Павел Фёдорович Лядов История становления российской протокольной практики в XX столетии по материалам Архива внешней политики Российской Федерации 1918—1999 гг. Установление дипломатических отношений   Вступление дипломатического представителя в должность. В 1918 году РСФСР имела дипломатические отношения только с тремя государствами. Однако уже к концу 1921 года (за год до образования СССР) официальные связи с зарубежными странами существенно расширились. Из данных, опубликованных в первом изданном после революции справочнике “Дипломатический корпус и иностранные миссии при Правительстве РСФСР” (по состоянию на 15 ноября 1921 г.), можно видеть, что всего в российской столице насчитывалось 15 официальных дипломатических представительств: посольство Афганистана, чрезвычайное посольство Персии, посольство Правительства Великого Национального Собрания Турции, миссии Польши, Латвии, Литвы, Эстонии, Финляндии, полномочные представительства ряда Советских Социалистических Республик, вошедших затем в состав СССР (Азербайджанской, Армянской, Грузинской, Белорусской, Украинской), а также полпредства Бухарской Народной Советской Республики и Дальневосточной Республики. Кроме того, на правах дипломатических представительств действовали Австрийская миссия по делам военнопленных, Британская торговая миссия, Чехословацкая торгово-промышленная миссия и Временное представительство Германского правительства. Следует отметить, что почти половина стран, установивших дипотношения с РСФСР к концу 1921 года, составляла государственные образования, возникшие на территории бывшей Российской империи и вошедшие затем в состав СССР. Количество российских официальных миссий за границей в первые годы советской власти было невелико. На конец 1921 года собственно дипломатические представительства, возглавлявшиеся полпредами, были только в 10 странах: Германия, Латвия, Литва, Эстония, Финляндия, Персия, Турция, Грузия, Бухара и Хива. В Англии, Италии и Чехии РСФСР была представлена постоянными председателями торговых делегаций, в Австрии — полномочным представителем по делам военнопленных. В Монголии, Китае (Кульджа), Дальневосточной Республике и в Ташкенте были аккредитованы уполномоченные российского правительства, а в Швейцарии находилось официальное представительство Российского общества Красного Креста. В 1924 году количество стран, установивших дипломатические отношения с Советским Союзом, возросло до 22, в 1940-м — до 29 и к концу Второй мировой войны, в 1945 году, — до 51. Соответственно число дипломатических миссий, аккредитованных в Москве, выросло к 1945 году до 32. В последующем эта динамика нарастала значительно более высокими темпами. В 1960 году СССР имел дипотношения уже с 69 государствами, в Москве было аккредитовано 53 иностранных дипломатических представительства. По данным на 01 января 2001 г., Российская Федерация поддерживает дипотношения со 180 государствами. В Москве аккредитованы 153 главы дипломатических представительств, находятся посольства 137 стран. Относительно порядка установления дипломатических отношений российская протокольная практика всегда исходила из общепринятых международных норм: обмен посланиями, телеграммами, нотами идентичного содержания, подписание соответствующего договора или соглашения. Правда, в первые годы советской власти документы об установлении дипломатических отношений наряду с констатацией юридической нормы содержали, как правило, и соответствующий идеологический рефрен.   Так, в ответ на послание главы Афганистана Амануллыхана 7 апреля 1919 г. Председатель ВЦИК М.И. Калинин направил 27 мая 1919 г. ответное послание, в котором, в частности, говорилось: “Установлением постоянных дипломатических сношений между двумя великими народами откроется широкая возможность взаимной помощи против всякого посягательства со стороны иностранных хищников на чужую свободу и чужое достояние”. Договором был закреплен факт установления дипотношений с Монголией в 1921 году, Китаем в 1924 году, Йеменом в 1928 году, обменом нотами — с Францией в 1924 году, Чехословакией в 1934 году и т.д. Главное, чтобы любой документ об установлении дипотношений ясно фиксировал достигнутую договоренность, а не ограничивался лишь одним заявлением о намерениях сторон. Такой подход был четко сформулирован в докладной записке заведующего Договорно-правовым отделом МИД СССР С.А. Голунского на имя заместителя министра иностранных дел В. А. Зорина: “Дипломатические отношения устанавливаются на основании соглашения, достигнутого между двумя договаривающимися государствами. Соглашение же может считаться достигнутым только тогда, когда обе стороны твердо и определенно выразили свое желание и свою готовность установить между собою дипотношения. Практика государств показывает, что это желание и готовность всегда подтверждается в каком-либо документе — договоре, ноте, официальном заявлении”. Недоговоренность в ходе переговоров и неточность в итоговом документе могут поставить под вопрос или сам факт установления дипломатических отношений, или их уровень (на уровне посольств или миссий), а также дату вступления в действие достигнутого соглашения, что является весьма важным для последующей истории развития отношений между двумя государствами. В первые годы советской власти, когда количество дипломатических представительств в Москве было невелико   Протокольная практика встречи послов по прибытии обставлялась с церемониальной точки зрения весьма торжественно. На вокзале выстраивался почетный караул, исполнялись государственные гимны, во встрече принимал участие целый ряд ответственных сотрудников НКИД, включая одного из замнаркомов. Столь же торжественно обставлялась и церемония вручения верительных грамот. Однако уже к 1924 году протокол встречи вновь назначенных послов стал носить более деловой характер, закрепленный соответствующим нормативным документом. 16 февраля 1927 г. заведующий Протокольным отделом НКИД Флоринский Д.Т.  личной нотой уведомил дуайена дипкорпуса германского посла графа Брокдорф-Ранцау об отмене почетного караула на вокзале при встрече иностранных послов (“с целью упрощения протокольных формальностей”). Об изменении церемонии вручения верительных грамот и придания ей менее пышного характера свидетельствует письмо  Чичерина на соответствующий запрос И.В. Сталина 04 июня 1925 г.: “Вопрос об исполнении в Москве национальных гимнов других государств при вручении послами верительных грамот был разрешен путем принятия ЦИКом установленного церемониала, в силу которого вручение верительных грамот происходит без музыки”. Решением Коллегии НКИД 13 апреля 1931 г. был введен новый церемониал в отношении приезжающих в Москву послов, который предусматривал следующий порядок: “1. Для встречи вновь назначенного посла (или посланника) при его прибытии выезжает только зав. Протокольным отделом или его помощник. (В отдельных случаях, когда посол знаком с наркомом или его заместителем, его от их имени приветствует генеральный секретарь НКИД) 2. Автомобиль НКИД не высылается кроме тех случаев, когда нового представителя в Москве некому встречать 3. Кроме краткого приветствия встречающих других почестей не оказывается (почетный караул, оркестр музыки, речи) 4. Вновь прибывший посол делает визиты только наркому, членам коллегии, зав. Протокольным отделом 5. Ответный визит послу отдает только зав. Протокольным отделом, остальные ограничиваются посылкой визитной карточки 6. При вручении грамот послом в нашей стране присутствует только: секретарь ЦИК, нарком, один член коллегии, зав. соответствующим Политотделом НКИД, зав. Протокольным отделом и пом. зав. Протокольным отделом. В сообщении для печати о состоявшемся вручении грамот присутствующие не перечисляются 7. При вручении грамот за послом посылается автомобиль и его сопровождает из миссии в Кремль и обратно зав. Протокольным отделом или его помощник 8. Специального обеда или завтрака вновь прибывшему послу нарком не устраивает 9. В случае отъезда посла в отпуск или возвращения из отпуска представитель НКИД на встречу не посылается 10. При вручении отзывных грамот присутствуют с нашей стороны только нарком или его заместитель и зав. Протокольным отделом 11. При окончательном отъезде представителя его провожают: зав. Протокольным отделом и зав. соответствующим отделом НКИД, а в отдельных случаях генеральный секретарь” В 1934 году церемониал вручения верительных грамот иностранными послами претерпел дальнейшие изменения   В докладной записке наркома М.М. Литвинова и заведующего Протокольным отделом НКИД Флоринского Д.Т.  Председателю ЦИК М.И. Калинину было предложено отменить обмен речами, которые “большей частью весьма шаблонны”. При этом делалась ссылка на протокольную практику ряда зарубежных государств (“в Италии и Англии речи не произносятся, в Турции и Греции недавно отменены”). Измененный церемониал предусматривал вместе с тем элементы воинских почестей (“парные почетные часовые” у входа в Большой Кремлевский дворец, встреча на верхней площадке лестницы комендантом Кремля, рапорт начальника почетного караула). Более детально была разработана протокольная сторона церемонии вручения верительных грамот (доклад шефа протокола о прибытии посла, аудиенция Председателя ЦИК, представление персонала дипмиссии после аудиенции и т. п.). 