Я не буду описывать жизни "золотого века" советской власти - эпохи НЭПа, но
сказать о нем кратко необходимо в связи с появлением в свет свода законов
РСФСР о едином сельхозналоге. Все застучало и загремело, так как была
объявлена свобода промыслов и торговли. Был брошен лозунг французской
буржуазной революции: "Обогащайтесь!".
Люди стали обогащаться от труда рук
своих, а судьи, председатели и члены разных комиссий от "безгрешных доходов"
Царские запасы и оборудование пошли в ход, крестьяне стали ремонтировать
молотилки и инвентарь, кожевники извлекли из хранилищ кожу, краски и экстраты,
правительство стало возвращать крестьянам сады, дома, мельницы и крупорушки,
некоторые "совсем", а некоторые на правах аренды бывшим собственникам.
В Ростове-на-Дону
была образована краевая комиссия по демуниципализации. Я
сунулся как-то в нее по делам одного моего клиента. Меня не стали слушать.
Оказывается, комиссия рассылала своих инспекторов для составления актов на
месте о состоянии того или иного предприятия. Эти инспектора и договаривались
об угощениях, магарычах и кушах. Поэтому мое обращение непосредственно в
комиссию было просто наивным. Обращение в суд по вопросу о демуниципализации
было бесполезным, так как дела эти судебному рассмотрению по закону не
подлежали.
Как-то, будучи в Екатеринодаре
, я примерно в это время столкнулся в краевом
суде с таким делом: у одного казака сельсовет отобрал хату и виноградник
размером в десятину. Суд ему в иске отказал. Я слышал, как он давал объяснения
в краевом суде в кассационной инстанции:
- Я, - сказал он, - служил у генерала сторожем. Раз вечером я стал закрывать
ставни, а ему показалось, что лезут воры. Он выстрелил и попал мне в руку.
Руку пришлось отрезать.
Судьи слушали с наслаждением про то, как генерал искалечил своего рабочего.
- Тогда генерал сказал: "Раз ты через меня лишился руки, возьми этот
виноградник с хатой", и дал мне "нутуральную" бумагу. Вот она.
Судей передернуло, и в иске казаку отказали.
- А бумага? - спросил казак.
- Она не действительна.
И судья вернул нотариальный акт истцу. "Спасибо, что бумагу не отобрали", -
промолвил казак
Далее был открыт сельскохозяйственный кредит, организованы выставки по
сельскому хозяйству, где хозяевам выдавали дипломы с золотой каемкой и
советским гербом. Зашумели ярмарки, сократился террор ГПУ
. Появилась
устойчивая валюта: червонец
. До него были "совзнаки", и ежедневно на базаре
стала выставляться доска и на ней мелом писался курс "совзнака" по отношению к
червонцу
. Если память не обманывает, он дошел до 250 миллионов "совзнаками" за
один червонный рубль. Затем в один прекрасный день "совзнак" лопнул и был
объявлен недействительным, и у крестьян остались подушки и матрасы, набитые
уже ничего не стоящими деньгами.
Червонец
и его курс держался тем, что он разменивался на товары. В
кооперативных магазинах все товары были расценены на червонную валюту, и цена
не повышалась ежедневно, как это было при "совзнаках". Однако ввиду
постепенного исчезновения товаров курс червонца
неизменно падал и превратился
в конце концов, еще до начала советско-германской войны, все в тот же
"совзнак". Корова опять стала стоить до 30 тысяч рублей, кусок мыла на базаре
- пять рублей и т.д.
На червонце
было напечатано, что он будет размениваться на золотую валюту и
что о начале размена будет издан специальный декрет. Это был один из очередных
обманов советской власти: никакого декрета издано так и не было.
Появляется "рыковка", водка, названная народом в честь председателя СНК
Рыкова, начинается раздача национализированной земли, и вместо продразверстки
издается закон
[декрет -
FV] о едином
сельскохозяйственном налоге. У крестьян теперь не
отнимают зерно насильно; они привозят его на ссыпку сами. Государство
планирует, сколько ему нужно на этот год хлеба для удовлетворения "крупожоров"
Красной армии, городов, промышленности и экспорта. Этим ведает Госпланкомиссия
в Москве в составе пяти тысяч человек. Она получает данные с мест о
предполагаемом урожае. На местах в партийном восторге данные всегда
преувеличивают. Комиссия по этим данным сводит "хлебофуражный баланс", т.е.
смотрит, у кого и сколько можно хапнуть, и разверстывает затем "контрольные
цифры" по краям и областям.
