в ситцевой юбке и кофточке, на руках у нее грудной ребенок, завернутый в разное рванье; другого ребенка, также босого, она держит за руку. Сзади них на скамье подсудимых сидит старая и глухая женщина с костылем в руках. Она тоже бедно одета, на голове у нее белый платок. На судейском столе лежат вещественные доказательства совершенного преступления: железная кастрюлька емкостью в 2 литра, деревянная доска размером в шахматную доску, деревянная круглая каталка (скалка), несколько маленьких жестяных формочек в виде лошадиной головы (коники), стручкового перца и т.д.

Сущность дела такова: рабочий местного металлургического завода, получая 150 руб. жалования и не имея поэтому возможности прокормить семью, возвращаясь с работы домой, делал из сахара и муки с добавлением краски подобие конфет (так называемые марафеты) в виде коников, перчиков и других изображений. Жена его, выходя на улицу, ставила табуретку, раскладывала на ней товар и продавала эти "кондитерские изделия" на окраине города местным детишкам.
 
В то время, когда она лежала в родильном доме и разрешилась ребенком, которого и принесла в суд, "реализовывала продукцию" их соседка, старуха 84 лет. Вслушиваясь в разбор дела и отстраняя рукой платок от уха и опираясь на палку, она не могла понять, в чем она обвиняется, и старалась доказать, что она не обманывает своих доверителей и, продавая коников по 10 коп. и перчики по 11 коп., она правильно сдавала выручку своим хозяевам, удерживая в свою пользу лишь по одной копейке.
 
Все трое обвинялись в спекуляции, и им грозило лишение свободы на срок не менее 5 лет с конфискацией всего имущества, так как они не имели патента на кондитерское ремесло и на право торговли и использовали, кроме того, для своих изделий "дефицитные товары" - сахар и муку, как значилось в обвинительном заключении. Рабочий не имел никакого имущества, кроме орудий и средств производства, лежавших на судейском столе как вещественные доказательства, а соседка их имела крытый камышом домишко на окраине города.

Суд не удаляется на совещание и приступает к слушанию следующего дела
 
Хотя в законе и указано, что это недопустимо, так как обстоятельства одного дела могут оказать влияние на исход другого, в задачи советского суда не входит установление справедливости; ему лишь нужно провести известную судебную политику, согласно директивам партии , да и времени у советского судьи нет, так как на столе лежат еще 30-40 дел. Поэтому суд и выносит приговоры пачками, заслушав подряд 6-10 дел. И таких участков народных судей в городе с населением в 40,000 человек было всего четыре. Мне пришлось в них работать. Это был не суд, а судебные молотилки на четырех токах, где следователи и прокуроры, подхватывая людей на вилы, бросают их в молотильный барабан.

Следующее дело. Сапожник. Кому подкинет пару подметок, кому исправит каблуки, кому - заплатку. Все, конечно, вручную: шило с деревянной ручкой, молоток, нож, деревянные гвозди, дратва, ни одной машины. Не имеет патента на ремесло, не вступил в артель сапожников, не обобществил своих орудий и средств производства, и, главное, у него при обыске нашли четыре пары новых кожаных подошв, три пары стелек и одну выделанную баранью кожу. Спекулянт.

Суд удаляется на совещание. Обвиняемый простирает к уходящим руки и, растопырив пальцы и показывая ладони, восклицает:

- Товарищи судьи! Я трудящий человек, посмотрите, у меня все руки в мозолях!
- Суду понятно. Садитесь. Суд удаляется на совещание для вынесения приговора.

И это не были дела давно минувших дней, а случаи, имевшие место незадолго до войны, когда я посещал суд уже не в качестве защитника, а по должности юрисконсульта, ведя различные хозяйственные дела. И я был в душе счастлив, что, будучи исключенным из коллегии защитников, не должен уже становиться между судом и обвиняемыми, защищать этих несчастных и подвергать себя опасности быть обвиненным в срыве политической кампании, проводимой судебными органами.

