Павел Фёдорович Лядов История становления российской протокольной практики в XX столетии по материалам Архива внешней политики Российской Федерации 1918—1999 гг. Кроме парадных обедов устраивались отдельно вечерние приемы, обеды, завтраки и дневные приемы Наиболее распространенным был вечерний прием, в конце которого подавался еще и ужин “а ля фуршет” (то есть, как пояснялось в инструкции, “без заранее обеспеченного каждому приглашенному сидячего места”). В день национального праздника или по случаю приезда в страну с официальным визитом члена правительства рекомендовалось проводить вечерний торжественный прием с приглашением дипломатического корпуса в полном составе (а не только глав представительств). На дневные приемы приглашался также весь дипломатический корпус и ответственные работники МИД. В меню дневного приема включались лишь чай, легкая закуска (или только сандвичи), сладости, фрукты и вина. О том, как претворялись эти рекомендации в реальной жизни наших полпредов с учетом местной практики, можно видеть из дипломатических дневников А.М. Коллонтай. 18 февраля 1929 года она записывает: “Дипломатический корпус в Осло живет по этикету “сезона”, выполняя предписания “строгого протокола” зимних месяцев. Правила протокола требуют, чтобы и советское полпредство давало ежегодно обед членам кабинета. Для дипкорпуса и для видных фигур норвежской общественности я ограничиваюсь дневным приемом-чаем; для представителей финансового и промышленного мира даю интимный завтрак. Это отнимает меньше времени и стоит дешевле...”3. В отношении обедов и завтраков, устраиваемых в честь отдельных лиц по специальным приглашениям, пояснялось, что обеды чаще всего бывают с дамами, а на завтраки дамы приглашаются сравнительно редко. Подробно разъяснялся порядок направления приглашений на приемы с помощью пригласительных карточек. Карточки “имеют литографированный трафарет, заполняемый от руки чернилами фамилией приглашенного, указанием на характер, день и час приема и иногда на характер костюма, если из общего правила делается исключение”. В приглашениях на первое место всегда проставляются мужья (женам обеденные приглашения не посылаются, а в приглашениях мужей указывается, что приглашаются и их жены). Говорилось и о порядке ответа на приглашения. Пояснялось, что буквы R.S.V.Р. в нижнем углу приглашения означают просьбу ответить и что ответ должен быть дан немедленно, предпочтительнее личным письмом. Указывалось также на то, что приглашения и ответы на них обычно пишутся по-французски. Кстати, очень серьезно относился к соблюдению общепринятых форм дипломатического этикета при подготовке бланков пригласительных карточек Молочков Ф.Ф., весьма строгий ревнитель всех норм протокола. 06 февраля 1948 г. он направил письмо поверенному в делах СССР в Канаде Н.Д. Белохвостикову - с рядом замечаний по этому поводу: “Протокольный отдел МИД СССР обращает Ваше внимание на необходимость более строгого оформления пригласительных карточек на прием. Весь текст приглашения надо писать черными буквами без цветного шрифта. Герб следует сделать тисненым, хотя помещение герба не является обязательным. Не следовало также писать имя поверенного в делах вместо имени или инициалов его жены…” Отдельный раздел рекомендаций по этикету в 20-е годы посвящается рассадке гостей за столом, требующей строгого соблюдения их рангов. Пояснялось, что самыми почетными считаются места, “ближайшие к хозяину, а затем к хозяйке” (чем дальше — тем менее почетно). Учитывалось и протокольное правило правой руки (“место по правую руку почетнее места по левую руку”), а также равное с мужьями старшинство жен (“дамы считаются состоящими в том же ранге, как и их мужья”). Далее пояснялось, что, “если дипломатический представитель холост, место хозяйски занимает жена его заместителя, а если и он холост, то сам заместитель. Место хозяйки может быть предоставлено и самому почетному гостю (но не его жене)”. С тем чтобы не создавать “непреодолимых трудностей” в рассадке гостей (и связанных с этим обид), предлагалось в качестве выхода из положения приглашать работников своего представительства более низшего ранга по сравнению с минимальным рангом других приглашенных и им же предоставлять крайние места. О муках рассадки — свидетельство все той же А.М.   Коллонтай: “Нудное дело рассадка гостей. Много раз меняешь, пока не получишь безукоризненный план размещения приглашенных на парадный обед... Особенно досадно, если вдруг кто-нибудь за день до обеда заболеет, надо найти подходящую замену. Звоню шефу протокола и снова корплю над рассадкой...”4. Давались рекомендации и в части произнесения речей и тостов (“стоя, в конце обеда, когда налито шампанское”) и языка, на котором следует их произносить — “на языке наиболее понятном присутствующим или по-французски (по-английски)”. Подчеркивалась необходимость строгой пунктуальности при посещении приемов с рассадкой (“опоздания более чем на 10 минут, особенно лиц младших рангов, является серьезным нарушением этикета” Опоздание считалось позволительным лишь для лиц старших рангов (и то лишь в случае предварительного уведомления хозяина и согласия с его стороны). Кстати, еще один аспект протокольной работы может быть, на первый взгляд, несколько неожиданный. Безукоризненная аккуратность в соблюдении времени, самая строгая пунктуальность — основная заповедь протокола. Но, к сожалению, иногда эту заповедь не удается соблюсти по причинам от дипломата совсем независящим, а из-за недостатка транспорта или элементарного разгильдяйства работников “транспортного цеха”. Проблема эта стара как дипломатический мир, хотя острота ее и по сей день никак не спадает и преемственность традиций в этом вопросе вряд ли стоит приветствовать. Однако, к сожалению, и в 30-е и в 40-е годы “транспортный вопрос” порой становился непреодолимым камнем преткновения на стремлении работников протокольной службы быть образцом пунктуальности. Вот лишь три свидетельства на этот счет. Май 1928 года. Проводы высокого иностранного гостя из Москвы. “Приходится отметить неудовлетворительную работу автобазы в эту ночь. Несмотря на обещание сверхурочных шоферы значительно запоздали против назначенного времени, так что посол оказался на вокзале раньше всех нас и мы не имели времени осмотреть, все ли в порядке. Однако обошлось”. (А ведь могло и не обойтись!) Январь 1930 года. Дипломатический обед   Иностранный дипломат пытается протянуть руку помощи заместителю заведующего Протокольным отделом НКИД, но, как говорил поэт: “У советских собственная гордость. На буржуев смотрим свысока”. И вот результат: “Перед уходом Сескис, вспомнив, что мы соседи, предложил мне свою машину. Я отказался и пошел в бальных туфлях по гололедице пешком, так как автобаза и на этот раз, как вообще в последние месяцы, запоздала”. И наконец, интеллигентная просьба самого наркома  Чичерина: “Нельзя ли принять меры, чтобы шоферы знали, хотя бы в основном, топографию Москвы”. И далее следовало предложение “устроить шоферам нечто вроде экзамена по основным направлениям продвижения в Москве”. Еще несколько любопытных деталей протокольной стороны приемов, проводившихся в ту пору, — это художественная часть, танцы и игра в карты. В рекомендациях по проведению протокольных мероприятий говорилось, что на вечерних и дневных приемах могут даваться несколько концертных номеров, длительность которых обычно не превышает одного или полутора часов. Небольшая концертная программа практикуется при проведении наиболее торжественных приемов и в настоящее время. Гораздо более экзотично с позиций сегодняшнего дня выглядит другая протокольная сторона приемов, проводившихся в 20—30-е годы, — это танцы и карточные игры. Протокол проведения приемов с устройством танцев и карточных игр также строго регламентировался: “Танцы устраиваются на вечерних и дневных (!) приемах. После завтрака танцы не устраиваются. После обедов танцы устраиваются в тех случаях, когда за обедом следует вечерний прием с участием лиц, на обед не приглашенных... После обедов или во время вечерних приемов для желающих устраивается игра в карты (бридж, покер). Устройство чисто азартных игр не должно иметь места. Могут устраиваться специальные карточные вечера с приглашением на них только лиц, играющих в карты”. Особняком стояли приемы типа “журфикс”, которые теперь практически ушли в небытие   Такие приемы устраивались женой министра иностранных дел, члена правительства или главы дипломатического представительства. В уже упомянутых рекомендациях по вопросам протокола5 подчеркивалось, что жены диппредставителей, особенно в ранге послов, обычно имеют твердый приемный день — “журфикс”, один или два раза в месяц, днем от 17 до 19 (воскресенья следует избегать)   Приглашение на “журфикс” посылается один раз на тот или иной период времени. В приглашении указываются те даты, в которые приглашающая будет дома, и часы приема. Угощение на “журфиксах” такое же, как и на дневных приемах6. В качестве примера можно привести описание отдельных приемов, которые активно устраивались дипкорпусом в Москве в конце 20—30-х годов. В одной из своих дневниковых записей в начале 1927 года зав. Протокольным отделом НКИД Д.Т. Фло-ринский отмечает: “На смену затишью, предшествовавшему новому году, идет волна приемов. Сезон начинается с опозданием и обещает быть утомительным в течение ближайшей пары месяцев, когда миссии начнут давать свои обеды пачками”. И далее идет перечисление различного вида приемов, устраиваемых посольствами и миссиями в Москве только в первой половине января 1927 года, и краткая их характеристика: “1 января — дневной прием у супруги посла Италии (ее первая суббота). Было довольно много народу. Танцевали под граммофон. 2 января — большой вечерний прием в латвийской миссии, прошедший с обычным оживлением. 4 января — “интимный обед” и бридж у персов. 5 января — обед в финской миссии с участием Литвинова. 6 января — вечерний прием у датчан. Танцы. 7 января — “интимная вечеринка” у поляков. “Фокстротировали” две пары. 9 января — дневной прием с танцами. В тот же день большое катание на коньках у англичан. 10 января — обед у итальянцев (Литвинов, Каменев). После обеда прием для дипкорпуса с танцами, прошедший довольно тускло. 