Побиск Георгиевич Кузнецов К биографии П. Г. Кузнецова Предки, родители, родственники. Детство Воспоминания Семейные архивы могут быть у моего брата - Влаиля Петровича Казначеева, Лельки, его мать - моя тетка, он мне двоюродный брат. У меня было два деда. Дед по отцу - Федор Дмитриевич Кузнецов, был первым заместителем председателя Томского губбкома. Был депутатом от солдат. Советы были рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Во время Колчаковского переворота колчаковцы его арестовали. Он сидел в Александровском централе около Иркутска, но бежал оттуда и ушел в партизаны. Колчаковцы не поймали. Потом был на разных должностях. Одно время был комендантом Таврического дворца. Я его видел. Умер он от болезни позвоночника. Дед по матери - Савелий Петрович Скурихин, из тайги, родился на Стрелке, где Ангара сливается с Енисеем. Бабушку помню только одну. Отец, Георгий Федорович Кузнецов, 1903 года рождения, родился в Киренске на Лене. Работал в железнодорожных мастерских в Красноярске, а потом стал комсомольским работником, и мать работала в комсомоле, там они и познакомились. Родился я в Красноярске, 18 мая 1924 года. Мать родилась в 1901 году, недалеко от Красноярска, в селе Маганское. Умерла в 1966 году. Я был на ее похоронах. Отец умер в Красноярске от рака желудка, в Новосибирске в 1963 г. я был на его похоронах. Отец кончил в Ленинграде аграрное отделение Института красной профессуры, партийную школу КОМВУЗ. Философией занимался сам. Был секретарем райкома в Алейске, начальником политотдела под Сталинском, под Новокузнецком. Работал в крайкоме партии. Так что у него партийная биография. Во время войны попросил, чтобы его перевели в танковую бригаду, где служил его сын, Побиск: если одного убьют, то другой будет знать. В танковой бригаде его назначили замполитом госпиталя. В мае 1942 года Сталин издал приказ о переходе от тактики линейной войны к тактике маневренной. Вдруг объявляется собрание офицеров нашей танковой бригады. Офицерам бригады объявили о докладе о переходе от тактики линейной войны к тактике маневренной. Усаживается 70 человек офицеров. Бригада стояла под Сухиничами перед началом Курской битвы. Все части находились на расстоянии 60-80 километров от Жиздры, за два дня до сражения по ночам вывели к месту. Отец, инструктор политотдела, берется читать такой доклад. Ну, думаю, батя опозорит сейчас меня. С правой стороны от меня садится майор Куликов, мой непосредственный начальник, ПомНачШтаба по разведке. Командиру роты управления подчинены службы - взвод разведки, взвод связи, медсанвзвод. С левой стороны садится командир роты управления. Начинается доклад, проходит пять минут, у меня мой ротный спрашивает: "Что, у отца военное образование?" А майор Куликов спрашивает: "Он у тебя что, военную академию кончал?" В общем, кончилось благополучно: все хлопали. Я веду отца в свой шалашик командира взвода разведки. Мы с ним по стакану стукнули. Говорю: "Послушай, ты же ни черта в военном деле не знаешь". А я отличником был, учился по учебникам "Усовершенствование командного состава" для командиров танковых бригад и корпусов. Такие учебники мне давал майор Рязанцев. "Я хорошо знаю стратегию и тактику партийной борьбы, - сказал отец. - В военном деле тоже есть стратегия и тактика вооруженной борьбы". "Я, - говорит отец, - вам все пересказал в терминах стратегии и тактики вооруженной борьбы". А приказ-то назывался о переходе от тактики линейной к тактике маневренной войны. В училище любил я слушать майора Рязанцева. Фамилия майора Рязанцева означала очень многое в разных местах в армии. Личность такая была известная. В разведке был. Карты нет, и поэтому вручную снимали топографическую съемку у соседа . По званию отец был капитаном, это звание сразу получил в армии. Из окружения он выходил. В 1943 году ввели новые звания, где-то апрель-май. Я попал в госпиталь в Калугее в сентябре 1943 года. Меня лечили в разных местах: и в Новосибирске, и в Москве. Отец остался в части. Потом он, контуженый, приехал из-под Городка. На этом его военная карьера кончилась. Отец вышел в отставку в декабре 1944 г. Одно время он заведовал кафедрой политэкономии в Сельскохозяйственном институте в Новосибирске. После моего ареста ходил и за меня просил. По его просьбе перевели меня в Новосибирск. А потом отец, за то что он меня в Новосибирск перевел, вынужден был работать обжигальщиком кирпича на кирпичном заводе. Мать при нем была. Отец освоил метод скоростного обжига Дуванова, и инженерный состав решил на НТС НТО послушать передового обжигальщика. А передовой обжигальщик до этого заведовал кафедрой, доцент и прочее. Когда выяснилось, что этот обжигальщик не совсем обжигальщик, доклад его не состоялся. Поскольку отец был членом партии с 1918 года, когда Хрущев стал бороться с культом личности, то в 1956 он сам поехал в прокуратуру требовать своей реабилитации. А 5-6 марта 1956 года получил реабилитацию и я. Мы с отцом почти одновременно получили реабилитацию. Если бы его не реабилитировали, то и меня бы не реабилитировали. В кинофильме "Холодное лето 1953 года" показывают, что разведчик вернулся домой к строителю в гости, я на лозунги-то глянул, а лозунги-то 1955 года. А в 1955 году еще до них очередь не дошла. После реабилитации отец продолжал работать доцентом кафедры политэкономии в Новосибирске. Он и умер в этой же должности. Мама осталась одна, она была преподавателем физики в Московском авиационном техникуме в Новосибирске. Туда эвакуировали Московский авиационный техникум, в Москве он был на 5-й Тверской-Ямской. Сейчас в этом здании находится Институт нейрохирургии имени Бурденко. Мама до самой смерти преподавала физику. Домашняя литература была по физике и философии. Я видел, как отец уходил на ночь "посоветоваться" с Гегелем, видел свет от лампы. На меня это повлияло: надо отдыхать - ан нет. "С Гегелем, - говорит, - надо посоветоваться". Сестра отца, мать Лельки, жила там же. Она одно время была заведующей отделом науки крайкома, когда и отец заведовал отделом. Они жили в одном доме. С Лелькой мы, как мальчишки, близки были, дрались вместе. Он сперва жил на окраине, а его мать во время войны получила квартиру. Сейчас уже давно с ним нет связи. Вроде как никому ничего не надо. Лелька относится спокойно к методам восточной медицины. Когда я однажды был у него в гостях, у него была аспирантка - дочь какого-то ламы. Одна из бутылок, которая стояла на пианино, вдруг щелк - и начала вытекать. Нужно было срочно распивать еще одну бутылку. А в этой бутылке была змейка какая-то, не просто водка, а настойка какой-то змейки. Этот лама рассказывал, что бывает мумие золотое и серебряное, а черное - это кал мышей, которые лижут мумие золотое и серебряное. Школа Воспоминания После перевода отца начальником политотдела МТС я начал учиться в школе Новокузнецка. Через год или полтора отца перевели секретарем райкома в Алейск, поэтому третья школа была в Алейске. Следующий перевод отца был в Новосибирск. Там я учился в Новосибирских 12-й и 10-й школах. 12-я школа - это там, где Юрий Михеев учился. В Новосибирских школах больше всего нравились естественные науки, а вообще нравились все предметы, кроме пения. Радиоделом я занимался как любитель, у меня были все радиотехнические принадлежности. В наше время в каждой школе были хорошие учителя. В 9-м классе был у нас преподаватель литературы, он же директор школы, Большаков. Физику у нас преподовала Брильянская Вера Федоровна, математику - Потапов. На досуге играл в шахматы, прилично ходил на коньках. Даже на соревнованиях областных бывал, выигрывал городские соревнования. С Лелькой Казначеевым по окончании 9-го класса совершали поход по следам партизанского отряда Петра Сухова на Алтае. Шли до Тюнгура, а потом спускались вниз по Катуни, прошли Маралиху, все эти золотые места. Комсомольский поход, большой - 30 человек комсомольцев. В деревне мужики кидали учебную гранату. Лелька двухпудовую гирю украл в селе Абай, тащил в рюкзаке, для утренних занятий. А геологическую коллекцию тащил я в своем рюкзаке. В одном селе мы устроили военно-спортивный праздник. Главным соревнованием этого военно-спортивного праздника было метание гранаты. Все мужики не могли докинуть до тридцати метров, а мы с Лелькой кидали за пятьдесят. Потом на фронте я оценивал расстояние от наших окопов до немецких - пятьдесят. Но учебная граната пятьсот граммов, а боевая потяжелее - семьсот - можно и не докинуть. Килограмм - противотанковая. Ленинград. Военно-морская спецшкола 1940-1941 гг. Воспоминания Из девятого класса я отправился в Ленинград поступать в военно-морскую спецшколу. По моему имени - "Поколение Октября, Борцы И Строители Коммунизма" - я должен был быть готов к третьей букве и, чтобы быть "борцом", я выбрал военно-морскую спецшколу. Чтобы поступить в военно-морскую спецшколу, нужно было иметь только 5 и 4, причем максимум две-три 4. В спецшколе поступил в 10-й. Через полгода появились авиационные спец-школы, а до этого было много артиллерийских. Меня приняли. Преподаватели были очень хорошие. Наш командир роты и он же командир взвода капитан-лейтенант Руткевич был из старых гардемаринов, и мы от него узнали очень много из жизни гардемаринов. Это была элита. Руткевич читал математику. А я у него был помкомвзвода. В газете "Красный флот" за 1940 год сообщается, что в военно-морской спецшколе есть свои младшие командиры, среди них - Побиск Кузнецов. На войне я в общем-то чувствовал себя спокойно, военно-морская спецшкола в Ленинграде помогла. Мы уже готовились к войне, психологически были готовы. Мой стаж службы идет с 1940 года. Служба в Советской Армии Сентябрь 1940 г. - сентябрь 1944 г. Воспоминания Я боялся опоздать на войну, поэтому я выбрал Севастополь, а из Севастополя хотел мотануть на защиту Одессы. Но мне было 17 лет и два месяца, был июль 1941 года, война уже шла. А в армию брали с возраста 17 лет и восемь месяцев. И меня не взяли, предложили на выбор Тамбовское ветеринарное училище или Сызранское танковое. Я говорю: "Ну уж, знаете, от лошадей я и так на пушечный выстрел, а тут хоть худо-бедно, но какие-то башни есть, пушки - поеду в Сызрань". С военно-морским ничего не вышло. Но я кончил десятый класс, в июле 1941 года получил выпускные документы Ленинградской военно-морской спецшколы. Я ехал старшим группы из 53-х человек, которая разделилась в Москве. 26 человек поехали в Баку, а 27 человек - в Севастополь. Я ехал в Севастопольской команде. Севастопольская команда ушла в Черноморское училище, а я попросился в училище ЛКСМУ. В нем четыре года, а здесь пять лет учиться. Боялся, что война кончится. И вот из этого училища ЛКСМУ и начали комиссовать. Формируют морские батальоны под Одессу. Думаю, и я пойду, но из-за возраста не приняли. Так я и оказался в танкистах - в Сызранском танковом училище. Я был подготовлен, ходил правофланговым второго полубатальона на парадах в Ленинграде. Это шеренга 24 человека. Поэтому мне учиться в танковом училище было легко, только танки нужно было изучать, а все остальное я знал. Училище готовило командиров - выпускали лейтенантов. В училище был старший сержант, который преподавал радиотехнику, но, дай Бог, хоть бы один преподаватель, хоть бы в одном ВУЗе, умел столь элегантно читать этот курс. В училище ежедневно было 10 часов занятий, 4 часа самоподготовки, всего 14 часов. Это для молодого человека слишком много. Я куда-нибудь устраивался уснуть и мог проспать вечернюю проверку, но так как я был молодым, 17 лет и 8 месяцев не было, то мне прощали. Но к 7 ноября я написал стишата про гауптвахту, куда меня посадили, и в них говорилось, что, братцы, ну их, на фиг, со всякой учебой, на гауптвахте вошки, гауптвахта первая приходит на кухню пробу снимать. Дальше говорилось, что когда пришел полковой комиссар, то мы сделали вид, что все страшно заняты: взяли метлы, подняли такую пыль, что он зачихал и быстренько ретировался, а мы снова расположились на полках и продолжали спать. Вызывает меня комиссар батальона вместе с командиром батальона, грозят, что отправят на фронт, а я говорю, что давно прошусь на фронт. Почему меня не отправляете? Он смотрит на меня: "Почему ты не учишься?" Я говорю: "Как? Я учусь." - А какая у тебя отметка по политподготовке? - Отлично. - А по курсу боевых машин? - Отлично. - А по огневой подготовке? - Отлично. Командир батальона, а это и был майор Рязанцев, поворачивается к комиссару: "Слушай, он у тебя что, отличник что ли?" Тот начинает листать бумаги. "Да, - говорит, - отличник. Что с ним делать?" И меня переводят в роту выпускников Казанского пехотного училища, которых прислали на двухмесячную переподготовку из лейтенантов обыкновенных в лейтенантов-танкистов, на должность командира отделения. А как командир отделения уже дурака валять не сможешь. Хотели оставить в училище, но отец прислал телеграмму с просьбой перевестись в Завидово. А "Завидово" - это был шифр 30-й армии. А поскольку отличник имел право выбора, то командующий БТМВ РККА дал разрешение на выезд в 30-ю армию. Так я попал в 30-ю армию, сперва в 238, а потом 10-ю гвардейскую танковую бригаду. Но оказалось, что танковые бригады не закрепляются в армиях, а переводятся из армии в армию. Поэтому мой отец, вместо того чтобы оставаться замполитом в госпитале, попросил перевести его в 10-ю гвардейскую танковую бригаду, где я командовал взводом разведки. И положение моего отца было хуже, чем у его сына, потому что командир взвода разведки - хозяин: у него 30 человек; отец спит в штабной машине. Командиром взвода разведки был назначен в декабре 1942 года. Один из секретарей обкома в 1942 году мне рекомендацию в партию давал. Меня в партию не приняли, потому что я дезертировал. Получилось так. Только съехались в 30-ю армию, а тут бригаду уводят на формирование, и ее место занимает другая бригада. Я решил, что здесь и останусь. И у меня за непослушание, как у дезертира, забрали кандидатскую карточку. А потом, где-то через полмесяца, я принял взвод разведки в 10 гвардейской танковой бригаде . А принимали меня в партию уже после лагеря - с шестнадцатилетним кандидатским стажем. Когда анкету читали, рядом со мной сидел Горобец, который, после событий 1905 года в Одессе, был в ссылке со Сталиным, старый большевик. Этих стариков тоже всех сажали. Все голосуют "за", а один воздержался: "Чавой-то ён много ездил". А Горобец сидит рядом со мной, он же знает что к чему и говорит громко: - "Так его ж возили по всяким разным местам". Перед этим был эпизод, связанный с 238-й танковой бригадой. Эту бригаду отправили на отдых, а я на отдых ехать не хотел, хотел остаться командиром взвода разведки в 10-й гвардейской танковой бригаде. Поэтому я укрылся, и меня исключили из кандидатов в члены партии, потому что я дезертировал на фронт. Потом меня пытались вернуть через БТМВ 30 армии, как "дезиртира", но я уже командовал взводом разведки, - здесь и вспомнили майора Рязанцева. Запомнился такой эпизод перед захватом с.Слободка. Поляна метров 600 шириной с горбом посередке и около километра длиной. Танки пошли слева, немцы их начали обстреливать из 37-миллиметровых противотанковых пушек, видно, как их насверлили дырками, но не пробивают. Тогда командир бригады распорядился пустить мотострелковый батальон с правой стороны бугра, где немцам не было видно. Мотострелковый батальон отошел метров на полтораста и залег, не поднимается. Командир бригады А.Р.Бурлыга подозвал меня и говорит: "Ну-ка, возьми разведчиков, подними мотострелковый батальон". "Есть, товарищ гвардии полковник". Стариков, у которых дети, я не брал, я их берег. Дошли мы до опушки. Пробежали полдороги - тр-ти-ти-ти-ти. Стреляют. Легли. Смотрю: впереди, в метрах 50-ти станковый пулемет стоит, пулеметчик, видать, убитый. Я говорю: "Давайте еще один рывок сделаем:" Добежал до пулемета - тр-ти-ти-ти-ти. Лег. Я решил: "Заряжу 250 патронов, в белый свет, как в копеечку вдарю, они хоть головы поднимут, стрелять начнут, а то лежат и не стреляют". Только пулеметчика отодвинул, беру коробку, чтобы свежую ленту достать, и вдруг - тр-ти-ти-ти-ти, уже около меня. Возвращаюсь опять к коробке, а крышку-то открыть нельзя, потому что пуля зашла в коробку справа, а вышла слева. Я понял, что противник-то не впереди, а, видно по коробке, что справа. Ну, я же командир взвода разведки, у меня бинокль. Я бинокль туда - три "кукушки". Мама родная! Около меня, в метрах 10, лежит старший сержант с пулеметом Дегтярева. Я отползаю к сержанту, снимаю с себя бинокль, говорю: - Ну-ка посмотри, эти три "кукушки" видишь?" - Где? - Ну, вот одна большая сосна, а рядышком две поменьше, там еще две сидят. - Ага, - говорит, - вижу. Я говорю: - Дай твою машину, я сейчас по правому вдарю. Но "дегтярь" на расстоянии 120 метров - сила. Я как саданул очередь: Сержант говорит: - Упал. Я перевожу. "Теперь, - говорю, - по среднему". - Упал. Я перевожу на левую, третью: - А он, - говорит, - уже сбежал. После этого я первый въехал в с.Слободка и увидел ухоженную индивидуальную могилку. Старушка сказала, что здесь похоронен наш генерал. Генерал Ефремов, командовавший 33-й армией, был похоронен немцами в с.