Игорь Семёнович Кон Очерки сексогонии Три книги о том, чего у нас в России нет   Кон И.С. Сексуальная культура в России: клубничка на березке. – М.: ОГИ, 1997. – 464 с. Кон И.С. Вкус запретного плода. Сексология для всех. – М.: "Семья и школа", 1997. – 464 с. Кон И.С. Лунный свет на заре. Лики и маски однополой любви. – М.: Олимп; АСТ, 1998. – 496 с. Подобно постмодернизму, секс остается очень скользкой темой, провоцирующей резкую поляризацию мнений и вызывающей нередко острые, прямо-таки невротические реакции – начиная с полного отрицания ("Как ЭТО неприлично!") и заканчивая рептильным восторгом ("Это лучше всего!"). И даже сексологические исследования часто оказываются под сильным давлением идеологии или предрассудков, причем не только в нашей стране, но и на Западе. Того, кто рискует обратиться к этой теме, начинают подозревать в сексуальной озабоченности, – неважно, выступает ли тот за сексуальное просвещение ("Как можно? Это же разврат!") или же за пуританскую строгость нравов ("Это признак подавления и вытеснения собственных сексуальных желаний!"). "Откуда, – задается резонным вопросом Мишель Фуко в своей "Истории сексуальности", – эта этическая озабоченность, которая, по крайней мере в отдельные периоды, в отдельных обществах или группах заставляет считать сексуальность более заслуживающей морального внимания, нежели другие, столь существенные области индивидуальной или же социальной жизни, как питание или выполнение гражданского долга?" Существует ли сексология в России? Книги Кона вызывают неподдельный интерес, их серьезный стиль склоняет к утвердительному ответу. Однако все не так просто. Наука о сексе в России, в отличие от ситуации на Западе, не имеет школы, лишена научного сообщества; даже у разбирающихся (а уж тем более – у неискушенных) в этой области людей вполне закономерно возникает ощущение, что сексологией занимается лишь один человек. Исследования "человека вожделеющего" не имеют в России прошлого; современная же российская наука о сексе является, по сути, "сексологией в одиночку". С чем это связано? Может быть, с тем, что теоретические рефлексии, посвященные проблематике пола, в России длительное время подвергались тщательнейшему охранительному контролю, а российской (и советской) ментальности глубоко присуща репрессивная политика в отношении теоретизирования о сексе?   Вряд ли. Это стандартное объяснение в данном случае не работает: история повествований о сексе в Европе образует картину не менее репрессивного, чем в России, отношения к исследователям сексуальности. Тем европейских ученым конца XIX – начала XX века, имена которых сейчас принято связывать с возникновением сексологии как самостоятельной области научных практик, приходилось терпеть гонения именно по причине их необычных, неприемлемых для того времени теоретических интересов. Может быть, в России сам предмет сексологии (т.е. пол и связанные с ним практики) обладает особой, отличной от Запада спецификой?   Если пол, сексуальность в России – что-то совершенно иное, чем сексуальность па Западе, то и российская наука о сексе, видимо, должна обладать национальным и культурным своеобразием. Ведь сексуальность не есть независимое от исторического контекста образование, пол не сводится к совокупности лишь биологических характеристик; "социокультурное измерение" пола включает в себя дифференциацию половых ролей, картину половой идентичности, нормы, фиксирующие статус женщины, статус мужчины, а также их отношения, эталоны пристойного сексуального поведения, внешнего вида и т.п., т.е. процессы, каноны и ориентации, совершенно разные в разных обществах. Каждая культура, присущие ей механизмы власти, пенитенциарные аппараты, нормообразующие дискурсивные практики формируют свою, особенную структуру половых различий и отношений, лежащую в основе сексуальных практик и представлений о них. Мысль о культурно-исторической относительности, вариативности пола порождает догадку: а что, если специфика русской сексуальности исключает всякую возможность сексологического исследования? Если пол в России обладает особым, характерным для славянской ментальности свойством непостижимости и просто не может быть объектом научной рефлексии? Русский Эрос проникнут поэтичностью (вспомним хотя бы "Лирику пола" К.Бальмонта), теологией ("Семья как религия" В.Розанова), знание о нем глубоко метафизично ("Метафизика пола. и любви" Н.Бердяева), – пол в России состоялся в качестве ключевой фигуры самых различных повествований, но ускользнул от описания на языки науки. Чем определяется эта особая непостижимость русской сексуальности? Нас интересует, в первую очередь, советская эпоха, поскольку именно этот период совпадает с бурным развитием сексологии на Западе. Генеалогия пола в Советской России может быть построена только как реконструкция его постепенного исчезновения; пол и его многочисленные символы рассеиваются, оставляя пустое пространство, которое заполняется чем-то иным, т.е. субститутами пола. Пол исчезает – его замещает класс. Социокультурная политика в СССР расставляет свои акценты: классовая идентичность – первичнее и важнее половой идентичности. "Пионеры, дети рабочих" – существа, как бы лишенные пола. Теоретическое обоснование ниспровержения пола в СССР не заставило себя долго ждать: в книгах известного советского психиатра и общественного деятеля А.