11 января — “интимный обед” с партией бриджа и т. д. “Дипломаты развлекались как могли”. В другой дневниковой записи годом раньше можно прочитать о бале-маскараде, устроенном немцами: “Боркусевич сообщает о совершенно невероятном “богемном” вечере, устроенном в германской миссии, на котором все гости были одеты апашами, матросами и сутенерами, а дипломатические дамы — проститутками”. В фондах Протокольного отдела НКИД за 1927 год среди прочих материалов, относящихся к церемониалу и этикету приобщен перевод статьи из турецкой газеты “Иени-Иел” за 12 ноября 1926 г., направленный из Анкары в качестве приложения к одному из документов полпредства. Центральный заголовок довольно красноречив: “Как надо приглашать на танцы”. Судя по всему, этот любопытный материал рассматривался как своеобразное пособие по этикету, поскольку танцы были одной из существенных составных частей дипломатических приемов. Есть смысл привести этот отрывок целиком, как свидетельство несомненного интереса наших зарубежных представителей к вопросам этикета: “Танцевать с лицом, которому не представлен, не принято. Знакомить гостей друг с другом является обязанностью хозяйки дома. Кавалер, который хочет пригласить даму на танцы, должен сказать следующее: “можно будет пригласить Вас, пожалуйста, на этот танец”. Если дама уже занята, то она вежливо отвечает: “извините эфенди, я уже обещала другому”. Если только танцующее лицо вследствие своей усталости или по какой-либо другой причине откажется от приглашения танцевать, это лицо не может танцевать с другим или другой тот же танец. Если только дама два раза отказывает кавалеру в танце, то это значит, что она с ним танцевать не желает. В таком случае приглашать более эту даму не годится. По окончании танца кавалер должен сопровождать даму до ее места и, посадив даму, вежливо ей поклониться. Кавалер обязан привести даму, с которой танцует, до буфета. Дама и самостоятельно может пройти до буфета. Если же не имеется буфета, а разносят только напитки, кавалер должен помогать даме брать эти напитки, но отнюдь не выпивать самому”. Несколько отрывков из дневников Флоринского Д.Т.  за 1928 год:   “14 января. Чайный прием в Греческой миссии с танцами под граммофон и бриджем. Этот первый прием такого рода в этом сезоне был весьма радостно встречен дипкорпусом и, главным образом, женской его частью. Единодушны были в том, что нынешний сезон протекает очень скучно. Вовсе нет общих приемов для дипкорпуса, а только чопорные официальные обеды для начальников миссий и небольшого числа “избранных”. Многие с грустью вспоминали “субботники” графини Манзони и приемы в английской миссии”. Через две недели, 31 января 1928 г., Флоринский Д.Т.  продолжает эту тему: “Вторник. Очередной чай-бридж у мадам Черутти (жена нового посла Италии). Итальянское посольство снова начинает играть руководящую роль в жизни дипкорпуса и служить объединяющим центром. Раньше это были танцевальные “субботники” графини Манзони, а теперь вторники у мадам Черутти, несмотря на введенное ею ограничение, так как приглашаются только бриджеры. Потребность в общении настолько велика, а общих приемов так мало, что бриджи мадам Черутти приобретают все большую популярность... В этот вторник играли на девяти столах; гостей было около 45 человек, среди них японский посол, шведский, норвежский и греческий посланники”. Еще несколько дневниковых записей 1929 года и снова танцы, танцы, танцы... “17 марта. Вечерний прием для дипмолодежи у советника итальянского посольства. Оживленные танцы. Отличный ужин”. “23 марта. Костюмированный бал в персидском посольстве. Много красивых или, по крайней мере, красочных костюмов. Костюмированы все дамы. Шефы миссий во фраке”. “2 апреля. Весь дипкорпус. Очень оживленно. Танцы. Хорошо и радушно принимают”. И для полноты картины — прыжок через несколько лет и еще одно свидетельство Флоринского Д.Т. : “21 февраля 1934 г., 22 часа. Прием у Аттолико (посол Италии). Т. Молотов, Литвинов, Ворошилов с женами, Микоян, Крестинский, Таиров, Собинов, Максакова. Заведующие отделами НКИД (управление делами, печати, правовой, экономическая часть), много военных. Небольшая концертная программа. Ужин в столовой за отдельными столиками. Оживленные танцы во время ужина и после него. Хороший котильон (!). Вечер прошел очень удачно”. Разумеется, все это лишь внешняя сторона светской жизни дипкорпуса в Москве, и она в данном контексте представляет интерес с точки зрения весьма активного использования таких форм представительской работы, которые в настоящее время или совсем ушли в небытие или постепенно исчезают из протокольного арсенала. Вместе с тем в те годы, несмотря на кажущуюся протокольную активность еще не очень многочисленных посольств и миссий в Москве, весьма нередки были и жалобы на инертность дипломатических представителей и на то, что они по сути дела сплошь и рядом “варятся в собственном соку”. Вот одно из таких свидетельств поверенного в делах Греции 1928 года:   “Жалуются на монотонность, а никто ничего не предпринимает, чтобы интенсифицировать общение. Для того, чтобы повидаться с коллегами, приходится ждать национальных праздников, когда выкатываются огромные столы с яствами и происходит кормление в самых гротескных формах. Другой ракурс — официальные обеды, заполняющие в феврале все вечера, — нудная обязанность”. 6 ноября 1929 г. постоянно общающийся с дипкорпусом шеф протокола записывает в своем дневнике: “Со своей стороны должен заметить, что атмосфера напряженности и враждебности еще более усилилась с прошлого года... Картина настроений самая мрачная, о чем считаю долгом доложить Коллегии. Не следовало ли подумать о том, чтобы попытаться нейтрализовать враждебное влияние путем более внимательного отношения к отдельным членам дипкорпуса”. В условиях определенной изоляции, в которой находился в 30-е годы дипкорпус в Москве, иностранные дипломаты весьма ревниво относились к любым знакам внимания со стороны руководителей Наркоминдела и других членов правительства. В качестве примера — выдержка из записи беседы Флоринского Д.Т.  с послом Персии 29 декабря 1931 г.: “Посол сказал, что он дружески в личном порядке хочет обратить мое внимание, насколько персы чувствительны в вопросах престижа. Если на их приеме будет оказано меньше почета, чем туркам, это будет чрезвычайно болезненно воспринято в Тегеране. Персы рассчитывают на полное равенство. Никто не станет обижаться, если тот или иной член Правительства, как общее правило, не принимает и не участвует в приемах, но дискриминация недопустима и оскорбительна”. Несмотря на то, что участие в светских раутах дипкорпуса отнимало немало времени и было порой весьма обременительно, руководство нарком-индела тем не менее уделяло в эти годы достаточно большое внимание общению с главами дипломатических представительств и активно откликалось на их приглашения. Цитируем все того же Флоринского Д.Т. : “15 января 1928 г. Превосходный, тонкий обед. У датчан всегда хорошо кормят, но на этот раз мадам Скау превзошла самою себя. Видно было, что постаралась в этот вечер и мадам Черутти (супруга посла Италии), нарядившаяся для встречи с наркомом в весьма пышный наряд...” Если судить по дневниковым записям шефа протокола, только в течение одного месяца (с 15 января по 18 февраля 1928 г.) нарком Чичерин побывал на обедах и приемах в посольствах Франции, Италии, Турции, а также в миссиях Польши, Латвии, Эстонии, Швеции, Дании и Норвегии (то есть в среднем один раз в три дня). Регулярно устраивали чаи для дам дипломатического корпуса супруги Литвинова и Луначарского.   Эти мероприятия проходили неформально, весьма оживленно и пользовались неизменной популярностью В практику представительской работы с дипломатическим корпусом вошли обеды от имени наркома в честь приезда новых послов и посланников, в которых обычно принимали участие и другие члены Коллегии. Для глав дипломатических представительств и других членов дипкорпуса устраивались официальные обеды от имени Коллегии НКИД, причем по полной протокольной программе, одним из непременных атрибутов которой были выступления известных певцов, музыкантов и актеров художественных театров. Вот несколько примеров: “6 мая 1926 г. Обед Коллегии для начальников миссий и прием для дипкорпуса, знаменующий закрытие зимнего сезона. Обед и прием с дамами. С нашей стороны — коллегия в полном составе. После 11 часов (вечера!) небольшая программа: Обухова, Викторина Кригер, Собинов, Нежданова, Голованов. Игумнов отказался в последний момент из-за затянувшегося концерта. После концерта — фуршет, а затем танцевали под рояль в английской гостиной”. “15 марта 1929 г. Большой вечерний прием для дипкорпуса и инкоров. Съезд гостей с 10 часов. Около 11 заиграл джаз-банд и начались танцы. В 11 ч. 50 м. небольшая программа (концерт). Затем — ужин, а после ужина снова танцы. Разъезжаться начали после 2-х часов”. “12 мая 1930 г. Вечерний прием Коллегии для дипкорпуса. Решено было первоначально ввиду ограниченного места пригласить по одному референту от политотделов. Я обходил завов, выяснял кандидатуры и параллельно, согласно инструкции -т. Литвинова, давал указания, как товарищам следует держать себя на этих приемах. Помимо НКИД были приглашены Луначарский с женой, Буденный с женой и некоторые крупные артисты (Немирович-Данченко, Берсенев и др.). Дипломатический корпус явился в полном составе кроме монгол и тувинцев... Силами театра Станиславского было поставлено первое действие из “Пиковой дамы” и первое действие из “Богемы”. После ужина — танцы. В зале — спустившиеся к ужину артисты, которые принимали участие в спектакле. Отсутствие у них фраков не шокировало. Дипломаты охотно с ними знакомились. Все прошло гладко. Прием можно признать вполне удачным. Неудовлетворителен был слишком крепкий и неудобоваримый крюшон. Вообще с вином было слабовато”. Можно было бы привести еще немало примеров, но главный вывод ясен: протокольная практика НКИД в части проведения дипломатических приемов полностью соответствовала в те годы общепринятым международным стандартам, которые были положены и в основу представительской работы иностранных дипломатов, аккредитованных в Москве. Примерно таким же в 30-е годы был и протокол советских государственных приемов, проводившихся по случаю национального праздника. Приемы устраивались в особняке ЦИК. В начале предусматривалась короткая художественная часть, затем — ужин с частичной рассадкой для глав диппредставительств и членов советского руководства. После ужина, как и в дипмиссиях, устраивались танцы. С учетом характера работы советских учреждений в это время приемы начинались весьма поздно. Вот, например, протокольная запись приема с участием дипкорпуса, устроенного М.