Слободка, причем, с полными воинскими почестями, и сделал это - в будущем начальник штаба 6 немецкой армии фельдмаршала Паулюса генерал Шмидт. Нехорошо, что в воспоминаниях, говорят только о зверствах. Могилку немцы сделали генеральской, а хоронили советского генерала Ефремова. Госпитали Воспоминания Я не знаю, правильно или не правильно я поступил, но я расшифровал свое имя публично, я хотел объяснить, что у меня всю жизнь была одна единственная задача. Еще в госпитале для меня ситуация выглядела так: что такое коммунизм, нужно ли его строить и как строить? Поэтому я и хотел создать научное студенческое общество. Первое время в госпитале я читал про память, а потом вспомнил отцовскую лекцию, и вот тут-то я и увлекся как следует, откуда и пошел интерес ко второму закону термодинамики и к проблеме жизни. Если в 1895 году для Энгельса это были проблемы, то в 1944 году - это уже даль науки, а не проблема, но, может быть, это лжепроблема, тогда вообще ею заниматься не стоит. Все ли это правильно? Может быть, там ложные вещи, только учеными терминами изложены. В общем, я решил воспроизвести дело Энгельса, разобраться с этой наукой, как связаны между собой нерешенные вопросы науки, которые классики завещали науке будущего. И если бы не было такого завещания классиков науке будущего, естественно, не появилась бы идея об организации научного студенческого общества, направленного на решение этих проблем. Арест, следствие, трибунал Воспоминания После ранения я лечился в эвакогоспитале 5016 - теперь это Институт нейрохирургии имени Бурденко на 5-й Тверской Ямской. У меня была прекрасная память, которая позволяла мне играть вслепую одновременно три партии в шахматы с сильными игроками и все выигрывать. Здесь и произошло событие, которое привело к моему аресту. Я хотел организовать научное студенческое общество, посвященное проблемам, поставленным классиками: "Куда девается теплота?" и "Почему возникает жизнь?" Такой специальности не было, поэтому и возникла идея общества. Ликвидация Коминтерна была предметом разговоров. И было понятно, что происходило в 1938 году. Я был за Коминтерн. С одной стороны, Сталин вроде воюет правильно. С другой стороны, делает какие-то уступки - ликвидирует Коминтерн. Но я думаю, что он продал Коминтерн за второй фронт. Когда отправили в госпиталь, я пистолет свой прихватил, так что могли арестовать за незаконное ношение оружия. Неустойчивость была, я мог стрельнуть в Иосифа. Такая ситуация была. Мое личное дело цело, там у меня хороший наградной лист. Когда меня уже во второй раз сажала милиция, то они ходили, смотрели мое дело. Реабилитированным дела дают. Но по личному делу вряд ли можно понять, что инкриминировалось. Когда идет допрос, следователь своей рукой пишет "Вопрос:..", после этого пишет текст вопроса, затем - "Ответ:...". После ответа может остаться полторы строчки пустые. Затем следующий вопрос, и так далее. Подписываешь страницу снизу. А когда приходишь во второй раз, то до следующего вопроса уже пустых мест нет. Когда меня второй раз арестовали, я, естественно, в протоколе допроса, по всем пустым местам провел черточки, чтобы следователь Бицаев не мог приписать. Я уже был образованный. Меня не расстреляли потому, что тогда много народу было арестовано и некогда было со всеми разбираться. А мальчишек они очень отслеживали. Я думаю, что мы потеряли очень многих из нестандартных... Эвальд Ильенков случайно ушел от расправы. Их должны были тоже всех пересажать, всю философскую компанию, человек пять, но обошлось. С идеей научного студенческого общества я пошел к одному из знакомых. А он пошел к секретарю комсомольской организации Московского авиационного института посоветоваться. 24 апреля 1943 года секретарь комсомольской организации МАИ "нарисовал телегу", в которой говорилось, что пытаются создать организацию против комсомола, - так сперва это интерпретировалось. Фамилию этого человека, наверное, можно восстановить. Это должность была такая, поэтому нет ничего тут особенного. Так началось дело. В Новосибирске 11 сентября 1943 года я шел с экзаменов в Институт инженеров железнодорожного транспорта, на лестничной клетке нашего дома стоят двое, я вошел в дом, а они вслед за мной и : "Пройдемте". Сперва посадили в Новосибирске. Причем, наибольшее удовольствие они испытывали, когда с "мясом" выдирали орден из гимнастерки. Приходит арестованный, думает, что орден его защищает, а он берет и рванет. А через два дня меня отправили в Москву. Вначале держали под Москвой, потом привезли на Лубянку. Но не били. Взять они хотели здесь, в Москве, но я уехал. В Новосибирске тоже была паника, не сказал им никто, что меня арестовывать собираются. Отцу я написал, что "согрешил не ведая и ведаю, что согрешил" - такое нейтральное письмо, которое не дало ему оснований для подозрений. Привезли из Новосибирска в Москву, на Лубянку, в "сердце советской разведки", как она называлась. Там была внутренняя тюрьма, которую зэки называли "Гостиница страхового общества России", потому что это здание было когда-то зданием Госстраха, а в середке здания была гостиница. Гостиница была переделана под тюрьму, привилегированную тюрьму, и Солженицын там тоже сидел. На допросах я говорил то, что думаю. И про Коминтерн, и про Маркса говорил. Говорил, что верить можно в Господа Бога - в Маркса верить нельзя, его надо знать. Спрашивают: "А ты его знаешь?" Я ответил: "Нет. Надо бы изучить его, посмотреть еще". "А раз ты не с нами, то наш враг". После того, как он допрос дописал, нужно было мне все подписать. Он говорит: "Подтвердишь - мы тебя в штрафбат отправим". А для меня штрафбат, это родное, милое дело, уж, по крайней мере, хоть родители не пострадают. Такой способ обмана существовал. Многих, которые каялись, обещали подтвердить, потом обманывали. А когда это мероприятие проведено, поступают совсем по-другому. А когда дело заканчивается, и приговор уже готов, то уже разбираться поздно. Я подписал протокол. То что я был ранен, для посылки в штрафбат не имело значения. В штрафбат можно было послать любого. Ты же не отказываешься воевать. Арест для меня был неожиданностью. Но я спокойно к нему отнесся. Все страшно, пока не попробуешь. Никакого надлома не произошло, потому что уже прошел войну. Это существенный элемент, очень существенный элемент. Когда побывал среди трупов, по-другому смотришь на жизнь. Следствие шло шесть месяцев. Наверное, уже был апрель 1945 года. Присудили мне 58 статью, и трибунал дал мне десять лет, а вопросы-то остались. Они как были научными вопросами, так и остались научными вопросами. Уже как осужденных нас перевели в Бутырскую тюрьму. В середке пересылки находится церковь, которая использовалась как камера для переправляемых осужденных. Там со мной было странное явление: приснился сон, будто я попадаю в какое-то ярко освещенное помещение, какой-то коридор и какие-то слова... В общем это трудно передать, но было ясно, что дело, которым я занимаюсь, проблема эта научная - надо доводить до конца. Получил такое наставление, а от кого - не знаю. Был голос. Я проснулся и помнил это. Я никогда верующим не был, а вот возникла какая-то поддержка замысла - поручение разобраться с этими вопросами, сделать это светлое дело. Возникло ощущение чего-то светлого, скрытого за этими проблемами, того, что меня волновало внутренне. Больше такой сон в жизни не повторялся, хотя что-то подобное я еще где-то испытывал. В этой церкви камеры на 120, на 160 человек, просто большие залы. Кроватей не было, сплошные нары. Поскольку тут все осужденные и ждут этапа, кого куда пошлют. Сообщение о победе я услышал в этой церкви. Мы не знали, что происходит, ни известий не было, ни газет. Отбывание заключения в лагерях 1944 - февраль 1954 Отбывание десятилетнего срока заключения П. Г. Кузнецовым разбивается на два периода. Первый - с 1944 г. по 1949 г. - проходил в Новосибирских лагерях, а второй - с 1949 г. по 1953 г. - в Норильских лагерях, 1953-54 Озерлаг (Тайшет и нынешний БАМ). После приговора военного трибунала в 1944 г. П. Г. Кузнецов был направлен в 3-е лаготделение Новосибирских лагерей, где работал на обслуживании авиазавода им. В. П. Чкалова. Здесь в это же время работал Р. О. ди Бартини, с которым П. Г. Кузнецов сотрудничал в 70-х годах. Затем П. Г. Кузнецов был переведен в 4-е лаготделение Новосибирских лагерей, работал на Новосибирском радиозаводе. Вскоре его вновь перевели в 3-е лаготделение. Именно в этот период впервые возникла идея о роли митогенетического излучения. П. Г. Кузнецов работал в Бюро изобретателей. Получил репутацию, а затем и квалификацию инженера-химика. В начале 1949 г. его как инженера-химика переводят в Москву, в Бутырскую тюрьму. Но выясняется, что он радиационной химией не занимается. 7 мая 1949 г. его отправляют в Красноярск в пересыльную тюрьму "Енисей". 30 мая группу заключенных погрузили на баржу, которая по Енисею направлялась в Дудинку. Оттуда уже в июне 1949 г. он прибыл во 2-е отделение Нориллага в Норильске. Работал заведующим медпунктом на строительстве обогатительной фабрики. Начальником строительства был Логинов Алексей Борисович , в настоящее время Президент клуба "69 параллель", ему 92 года. Затем П. Г. Кузнецова переводят в 1-е отделение на Медвежий ручей. Весной 1950 г. по собственному желанию он переводится фельдшером на Калларгон, в 16 км от Норильска. В конце 1950 г. его переводят в 6-е лаготделение Нориллага, которое обслуживало ОМЦ - опытный металлургический цех. Здесь он проработал до декабря 1951 года. Затем его перевели в Горлаг, где он работал в качестве фельдшера до лета 1953 г. Следующее место в Озерлаге в Тайшете, где он работал также фельдшером. Там же в феврале 1954 г. он был освобожден из заключения. Воспоминания За все десять лет пребывания в лагерях я не пропустил ни одного специалиста. И все они были очень образованные люди. Я многое узнал от этих людей, но многое придумал и сам. Они создавали мне в лагере психологический фон, так что я мог не чувствовать себя круглым идиотом. Новосибирские лагеря 1944 г. - 1949 г. Воспоминания 1946 Это было в 1946 году во время моего дежурства. Еще работать целый день, а меня на ночь не хватило: я каждую ночь занимался математикой. Был у меня там напарник, финн, Пау, и был - математик, наш доцент, и мы с ним двухтомный курс математики изучали. Я говорю ему: "Просто не знаю, как ночью буду заниматься?" А он говорит: "Возьми ампулу кофеина". Я говорю: "Ты что, из меня наркомана хочешь сделать?" Он на меня посмотрел подозрительно (я еще совсем темный "фельдшер" был), пошел и приносит фармакологию Скворцова. Открывает ее на статье "Кофеин" и читает прямо по тексту фармакопеи: "Привычка к кофеину, к кофе и крепкому чаю должна рассматриваться как положительная, в противоположность привычке к наркотическим веществам. Эта группа веществ прямо противоположна наркотикам по действию. Наркотические вещества "отрезают" восприятие внешнего мира через органы чувств, и человек начинает жить внутренним миром, фантазиями. А кофеин, наоборот, обостряет внешнее восприятие и улучшает запоминание". Я решил попробовать, что получиться. Ампулы были американские, 2,5 кубика 20% раствора натурального кофеина. Полграмма кофеина принял. В ту ночь я был бодренький, все запоминал прекрасно. Не спал и вторую ночь, занятия шли даже более успешно. Во время моей учебы в лагере мои мозги подвергались воздействию всевозможных стимуляторов. Поскольку я предпочитал дежурить в больнице по ночам, то у меня получался 12-часовой рабочий день для занятий, за исключением случаев, когда кто-то умирал, или кому-то через 4 часа нужно было давать сульфидин, или кого-то нужно колоть. Да еще при таких стимуляторах. 1946 - 1947 Я смолоду имел одну единственную задачу - связь явлений жизни и второго закона термодинамики. То, что мне нужно было, я нашел так. Известно митогенетическое излучение Гурвича, которое не только стимулирует клеточное деление, но и сопровождает все виды обмена веществ. В лагере мне кое-что удавалось доставать. В 1946 - 1947 годах я сумел достать Советскую энциклопедию, старое издание с красными корешками, где про действие света говорилось, что есть инфракрасные лучи, видимый свет и химические или ультрафиолетовые лучи. Вот слово "химический" меня и насторожило. Оказалось, что митогенетическое излучение Гурвича - ультрафиолетовое, и химическое действие ультрафиолета - это связанные между собой вещи. Более того, в Советской энциклопедии приводится пример, как на одно и то же химическое вещество действуют светом 2200 ангстрем и светом 2500 ангстрем, и получаются разные конечные продукты. Под словом "химический" имели в виду не люминесценцию, а именно химическое действие излучения. Когда облучают одно и то же вещество химическим излучением разных частот, получают разные продукты. Вот тогда-то я и подумал: "Простите, а что такое нарушение обмена веществ?" И уже здесь для меня эта связь между вторым законом термодинамики, ультрафиолетовым излучением, накоплением его в форме жизни уже не было проблемой. Это была моя рабочая гипотеза, которую я всячески проверял. В лагере у меня было много собеседников, с кем можно было обсуждать эти проблемы. Меня активно поддержал Федоровский и сказал, что Владимир Иванович Вернадский придерживался такой же точки зрения; так же думал и Ферсман. Ферсмана учил еще Вайнберг Борис Петрович, который преподавал в это время в Томске. В 1930 году он на совещании сделал заявление, что все виды борьбы, которые ведет человек за существование, есть борьба за мощность. Было много таких людей, те, которых я упоминаю - это далеко не все. Я не мог записать авторов, которых я читал, так как у меня под руками не было цитат. 1947 Идея жизни была у меня... из-за нее я и сел. Я хотел создать студенческое общество, которое решит две проблемы: тепловой смерти вселенной - это один вопрос, а второй - почему возникает жизнь? Вначале это были два изолированных вопроса. Соединились они у меня в 1947 году, когда я прочитал про излучение Гурвича. Открытие Гурвича датируется чаще всего 1924 годом, а вот в трудах академика Лазарева, открытие лучей Гурвича датируется 1923 годом. И сейчас, в 1998 году еще живы потомки Гурвича - Белоусов, племянник Анны Александровны Гурвич. У Анны Александровны Гурвич я бывал дома, мы обсуждали проблемы, связанные с митогенетическим излучением. Говорили, что оно не только стимулирует клеточное деление, но, вообще, сопровождает все процессы обмена веществ. В крови был обнаружен "раковый тушитель", из которого следует раковая кахексия - истощение организма, - тушитель открыт Песочинским в 1946 году. Мы с Париным собирались заниматься раковым тушителем в лагере. Мне предложили должность химика в Красноярске. Химик должен был проверять продукты, отправляемые в Норильск, то есть очень сытное место. Я ответил, что никакой я не химик. Но мне сообщили, что знания инженера-химика у меня есть. Наряд был на меня, поэтому меня с Париным отправили в Красноярск. А на пересылке все бараки для всех зэков обычно закрывают, а нас четверых поместили в отдельную кабинку. И мы там с 6 по 30 мая жили вчетвером. Парин был курящий, а табака не было. Я пошел в секцию медиков, которая не закрывалась, там оказался один из фельдшеров, который раньше работал вместе со мной в санчасти. Он меня увидал, обрадовался. Я говорю: "Мужики, совесть вы имеете или нет? Академик же не будет ходить к вам, а он курить хочет. А курева у нас нет, вы уж дайте". Ну, они обшарили все тумбочки, собрали весь табак, добавили еды, и вечером я притащил это в нашу секцию. А Парин удивился: "Откуда табак?" Я рассказал ему о медицинской солидарности. А медики начали напрашиваться на беседу с Париным. Я говорю: "Я его спрошу, если он согласен..." Василий Васильевич говорит: "Пускай приходят, поговорим". Вот так в новосибирской пересылке состоялось наше с Париным знакомство. Вот как в лагере устанавливаются человеческие отношения. Проблемы, которые меня интересовали, не ушли - куда девается теплота и почему возникает жизнь. В 1947 году у меня произошло замыкание этих двух вопросов. Я в это время фельдшером был, работал по ночам. Я мог из 48 часов 38 часов работать с книгой - это тоже не случайно. Я перерешал в курсе высшей математики все задачи до одной, нашел три неправильно решенные задачи. И полагал, что человек, заканчивающий высшее учебное заведение, учебники математики знает так, как я их знаю - насквозь. Но, когда я освободился и встретился с теми, кто изучал математику, вдруг обнаружилось, что даже не все математики знают все разделы математики. В этом смысле моя математическая подготовка была, в принципе, хорошей. Математикой нужно заниматься все время, через два года нужно заново все изучать. Норильские лагеря 1949 - 1954 Воспоминания 1949 В 1949 г. я предложил хемилюминесцентный спектральный анализ излучения крови, исходя из идеи, что митогенетическое излучение связано с кровью, а оно ультрафиолетовое. Приборов в то время не было. Я предложил спектр ультрафиолетового излучения направлять на экран фотокатода электронного микроскопа, а когда падающие фотоны вырывают фотоэлектроны, а там 50 киловольт, они разгоняются, и на люминесцентном экране будут получаться спектры. Откуда этот вопрос возник? Врачи иногда ставят диагноз: "Это у вас на почве нарушения обмена веществ". А что такое нарушение обмена веществ? Это означает, что реакции, которые в норме должны идти с определенными скоростями, идут либо с большими скоростями, либо с меньшими скоростями. Но так как при реакциях выделяется излучение, то анализ спектра хемилюминесценции, то есть митогенетического излучения Гурвича, и позволяет не говорить слова "обмен" и "нарушение обмена веществ", а конкретно анализировать. Написал я в лагере об этом и отослал. Вызывали экспертов, они дали положительное заключение, правда, потом выясняли, не украл ли я у кого-нибудь идею, могу ли я все это рассказать. Лагерное начальство предполагало, что меня в шарашку могут забрать, о которой Солженицын писал. Но тех, кто в шарашке работал, интересовало не ультрафиолетовое излучение, а проникающее излучение, связанное с ядерной проблематикой, поэтому мои идеи их не заинтересовали, и меня опять отправили в лагерь. А в Новосибирске у меня родители, они посылали передачу. Вызывал меня майор Шустер - начальник Управления новосибирских лагерей, а его племянница была начальницей в нашем бараке. С ней был такой эпизод. В 1947 году я занимался гипнозом. У меня была больная Нетребенко - украинка с туберкулезом позвоночника, и ей на ночь оставляли три ампулы морфия, потому что она орать начинает и будит 200 человек больных. Я делал ей укол морфия, а потом все, что полагается для гипнотического сна. Она уснула. Но я знаю, что когда под гипнозом, мне говорить нельзя. Я подозвал санитарку, санитарке показываю, чтобы она взяла больную за руку, а потом показываю, что дергать надо. Санитарка дергает руку у больной туберкулезом позвоночника, у которой вой был бы страшный, а я над ней бормочу: "Спокойный глубокий сон..." И - ничего. Оказывается, что под гипнозом человек может терпеть сильную боль. Из трех ампул морфия у меня две ампулы осталось. Витька Пау приходит, я говорю: "Витя, я не знаю, что делать, вот такая история случилась". Он говорит: "Завтра возьми и воткни вместо морфия кордиамин, и сделай тоже самое, что ты сделал". Я сделал ей укол кордиамина, она видела, что укол ей сделан, потом сделал гипноз, она у меня опять уснула. Утром просыпается: "Доктор, как я хорошо спала". А у меня на руках 5 ампул морфия. Пересменку мы сдаем этой самой племяннице Шустера, который на