Фатех Вергасов Николай Мартынович Кооль 04 ноября 2002 - Белгород, 19 апреля. Перевод эстонского богатырского эпоса "Калевипоэг" поэт Николай Кооль, автор знаменитой песни времен гражданской войны Там, вдали за рекой, осуществил при свете "лампы", сделанной из снарядной гильзы. Об этом удивительном факте сообщил сегодня на встрече с читателями Белгорода известный в области журналист и краевед Борис Осыков, которому писатель передал свой архив. Работа Кооля над переводом проходила в основном в годы Великой Отечественной войны, в которой он участвовал в качестве командира роты, а позже - батальонного комиссара в Эстонском стрелковом корпусе. По словам Осыкова, которому писатель передал весь свой архив, делать подстрочный перевод эпоса автору приходилось по ночам. Света, естественно, не было. Первое время для этой цели использовались пороховые "макаронины", извлеченные из найденных в лесу немецких снарядов. Одна такая "макаронина" горела до двух минут, в течение которых Коолю надо было запомнить две-три стихотворных строки, затем в темноте мысленно перевести их на русский, а при следующей пороховой вспышке занести перевод в тетрадь. Днем, в свободную минуту, записи, где одна строка наползала на другую, проверялись. Но разобрать написанное подчас было просто невозможно, и приходилось делать перевод заново. Упростить ее помог батальонный оружейный мастер, который из гильзы противотанкового патрона изготовил "зажигалку". При ее мигающем пламени была переведена большая часть из 40 тысяч стихотворных строк. После войны русский перевод "Калевипоэга" увидел свет и стал событием в культурной жизни страны. А в библиотеке Кооля рядом с внушительным томом эстонского эпоса до самой его кончины стоял светильник из гильзы артиллерийского патрона. Эти и другие реликвии белгородцы увидят в экспозиции о творчестве писателей-фроновиков. © ИТАР-ТАСС, 19.04.2005 18:49 Песня с белгородскими корнями Песня Там, вдали за рекой, ставшая символом гражданской войны, долгие годы считалась народной. Однако поэту Николаю Коолю удалось доказать свое авторство. А родилась его единственная, не забываемая многими поколениями песня в белгородских краях. 4 ноября 2002 года исполнилось 100 лет со дня рождения Николая Мартыновича Кооля, имя которого известно каждому белгородцу. В областном центре состоялся вечер-концерт, прошли памятные встречи в городах и поселках Белгородчины, на которых неизменно пели о «бойце молодом». В год 100-летия поэта планировалось произвести закладку памятника Николаю Коолю или монументально-декоративной композиции, проект которой был утвержден еще в 1989 году. Тогда же было собрано 43 тысячи рублей, которые поступили на один из счетов в областном управлении Жилсоцбанка. Будут ли востребованы эти деньги с процентами – пока вопрос   © газета «Гудок», 04.11.2003 Плагиат в квадрате   За последние 30 лет у нас на Белгородчине, как нигде, о Николае Кооле написали столько всякого и разного, сколько не было написано никогда и ни о ком другом. Все эти годы его преподносили белгородскому читателю только как бедным скитальцем, учеником булочника, сыном полка, "слушателем белгородской совпартшколы", "чоновцем-рыцарем", комсомольцем-добровольцем, поэтом и композитором, "юным бойцом из буденновских войск", автором песни, песни якобы нашей землячки. Все это, на мой взгляд, абсолютнейшие придумки.   В девятнадцатом веке на каторжных трактах России большой популярностью пользовалась одна из невольничьих песен: Когда на Сибири займется заря И туман по тайге расстилается, На этапном дворе слышен звон кандалов - Это партия в путь собирается...   