И. Калининым 7 ноября 1931 г. в особняке ЦИК СССР: “Официальное начало приема и съезд гостей в 22 часа, в 23.00 — небольшая концертная программа с участием Обуховой, Рейзена, Степановой и Нейгауза. В 23 часа 45 минут — начало ужина. Для глав дипломатических представительств и руководства были предусмотрены отдельные столы с рассадкой, для остальных гостей — два фуршетных стола. В час ночи начались танцы”. “В организационном отношении все было в порядке, — заключает шеф протокола НКИД. — Менее благополучно обстояло дело с составом приглашенных. Было много лишних людей, присутствие которых не вызывалось никакой необходимостью”. И здесь же он делает весьма нелестное замечание касающееся этикета: “Не к чести наших сотрудников нужно сказать, что они слишком энергично налегали сами на столы, вместо того, чтобы позаботиться об иностранных гостях”. Говоря об истории становления нашей протокольной практики, следует упомянуть и о так называемой обеденной проблеме, которая возникла в конце 20-х — начале 30-х годов Выше уже упоминалось, что руководители НКИД уделяли постоянное внимание дипкорпусу и, как правило, принимали участие в проводимых главами миссий различного рода дипломатических приемах. Вместе с тем, с расширением дипкорпуса резко активизировалась и его протокольная жизнь. В результате посещение этих мероприятий, и в особенности официальных обедов, которые проводились в вечерние часы и отнимали довольно много времени, для руководящих работников наркомата стало превращаться в весьма обременительную обязанность. В этой связи в конце 1929 года было принято решение об отказе членов Коллегии НКИД от участия в официальных рутинных дипломатических обедах, которые проводились главой каждой миссии не менее одного раза в сезон (с января по апрель). Доводя это решение до сведения дуайена дипломатического корпуса, шеф протокола НКИД мотивировал его тем, что ответственным работникам наркомата “весьма затруднительно принимать многочисленные обеденные приглашения в силу чисто объективных причин (иной распорядок дня, общая загруженность, вечерние заседания)”. При этом пояснялось, что речь отнюдь не идет о прекращении контактов с дипкорпусом и “если шефы миссий желают видеть у себя наших ответственных работников, мы выдвигаем предложение о вечерних приемах (вместо обедов!), ибо последние не связывают абсолютно в отношении времени прихода и дают свободу маневрирования...” (На вечерние приемы можно приходить с опозданием, и они не сопряжены с утомительным двухчасовым сидением за столом после трудного рабочего дня. Кроме того, отказ от обеда чуть ли не накануне из-за вечерних заседаний, назначенных зачастую в экстренном порядке, может дать повод для обид и нареканий.) Речь не идет о посягательстве на принятую в дипкорпусе протокольную практику, а лишь о том, чтобы свести “до строго необходимого минимума официальные обеды с нашим участием”. Дипкорпусу никто не собирается навязывать организацию “многолюдных балов, вечерние приемы, о которых идет речь, могут проводиться примерно в том же составе, как официальные обеды”. К тому же это предложение “не касается экстраординарных случаев” (например, в связи с приездом нового посла или посланника). “Корпус приглашает нас на свои приемы и принимает наши приглашения; поскольку мы являемся таким образом участником этой светской процедуры, мы считаем себя вправе высказывать свои соображения и вносить предложения об установлении таких форм общения, которые нам кажутся наиболее приемлемыми и удобными”. Предложение НКИД об изменении практики участия ответственных сотрудников наркомата в протокольной жизни дипкорпуса, несмотря на всю аргументацию, поначалу было встречено в штыки многими главами миссий, но постепенно страсти, казалось бы, понемногу улеглись. В начале мая 1929 года Флоринский Д.Т.  записывает в своем дневнике: “Подводя итоги нынешнего сезона, можно констатировать, что сезон этот, начавшийся в довольно накаленной атмосфере обеденного вопроса, закончился вполне благополучно, удовлетворив насыщенностью своего финиша наиболее требовательных членов дипкорпуса. В течение этой зимы дипкорпус свыкся с нашей постановкой обеденного вопроса, который потерял остроту и к которому мы, очевидно, никогда больше не вернемся. В этом отношении установилась уже определенная московская традиция и практика. Некоторые миссии пошли уже по пути устройства вечерних приемов (вместо обедов). Эта тенденция будет развиваться и крепнуть”. Тем не менее “обеденный вопрос” будоражил московский дипкорпус 30-х годов еще довольно долго В июле 1930 года  Чичерин был освобожден от обязанностей народного комиссара по иностранным делам. В личных нотах, разосланных главам дипмиссий в Москве 26 июля, уходящий нарком, сообщая о том, что “Союзное правительство” удовлетворило его просьбу, благодарил за содействие в работе по укреплению отношений между странами и выражал благодарность “за личные отношения” и, “в частности, за знаки внимания, которые Вы оказали мне во время моей болезни”. Наркомом был назначен М.М. Литвинов. Возвращаясь вновь к “обеденному вопросу”, шеф протокола записывает: “Германское посольство многократно справлялось, примет ли М.М. Литвинов приглашение посла на обед. Отвечено, что М.М. Литвинов, к сожалению, должен отказаться в виду общего его решения не принимать обеденных приглашений; принятие приглашения Дирксена поставило бы его в неловкое положение в отношении других миссий”. Несколько лет спустя, в 1933 году, новый дуайен длипкорпуса (посол Персии) вновь возвращается к этой теме, замечая в беседе с шефом протокола НКИД, что “обида живет в сердцах шефов миссий”, о чем он “дружески информирует”. Суть обиды, по словам дуайена, в том, что министры иностранных дел всех без исключения стран ходят на обеды в советские полпредства, в то время как М.М. Литвинов “отказывается принимать приглашения”, в результате чего “получается очевидное неравенство”. В силу этого дуайен полагает, что “недовольство шефов миссий вполне обосновано”. В Москве 20 миссий и, по его мнению, Литвинов “может пожертвовать 20 вечерами в год, чтобы не обижать и не раздражать шефов миссий. Такой жест произвел бы чрезвычайно благоприятное впечатление в корпусе. Не следует забывать, что традиция дипломатических обедов въелась в плоть и кровь дипломатов, они считают эти обеды существенной частью своей работы. Дипкорпус во всех странах живет довольно замкнуто, собираясь главным образом в своей среде за обеденным столом. В Москве дипкорпус изолирован более чем где-либо, ибо нет общества, которое принимало бы. Вот почему отказ от обедов переживается особенно болезненно”. Отклонив тезис об изоляции дипкорпуса, заведующий протоколом НКИД возразил: “редко в какой столице дипкорпус живет так оживленно и интересно как в Москве... Правда у нас нет так называемого “общества”, которое задавало бы балы и приемы. Но ничего не поделаешь, приходится с этим считаться”. Следует заметить, что сравнительно незадолго до этого заведующий Протокольным отделом сам ставил вопрос о необходимости противодействовать изоляции и отчужденности дипкорпуса перед коллегией НКИД, о чем говорилось выше. Отвергнув рассуждения об изоляции дипкорпуса, Флоринский Д.Т.  ставит и окончательную точку на “обеденном вопросе”, ссылаясь на территориальный принцип построения протокола, в соответствии с которым каждая страна устанавливает свои протокольные правила применительно к своим условиям и обычаям: “В некоторых странах министры иностранных дел ходят на обеды, а у нас ввиду чрезвычайной загруженности и обилия вечерних заседаний, назначаемых зачастую за самый короткий срок, нарком вынужден отказаться от участия в дипломатических обедах, связывающих точностью времени. О таком решении Коллегии было доведено до сведения дуайена корпуса”. Главы миссий могли бы быть в претензии, если бы одни приглашения принимались, а другие нет. Именно в силу невозможности принимать все приглашения и “во избежании обвинения в дискриминации т. Литвинов уклоняется от всех обедов... но не уклоняется от посещения инмиссий, он просто указывает приемлемую для него форму: вечерние или чайные приемы. Следовательно, шефы миссий имеют полную возможность принимать у себя т. Литвинова, если они этого желают. Казалось бы, приглашая гостя, следует считаться с его пожеланиями, если хотят доставить ему удовольствие. Это как будто элементарно”. В последующие годы к этому вопросу больше не возвращались. Одна из важных протокольных норм, затрагивающая церемониал дипломатических приемов, — проблема рассадки за обеденным столом. Вопрос о протокольной рассадке довольно часто, особенно в первые послереволюционные годы, был предметом не только постоянных споров, но и досадных инцидентов на протокольных мероприятиях, проводимых дипкорпусом. Однако, как отмечалось выше, в нашей протокольной практике, исходя из правил международной вежливости, уже начиная с середины 20-х годов был установлен достаточно твердый порядок протокольного старшинства: “Наркоминделу отводится место наряду с послами (в порядке любезности в иностранных миссиях ему обычно предоставляется первое место). Заместители Наркоминдела идут равным образом наряду с послами. Члены Коллегии — наряду с посланниками. Заведующие отделами — за постоянными поверенными в делах, но перед временными поверенными или наряду с ними. При участии членов правительства наркомам СССР должно быть отведено место наряду с послами. В отношении дам соблюдается старшинство мужа” В последующем в анналах истории нашего протокола каких-либо проблем, инцидентов или трений в связи с участием иностранных представителей в дипломатических приемах не отмечается. Рассадка на всех видах протокольных мероприятий как при визитах на высшем уровне, так и на мероприятиях для дипломатического корпуса осуществляется в соответствии с общепринятыми правилами международной вежливости и церемониала. Принцип рассадки исходит из строгого соблюдения признанного служебного или общественно-политического положения гостей, поскольку нарушение этого правила может быть истолковано как сознательное нанесение ущерба как личному достоинству гостя, так и престижу представляемой им страны. В ряде случаев протокольной службе приходилось перебирать различные варианты рассадки с учетом политического значения того или иного события, но не в ущерб указанному выше принципу. Иностранному гостю, в частности, всегда отводилось почетное место на обедах, устраиваемых от имени И. В. Сталина. Например, на обеде по случаю визита в СССР Премьер-министра и министра иностранных дел Великобритании в октябре 1944 года Черчилль занимал место по правую руку от Сталина, а по левую руку от него — американский посол в Москве Гарриман. Министр Иден размещался по правую руку от Молотова, занимавшего место напротив хозяина, по левую руку от него — английский посол Керр. Места переводчиков (Павлов, Бирс, Потрубач и Смоляниченко) были чуть дальше от центра — рядом с Черчиллем, Иденом, Гарриманом и Керром, а заместители наркома иностранных дел Вышинский и Деканозов размещались в конце стола. Почетное место в центре стола отводилось иностранным гостям и на обеде у Сталина в узком составе в апреле 1945 года в честь Президента и Премьер-министра Польши, в то время как члены Политбюро ЦК КПСС Каганович, Микоян и Маленков “замыкали” стол. Протокол проведения торжественных мероприятий, включая приемы с участием дипкорпуса, как и прежде, предусматривал концертную программу, хотя столь популярные в 30-е годы танцы и карточные игры из обихода дипломатических приемов ушли совсем. Приемы для дипкорпуса и представителей советской общественности по случаю национального праздника и другим торжественным поводам устраивались в послевоенные годы, как правило, от имени В.