пересылке вызывал меня к себе. Иметь на руках в лагере морфий невозможно. Я ей рассказал обо всем, что мы не занимаемся никаким хулиганством. Это произвело на нее довольно сильное впечатление. Прихожу к Шустеру. У него сидит, кто-то, читает, седой, с усиками седыми, на нем бархатная малиновая вельветовая курточка. Я ему говорю, что где-то тут, впереди меня, один академик едет, медик, мне бы с ним обсудить тут ряд медицинских вопросов. Спрашивает: "А что, тебя назад? Почему тебя там не взяли?" А я говорю: "Их интересует проникающее излучение, медицина их не интересует". Шустер говорит: "Вот он сидит, познакомьтесь". Подержались мы за ручку... Шустер говорит: "Парин в камеру, а тебе остаться". Я говорю: "Нам же беседовать надо, как же так?" - "А ты в какой камере сидишь на пересылке?" Я говорю: "Во второй". Он говорит: "Ну, сейчас сделаем". Снимает трубку и звонит начальнику тюрьмы: "В какой камере Парин сидит? Вы его переведите во вторую камеру". Ждем полчаса, час, полтора, через полтора часа приходят двое - Парин и с ним какой-то генерал, не генерал, лампасов нет, но все на нем генеральское, - это военный атташе в Канаде Заботин Николай Иванович. Это было, когда шум был, что атомную бомбу украли. Я пытался у Николая Ивановича узнать, действительно украли или не украли. Он сказал, что бумаги возили, много бумаг возили - это он знает, но в них ничего не понимает. Я понял, что я ему не тот вопрос задаю. Они были оба голодные, а у меня здесь продукты были. Им как медикам место освободили на нижних нарах, поближе к окошку. Медиков, в принципе, не обижают. У меня лагерная кличка "доктор". Разложил еду, курево. А через три дня нас перевезли из Новосибирска в Красноярск. Там, в Красноярске, их - Заботина и Парина - отделили, а Парин просит начальника пересылки "Енисей" за меня - говорит инженер-химик - сын моего товарища, попросил меня к себе. Почти 30 дней у нас было много разных бесед: и про митогенетическое излучение, и про жизнь. В том же 1949 году нас повезли в Норильск. А у меня был портсигар, на котором была сделана надпись "Помни: что сказать, где сказать, а самое главное - что не сказать", но табак у нас был общий. И когда Парина и еще одного бывшего секретаря Владимирского или Горьковского обкома, вызвали и повезли в закрытую тюрьму, во Владимире, то я табак, естественно, отдал. Портсигар сейчас рассыпался, но он дома у Василия Васильевича, и Нина Дмитриевна, его жена, и его дети знают, чей это портсигар... В Институте медико-биологических проблем, где Парин был директором, об этом никто не знал, пока меня в 1971 году не посадили. А когда меня посадили, Парин собрал руководство института и рассказал про Побиска: какой это Побиск, чем Побиск занимается и почему он, Парин, не верит, что у Побиска могут быть какие-то нарушения. Он письмо на Съезд партии подписывал, чтобы освободили Кузнецова. Ведь ЛаСУРс делал для ИМБП тему "жизнеобеспечения". Когда я к нему пришел, он сказал: "Ты чем занимаешься?" Я говорю: "Системами управления". Он и решил попробовать. Парина посадили вот за что. Он поехал в Америку, будучи заместителем министра, ученым секретарем Академии медицинских наук. Перед отъездом, как известно, всегда проходили инструктаж. Парин спрашивает министра Митерева: "Что будем говорить американцам, а что говорить не будем?" Митерев в числе тем назвал тему Клюева-Роскина - "Трипаназомы для лечения рака". Но в этот момент издается Указ, что эти работы по лечению рака особо секретные. Когда Парин вернулся, то оказалось, что он разгласил особо важную государственную тайну, за которую ему полагалось 25 лет. Это было в 1948 году. Он больше года отсидел на Лубянке. Причем, как-то странно: в его деле были все его награды. Теперь портсигар весь расклеился, потому что сделан был из пластмассы, склеен хлороформом, хотя держался хорошо. После того как еще раз меня посадили, он всем рассказал мою историю. Адамовичу, одному из его замов, я сказал, что вообще-то мы с Василием Васильевичем знакомы до Института медико-биологических проблем. Он говорит: "А нас Василий Васильевич всех собрал и начал объяснять кто ты есть". Мы с Василием Васильевичем Париным обсуждали, что, собственно говоря, надо было бы спроектировать полную систему жизнеобеспечения, но не для 3-х человек на спутнике, а систему жизнеобеспечения для всех людей, которые живут на Земле. У меня возникла возможность поставить эту тему, когда я в Латвию ездил. Это было время, когда все занимались продовольственной программой, но комплексных программ вообще никто не видал, да и до сих пор их нет. В сетевой модели создания системы жизнеобеспечения для спутника, разработанной ИМБП, было 4000 работ, нарисовать их невозможно ни при каких условиях, а если нарисуешь, то невозможно рассмотреть. Конечно, описания процедур - это очень правильно и хорошо. Но жизнь требует того, чтобы в одном случае включить/исключить подсистему из комплекса, а в другом случае - изготовить болт. У каждого случая уровни принятия решения совершенно разные, а этого сеть не выражает. Необходимо иерархию выданных заданий зафиксировать. Так возникла система СКАЛАР. Основные книжки системы "Спутник" я написал за две ночи. В первую ночь я написал первую часть, а за вторую ночь - вторую часть. К этому времени я к сетям привык настолько, что из меня уже автоматически все истекало. А когда Боря Адамович ездил в США, я его спрашивал: "Ты посмотри, как у них с системами управления, насколько они соответствуют нашим, не хуже ли у нас". Он вернулся и говорит: "Ну, что ты, наши сделаны ясно и понятно", - они в этот момент со СКАЛАРом работали. До 1950 г. работал в Опытно-металлургическом цехе Норильского комбината. Но однажды меня застали с женой высокопоставленного начальника. Поэтому перевели в цех флотации Файнштейна, где лабораторией руководил Фишман. Воспоминания о Каларгоне Каларгон - это "штрафняк", куда отправляли тех, кто с побега возвращается: уходят четверо, троих возвращают. В общем, самые отпетые. Знаменитейший лагерь - это самый страшный штрафняк для всего Нориллага. Он находится в 16 километрах от Норильска. Приехал я в Каларгон не штрафником, а фельдшером, по личному желанию. Выхожу на первый развод. На улице минус 36 градусов и метров пять ветер. По правилам каждый метр ветра учитывается за 2 градуса температуры, а температура ниже минус 40 градусов считается актированной. Я, как фельдшер, нарядчику говорю: "Коля, сегодня погода актированная". А первые две шеренги зэков слышат, что я сказал нарядчику. В один миг 1500 человек как ни бывало. Шум, крик: "Мы тебя самого здесь сгноим, на Калларгоне не бывает актированной погоды". Кончилось тем, что приехал начальник санитарного управления Норильских лагерей. Это была женщина. Ей объясняют, что я разогнал колонну. "Расскажите, как это было". Я рассказываю, как это было. Она говорит: "Мой фельдшер поступил строго по инструкции, и я не вижу, за что его наказывать". Таким образом, она меня спасла от весьма и весьма неприятного возможного исхода. После этого слава обо мне ходила среди авторитетов, что вот был такой человек: до него на Каларгоне погода не была актированная, а с него на Каларгоне началась актированная погода. Вообще, я себя чувствовал спокойно во всех этих передрягах. Когда я был в клинике Сербского, до одного пахана, который был большой знаток психиатрии, какие-то слухи обо мне доходили. Он спросил меня про госпиталь. Я все сказал - что мне прятаться... Я не думаю, что жизнь нашего периода сильно отличается от каких-нибудь других периодов. Я думал, что шарашки - это изобретение Сталина или Берии, а мне Михаил Иванович Гвардейцев объяснил, что еще у Екатерины на Урале были шарашки, где сидели интеллектуалы, от которых требовали, чтобы они изобретали что-нибудь для армии. Общее ощущение у меня такое, что практически все времена одинаковые. Воспоминания В лагере, примерно в 1950 г., я при поддержке ссыльного доктора химических наук Якова Моисеевича Фишмана выдвинул идею химической теории флотации. Фишман был создателем первого русского противогаза вместе с академиком Зелинским в период Первой мировой войны. Я. М. Фишман до ареста в 1938 г. был начальником Химического управления РККА. Было известно, что при разных значениях показателя кислотности РН в смесях меди и никеля флотируются (разделяются) минералы меди. Идея состояла в том, что природа этого явления химическая. Брали раствор меди и никеля и добавляли к ним реагент бутилксантогенат. Добавление этого реагента приводило к образованию осадков. При добавлении кислоты осадки растворялись. Так были определены химические основания флотации Файнштейна. Борис Витман сидел со мной в лагере в шестом Лаготделении, когда я работал в Опытно-металлургическом цехе, примерно, в 1950 г. Там мы с ним пробыли где-то полгода. А до этого он запомнил меня еще с баржи. Я играл, не глядя на шахматную доску. И Яша Хромченко, мой товарищ, тоже играл не глядя. Кроме того, я был фельдшером, в некотором смысле сопровождающим баржу. Поэтому у меня было больше вольностей. Витман готовился в дальнюю разведку.Работал в Германии, а потом перебрался в Австрию, где вошел в состав австрийского сопротивления, которым руководил майор вермахта Сокол. Они спасли Вену. Витман эту историю описал в своей книге, вышедшей в 1994 г., - "Шпион, которому изменила Родина". В книге много страниц посвящено мне. 1951. Воспоминания о Н. М. Федоровском В лагере было много народу, у кого можно было учиться понастоящему. Все никому не нужные старики. Например, Федоровский Николай Михайлович. Это было в Норильске: почти 3 года я учился у него. Николай Михайлович Федоровский - это был человек, который основал Институт прикладной минералогии. Он старый член партии, участник и организатор восстания в Свеаборге 1904 года. Поэтому он прятался от царской охранки. Так он начал собирать минералогические коллекции на Урале. И там же, на Урале, однажды в село, где работал двадцатилетний Федоровский, вдруг заехал действительный статский советник Владимир Иванович Вернадский. Вернадский был товарищем министра Временного правительства. Потом он уехал с белыми, был первым Президентом Украинской академии наук. Считал, что Подолинский еще жив, разыскивал Подолинского. Найти статьи Подолинского, когда реферативных справочников не существовало, было невозможно. Откуда он узнал о Подолинском - неясно. Отец Вернадского был экономистом, так что он мог знать о нем от своего отца. Вернадский предложил Федоровскому стать студентом МГУ. Федоровский, уже будучи студентом МГУ, стал сопровождать его в экспедициях по поиску радиоактивных руд. В собрании сочинений Вернадского есть место, где он упоминает, что в 1910 году он вместе со студентами был в экспедиции, а одним из них был Николай Михайлович Федоровский. Дело еще в том, что Федоровский - это человек, которого Ленин посылал с личным своим письмом к Эйнштейну для установления связей с западной наукой. Факт вообще малоизвестный. Послали не кого-нибудь, а именно Федоровского. У Федоровского была феноменальная память, он был блестящий знаток минералов. Ему могли принести минерал, он мог сказать, с какого континента этот минерал и с какого месторождения. После того как революция произошла, положение Вернадского осложнилось. Федоровский и был тот человек, который реабилитировал Вернадского как ученого, хотя он и был товарищем министра Временного правительства. Федоровский - коммунист, известный лично Ленину, известный своими партийными заслугами, и в этом смысле он для советской власти был значимой фигурой. Именно Федоровский спасал Вернадского от репрессий. Федоровский мне все это сам рассказывал. Федоровский в лагере был без дела, как инвалид у меня числился. Он в экспедиции Вернадского имел кличку "индус". Однажды вся экспедиция собралась, одного Федоровского нет. "Где, - говорит Вернадский - наш голодающий индус? Наверное, опять очередную яичницу из пятнадцати яиц готовит". Он худой, худой, и в лагере худой был. А ко мне он приходил каждый вечер, я готовил для него овсяную кашу. Когда мы с Федоровским встретились, он уже был старик. Но дело еще в том, что он освобождался от работы по акту, который я же составлял на него. В его возрасте засылать далеко, например, в деревню нельзя. Его место было определено - Норильск. Он считал, что он у меня подшефный инвалид, поскольку у меня было 300 человек подшефных инвалидов, у которых раз в десять дней надо было измерять давление, большая часть инвалидов были гипертоники. Мерить приходилось аппаратом "Ривароччи", а у "Риварочччи" верхнее деление 260, так были такие, у которых нижнее было выше 260, столбик ртути не может соврать. Это - кроме моей работы в амбулатории. Впервые с Федоровским Николаем Михайловичем я встретился при следующих обстоятельствах. Я выяснял всегда в каждом лагере, сколько здесь и каких именно людей с учеными степенями и званиями. В числе других нашел санитарную карточку Федоровского. А в ней была написана специальность. У Федоровского было написано, что он профессор, я его и пригласил к себе для измерения давления. Это был 1951 год, мне было 27 лет. Я стал Федоровского расспрашивать; сказал, что очень интересуюсь геохимией, читал геохимию Ферсмана. Я читал геохимию, когда я работал в Опытном металлургическом цехе (ОМЦ), который выглядел как приличный закрытый институт. Мы разговорились, речь пошла о Ферсмане, о том, какой замечательный человек Вернадский. И вдруг выясняется, что с Вернадским он лично знаком. О Вернадском я знал раньше, потому что в ОМЦ читал геохимию. Между прочим, в 3-м томе Ферсмана "Геохимии" упоминания о 94-м и 95-м элементах имеются, хотя книга 1935 года. Это важно знать, поскольку говорят, что их открыли позже. Они были открыты экспериментально. Он пишет, что эти элементы Ферми обнаружил. И там же был кусок об энергетическом методе оценки минерального сырья. И в книге Ферсмана кусок на три страницы, посвящены работам Федоровского, а тут Федоровский сидит прямо передо мной. Я ему говорю: "Николай Михайлович, я знаю, что у вас были такие-то работы". А он мне все их пересказал. Говорил, что берем два минерала с одинаковым содержанием вольфрама, но в одном - силикат, а в другом - карбонат, а отделять вольфрам из карбоната - это совсем не то, что отделять его из силиката, поэтому процентное содержание требуемого вещества в минерале неоднозначно определяет полезность ископаемых. Он мне рассказывал разные легенды, в том числе легенду о живой воде. Он подозревал, что живая вода существует - что-то похожее на живую воду. Анализы карловарских вод, на самом деле, не являются анализами, потому что они контролируют только макроминеральный состав, а некоторые вещества могут быть в ничтожных количествах, например, посеребренный кварцевый песок, который включен в германскую фармакопею. Если в воду, зараженную микробами, бросить горстку такого песка, то через 3-4 минуты вода делается совершенно стерильной, можно пить такую воду. Когда серебряной ложечкой раздают причастие, люди пьют и не заражаются. Серебряная ложечка обладает бактерицидным действием. Федоровскому приходилось делать следующие вещи: однажды он вызвал заместителя и говорит: "Нужен мышьяк". Мышьяк в природе встречается в виде мышьякового блеска, очень похожего на золото, "аурипигмент" его точное название. А у Федоровского был приятель, профессор в Тбилисском университете. Этот профессор обратился к студентам, не знает ли кто места, где есть заколдованное золото. Аурипигмент под действием кислорода превращается в серую глинку, в труху. И поэтому есть сказка о заколдованном золоте. Кто-то указал место, где по поверью, было заколдованное золото; туда поехали, и мышьяк был найден. Другая рассказанная Федоровским история - о фильтрации керосина. Для фильтрации керосина используется особая глина. Когда рассматривали свойства этой глины, то оказалось, что эта глина обладает немного мылящими свойствами. И опять, тот же тбилисский профессор обратился к студентам, не знает ли кто о таких глинах. И снова нашли эти самые глины. Федоровский говорил, что легенды всегда на себе несут отпечаток чего-то, что реально существует. А у него была подагра, поэтому он ко мне приходил, пил натофан, для него у меня всегда были готовы витамины и котелок, около 2 литров овсяной каши. Свою кличку "голодающего индуса" он выдерживал и там. Конечно, наши взаимоотношения были дружескими. Он мне рассказывал о геохимии, но уже это был рассказ о минералогии, о вещах, которые после я уже в литературе читал. Вот с Федоровским-то проблему жизни я и обсуждал. Он говорил, что "как же, как же". Николай Михайлович Федоровский освобождался в марте 1953 года, отсидев 15 лет. Арестован он был в 1938 году. Когда вышел, ему было 58 лет. Он старый коммунист. Сталин потихонечку освобождал места для людей, которые не знают фактов истории партии, книжку Берии о Сталине читают как роман. Кто есть кто? Те из стариков-коммунистов, которые в 1948 году освобождались с первой посадки, сразу же ехали по второму разу. В 1938 году Федоровский был основателем Института прикладной минералогии и его первым директором. Теперь это - ВИМС Институт имени Федоровского. 