И через сто, и более чем через сто лет, будет звучать в России мелодия этой песни. Да только вот слова у нее будут уже совсем иные. И ее мелодия, и ее новые слова с некоторых пор будут приписаны, вдруг, авторскому озарению одного человека. И имя его - Николай Кооль. Знакомство широкого читателя Белгородчины с "автором удивительной песни - из поколения тех, чья крылатая юность давно стала героической былью", то бишь с Коолем произошла в 1977 году через книгу "Белогорье. Синие дали". А по ней следовало, что: "В 16 лет Коля Кооль попадет в Белгород , а затем и в 13А". Вот тогда и повстречал он "бойцов из буденновских войск". В бою под Казачьей Лопанью его ранило. Снова - Белгород . Госпиталь. По рекомендации редактора "Белгородской правды" он участвует в работе только что созданной городской комсомольской организации. В неполные 18 лет Н. Кооль один из организаторов комсомола в Белгороде , член бюро, слушатель совпартшколы, "чоновец".   Эта одиссея о прибалте была написана именно тогда и в той книге. Общие места и широкие мазки сделали портрет Кооля в ней весьма безобидным персонажем. "ЧОН... Беззаветное комсомольское рыцарство... и т.д.". И это все о нем. О рыцаре "крылатой юности". Ох, уж этот ЧОН и беззаветное его рыцарство! Да какой же это только белгородский чоновец и в кои времена мог рассказать так об этом. ЧОН - это ведь прежде всего карательная военная структура. Ее волонтерам в ней не до рыцарства. Их дело расстреливать да жечь. Что ими и делалось в селах Белгородского уезда. Это было то рыцарство, которое замешивалось на крови, пепле, смертях, беспределе, бессудности и безнаказанности. боевым делам тогда во главе со своим молодым вождем Коолем ? Продразверстку всегда собирали на все сто процентов   Грабанут белгородского мужика, да еще и наган под нос ему сунут. Религиозный дурман "был изжит" ими вообще ударными темпами. Попов попридавили тогда так, что те и пикнуть не могли. Дочки поповские сами отказывались от своих родителей. В церквах открыли клубы, а в поповских домах разместили комсомольские ячейки. Так по крайней мере изложено в отчетном докладе укома. Кооль как уездный агитпроп из всего веера дел, входивших в круг его обязанноснепристойностей, это негодяйствующее кодло остановилось наконец, смолкло, свалило наземь посреди площади груз, находившийся на возку, и подпалило вязанку сушняка. Затем, встав в круг и взявшись за руки, они закружились вокруг кострища, на котором сжигалась кукла, и бесновато стали орать: - Долой, долой монахов, раввинов и попов, мы на небо залезем, разгоним всех богов! Это были слова из гимна будущего Союза воинствующих безбожников. После этой срамоты комсомольцы в Белгороде долго еще бродили по ночному городу, выкрикивая: - Да здравствует Иуда Искариот! чально был причислен к особому отделению политкомиссии (понимай - ЧК) 6 боевого участка. Сама же комиссия была придана в оперативное подчинение экспедиционному отряду, занимавшемуся чисткой населенных пунктов от "бандитов". Отряд оцеплял волость, брал 60-100 заложников, которых через 2 часа на глазах всех жителей расстреливал, если сход отказывался дать сведения на "бандитов" и их семьи. Из особого отделения Кооля затем переводят в газету "Тамбовский пахарь". Газетное дело пришлось ему очень уж по душе. Особенно нравилось ему придумывать броские заголовки: "Мы перебьем всех бандитов или удушим их ядовитыми газами!", "Задание ЦК РКП(б) выполним досрочно!", "Последнее слово за ЧК!" Все на полном серьезе, без похвальбы. Насчет удушения газами тоже не похвальба. Ядовитыми газами повстанцев и крестьянство Тамбовщины душили летом 1921 года, наряду с другими, и курсанты белгородских артиллерийских курсов, которые обстреливали местные леса химическими снарядами.   Белгородчина. 70-е годы Песня неволи Белгород 1920-1921 гг.   Сам Кооль сообщает в своей автобиографии, что он эстонец, сын арендатора мелкого поместья. Это ежели на эстонский манер. А на языке российского активиста из комбеда, так он что ни на есть стопроцентный сын кулака. Но вот в Белгород попал он, мол-де, спасаясь от голода. Пусть будет и так. Хотя семьи кулаков в 1918 году еще не пухли от такого бедствия. В Белгороде беглец-прибалт пристроился в булочную. При добровольцах, в 1919 году, он в ней и прокантовался. От голода не пух, от холода не замерзал. В начале декабря, когда в Белгород вошли эстонцы комбрига Пельда, Кооль водил военных чекистов из особого отдела по квартирам белгородцев. Помогал своим соотечественникам зачищать город от "контрреволюционеров". Способный на всё мальчик приглянулся