07 января 1946 г. заведующий Протокольным отделом МИД Молочков Ф.Ф. представил записку с описанием церемонии вручения верительных грамот, в основу которой была положена протокольная практика, введенная в 1934 году. Местом проведения церемонии был предложен Екатерининский зал Большого театра Кремлевского дворца. В записке в мельчайших подробностях расписан весь сценарий, который по существу послужил основой для последующих нормативных документов, касающихся вопросов, связанных с аккредитацией иностранных дипломатических представителей. 22 декабря 1947 г. Молочков Ф.Ф. выступил с инициативой внести ряд дополнений в установленный порядок вручения верительных грамот, предложив, в частности, восстановить практику обмена речами с опубликованием в печати текста речей и фотографий самой церемонии вручения. Однако заместитель министра иностранных дел А.Я. Вышинский не поддержал инициативу. Молочков Ф.Ф.а, написав В.М. Молотову, что, по его мнению, “необходимости в этих нововведениях нет”. Резолюция министра 28 декабря 1947 г. гласила: “Согласен с т. Вышинским”. Таким образом, была закреплена существовавшая протокольная практика, в соответствии с которой при вручении верительных грамот обе стороны ограничивались краткими приветствиями. Однако 7 июля 1948 г. произошел следующий казус. Посол Франции при вручении верительных грамот Н. М. Швернику спонтанно произнес речь, на которую Председатель Президиума Верховного Совета ответил. В качестве выхода из создавшегося положения Протокольный отдел предложил не упоминать в сообщении для печати о факте обмена речами, чтобы “не создавать прецедента и не изменять существующего порядка”. Тем не менее к началу 60-х годов Молочков Ф.Ф. сумел претворить в жизнь свои предложения. Уточненный и детально разработанный им церемониал вручения верительных грамот предусматривал обмен речами с их переводом на русский и иностранный язык. Протокольный отдел МИД составил подробную памятку о “порядке аккредитования в СССР главы иностранного дипломатического представительства в ранге посла или посланника”, которая подробно расписывала все церемониальные моменты аккредитации иностранного посла, начиная с его прибытия в Москву. Этот церемониал вручения верительных грамот сохранялся с некоторыми изменениями и уточнениями (передача текста речей в письменном виде вместо их произнесения и некоторые другие элементы) практически вплоть до появления в структуре государственной власти поста президента. После распада СССР порядок вступления вновь назначенного посла в должность при сохранении некоторых ранее разработанных церемониальных элементов претерпел ряд достаточно существенных изменений В соответствии со статьей 86 Конституции Российской Федерации только Президенту принадлежит исключительное право принимать верительные и отзывные грамоты аккредитуемых при нем дипломатических представителей. (В соответствии с нормой советского протокола этим правом обладал не только Председатель Президиума Верховного Совета СССР, но, в случае его отсутствия, и один из его заместителей. До принятия 12 декабря 1993 г. Конституции Российской Федерации прерогативой принимать верительные грамоты был наделен не только президент, но и вице-президент.) Принятый в настоящее время церемониал предусматривает возможность вручения верительных грамот Президенту в назначенный день и час сразу несколькими послами. Порядок аккредитации главы иностранного дипломатического представительства предусматривает его встречу по прибытии в аэропорт заместителем директора Департамента Государственного протокола (ДГП) или другим ответственным сотрудником. Дата и час прибытия определяют очередность вручения верительных грамот. В ходе первой встречи посла с директором ДГП разъясняется порядок предстоящей церемонии, после чего он наносит визит заместителю министра иностранных дел и передает ему копии своих верительных грамот. С этого момента глава диппредставительства считается фактически приступившим к своим обязанностям. В день, назначенный для вручения верительных грамот, посол направляется в Кремль на автомашине из президентского гаража в сопровождении одного из ответственных сотрудников ДГП, который после завершения церемонии сопровождает его до посольства или резиденции. Другие дипломаты посольства на церемонию не приглашаются. У входа в Большой Кремлевский дворец посла встречает комендант БКД или его заместитель, выстраивается почетный расчет в парадной форме. Группа послов, ожидающих вручения верительных грамот, собирается в Георгиевском зале, а затем переходит в Александровский зал, где и проходит церемония.   Президент в сопровождении министра иностранных дел и заместителя руководителя Администрации входит в зал под звуки президентских фанфар и принимает верительные грамоты послов в соответствии с протокольной очередностью. Производится официальное фотографирование с каждым из послов, вручающих свои грамоты. После завершения этой процедуры Президент обращается к послам с краткой приветственной речью, затем подается бокал шампанского. После краткой неформальной беседы с группой послов, вручивших верительные грамоты, церемония завершается. Протокольная практика запроса агремана на назначенных в Российскую Федерацию послов в целом полностью соответствует общепринятым международным нормам и каких-либо существенных изменений не претерпела. Агреман может запрашиваться как в устной, так и в письменной форме, неизменным остается лишь требование биографической справки на вновь назначаемого дипломатического представителя. Какие-либо документы или нормативы на этот счет касаются лишь сугубо организационных моментов.   В январе 1989 года МИД проинформировал посольства в Москве, что “в целях упорядочения запросов агреманов при назначении новых иностранных послов и ответов на них” эти запросы предлагается направлять “в принятой в международной протокольной практике форме” в Протокольный отдел, который “уполномачивается сообщать посольствам результаты рассмотрения этих запросов”.   При запросах через посольства за границей ответы направляются по тем же каналам В соответствии с российской протокольной практикой после вручения верительных грамот посол направляет главам дипломатических представительств личные письма о факте вручения. Затем посол наносит визиты официальным лицам страны и дипкорпусу. В Москве обязательными визитами являются визиты руководству министерства, директору политического департамента, курирующего страну посла. Что касается визитов руководству страны, протокольный департамент оказывает содействие в их организации. Все просьбы о приеме российскими руководителями глав дипломатических представительств передаются только через соответствующие подразделения Министерства иностранных дел.   Территориальный принцип построения национальной протокольной практики, положенной в основу Государственного протокола Российской Федерации, твердо отстаивал Молочков Ф.Ф., являвшийся одним из законодателей нашего протокола. В своей записке первому заместителю министра иностранных дел В.В. Кузнецову в 1957 году он подчеркивал правомерность и целесообразность именно такого толкования протокольной нормы. “В нашей стране существуют свои протокольные правила и обычаи, и международная практика не требует взаимности в протоколе. Например, в ряде стран при вручении верительных грамот предусматривается почетный караул и исполнение гимна страны посла. У нас такой протокольной нормы нет и никто не предъявляет претензий ... Важно в протокольной практике то, что в отношении диппредставителей соблюдались бы одинаковые правила без дискриминации. Протокол встречи и проводов посла у нас предусматривает только шефа протокола независимо от того, как провожали или встречали нашего посла. Это позволяет нам сохранить определенный порядок в протоколе и не давать повода к нареканиям. Протокол встречи и проводов посла у нас никогда не менялся (даже в годы войны при приезде послов США и Англии). Несмотря на известную рутинность в международной протокольной практике, эта рутинность может иногда оказаться полезной, особенно в случаях, когда в интересах дела можно укрыться за эту стабильность протокольных норм”. Столь же жестко Молочков Ф.Ф. рекомендовал подходить к вопросам неукоснительного соблюдения протокольных норм и нашим представителям за рубежом. Он постоянно обращал внимание на необходимость строго следовать установленному протоколу страны пребывания. Эти требования были весьма четко сформулированы в связи с казусом, произошедшим с советским послом во Франции А.П. Павловым при вручении верительных грамот Президенту Французской Республики В. Ориолю 05 мая 1950 г. Посол сообщил, что он вынудил французов согласиться с отступлением от принятого церемониала. Он потребовал, чтобы в кортеже, направляющемся в Елисейский дворец в качестве резервной, шла машина посла под государственным флагом СССР, в то время как сам посол находился с шефом протокола в президентской машине. Посол Павлов, писал Молочков Ф.Ф. в докладной на имя А.