М. Молотова. Он, в частности, давал прием по случаю 70-летия со дня рождения Сталина для глав иностранных делегаций, прибывших в СССР для участия в торжественном заседании в Большом театре, и дипломатического корпуса, аккредитованного в Москве. В связи с этим событием определенный интерес представляет имеющийся в архиве рекомендательный список музыкальных произведений “для игры по особому заданию” в ночь с 21 на 22 декабря 1949 г., свидетельствующий о художественном вкусе и пристрастиях вождя. Рекомендованный репертуар включает в себя довольно широкий спектр произведений русской и зарубежной классики, а также советских композиторов. Это Глинка, Глазунов, Мусоргский, Римский-Корсаков, Чайковский, Шопен, Сметана, Штраус (“Голубой Дунай”, “Сказки Венского леса”), Гуно (“Вальпургиева ночь” из оперы “Фауст”), Александров, Милютин, Дунаевский. Отдельной строкой указана песня Сулико в обработке Листова. В марте 1957 года в рамках мероприятий по подготовке к празднованию 40-летия Октябрьской революции Протокольному отделу МИД было поручено подготовить документ о порядке проведения правительственных приемов в Кремле. Все организационно-технические вопросы, связанные с подготовкой и проведением приемов, возлагались на Управление делами Совета Министров и Комендатуру Московского Кремля. В задачу Протокольного отдела входило составление списка приглашаемых гостей, “рассадка на приемах с сидячими местами” и подготовка сценария проведения приемов. Весь церемониал кремлевских приемов был тщательно расписан во всех мельчайших деталях и носил весьма торжественный характер. У главного подъезда Большого театра Кремлевского дворца гостей встречали два офицера Комендатуры Кремля и сотрудник Протокольного отдела, а в вестибюле — заместитель заведующего Протокольным отделом. Гости поднимались по парадной лестнице, где их встречал заведующий Протоколом МИД. В аванзале Георгиевского зала гостей приветствовали Председатель Президиума Верховного Совета СССР или Председатель Совета Министров (в зависимости от положения, занимаемого главой иностранной делегации). Если делегацию возглавлял глава государства, то при входе в Георгиевский зал исполнялся государственный гимн страны гостя и гимн СССР (по одному куплету). После исполнения гимнов проводилась церемония представления гостю высшего эшелона советского руководства (секретари ЦК КПСС, а также члены и кандидаты в члены ЦК КПСС), далее шло представление глав дипломатического корпуса. После завершения церемонии представления гостей приглашали к столу. Сценарий приема предусматривал специальный церемониал произнесения тостов   Первый тост провозглашался за здоровье главы государства гостя, при этом после тоста оркестр исполнял туш, если сам гость был главой государства. Оркестр исполнял туш и при ответном тосте, а также после каждого произносимого тоста, если в ходе приема их было несколько. В том случае, если иностранная делегация возглавлялась одним из руководителей правительства, то после первого тоста в честь главы государства гостя и при ответном тосте исполнялись государственные гимны страны гостя и СССР (а не туш). Правительственные приемы в Кремле в честь иностранных делегаций проводились обычно стоя (“фуршет”). Предусматривался определенный порядок размещения различных категорий гостей за столами в Георгиевском зале. Гости в большинстве своем приглашались с женами (с мужьями). Подготовленный Протокольным отделом список гостей утверждался специальной правительственной комиссией. В летнее время правительственные приемы проводились в Тайницком саду Кремля примерно по тому же сценарию. Иногда для проведения приема разрабатывался специальный сценарий. Поскольку приемы в Тайницком саду давно уже стали достоянием истории, видимо, отнюдь небезынтересен полный сценарий такого приема летом 1957 года во время проведения в Москве Всемирного фестиваля молодежи и студентов: “Иностранные и советские участники приема въезжают в Кремль через Боровицкие ворота. На территории Кремля их встречают сотрудники советского подготовительного комитета и члены советской делегации. Выйдя из машин у Боровицких ворот, они спускаются по дорожке вниз, в Тайницкий сад. На эстраде у входа гостей встречает оркестр. По двум дорожкам располагаются девушки в национальных костюмах народов Советского Союза. На фестивальных лентах через плечо у них подвязаны плетеные корзины, наполненные бутоньерками красных гвоздик. Каждому гостю они преподносят бутоньерку с булавками и приглашают пройти в сад. В это время на площадке официанты разносят бокалы с прохладительными напитками и соками. Здесь же находятся представители советской делегации и сотрудники советского подготовительного комитета фестиваля, которые встречают и провожают гостей в глубь сада. У киосков, построенных вдоль стены, размещаются официанты и официантки в русских национальных костюмах, угощая гостей русскими напитками (квас, брага, медок и другие). На склонах Патриаршего входа располагается русский народный хор с оркестром народных инструментов, которые сопровождают проход гостей русскими величальными песнями В 19 час. 30 мин. по всем аллеям зажигаются разноцветные лампочки иллюминации, а кроны деревьев и кустов подсвечиваются. Напротив Патриаршего входа расположена небольшая эстрада, на которой в паузах выступления хора выступают отдельные солисты — певцы и инструменталисты (гусляры, баянисты, балалаечники и исполнители русских народных песен). Гости подходят к территории теннисных кортов и прилегающей к ним лужайке, которые уставлены накрытыми столами. На Кремлевской стене, напротив корта, установлен ярко освещенный герб Советского Союза, свет на который дается вместе с первым ударом курантов Спасской башни в 20 часов. В это время к собравшимся выходят руководители партии и правительства. Торжественно звучат оркестры и в небе над Кремлем возникает светящийся герб Советского Союза. Во время ужина будет дан большой концерт. Основные номера концерта будут идти на специальной эстраде, которая расположена в углу корта. В концерте примут участие ведущие мастера советского искусства и лауреаты Всесоюзного фестиваля молодежи. Когда официанты будут выносить десерт, то они вместе с ним на подносах принесут коробки с бенгальскими огнями. И как только зажглась и рассыпалась звездочками первая бенгальская свеча, в ответ ей загорелись в руках у гостей бенгальские огни. Не успели они догореть, как оркестр начал играть русскую хоровую музыку и в общем хороводе все встают из-за столов и движутся по направлению к Тайницкому саду. В перерывах между танцами на отдельных лужайках возникают народные танцы — гопак, узбекский танец, грузинская лезгинка, русская пляска, эстонский вальс, белорусская бульба и вновь общие танцы. В 24 часа погаснет свет на эмблемах, потухнут прожектора. Гости разъезжаются по домам”. В конце 50-х годов был создан прецедент использования представительских помещений в Кремле главами иностранных государств для проведения от их имени ответных протокольных мероприятий в честь советских руководителей в ходе визитов в СССР. Впервые это было сделано во время визита короля Афганистана, когда по его просьбе было дано согласие на проведение приема от его имени 29 июля 1957 г. в Большом Кремлевском дворце. В записке Протокольного отдела по этому поводу подчеркивалось, что прием в Кремле от имени иностранца предполагается провести в нашей стране впервые. 13 мая 1958 г. помещения Большого театра Кремлевского дворца были устроены танцы — для Президента Египта Насера и организации обеда от его имени. В том же 1958 году по инициативе Н.С. Хрущева было принято постановление об экономии государственных средств при проведении представительских мероприятий, было запрещено подавать крепкие напитки (водка, коньяк). При поездке иностранных делегаций по стране рекомендовалось отказаться от практики проведения дорогостоящих обедов и завтраков, заменив их организацией более экономичных приемов типа “фуршет”. При этом число приглашенных (в зависимости от состава приезжающей делегации) не должно было превышать 50—100 человек. Режим строгой экономии всегда был постоянным и неразлучным спутником представительской работы в нашей протокольной практике   На недостаток средств на эти цели жаловался еще в 1922 году заведующий протокольной частью НКИД Флоринский Д.Т. , обратившийся к Коллегии НКИД с просьбой выделить для этих целей 100 золотых рублей в месяц. Мотивируя свою просьбу, он писал: “Поддержание контактов с иностранцами и посещение иностранных миссий связано с расходами, покрывать которые из жалованья не представляется, к сожалению, возможным. Приходится быть чисто одетым, нести значительные расходы на прачку, давать чаевые и т. д. Кроме того, невозможно бывать у иностранцев и никогда не звать их к себе, так как невольно попадаешь в положение “бедного родственника” и обязываешься, что, конечно, совершенно нежелательно”. В 40—50-е годы говорить о какой-либо взаимности в отношении иностранцев, приглашающих наших представителей на свои дипломатические рауты, уже перестали. Да и посещение самих приемов стало делом далеко не безопасным. Тут уже не до ответных протокольных шагов, да и с деньгами по-прежнему было плохо. Годы летят, но проблема остается. После введения нового масштаба цен в 1961 году норма расходов на одного приглашенного при проведении дипломатических приемов была установлена в размере 4 руб. 50 коп., включая обслуживание. Основные положения протокольной практики 1976 года предлагают шире использовать приемы типа “фуршет” и проведение протокольных мероприятий при участии ограниченного числа советских официальных лиц. Уточнения, внесенные в основные положения протокольной практики в 1983 году, требуют, чтобы министерства и ведомства при приеме иностранных делегаций проводили все протокольные мероприятия не только при участии ограниченного числа официальных лиц, но и “при минимальных финансовых затратах”. В 1985 году пресловутый “сухой закон” наряду с новыми финансовыми ограничениями отнюдь не способствовал расширению представительской работы наших дипломатических загранпредставительств. О поистине катастрофическом положении, в котором оказались наши дипломаты как в центре, так и за рубежом в начале 90-х годов, даже не хочется говорить. Одним словом, всю историю нашего протокола в минувшем веке из десятилетия в десятилетие прочно и устойчиво пронизывает тенденция сокращения расходов на проведение дипломатических приемов и других представительских мероприятий. В 50-е годы в связи с быстрым увеличением числа иностранных представительств была предпринята попытка несколько упорядочить практику участия в протокольных мероприятиях советских официальных лиц. В августе 1956 года Протокольный отдел обратился к дуайену дипломатического корпуса шведскому послу Сульману с просьбой передать диппредставителям, аккредитованным в Москве, “пожелание, по возможности, воздержаться от устройства приемов и обедов по субботам и воскресеньям, а также в предпраздничные и праздничные дни, на которых предполагается присутствие советских представителей, поскольку присутствие для них на упомянутых мероприятиях в эти дни затруднительно...” Эта просьба была сформулирована с учетом мировой протокольной практики организации представительских мероприятий. В конце 50-х годов были официально установлены правила посещения дипломатических приемов, организуемых иностранными посольствами в Москве, представителями центральных ведомств и организаций. Советские руководители посещали приемы в иностранных диппредставительствах крайне редко   В отдельных случаях (приемы по случаю национальных праздников) персональное участие высшего эшелона определялось специальным решением Секретариата ЦК КПСС. В отношении советских гостей другого калибра решение о том, кто из получивших приглашение может идти на прием, принималось лично руководителями соответствующего ведомства, учреждения или общественной организации. При этом им предлагалось при решении этого вопроса руководствоваться в первую очередь соображениями полезности пребывания того или иного советского представителя на приеме в ино-странном посольстве. В 1963 году партийными инстанциями был принят документ “О мерах по упорядочению посещения советскими гражданами приемов”, в котором предлагалось централизовать и поставить под более жесткий контроль контакты с иностранцами в связи с “делом Пеньковского”. В середине 60-х годов Протокольный отдел по инициативе Молочков Ф.