Наталья Ольхова

Николай Петрович Резанов
Ты меня на рассвете разбудишь,
Проводить необутая выйдешь,
Ты меня никогда не забудешь,
Ты меня никогда не увидишь...

Когда я слышу слова замечательного романса, думаю, что и лично Андрея Вознесенского задела за живое незамысловатая история несбывшихся надежд. Государственных и личных. Вполне возможно, если бы Резанов доехал до царя, судьба российских поселений решилась бы по-другому, и не было бы нужды продавать Аляску Америке. Но русские люди тоже хотят кушать.
 
Везти из средней полосы России продукты на лошадях через всю Сибирь, грузить на парусники на Камчатке и доставлять их в русские поселения было очень накладно. Русскую Америку продали в 1867 году. А всего за 11 лет до этого (в 1857 году) скончалась первая сан-францисская монахиня, которая в миру звалась Косепсия де Аргуэлло, была когда-то обручена с действительным камергером двора Его Императорского Величества Николаем Резановым, но так и не стала его женой. Вспоминал ли он о ней перед смертью? Было ли в основе его предложении руки и сердца испанке большое чувство или голый расчет?

В поисках и борьбе

В 1987 году, оставив дома двухлетнюю дочь, я отправилась в Красноярский государственный архив в надежде обнаружить какие-нибудь свидетельства пребывания у нас Н.П. Резанова. Никакого специального фонда в архиве не было, и я наугад заказывала все новые и новые папки. Потом меня осенило посмотреть остатки архива известного библиофила, сибирского купца Геннадия Васильевича Юдина, который собрал в начале века огромную библиотеку, а потом продал ее Конгрессу США (там были и подлинники некоторых старинных документов).
 
Юдин после продажи библиотеки не мог победить свою страсть к собиранию книг и продолжал закупать наиболее ценные экземпляры. К Великой Октябрьской революции у него уже собралась новая приличная библиотека. После революции из драгоценных страниц крутили кулечки для семечек на базаре (Юдин этого не увидел, он умер в 1916 году). Но то ли семечек было мало, то ли нашелся среди комиссаров кто-то умный, но остатки остатков библиотеки отправили в Москву. Очень немногие книги и документы сохранились в Красноярском архиве и библиотеке им. Ленина.

Так вот, попросив каталог фонда Юдина, я отметила там документы начала девятнадцатого века. Практически все они оказались переснятыми на микропленку, и не было ни одного, относящегося непосредственно к Резанову. Безо всякой надежды на успех, я просматривала их через специальный аппарат. Русский язык за 180 лет претерпел сильные изменения и часть слов, написанных, естественно, от руки, я просто не могла разобрать.
 
Но на третий день увидела в каком-то "письме брату" несколько строчек, от которых просто дух перехватило: "Из калифорнийского донесения моего не сочти, мой друг, меня ветреницей. Любовь моя у вас в Невском под куском мрамора, а здесь следствие энтузиазма и новая жертва Отечеству. Контепсия мила, как ангел, прекрасна, добра сердцем, любит меня; я люблю ее, и плачу о том, что нет ей места в сердце моем: здесь я, друг мой, как грешник на духу, каюсь, но ты, как пастырь мой, сохрани тайну..."
 
Отмотав пленку назад я прочитала дату: "От генваря 24 дня 1807. Получено с курьером 6-гого марта 1807 года." Если учесть, что Николай Петрович умер 1 марта 1807 года, то мое неискушенное в исторических изысканиях сердце подсказывало, что это - последнее письмо камергера. Дилетантам и правда иногда везет.

Работала со старым письмом я весьма своеобразно - перерисовывала его на бумагу и старалась понять смысл слов. Дня за два я расшифровала почти все послание и помчалась в газету "Красноярский комсомолец", где работал писатель-фантаст Олег Корабельников. Благодаря ему последнее письмо Резанова было опубликовано. Может, мой энтузиазм, может, стечение обстоятельство способствовало тому, что газета начала сбор средств на восстановление памятника командору. Эдуард Русаков (тоже писатель) написал письмо Андрею Вознесенскому.
 