Ко всему этому надо добавить еще и внесудебные расправы, учиняемые финансовыми инспекторами
 
Обнаружив "спекулянта", финансовый инспектор штрафует его за неподачу декларации, а затем исчисляет его доходность за прошлое и настоящее время, причем он не связан никакими реальными соображениями, но дело зависит исключительно от его усмотрения. Исчислив налог в десятках тысяч рублей, он обирает свою жертву до нитки, описав и продав его имущество, и отпускает его, голого и босого. И этот нищий уходит от него, оставаясь неоплатным должником, так как его жалкого имущества никогда не может хватить для погашения искусственно исчисленного чрезмерного налога. Иногда жертва остается на свободе, иногда ее еще привлекают к суду.

Однако мне могут отметить, что все же в двух описанных мною случаях - кондитера и сапожника - они виноваты в том, что, занимаясь ремеслом, не выбрали патента и не платили налога, за что карают и в странах Запада. Правда, но не надо забывать о разнице двух систем. В цивилизованных государствах налог является справедливой мерой, она заставляет людей делиться частью своих доходов в общих интересах, и государство при этом защищает и охраняет права налогоплательщика и гарантирует свободу его промысла. Кроме того, налог может содействовать развитию торговли и промышленности, т.к. он стимулирует ускорение оборота капитала и побуждает к введению различных усовершенствований в производстве. Кроме того, налог определен заранее, и будущий размер его примерно известен налогоплательщику.

В Советском Союзе налоговая система имеет совершенно другие цели: в задачу ее входит не исчисление справедливого налога, а ликвидация частного предприятия или промысла, равно как и ликвидация самой личности налогоплательщика, зараженного частнокапиталистическими инстинктами. Поэтому финансовому инспектору предоставлено широкое право "усмотрения" при исчислении налога. Таким образом, выборка патента и подача декларации о доходах связана с опасностью для имущества и жизни человека. Отсюда, как неизбежное следствие, - подпольный тайный труд. Новый вид преступления, известный только Советам: "спекуляция трудом", не наемным, а своим собственным. Обжаловать исчисление налога финансовым инспектором можно только по вышестоящей финансовой линии, но не в суде.

Каковы размеры "усмотрения" финансовых инспекторов при исчислении налога, и к чему приводят жалобы? Приведу два примера из моей практики. Один относится к 1933 году, а второй - к 1940-му. Первый случай. Деревенская семья (муж, жена и две девочки, 8-ми и 10 лет) погибала, как и все остальные, от голода. Единственным спасением была покупка коровы, так как, хотя корм был очень дорог, молоко стоило еще дороже, а потому можно было бы прокормить и семью, и корову.
 
На покупку нужно было 5000 руб. Семья мобилизовала все "внутренние ресурсы": проданы были все вещи, вся обстановка, кровати, столы, стулья, одеяла, пошли в ход обручальные кольца, ризы с икон, нательные детские золотые крестики, вырваны золотые коронки изо рта... Наконец, 5000 руб. собраны. Жена зашивает их на груди и отправляется на станцию, чтобы поехать в станицу и купить корову. Она берет с собой две бутылки керосина, чтоб продать их на базаре и на вырученные деньги купить железнодорожный билет.

Финансовый инспектор застигает ее на месте преступления, когда она получает деньги за проданный керосин. Тут же ее отводят к нему в контору. Финансовый инспектор налагает на нее штраф за невыборку торгового патента на продажу керосина, также и за неподачу декларации о доходах, исчисляет ей налог в сумме 10,000 руб. и выдает ей квитанцию на 5,000 руб., которые были обнаружены у нее при обыске. Он считает, что это деньги, вырученные от продажи керосина, они идут в счет уплаты налога. На остальную сумму он описывает их домишко, состоящий из двух комнат и кухни, и назначает его к продаже. Все мои жалобы остались без результата, и дом был продан с торгов (находятся люди, которые покупают такое имущество). В результате муж и одна из девочек умерли с голоду.

Второй случай. Рабочий служит в одном из предприятий города кузнецом по ремонту конного транспорта и ковке лошадей. Состоит членом профсоюза уже десять лет. Имеет очень ветхий дом на глухой улице города. При доме небольшая кузница, в которой работал когда-то его отец. Семья состоит из самого рабочего, его жены и четырех малолетних детей.