Я. Вышинского, “подверг ревизии протокол страны, принимающей посла. Это редкий случай в протокольной практике. По существу же изменение, на котором настоял посол, могло привести к обратному результату — к иронии французов на счет особой фантазии советского посла. То, что французы могли легко отвести это предложение заявлением, что обычно машина посла идет под флагом только тогда, когда в ней находится сам посол, свидетельствует о том, что французы отнеслись к этому делу как к мало серьезному. Если это так, то тов. Павлов с точки зрения своего престижа, как посла, не выиграл, а проиграл. Считал бы целесообразным порекомендовать послу осторожнее относиться к нововведениям в протоколе, особенно, если они не приносят пользы ни престижу посла, ни престижу нашей страны”. В этой связи следует упомянуть еще один казус с советским посланником в Дании И.Г. Сысоевым в июне 1954 года, также вызвавший соответствующую реакцию шефа протокола   Посланник прибыл в Копенгаген в летний период, когда король находится в загородной резиденции. Шеф королевского протокола проинформировал посланника, что вручение верительных грамот в соответствии с установленной практикой возможно не ранее середины августа. Посланник, который хотел присутствовать на открывающейся вскоре промышленной выставке уже в своем официальном качестве, стал настаивать на более ранних сроках. Шеф протокола дал согласие, но предупредил, что в таком случае церемония вручения верительных грамот будет носить лишь полуофициальный характер (без участия королевы и свиты, без почетного караула, без королевского экипажа, без парадных мундиров и т. п.). Решение было оставлено на усмотрение посланника, который дал свое согласие и вручил верительные грамоты в рабочем кабинете короля в неофициальной обстановке. На факт отступления от принятого в стране церемониала при вручении верительных грамот советским дипломатическим представителем было обращено внимание в Москве. По предложению Протокольного и территориальных отделов посланнику было сделано соответствующее внушение за подписью заместителя министра иностранных дел В. А. Зорина: “При вручении Вами верительных грамот по отношению к Вам была допущена дискриминация. Несмотря на то, что за два дня до приема Вас королем, Вам стало известно, что процедура вручения верительных грамот будет носить полуофициальный характер, Вы, проявив непонятную поспешность, не сочли необходимым информировать об этом Центр. Считаю, что в данном случае Вы поступили неправильно”. Из всех протокольных норм, подчеркивал Молочков Ф.Ф., протокол вручения верительных грамот является в каждой стране наиболее определенной, наиболее четко сформулированной нормой. Отступление от установленного порядка можно рассматривать как попытку нанести ущерб престижу страны, которую представляет посол. Это может выразиться в затягивании первого приема посла министром иностранных дел, в затягивании фиксированной даты вручения грамот, в присутствии на церемонии вручения лиц с меньшим служебным положением, чем обычно, и т. д. Отступление от установленной церемонии вручения верительных грамот — явление в международной практике крайне редкое и может быть продиктовано только исключительными обстоятельствами. В российской протокольной практике известен один из таких редких случаев, когда по соображениям политической целесообразности возникла необходимость срочной аккредитации дипломатического представителя, не имеющего на руках оригинала верительных грамот. В мае 1945 года посол Италии Кварони предложил в целях ускорения акта вручения верительных грамот передать Председателю Президиума Верховного Совета лишь текст этих грамот, сообщенный ему по телеграфу. Сам оригинал верительных грамот должен был быть передан советскому послу в Италии для последующей пересылки в Москву. Протокольный отдел МИД совместно с соответствующим территориальным отделом сочли возможным согласиться с этим предложением, установив следующую процедуру: подлинник верительных грамот передается итальянским МИД советскому послу и одновременно их текст сообщается послу Италии в Москве по телеграфу. После того как совпосол подтвердит получение оригинала грамот и в свою очередь передаст в МИД их текст, официальная церемония вручения может состояться. С соблюдением такой же процедуры произошла в конце войны аккредитация советского посланника в Рейкьявике и исландского в Москве. Однако, как уже говорилось выше, отступление от установленных правил аккредитации дипломатических представителей в мировой протокольной практике дело совершенно исключительное. Верительная грамота является важнейшим документом не только протокольного, но и юридического характера, адресуемым главой одного государства главе другого государства   В протокольной практике нашей страны всегда уделялось самое серьезное внимание не только церемониальной стороне вручения верительных грамот, но и их правильному оформлению как по форме, так и по содержанию. Обосновывая такой подход, Молочков Ф.Ф. в справке на имя А.Я. Вышинского 14 августа 1941г. подчеркивал значение этого документа, поскольку он представляет собой общие полномочия дипломатического представителя, отражает характер и уровень межгосударственных отношений. В связи с неточностями, допущенными в текстах верительных грамот диппредставителя Чехословакии Фирлингера и ряда посланников (Канада, Тува), Молочков Ф.Ф., ссылаясь на международные нормы, обращал внимание на то, что формула любой верительной грамоты всегда весьма определенна и должна содержать ряд обязательных элементов, а именно: “а) в общих словах — цель миссии; б) фамилию и имя аккредитуемого представителя; в) ранг (качество), в котором аккредитуется диппредставитель; г) просьбу о доверии всему тому, что от имени главы государства или правительства будет излагать диппредставитель; д) надлежащий комплимент. Верительная грамота подписывается главой государства и скрепляется руководителем ведомства иностранных дел. Вновь прибывший диппредставитель представляет ведомству иностранных дел копии своих верительных грамот для проверки правильности их редакции. Отступление от требуемого трафарета, пропуск какой-либо одной из составных частей верительных грамот может повлечь за собой просьбу о представлении грамот в правильной редакции”. Таким образом, даже в самые трудные первые месяцы после начала Великой Отечественной войны шеф протокола выдвигал требование точного и полного соблюдения всех общепринятых международных стандартов и протокольных норм. Современная российская протокольная практика аккредитации дипломатических представителей иностранных государств строится в полном соответствии с общепринятыми нормами международной вежливости и собственными традициями. Церемония вручения верительных грамот — это по существу первый официальный акт вновь назначенного посла, его первый контакт с главой государства, поэтому понятно то значение, которое придается современным протоколом церемониальной стороне этого мероприятия, проведению его в полном объеме в соответствии с протокольной практикой страны пребывания и безупречному оформлению текста верительных грамот с юридической и протокольной точки зрения. Положение иностранных дипломатических представительств в Москве. Привилегии и иммунитеты членов дипломатического корпуса   В первые годы после революции иностранными дипломатическими представителями признавались представители иностранных государств, аккредитованные независимо от ранга при ЦИК или Наркоминделе. За главами и членами диппредставительств признавалась экстерриториальность. На началах взаимности и в соответствии с нормами международного права они также пользовались другими правами, “присвоенными им по положению”. С 25 апреля 1921 г. членам дипкорпуса стали выдаваться дипломатические карточки. Наряду с освобождением от национальной юрисдикции иностранные дипломаты получали ряд других льгот и привилегий. Новые правила устанавливались не на пустом месте. В качестве прецедента при подготовке соответствующих законодательных положений отделами НКИД использовались как международно-правовые акты, так и отдельные юридические документы Российской империи, в частности Таможенный устав. В одной из сохранившихся в архиве справок правового отдела отмечается, что до 1917 года иностранные дипломаты в течение первого года пребывания в России могли беспошлинно ввозить грузы в неограниченном количестве (“право первого обзаведения”). Каждые последующие 5 лет беспошлинный ввоз разрешался в пределах так называемых “уступочных пошлин”, размер которых зависел от ранга дипломатического представителя (послы — 6750 руб., посланники — 4500 руб., поверенные в делах и дипагенты — 2800 руб., военные атташе —1500 руб.). В соответствии со статьей 880 Таможенного устава Российской империи “Особы от иностранных держав, приезжающие в качестве послов, посланников, министров и поверенных в делах, пропускаются с находящейся при них свитой без досмотра, на этом же основании пропускаются особы, присылаемые к высочайшему двору от чужестранных правительств с поручениями, и все чиновники, принадлежащие к иностранным миссиям в России пребывающим, как то советники, секретари посольств и другие, имеющие дипломатические