Мэтр, написавший поэму и текст рок-оперы "Юнона" и "Авось" на пожертвование не расщедрился, но прислал письмо с одобрением этого начинания. Студенты собирали деньги на спектаклях театра оперы и балета, где был поставлен балет под фонограмму рок-оперы о Резанове. Денег было немного, но надежда не угасала. Мы были тогда еще слишком наивными в вопросах финансов и не представляли, сколько стоит один проект памятника. Архитектор Арэг Саркисович Демирханов предложил восстановить разрушенный в тридцатые годы мавзолей и соорудить над ним арку. В общем-то, никто не был против.
 
Вся общественность с оптимизмом смотрела в будущее, но денег ни у кого не было. В стране продолжалась перестройка, политиков больше волновали переименования городов и снос памятников, чем возведение новых. Тогда на Стрелке (где был похоронен Резанов) стоял бюст дважды Героя К.У. Черненко. После долгих дискуссий его перенесли, не помню куда, кажется, в город Шарыпово, который тогда назывался Черненко.

На волне этой самой перестройки в году эдак 1989-м прикрыли райкомы комсомола. А средства на памятник собирали как раз на счет Центрального райкома и больше мы их, естественно, не увидели. Начинать собирать деньги заново, не было никаких сил. А.С. Демирханов затаил обиду почему-то на меня, хотя в ту пору я была простой домохозяйкой, которая находилась в отпуске по уходу за ребенком.
 
Больше общественными проектами по восстановлению памятника я не занималась. Хотя жар газетных публикаций не прошел даром - архитектор В. Ульянов, разыскав старинные карты и, сопоставив их с сохранившимися фотографиями Воскресенского собора и могилы Резанова, вычислил место захоронения, а потом вместе с коллегами привез туда большой камень с мемориальной табличкой.
 
Кстати, по расчетам В. Ульянова студенты не могли раскопать в конце пятидесятых годов могилу Резанова по той простой причине, что ее гораздо раньше уничтожил бульдозер, прокладывавший траншеи для канализации. По злой иронии судьбы на месте памятника оказался канализационный люк.

Но прежде чем снова приступить к пересказу злоключений с восстановлением памятника, давайте перечитаем найденное последнее письмо.

Последнее письмо Николая Резанова

"От генваря 24 дня 1807.
Получено с курьером 6-го марта 1807 года

Наконец я в Иркутске! Лишь увидел город сей, то и залился слезами. Милый, бесценный друг мой живет в сердце моем одинаково! Я день, взявшись за перо, лью слезы. Сегодня день свадьбы моей, живо смотрю я на картину прежнего счастья моего, смотрю на все и плачу. Ты прольешь тоже слезу здесь, что делать, друг мой, пролей ее, отдай приятную эту дань ей; она тебя любила искренне, ты ее тоже.
 
Я увижу ее прежде тебя, скажу ей. Силы мои меня оставляют. Я день ото дня хуже и слабее. Не знаю, могу ли дотащиться до вас. Разочтусь с собою со временем, и буде нет, но не могу умирать на дороге, и возьму лучше здесь место, в Знаменском, близ отца ее. Письмо матушки и детей, сегодня же с курьером полученное, растравило все раны мои, они ждут меня к новому году, но не знают, что может быть, и век не увижусь.

Матушка описывает, что граф Н.П. (министр коммерции Николай Петрович Румянцев) столько к ней милостив, что посылает наведываться о сиротах моих; у меня текут опять слезы, и благодарность извлекла их. Матушка пеняет, что я причиною, что граф на меня в неудовольствии, но что обещает столько же быть ко мне благосклонным, как прежде, и что всякого мне добра желает.
 