Разыскав у себя во дворе в хламе старые дрожки (линейку), рабочий отремонтировал ее, оковал, достал новые колеса и продал на консервный завод за 700 рублей. Финансовый инспектор, рассматривая платежные документы завода, обнаружил его расписку за полученные деньги. Он вызвал рабочего к себе, вручил ему патент на личное промысловое занятие, наложил штрафы и исчислил ему налог в размере 30000 руб. (подоходный налог плюс культналог), исходя из того, что тот имеет кузницу и занимался изготовлением экипажей в прошлом и в этом году.

Все мои жалобы в районную и краевую налоговые комиссии и, наконец, в народный комиссариат финансов остались без результата. Везде признали, что налог исчислен правильно. Я доказывал, что доверитель мой рабочий по найму уже десять лет, состоит членом профсоюза, кустарным ремеслом не занимается, что кузница эта не работает уже двадцать лет, что ремонт и продажа линейки - одноразовое мероприятие. Относительно всего сказанного мною были представлены справки с соответствующими печатями. Я просил об исчислении налога с этого единичного и случайного заработка в 700 руб. Но развалившаяся кузница и хата на куриных ножках были назначены к продаже за неплатеж налога. Затем последовали бы суд и тюрьма по ст. 107 УК РСФСР или по ст. 61 того же кодекса, так как продажа дома не покрывала исчисленного налога, даже в десятой его доле.

Что было делать? Все законные инстанции были пройдены; в суде доказывать неосновательность налога было нельзя...
 
Директор завода, где работал мой доверитель, узнав об этой истории, уволил рабочего "по сокращению штатов". Профсоюз, конечно, не оказал ему никакой помощи, хотя он обязан был это сделать. Я предложил своему доверителю вступить в колхоз, хотя бы для видимости, и принести мне об этом справку. Тот согласился: "Отчего же нет? У меня за Лабой (рекой) есть черкесы приятели, они дадут какую угодно справку, да кроме того я и поработаю у них в колхозе по ремонту инвентаря, как раз сейчас сезон".

Через два дня фининспектору была представлена справка о вступлении моего доверителя в колхоз, и, так как дом колхозника ни за какие долги описи и продаже по закону не подлежит, арест с дома был снят и торги отменены. Однако ввиду того, что вступление в колхоз было фиктивным, надо было добиться все же отмены налога.

Я подал жалобу вне всякого законного порядка в Верховный Совет, уже от имени кузнеца-колхозника, и просил об исчислении налога с суммы случайного заработка в 700 руб. Пришел ответ: "Обложение фининспектора признать неправильным и предложить исчислить налог с суммы заработка от продажи одной линейки, т.е. с 700 руб." В итоге оказалось, что рабочий был переобложен в 500 раз. Доверитель мой был настолько беден, что за мою работу принес мне вместо гонорара две соленых рыбы, которые мы с ним тут же и съели за бутылкой безалкогольного пива.

Я не хочу всем этим сказать, что в Советском Союзе нет спекуляции. Наоборот, спекулируют все: кто своей совестью и честью, кто товарами, кто тем и другим. Но ни одного человека, который бы перепродал по повышенной цене товар, купленный в магазине, я не встречал.
 
Основным же спекулянтом является советское государство
 
Так, табак покупается в колхозах за бесценок, в порядке обязательной госпоставки, и папиросы (например, "Беломорканал") обходятся фабрике по 8 коп. пачка в 25 штук. Продаются же они в магазинах Главтабак по 2 рубля пачка. Однако 1 рубль 92 коп. не считаются спекулятивным барышом, но "отчисляются в бюджет". Литр водки обходится Госспирту по 9 коп. за литр, а продавался до войны по 10 рублей за литр.
 
Итого в госбюджет - 9 руб. 91 коп. То же самое и с основными продуктами питания: хлебом, мукой, крупой, сахаром, жирами, одеждой и обувью: скупка и перепродажа по повышенным ценам, не снившимся никаким коммерсантам в мире.