звания”. Постановлением Совнаркома РСФСР от 31 мая 1922 г. лимит уступочной пошлины был установлен для всех глав иностранных представительств в сумме 20 тыс. рублей (золотом) в год. Грузы и багаж, прибывающие с владельцем (в пределах личного пользования) от таможенного досмотра и оплаты пошлины освобождались. Вопрос о сохранении этой привилегии стоял достаточно остро в конце 20-х годов. В целях борьбы с имевшими место со стороны некоторых членов дипломатических миссий злоупотреблениями на коллегии НКИД обсуждалось предложение о возможности полной или частичной отмены освобождения от досмотра багажа иностранцев, являющихся членами дипломатического корпуса. В теоретическом и практическом плане, несомненно, представляет интерес справка заведующего экономическо-правовым отделом НКИД Сабанина, подготовленная в этой связи для коллегии. “Теория международного права в лице большинства авторитетов признает, что таможенные льготы чинов дипломатических миссий из всех дипломатических привилегий являются привилегией наиболее условной. Эти таможенные льготы состоят в освобождении от оплаты пошлинами ввозимого и вывозимого имущества и в освобождении от таможенного досмотра. Освобождение от оплаты пошлинами в тех или иных пределах признается повсеместно. Что же касается освобождения от таможенного досмотра, то большинство авторов стоит на той точке зрения, что дипломатические привилегии являются привилегиями, необходимыми для того, чтобы дать каждому чиновнику возможность свободного и беспрепятственного выполнения возложенных на него служебных функций. С этой точки зрения надлежит признать, что выполнение дипломатических функций в одинаковой мере может быть осуществлено как тогда, когда багаж дипломата не досматривается, так и тогда, когда он подлежит таможенному досмотру. Если в настоящее время большинство государств признало принцип освобождения от таможенного досмотра багажа лиц, принадлежащих к составу дипломатических миссий, то это делается в силу соображений международной вежливости, для того, чтобы показать дружеское расположение к этой категории лиц со стороны правительственных учреждений того государства, в котором данная миссия имеет свое местопребывание. Вышеизложенное разделяется такими авторитетами, как Ф.Ф. Мартенс, Прадье-Фодере, Сатоу, и др.   Интересную позицию в этом вопросе занимает швейцарский дипломат Одье, автор известного курса о дипломатических привилегиях, который считает, что в предоставлении дипломатам права на освобождение их от таможенного досмотра и связанной с этим уплаты таможенных пошлин следует видеть не только акт простой вежливости, но нечто большее. Одье говорит, что в основе других дипломатических привилегий, в частности, в основе иммунитета посольского дома, по существу лежит опасение, что при отсутствии такого иммунитета может быть нарушена неприкосновенность документов и переписка посла. То же опасение, по мнению Одье, возникает и в данном случае, ибо нельзя создать полную гарантию неприкосновенности документов и переписки, провозимой дипломатами, если багаж их будет подлежать таможенному досмотру”. Отмечая, что случаи отмены этой привилегии на практике имели место в основном в первой половине XIX столетия и в более позднее время неизвестны, Сабанин анализирует далее действующую практику государств в отношении досмотра багажа дипломатов, отмечая, что они различаются в основном лишь в отношении круга лиц, пользующихся этой привилегией (только главы миссий или все дипломатические сотрудники). Сама указанная привилегия законодательно закреплена в протокольной практике подавляющего большинства стран, в том числе и России. Изданная 19 апреля 1927 г. закрытая инструкция предусматривала, что как при въезде, так и при выезде от таможенного досмотра и от оплаты таможенных пошлин освобождаются “багаж дипломатических представителей, аккредитованных при правительстве СССР и членов дипломатических представительств иностранных государств на территории Союза ССР, а равно грузы и багаж тех сотрудников дипломатических представительств, которые имеют на своих дипломатических паспортах дипломатические визы соответствующего Полномочного Представительства СССР”. Таким образом, советское законодательство и протокольную практику отличало весьма широкое понимание привилегии освобождения от таможенного досмотра, поскольку эта привилегия распространялась на всех лиц, обладающих дипломатическими паспортами. В справке Сабанина делается вывод о том, что и теория международного права, и практика иностранных государств, и наше собственное законодательство дают чисто формальную возможность отменить или ограничить эту привилегию на деле, однако это может привести к ответным санкциям, поскольку большинство государств дает таможенные привилегии на началах строгой взаимности. Привилегии и иммунитеты членов дипломатического корпуса, сформулированные на основе общепризнанных норм международного права и действующей протокольной практики, были закреплены в конце 20-х годов в соответствующих нормативных документах. 14 января 1927 г. Президиумом ЦИК и СНК СССР был принят первый крупный государственный акт, регламентирующий права, привилегии и иммунитеты иностранных дипломатов, — “Положение о дипломатических и консульских представительствах на территории СССР”. В соответствии с этим законодательным актом иностранным дипломатам гарантировалась личная неприкосновенность, изъятие из судебной юрисдикции, освобождение от прямых налогов, сборов и личных повинностей. Неприкосновенными являлись служебные и жилые помещения дипломатов независимо от того, располагались ли они в посольстве или в коммунальных домах. Вход в эти помещения без специального согласия главы представительства был закрыт. Как дипломат лично, так и занимаемые им помещения не подлежали обыску. Дипломатические привилегии распространялись полностью на семью дипломата — на его жену, незамужних дочерей и несовершеннолетних детей. Должно было уважаться достоинство дипломата как официального представителя иностранного государства. Было закреплено право диппредставительств на беспрепятственные сношения со своими властями (шифрпереписка, диппочта и т.п.), личная неприкосновенность дипкурьеров и самой дипломатической почты (на началах взаимности). Наркоминделу было предоставлено право распространять дипломатические привилегии и иммунитеты также на временно находящихся на территории СССР диппредставителей и членов диппредставительств иностранных государств, аккредитованных при правительствах третьих стран. В целом принятый в 1927 году документ полностью соответствовал общепринятым международно-правовым нормам и протокольным стандартам В соответствии с Положением 1927 года принадлежность к числу лиц, относящихся к дипломатическим представителям иностранных государств, и наделение их соответствующими привилегиями и иммунитетами удостоверялась документами, выдаваемыми НКИД. Члены дипломатического корпуса получали в Протокольном отделе дипломатические карточки и освобождались от регистрации в административных органах, а также от прописки в органах милиции, если они проживали на территории дипломатического представительства. Однако если они проживали вне этой территории, то должны были быть прописаны в органах милиции (без личной явки и без проставления каких-либо отметок о прописке в их паспортах). Инструкция НКИД от 20 декабря 1937 г. “О порядке прописки членов дипломатического корпуса в СССР и сотрудников иностранных посольств и миссий” предусматривала, что все иностранцы, приезжающие в СССР с дипломатическими или служебными паспортами, снабженными дипломатическими визами, освобождаются от получения видов на жительство, но подлежат, однако, обязательной прописке в органах милиции и регистрации в Протокольном отделе. Действующая протокольная практика также предусматривает соответствующий порядок регистрации сотрудников дипломатических представительств иностранных государств. Порядок регистрации и выдачи личных документов определен инструкцией МИД Российской Федерации от 17 октября 1997 г. Принадлежность к дипломатическому, административно-техническому и обслуживающему персоналу дипломатических представительств на территории Российской Федерации удостоверяется документами, выдаваемыми Департаментом Государственного протокола. Дипломатические карточки выдаются главам представительств и лицам, отнесенным к членам дипломатического персонала. Административно-техническим сотрудникам и обслуживающему персоналу посольств выдаются служебные карточки. (При выдаче служебных карточек персоналу диппредставительств стран, с которыми имеются специальные соглашения о распространении на них на основе взаимности дипломатических привилегий и иммунитетов, в них делается соответствующая запись). Соответствующие нормативные акты регламентировали и порядок передвижения иностранных дипломатических представителей по территории СССР. В первые годы ограничения на передвижение были весьма жесткими. В последующем эти положения неоднократно пересматривались в направлении их постепенной либерализации. Передвижение дипломатических и консульских представителей по территории СССР могло иметь место лишь при условии предварительного