особистам, и они его усыновили. Теми же делами, что и в Белгороде , "сын особого отдела" был занят и в последующее время во всех других весях и населенных пунктах, которые лежали на пути продвижения Эстонской дивизии. При участии в одной из очередных зачисток он был ранен и его отправили в белгородский госпиталь. Раненый Кооль прибыл в Белгород с ходатайством от самого начальника ОСО 13А Зуля. В нем излагались и просьба, и рекомендация к секретарю Белгородского укома партии: так мол и так, не возьмете ли в сектор своего внимания паренька с горячей революционной душой? Ему нужно дать дальнейшее правильное классовое воспитание. Опыт у него начальный есть. Так что можете воспользоваться и пареньком, и его опытом. Не пожалеете.   Паренька взяли и впоследствии действительно не пожалели об этом   Кооль входит в состав бюро укома комсомола, отказывается от своего отца, возглавляет уездный политпросвет, входит в дивизион городской ЧОН. Вылавливает по уезду дезертиров, прочесывает Муромские леса в Шебекинской волости, участвует в облавах, наступлениях, отступлениях и засадах на уголовный элемент. Расстреливает тех, кто подпадал под понятие участника "уголовного" или же "политического бандитизма". Таких в те годы расстреливали прямо на месте без суда и следствия по упрощенной методе - приказу "три - тридцать". Кооль - вождь красной молодежи Белгорода, отдавал предпочтение все же антирелигиозной пропаганде. Сатанизм и богоборчество были стержнем его "я". Они были прямо-таки в его крови. Он был горазд на разные выдумки. Для города они у него были одни, а для села - другие. С его подачи комсомольцы Белгорода провели общегородское собрание и постановили продать всю церковную утварь городских церквей, а на вырученные за нее деньги купить трактор. Весной 1921 года Белгородский уком комсомола получил из губернии директиву о проведении в городе "Комсомольской пасхи". Вскоре Кооль написал соответствующий сценарий. По нему под Пасху, когда храмы Белгорода были заполнены верующими, на площадь Жертв контрреволюции явилась группа пьяной и хулиганствующей красной молодежи. Изрядно поддатые верзилы, впрягшись в повозку, везли на ней вязанки хвороста и тряпичную куклу, на которой кто-то из группы тех же глумителей черной краской намазюкал три прописные буквы: бог. Поколесив с полчаса по площади, накричавшись вдоволь и устав от изрыгания всякого рода хулы и В 1920 году Н. Кооля зачисляют в районную Белгородскую совпартшколу первой ступени.   Для поступления в сие учебное заведение не требовалось никаких экзаменовок. Обычная школа для недоучек из сел и уездов. В нее партячейки по разнарядкам укомов партии направляли своих новоявленных корифеев. Это была лимита тех лет. Совпартшкола тогда давала знания для активистов новой власти в объеме начальной школы. Элементарнейшая совкомбурса. Только и всего. Учебный год у Кооля пролетел быстро. Впереди его ожидали очень уж жаркие летние каникулы, которые он проведет на внутреннем фронте боевых действий, развернувшихся на Тамбовщине.   Белгородская совпартшкола Курск. 1922-1924 гг. Вскоре после возвращения в Белгород Кооль выехал на учебу. В губернской совпартшколе второй ступени знания давали уже в объеме девяти классов обычной советской средней школы. После окончания Курской губпартбурсы Кооля назначили заведующим политпросветотделом в центральном райкоме комсомола г.Курска. Работа эта для него была знакома. На ней он уже изрядно поднаторел еще находясь в Белгороде . Спектр работ был широк. И все же именно тогда, в те годы, комсомол в Советской России зациклили исключительно на гонениях Церкви и верующих, на унижении, поношении и их поругании. Кооль и здесь оказался на высоте личного успеха. В это время у него махровым цветом расцвел еще и талант провинциального газетчика антицерковной направленности. Из документальных рассказов о Кооле : "В 1923 году в курских газетах появились его первые стихи, комсомольские частушки, фельетоны. Задиристые ... они особенно нравились читателям". Почитаем же и мы их: Если вашу, бога мать, Красну богородицу Кажну ночь селом ... топтать Че у ней народится? Любопытным и любознательным был частушечник. Богохульник до мозга костей. Именно за эту хулу и будет "Колька-булочник" (его литературное псевдо - В.