Есть, конечно, и профессиональные спекулянты. Вот идет женщина через горы за 15-20 километров в станицу и покупает там сотню яиц, десяток кур, пуд кукурузы и несет все это на себе в город, чтобы перепродать "по повышенным ценам". В горах ее застигает гроза, гром, молния, но она преодолевает все стихии. Другие едут в Донецкий каменноугольный бассейн (Донбасс), который снабжается в плановом порядке "по первому поясу", а потому там можно купить две-три дюжины чулок, несколько пар обуви, калоши, мануфактурки. Все это они везут за тысячу километров в какую-нибудь трущобу Калужской или Рязанской губернии, где нет никакого снабжения.

Есть и еще один вид спекулянтов. Был в Советском Союзе известный знаток полярных областей, исследователь их и участник научных полярных экспедиций профессор Самойлович. Имя его упоминалось так же часто, как и имя другого полярного исследователя - О. Шмидта. В один прекрасный день фамилия Самойловича исчезла. Что с ним произошло, никому не было известно. Позже на одной из станций Ворошиловской железной дороги была задержана женщина. Она выходила из вагона, и у нее случайно раскрылся чемодан, из которого выпало несколько пар чулок и два-три куска мануфактуры. Это и послужило причиной ее ареста. Женщина оказалась женой профессора Самойловича и объяснила, что хотела обменять в станице чулки и мануфактуру на хлеб. За это она была предана суду и осуждена по статье о спекуляции.

* * *
Я перехожу к статье 169 УК, помещенной в главе "Имущественные преступления", и ввиду применения ее к религиозным Делам изложу ее в отдельном очерке. Текст ст. 169 гласит: "Злоупотребление доверием или обман в целях получения имущества или иных личных выгод (мошенничество)" - карается лишением свободы на срок до пяти лет с конфискацией всего или части имущества. Статья эта ныне умерла, не потому, что преступления эти не имеют места в социалистическом государстве, а потому, что вместо нее издан другой закон и суды должны применять теперь законы от 4 июня 1947 года.

Дело, о котором я буду повествовать далее, было в 1940 году; и суд мог применить тогда только ст. 169 УК
 
В это время я уже не состоял членом коллегии защитников, так как был по требованию областного прокурора "вычищен". Я стал юрисконсультом одной из хозяйственных организаций, но получил от местного городского коллектива защитников в виде "общественной нагрузки" поручение выступить в качестве Адвоката по религиозному делу, так как сами защитники, видимо, не хотели выступать в этом носящем "актуальный характер" деле.

Дело слушалось в станице, т.е. на месте преступления. Обвиняемыми были местные жители - двое мужчин и две женщины преклонного возраста, уже за 50 лет. Суть дела была такова. Церковь в станице была закрыта. Для открытия ее по закону требовалось заявление с подписями не менее 50 человек. Мои подзащитные набрали такую группу верующих и собрали подписи. Это было, конечно, нелегкое дело, так как дать свои подписи в атмосфере советского гонения на церковь и общего террора вообще было крайне рискованно. Будучи малограмотными, обвиняемые неправильно написали фамилии, перепутали несколько имен, и в списках против некоторых фамилий оказались расхождения с подписями.

Список был представлен для регистрации в станичный Совет, который сейчас же передал его в партийную ячейку. Затрещал телефон в районный комитет партии , оттуда в областной партийный комитет, в областной исполком, областному прокурору, и машина заработала... Скандал во всесоюзном масштабе: на 23-м году советской власти народ требует открытия церкви!

На специальном заседании областного партийного комитета вышестоящие товарищи объявили строгий выговор районному комитету партии , поставили вопрос об исключении из рядов партии станичных "барашков" и предложили областному прокурору немедленно привлечь к уголовной ответственности составителей списка, взяв их сейчас же под стражу.

Совершенно ясно, что в данном деле не было никакого преступления и даже проступка. Ввиду неточностей и неясности списка, он должен был быть возвращен составителям для уточнения и надлежащего оформления. В крайнем случае, подписавшимся просто могло быть отказано в ходатайстве, так как, формально говоря, список не был удовлетворительным. Однако областной прокурор и суд стали, как обычно, проводить партийную судебную политику и привлекли обвиняемых к суду по ст. 169 УК.