уведомления соответствующих органов о предполагаемых поездках с указанием маршрута, пунктов остановки и продолжительности поездки. Посольствам и миссиям была разослана циркулярная нота НКИД о порядке передвижения, к которой был приложен список, в котором перечислялись закрытые районы и населенные пункты, поездки в которые запрещались. Каждая поездка подлежала обязательной регистрации не позднее 48 часов до ее начала (не считая праздничных и выходных дней). После войны, в июне 1953 года, персоналу дипломатических представительств было предоставлено право более свободного передвижения в Подмосковье в пределах 40-километровой зоны. Вместе с тем проезд по Ленинградскому, Ярославскому и Серпуховскому шоссе разрешался лишь транзитом с правом остановки в городах Клин (музей П. И. Чайковского) и Загорск (Троице-Сергиева лавра). Более либеральный порядок был введен лишь в 70-е годы. С 5 апреля 1974 г. главам дипломатических представительств и членам их семей предоставлено право посещать открытые города и районы любым видом транспорта без какого-либо предварительного уведомления (посла, помимо членов семьи, могли сопровождать личный переводчик и шофер). Право свободных поездок в открытые города и районы Московской области без предварительного уведомления было предоставлено также дипломатическому и административно-техническому персоналу иностранных посольств и миссий. Новый порядок передвижения не затрагивал, как и прежде, закрытые местности и населенные пункты. Он вводился строго на основе взаимности и не распространялся на дипломатические представительства тех стран, в которых имелись какие-либо ограничения для сотрудников наших загранучреждений. Протокольная практика Российской Федерации предусматривает значительно более либеральный режим передвижения поездок персонала иностранных дипломатических представительств   В октябре 1992 года на основе взаимности были отменены закрытые районы и нотификация поездок иностранных дипломатов по территории страны (нота МИД России № 311/Сгп от 19.10.92 г.). Для дипломатов государств, не давших согласия на отмену нотификации на основе взаимности, сохранен уведомительный порядок регистрации их передвижения по территории России. Согласно этому порядку, главы диппредставительств, полномочные министры, советники, главы консульских учреждений и члены их семей могут посещать открытые города и районы любым видом транспорта. Поездки других дипломатических сотрудников по открытым городам и районам должны осуществляться с предварительным уведомлением Департамента Государственного протокола. Важное место в протокольной практике занимает вопрос о порядке сношений иностранных дипломатических представительств с властями страны пребывания. Одно из первых постановлений “О порядке сношений между государственными учреждениями и служащими СССР и Союзных Республик и государственными учреждениями и служащими иностранных государств” было утверждено ЦИК и СНК СССР 27 августа 1926 г. В соответствии с этим документом иностранные представительства имели право свободных сношений со всеми органами, созданными для обслуживания населения (почта, телеграф, банк, билетные кассы, пожарная часть и т. п.). Они были вправе непосредственно обращаться также в органы милиции, если требовалась немедленная помощь. Во всех остальных случаях иностранные посольства, миссии и их должностные лица должны были обращаться в Наркоминдел. Обращение к другим ведомствам практически исключалось. Позднее право прямых сношений с иностранными загранучреждениями по вопросам торгово-экономических связей было предоставлено Министерству внешней торговли (МВТ). 16 декабря 1947 г. был принят весьма жесткий нормативный акт, касающийся порядка сношений с учреждениями и должностными лицами иностранных государств. В соответствии с новым порядком при получении любого письма или запроса от иностранных диппредставительств и должностных лиц все материалы требовалось незамедлительно направлять в МИД (или МВТ). При личных обращениях, “не входя в обсуждение” переадресовывать их в те же министерства, которые наделялись исключительным правом ответа иностранцам. “Всякий иной порядок сношений может иметь место не иначе, как при наличии прямого указания на него в законе или вступившем в силу международном договоре или же по особому разрешению МИД СССР”. В этом вопросе действующая российская протокольная практика находится в полном соответствии с общепринятыми международными нормами. Статья 41 Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 года подтверждает эту норму сношений: “Все официальные дела с государством пребывания, вверенные представительству аккредитующим государством, ведутся с министерством иностранных дел государства пребывания или через это министерство, либо с другим министерством, в отношении которого имеется договоренность, или через это другое министерство”. В октябре 1998 года МИД России направил посольствам и представительствам международных организаций в Москве ноту, в которой со ссылкой на указанную выше статью Венской конвенции напомнил о необходимости соблюдения установленного порядка в отношении контактов с высшими должностными лицами Российской Федерации. В отношении привилегий и иммунитетов членов дипломатического корпуса в Москве современный российский протокол основывается по-прежнему на нормах, действующих с 1966 года. 23 мая 1966 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР было утверждено новое положение о дипломатических и консульских представительствах, на основании которого они наделяются соответствующими привилегиями и иммунитетами. Это положение действует до настоящего времени. Привилегии и иммунитеты предоставляются исключительно для осуществления их функций в соответствии с нормами международного права. Положение 1966 года идет по линии более широкой регламентации привилегий и иммунитетов по сравнению с нормативным актом, принятым в 1927 году   В частности более широко трактуется порядок предоставления прав и преимуществ административно-техническому и обслуживающему персоналу иностранных дипломатических представительств. Возможность распространения дипломатического иммунитета на технический и обслуживающий персонал отдельных иностранных диппредставительств на основе взаимности была предусмотрена Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1956 г. (До настоящего времени такие соглашения заключены с США, Великобританией и Канадой). Отдельной статьей зафиксирован приоритет международного договора. В тех случаях, когда международным договором, в котором участвует наша страна, установлены иные по сравнению с принятым положением правила, применяются правила международного договора. Более четко и категорично подчеркивается обязанность иностранных дипломатов строго соблюдать правопорядок страны пребывания — уважать действующие законы, постановления и правила. Положение о дипломатических и консульских представительствах на территории СССР принято после присоединения Советского Союза в 1964 году к Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 года и полностью обеспечивает привилегии и иммунитеты работающих в Москве иностранных дипломатов. Специальной статьей зафиксирован принцип личной неприкосновенности главы дипломатического представительства и членов дипломатического персонала. Они не могут быть подвергнуты задержанию или аресту, пользуются иммунитетом от уголовной, гражданской и административной юрисдикции, освобождаются на основе взаимности от всех общегосударственных и местных налогов и сборов, а также от всех местных повинностей. Обеспечивается личная неприкосновенность иностранных дипломатов, неприкосновенность служебных и жилых помещений, архивов, документов, официальной переписки, дипломатической почты. Подтверждено право беспрепятственного сношения дипломатического представительства со своим правительством и т.п. Глава дипломатического представительства в качестве посла или посланника аккредитуется при Президиуме Верховного Совета СССР (сейчас — при Президенте Российской Федерации), а в качестве поверенного в делах — при министре иностранных дел. В документе 1966 года имеется еще одно важное положение, согласно которому привилегии и иммунитеты, предусмотренные для членов дипломатического персонала представительств, распространяются на представителей иностранных государств, на членов парламентских и правительственных делегаций, а также на основе взаимности на сотрудников делегаций иностранных государств, которые приезжают для участия в межгосударственных переговорах, международных конференциях и совещаниях или с другими официальными поручениями. В целом Положение о дипломатических и консульских представительствах 1966 года полностью соответствует основным положениям Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 года и не противоречит мировой протокольной практике. Отрывки из дневников заведующего протокольным отделом НКИД СССР Флоринского Д.Т.  за период 1922—1926 годов, которые хранятся в Архиве внешней политики Российской Федерации ИЗ ДНЕВНИКА ЗАВЕДУЮЩЕГО ПРОТОКОЛЬНЫМ ОТДЕЛОМ Флоринского Д.Т. * 2 марта1922 г. ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА В Коллегию НКИД Поддержание отношений с иностранцами и посещение иностранных миссий связано с расходами, покрывать которые из жалования не представляется, к сожалению, возможным. Приходится быть чисто одетым, нести значительные расходы на прачку, давать чаевые и т.д. Кроме того невозможно бывать у иностранцев и никогда не звать их к себе, т.к. невольно попадаешь в положение “бедного родственника” и обязываешься, что, конечно, совершенно нежелательно. В виду изложенного и поскольку признается полезным поддержание внеслужебных отношений с иностранцами и посещение миссий, что, к сожалению, связано с характером работы Протокольной части, необходимо располагать известным кредитом “на представительство”, из которого могли бы производиться вышеуказанные расходы. Полагаю, что кредит в 100 золотых рублей в месяц обеспечил бы необходимый минимум. Расходы из означенного кредита, предоставленного Протокольной части, будут производиться со всей возможной экономией и отчет по израсходованным суммам будет представляться Управделами. АВП РФ, ф. 057, оп. 2, п. 101, д. 1, л. 1. 10 января 1925 г. Окончены приготовления к встрече Эрбетта. Заказали автомобили, грузовик и т. д. У т. Ягоды возникли сомнения относительно приемлемости выставления почетного караула от транспортной школы ОГПУ. Т. Чичерин подтвердил, что таково именно желание НКИД. Действительно это лучшая воинская часть, к которой мы до сих пор обращались в подобных случаях и которая превосходно выполняла свое задание. Иностранцам коротко говорится, что почетный караул выставлен Московским гарнизоном. 11 января 1925 г. Встреча Эрбетта, приехавшего в 10 часов утра. На вокзале был выстроен почетный караул при оркестре музыки. Куча фотографов, и кинематографических аппаратов и корреспондентов… Сказав послу краткое приветствие от имени Правительства СССР, я представил ему т. Каган. Затем посол пошел вдоль фронта почетного караула, поздоровавшись с ним по-русски. Перед вокзалом караул продефилировал церемониальным маршем. Создалась порядочная толпа, державшаяся сдержано. Отправились в посольство в следующем порядке: в первой машине — посол, г-жа Эрбетт и я; во второй — т. Каган с секретарями. За нами следовало несколько автомобилей с фотографами и один грузовик с кинематографическим оператором, производившим снимки во время всего пути до посольства. У входа в посольство и затем в самом посольстве снова щелкали аппараты неутомимых фотографов, которым посол охотно предоставлял оперировать.   Одним из первых вопросов посла, был о приеме у т. Чичерина. Он чрезвычайно обрадовался, узнав, что т. Чичерин примет его сегодня же. Затем он просил устроить ему возможно скорее прием у т. Литвинова и вручение верительных грамот, ибо он хотел бы безотлагательно приступить к работе. По дороге в посольство он и его жена интересовались всем, что им приходилось видеть, восхищались порядком и хорошим состоянием города. Между прочим, г-жа Эрбетт наивно спросила, могут ли они гулять по городу. Не удивительно ли, что даже жена посла, назначенного в СССР, находится до такой степени под влиянием нелепых слухов и сведений, распространяемых за границей о СССР. Супруги Эрбетт производят весьма приятное впечатление. Посол хорошо говорит по-английски и по-немецки. АВП РФ, ф. 057, оп. 5, п. 102, д. 1, лл. 16—17. 14—15 января 1925 г. В 6 часов я заезжал к послу с визитом и для того, чтобы просить его исключить из речи, которую он будет произносить при вручении верительных грамот, фразу, что “доверие может существовать лишь при условии выполнения принятых сторонами обязательств”, ибо в этой фразе может быть усмотрен намек на недоверие французского правительства к союзному правительству в отношении корректного выполнения принимаемых обязательств (такое обвинение усиленно муссировалось в свое время нашими врагами). Эрбетт, заверив что означенная фраза отнюдь не имеет такового смысла, заявил, что считает необходимым сохранить ее в иной формулировке, не оставляющей место для каких-либо сомнений. Опустить вполне эту фразу — это означало бы навести французское министерство на мысль, что мы умышленно требуем устранить подтверждение о святости соблюдения обязательств и договоров. Впечатление, конечно, было бы самое неблагоприятное, а кроме того, взятая нами в этом отношении инициатива могла бы со временем сделаться известной вне министерских стен и дала бы почву для нападок на СССР со стороны врагов франко-советского сближения. Мы довольно долго просидели в совместных поисках подходящей редакции и в конечном итоге остановились на том, что скользкая фраза будет вычеркнута, а к предыдущей фразе гласящей, что “доверие возникает и может существовать лишь при условии уважения каждой из сторон к свободному волеизлиянию и законам другой стороны” будет добавлено “и правам”. АВП РФ, ф. 057, оп. 5, п. 102, д. 1, лл. 5—8. 24 января 1925 г. Многолюдный и оживленный прием у графини Манзони... Из НКИД т.т. Дмитриевский с женой, Канторович, Каган и я. Затем, конечно, весь состав итальянского посольства и новый итальянский консул в Ленинграде. Графиня Манзони не могла скрыть своего удовлетворения по поводу появления на ее журфиксе товарищей из НКИД. Как я многократно имел случай докладывать, дипломаты не без основания жалуются, что мы не желаем с ними знаться, пренебрегаем ими и всячески это подчеркиваем.   Такая вынужденная отчужденность чрезвычайно болезненно переживается дипкорпусом, не желающим примириться с отсутствием известных личных отношений, освященных практикой международных сношений, въевшихся в плоть и кровь профессиональных дипломатов и выявляющих, с их точки зрения, дружественные отношения между представляемыми ими государствами. Вот почему большинство из них, не отличаясь особым философским складом ума, никак не может переварить московской практики, идущей в разрез со всеми традициями и навыками, принятыми в этой области в других странах, и вот почему они столь чутки и благодарны за проявление с нашей стороны даже небольших знаков внимания, выходящих несколько из сферы непосредственных официальных отношений. Возвращаясь к приему Манзони, должен вновь отметить, что появление наркоминдельцев бесспорно произвело на всех присутствующих весьма отрадное впечатление, которое в значительной степени усилилось вследствие присутствия жены т. Дмитриевского. До сих пор поддержание отношений по дамской линии, неизбежных в виду усиления дамского элемента в дипкорпусе, лежало почти исключительно на А.В. Литвиновой, не имеющей естественно возможности в достаточной степени их культивировать. Нужно надеяться, что жена т. Дмитриевского владеющая языками и держащая себя просто, но с большим тактом возьмет на себя в свою очередь часть “светских” тягот, которые неизбежно вытекают из нынешнего положения вещей и императивно ими диктуются. АВП РФ, ф. 057, оп. 5, п. 102, д. 1, лл. 16—17. 2 июля 1925 г. Встреча нового турецкого посла Зекиа бея. Из НКИД т.т. Сабанин, Осетров и Лучевойд. Обычная церемония с почетным караулом. Отмечу образцовый порядок. С послом приехала его жена (еще молодая и интересная дама, но не говорящая ни на одном европейском языке) и четверо маленьких детей. Я проводил посла в посольство. По дороге обычные дружеские излияния. Меня приглашали “на чашку чая”, от которой я тщетно старался отказаться, не желая стеснять посла, уставшего, очевидно с дороги. Вместо чая угощали портвейном с тортом. Это в 10 часов то утра. В комиссии по разгрузке, после моего заявления, что французское и японское посольства Берут дома по Мертвому пер. и Спиридоновке 32, эти дома были закреплены за Бюробином. Однако Комиссия решительно отказала в предоставлении площади (даже в доме, который ныне ремонтируется Бюробином) для переселения её жильцов из этих домов. Таким образом комиссия, проводящая явно враждебную Бюробину линию, фактически лишила его возможности провести в жизнь первое постановление Комиссии. Нельзя же в самом деле передавать миссиям заселенные дома. Мне не дали возможности высказаться и заявить протест по поводу такого рода решений комиссии, противоречащих интересам государства. Нарком отправил тов. Рыкову письмо с протестом против решения комиссии по разгрузке. АВП РФ, ф. 057, оп. 5, п. 102, д. 1, лл. 113—115. 8 сентября 1925 г. ЛИЧНО тов. МУЗЫКА тов. ДРОЖЖИНУ По вопросу об устройстве банкета в связи с юбилейными празднованиями Академии Наук должен высказать нижеследующие соображения: 1. Устройство банкета следовало бы безусловно поручить “Савою”, который имеет уже в этом отношении необходимый опыт, полученный в результате длительного натаскивания. Все известные мне до сих пор попытки обращения к другим организациям неизменно приводили к провалам. Так, я нисколько не сомневаюсь, будет и в данном случае, если мы обратимся в МСПО, которое никакого опыта в этом деле не имеет. Мне непонятно, зачем нам обращаться к организациям, не проявившим себя на практике или проявившим далеко не удовлетворительно, а обходить организацию, специализировавшуюся в интересующей нас отрасли. Это мне тем более непонятно, что “Савой” берет на себя всю организацию банкета и назначает вполне приемлемые цены, о которых мы могли бы с ним договориться. 