Ф.а подготовил подробный инструктивный документ “Дипломатические приемы и их организация”, в котором содержались конкретные рекомендации по проведению различных видов протокольных мероприятий с учетом общепринятой мировой практики и собственного опыта. Эти рекомендации по-прежнему актуальны. Проведение любого дипломатического приема, обеда, завтрака или какого-либо другого протокольного мероприятия требует решения Большого театра круга организационно-протокольных вопросов. Прежде всего согласовывается вопрос о том, от чьего имени устраивается протокольное мероприятие. В зависимости от этого определяется его характер, место и время проведения, составляется список приглашенных и план рассадки гостей, рассылаются пригласительные карточки. Необходимо предусмотреть продолжительность протокольного мероприятия (в зависимости от его характера, традиций и обычаев страны), решить, кто встречает гостей у входа, знакомит с рассадкой и сопровождает до зала. Важно предусмотреть также место, где гостей встречает главный хозяин, от имени которого проводится прием или обед, кто и как представляет гостей. Требуется своевременно подготовить всю протокольную технику: кувертные, рассадочные, плановые карточки, а также карточки меню с переводом на язык страны гостя. Нужно также заблаговременно решить, где и как будет подаваться аперитив и кофе (если проводится обед или завтрак с рассадкой). Ответственный момент любого приема — обмен тостами: кто произносит тост со стороны хозяев, продолжительность, когда (под шампанское или в другое время). Наконец, надо тщательно продумать процедуру прощания после завершения протокольного мероприятия. Большое внимание Молочков Ф.Ф. уделял зарубежному опыту организации дипломатических приемов. По его инициативе нашим загранпредставительствам было поручено обобщить местную практику проведения дипломатических приемов, правила этикета и подготовить соответствующую информацию по весьма широкому кругу вопросов: виды дипломатических приемов, по каким преимущественно поводам они проводятся; круг приглашаемых лиц; способы приглашений (карточка, личная нота, устное приглашение); общепринятая в стране форма ответов на приглашения; принципы рассадки гостей за столом; меню на приемах с учетом особенностей национальной кухни, образцы меню; особенности сервировки стола; обмен речами, тостами (в начале приема или к концу); кто обслуживает приемы (есть ли категория специально подготовленных официантов); примерные схемы проведения приемов различного характера; форма одежды для мужчин и женщин применительно к местным условиям и в зависимости от вида приемов; существует ли специальный ритуал при проведении некоторых приемов (например, государственных); особенности дипломатического этикета страны пребывания. Молочков Ф.Ф. уделял большое внимание вопросам этикета проведения дипломатических приемов и соблюдению правил поведения, принятых в дипломатической среде Во второй половине 50-х годов по его инициативе был сделан перевод основных глав работы английского автора Сензора “Dоn’t” (“Нельзя. Ошибки и нарушения правил приличия, более или менее часто встречающиеся в поведении и разговоре”). Отдельные главы этой работы — “Как не следует поступать за столом, в гостях, в общественных местах”, а также “Внешний вид и привычки” были разосланы как документ Протокольного отдела МИД по подразделениям министерства и в наши загран-учреждения, а позднее опубликованы в качестве приложения к книге Молочков Ф.Ф.а “Дипломатический протокол и дипломатическая практика”. В последнее время эти главы полностью вошли в ряд книг по современному этикету и деловому протоколу, изданных в конце XX столетия, но уже без ссылок на источники. Труды Молочков Ф.Ф.а по вопросам протокола и этикета и сегодня являются ценным подспорьем для российских дипломатов в их практической работе. Систематизированные Молочков Ф.Ф.ым принципы и нормы проведения дипломатических приемов лежат в основе действующей российской протокольной практики. В полном соответствии с этими нормами проводятся дипломатические приемы, завтраки и обеды, организуемые руководством Министерства иностранных дел в представительском особняке на Спиридоновке, в российских загран-представительствах за рубежом, а также протокольные мероприятия в Кремле по случаю национального праздника, юбилейных и памятных дат, а также в честь высоких иностранных гостей. Те же протокольные нормы определяют форму приглашения, характер изготовления специальных бланков пригласительных карточек, их рассылку. Строго соблюдается протокольное требование обязательного ответа на приглашение, если соответствующий прием проводился с рассадкой, а также когда в тексте содержится просьба ответить. Нередко в соответствии с устоявшимися протокольными канонами для этого, как и прежде, используется французская аббревиатура R.S.V.Р. В отношении использования различных видов приемов действующая российская протокольная практика мало чем отличается от общепринятых международных норм Дипломатические приемы в зависимости от повода и времени проведения подразделяются на следующие основные виды: “Бокал шампанского” (с 12 до 13 часов), “Завтрак” (между 12 и 15 часами), “Чай” (между 16 и 18 часами), “Коктейль” или “Фуршет” (начало — в интервале от 17 до 18 часов, продолжительность — два часа), “Обед” (начинается в промежуток времени от 20 до 21 часа и длится два-три часа), “Ужин” (после 21 часа). В российской протокольной практике такой вид дипломатического приема, как “Ужин”, в настоящее время практически не используется. Время начала протокольного обеда выдерживается не столь строго, как прежде. Официальный обед может быть проведен уже начиная с 19 часов. В последнее время все чаще используется такая разновидность приема как “обед-буфет”, при котором гости сами выбирают блюда с общего стола, а затем свободно рассаживаются по своему выбору. Это одна из наиболее демо-кратичных форм вечернего дипломатического приема, поскольку в иных случаях строгое соблюдение принципа рассадки по протокольному старшинству является одним из важнейших правил, требующих неукоснительного соблюдения. В основном выдерживаются требования, касающиеся основных правил этикета при проведении дипломатических приемов (приход — уход, сервировка стола, форма одежды и т. п.). Опоздание на обед (завтрак) с рассадкой считается нарушением этикета и может быть расценено как знак неуважения. Первыми приходят младшие по должности, а затем — старшие. Во всех случаях официальным лицам рекомендуется не покидать прием раньше старших по положению гостей. Управлением протокола Президента разработан детальный ритуал проведения официального обеда (завтрака) в Кремле в честь глав иностранных государств7. Эти мероприятия, как правило, проводятся в Грановитой палате, в Георгиевском и Александровском залах Большого театра Кремлевского дворца или в Екатерининском зале Кремлевской резиденции Президента. Рассадка за столами осуществляется при строгом соблюдении принципа протокольного старшинства. Почетное место гостя — за главным столом по правую руку от хозяина, остальные гости занимают места за отдельными столами.   Официальные тосты (речи) произносятся, как правило, в начале обеда Используются различные формы приглашений, составленные в соответствии с требованиями дипломатического протокола и этикета. В конверт с приглашением вкладывается специальная памятка, содержащая необходимые пояснения о порядке проведения приема (на протокольном языке — так называемый вкладыш). Весь порядок проведения приема расписан до мельчайших деталей. Приглашенные на обед гости входят через главный подъезд Большого театра Кремлевского дворца, поднимаются по парадной лестнице и через аванзал проходят в Георгиевский зал, где получают карточки рассадки за столом. (“Ваше место за столом”.) Здесь же подается аперитив. Сбор гостей заканчивается за 15 минут до начала обеда. Президент Российской Федерации и глава иностранного государства встречаются тем временем в Зимнем саду. За несколько минут до начала обеда они выходят во Владимирский зал и располагаются в его центре лицом к Георгиевскому залу в определенном порядке (Президент, гость, супруга гостя, супруга Президента). После этого гостей приглашают во Владимирский зал для представления (иногда гостям заранее вручаются отдельные карточки представления). После представления гости проходят через Святые сени в Грановитую палату и останавливаются у своих мест, определенных планом рассадки. Сохранены и старые протокольные традиции проведения приемов. В ряде случаев после завершения обеда для приглашенных устраивается небольшой концерт в Георгиевском зале БКД. В приглашении на официальный обед в Кремле может быть указана форма одежды, например: мужчины — темный костюм, женщины — вечернее платье, военнослужащие — парадная форма с орденскими колодками. (О форме одежды на дипломатических приемах более подробно в следующей главе.) 