1952 Годлевский - это рентгеноструктурщик, который остался в Норильске, дабы не возвращаться в Ленинград и не попасть снова в заключение. Он от меня все больше требовал освоить гиперболические функции. В Норильске в 1952 г. я еще решил любопытную задачу: вечная мерзлота, в ней идет труба, вокруг нее талик, но когда перемерзает и начинают копать, то, кроме этого талика, на некоторой глубине образуется еще один талик - квазитруба. И я методом зеркальных отображений отобразил эллипс, у которого средняя часть перемерзает, а два фокуса - один, относящийся к настоящей трубе, а другой к мнимой - остаются. Так что я решал задачки о вечной мерзлоте. Это было для меня личное удовольствие. В лагере мне приходилось заниматься гипнозом. У нас был врач-невропатолог Геинс. Однажды ко мне на прием пришел вольнонаемный сварщик, 19 лет. У него мышцы бедер были так исковерканы, что он ходил, перебирая стопами внутрь и, кроме того, мочился каждую ночь под себя. Он просил дать направление к невропатологу, если направление с медпункта производственного, то без очереди принимают. Там очереди все время большие. Я говорю: "Хорошо, я тебе выпишу направление. Мне это проблем особых не составляет, убить меня за это не убьют. Так что никаких особых неприятностей за твое направление иметь не буду." Но говорю: "Знаешь что, если тебе не поможет то, что доктор посоветует, приходи сюда." Он сходил к Геинсу, который посоветовал ему тряпочкой член завязывать, чтобы не мочиться ночью. Парню жениться вроде бы пора. А как он может жениться, если он каждую ночь мочится? Он, конечно, благополучно уписался с этой тряпочкой. Хотя в чисто медицинском плане идея была неплохая. Но он и с тряпочкой уписался, и снова приходит ко мне. Я говорю: "Знаешь что, у тебя ведь ничего не болит. Ты просто не умеешь просыпаться во время сна, когда у тебя возникает позыв. Я буду тебя лечить так: я тебя усыплю, потом доведу до твоего сознания, что у тебя появилось желание мочиться и после этого я тебя разбужу. И если ты научишься просыпаться, когда у тебя появилось желание помочиться, ты не будешь и ночью мочиться. Я тебе понятно объяснил?" Он говорит: "Да, понял". Ну, пойдем". Положил его. Он у меня уснул мгновенно. Хочет человек выздороветь, какое уж тут сопротивление гипнозу? Есть искреннее желание вылечится. Уснул. Я начинаю, во время сна уже, повторять ему: "У тебя появилось желание мочиться, как бы ты крепко ни спал, ты садишься". Он у меня дергается, но еще лежит. Я говорю: "Ты садишься, как только появилось желание". Наконец, он с трудом садится передо мной. После этого произношу формулу пробуждения: "Ваши глаза открылись, вы проснулись". Он протирает глаза, смотрит по сторонам и по коридору бежит в туалет. Причем, до туалета нужно было бежать далеко. То есть, я ему внушил, что ему очень хочется писать, и вот он проснулся и побе-жал в туалет. На следующий день приходит. Полная сумка папирос и всякой еды. Для зека это очень много. Доктор, - говорит, - только псык и проснулся. То есть, не уписался, а только псык сделал, проснулся. Я говорю: "Давай закрепим". Он приходил ко мне 6 или 7 раз. И, короче говоря, он избавился от этой болячки. В четвертом лагерном отделении (при восстании) вскрыли сейфы комитета, решили стукачей побить, а их оказалось 60% - в лагере, где по три номера на каждом. Меня спасла только сломанная рука. Солженицын в повести "Бодался теленок с дубом" сознался, что он стукач. Меня страшно смутило: как же так, здоровый мужик и не на общих работах. Солженицын был на Лубянке в одно время со мной. ы Воспоминания об А. В. Куртна Александр Викторович Куртна, эстонцы его звали пан Александр Куртна, а в лагере числился Александр Викторович. К нам в Норильск должны были привезти 30 человек психов. Но легенда обгоняет события, и мы уже знали, что сопровождает их иезуит, медстатистик. Здоровый мужик, не на общих работах, статистик - это подозрительно, значит комитетский стукач. Он ведал учетом католиков в Восточной конгрегации. Его взял генерал-майор Судаков как немецкого военного преступника, через советского военного атташе в Риме, хотя он ни одного дня на территории Советского Союза не был. С иезуитом мы выпивали бутылку коньяка и после этого вели научную беседу. Он где-то доставал бутылку трех-звездочного армянского коньяка. В лагере, где мы все ходили с номерами, только он мог, этот Иезуит. Но это была личность, вне всякого сомнения. Он полиглот, 26 языков знал. И однажды я, делая надписи на нарах, где кто спит - фамилия, имя, отчество, статья, срок - на его бланке написал: "кардинал Ришельевич". Кому другому это с рук не сошло бы. Я его звал Саша Куртна, я принципиально никогда его Викторовичем не называл. Это было в секции медиков, он медстатистик, медики все жили в одной секции, и врачи, и все остальные. С Сашей мы вели дискуссии на разные темы. Дело все в том, что я его додавил. В 1936-м году он уехал в иезуитский колледж, ему было лет 12. Значит, он примерно мой одногодок, 1924 года. Куртна считался шпионом. Номера, которые мы носили, различали, кто есть кто. У шпионов был знак "О", для обычных политзэков таких, как я, был знак "И". Я не могу сейчас вспомнить три номера, которые шли за "И", но то, что у меня с "И" начинался, а у него с "О" - это совершенно точно. Мне пришлось заниматься и с психическими больными, а занятия с ними... Прибывал этап психов. За три месяца до прибытия этапа меня вызвал начальник санчасти, который прекрасно знал, что я танкист, а не фельдшер. Но он знал, что лучше меня никто актов на больных инвалидов не составлял. Мою работу ни разу санотдел не возвращал. Почему? Потому что врачи смотрят на больного и пишут, что видят. А у него статья стоит по параграфу, и писать ему то, что есть на самом деле, а не тот параграф, который ему поставили - это дело безнадежное. Я беру параграф, нахожу в справочнике внутренних болезней соответствующее заболевание, все аккуратно расписываю, и мой проходит на 100%. Начальник санчасти говорит: "Черт знает. Вроде бы умные люди. Но не могу же я им такое указание давать. Но то, что ты работаешь, как надо - это точно. Что ты танкист - это я тоже знаю. И эти тоже знают, что ты, в общем-то, не совсем рядовой. Были такие заявления. Так вот, я начальнику санчасти говорю: "Как же быть-то? Ведь я же с психами дела не имел. Мне же нужны учебники". "А учебники - это твое дело. Три месяца у тебя на подготовку есть. Через три месяца они явятся". Хорошо. Для меня прочитать три учебника - это означало, что я должен точно знать, что и про что: что такое пограничное состояние, паранойя, шизофрения. 1953 Норильское восстание Сейчас пишут об этом восстании "дятлы" или стукачи. О восстании говорится в статье у Аллы из Норильского музея, которая собирает всю эту информацию. С одной стороны, была, вроде бы провокация лагерных служб, которые хотели отличиться, хотели, чтобы была видимость восстания. С другой стороны, это было действительное восстание. Но восстание, я видел, находясь в 5 Лаготделении… С соседями нас разделяло наше проволочное заграждение и соседнее проволочное заграждение кирпичного и старого бетонного завода, а за кирпичным заводом, за зоной, была еще зона 6 Лаготделения, женского. У меня был один инвалид на учете, который работал в хлеборезке. И вот он забрался к женщинам, через две запретки, а то и через четыре. Черт его поймет, хотя если женщин в зоне кирпичного завода нет… Чуть было меня по кочкам не поволокли: "Что это у вас за инвалиды, которые лазают под проволоку к женщинам?" Я говорю: "Знаете что, если бы его там инсульт стукнул, так у здорового инсульта бы не случилось". Его притащили оттуда, из этой женской зоны… Сперва начали украинцы-бендеровцы, которые приехали с карагандинским этапом. Они очень все аккуратно делали. Первое, нужно было обрубить концы у наших "Комов", у КГБ - подполковник Сарычев и Егоров был МВДешный Ком. Как только кто пробежит туда, назад бежит, его где-нибудь подловят. Глядишь, и из уборной достанут. Или он где-нибудь в котлован упадет на стройке. К женщинам бегать перестали. Теперь остаются бригадиры, нарядчики, начальники колонн. Приходит тройка молодых людей с номерами, которые характеризуют карагандинский этап, свои бушлаты или не свои никто знать не может. Бригадиру говорят: "Ты не хочешь быть бригадиром. Вот он - показывают - он будет бригадиром". Если это урка какой, то он на дыбы встает. Знает, что кто-то потребовал, чтобы он отказался от бригадирства. Потому что бригадиры тоже некоторые выделенные люди в лагерной жизни. Какие бригадиры отказываются уйти, падают в котлованы, разбиваясь там. Могла быть неосторожность, как хочешь так и понимай. Вот так бригадирский состав был заменен на другой. Затем начали заменять нарядчиков и начальников колонн. Писали, что восстание началось 25 мая 1953 года. А я где-то 2-3 июля выехал с 700 инвалидами в лагерь "Озерлаг". Поэтому, что в июле было, я уже не знаю. До этого я обнаружил, что есть хорошо организованная организация. Раздался свисток в рабочей зоне, я как раз ходил книжки забрать в нашем конструкторском бюро, всю зону перегородила цепочка зеков с арматурой и гнали трех поляков. Мне это было известно как драка между украинцами и поляками. Каких-то трех поляков гнали до надзирателей и там, на глазах у надзирателей, избивали. Я понял, что имеется какая-то организация. Я знал одного профессора из Львова, который являлся фактически полным идеологом этого действа. Восстание началось из зоны строительства города ГОРЛАГ и еще ГОРСТРОЙ (ГОРЛАГ - это горный лагерь, а ГОРСТРОЙ - это место, где строились дома). В Норильске есть такая площадь, на которой 4 здания образуют эллипс. Как раз дома на западной части этой площади мы и строили. Я выходил из этого дома и видел окна домов на восточной стороне этой площади. На них уже были вывешены черные флаги. Во всех отделениях эта история проходила почти одновременно. Поэтому я думаю, что это была провокация. После 25-го было много всего. Приехала комиссия. Кузнецов, начальник тюремного управления, заявил, что он по личному заданию Берии. Но он произнес эти слова, когда до лагеря уже дошли слухи, что прошел пленум, где Берию арестовали. Его начали прямо на крыльце закидывать. Потом заводил в зону генерал-лейтенант Семенов, начальник конвойных войск, человек 200 офицеров. Черные флаги на башенных кранах развивались над Норильском, и никто месяц не ходил на работу. Тут разные были цели. Требовали вообще отменить все наказания, признать все дела сфабрикованными, особенно, особым совещанием. После смерти Сталина в марте 1953 года все ждали, что какое-то будет послабление. А потом выяснилось, что послабление будет только уголовникам, но не нашему лагерю. ГОРЛАГа это не коснулось. Восстание не было реакцией на смерть Сталина. Это была реакция на такое же восстание в СтепЛаге и ПесчанЛаге, откуда к нам пришел этап в 1700 человек, которые были в нашем Лаготделении и в 4 Лаготделении. Потому что в другие Лаготделения эти не попали. Это была больше бендеровская компонента. Были просоветские, бывшие офицеры советской армии, но попавшие в плен, извлеченные из немецких лагерей и попавшие в наши. Точно не скажешь, как возникло восстание. Лагерная система вообще подвержена возможности бунтов. Только оружие брось, и неизвестно, чем это кончится. Когда Семенова выгнали кирпичами вместе со всеми офицерами, то пожарная машина какого-то героя Советского Союза задавила. Драпали так. А ко мне в этот момент прибежал один бендеровец. Говорит: "Доктор, положи меня в больницу". Я говорю: " А что у тебя болит?" "Ничего не болит. Но если сейчас туда с пикой не выйду, то мою семью на Украине вырежут". После освобождения. Село Казачинское Красноярского края Февраль 1954 - август 1954 После завершения срока заключения в феврале 1954 года П. Г. Кузнецов был привезен из Тайшета в пересыльную тюрьму г. Красноярска. Здесь ему выдали "вид на жительство" - документ, заменяющий паспорт. Он получил официальный статус бессрочного ссыльного и был направлен на поселение и работу в село Казачинское, расположенное в 200 км к северу от Красноярска. Должен был ежемесячно являться для отметки в местные органы милиции. Здесь он окончил курсы трактористов и был оформлен в качестве тракториста Казачинской МТС. У трактора СТЗ, на котором он работал, лопнула правая полуось, и на его стопу наехала гусеница. Возник тяжелый отек, но инвалидом его не признали и послали на посевную. Когда в очередной раз явился на отметку, его признали больным и отпустили в Красноярск. В августе 1954 г. прибыл в Красноярск. Во время работы в селе Казачинском летом 1954 г. подготовил письмо о проблеме жизни и отослал в Институт философии АН СССР в Москву, подписав его "Тракторист Кузнецов". Красноярск. Новосибирск. Август 1954 - октябрь 1961 П. Г. Кузнецов прибыл в Красноярск в августе 1954 г. Ему было 30 лет, а образование - неполное среднее и военное училище, статус - бессрочный ссыльный. Был принят на должность лаборанта химической лаборатории в Западно-Сибирском геологическом управлении. Здесь проработал пять месяцев и с февраля 1955 года перешел на должность лаборанта в Сибгеофизтрест, но уже через два месяца был переведен на должность старшего лаборанта Центральной лаборатории Мингеологии. С января 1956 г. - руководитель темы "Гидрохимические методы исследования". 5 марта 1956 г. был полностью реабилитирован в связи с отменой приговора военного трибунала. В сентябре 1956 г. переезжает в Новосибирск, где жили его родители. Около года работает на должности инженера-химика (полярографиста) в Центральной лаборатории Запсибгеол-управления, а с сентября назначается старшим инженером (инженером-методистом) по полярографии. В 1959 году на основе отчета ГИРЕДМЕТА была защищена дипломная работа по теме "Разделение редких земель". С марта 1959 года - и. о. начальника отдела лабораторных исследований Сибцветмета, а через два месяца назначается начальником Лабораторных проблемных исследований. В конце 1960 года переходит в Институт нефтехимсинтеза АН СССР, где работает до октября 1961 года. В этот период П. Г. Кузнецов публикует работы по проблемам анализа минерального сырья [1955-1, 1956-1,2, 1959-3] и наряду с ними - первые статьи, подготовившие дальнейшие работы по проблемам жизни в космосе [1958-1, 1959-1, 2, 1961-1]. В 1958 году впервые выступает на конференции, проходившей 21-25 апреля в Институте философии АН СССР, а в 1959 году - на Всесоюзном совещании по философским проблемам естествознания в Москве. В феврале 1956 г. (еще до реабилитации) был командирован на курсы "Микроэлементы в природных водах" Всегингео в Москве. Воспользовавшись пребыванием в Москве, посетил Институт философии и выступил там перед группой сотрудников института, знавших его по письму из села Казачинского, с докладом о проблеме жизни. Присутствовали Юрий Владимирович Сачков, доктор биологических наук Ильин, Эвальд Васильевич Ильенков, Арсеньев Анатолий Сергеевич и Плющ Лев Николаевич. Хотя идея фотоники в общем виде возникла в 1948 году, термин "фотоника" был предложен П. Г. Кузнецовым в 1959 г. Как выяснилось позже, этот термин использовался А. Н. Терениным в его монографии по фотохимии, вышедшей в 1947 г. Но для Кузнецова, в отличие от Теренина, он был связан с митогенетическим излучением, а не с фотохимией как таковой. Воспоминания Числясь трактористом, а работая полярографистом в химической лаборатории, я за три дня освоил приборы и сделал 30 проб за одну ночь, что было там неслыханно. Мое заявление о том, что никто в мире не знает, что такое энтропия и никто в мире не знает, что такое второй закон термодинамики, имеет вызывающий характер. Патриарх Алексий II миссию человечества видел в превращении космоса в сад Эдема, то есть в рай, а выразил ее как борьбу со вторым началом термодинамики, против возрастания энтропии. Я не знаю, откуда патриарх взял эту идею. Но моя первая публикация была в Эстонии, а он там был настоятелем, так что не исключено, что он мог увидеть мою статью. А Наан в 1958 г. мне сказал: "Мы гонораров не платим, но я гарантирую тебе, как вицепрезидент Эстонской академии, что никто ни одного слова из твоей статьи (1959 года) не вычеркнет. Возможно быстрее присылай мне статью". Мне кажется, что Эвальд Ильенков в 1956 году написал "Космологию духа" после моего доклада в Москве в том же году. Почему? Потому, что в его докладе был тот же дефект, что и у меня: он Бога не туда отнес, не к той категории. Я у себя сам исправил. Экземпляры, которые потом расходились, были с этим исправлением. А когда Ильенков работал в "Философской энциклопедии", он просил меня написать статью о жизни, поскольку Рыжков об этом написал неверно. Я в 1956 г. рассказывал о проблеме жизни, а во время рассказа присутствовал и Э. В. Ильенков, и А. С. Арсеньев. Арсеньев вспомнил, что где-то у Джинса говорилось, что мир - это океан энтропии, где барахтается тонущее суденышко, а на тонущем корабле жизнь пытается ускользнуть от погружения в океан энтропии. Я сказал, что я изучал вопрос о жизни по источникам, но в них нет ответа. Только фотоника дает ответ. Когда я вышел из лагеря, получил возможность общаться, встретился с Казначеевым. Мы сравнивали, кто чего достиг. Он был парткомыч медицинского Института, кандидат наук. А я пришел черт знает откуда и черт знает с каким образованием. И тут между нами произошла дискуссия. Выяснилось, что он занимается организаторами Чальда. Раны заращивают быстрее, стимулируют зарастание ран. А я уже разбирался с митогенетическим излучением. Вообще-то мы с ним имели дела еще с Москвы, с госпиталя. В принципе, он бы тоже мог "полететь", и поэтому, когда я лежал еще в госпитале, он умотал на фронт. Он был сотрудником Генерального штаба, а таких не пускали на фронт. Ему пришлось еще какое-то время перекантоваться. Он тоже принимал участие в боях где-то в районе Вены и ранен был в ногу. Мы с ним проблему жизни тоже обсуждали. Для него это не была новость. Когда я ему рассказал о митогенетическом излучении и связи излучения и жизни, он уже, по моему, к 1962 году созрел и был готов атаковать энтропию на всяких медицинских совещаниях. У меня есть его книжка 1962 года, где он связывает синдром восстановления с процессами стресса. Ведь в медицине все остается повисшим в воздухе, так как мышление совсем другое. Мы вдруг обнаружили, что медики не работают от конца, от смерти пациента. По какой причине он помрет? И нельзя ли что-нибудь сделать, что бы эту причину устранить. Дерево диагнозов от обычного осмотра эту задачу не решает. Системы типа ПАТТЕРНа могут применятся в медицине, а не только в перспективных исследования. Каждое решение либо приближает, либо отодвигает день победы. Если решение не делает этого, так его можно и не принимать, оно не влияет на исход вооруженной борьбы. И что в вооруженной борьбе действуют те же критерии, что и у медиков - это далеко не очевидная вещь. У медиков постановка проблем диагноза не исходит из этого. Поэтому они хотя и говорят - если ставить хорошо диагноз, то хорошо лечишь, их диагностика никак не ориентирована на то, какие методы лечения применять, если идти от конца. В этом смысле тоже не все с наукой благополучно. А тут еще на беду появляется Тарусов, который хочет перехватить то, что сделано Гурвичем, называя митогенетическое излучение "срехрслабыми свечениями". Целую школу вырастил вместо того, чтобы понять, что такое Гурвич и что такое Бауэр, которые работали с явлением. Мы познакомились с Иваном Антоновичем Ефремовым, когда я приехал в 1958 году в Москву делать диплом, который хотел сделать как диссертацию. А я уже в 1956 г. из журнала "Техника - молодежи", где публиковалась сокращенная версия "Туманности Андромеды", знал, что там были сказаны какие-то слова, связывающие энтропию и жизнь. Я нашел его в Палеонтологическом музее. У него там был рабочий кабинет. Он же еще палеонтолог в некотором смысле, раскопками занимался. Путешественник. У него такая богатая биография. У него были разные специальности, разные должности и пр. Так как он намекал на связь энтропии и жизни, я к нему явился и начал излагать ему свою позицию. Он подписал мне свою "Туманность Андромеды", которая уже вышла отдельным изданием. Он написал - "Борцу со вторым законом термодинамики Побиску Георгиевичу Кузнецову". Поэтому то, что я борец со вторым законом термодинамики, он знал в 1958 году. Он, по крайней мере, не нападал на меня как те, которые кричат - "второй закон термодинамики - закон природы, жизнь - природное явление, следовательно, она ему подчиняется". Беседовали мы с ним неоднократно. Последний раз мы беседовали с ним в 1970 году, незадолго до того, как меня Щелоков посадил. Я рассказывал про таблицу LT. Он подарил мне "Час Быка" с надписью по-английски. В 1978 году уже "Час Быка" вышла, где фактически наше "светлое будущее" сегодняшнее было написано. И поэтому ее и не переиздавали и, вообще, пытались изъять из наследия Ивана Антоновича. Он был из числа тех людей, которые меня открыто поддерживали. Я его спросил, почему он пишет фантастику, которая на самом деле есть реальность. Он говорит: "Послушай, наши же журналы не опубликуют. Ни одну идею опубликовать нельзя. Некуда же податься, кроме фантастики". Москва. МГПИ. Октябрь 1961 - март 1970 С 1 октября П. Г. Кузнецов поступает в очную аспирантуру Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина на кафедру общей химии, которую возглавлял проф. С. А. Балезин. Диссертация своевременно не была защищена, поэтому с 01.10.64 г. отчислен из аспирантуры. Был принят на полставки ассистента кафедры общей и аналитической химии. П. Г. Кузнецов продолжает публикации по анализу и разделению химических элементов. Эти работы позволили ему в 1965 году в МГПИ защитить диссертацию на соискание ученой степени кандидата химических наук по теме "Теоретические основы разделения редкоземельных элементов и методы оценки эффективности разделения" [1965-6]. Последняя публикация по этим проблемам была сделана в 1968 году, и в дальнейшем П. Г. Кузнецов к их рассмотрению не возвращался. В 1965 году Г. Х. Попов и Е. Либерман утвердили в Правительстве "Положение о самодеятельных коллективах". На этой основе была организована в МГПИ на кафедре общей и аналитической химии хозрасчетная Проблемная лаборатория ингибиторов коррозии металлов. Основное внимание за время работы в МГПИ П. Г. Кузнецов уделяет проблеме "человечество и космос", которой дается последовательно физическое и конструктивное истолкование. Он становится признанным специалистом по этой проблеме. Его приглашают выступить со статьей "Проблемы жизни и второй закон термодинамики" в Философской энциклопедии, вышедшей в 1962 году. Он разрабатывает и рассылает в научные и административные инстанции предложения по содержанию системы социально-экономического и политического прогнозирования "ГЛОБУС", основанной на принципах физически понимаемой экономики. В 1963 году он через С. П. Никанорова знакомится с идеями и методами сетевого планирования. С этого времени происходит постепенное соединение понимания человечества как органа космоса с идеями и методами целевого планирования. Первая публикация по вопросам сетевого планирования появилась в 1964 году. В 1965 году при Научно-исследовательском секторе МГПИ создается хозрасчетный Сектор СПУ, возглавленный П. Г. Кузнецовым. В 1967 году Сектор СПУ преобразуется в Лабораторию систем управления, а в 1968 году - в Лабораторию систем управления разработками систем. Все эти организации выполняли многочисленные договора по разработке и внедрению систем СПУ в различных отраслях народного хозяйства, выполняли исследовательские и проектные работы по системам управления разных классов. В 1970 году деятельность ЛаСУРс была признана нецелесообразной, были обнаружены нарушения финансовой дисциплины, и лаборатория была ликвидирована. Против П. Г. Кузнецова было возбуждено уголовное дело по обвинению "в хищениях в особо крупных размерах и даче взяток". Воспоминания Когда в "Технике - молодежи" в 1982 году появилась таблица LT, Вадим Ольшанский договорился со мной, чтобы я пришел в школу, где учился его сын, и рассказал, о чем там идет речь. Я пошел, так как надеялся, что эта таблица приживется. Дело все в том, что существует некая теорема Букингема о числе переменных. А Букингем, это же не просто Букингем, а Букингемский дворец - это, простите, Букингемский дворец. И какой же идиот из науки будет переть на Букингемский дворец? С Игорем Михайловичем Забелиным мы встретились на конференции "Человек и его взаимоотношения с природой" в 1964 году. Выпущен сборник "Природа и общество", посвященный этой конференции. На конференции я дал Забелину свою статью из "Эстонских известий" 1959 года. А он был уже психологически подготовлен к пониманию того, какая миссия ожидает человечество. Он тоже дружил с Эвальдом Ильенковым. Наличие общего знакомого, да такого, как Эвальд, означает очень много. Поэтому у нас с Забелиным установились очень хорошие отношения. В 1966 году и в 1968 году в журнале "Москва" он публикует статью "Человечество. Для чего оно?", в которой описывает миссию человечества в освоении Космоса. Он делает ссылки на мою статью 1959 года, моя фамилия в этих статьях фигурирует. И Василий Васильевич Парин там фигурирует. Мы домами встречались, я с Герочкой и он со своей женой. А в 1970 году вышла его книжка "Человек и человечество". Так я, дурак, полез к Суслову и ему эту книгу оставил. А оттуда поступило распоряжение книгу изъять. Это потому, что Забелин определил, что когда все люди будут интеллигентами, рабочих и крестьян не будет, именно тогда останется один класс и общество сделается вообще бесклассовым. Но в те времена интеллигентов называть классом было преступлением. И, конечно, руководство ополчилось на интеллигенцию. В Минрадиопроме был начальник технического управления Владимир Александрович Говядинов, он стихи писал. Так этот Николай Николаевич примерно такого же класса. Генеральный конструктор первой системы противоракетной обороны Григорий Васильевич Кисунько тоже писал стихи. Вот с кем мы работали, как они смотрятся. С одной стороны, вроде как технари, а с другой? Такая же история и с Бартини. Он даже на художественные произведения претендовал, рисовал, как положено авиаконструктору. "Что не красиво - не полетит". Это обычный случай, когда людям кажется, что они все знают. Ведь ЛаСУРс-то погорел на чем? Ведь мы привлекли почти тысячу человек, разных профессий, давали им широкую тематику. И даже если исполнитель сдает слабую работу, я обязан заплатить ему деньги. Если Побиск заказывает работу, а деньги не платит, всё - труба. Оказывается, это имели право делать те, у кого есть открытый лицевой счет. У нас в ЛаСУРсе фонд зарплаты составлял 60%, после её ликвидации вышло постановление Минфина, чтобы фонд зарплаты не превышал 35%. Отделение фонда заработной платы, включая черный нал, из которого нельзя сделать предприятие, но можно превратить черный нал в белый нал путем покупки акций и прочее, это и была единственная задача, ради которой было подписано Беловежское соглашение… Между прочим, все теперешние министры - сотрудники Международного валютного фонда: Шохин и Федоров. Но почему-то, если кто-то сотрудник ЦРУ или МИ-6, то шпион, а если сотрудник Международного валютного фонда, то эксперт. Конечно, мы должны осознать, что сотрудники Международного валютного фонда и Всемирного банка на самом деле просто шпионы, потому что все финансовые документы у них перед глазами, они знают все, и это шпионы высшего класса. Но их почему-то за шпионов не считают. Но весь министерский состав, который собирает около себя Ельцин, прошел через отдел кадров этих организаций. Потому что, если доллар закачается, а он обязательно закачается, все начнут сбрасывать доллары и получать свои наличные деньги, то Америке крах, и не одной ей, но и всему Европейскому содружеству. Но я думаю, что перед этим еще возникнет попытка защищать интересы этих стран как хозяев акций, которые сейчас под Соросовско-Моргановскую игру в повышение курса доллара попытаются закупить валюту, потому что деньги обесценятся; они эти деньги легко вернут за свои доллары, обменяют, и акции упадут в цене, они их скупят. Потом они могут ввести войска НАТО для защиты своей собственности - Газпрома, электро- энергосистем и нефтяных месторождений. К этому дело идет. Мы впервые начали разбирать систему управления общественным производством в целом. Из моего доклада группе философов в 1956 г. следовало, что проблемы общественного развития не могут решаться только и исключительно в рамках социально-экономической теории, даже такой мощной, как марксистская. Необходимо еще понимание места человека в Космосе. Но из моих слушателей только Эвальд Ильенков был подготовлен в такому выводу. Когда в 1962 году он приглашал меня участвовать в Философской энциклопедии, он просил меня написать статью "Жизнь", подчеркнув, что я это должен сделать так, как "ты тогда нам рассказывал". А в "Философской энциклопедии" я встретил экономиста Арона Каценеленбойгена, который тоже понимал, что существует тенденция учета несубъективных критериев оценки эффективности развития. В 1964 г. в книге о СОФЭ - системе оптимального функционирования экономики - они прямо ссылаются на меня. Но продуктивной была только наша первая встреча с Ильенковым, потом мы просто поддерживали дружеские отношения. Когда мы вели работы по системе жизнеобеспечения в Институте медико-биологических проблем, я ему обо всем рассказывал. Он помнил нашу встречу втроем - он, я и С. П. Никаноров, когда мы делали работу по заданию ЦК ВЛКСМ, пытался составить представление о том, как же такие сложные идеи осуществляются на деле. Ведь он очень боялся, что применение формальных методов разрушит категориальное мышление - со всеми вытекающими отсюда последствиями. Под его влиянием я многократно обращался к работам Гегеля, старался разобраться в основаниях математики. Но я оставался "испорченным философом", поскольку я не только учитывал требования диалектики, но и всюду - в системах сетевого планирования, системном анализе, в организационных формах - стремился усмотреть, как же реально диалектика входит или вводится в жизнь. Ведь инструкции по освоению диалектической логики не существовало. В чем была сила? Сила была в том, что мы признаем формальные теории. А диалектик работает только на уровне аксиом и никогда не лезет в формализм. Вот в чем было существенное различие. И по этой причине я сегодня могу привести пример аристотелевой и ньютоновой механики, переход одной в другую, хотя они прямо противоположны. К сожалению, при жизни Ильенкова это еще было недостижимо. Это было сделано уже после его смерти. Воспоминания о Борисе Александровиче Киясове Как-то в 1966 году я зашел в Институт Философии и вдруг узнаю, что какой-то человек пришел и просит, чтобы в Военно-промышленной комиссии (ВПК) Совета Министров СССР помогли провести методологический семинар. Это был Борис Александрович Киясов - он руководил методоло-гическим семинаром в ВПК. Я-то хорошо себе представлял, что такое семинары ВПК. Киясов носил форму контр-адмирала, но летчика. Он был генерал-майор, на самом деле. Одно время он был начальником Третьего главного управления, которое занималось радиолокацией. А Александр Николаевич Щукин тогда был председателем НТС. Борис Александрович работал заместителем председателя Научно-технического совета. В Институте Философии мы и познакомились. Он пригласил меня что-нибудь им рассказать методологическое. Я к ним пришел и прочитал там что-то по философии. Уже к этому времени все было более или менее понятно. Мы с ним встретились, познакомились, практически почти случайно. Мои слушатели, адмиралы и генералы, недовольства не проявляли, наоборот, все оказались заинтересованными слушателями. А он пригласил еще Румянцева, вице-президента АН СССР. Тот начал объяснять, что такое техническая эстетика, что стенки надо в разные цвета красить. Смотрю, мои адмиралы и генералы скисли. Они же все сидят на новой технике, им "лапшу" на уши не навешаешь, поскольку многие из них понимают содержательно, какие идеи заложены в тех или иных изделиях. И после Румянцева участники семинара сказали Киясову: "Слушай, ты вот давай нам того, который молодой, а вот этого нам не надо". Вот таким образом я начал читать лекции в ВПК. До моего ареста я провел 15 занятий. А когда я вернулся после ареста, Борис Александрович сказал: "Ну, что ж ты на семинаре не сказал, как мы тебя из тюрьмы доставали". Я говорю - я боялся, что массы нас могут неправильно понять. С Борисом Александровичем мы дружили домами. Ездили к нему с Герой Ивановной в Жуковку. Все это происходило чисто человечески. И до сих пор с его женой Евгенией Васильевной дружим. С 1975 года началась НИР "Эффективность". Ее поставил Киясов. Он договорился об этом с Семенихиным. Идея НИР была его. Мы с Бартини ходили к Киясову знакомиться. Потом Бартини сделал доклад в сентябре 1974 года, в котором он предложил авианосцы на подводных крыльях. На скоростях 600-700 километров в час шел авианосец, так что самолет мог садиться без гашения скорости. Когда Бартини сделал свой доклад, то Алексеев из Сормова отказался делать свой доклад, сославшись на то, что его доклад хуже. Экраноплан всетаки сделали в Сормово. Хотя Бартини уже не было, но Сормовское КБ сделало. Борис Александрович непрерывно отслеживал НИР "Эффективность". Но она под влиянием М. И. Гвардейцева превратилась в нечто иное. Киясов и Гвардейцев друг друга опознали "кто есть кто". Гермоген Сергеевич Поспелов говорил, что ему не понятны мои идеи. Когда он смотрел мою работу 1963 года, он говорил - ну, что ты, Побиск, почему же нет за бугром подобных работ? А в 1970 году они появились. Я ему приношу. Точно, противостояние двух блоков, холодная война в энергетических терминах. Правда, там уже была мощность, а не энергия. Авторы объясняли, что в терминах мощности эти вещи легче описываются, чем в терминах энергии. Потоковая концепция, которая у нас была, полностью совпадала с тем, что там было. Эту линию очень активно поддерживал Борис Александрович. Киясов много сделал для поддержания моего здоровья. Это вообще нельзя передать. В это время я практически не мог пользоваться своей поликлиникой. Первый нфаркт у меня был в 1970 году. Борис Александрович много раз помещал меня в госпиталь. Это был человек, который понимал все, от начала до конца. Он, например, понимал, почему денежное обращение во время войны исчезает. Поддерживал переход к СКАЛАРу. Система управления вооруженными силами существует тысячилетие. Если система СКАЛАР обеспечивает запись боевого приказа, она наследует лучшие свойства того, что достигнуто в экстремальных условиях у человечества за всю историю. Вот почему вопросник СКАЛАРа является уникальным, за ним тысячилетия, а не столения. Будут машины, не будут, а это остается формой для всех систем управления. Следствие по делу ЛаСУРс, арест, суд, клиника Сербского 1969 - 1971 Когда П. Г. Кузнецов был помещен в клинику Сербского, многие видные ученые и руководители ходатайствовали о его освобождении. Одним из них был директор Института Медико-биологических проблем академик В. В. Парин. Институт являлся головной организацией по системам жизнеобеспечения космических кораблей. Систему управления этой разработкой в кооперации и в самом ИМБП внедряла ЛаСУРс, руководимая П. Г. Кузнецовым, который был знаком с В. В. Париным еще со времен совместной дороги в Норильского лагеря. Узнав об аресте Побиска, Парин собрал руководство Института и рассказал о Кузнецове, о его судьбе, о том, чем он занимается. Сказал, что он, Парин, не верит, что у него могут быть какие-то нарушения. Он вместе с А. И. Бергом подписал письмо на Съезд партии с просьбой освободить Кузнецова. Воспоминания После того, как началось дело против ЛаСУРс, передо мной возник вопрос - ведь я знаю, что я платил деньги не зря, что все деньги, которые я израсходовал, шли на решение проблем. У меня описали имущество на 230 рублей; при моей месячной зарплате 530 и 320 у моей жены Геры, у нас ни дачи, ни автомобиля - ничего не было. Они описали подписные издания, в частности, "Мировую литературу". А наверху на полках стояло много томов с одинаковыми корешками. Следователь спрашивает: "А там что, подписные издания?" Герочка говорит: Да, Маркс, Энгельс, Ленин, что, описывать будете?" - "Нет, нет, это мы не описываем". А у меня два издания Ленина, 4-е и 2-е. В ЛаСУРс была попытка классифицировать психические заболевания. Был заказ Сибирскому отделению, Казначееву, у него работал врач-психиатр Цезарь Королев, а второй - Паша Волков. Однажды Паша Волков в расстроенных чувствах явился ко мне и говорит: "Слушай, Побиск, я не убежден, что вся история не делается нашим параноиком". Он привел в пример Чюрлениса. Ньютон долго числился психически больным. Пограничное состояние они определили как "бред великих открытий". Значит, специалист должен определять состояние больного. Если твой собеседник специалист - альтернативные точки зрения гарантированы, и, хотя ты можешь быть полностью здоровым человеком, диагноз тебе поставят. Человек, который имеет логически связанные суждения, основанные на ложном основании, например, что по отношению к явлениям жизни не справедлив второй закон термодинамики, имеет совершенно точный диагноз - паранойя. Когда я был в клинике Сербского, я говорю: "Слушайте, друзья, я психиатрию изучал, я могу вам все рассказать, что вы со мной можете здесь на экспертизе сделать, и если я вам скажу, что это великое открытие, то вы мне сразу же запишите бред великих открытий. А ежели я не скажу, что это великое открытие, то тогда встает вопрос - а за что ж ты заплатил 120 тысяч рублей наличными? Поэтому ни туда, ни сюда я податься не могу". - "Ну, а как Вы оцениваете значимость своего открытия?" Я говорю: "Я не могу приписывать его себе, потому что есть масса ученых, которые высказывают эту же точку зрения, но глубина этого открытия примерно по статусу очень