Сожалею, что старушка огорчается, жалею, что граф не снизошел моей слабости. Но я не виню графа, потому что нет ему пользы вредить мне, впрочем, слава богу, все кончилось. Все получили награды, и один только я ничего не желаю потому, что не о том мыслю и ничего не удобен чувствовать. Видно, полно писать, я некстати слезлив сегодня.

Генваря 26 дня.

Не мог я онагдысь кончить письма моего, моральные страдания мои растравили еще более мою физику, все эти дни я приметно слабеть начал. Между тем у меня беспрестанно люди, а на них и смерть красна. Генерал-губернатор всякий день у меня бывает, иногда раза по два, и вечера проводит. Дружба сего честного человека и доброго услаждает меня.

Не знаю, будет ли у вас принят план мой, я не щадил для него жизни. Горжусь им столько, что ничего, кроме признательности потомства, не желаю. Патриотизм заставил меня изнурить все силы мои; я плавал по морям, как утка; страдал от холода, голода, в то же время от обиды и еще вдвое от сердечных ран моих. Славный урок! Он меня, как кремень, ко всему обил, я сделался равнодушен; и хотя жил с дикими, но признаюсь, что не погасло мое самолюбие. Я увидел, что одна счастливая жизнь моя ведет уже целые народы к счастью их, что могу на них разливать себя.
 
Испытал, что одна строка, мною подписанная, облегчает судьбы их и доставляет мне такое удовольствие, какого никогда я себе вообразить не мог. А все это вообще говорит мне, что и я в мире не безделка, и нечувствительно возродило во мне гордость духа. Но гордость ту, чтоб в самом себе находить награды, а не от Монарха получать их.

Приехав в Якутск, видел я благодарность сотчичей моих, весь город за рекою встретил меня, и наперерыв угощали. Здесь, в Иркутске, еще более видел ласки их, меня задавили поздравлениями. Я из благодарности, хотя без удовольствия, но таскался всюду, и из той же благодарности дал я и городу в доме училища на 300 человек обед, бал и ужин, который мне 2 т. руб. стоил.

Из Томска получил нарочного, что город приготовил мне дом со всею прислугою, здесь также наперерыв иметь старались меня, и г-н Ситников, уступя мне прекрасный дом свой, барски меблированный, дает мне стол, экипаж и ни до малейшей не допускает издержки. Остается мне пожелать только того, чтобы мой труд Монарху угоден был, верь, что мне собственно ничего не нужно. Не огорчайся, мой друг, что описывая в настоящем виде компанию, не пощадил я ни мало дурного производство ее, ты нисколько не виновен в том, но мне слишком дорого стоит труд мой, чтобы я в чем-либо закрыл истину.

Как добрый купец вникал я в торговлю вашу, я не думал быть им, но государю было угодно меня в купцы пожаловать, и я все силы употребил, чтоб в полном виде достичь звания сего. Много желал бы писать к тебе, но истинно сил нет. Еще 23 приготовил бумаги, но по сей день эстафета не отправлена. А затем и к родным не пишу. Пусть письмо это общим будет.

Прости, любезный друг Михайло Матвеевич, до свидания, верь, что искренне любит тебя преданный тебе брат твой Н.Р.

P.S. Из калифорнийского донесения моего не сочти, мой друг, меня ветренницей. Любовь моя у вас в Невском под куском мрамора, а здесь следствие энтузиазма и новая жертва Отечеству. Контепсия мила, как ангел, прекрасна, добра сердцем, любит меня; я люблю ее, и плачу о том, что нет ей места в сердце моем, здесь я, друг мой, как грешник на духу, каюсь, но ты, как пастырь мой, СОХРАНИ тайну.

Письмо это было адресовано свояку Резанова (не знаю, как называется муж сестры жены), одному из директоров Российско-Американской компании Михаилу Матвеевичу Булдакову.