2. Я положительно думаю, что следует отказаться от устройства обеда и остановиться на “фуршет” (буфет, в котором будут и холодные, и горячие блюда). Как я указывал, обед представляет первое и почти непреодолимое неудобство — это распределение мест. Будут и дипломаты, и ученые. Кого помещать за стол президиума и в каком порядке? Тут мы не оберемся трудностей и всякого рода нареканий, т.к. все это публика очень обидчивая, чрезвычайно щепетильная и считающаяся с этими условностями. Второе неудобство — это долгое сидение за столом, ибо как хотите, а подача обеда на 1,000 человек хотя бы из 4-х блюд займет продолжительное время. Причем все это время мы прикованы к своим часто не интересным соседям. Такое длительное сидение отнюдь не способствует поднятию настроения. Правда обед способствует более удобному обмену речами. Но это преимущество не компенсируется вышеприведенными недостатками. Поэтому я положительно высказываюсь за “фуршет” [обед без первого блюда, стоя]. Организацию я мыслю таким образом: гости собираются в кулуарах, затем раскрываются двери в Колонный зал, где посредине накрыт большой стол. Вдоль лож и в ложах расставлены стойки, за которыми размещаются гости, если они того желают. У эстрады 2—3 больших стола для членов правительства и наиболее почетных гостей. Стол “а ля фуршет” накрыт также в малом зале. Столики поставлены как в малом зале, так и в кулуарах для гостей, которых не вместит Колонный. Такой порядок позволяет собираться группами, переходить от одной группы к другой, обмениваться мнениями, одним словом удастся создать желанную интимную обстановку. В значительной мере это будет, конечно, зависеть от хозяев и распорядителей. Когда гости закусят, т. Л.Б. Каменев произнесет с эстрады свою речь, на которую ответят присутствующие ученые. О моменте произнесения речи будет подан сигнал. Далее я положительно не считал возможным организацию во время банкета “программы”. В такой обстановке среди “номеров”, мне думается, т. Каменеву не удобно было бы говорить. К тому же хорошие артисты вряд ли согласятся выступать под аккомпанемент ножей и тарелок закусывающих. Лучшее поэтому ограничиться хорошим оркестром, а после обмена речей, можно было бы выпустить двух-трех хороших певцов, чтобы завершить вечер. АВП РФ, ф. 057, оп. 8, п. 8, д. 20, л. 20. Февраль 1926 г.   Прием у Ранцау по случаю годовщины Веймарской Конституции. Так как я приехал одним из первых, Ранцау имел возможность посетовать на недостаточность помещения и вытекающую из этого затрудненность устройства приемов. Был сервирован обильный завтрак, а не в пример прошлым разам, когда давали лишь чай и сладкие пироги. На приеме присутствовал весь дипкорпус, кроме афганцев. Из НКИД — Чичерин, Аралов, Канторович, Дмитриевский, Лашкевич, Каган, Баркусевич, Лоренц и Пухерман. Из НКВТ — Ганецкий и Богги.   Обычный успех имел тов. Радек, которому дипломаты на перебой старались быть представленными. Говорил с мексиканским посланником и с литовским и датским поверенными в делах относительно их визитов к японскому послу, которому я их и представил во время приема. Каждому из них разъяснил в отдельности, что посланники и поверенные в делах обязаны послу первичным визитом. Миралья обращал мое внимание на то, что на парад по случаю выпуска красных командиров из всех военных агентов приглашен был только японец, и спрашивал в чем дело. Я пояснил, что это произошло, очевидно, совершенно случайно, т.к.  японский посол был накануне с визитом у тов. Фрунзе. Вечером мне позвонили на квартиру и просили приехать в “Савой” на банкет Авиахима в честь французского летчика Аррошара (предполагалось, что от НКИД будет только тов. Залкинд ). Из французского посольства были Лабоннь и Генрио. Эрбетт извинялся, что приедет не надолго, т.к.  у него обед, на котором он должен присутствовать. В действительности Эрбетт просидел до самого десерта. Был мил и любезен. Тов. Муклевич отсутствовал и мне кажется это не слишком удобно, принимая во внимание, что был приглашен посол.   Разошлись рано, т.к.  Аррошар вылетел обратно в Париж в 3 часа утра. — За обедом корреспондент “Гаваса” говорил, что Беро очень недоволен своим пребыванием в Москве: из-за незнания языка, он принужден целыми днями сидеть в своей комнате. Ему не удалось до сих пор видеть ни одного пионера, ни одного нашего культурного учреждения, ни одной фабрики. Стоило ли приезжать в Москву, чтобы мариноваться в скверной комнате “Большой московской гостиницы”. А это досадно, т.к.  во Франции с мнением Беро очень считаются и очень рассчитывают на беспристрастную его информацию об СССР. За обедом познакомился с советником посольства Поззи, прибывшим на 4 дня в качестве дипкурьера, и передавшим мне рекомендательное письмо от Геллю. Поззи, видный и решительного вида мужчина с большим, по-видимому, самомнением, просил меня устроить для него прием у тов. Чичерина и дать ему возможность познакомиться с нашими музеями, которыми он очень интересуется. Любопытно отметить, что Поззи благодарил от имени военного министра устроителей банкета за прием, оказанный французскому летчику. Впервые я встретился также с новым советником Лябоннем, который не счел нужным делать личные визиты. Сам виновник торжества Аррошар — совсем еще молодой человек — выглядел довольно усталым; это впрочем и понятно, принимая во внимание совершенный им перелет. — На банкете были произнесены с обеих сторон обычные приветственные речи. Обед в “Деловом Клубе”, данный тов. Фрумкиным для германского посольства и делегации. Тов. Чичерин и Аралов от приглашения отказались. Из НКИД были т.т. Лоренц и Гнедин. Хотя во главе хозчасти “Делового клуба” стоит бывший метрдотель “Яра”, но говорят, что подают там ниже всякой критики. Добрейшего Ранцау раза три хватили блюдом по голове, и он демонстративно тер себе после этого голову. Жаль, что обслуживание не на достаточной высоте, т.к. помещение клуба прекрасное и могло бы быть использовано для некоторых деловых приемов. Говорил с тов. Пугачевым относительно не приглашения военных агентов, за исключением японца, на парад по случаю выпуска красных командиров. Чтобы сгладить этот промах, решено пригласить военных агентов на Всесоюзное первенство РККА с 16 по 23 августа. Приглашения будут разосланы Протокольной частью “по просьбе Начальника штаба РККА”. Приходил Миакава относительно банкета, который хочет устроить Танака по случаю прилета японских летчиков. Просил проверить и корректировать список приглашенных, а также определить старшинство. По последнему вопросу я просил Миакаву зайти в понедельник, т.к. не считая себя достаточно компетентным, считал нужным в отношении старшинства военных снестись с тов. Сиротинским. Представитель “Авиахима” сообщил, что банкет для японских авиаторов состоится на следующий день после их прилета в Москву. Приглашенных 105. Дальнейшие сокращения не могут быть произведены. Миакава получил от меня список с указанием старшинства приглашенных на банкет к послу. Просил меня одолжить из нашего запаса несколько бутылок ликеру, т.к.  посол не получил еще своего вина. Ездил с т. т. Черныхом и Магалифом в Гохран. Богатейшие склады серебра и хрусталя. В подарок персидскому послу можно было бы наметить серебряный чернильный прибор или большие хрустальные вазы с серебром. Для Реза шаха предпочтительно остановиться на сабле. На складах имеется одна подходящая сабля, осыпанная бриллиантами (примерная стоимость 3,000 руб.) По справке заведующего, имеется однако еще более великолепное оружие взятое на учет Реввоенсоветом, с которым и следует снестись. Другим подарком эвентуально мог бы явиться английский серебряный сервиз на 70 персон, находящийся в НКИД. Музыкальный вечер у Эрбеттов. Действует известный пианист Жюль Марше, сыгравший также небольшое произведение присутствовавшего в зале Н.А. Рославец. Много наркоминдельцев. Т.т. Скобелев, Лапинский, академик Лазарев и др. Одним словом, Эрбетты постарались объединить возможно большее советское общество. После концерта, ужин а ля фуршет. Радушие хозяев компенсировало за скудность и посредственное качество блюд, выбранных однако с большой претензий (салат из омаров, паштет из фазанов, свежий ананас). АВП РФ, ф. 057, оп. 6, п. 103, д. 1, л. 27. Февраль — март 1926 г. Вместе с т.т. Магалифом и Поляковым выбрал в Гохране подарки для Реза Шаха и Ибн-Сауда. Для Шаха мы окончательно остановились на палаше, золотая ручка которого, превосходной работы, осыпана бриллиантами, лучшего оружия не найти, хотя его стоимость относительно невысока — 3.000 рублей. Трудней было выбрать саблю Ибн-Сауду. Первоначально мы также остановились на палаше, тоже с золотой ручкой, осыпанной бриллиантами, но менее богатой, чем первая. Однако т. Поляков отверг затем это европейское оружие.   