3 июля 1931 г. Коллегия НКИД приняла следующее решение: “Предложить всем заведующим отделами устраивать приемы только на Спиридоновке, каждый раз по соответствующему разрешению члена Коллегии”. До передачи особняка на Спиридовке в ведение Наркоминдела представительские мероприятия проводились в доме на Софийской набережной, а также в доме отдыха в Узком. В апреле 1930 года, как зафиксировано в дневнике заведующего Протокольным отделом, он “ездил осматривать Архангельское на предмет возможного его использования для НКИД”, но, как видно, не получилось. Этикет и протокольная одежда. Дипломатическая форма Вопрос об одежде дипломата или об одежде, принятой на дипломатических раутах и других протокольных мероприятиях, играл и продолжает играть далеко не последнюю роль не только в протокольных нормах любой страны, но и в обществе в целом. Строгие правила ношения одежды в полном соответствии с тем или иным официальным поводом всегда были одной из важнейших составляющих этикета, в том числе этикета дипломатического. История протокольной практики нашей страны полностью подтверждает это. Здесь не только дань этикету и так называемым светским условностям, но и следование сложившимся на протяжении веков нормам международной вежливости. А для любого дипломата вопрос о том, как одеваться по тому или иному поводу, — часть повседневной жизни, неотделимая от его профессии. Это особенно ощутимо в условиях работы за пределами своей страны.   Не только глубокое знание истории, политики, культуры чужой страны, но и ее традиций, обычаев и норм протокола позволяет дипломату успешно работать за рубежом, устанавливать и укреплять деловые связи. Поэтому всегда приходится помнить по крайней мере первую часть известной пословицы об “одежке”, по которой встречают. От первого контакта, от впечатления, произведенного при первом знакомстве, зависит нередко, как сложится карьера дипломата в данной стране. Отступление от установленных норм поведения, пренебрежение правилами посещения протокольных мероприятий, в том числе касающихся одежды, могут поставить дипломата в весьма неловкое, а порой и просто дурацкое положение. Криминалом это, конечно, не является, но репутацию в обществе может серьезно подмочить. Среди протокольных казусов известен, например, случай, когда молодой протокольщик в одном из советских загранучреждений, получив пригласительный билет с пометкой: “форма одежды — black tie”, отправил посла на важный правительственный прием в черном галстуке. Присутствовавшие на этом обеде дипломаты долго перешептывались между собой, задавая риторический вопрос: “Кого из нас приехал хоронить советский посол?” Поэтому требования строго соблюдать нормы этикета, хотя и называли его тогда “буржуазным”, содержались во многих инструктивных документах, направляемых Наркоматом по иностранным делам в наши дипломатические представительства за границей. В уже упоминавшемся циркуляре 1923 года, подписанном заведующим Протокольной частью НКИД Флоринским Д.Т., подчеркивалось, что отступление от общепринятых правил этикета может привести к нежелательным конфликтам. Конечно, такой подход к вопросам этикета, тем более “буржуазного”, приходилось согласовывать с лозунгами революционного времени, которые мораль “отжившего свой век” общества отрицали на корню.   Поэтому совершенно необходимые для практической работы дипломата инструкции приходилось сдабривать парой-тройкой идеологически выдержанных фраз: поскольку, мол, этикет этот представителям рабочего-крестьянского правительства “чужд по духу”, то и “рабом” его становиться не следует, но тем не менее обстоятельства, мол, сильнее нас. А посему — “необходимый минимум” соблюдать надо и “подчиняться определенным правилам также приходится, так как к этому вынуждает настоящее положение дел”. В инструкции НКИД подробно разъяснялось, как отвечать на визиты и приглашения на дипломатические приемы, обеды и завтраки, как рассылать самим такие приглашения, как выражать поздравления и соболезнования, как пользоваться визитными карточками и т. п. Специальные рекомендации, касающиеся одежды, содержались в разделе “Костюм”. Все было расписано предельно четко: “Днем во всех официальных случаях носится жакет (визитка). Воротничок (рубашки) крахмальный, ботинки черные, галстук темный” (“на траурные церемонии при жакете надевается непременно черный галстук”). Фрак и смокинг носятся только вечером. Пояснялось, что днем фрак может быть надет лишь для вручения верительных грамот, но только, “если того безусловно требует обычай”. В этом же разделе инструкции говорилось и о других правилах этикета, которые следует соблюдать при ношении фрака или смокинга, а также об отдельных деталях такого наряда. В циркуляре НКИД 1923 года имелся еще один специальный раздел, который назывался “Церемониал для жен дипсостава и визиты дамам”   Женам полпредов и дипсостава рекомендовалось не слишком “увлекаться светской жизнью”, а ограничиваться лишь “необходимыми выездами на официальные приемы”. Туалеты жен должны отличаться “скромностью и простотой, ношение драгоценностей недопустимо”. Для дневных визитов “рекомендуется строгий “тайлер”, а для обедов и вечерних приемов декольтированное платье... При вечернем платье шляпа не носится... Одно и то же платье (та же проз-одежда, что и фрак) может носиться на все без исключения приемы и нет никакой надобности в нескольких платьях”. Термином “прозодежда” называли в 20—30-е годы все протокольные наряды, которые приходилось одевать советским дипломатам и их женам, соблюдая требования “буржуазного” этикета (визитка, смокинг, фрак, вечернее длинное платье). Следует подчеркнуть, что требования эти соблюдались весьма строго и не только дипломатами в наших загранпредставительствах, но и на всех официальных протокольных мероприятиях, проводившихся в Москве с участием дипкорпуса. В качестве примера можно упомянуть несколько типов приглашений на различные виды дипломатических приемов, которые рассылались протоколом в 1929 году членам коллегии и заведующим отделами НКИД: “ Чичерин приглашает Вас на вечер, устраиваемый в честь персидского посла, имеющий быть в понедельник в 9 часов вечера. Форма одежды — фрак”. “Протокольный отдел сообщает, что обед у -т. Стомонянова (Член Коллегии. — Прим. авт.) в честь польского посланника... состоится в четверг 9 декабря в 8 час. 30 мин. вечера на Софийской наб., 14. Форма одежды — смокинг”. Это приглашения на приемы вечерние: фрак, смокинг — альтернативы нет. А вот приглашение на дневной прием, где фрак или смокинг уже не требуются: “Протокольный отдел извещает, что в воскресенье 7 ноября (национальный праздник!) состоится прием дипломатического корпуса от 2 до 5 часов на Софийской наб., 14. Форма одежды — жакет или темный пиджак”. Насколько строго выдерживались требования этикета в отношении формы одежды на различных протокольных мероприятиях, проводимых в эти годы в столице Советского Союза, можно судить по переписке Протокольного отдела с советским полпредом в Норвегии в сентябре-октябре 1927 года (уже 10-я годовщина Октябрьской революции!). Полпред А.М. Макар, собравшийся в командировку в Москву, просит проконсультировать его, что из имеющегося арсенала “спецодежды” ему следует взять с собой, так как “придется бывать у диппублики по различным поводам”. Брать весь комплект полпред полагает излишним, считая, что требования к протокольной одежде в Москве не столь строги, как, скажем, в Осло или Риме, где он работал раньше. Поскольку “вероятно, у нас все это сильно упрощено, однако, возможно, что кое-какие нормы в этом смысле соблюдаются, — говорится в письме в Протокольный отдел. — Вы меня очень обяжете, если информируете срочно о необходимом минимуме”. И вот какой ответ (мягкий по форме, но весьма жесткий по существу) дает полпреду заместитель заведующего протоколом НКИД   Процитируем его полностью: “Уважаемый товарищ, Вы прибудете в Москву в разгар “сезона”. В ноябре большой прием у нас, несколько национальных праздников; начнутся журфиксы, завтраки и обеды. Поэтому, если это Вас не слишком затруднит, захватите с собой все разновидности нашей спецодежды. На дневных приемах мы бываем либо в пиджаках, либо чаще, в визитках. Смокинг нужен для обедов без дам. Фрак необходим для вечерних больших приемов и обедов с дамами. Поэтому необходимым “минимумом”, о котором Вы пишите, оказываются все перечисленные виды одеяний...” Вышеупомянутые правила ношения протокольной одежды соблюдались достаточно долго. Изданное НКИД в 1938 году так называемое пособие к сдаче техминимума содержало аналогичные рекомендации в специальном приложении “Одежда и порядок ее ношения”: “Обычным повседневным костюмом дипломата является темный пиджак (летом возможен светлый). Днем, до обеда, в официальных случаях, носится либо черный пиджак, либо жакет (если ношение его принято в дипломатическом корпусе). Воротничок обязательно крахмальный. Галстук темный. Вечером носят фрак или смокинг. фрак надевается на обеды с участием дам и на большие вечерние приемы. Смокинг (костюм менее парадный) надевается на обеды, на которых дамы не участвуют, а также на небольшие вечерние приемы”. Допускались отступления от изложенного порядка, но “только, если приглашающий предупреждает о желании видеть гостя в более скромном костюме”. “Днем фрак носится лишь в особо торжественных случаях. Например при вручении верительных грамот и на торжествах, на которых дипломаты присутствуют в мундирах. При фраке всегда носится белый жилет и белый галстук. При смокинге всегда носится черный галстук и, преимущественно, черный жилет. Белый жилет одевается, если это принято в дипломатическом корпусе (например, обед с дамами). При фраке и смокинге носятся полуботинки. При полуботинках надеваются черные шелковые носки. Запонки на крахмальной рубахе (на груди и на рукавах) при фраке и смокинге должны быть простые (обычно перламутровые). Ношение цветных запонок или подделанных под жемчуг не должно иметь места. Пальто при официальных костюмах должно быть черное. Обувь всегда должна быть безукоризненно начищена. Цветная обувь носится только при летних костюмах. Жены дипломатов одевают днем закрытые платья, а вечером открытые или полуоткрытые (последние — если прием носит более скромный характер). Ношение фальшивых драгоценностей не должно иметь места. Днем дамы шляп не снимают. Вечером снятие шляп обязательно. В большинстве столиц буржуазных стран принято носить перчатки (на улице) независимо от времени года. Перчатки должны не слишком резко выделяться своим цветом от пальто (летом от костюма, если пальто не надето). В официальных случаях носятся серые (замшевые) перчатки”. Подчеркивалось, что одежда дипломата должна быть скромной по внешнему виду и абсолютно аккуратной   “Спортивные костюмы (для гольфа, верховой езды и т. п.) не должны служить повседневной одеждой. Платье крикливых фасонов, а равно всякого рода бросающиеся в глаза куртки, жилетки и джемперы, не должны носиться”8. Ношение фрака как официальной протокольной одежды сотрудников НКИД на дипломатических приемах с участием дипкорпуса было формально отменено Коллегией лишь в конце 1939 года. Заведующий Протокольным отделом В.Н. Барков по указанию заместителя наркома В.