Итак, незадолго до кончины Николай Петрович проливает слезы о жене своей, Анне Григорьевне, урожденной Шелиховой, которая скончалась в 1802 году после родов. У них остались двое детей - сын Петр и дочь Ольга. Мне не удалось побывать на кладбище Невской лавры, где была похоронена Анна Резанова.
 
Но Анна Сурник, преподаватель русского языка нашего Государственного университета не только разыскала захоронение, но и попыталась проследить судьбу детей. О Петре Резанове мы узнали только, что он поступил в пажеский корпус. Дочь Ольга вышла замуж за генерала Кокошкина и в возрасте 26 лет (в 1828 году) умерла от родов. Так же, как и родившая ее мать.

То, что Николай Петрович вспоминает перед своей кончиной покойную жену, конечно же, не отрицает его чувств к испанской девочке Кончитте, которой не было пятнадцати лет. Впрочем, Анне Григорьевне на момент венчания тоже не было пятнадцати. Девушки выходили замуж в те времена очень рано.

Он не был графом

Находясь под впечатлением от последнего письма, я поспешила в Иркутск, в надежде, что и там мне улыбнется удача. Но, оказалось, что Иркутский архив горел и все метрические книги с записями о рождении, венчании и смерти погибли. В библиотеке тоже не оказалось ничего интересного. Безо всякой надежды я набрала телефонный номер иркутского краеведа Юрия Степановича Душкина (его мне дал кто-то в Красноярске).
 
Договорились, что Юрий Степанович подойдет ко мне в гостиницу и я встречу его в фойе. Буквально через двадцать минут в дверь номера постучали и, распахнув дверь, я увидела вполне бравого мужчину лет пятидесяти с небольшим. На мой вопрос, как ему удалось пройти сквозь коридорных, Юрий Степанович показал мне удостоверение КГБ. Оказалось, что иркутский краевед - отставной полковник.
 
В ту нашу с ним встречу, Юрий не мог сказать мне ничего вразумительного о пребывании в Иркутске камергера. Но через семь лет после встречи (!) я получила от него пакет с отчетом о расследовании (что значит профессионал!). Прежде чем вы познакомитесь с этими материалами, хочу заметить, что они уникальны тем, что впервые рассказывают о деде и отце Николая Петровича - бедных дворянах, служивых людях. Оказывается, Резанов был связан с Сибирью не только фактами своей смерти в Красноярске и женитьбе в Иркутске.

Резановы в Иркутске

Многие годы с Иркутском были связаны судьба деда и отца Николая Петровича Резанова. Его дед, Гавриил Резанов, был в городе Иркутске с мая 1745 по февраль 1746 года, о чем иркутский летописец записал: "1745 год. В мае же месяце, по указу генерала Черицова, прибыл в Иркутск, для окончании ревизии из Томска подполковник Гаврило Резанов и при нем поручик Иван Ергольский, и по прибытии вступили в ревизию". "1746 год.
 
В феврале выехал из Иркутска в Тобольск полковник Гаврило Резанов... Он отец бывшего в Иркутске совестным судьей Петра Гавриловича Резанова ". Иркутский летописец о Петре Гавриловиче Резанове сообщал, что из-за возникшего дела об утрате денег подчиненным, он был взят под следствие без права выезда из города Иркутска.

Из выявленных документов, хранящихся в Государственном архиве Иркутской области, мы узнали следующие факты из его жизни. В городе Иркутске стеклоделательным заводом владел московский купец Иван Григорьевич Савельев, у которого "служил при разных должностях" устюжский крестьянин Ширяев, который был "неудовольствован платою 292 руб. 33 коп. с четвертью".

23 января 1785 года Ширяев подал прошение о возврате денег в Иркутский городской магистрат, а он переадресовал прошение для разбора в совестной суд, куда указанною сумму внес сын заводчика поручик Иван Иванович Савельев. Вскоре выяснилось, что в суде денег в наличии не оказалось. Чиновник иркутской уголовной палаты дворянский заседатель надворный советник Веденяпин объяснил причину потери денег присвоением их коллежским советником П.Г. Резановым и потребовал рассмотреть это дело в суде.
 