Намеченный план грабежа крестьян утверждается
Совнаркомом и с этого момента становится законом. Краевые и областные
исполкомы разверстывают контрольные цифры по районным исполкомам, а те уже
доводят план до "низовки", т.е. до сельских Советов, которые разверстывают уже
по дворам, доходят таким образом до крестьянских закромов и выдают окладные
листы: сколько кто должен вывезти и в какие сроки. Кто не вывезет, того судят
по ст. 61 УК РСФСР, как судили Василия Ивановича в станице Тульской.
В связи с общим экономическим подъемом, раздачей земли в единоличное
пользование и сельскохозяйственным кредитом началась тяга к земле. Сапожники,
плотники, разные мастера, кустари, батраки и другой "иногородний" элемент,
местный и приезжий из городов, потянулись к благодатной кубанской земле. В
судебно-земельных комиссиях начался ряд дел с требованием земли от местного
земельного общества. Обычно дела эти люди выигрывали. В степи наскоро
вырастали хутора, обсаженные быстро растущей вербой. Таких хозяев называли
"новые казаки".
Но вот спустя четыре-пять лет люди эти проклинали эту
национализированную землю и не знали, как ее сбросить с себя, когда их загнали
вместе с этой землей на принудительные работы в колхозы, поломали их хаты на
хуторах, разрезали сады при размежевании. Многие заплатили за эту бесплатную
землю своею жизнью или ссылкой в Сибирь
И разницы между старыми и новыми
казаками тут не было
В общем НЭП походил на историю, как на войне драгун, присев на корточки, одной
рукой сыпал зерно, а другой держал наготове шашку, и когда курица подходила
клюнуть зерно, рубил ей голову.
Я слышал, как нарком внутренней торговли Микоян говорил на одном митинге с
сильным армянским акцентом: "Вы знаете, это мы будем кормить барана, а потом,
знаете, будем ножом сало резить, резить сало".
Но никто не думал, что так быстро настанет страшный конец.
Появились кодексы: Уголовный, Гражданский, Земельный, Трудовой, Кодекс
о
браке, семье и опеке, Положение о трудоустройстве, процессуальные кодексы. Я
не знаю, кто составлял их, но видна была опытная рука, ясность мысли в каждой
статье, отчетливое расположение материала, общая стройность. В Гражданском
кодексе видны следы нашего дореволюционного десятого тома и сенатских
разъяснений по принципиальным вопросам.
Над Земельным кодексом, несомненно,
работали столыпинские сотрудники. В общем, это была кодификация наших старых
законов с некоторыми надстройками и перестройками, а некоторые старые статьи
вошли в советские кодексы даже и без переделки, например, ст. 5 российского
Устава уголовного судопроизводства гласила, что никто не может быть взят под
стражу иначе, как в случаях, законом определенных. В точно таких же тонах и
даже под тем же номером 5 изложена эта мысль в УПК РСФСР: "Никто не может быть
лишен свободы и заключен под стражу иначе, как в случаях, указанных в законе,
и в порядке, законом определенном". (Хотя в советском законе и написано, что
ссылка на законы свергнутых "народом" правительств запрещается)
Появились кое-какие исследования по вопросам права, например, очень интересная
объемистая книга А. Г. Гойхбарга "Сравнительное семейное право" (Москва,
1927), а также хорошо комментированные кодексы, журнал "Еженедельник советской
юстиции" под редакцией Я. Н. Бранденбургского. Это был руководящий для
судебных работников орган. Впрочем, Бранденбургский вскоре был объявлен врагом
народа и бесследно исчез.
Стал выходить сборник "Бюллетени финансового и
хозяйственного законодательства". Это было прекрасное пособие, так как
бюллетени давали исчерпывающий систематический материал по всем вопросам права
для юристов и были снабжены указателями. Вышел сборник под редакцией бывшего
профессора церковного права Московского университета П. В. Гидулянова под
названием "Отделение церкви от государства в СССР" (Москва, 1926).
В нем были
собраны декреты, циркуляры, директивные письма и решения Верховного суда по
этому вопросу. Эта последняя книга была интересна не только для лиц, изучающих
теорию и философию советского права, или для пропагандистского экспорта. Она
нашла и своего внутреннего потребителя.
Многие священники, отправлявшиеся в
Сибирь
или в ссылку, везли с собой эту книгу в надежде на то, что культурные и
гуманные циркуляры советского правительства о веротерпимости, опубликованные в
этой книге, защитят их от произвола и помогут им при написании жалоб.
Оглавление
www.pseudology.org
|