Из восточных сабель имеются только бухарские: одна, поднесенная Бухарой наследнику, достаточно богата, но требует вытравления надписей и инициалов, а также значительного ремонта и подборки нескольких камней, взамен выпавших — времени для этой работы недостаточно; другие слишком аляповаты и недостаточно богаты. Так мы ни на чем не остановились. В Гохране имеется еще один ящик с богатыми восточными саблями, но вскрытие его сопряжено с некоторыми формальностями и может быть произведено лишь в начале будущей недели. На этот ящик мы и возлагали свои надежды. Помимо того, мне кое-что обещал т. Пугачев, который выяснит через пару дней свои резервы. Приходил советник итальянского посольства, граф Негри и совершенно доверительно просил выяснить, не имеется ли в архивах бывшего Министра Двора завещания бывшего великого князя Георгия Михайловича (расстрелянного в 1919 г.) и в положительном случае может ли быть выдана итальянскому посольству копия этого завещания. Он дал понять, что посольство действует по личному поручению короля, и указал на родственную связь между бывшим великим князем и итальянским королевским домом. Негри деликатно просил дать ему в возможной скорости ответ, считаем ли мы вообще возможным наведение такой справки. …В нашей прессе помещена телеграмма т. Калинина, при чем она обезличена и из нее выпущены все обращения к Эмиру. Мне думается, что в таком виде ее лучше вообще было бы не помещать, поскольку у афганцев имеется полный текст и они должны были сделать соответствующие выводы из такого сокращения. Не испортили ли мы таким образом всей каши? В 12 часов ночи у Ранцау в честь адмирала Бенке японский посол, китайский поверенный в делах, т.т. Чичерин, Штейн и я. Весь дипсостав посольства. После ужина посол увел т. Чичерина и адмирала в кабинет, покинув остальных гостей на попечение своих чиновников. Японский посол выдержал полуторачасовую беседу с Гаем и, наконец, отправился по собственному почину в кабинет, где заседал любезный хозяин. На месте Танаки я бы никогда больше не стал принимать приглашений Ранцау после такого с ним обращения. АВП РФ, ф. 057, оп. 6, п. 103, д. 1, лл. 36—39. Март 1926 г. Осматривал у т. Дыбенко превосходную саблю в ножнах и с рукояткой из слоновой кости тончайшей работы. Это был бы прекрасный подарок для Ибн-Сауда. Т. Дыбенко хочет за саблю 7.000 рублей. Коллегия не сочла возможным пойти на такой расход. Окончательно решено подарить Реза Шаху палаш с золотой ручкой. Для Ибн-Сауда и Джадамба намечены отобранные также в Гохране — для первого палаш с золотой ручкой, а для второго — бухарская сабля, осыпанная алмазами. Коллегия не соглашалась с доводами отдела Ближнего востока, что Ибн-Сауду нельзя дарить европейское оружие. Ведь действительно у Ибн-Сауда, вероятно, немало азиатского оружия, а потому он оценил бы европейский палаш, выглядящий достаточно богато. АВП РФ, ф. 057, оп. 6, п. 103, д. 1, л. 40. 7 ноября 1926 г. 7 ноября утром состоялся обычный парад, на котором присутствовали многие члены дипкорпуса, в том числе итальянский, французский и турецкий послы. Военным агентам разослал приглашения Реввоенсовет (к слову замечу, что секретарь отделения внешних сношений т. Поляк, с которым приходится постоянно иметь дело, очень путанный человек, осложняющий самые простые вопросы). После парада военные атташе, присутствовавшие в форме, приносили поздравления т. Ворошилову. Предложенная мною маленькая реформа — установить легкие переносные стулья или скамейки для наиболее почтенных членов Дипкорпуса — была отвергнута военными, мотивировавшими, что неудобно, чтобы дипломаты сидели во время парада, когда все остальные стоят. Парад в этом году прошел быстрее, чем обычно, к удовлетворению дипломатов в виду промозглой погоды. Неизменный успех имели кавалерия и тачанки. АВП РФ, ф. 057, оп. 6, п. 103, д. 1, л. 162. Ноябрь 1926 г. Весьма интересное описание дано т. Довгалевским имевших место в Стокгольме по случаю шведско-бельгийского брака торжеств, на которых присутствовало 4 короля. Наше положение было особо щекотливо как в виду сугубо монархического характера торжеств, так и в виду отсутствия дипломатических отношений с Бельгией. Т. Довгалевский сумел найти выход из этого положения и, оставаясь в рамках строгой корректности, создал любопытный прецедент в области протокольных отношений. АВП РФ, ф. 057, оп. 6, п. 103, д. 1, л. 172. ИЗ ДНЕВНИКА ПОЛПРЕДА В ШВЕЦИИ т. ДОВГАЛЕВСКОГО 1. В день получения Вашей шифровки об отсутствии препятствий к моему участию на приеме у бельгийского короля я имел беседу с турецким поверенным в делах Гайдарбеем и бельгийским посланником бароном Гроотом. От первого я узнал, что инпродуктором на приеме короля Альберта будет Гроот, разославший в это утро (30/Х) приглашения “главам миссий тех стран, которые состоят с Бельгией в официальных сношениях”. Вечером того же дня барон Гроот, с которым я поддерживаю хорошие отношения, подтвердил мне это обстоятельство, подчеркнувши, что считал этот выход из положения по отношению ко мне наиболее корректным; все же он очень извинялся передо мной и выразил надежду, что наши добрые отношения не омрачатся. Он был между прочим того мнения, что мне нужно представиться кронпринцу Леопольду и поздравить его. Несколько забегая вперед, отмечу, что при встречах на торжествах Гроот был со мной весьма любезен и предупредителен; на обеде во дворце моей дамой была жена советника бельгийской миссии, а на галапредставлении в опере я был в одной ложе с этой же дамой и дочерью Гроота. Как на обеде, так и в опере бельгийская королевская чета не обходила гостей, а гости по желанию сами подходили к ним; не участвовав в предварительном приеме, я не имел никаких оснований подойти к ним. 2. Торжества длились от 31/Х по 4/ХI и были обставлены с большой пышностью. 31/Х я был на дневном приеме у принца Карла, где представлялся кронпринцу Леопольду и поздравлял молодых. Было очень шумно, тесно и душно. На столах, стульях и диванах были разложены напоказ подарки, преподнесенные принцессе Астрид: масса цветов, сделанный из сахара макет дома, в котором родилась Астрид (преподношение стокгольмских кондитеров), дорожные нессесеры, сумочки, — целый брик-а-брак. Тут же я узнал, что португальский посланник — дуайен дипкорпуса — обратился к дипкорпусу с циркулярным предложением сделать общий подарок, в выборе которого положиться на вкус французского посланника. Последняя приписка обидела дипломатов, тем более, что стало известно, что француз преподнес отдельный подарок от себя, и начинанию дуайена не было дано хода. Отмечу вскользь, что португальский посланник граф Мартес Феррао за трех— четырехмесячное дуайенство вел себя очень некорректно по отношению к нам, минуя нас во всех коллективных действиях дипкорпуса. Отозванный из Стокгольма, он уезжает в Португалию на днях. Из разговоров с отдельными дипломатами я узнал, что каждый в отдельности будут преподносить подарки, и, чтобы не выделяться, я со своей стороны послал букет цветов. 1/ХI утром приехала бельгийская королевская чета, причем дипкорпус приглашен был наблюдать торжественный въезд с балкона оперы. Кроме меня, присутствовали т.т. Асмус и Орас (военно-морской атташе). 2-го вечером состоится прием у короля Альберта; по окончании приема главы миссий должны были присоединиться к остальным гостям и вместе с ними проследовать в обеденный зал. Я явился во дворец незадолго до обеда, был проведен в зал, где ожидали остальные приглашенные. Через несколько минут явились главы дипкорпуса, и все присутствующие были приглашены к столу. Таким образом, все обошлось для меня без малейшей неловкости. Мне трудно было установить принцип, которым дворцовое ведомство руководствовалось при рассаживании гостей; во всяком случае, я занимал, на мой взгляд, одно из почетных мест невдалеке от королевских семейств справа. За обедом короли Густав и Альберт обменялись приветственными речами, в которых отмечалась новая связь между королевскими домами Швеции и Бельгии. Ничего политического в речах не сквозило. После обеда король Густав и члены шведского королевского дома обходили гостей, здороваясь с ними. З/ХI днем я заезжал во дворец расписаться в книге. На столе лежали также и книги членов бельгийской королевской семьи; я расписался только в книге кронпринца Леопольда. 3/ХI вечером состоялось галапредставление в опере, на котором присутствовали 4 короля, включая прибывших в это утро датского и норвежского королей. Меня посадили в соседнюю с королевской ложу. 4/ХI днем состоялось бракосочетание в Тронном зале. Главы миссий заняли специально им отведенные места в порядке старшинства; остальные члены миссий были размещены на хорах. Церемония бракосочетания была совершена небезызвестным нам бургомистром гор. Стокгольма Линдхагеном, левым с.д. В пространных газетных отчетах, в которых с упоением описывались пышные зрелища, дамские наряды и разукрашенные парадные формы мужчин, отмечалось присутствие на церемонии мое и т.т. Асмуса и Ораса, причем указывалось, что “советский министр тоже не плохо выглядел”, намекая на скромный фрак мой без орденов и лент. Забыл упомянуть, что 4/ХI с утра мы вывесили флаг. Другие миссии (хотя, кажется, не все) вывешивали флаги начиная со 2/ХI, дня приезда бельгийской королевской четы. Подводя итог нашему участию в прошедших монархических торжествах, можно сказать, что нам удалось не пересолить ни в одну ни в другую сторону и не выходить из рамок требовавшейся корректности, а также избегнуть всякой неловкости, которая могла проистечь из присутствия в качестве первого гостя главы не признавшей нас страны. АВП РФ, ф. 057, оп. 6, п. 103, д. 1, лл. 173—17 Содержание МИД   www.pseudology.org