Судья П.Г. Резанов пытался возвратить деньги И.И. Савельеву, но его в городе Иркутске не оказалось, а доверить бывшему дворовому заводчика приказчику Семену Хохлову он не мог по причине его нетрезвого образа жизни. В октябре 1737 года он переслал деньги с нарочным И.И. Савелеьву в Красноярский уезд. Несмотря на это, чиновники иркутской уголовной палаты советники Веденяпин, Мальцев и другие вызывали П.Г. Резанова в совестной суд для дачи объяснения. Опуская подробности тяжбы, скажем только, что дело счастливо разрешилось, Петр Гаврилович Резанов был признан невиновным.
 
Началось дело в 1767 году, когда его сыну Николая было всего три года, а отец имел в то время чин коллежского советника. Постановление об оправдании было вынесено Сенатом в 1793 году. В это время Николай Резанов уже служил офицером по особым поручениям у Екатерины Второй.

Из метрических книг Градо-Иркутской Прокопьевской церкви и других дел выявлено, что коллежский советник Петр Гаврилович Резанов (1735-после 1794) прожил в городе Иркутске более десяти лет в собственном доме под номером 205, бывшем в первой части города в приходе Прокопьевской церкви.

В 1786 году в его семье жили дворовые люди девица Анна 18 лет и Никита Стефанов Волков 28 лет, а в 1789 году у полковника П.Г. Резанова были на содержании девка Анна Ивановна дочь Петухова, девица Ульяна Полуектова, Степан Степанов сын Буташов, исполнявшие домашние и дворовые работы.

После получения оправдательного документа из Правительствующего Сената коллежский советник П.Г. Резанов продал свой собственный дом, состоящий из трех покоев с тремя печами, отставному майору Илье Ивановичу Постникову. В 1794 году, когда Николай Резанов прибыл с Духовной миссией в Иркутск, он встретился со своим отцом (хотя документов по этому поводу нет).

Прибыв в Иркутск, Н.П. Резанов вручил именные депеши иркутскому генерал-губернатору И.А. Пилю. В благодарность за доставленные долгожданные правительственные депеши, Рыльский именитый гражданин Григорий Иванович Шелихов пригласил Н.П. Резанова в свой дом, познакомил с женой и детьми. Гость обратил внимание на старшую дочь купца Анну.

О рождении Анны в метрической книге за 1780 год значится: "22 февраля города Рыльска купца Григория Шелихова родилась дочь Анна, у которой восприемниками были отцом города Тотмы купец Петр Холодилов, матерью города Яренска купца Ивана Голенищева жена ево Катерина Алексеева".

Венчание Николая Петровича Резанова с Анной Григорьевной Шелиховой произошло 24 января 1795 года. Вскоре семья Резановых выехала на жительство в Петербург, где они получили печальную весть - 20 июля 1795 года умер Г.И. Шелихов.
 
В ноябре 1795 года подполковника Н.П. Резанова определили на службу в Смоленский драгунский полк к графу П.А. Зубову, бывшему покровителю Г.И. Шелихова. Учитывая юный возраст супруги, малограмотность тещи, малолетство ее детей, Н.П. Резанов оказал незаменимую услугу по сохранению семьи, торгово-промысловых компаний, капиталов бывшего своего знаменитого тестя.

Вот такое интересное расследование биографии Резанова провел иркутский пенсионер Юрий Степанович Душкин. Казалось бы, мы все теперь знаем о жизни Николая Петровича. Ан нет. Оказывается, он мог бы остаться живым, если бы...
 
Если бы не поссорился в Америке со своим личным врачом Лангсдорфом. Через пятьдесят лет после путешествия дотошный немец написал свою версию первого путешествия россиян и жизни русских поселений. Но об этом - в следующий раз."
Источник
 
www.pseudology.org