напоминает глубину открытия Лобачевского". За это они мне в институте Сербского записали: "сравнивал себя с Лобачевским". Меня привезли из Института Сербского назад в Бутырку. В церкви, где я уже бывал, теперь больница. Отношение ко мне какое-то поверхностное, и главный признак: если тебя признали здоровым, то выдают алюминиевую ложку, а ежели ты признан ненормальным, то выдают деревянную ложку. Мне вручают деревянную ложку. Отсюда я понял, что я вышел из Института Сербского дураком. Я ведь был в этом знаменитом отделении Даниила Романовича Лунца, где все диссиденты, я же был в этом самом гнезде. Оно считалось, вроде как отделение Госбезопасности, но как я туда попал, я не знаю. Там я редактировал книгу Г. Крона "Тензорный анализ сетей" - это тоже анекдот. Я 23 дня голодал в Бутырках... В Сербском тоже голодал. Через пару дней огляделся, понял, как там устроено, и перестал есть. Меня вызывают: "Ты что, голодовку объявил?" Я отвечаю: "Слушайте, ребята, за кого вы меня принимаете, я же 10 лет отсидел, ну какая может быть здесь голодовка, тут же сразу на носилки, зонд в нос, и все дела". - "А почему вы не кушаете?" Я говорю: "Понимаете, у меня вся жизнь сложилась так, что я без книжки и без работы не могу". Я говорю: "Кусок не лезет в горло". Так я три дня спокойно не кушал, - ничего. А там, как полагается, был пахан, ростом такой махонький. Я вышел в туалет и говорю: "Дайте кто-нибудь покурить". Конечно, у пахана есть. Он начинает выяснять - кто я, откуда, как попал и, вообще, всякое разное. Выяснил, что я отсидел 10 лет в Норильске, был в Калларгоне. Калларгон для понимающих очень фундаментальное название. Вот трое суток я не ел, заходим в туалет, он какого-то здорового амбала с собой взял. В туалете окошко есть, чтобы можно было смотреть, что там делается. Амбал встал к этому окошку, и все это окошко закрыл. Он меня куда-то заволок, достает из кармана плитку шоколада, штук пять мандаринов и говорит: "Ты же понимаешь, что я тебя не продам, что ж ты себя так измордовал, что же ты не кушаешь? Ну-ка съешь сейчас всё - и порядок". Короче говоря, я съел плитку шоколада и несколько мандаринов. А этот пахан знал психиатрию как не каждый психиатр знает. Лет ему было где-то близко около моих, того же времени. Седой такой, с бородой. Вот он мне рассказывает, что он знает все дурдома, что у него есть толстая книжка, сколько у него разных болезней, которые подтверждены экспертизами. По этой причине он либо в дурдоме, либо гуляет. По вагонам обычно шастает. Возвращение в МГПИ Январь 1971 - апрель 1972 Выйдя из психиатрической клиники им. Сербского, П. Г. Кузнецов восстанавливается в МГПИ. Его направляют в Сектор прикладной психолингвистики, а с мая 1971 года он становится заведующим отделом. В апреле 1972 года Сектор прикладной психолингвистики ликвидируют. В 1971-1972 гг. П. Г. Кузнецов не опубликовал ни одной работы. Воспоминания Я рассказывал о таблице LT на семинаре ЛаСУРс в 1970 г. А Виктор Михайлович Капустян сказал, что он такое читал у какого-то итальянца Я решил у Капустяна выяснить: что это за итальянец и где он читал об этом. Капустян порылся в своей картотеке и нашел - Бартини "Теория элементарных частиц", атомиздатовский сборник, редактор сборника Кирилл Петрович Станюкович. А Кирилл Петрович Станюкович, как и Яков Петрович Терлецкий, не вставал на дыбы, если обсуждается граница применимости второго начала термодинамики. Они из тех, кого никогда не изберут в членкоры. Я позвонил Кириллу Петровичу. Он говорит - я не знаю, как там что, но я его телефон тебе дам. Дал телефон и где-то в марте или феврале 1973 года я позвонил. Состоялся разговор, кто чем занимается, я сказал, что у меня есть такое представление, что все системы являются системами транспортировки, поговорили с ним о критериях для транспортных систем. В общем оказалось, что у нас много общих интересов. А Бартини в это время был Главным конструктором завода в Таганроге. "Бериевские" машины - это, на самом деле, машины Бартини. А у Бартини на фирме Камова, московский филиал, своя машина должна была быть, где-то в 1973 году он ее хотел показать на канале Москва-Волга. В общем, мы с ним начали обсуждать чисто теоретические вопросы. Оказалось, что Бартини настроен на таблицу LT, которую он опубликовал в 1965 году в Докладах Академии Наук. Вот так мы с ним повидались. Во время наших встреч присутствовал Игорь Чутков, журналист, закончивший МАИ. Он издал книгу "Красные самолеты" про Бартини. Мы, где-то в январе 1974 года, поехали с докладами в Брянск, потом в Дубну. Потом делали доклад в Энергетическом Институте. Но Бартини не знал, что эти клеточки таблицы есть одновременно законы сохранения. То есть, устройства-то теории у него не было. В этом мой вклад, но это нигде пока не сказано. Зато это положило начало нашей чисто человеческой дружбе. Он все время говорил: "Слушай, Побиск, я все ремеслом занимаюсь, а теперь я вынужден теорией заниматься. Езжу с тобой в Брянск, в Дубну. Что ты со мной сделал под старость лет?" А я сделал еще одну публикацию о значении его работ. Она вошла в сборник, посвященный его 75-летию. Правда, вышла много позже в издании Института истории естествознания и техники. Публикация 1974 года в Брянском сборнике, который, между прочим, не был сдан, как положено, в Ленинскую библиотеку. И поэтому даже в Ленинской библиотеке его деле нет, но у меня он есть. Последний раз я встречался с Бартини в декабре 1974 г. за несколько дней до его смерти. 8 декабря шофер пришел за ним (он всегда вставал где-то в 8 часов, когда мы выезжали с ним на машине), а квартира закрыта. Но у него около кухни проходила пожарная лестница. Я все-таки искренне не верю, что он упал и виском ударился о ванную. Потому что висок ему гримировали, а там, видать, были следы какие-то. Московский энергетический институт Май 1974 - май 1978 В мае 1974 года П. Г. Кузнецов был принят на кафедру электрических систем Московского энергетического института на должность ведущего инженера. Связь с Московским энергетическим институтом началась еще с 1963 г., когда заведующий кафедрой В. А. Веников дал положительный отзыв о развиваемом П. Г. Кузнецовым энергетическом подходе. В этот период П. Г. Кузнецов работает над кинематической системой физических величин Р. О. ди Бартини. Совместно с Бартини разрабатывает проблему множественности геометрий и множественности физик. Еще в 1968 г. Гелий Николаевич Поваров обратил внимание П. Г. Кузнецова на книгу Г. Крона "Тензорный анализ систем". Работая на кафедре он, совместно с Л. Т. Кузиным, уделяет много внимания редактированию перевода этой книги, подготовке предисловия и послесловия. Она выходит в издательстве "Советское радио" в 1978 году. Беседы с сотрудниками кафедры и проведение в этот период семинара для преподавателей, на котором присутствовали 15-18 человек, способствовали осознанию ими роли энергетического подхода Было намечено решение задачи многих тел, однако эти идеи в рукописи не были закреплены. Было известно (Уиттекер), что для трех тел необходимо уравнение 5-го порядка. Идея П. Г. Кузнецова состояла в том, что магнитная сеть и сеть постоянного электрического тока могут моделировать переход от пяти независимых катушек (в смысле Г. Крона) к трем контурам и обратно. На Всесоюзном совещании 1974 г. о взаимодействии генераторов в объединенной энергосистеме П. Г. Кузнецов показал сотруднику кафедры Виктору Александровичу Штробелю вариант управлений, описывающих это взаимодействие. Эти уравнения были им составлены на основе методов Г. Крона, изложенных в "Тензорном анализе систем". В 1975 г. по инициативе Виктора Игоревича Белякова-Бодина и Вячеслава Степановича Чеснокова был поднят вопрос о восстановлении П. Г. Кузнецова в партии. Академики В. М. Глушков, В. С. Семенихин и В. Г. Афанасьев направили в Комиссию партийного контроля следующую характеристику научной значимости его работ: "За период с 1956 по 1975 гг. П. Г. Кузнецовым выполнено более 60 работ в области термодинамики, экономики, кибернетики, биологии, химии, медицины, социологии, психологии. Большая часть работ П. Г. Кузнецова характеризуются тенденцией к интеграции, позволяющей синтезировать идеи из различных областей знания. Такая направленность сочетается с проникновением в сущность наименее разработанных этими науками вопросов и выдвижением оригинальных идей. Несмотря на широкий диапазон исследуемых задач, работы П. Г. Кузнецова подчинены единой общей идее - раскрытию механизма явлений жизни и общества, созданию теоретических основ и практических систем управления объектами народного хозяйства. Опираясь на свои основные концепции, П.Г. Кузнецов получил за последние 12-15 лет ряд важных результатов в различных областях науки и техники, в том числе: эффективные физико-химические методы разделения многокомпонентных смесей, получившие практическое применение и высокую оценку специалистов-химиков; термодинамические методы решения сложных научно-технических проблем (динамика неголономных открытых систем, анализ функций материалов, технических систем и пр.); некоторые критерии научного управления экономикой, развитием транспортных, энергетических и промышленных систем; развитие принципов системного анализа применительно к задачам создания комплексов и образцов новой техники; конкретные системы планирования и управления комплексными научными программами ("Спутник", "Скалар"), получившие распространение как в нашей стране, так и за рубежом; модели и методы учета различных социально-экономических факторов, характерных для развития современного общества; ряд важных научных положений в области биологии, медицины и здравоохранения, получивших дальнейшее развитие в Сибирском отделении АМН СССР. П. Г. Кузнецов обладает способностью использовать при решении сложных научных проблем в одних областях знания и аппарат других наук, зачастую очень удаленных. Это затрудняет немедленное и широкое восприятие, признание и реализацию его идей, но это же и является ценным в научном исследовании, так как именно такой широкий синтез способствует прокладыванию новых путей в науке. Работы П. Г. Кузнецова отличаются принципиальным партийным подходом и основаны на глубоком знании и умелом использовании марксистско-ленинской методологии. Продолжение и развитие работ П. Г. Кузнецова несомненно могут дать существенный вклад в развитие отечественной науки и техники." На основании этого обращения КПК рекомендовала восстановить П. Г. Кузнецова в партии, но со строгим выговором за финансовые нарушения. Общее партийное собрание электро-энергетического факультета МЭИ в соответствии с этой рекомендацией восстановило П. Г. Кузнецова в партии. В 1978 г. выговор был снят. Научно-исследовательский институт автоматической аппаратуры Май 1978 - июль 1986 В мае 1978 года П. Г. Кузнецов был принят в НИИАА на должность старшего научного сотрудника. Ему уже было 54 года, преследования и неурядицы давали себя знать. В январе 1979 г. от инфаркта умерла его жена Гера Ивановна Потехина, а вскоре при трагических обстоятельствах умер Эвальд Васильевич Ильенков. Этот период не был таким плодотворным, как период 1965 - 1970 гг. в МГПИ. Почти за десять лет - пять небольших публикаций, часть из которых повторяли идеи прежних работ. Но вместе с тем появились новые темы: соотношение логических и грамматических форм, метод решения систем нелинейных алгебраических уравнений. Воспоминания Я у Семенихина с апреля 1978 года, хотя деньги мне начали платить с 1979 года, потому что допуска не было. Допуск мне Цвигун вернул с помощью Михаила Ивановича Гвардейцева. Гвардейцев пришел к Цвигуну, Цвигун вызвал Алидина. Алидин в оформлении допуска отказал. Горшков Л. И. писал, многие писали. Всем отказывал. Цвигун спрашивает Алидина: "Почему вы ему не даете допуск?" - "А у него что-то там с милицией". На что Цвигун заявил (со слов Гвардейцева): "Слушай, а ты где работаешь, в Комитете госбезопасности или в милиции?" После чего Алидин принял решение выдать мне допуск. И только тогда меня можно было оформить на работу. Это продолжалось 8 месяцев. Проектирование любого технического устройства есть создание формальной теории, которая будет реализована в железе. Конструктор, конструирующий соответствующее устройство, думает, что он конструирует устройство, а он, на самом деле, создает новую логическую теорию, которая на заданные входы отвечает заданными выходами. Дмитрий Александрович Поспелов в 80-е годы собирал симпозиум в рамках СЭВ по проблемам робототехники. Когда были получены 5 томов по робототехнике, искусственному интеллекту и пр., то Семенихин передал их мне, зная, что Побиск - честный человек и не врет. Мне также дали и 51 том японского проекта машин пятого поколения. Я его весь изучил. Я обдумывал, что у них получится и что не получится. Помощником у Семенихина был Михаил Смолов, капитан первого ранга. Смолов дает мне эти книги и говорит, что Семенихин поручил мне дать отзыв по поводу работ этого симпозиума. Дмитрий Поспелов, нисколько не стесняясь, пишет, что искусственный интеллект и робототехника - это форма Бекуса, между угловыми скобками a, b, c, d, e, в общем, пять букв. Я посмотрел на эту часть и сказал, что всего остального читать не буду. "Почему? Видишь же, сколько тут всего сделано". Я говорю: "Ну, если это называется искусственным интеллектом, то дальше смотреть нечего". "Ну, как же так, - говорит Смолов, там же столько ученых". Я говорю: "Допустим, я даю полный учебник внутренних болезней, это и будет обозначение - a, b, c, d, e. А теперь дверь открылась, входит больной. Все данные у тебя есть, поставь диагноз. Миша говорит: "Это как?" Я говорю: "Очень просто, ведь у тебя все знания есть". Оказывается, в голове человека существуют образы, чтобы опознать болезнь. У Семенихина в 80-х годах я вел лекции для тематиков, подразделения главных конструкторов. Сам я занимался системой для ставки верховного главнокомандующего. Даже из членов Политбюро никто не мог знать об этом. Был методологический семинар для тематиков, а в отделении у Виктора Игоревича Белякова, зам. начальника ВЦ, я вел философский семинар, пытаясь хотя бы уровень Анти-Дюринга донести. И смотрю: у меня есть слушатель, который плохо меня понимает. Я был подчиненный, числящийся у Белякова, но у меня была прямая связь на генерального. Так вот, читаю я лекцию и смотрю: меня слушает один дед, и до него понятие образа не доходит. Спрашивать специальность? Это как-то неприлично. Я говорю: "Представьте себе: дается словесный портрет искомого человека". Смотрю - у него глаза просветлели. И если этот словесный портрет дать человеку, который не знает, по каким признакам какие элементы лица человека входят в словесный портрет, он не сможет определить. У каждой профессии есть свои представления и своя терминология, попытка подменить знающего профессионала обречена на неудачу. На методологическом семинаре нужно было продемонстрировать различие между традиционным подходом к проектированию вычислительных машин и методами диалектической логики. Пусть создан автоматизированный центр проектирования ЭВМ. Тебе дают бланк заказа на ЭВМ. Как должен быть устроен этот бланк? Ведь проектирующие ЭВМ понимают только формальный язык. Значит, должен быть список систем алгебраических уравнений, требуемая точность и требуемое время решения. И очень важно, из поля какой характеристики берутся коэффициенты в этих уравнениях. Типичной является задача о классификации маневров самолета. В уравнениях должна быть третья производная, т.к. маневр - это разница между производными второго порядка. Поэтому классификация маневров должна вестись по основаниям различения третьих производных. Это идеи середины 70-х годов. Для систем, разрабатываемых Семенихиным, опытно-показательной республикой должна была быть небольшая Латвия, там два с половиной миллиона человек населения. Когда в 1981 году делали продовольственную программу, ко мне в Риге прикрепили студенческий отряд, и я им поручил проектировать систему питания Латвии. Это было возможно, поскольку все сведения о нормах питания у меня были из Института медико-биологических проблем. Студенты с трудом понимали меня. Все они, в основном латыши, плохо говорили по-русски. Я объяснил им СКАЛАР и СПУТНИК. Назначил главных, установил между ними связи с помощью листов согласования. Оказалось, что системой питания в стране занимается 16 министерств и ведомств. Студенты ко мне часто приходили: "Нужно ли учитывать сельхозхимию, сельхозтехнику?" А я отвечал, что сельхозтехника, сельхозхимия, мелиорация нужны для повышения урожая. Из этих вопросов было совершенно ясно, что решается одна задача - как обеспечить людей нормальным питанием. Случайный заказ на разработку системы питания оказался очень важным, так как он привел к идее "нормирования на миллион жителей". С ее помощью улучшилось понимание объективных закономерностей общественного развития, поскольку оказалось возможным легко выразить историческое перемещение границы между свободным и необходимым временем - движение человечества к свободе. Понятие "свобода" является противоречивым. Оно распадается на: свободу творчества, благодаря которому осуществляется развитие; свободу "принуждать". Цель общественного развития не может быть субъективной. До статьи Патриарха Алексия II нельзя было сформулировать такую цель. "Борьба с энтропией" не может быть такой целью. После этой статьи целью становится "превращение Космоса в Сад Эдема". Сад Эдема с точки зрения религии является Раем - это другое название Коммунизма. Люди не могут этого понять, так как среди них много таких, которые включены в пережившую себя систему товарно-денежных отношений, которая должна быть преодолена. В. Г. Афанасьев издал книгу "Человек. Управление. Общество", где перечислил ресурсы трудовые, энергетические, материальные и финансовые. Я ему говорю: "Финансовых ресурсов не бывает". - "То есть как?" - "Очень просто - космонавты по полгода летают, а мы им туда денежные знаки не даем. Деньги должны являться мерой, а так как вопрос о ценообразовании, о мерах не решен, то отсюда и возникают трудности". В комитете по ценообразованию был бывший бухгалтер Норильского комбината, которого привел Долгих на эту должность. В 1981 году в журнале "Коммунист" Ричард Косолапов все-таки опубликовал статью Гвардейцева "Вопрос большой важности", в которой говорилось, что Ленин требовал number index - такой показатель, который характеризует экономику в целом. Сегодня все number index-ом считают индексы типа доу-джонс, ник-кей и другие, которые характеризуют финансовую систему, но не имеют никакого отношения к действительному управлению общественным производством. Когда Джордж Сорос дает нам деньги на гуманитарное образование, он знает, что только технари в состоянии выявить его финансовое жульничество. Мысль о теории физических теорий для нас была привычной уже с 1967 года. Поэтому я не удивился, узнав о книге Зайцева "Алгебраические методы математической теоретической физики" 1974 года. Эта книга была его докторской диссертацией, защищена, по моему, в 1970 году, то есть примерно в то же время, когда мы обсуждали устройство математических теорий. Я начал его разыскивать. В издательстве мне сказали, что он живет в Иваново. "Добро" я получил от Гвардейцева, потому что вопрос о теории физических теорий как основе прикладных теорий его интересовал. В 1978 году мы встретились с Зайцевым на бульваре около метро "Кропоткинская". Я увидел, что его возят в коляске. С 1979 года он останавливался у меня, иногда со своими аспирантами. Это еще было при жизни Геры Ивановны. Теорию физических теорий он ни с кем из физиков, которые были в Москве, обсуждать не мог. Только мы вдвоем. Приходил Денисов от Лагунова, обсуждали проблему связи с подводными лодками на гравитационных волнах. Но обсуждать теорию физических теорий Зайцев ни с кем даже не пытался. Был, если я не ошибаюсь, и Манин. Тоже обсуждал все, что угодно, но теория физических теорий оставалась за кадром. Зайцев считает себя учеником Мальцева. И он повторял то, что сделали Беллман и Янг. У него были публикации на эту тему, и все они были связаны со спинорами. А вопрос о спинорах далеко не пустяк, потому что это матричное представление - спиноры представляют как столбцы с комплексной переменной и считают, что матрица при комплексной переменной увеличивается в два раза, а она увеличивается в четыре раза, поэтому спинорные столбцы, на самом деле, диагонали матрицы - диагональные члены, поэтому комплексное сопряжение берет матрицу единичную, ту же что и у спинорного сопряжения. Я думаю, что он уже с 1970 года был психологически подготовлен, поскольку понимание идей Бурбаки для него не составляло труда, а, кроме того, он заведовал кафедрой теоретической физики. Он понимал, что квантовую механику, электродинамику можно изложить языком алгебры. Метаматематический подход Бурбаки и хорошее физическое образование у Зайцева каким-то образом соединились. В 1978 году, когда мы с ним познакомились, у меня за спиной уже была наша совместная работа с Бартини "Множественность геометрий и множественность физик". Я обсуждал с Зайцевым не только то, что сделали Бурбаки, а и то, что шло от программы Клейна, через Гильберта. Гильберт получил премию имени Лобачевского за то, что он тщательно разобрал аксиоматику, каждую аксиому и ее отрицание и то, что из этого получается. Алгебраист есть алгебраист, геометрические образы ему ни к чему, это ему уже не подспорье. Во всяком случае, в наших беседах не было случая, чтобы я мог почувствовать, что где-то грешу против математической или теоретической физики. Беседы с Зайцевым дали очень много. Когда его в 1979 г. начал давить местный ректор, так бывает, мне пришлось ездить в Иваново, чтобы на него не очень давили. Ездил я специально по поручению Михаила Ивановича Гвардейцева. Поскольку я обсуждал проблемы связи с подводными лодками с помощью гравитационных волн, то меня начали таскать "наверх". Дотащили до секретаря Ивановского обкома Клюева. Клюев сразу спросил - а кто тебя послал? Я говорю: "Вот вы с Гвардейцевым поговорите, он вам расскажет, кто я, чего и почему". Все остальные сидят - второй секретарь, отдел науки, ректор - а вдруг я действительно авантюрист? В общем, Клюев дозвонился. А военных строителей дадите, а дом построите? Это он меня начал спрашивать. Я говорю: "Я за это не отвечаю, это вы выясняйте там". В общем, ничего страшного не случилось, но такая проверка обычно возникает. Между идеями Зайцева и идеями Кулакова большая разница - Кулаков идет на поводке. Математик Кулакова , который упирает на матричное представление инвариантов, а Кулаков этого постичь не может. А Зайцев - это совершенно самостоятельная область. Для Кулакова математика - книга за семью печатями. Устройство теории для Кулакова - вещь совершенно недоступная. А Зайцев был как раз человеком, для которого эта вещь была вполне понятна. В апреле 1978 года мне дали на рецензирование поступившую в издательство "Советское радио" книгу "Специальное математическое обеспечение управления". Я уже должен был переходить к Семенихину, но допуска не было. Я сказал ему, что там огрехов очень много. Он говорит - ты правь. Семенихин одобрил то, что я буду связан с этими авторами. Но я тогда еще не знал, кто это такие. Автором был Владимир Розенберг, это его заслуга. Связь с Розенбергом у меня была через Андрея Прохорова. А Розенберг привел меня к полковнику Михаилу Ивановичу Гвардейцеву, сказал, что он гения привел. Вступление такое. Я понял, что здесь все всерьез. Через некоторое время я выяснил, что 9 сектор Управления делами Совета Министров СССР, которое он возглавлял, ведал не только разработками системы управления на особый период, но и всеми сооружениями, которые на особый период делались, метрополитенами. У него было двойное подчинение. А в 1982 году он возьми и напиши, какой беспорядок в Министерстве обороны, имея ввиду маршала Белова и кого-то еще, директора НИИ 27. Маршал Белов сумел добиться, чтобы его просто отправили на пенсию. Ему как раз 70 лет исполнилось в 1982 году. Издательство ЦК КПСС "Правда" Июль 1986 - апрель 1990 В июле 1986 года П. Г. Кузнецов был принят на должность начальника лаборатории информатики издательства ЦК КПСС "Правда", а вскоре был назначен на должность заместителя начальника отдела АСУ издательства "Правда". Через два года, в августе 1988 года, его назначают начальником сектора в бюро подготовки данных Информационно-вычислительного центра. В апреле 1990 года он уходит на пенсию. Публикации этого периода подводят итог многолетних размышлений, конкретизируют ранее сложившиеся представления. В 1988 году большое внимание он уделяет разработке Единой комплексной программы интенсификации народного хозяйства Москвы и Московской области "Прогресс-95". По-прежнему его мысли обращены к бюджету социального времени. Воспоминания В "Правде", в моем кабинете, состоялся разговор. Саша Чекалин собрал Кучкарова, Солнцева и Никанорова. Кучкаров и Солнцев заявили, что они "все могут". А я говорю: "Скажите, а как насчет законов исторического развития человечества?" Кучкаров замялся. А Солнцев сказал: "Наше дело делать табуретки". Конечно, концептуальное проектирование можно рассматривать как правило создания табуреток. Но закон, управляющий историческим развитием человечества - это не табуретка. Два вопроса, на которые нужно было ответить - куда девается теплота и почему возникает жизнь - это не два вопроса, а две стороны одного вопроса. Фридрих Энгельс еще в 1844 году пытался разъяснить, что развитие общества осуществляется за счет новых идей, но изобретатели всегда разоряются, и плоды изобретения достаются бездари, которая имеет деньги. Существует вопрос о "трудовой" и "нетрудовой" деятельности. Творчество нельзя назвать трудовой деятельностью. Когда я уходил на пенсию я, поверив Ельцину, армейскую и инвалидскую пенсию решил объединить со своей гражданской, тем более, что мне платили примерно 1500 рублей в месяц до 1960-61 года - это была приличная зарплата. Начали вычислять мой стаж: с 16 лет военно-морская спец-школа; потом 3 года фронта, год за три - 9 лет; 10 лет, которые я отсидел при Сталине, умноженные на 2 - это 20 лет. Таким образом, за 14 лет у меня получилось 29 лет стажа. В момент, когда мне выдавали пенсию, мне 73 лет тогда еще не было, стаж был больше, чем возраст. Оказалось теперь, что моя удвоенная пенсия меньше моей одной - офицерской. Стерликов работал в "Правде", в отделе внешнеэконо-мических связей. Он выезжал с выставками "Правды" за границу. Однажды он приходит ко мне и говорит: "Мне предлагают перейти во Внешэкономбанк. Ты мне помогать будешь? Я должен заниматься информационной системой Внешэкономбанка" Я говорю: "Какой может быть разговор, Володя, конечно". Я к ним приезжал. Потом недели через две он меня просит: "Послушай, Побиск Георгиевич, тебя приглашает Юрий Константинович Московский, председатель правления Внешэкономбанка". Приехал я к нему и сказал, что банки, фактически, банками не являются, ибо истинный банк, это банк, который вкладывает деньги в идеи. Если вкладывает в хорошие идеи, то расширяется, если в дурные, то… "А как же…" "А вы - говорю - больше изображали кассовое окошко, которое по строчке Минфина действует". Юра говорит: "Вот тут меня заставило КПК ЦК заплатить 11000000 инвалютных рублей…" то было в 1989, максимум 1990 году. Два часа мы с ним разговаривали, о сроке окупаемости и кассовом окошечке Минфина, которое выдает деньги. А потом оказалось, что никто за эти деньги не отвечает. И вроде как на него могут все это повесить. А потом он меня спросил: "Вы не будете возражать, если то, что вы мне рассказали, я скажу товарищу Геращенко?" Я говорю: "Какой может быть разговор. Я же вам в открытую все это объясняю. А что в нашей экономической литературе на эту тему ничего нет - это совсем другой вопрос". Володя Стерликов давал взаймы какому-то банку. Он дал 400000$. Ему должны были вернуть. Директор этого банка сказал, чтобы он приехал. Он сел в свою машину, поехал. А его на дороге ждали в милицейской форме два бандита. Их нашли, нашли и заказчика. До всех добрались. А помогла записная книжка Стерликова - кому он должен, сколько; кто ему должен и сколько. Там суммы идут сотнями тысяч долларов, то, конечно, можно было разыскать и тех, кто заказал убийство, чтобы не платить… Видимо, мои идеи находили отклик не только у главного редактора "Правды" Афанасьева. Однажды ко мне в кабинет пришел заместитель главного редактора Д. Валовой и сказал: "Слушай, Побиск, - у Маркса-то о бюджете социального времени точно как у тебя". Центр организационно-управленческого консультирования ИНЭП Апрель 1990 - февраль 1992 Выйдя на пенсию, П. Г. Кузнецов восстановил связи с И. А. Киртбая и начал работать в Центре организационно-управленческого консультирования ИНЭП в качестве Главного консультанта. С февраля 1991 года он являлся Исполнительным директором Центра. В этот период не вышло ни одной публикации П. Г. Кузнецова. Воспоминания С Игорем Алексеевичем Киртбая я познакомился через Андрея Прохорова. Ему тогда было примерно 45 лет. Он наполовину украинец - по матери, а по отцу - абхазец. Это тогда, когда после клиники Сербского меня на работу нигде не брали. Это 1972-1974 гг. Когда мы с ним познакомились, я ему рассказал мои идеи. Рассказал о системах управления. Мы ездили к нему, рассказывали, показывали. А до этого у него был Аганбегян и еще кто-то из признанных в системах управления корифеев. Киртбая строил электрические сети. Он впервые применял сваи, наполненные аммиаком. Когда холода, земля промерзает, аммиак опускается вниз. А когда земля оттаивает, аммиак поднимается вверх и образует пробку до низу в замерзшей части. И, благодаря этому, возникает изоляция. Это опоры линий электропередач на вечной мерзлоте. Киртбая был человек, который всякую идею ставит на место. У него в тресте очень хорошо была устроена система управления. Потом у него возник конфликт… База у Киртбая была в Сургуте. Я там бывал. Работать ему доводилось не в очень легких условиях. Тем более, что я видел, кто есть кто вокруг него. Он был очень энергичный. А приехал он ко мне в "Правду" из-за статьи, написанной в его защиту. Комиссия партийного контроля приезжала к Афанасьеву, демонстрировала документы против него. Но была статья, написанная в его защиту. Она была помещена в "Правде" и называлась "Бумеранг". Был скандал в редакции "Правды". Афанасьев ругал Капралова, через которого была передана статья. И я тут оказался. Я говорю: "Виктор Григорьевич, в данном случае ситуация такая же, как была со мной". "Ну, ты особая статья". Я говорю: "Мало ли, что принесут. Я знаю этого человека и знаю что ..." Киртбая под суд отдавали. Вряд ли он сидел, но его могли посадить. В 1990 году, когда меня Леонтьев взялся увольнять из издательства "Правды", Игорь приехал и говорит: "Слушай, Побиск, какой может быть разговор. Ты сколько здесь получаешь?". Я говорю: "340 и плюс пенсия, порядка 500 рублей". "У меня будешь получать 1000 рублей. Будешь делать то, что ты всегда умел делать. Ты будешь консультировать". Вот так я после "Правды" и оказался у Киртбая. Именно в ИНЭП я объяснял, что процент на вложенный капитал надо считать и что срок окупаемости - не экономическая оценка. Это было ключевым. Число 72 было уже до этого, но здесь оно работало. Нужно знать темпы роста твоих вложений. А это - сколько процентов годовых. Закуплено было вино, которое долго держать нельзя, но задерживалась его реализация. Я говорю: "Если вы задержите его еще больше, вы будете в убытке. Если вы его сейчас продадите, даже по заниженной цене, но выше той, за которую вы покупали, вы можете вернуть деньги". Такая же ситуация была с автомобилями. На пенсии Февраль 1992 - май 1999 г. С 1993 г. П. Г. Кузнецов читает годовой курс для студентов базовой кафедры прикладных концептуальных методов ФРТК МФТИ под названием "Естественно-научные основы социально-экономических процессов" В лекциях рассматривались следующие вопросы: Инварианты; Качество, количество и мера; Архитектура математики Н. Бурбаки; Таблицы законов природы; Категории в математике и категории разума; Тензоры Крона; Физика товарно-денежных отношений; Космология духа; Фантом энтропии. 24 марта 1994 г. Побиск Георгиевич составляет "Обращение к иерархам всех конфессий, мировой научной общественности, Генеральному секретарю ООН Бутросу Гали, политическим лидерам всех стран, лидерам стран "семерки"", в котором разъясняет, каким образом Международный валютный фонд грабит мир в интересах немногих стран. Он знакомил с этим "Обращением" представителей прессы, науки, администрации, но, не найдя поддержки, не решился его отослать. В апреле 1994 г. в Вычислительном центре РАН произошла знаменательная встреча - П. Г. Кузнецов встретился со своим идейным двойником Линдоном Ларушем. Его привез в Москву Тарас Муранивский. Поразительный факт состоял в том, что эти два человека, работая независимо друг от друга, пришли к одинаковым выводам и изложили почти одинаковыми словами. Правда, именно Ларушу принадлежит термин "физическая экономика", который в СССР/России нельзя было применять. Ларуш, как и Кузнецов, выступил с разоблачениями Международного валютного фонда, видя в нем опасного врага человечества. Ларуш бывал дома у Кузнецова и каждый раз, когда приезжал в Россию, встречался с "моим другом Кузнецовым". В издаваемом Ларушем журнале EJR был помещен полный текст доклада П. Г. Кузнецова на встрече в ВЦ РАН. Нелишне напомнить, что Ларуш баллотировался на пост Президента США, хотя и не прошел, и именно он был автором идеи СОИ - стратегической оборонной инициативы. 18 мая 1994 г. П. Г. Кузнецову исполнилось 70 лет. Вычислительный центр АН СССР предоставил свой зал для празднования этого юбилея. Организацию юбилея взяла на себя "Техносфера" - конкретно Ю. Н. Звычайный. Приехали представители кафедры Г. А. Зайцева из Иванова. Были директор Института информатики РАН И. Мизин, Г. Рябов - т.е., уровень довольно высокий. В Казани в издательстве "Элко-С" в 1994 г. Борис Витман, отбывавший срок в Норильских лагерях в те же годы, что и Кузнецов, выпустил книгу "Шпион, которому изменила Родина". В этой книге много страниц посвящено П. Г. Кузнецову. На подарочном экземпляре автор написал: Побиску Кузнецову (Бобу)! В моем понятии Ты - человек уникальный. Тебе я посвятил страницы моей книги: ...Его интеллект базировался на мощной жизненной энергии - его не сломила ни война, ни репрессивная машина... ...мне постоянно хотелось достичь его высоты и мощи... ...в общении с Побиском Кузнецовым БУДУЩЕЕ прорывалось и присутствовало почти всегда. А вот слова видного немецкого ученого Бурхарта: "Побиск есть очень умный. Если бы он был в Германии, я, не задумываясь, дал бы ему большой институт для реализации его идей". В память о совместно проведенных годах в Норильске. Твой солагерник и друг Борис Витман. 12.10.94 В 1994 г. П. Г. Кузнецов составляет Меморандум для ООН с резкой критикой МВФ. Меморандум развозит по посольствам Ю. Н. Звычайный. Реакции не последовало. 17 марта 1995 года П. Г. Кузнецов избран академиком Международной академии информатизации по отделению "Общественного развития и общественной информации", возглавляемом Людмилой Сергеевной Болотовой. В этом новом качестве П. Г. Кузнецов выступал с докладами на ежегодных конференциях этого отделения и на его семинарах. В 1998 г. П. Г. Кузнецов простыми расчетами показал, что очень скоро, через 5000 лет, при нынешнем темпе роста населения Земли суммарный вес всех людей в десятки раз превзойдет вес самой планеты. Это показывает, что человечество вынуждено будет покинуть Землю и осваивать Космос. Отсюда появилась у П. Г. Кузнецова новая тема - "захват Галактики", т.к. он считает, что ограничить рождаемость не удастся. С лета 1998 г. П. Г. Кузнецову поставлен диагноз - "стенокардия покоя". Воспоминания Две книги, вышедшие в 1996 г., сделаны по моим материалам. И по моему заказу "Радио и связь" книги эти выпустило. За первую книгу за меня заплатили, а вторую книгу я даже выкупить не смог, потому что нужно было платить 15000000 руб., сейчас, соответственно, 15000. Я выкупил примерно 200 экземпляров на свои деньги. 