Ц.) в будущем наказан инвалидностью. В годы все того же своего курского комсомольского благоденствия написал он якобы еще и песню:   Там, вдали за рекой, зажигались огни, В небе ясном заря догорала. Сотня юных бойцов из буденновских войск На разведку в поля поскакала   Спустя более полувека в наших краях большие поклонники комсомольской юности и поэтического дара Н. Кооля скажут, что песня эта была написана им в Курске. В "пионерном" ее варианте она получила якобы свое первоначальное название - "Комсомолец". Писалась она на страницах амбарной книги. Благоприятствовала же этому его творческому настрою, всего и лишь, колка дров. Да-да, дров. А какой же, в самом деле, импульс подвиг Кооля к этому сочинительству?   Откуда взяты эти образы и сюжет? Это что - автобиография или широкое обобщение? Автопортрет одиночки или же портрет поколения? Вообще-то стихи сами по себе чистые. Но для чистоты в поэзии обязательно нужна еще чистота помыслов, дел, да и сама душа должна быть чистой. Порочная натура не способна на что-либо светлое и человеческое. Более ж порочной натуры, чем она была у Кооля , вряд ли можно было еще у кого-либо найти. По белгородской легенде песню Кооль создал якобы в 1924 году, т.е. три года спустя после тамбовских событий. Что же смутило тогда его душу и подтолкнуло к созданию этих стихов? Да ничего, или же все, что угодно, но только не Тамбовщина. Это уж точно. Ведь Кооль пишет в стихах о том, чего он сам никогда не видел, в чем никогда не принимал участие.   Как и что может написать чистокровный чоновец Кооль о тех же, положим, бойцах-комсомольцах из буденновских войск? Да он же в этих войсках отродясь-то никогда и не бывал. А если бы побывал, то никогда бы о них, о комсомольцах, и не заикнулся. По той простой жизненной причине, что в буденновских войсках не было ведь ни коммунистов, ни комсомольцев. И это однозначно.   Известный русский писатель Р.[Роман Борисович] Гуль, который сам был участником Гражданской войны, с полнейшим знанием дела и обстановки того времени писал: "1-я Конная армия, прежде всего, была глубоко национальна и антикоммунистична. Степная конница рубак-буденовцев о коммунистах отзывалась не иначе, как с полным презрением: "Камунисты? Камунисты - сволочь! Мы не камунисты, мы в доску большевики". И буденовцы гнали из 1-й Конной комиссаров-коммунистов".   А как же тогда с текстом стихов, с мелодией к ним? Да никак. Но ведь написаны же они, ведь есть же они? Да есть. Да написаны. Да вот только кем и когда? Кем они написаны? Нет их, этих стихов ни в амбарной книге, ни в периодике губернского Курска, ни в периодике уездного Белгорода. Нигде их нет. Вот ведь какая штука. И потом, в 1924 году его и самого-то Кооля уже не было в наших краях вообще.   В. Цокур В музее имеются личные фонды основателей Курской партийной организации, ветеранов партии, участников революционных событий и гражданской войны - Д. М. Добыкина, Е. Т. Коваленко, П. Лифенцева, А. В. Мокроусова, Н. П. Павлуковского, Л. П. Чубунова; командира бронелетучки "Молния" Р. Кукулдава, разведчицы, члена Курского губчека Э. А. Серпуховитиной, комсомольцев 20-х гг. Н. М. Кооля, Ф. В. Никулина, О. Улановой.   В их составе - рукопись книги Д. М. Добыкина и А. А. Кондакова "Победный путь" (о боевом пути 9-й стрелковой дивизии, сформированной в 1918 г. из партизанских и красногвардейских отрядов Курской губернии); подлинник, 1-й экземпляр текста песни Н. М. Кооля Там, вдали за рекой (авторское название "Смерть комсомольца") Принципы работы Виталия Ивановича [Горбунова] хорошо иллюстрирует одна маленькая деталь. Чтобы снять десятиминутный фильм про автора песни «Там вдали за рекой» этнического эстонца Николая Кооля, жившего в России, три года собирал материал в музеях Курска, Белгорода, Москвы, Государственном музыкальном музее, архивах... Отыскал в Курске даже амбарную книгу с оригиналом авторского текста   www.pseudology.org