П. Потемкина, поблагодарив за приглашение на обед, сообщил дуайену дипкорпуса послу Германии о решении Коллегии: “Все мы будем в пиджачном костюме... и впредь на все обеды в дипкорпусе приглашенные от НКИД будут надевать пиджачные костюмы... Прошу г. Посла довести это до сведения дипкорпуса”. Посол, по словам шефа протокола, нашел совершенно естественным устанавливаемый порядок, заметив, что фрак в СССР не принято носить. “Мужчины просто примут это к сведению. Им все равно. Женщин это огорчит, поскольку дамы будут лишены возможности носить свои нарядные вечерние туалеты, которые они одевают, когда мужчины одеты во фрак”. фрак действительно требовал соответствующего дамского наряда. Об этом говорит в своих дневниках и А.М. Коллонтай. Описывая подготовку к официальному обеду в столице Норвегии, она замечает: “С платьем к этому обеду у меня вышла лихорадка. Заранее некогда было подумать о платье. Утром в день обеда сообразила, что если все мужчины будут во фраках, надо одеть что-нибудь более отвечающее случаю”9. Имеющиеся в Архиве внешней политики фонды Протокольного отдела подтверждают уже высказанный в начале этой работы тезис о том, что вопросы церемониала и этикета отнюдь не рассматривались Наркоминделом как совершенно никчемные или второразрядные среди других задач, решаемых в эти годы в сфере внешней политики.   Разумеется, они ни в коей мере не выходили на передний план, но отношение к ним было достаточно серьезное Это отчетливо проявилось еще в ходе так называемой дискуссии об этикете в 1923—1924 году. В этой дискуссии принимали активное участие Чичерин, Карахан, Раскольников, члены Коллегии Наркомата, ряд советских полпредов. Разумеется, всегда есть разница между изложением точки зрения на вопросы протокола и этикета в служебных документах или на страницах газет. Здесь, как и во многих других случаях, постоянно сталкивались революционная фразеология и интересы здравого смысла, требующие, как заметил шеф протокола НКИД, “покорения этой печальной необходимости”. Но главный вывод состоявшейся на газетных страницах дискуссии подтверждает прагматизм руководства НКИД в подходе к вопросу о необходимости соблюдения принятых мировым сообществом норм дипломатического протокола и этикета. Этот вывод был четко сформулирован заместителем наркома по иностранным делам - М.М. Литвиновым: “Как бы ни были серьезны вопросы о новом быте, как бы сильно мы ни хотели отличаться побольше от буржуазной среды, у советского дипломата на первом месте должны быть соображения дипломатической целесообразности того или иного поступка... Успех работы зависит в большей мере от способностей дипломата наладить личные хорошие отношения с представителями стран, с которыми ему приходится приходить в соприкосновение. Имея это в виду, приходится частенько, скрепя сердце, приспосабляться к вкусам и привычкам этих людей... Пренебрегание местным этикетом (обычаями) иногда прямо-таки вредно... Этикет, присутствие на торжественных обедах, банкетах, приемах составляют самую тягостную часть обязанностей советских дипломатов... Они не благословляют, а проклинают свое амплуа (должность, когда им приходится менять удобные, изящные тужурки и “толстовки” на безобразные, стеснительные, хомутообразные крахмальные рубашки и фраки)...” Здесь, пожалуй, можно говорить об определенном расхождении между словом и делом, но расхождением порой вынужденным и чисто внешним, когда на словах любые светские условности и церемонии отрицались как “буржуазный хлам”, а на деле общепринятые в международном общении нормы церемониала, протокола и этикета неукоснительно соблюдались. Более того, всякое отступление от них воспринималось порой довольно болезненно, как попытка нанести урон престижу государства на международной арене. Даже такой казалось бы анахронизм, как цилиндр, достаточно долгое время признавался нашей протокольной практикой в качестве обязательного головного убора при церемонии вручения верительных грамот. В уже упоминавшейся инструкции 1923 года для советских полпредов говорилось: “Возражений против цилиндра не имеется”. В более поздних документах также указывается, что в торжественных случаях (вручение верительных грамот, церемонии на открытом воздухе) надевается цилиндр, если только местный обычай не допускает ношение котелка или мягкой шляпы. Вместе с тем появление в цилиндрах официальных представителей НКИД на церемонии вручения верительных грамот в Кремле, где велась официальная фото- и киносъемка, создавало немало проблем, в том числе чисто пропагандистского толка, поскольку на всех политических карикатурах этот головной убор был непременным атрибутом “недобитых буржуев” и “акул мирового империализма”. Весьма любопытна в этом отношении записка наркома  Чичерина начальнику штаба РККА - П.П. Лебедеву летом 1924 года. “Согласно принятому церемониалу, — пишет нарком, — заведующему протокольной частью Флоринскому приходится сопровождать в Кремль иностранных представителей для вручения верительных грамот Председателю ЦИК. Это связано с необходимостью надевать цилиндр, дабы “иностранные полпреды, отправляющиеся в этих головных уборах, не считали себя обиженными и не могли упрекнуть нас в отсутствии внимания”. Вместе с тем, отмечает  Чичерин, “ношение цилиндра неудобно для нас со всех точек зрения” и предлагает весьма кардинальный выход из создавшегося положения: “Желательно причислить Флоринского к какой-либо войсковой части, что позволило бы ему появляться в форме и избавило бы нас от затруднений”. Предложение В.Г. Чичерина было встречено с пониманием и в ноябре 1924 года Лебедев уведомил Наркоминдел “о зачислении зав. протокольной частью НКИД Флоринского в резерв при штабе РККА”. Доставлявшая головную боль проблема цилиндра была снята с повестки дня. Можно сказать, что таким образом в косвенном виде была по существу предпринята первая попытка возродить идею о форменной одежде в советском дипломатическом ведомстве. Вопрос о введении дипломатической формы, которая на официальных церемониях могла бы заменять все виды протокольной одежды (визитка, смокинг, фрак, цилиндр и т. д.), “столь чуждой по духу представителям рабоче-крестьянского правительства”, был поставлен в практическую плоскость несколько позже. В основе любой протокольной нормы лежат исторические традиции. Российские послы имели специальные дипломатические наряды еще до Петра Великого, когда был учрежден табель о рангах. После создания системы министерств в 1802 году форменная одежда дипломатов, как и других государственных чиновников, претерпела дальнейшую регламентацию, а внешний вид формы на протяжении XIX столетия неоднократно видоизменялся. В 1834 году были утверждены специальные виды форменной одежды для дипломатов и консульских агентов Российской империи, которые частично видоизменялись в 1894, 1897 и 1905 годах. В “Описаниях и правилах ношения форменной одежды для гражданских чинов ведомства Министерства иностранных дел” вводились следующие формы одежды: парадная, праздничная, обыкновенная, особая, будничная и дорожная. В арсенале дипломатической одежды были однобортные “полукафтаны” (с шляпой гражданского образца и треугольной шляпой), “мундирные фраки”, открытые двубортные сюртуки, укороченные двубортные или однобортные пальто (или шинель), а также жилеты, фуражки, перчатки, серебряные пуговицы с изображением государственного герба и многие другие аксессуары и т. д. Были введены погоны и знаки различия: “Министру и Товарищу Министра и всем штатным членам Министерства, служащим за границей, присваиваются продольные плечевые знаки. Всем же остальным чинам ведомства для отличия чинов полагаются петлицы на концах воротника”. Детально расписывались правила ношения различных видов формы (в том числе летнего и зимнего образцов) Следует заметить, что многое из того, что содержалось в “Описаниях и правилах ношения форменной одежды” 1905 года, было использовано при введении дипломатической формы в Министерстве иностранных дел в мае 1943 года, а также в 30-е годы, когда была предпринята первая попытка создать парадную и рабочую форму для сотрудников НКИД. О необходимости форменной одежды для советских дипломатов заговорили еще в 1923—1924 годах во время дискуссии об этикете. Однако в то время НКИД в лице зам. наркома Литвинова отклонил предложение о введении особой формы для наших дипломатов. Семя тем не менее оказалось, судя по всему, брошено на благодатную почву и в начале 30-х годов к идее о введении форменной одежды для сотрудников НКИД вернулись вновь. На этот раз выдвигались аргументы не только практического (замена нацио-нальной формой буржуазных фраков и цилиндров), но и чисто идеологического порядка. (Новая форма как символ верности дипломатов идее мировой революции.) Один из авторитетных сторонников введения советской дипломатической формы И. М. Майский писал из Лондона в Коллегию НКИД 28 января 1930 г.: “Я считаю, что дипломатическая форма по типу своему должна возможно ближе подходить к военной или полувоенной. Во-первых, потому, что военный костюм, вообще говоря, чрезвычайно удобен, а в то же время прост и красив. Во-вторых, потому, что приближающаяся к военному или полувоенному костюму форма будет символизировать тот факт, что наша война, война с капиталистическим миром, война за мировую пролетарскую революцию еще не кончена, и что советские дипломаты ни на один миг не должны об этом забывать... Необходимо, чтобы на форме были изображены наши эмблемы (на воротнике или на рукавах)”. В те же январские дни 1930 года временно исполняющий обязанности наркома М.М. Литвинов подготовил предложения о введении в обиход советской дипломатической службы форменной одежды. (Напомним, что еще в 1924 году он был решительным противником этой идеи.)   Вот основное содержание этого документа:   “Необходимость ношения фраков и смокингов на официальных приемах с участием иностранных дипломатических представителей, не отвечая духу нашего пролетарского государства, связана в то же время с рядом практических затруднений и является во всех отношениях весьма тягостной для ответственных работников НКИД, вынужденных по долгу службы принимать участие в таких приемах. Учитывая все эти моменты, Коллегия НКИД полагает отменить фраки и смокинги, установить определенный костюм, в котором сотрудники НКИД будут появляться во всех официальных случаях на территории СССР. Поскольку сотрудникам НКИД приходится постоянно встречаться с иностранными дипломатами также и в повседневной работе, Коллегия признает полезным установить три типа костюма, наилучшим образом отвечающие условиям наркоминдельской работы, с тем однако, что ношение форменной одежды является обязательным лишь на вышеуказанных официальных приемах с участием иностранных дипломатических представителей. Заграничных работников НКИД Коллегия полагает обязать носить установленную форму во всех случаях, допускаемых практикой страны их пребывания”. Было утверждено краткое описание одежды для личного состава НКИД, правила ее ношения и даже соответствующие эскизы и образцы. Гардероб советских дипломатов должен был состоять из двух вариантов кителя, рубашки, фуражки и пальто. В качестве парадной формы предлагался двубортный китель из черного сукна на шести металлических пуговицах, с двумя боковыми карманами и отложным бархатным воротником. К нему полагался однобортный жилет и белый крахмальный воротник. Повседневную форму собирались пошить из темно-синего или защитного цвета материала (для летнего времени — из белой рогожки). Китель по фасону предполагался однобортный на пяти металлических пуговицах с двумя накладными карманами с клапанами и стоячим отложным воротником. На углах воротника как парадной, так и повседневной формы — по красной звезде, а на левом рукаве выше локтя — государственный герб (вышитые). В комплект форменной одежды предполагалось включить черное общегражданского типа пальто, непромокаемый плащ, фуражку “французского покроя с подбородочным ремнем” (черную, защитного цвета или белую — в зависимости от костюма), а также рубаху из темно-синей шерстяной материи (летом — белую с накладными карманами и вышивкой государственного герба). Нарукавный знак состоял из упрощенного изображения государственного герба (глобус синего цвета со скрещенными на нем серпом и молотом, обрамленный золотыми колосьями, вверху — красная звезда). Положение о форменной одежде было представлено на утверждение коллегии для последующего внесения в Совнарком. Был сделан ряд практических шагов. Так, например, зав. Протоколом Флоринский Д.