500 экземпляров осталось в издательстве "Радио и связь". За них нужно еще заплатить по 15 рублей за книгу. Эти книги, вообще говоря, все содержательные. В первой книге - меры развития общества, там "миллионник" в базе лежит, и обсуждается возможность перемещения границы между свободным и необходимым временем. Но в ней нет того, что есть в другой книге. А в другой книге вводится измерение в киловатт-часах. Предисловие написано В. С. Семенихиным, а редактором книги является Константин Васильевич Фролов. Это была книга для министров-технарей. Технари должны знать, как обходиться без денег, а гуманитарии должны знать, что тенденция развития к свободе должна существовать и за этим тоже надо следить. Таков исторический процесс. Эти книги не подвели итог моим работам, но они представили область, которой я занимался в последние годы, когда мне приходилось выполнять роль дублера Генерального секретаря КПСС. Какая в ставке Верховного Главно-командующего может быть идеология? Какая она может быть вообще? Признается ли наличие объективных закономерностей исторического развития? Знакомство с этими двумя книгами не дает полного представления о совокупности моих идей. Они являются завершением. Их следует читать, когда вы уже внутренне подготовлены, знаете о связи между рассеивающейся теплотой - ростом энтропии и проблемой жизни. Определения жизни, которые дают, хватает только на биологию и не хватает на социально-экономические системы. Человек тогда не является необходимым следствием эволюции, не является последним звеном в цепи эволюции… Нечто подобное я читал в Академии общественных наук, гораздо раньше, на кафедре В. Г. Афанасьева. После этого был поставлен вопрос о направлении. Собрались в 1968 г. у ректора МГПИ Кашутина, там был Готт Владимир Спиридонович, наш зав. кафедрой философии. Готт высказался "за". И второй раз я читал уже в "Правде" в 1988 г. Они записаны, но не расшифрованы. В них технология изготовления научных теорий. Позже я то же самое читал в МФТИ. В 1994 году я решил знаменитую проблему Ферма, составил текст на 7-8 страницах и издал за свои деньги в издательстве "Серебряный бор" тиражом 100 экз. Мой подход был основан на понимании роли натурального числа в анализе, проводившимся Ферма. Воспоминания Алмы Сеитовой Дом, в котором живет ПГК ("ДНР-3" на ул. Дм. Ульянова, 3) расположен в 15 минутах ходьбы от метро "Академическая". И вот уже на протяжении многих лет люди разных профессий и возрастов идут и идут в этот дом. Так было всегда. ПГК был женат на дочери академика И. И. Потехина, основателя института Африки АН СССР - Гере Ивановне Потехиной. Ныне покойная, Гера Ивановна относилась с пониманием и терпением к бесконечным посетителям, которые могли заявиться и после полуночи, задержавшись на работе, например, в Вычислительном Центре АН, который находится неподалеку. К сожалению, Гера Ивановна не отличалась крепким здоровьем, и мать ПГК спросила ее , когда узнала об их решении пожениться: "Сможешь ли ты жить с человеком непростой судьбы (у ПГК к тому времени за плечами уже было десять лет лагерей) и, возможно, очень сложного для семейной жизни?" Они поженились. На долю Геры Ивановны пришлись долгие и мучительные хождения по самым немыслимым чиновничьим инстанциям, чтобы вытащить мужа после ликвидации ЛаСУРс сперва из тюрьмы, а потом из "дурдома" (психиатрической клиники им. Сербского). В новогоднюю ночь с 1978 на 1979 год за праздничным столом ей стало плохо, она попросила мужа выбросить блюдо с печенью трески, якобы из-за которой ей стало нехорошо. Она попыталась не испортить начинающийся Новый Год, но это был сердечный приступ, вскоре ее не стало. Была ли она счастлива в браке с ПГК? Наверное, да. Они любили друг друга. Последние годы жизни она часто болела, была очень слаба. По рассказам соседей, ПГК терпеливо ухаживал за ней. В то же время, когда она попадала в больницу (судя по оставшейся переписке между ней и ПГК), ей не всегда хватало его внимания. Она писала: - Я так ждала тебя вчера, но ты не пришел, наверное, ты опять застрял на ВЦ. К несчастью, в этом же году ПГК потерял еще одного очень дорогого человека - Эвальда Ильенкова. Это было тяжелое время. Может быть тогда, пережив почти одновременную потерю двух самых близких людей, ПГК стал как-то по странному спокойно относиться к известиям об уходе кого-либо из жизни. А может это было свойством его натуры всегда. Неудобно как-то об этом сейчас его спрашивать. Возможно, что после пережитых и прожитых не самых лучших дней срабатывает, если можно так сказать, "защитная реакция человеческой сущности". Либо ПГК достиг того уровня самодостаточности, в хорошем смысле, когда каждую секунду бытия есть над чем поразмыслить, есть всегда задача (как правило, глобальная), требующая разрешения, есть такой непрерывный мыследеятельностный процесс, в который не могут вклиниться сиюминутные проблемы, такие как защита докторской, ремонт квартиры, зарабатывание денег и т. д. Конечно, это не сиюминутные проблемы, для кого-то это цель жизни. И ПГК, наверное, счастливый человек, если так можно утверждать после всего пережитого, что ему никогда ничего не надо. Когда его все-таки уговорили на необходимость защиты докторской по совокупности работ, он как бы вдохновился, но когда понял, сколько всяческих формальных бумажек надо исписать, он тут же отказался. Когда Гере Ивановне нужно было сподвигнуть его на покупку какой-либо одежды для него (ведь для этого нужно было пойти в магазин и, о, какой ужас! еще и примерять), ей приходилось применять следующий прием: - она говорила: - Я знаю, тебе все равно, но что обо мне люди скажут! Об этой фразе ПГК со смехом вспоминает до сих пор. Осенью 1979 года ПГК пригласил на конференцию в Алма-Ату Б. А. Койшибаев. Этот человек был близко знаком с ним, бывал дома, знал Геру Ивановну. Он называл ПГК папой. После окончания конференции, за день до отлета в Москву Койшибаев пригласил ПГК домой. В тот вечер ПГК познакомился с Алмой, племянницей Койшибаева. Она запомнила из того вечера его рассказ о Новогоднем вечере, когда Гере Ивановне стало плохо, но она пыталась это скрыть, а также, как ПГК читал стихи Киплинга в переводе Заболоцкого - "Завещание". Прошло семь лет с той первой встречи. В сентябре 1986 года Алма первый раз переступила порог этого дома, Койшибаев попросил ее помочь завезти ПГК какие-то вещи. Когда подъехали к дому, Алма с удивлением обнаружила, что она три года ходила мимо дома, в котором живет человек, потрясший ее воображение семь лет назад. В пяти минутах ходьбы от этого дома находился Институт генетики АН СССР, в котором проходила аспирантуру Алма. Дверь открыл Сережа Пшеничников, ПГК не было дома. Второй визит, спустя неделю, оказался "роковым". Примерно через два года они оформили свои отношения официально. Бесконечный поток людей продолжался. Во время бесед, большей частью монологов ПГК, поскольку, какой бы профессией не обладал гость, хозяин оказывался сведущим в этой области (у кого-то это вызывало удивление или восхищение, у кого-то раздражение), ПГК очень много курил, нередко гости приходили с бутылкой. Дым стоял столбом, и все это при имеющихся уже нескольких инфарктах. За почти семь лет холостяцкой жизни, конечно, квартира потихонечку "старела". На кухне, в которой происходили все основные события, стоял холодильник "ЗИС", диван, из которого выступала пружина и беспокоила посетителей, телевизора и радио никогда не было. Выцветший линолеум на полу закрашен масляной краской. Если квартира и сохранила какое-то "приличие", то только благодаря друзьям, которые отправляли ПГК куда-либо на отдых и за это время делали необходимый ремонт. Первое, что бросается в глаза в квартире, это, конечно, количество книг и их "многопрофильность". При этом ПГК совершенно точно знает на какой полке и в какой последовательности стоит книга, которую он хочет показать собеседнику, и он безошибочно назовет страницу и абзац, где расположен обсуждаемый текст. Также, в доме очень много рукописных текстов, оставшихся после прочтения той или иной книги. ПГК говорит, что существует память письма, поэтому он читает книгу, переписывая ее, в первую очередь, это книги о математике и физике. После того, как в честь рождения дочери Дашеньки в 1993 году ему подарили домашний компьютер, он стал делать это на нем. Большое количество рукописных текстов прятали от следственных мероприятий 1969-1971 годов на даче у Э. М. Андреева, и кажется, они сохранились и после пожара. В период с апреля 1990 по февраль 1992 года у ПГК не было публикаций. Дело в том, что за время работы у В. Г. Афанасьева в издательстве "Правды" он привык работать на компьютере и, когда он ушел оттуда, ему стало тяжело писать от руки. Купленная женой в 1991 году (по существовавшим в то время талонам на товары) электрическая пишущая машина не спасла положения. ПГК она раздражала. Возможности купить компьютер, конечно, не было. Когда ПГК начал работать в "Правде", он уезжал из дому в 8 утра и возвращался около полуночи. Там у него был хороший кабинет, куда он перевез часть библиотеки из дома, стоял хороший по тем временам компьютер. Это был очень активный период в его жизни. В это же время были организованы его лекции для аспирантов в МГПИ по вечерам, куда съезжались, конечно, не только аспиранты. Этот период очень хорошо знает Миша Истомин. Он вел записи этих лекций, которые вошли потом в его диссертацию. После ухода из "Правды" образ жизни резко изменился, и в первую очередь, ухудшились условия для работы. Это был тяжелый год и для страны в целом. Все это вместе сказалось на обострении старых проблем со здоровьем. Стали сильно болеть ноги вследствие облитерирующего эндартериита, как следствия многолетнего стажа заядлого курильщика. Тем не менее ПГК с женой и с С.П. Никаноровым поехали в феврале 1991 года на Ильенковские чтения в подмосковный пансионат "ЭНЕРГИЯ". В номере было очень холодно, от этого ноги болели еще больше. Сейчас трудно сказать, чем бы это все кончилось, удалось ли бы сохранить ноги, да и, откровенно говоря, жизнь, если бы по просьбе Алмы вовремя не подключился и активно не помог Борис Карапетович Момджян, жена которого работала в одном НИИ с Алмой. Борис Карапетович работал в Российском научном центре рентгенорадиологии и он, конечно, сразу понял всю серьезность сложившейся ситуации. Он организовал нам консультацию у проф. Рабкина в ВНЦХ. Затем, опять же благодаря ему, ПГК был помещен в госпиталь на 2-ой Дубровской, где впоследствии была проведена операция, которая длилась семь часов и судя по всему, была проведена хорошо. К сожалению, я сейчас помню фамилию только одного из хирургов, делавших операцию - А. Копытов. Потом ПГК с ним некоторое время разговаривал о китайской медицине. Недалеко от этого госпиталя, на Абельмановской улице, находился дом, в котором жил к тому времени Игорь Киртбая, там же было расположено и АО "ИНЭП", где в то время работал ПГК. Игорь и его жена Татьяна Жукова сильно переживали за состояние здоровья ПГК и тоже помогали Алме чем могли. А помощь требовалась во всем. Не было необходимых лекарств, курс лечения которыми нужно было пройти перед операцией, не все было и для проведения самой операции - это и донорская кровь, сам протез, который нужно было вживлять, нитки и т.д. Здесь пришлось подключаться и Борису Александровичу Киясову. Из-за сильных болей ПГК давали обезболивающие, которые существенно повлияли в тот момент на его психику. Он не всегда узнавал посещавших его друзей, не всегда адекватно воспринимал происходящее вокруг. Анальгетик действовал на него как наркотическое вещество, он требовал, чтобы ему кололи его чаще, если этого не происходило, он устраивал сцены, за которые потом Алме приходилось извиняться перед врачами и медсестрами. Требовал, чтобы жена сейчас же увезла его из этой больницы. В итоге, пришлось попросить Киясова, чтобы он позвонил начальнику госпиталя. По-видимому, столь специфическая реакция на морадол (анальгетик) была потому, что в лагере на протяжении 1944-45 года ПГК принимал кофеин в чистом виде для того, чтобы все время активно работать, а в последнее время, чтобы уснуть, забыться от боли - снотворное - опять в большом количестве. Надо отметить, что врачи с терпением относились к нему. 1 марта мне врачи сказали, что, судя по всему, придется ампутировать ногу и надо принимать решение. Я консультировалась с кем могла. Киртбая дал мне телефоны ряда врачей. Общее мнение сложилось такое, что вряд ли организм выдержит такой стресс, а если и выдержит, то еще и будет эффект "боли культи". Карюкин сказал, что его отец не вынес подобную операцию в 68 лет. Решили пройти курс терапии с применением реополиглюкина и вазоластина. Началась эпопея с добыванием этих препаратов. В итоге, удалось их найти и курс терапии с их использованием действительно помог. Интервал времени между приемами обезболивающих существенно увеличился. Из госпиталя ПГК повезли в Российский научный центр рентгенорадиологии, где Б. К. Момджян сделал ангиографию, которая получилась удачно с первого раза. Снимок показал, что все-таки без хирургического вмешательства не обойтись, по крайней мере хотя бы шунтирование необходимо. Операцию отложили до осени. 4 апреля ПГК выписали из госпиталя. Также, в этот период времени Борис Витман и Теодор Юрьевич Вульфович собрались посвятить одну главу своей книги ПГК. Книга впоследствии действительно вышла под названием "Шпион, которому изменила Родина". Разговоры по поводу написания этой книги увлекли ПГК. Витман и Вульфович приходили с магнитофоном, и ПГК рассказывал им о некоторых эпизодах лагерной жизни. В начале ноября ПГК снова был госпитализирован, и через три недели была проделана операция по шунтированию. Находясь еще в больнице, ПГК получил страшную весть о смерти Игоря Киртбая. У Игоря было больное сердце. Перед выпиской из больницы, конечно, ПГК был предупрежден, что ему категорически нельзя курить, и надо стараться больше ходить. Но все происходило с точностью до наоборот. И. А. Киртбая собирался провести кадровую реорганизацию в "ИНЭП". Но он не успел этого сделать. После его смерти, судя по всему, в организации остались те, кого он собирался уволить, и ушли те, с кем он собирался работать. Ушел и ПГК. ПГК заядлый рыбак. Он уезжает с рассветом. Было время, когда он выходил из дому раньше, чем начинал ходить общественный транспорт и подсаживался в какой-то автобус, который возил рабочих. Корм для рыб готовился с вечера (как правило, этот была искусно сваренная перловка). В 1989 году ПГК и Алма почти месяц гостили у друзей на даче в Латвии, около часу езды от Риги. Как только приехали на дачу, ПГК тотчас же своим ходом поехал обратно в Ригу за недостающими элементами для рыбалки, затем вернулся на дачу на электричке и тут же отправился на рыбалку к пруду, который он увидел из окна электрички по пути на дачу. Конечно, он там засиделся, не заметил как стемнело, попал на последнюю электричку, и поскольку не знал местности, был здесь первый раз, заблудился. Все, кто остался на даче ждать его, конечно были в шоке. Алма с мужем подруги Жанны - Женей Ковалевским - пошли искать его. Боялись, что ему стало плохо с сердцем, в темноте, в лесу, заглядывали под каждый куст. В итоге, ближе к полуночи, ПГК сам нашел дорогу домой. За месяц проживания на даче ПГК отпустил бороду и все шутили, что он стал похож на Хемингуэя. Сохранились фотографии тех дней. Есть фотографии и "подмосковных" рыбалок. Одно время Алма часто ездила с ним на рыбалку, чтобы знать места, где он сидит, и фотографировала его. Были случаи, когда поздней осенью, увлекшись вытягиванием добычи из пруда, ПГК сам становился "добычей" холодной воды. Из воспоминаний Д. Б. Персица Писать о П.Г. Кузнецове и его лаборатории очень трудно. Я имею здесь в виду не только и не столько разносторонность интересов и взаимодействия между различными областями, сколько следующее обстоятельство: что бы ни было сказано справедливого, противоположное тоже верно. Например, наряду с тем, что все или почти все сотрудники лаборатории были знакомы с концепцией "ГЛОБУС", с системным анализом или с сетевым планированием, очень немногие из них владели всем этим как работающими методами или подходами. Другой пример. Несмотря на то, что деятельность лаборатории была подчинена определенным научным целям, спектр обслуживаемых научных тем и договорных работ не был ограничен никакими априорными рамками. Далее, хотя вполне можно говорить об определенной научно-технической школе, не существовало никаких сколько-нибудь серьезных программ обучения и систем аттестации. Идем дальше. Несмотря на то, что общая глобальная цель (точнее, ее социальная составляющая) воспринималась скорее как желание "все поставить на свое место" как в науке, так и в обществе, похвастаться четкостью организации работы в целом как в области научного поиска, так и в процессе выполнения хозяйственных договоров, лаборатория никак не могла. Но на хаос и бесструктурность это тоже не было похоже. Основная тематика лаборатории могла с полным правом обсуждаться на любом уровне, и вместе с тем, из-за многообразия тем и областей сотрудники зачастую попадали в положение неспециалистов, непрофессионалов. Список этих "диалектических" противопоставлений можно продолжить, но сказанного достаточно для того, чтобы понять: к П.Г. Кузнецову и его лаборатории с обычными мерками оценки деятельности научно-производственных коллективов, а тем паче, с мерками чиновничества, подходить невозможно. И хотя ЛаСУРс была закрыта на вполне законном основании (несоответствие ее тематики профилю пединститута плюс выявленные финансовые нарушения), следует учесть, что, как указывал Спартак Петрович Никаноров, работоспособный научно-производственный коллектив создается годами и десятилетиями кропотливым, тяжелым трудом, а разрушен может быть за короткое время "одним ударом". К таким коллективам необходимо относиться бережно, их надо "холить и лелеять", пестовать и выхаживать, как прихотливое, но ценное растение или животное, как младенца. Работоспособный коллектив - это государственная ценность, достояние страны. Поэтому я позволил себе публично назвать ликвидацию лаборатории государственным преступлением. С другой стороны, можно было бы углубиться в изучение причин столь сложного, противоречивого "характера " лаборатории. Это было бы, на мой взгляд, и полезно, и интересно. Но это уже составляет предмет глубокого, обширного исследования, а не субъективных воспоминаний. Может быть, для этого и представится случай когда-нибудь в будущем. Недавно я встретил Виктора Михайловича Капустяна, который был заметной фигурой на "ЛаСУРсном небосклоне". Мы обменялись написанными книгами, и на своей он написал: "Давиду в память о временах, когда мы пили из одного источника - ЛаСУРс". Я думаю, что не погрешу против истины, если скажу: "Это питье оставило глубокий след в жизни каждого сотрудника ЛаСУРс". Начало   www.pseudology.org