Суд состоялся в станице в народном доме при переполненном зале
 
Густые толпы стояли и снаружи, у каждого открытого окна. У меня сложилось впечатление по некоторым жестам, выражению лиц, вздохам, что это не праздная толпа зрителей, но что народ как-то надвинулся на суд, желая своим присутствием, хотя бы и молчаливым, оказать пассивное сопротивление власти или давление на нее и выразить вместе с тем свое сочувствие невинным людям. Зал был, конечно, набит энкаведешниками, одетыми в форму или в штатское.

Против меня в этом процессе были: суд с готовым приговором, продиктованным областным партийным комитетом, областной прокурор, бывший чекист, ставший затем членом коллегии защитников, местные станичные партийные головорезы, районные и областные головорезы и вообще весь партийно-правительственный аппарат. За меня был только закон, но он не обязателен для суда. Я пытался доказать, что в данном деле нет состава преступления, предусмотренного ст. 169 УК, так как нет корысти, что мошенничество - это есть незаконное приобретение каких-либо материальных выгод.

В последней главе Уголовного кодекса перечислен ряд статей, предусматривающих мелкие правонарушения и проступки, как-то: несоблюдение санитарных правил, нарушение правил о содержании паровых котлов, нарушение правил о регистрации различных обществ, союзов, организаций и т.п. Эти статьи карают незначительным штрафом. Хотя и это подходило с большой натяжкой, так как в деянии обвиняемых вообще отсутствовал состав преступления, я, ссылаясь на эти статьи, хотел дать суду какой-то выход из положения при создавшейся ситуации, так как суд не смел оправдать обвиняемых. Всем это было ясно - и суду, и прокурору, и всем присутствующим.
 
Это последнее обстоятельство особенно бесило прокурора: "Защитник срывает показательный процесс"...

В своей ответной речи прокурор поэтому обрушился уже не на обвиняемых, а на меня и моего коллегу, который, будучи юрисконсультом, также участвовал в этом деле по поручению коллектива защитников. Прокурор доказывал, что при позиции, занятой мною, процесс этот перерастает из мошенничества уже в открытую контрреволюцию, так как защита внушает присутствующей "массе" недоверие к советскому суду, к прокурору и т.д. Он весьма определенно указал суду, что в такой ситуации суд может взять защитников под стражу немедленно, выделить дело о них в особое производство и передать по инстанции (т.е. в НКВД), а по делу обвиняемых вынести приговор теперь же...

Мое положение осложнялось тем, что я уже был раз "вычищен" из коллегии защитников и являлся поэтому "рецидивистом". Правда, я был "вычищен" по требованию другого областного прокурора, который был уже к тому времени расстрелян как крупный растратчик и враг народа - но ведь все это надо доказывать, находясь уже под стражей, в подвале, откуда нет возврата.

От меня потребовалось большое самообладание, чтобы не впасть в панику, которая охватывает в таких случаях советских защитников, и они сейчас же умолкают или торопятся согласиться с доводами прокурора, забывая о своем долге и о полученном от клиента гонораре. Потребовалось большое искусство речи, чтобы сохранить свое человеческое достоинство и не пойти на компромисс с прокурором в части признания вины за подсудимыми.

Когда суд удалился на совещание, мой коллега по защите шепнул мне: "Знаете, я похолодел во время речи прокурора, но вы - настоящий Цицерон и спасли нас от верного ареста. Вот подлецы адвокаты, какое всучили нам дельце".

Обвиняемые были признаны судом виновными в "мошенничестве" и приговорены к пяти годам лишения свободы каждый. А так как лишение свободы свыше двух лет отбывается в концлагерях, то они, в сущности, были приговорены к этому наказанию.

Хотя это дело было бесплатное, проведенное мною в виде "общественной нагрузки", и я был обязан вести его только в первой инстанции - я все же подал кассационную жалобу и, когда она была оставлена без удовлетворения, я обжаловал это дело в порядке надзора в Верховный суд. Но и Верховный суд признал приговор правильным.

Мне возразят: церкви открыты и переполнены молящимися. Да, церкви открыты как орган фиска и как орган сыска, а почти все служители культа - начиная от патриарха и кончая последним дьячком - сотрудничают с НКВД
Оглавление
 
www.pseudology.org