Т.  отмечает 15 января 1930 г. в дневнике: “Заказал в Гознаке эскиз нарукавного знака для формы. Будут готовы 22 января... Условился с трестом галантерейной промышленности о разработке эскиза и о составлении калькуляции для форменных пуговиц...” Однако в силу ряда причин форменная дипломатическая одежда, несмотря на всю подготовительную работу, введена не была и решение этого вопроса оказалось отложенным до мая 1943 года В ходе общей кампании по введению во время Великой Отечественной войны нового обмундирования и знаков различия в вооруженных силах и госучреждениях была утверждена и дипломатическая форма для сотрудников советского внешнеполитического ведомства. 28 мая 1943 г. было принято постановление Совета Народных Комиссаров СССР о введении форменной одежды для сотрудников советского внешнеполитического ведомства. Этим постановлением вводилась парадная и повседневная форменная одежда для дипломатических работников Народного комиссариата иностранных дел, а также для дипсотрудников посольств и миссий СССР за границей. Постановлением утверждались образцы форменной одежды в зимнем и летнем вариантах, образцы и описание знаков различия дипломатического состава, а также правила ношения как повседневной, так и парадной формы. (Для сотрудниц НКИД, имевших дипломатические ранги, форменная одежда не вводилась.) Приказом по наркомату (№ 213 от 7 октября 1943 г.) переход на обязательное ношение форменной одежды был введен с 1 ноября 1943 г., причем контроль за правильным ношением дипломатической формы возлагался на Протокольный отдел НКИД. Отдельным пунктом приказа определялась категория ответственных работников, которым присваивалось право ношения парадной формы (советники Наркоминдела, заведующие, заместители и помощники заведующих отделами, эксперты-консультанты, помощники и заместители наркома). 6 июля 1948 г. приказом по министерству этот пункт был несколько скорректирован и право ношения парадной формы помимо министра и его заместителей было присвоено следующему составу дипломатических работников: члены коллегии, начальники управлений, заведующие отделами, помощники министра, помощники зам. министра, заместители начальников управлений и заведующих отделами, советники министерства). Наряду с этими категориями старших должностных лиц МИД СССР право ношения парадной одежды присваивалось также всем дипломатическим сотрудникам Протокольного отдела, а также переводчикам (по особому списку). Выдача парадной формы дипработникам других категорий, если это требовалось в порядке выполнения их служебных обязанностей, разрешалась только по указанию заместителя министра на основе письменного представления заведующего Протокольным отделом и руководителя соответствующим оперативным подразделением министерства. Кроме того, предусматривалась возможность выдачи парадной формы для разового использования. Постановлением Совнаркома от 28 мая 1943 г. утверждались и строгие правила ношения дипломатической формы. Повседневная форма должна была носиться дипломатическими сотрудниками центрального аппарата при исполнении повседневных служебных обязанностей. За границей только на территории и в помещениях посольства или миссии (однако в отличие от Москвы — в необязательном порядке). За пределами территории загранпредставительства ношение повседневной дипломатической формы не допускалось. В отличие от повседневной, парадная форма за границей могла одеваться и во вне посольской территории, но только согласно протокольным правилам страны пребывания. В Советском Союзе ношение парадной формы предписывалось в следующих случаях: — на приемах у Председателя Президиума Верховного Совета СССР (при вручении дипломатическими представителями верительных и отзывных грамот, на аудиенциях и т. п.); — на торжественных приемах и банкетах у Председателя Совета Министров и Министра иностранных дел; — на парадах и торжественных заседаниях в присутствии дипломатического корпуса; — на официальных встречах и проводах глав иностранных государств и глав иностранных правительств. Если возникала необходимость одеть парадную форму в каком-либо ином случае, то для этого требовалось специальное указание. Наряду с этим была разработана подробная инструкция к правилам ношения форменной дипломатической одежды, составленная с учетом общепринятых норм этикета и требовавшая внимательного отношения к ним. Форменная одежда, подчеркивалось в инструкции, обязывает лиц, которым она присвоена, к “более строгому соблюдению общепринятых правил поведения на улицах, в общественных местах, при пользовании городским транспортом и т. д.”. От дипломатов требовалось поддерживать форму всегда в безукоризненном состоянии: шинель, пиджак застегнуты на все пуговицы, белая сорочка, чистый воротничок, брюки разглажены, ботинки вычищены. “Лица в форменной одежде должны иметь подтянутый и опрятный вид”. Запрещалось смешивать форменную одежду со штатской, появляться в ней “на рынках, толкучках и тому подобных местах, а также на улице с громоздкими мешками, узлами и т. п.”. Более того, запрещалось даже брать с собой зонт. При встречах требовалось приветствовать друг друга “прикладыванием правой руки к головному убору” и также отвечать на приветствия военнослужащих и иностранцев (“при приветствии иностранцев головной убор не снимается”). За соблюдением правил ношения дипломатической формы и вышеупомянутой инструкции был установлен жесткий контроль. Так, например, в специальном распоряжении по министерству, подписанном заместителем министра А.Я. Вышинским 13 апреля 1946 г., говорилось: “В связи с наблюдавшимися случаями уклонения дипломатических работников Министерства иностранных дел СССР от взаимных приветствий (отдание чести), а также ответных приветствий на приветствия военнослужащих, чем нарушается пункт 4-й инструкции к правилам ношения форменной одежды, обязываю заведующих отделами и начальников управлений разъяснять дипработникам и особенно вновь аттестованным необходимость соблюдения правил, связанных с ношением форменной одежды”. Как повседневная, так и парадная форма включала комплект, состоящий из пальто, костюма (мундир или пиджак, брюки, жилет), фуражки, перчаток, рубашки, галстука и ботинок. Парадная форма была черного, повседневная — серого цвета. К парадной форме, которая изготавливалась из более дорогих материалов и с золотым шитьем, дополнительно полагался кортик установленного образца. (Предусматривался также зимний вариант форменной одежды — шапка-ушанка или папаха и меховой воротник из мерлушки или каракуля.) На пальто и костюмах имелись знаки различия (погоны), которые соответствовали дипломатическому рангу, присвоенному дипломату (от атташе до Чрезвычайного и Полномочного Посла). При подготовке визита генерала де Голля (02—10 декабря 1944 г.) Протокольный отдел внес предложение, чтобы ответственные работники министерства участвовали в ряде мероприятий программы в обязательном порядке в парадной форме (встреча и проводы в аэропорту, завтрак и обед у И.В. Сталина, прием для дипкорпуса с участием -В.М. Молотова). При этом решение предлагалось довести до сведения наркомата обороны, чтобы военные чины также были одеты подобающим образом. Форменная дипломатическая одежда почти 10 лет была неизменным спутником повседневной жизни советских дипломатов   В начале января 1954 года заведующий Протокольным отделом - Д.А. Жуков в докладной на имя А.А. Громыко внес предложения по совершенствованию дипломатической формы, указав на ряд недостатков, которые выявились за прошедшее десятилетие. Он предложил, в частности, отменить зимний головной убор к парадной форме и меховой воротник к ней, разработать фасон летнего кителя для повседневной носки, а также ввести в обиход парадный форменный костюм из легкого белого сукна для дипломатического состава в жарких странах. Финал рассмотрения предложений Д.А. Жукова оказался гораздо более кардинальным. В 1954 году форменная одежда для дипломатических сотрудников МИД СССР (повседневная и парадная) была отменена. Для Чрезвычайных и Полномочных Послов и Посланников первого и второго класса сохранили парадные мундиры с соответствующим шитьем и знаками различия. Для руководителей загранпредставительств в жарких странах, имеющих соответствующие дипломатические ранги, летние светлые мундиры были введены в обиход в качестве парадной формы. Послы и посланники перестали использовать форму старого образца после распада Советского Союза в конце 1991 года в связи с изменением государственной символики Российской Федерации (в частности, герба, который был непременным атрибутом парадного дипломатического мундира). Через 10 лет, в 2001 году, этот вопрос был вновь поставлен на повестку дня. Новые образцы дипломатической формы для российских послов и посланников разработаны с учетом требований времени и вводятся в обиход. ------------------- 1 Продолжение. Начало см. “Дипломатический вестник”, 2001, № 7—8; 2002, № 2. 2 А.М. Коллонтай. Дипломатические дневники. 1922—1940. Т. 1. М., 2001, с. 146—147. 3 Там же, с. 401. 4 Там же, с. 402. 5 АВП России, ф. 057, оп. 3, п. 101, д. 1, л. 20—26. Н. Колчановский. Дипломатическая техника. М. 1938. 6 Позднее, уже в 60-е годы Молочков Ф.Ф. несколько скорректировал понятие приема типа “журфикс” [jour-fixe - франц. определенное время], указав, что по времени проведения, угощению и форме одежды он не отличается от чая (а не от дневного приема). — Прим. авт. 7 Протокол Российской Федерации. М., 2000. 8 Н. Колчановский. Указ. соч., с. 77—78. 9 А.М. Коллонтай. Указ. соч., с. 147. Источник Содержание МИД   www.pseudology.org