Залкинда ("Революция и молодежь", 1924; "Половой вопрос", 1930) сексуальность понимается как продут классового антагонизма; пол, таким образом, всего лишь рудимент, поверхностный эффект на теле класса. "Половое проявление способствует обособлению человека от класса, уменьшает остроту его научной пытливости, лишает его части производственно-творческой работоспособности, необходимой классу…" Работы Залкинда образуют, можно сказать, манифест пролетарской идеологии пола, смысл которого сводится к следующему: в условиях коренного преобразования общества происходит трансформация отношений между мужчиной и женщиной, меняются их взаимные роли и коммуникативные статусы; само понятие "пол" должно быть наполнено новым, политически адекватным содержанием. Однородность социальной массы есть основное условие тотального самоосуществления власти, поэтому все факторы социокультурного многообразия, все различия (от этнических до половых) последовательно устраняются советской репрессивной машиной. Сфера сексуальных практик в России XX в., не будучи идеологически автономной, постепенно подчинилась пролетарской логике гомогености и массового стирания различий: любые манифестации маркеров пола, ограничивающие "мужское" от "женского", подавляются, что создает своеобразную картину неразличенности, тождественности полов. Какой же быть сексологии в постсоветской России? Сегодня мы являемся свидетелями своеобразного рождения пола – ренессанс русской сексуальности, по-видимому, неотвратим. В России пока еще не существует пола как устойчивой субстанции, пол только лишь возникает; загадочный русский Эрос охвачен стремительным становлением. Современные исследования секса в России нельзя назвать сексологией (предмет этой науки – пол – еще не возник), скорее, они являются сексогонией, т.е. наукой о происхождении, становлении и развитии пола. Характерный для 90-х годов взрыв повествований, посвященных сексуальности, есть необходимое и, судя по всему, достаточное условие для возникновения пола в России. Множество телепрограмм, изданий, исследований, ориентированных на проблематику секса, погружают пол в широкий информационный контекст и, тем самым, создают особый, современный "лик пола”, которому так или иначе подчинены сексуальные предпочтения и поведение самых широких масс. Наука о сексе, таким образом, не только исследует, но и формирует сексуальность. Сексуальность загадочна, далеко не все проблемы уже получили свое разрешение. Кон не скрывает и не обходит острых и открытых вопросов. Например, до сих пор по-прежнему неизвестно, как происходит гендерная социализация (гендер – это социальное измерение пола) и почему сексуальная самоидентичность и полоролевое поведение не всегда соответствуют биологическому полу. Генетический или хромосомный пол человека определяется в момент оплодотворения и обуславливает его гормональный пол, который в свою очередь ведет к формированию анатомического пола, на основании которого определяется гражданский (паспортный) пол ребенка. Но уже относительно путей осознания своей идентичности, включающей представления о полоролевых различиях и гендерные предпочтения, можно лишь строить гипотезы. Сексуальность вариативна, индивидуальна и в то же время очень сильно привязана к разного рода социокультурным требованиям и нормам. Поэтому Кон много внимания уделяет историко-культурным и этнографическим контекстам сексуальности, многообразию предписываемого, допустимого и запретного в различных сообществах, в разные эпохи и у разных народов. Интересно, что фактическое сексуальное поведение и распространенные формы эротических отношений часто могут достаточно радикально расходиться с номинальными, декларируемыми ценностями; возникают и двойные стандарты оценки. Обычно снисходительное отношение западной культуры к супружеской неверности мужа сопровождается жестким осуждением неверной жены. Сексуальность неоднозначна и многомерна. Одно и то же действие может совершенно по-разному восприниматься, одному и тому же действию могут придаваться совершенно различные смыслы. Кон выделяет, например, целых девять (!) возможных целей полового акта. Половой акт совершается и для релаксации, разрядки полового напряжения; и для прокреации, деторождения; и для рекреации, чувственного наслаждения; и для познания, удовлетворения любопытства; и для коммуникации, продолжения и углубления близкого, интимного общения; и для самоутверждения, проверки своей способности нравиться и сексуально удовлетворять (что очень важно для подростков); и для достижения каких-либо внесексуальных целей, материальных выгод или повышения статуса, престижа; и для поддержания определенного ритуала, привычки; и для компенсации, замены каких-то других, недостающих форм эмоционального удовлетворения. Пульсирующее многообразие мира сексуальности порождает ряд устойчивых тем, вызывающих пристальное внимание и споры. Одна из самых, пожалуй, острых и неустранимых проблем – однополая любовь. Люди, испытывающие сексуальное влечение к представителям собственного пола, существовали и существуют всегда и везде. Любовь никогда не является результатом сознательного выбора или уж тем более болезни. Однако западная цивилизация лишь в последние десятилетия начала понимать, что преследование тех или иных формы любви бессмысленно и жестоко. При непредубежденном рассмотрении абсолютно непонятно, почему этот вопрос стал камнем преткновения для ханжеской морали. На большом историко-культурном и психологическом материале Кон демонстрирует корни проблематизации этого вполне обычного явления, показывая, что негативное отношение к сексуальным меньшинствам в современном обществе связано с сексологической неграмотностью, социокультурной ксенофобией и нетерпимостью, неспособностью преодолеть индивидуальные психосексуальные трудности. Кирилл Журавлев, Василий Кузнецов Печатается по: Ex libris (Книжное обозрение) Независимой газеты, 24 июня 1999 г., № 24 (96). Заметки на полях и по поводу   www.pseudology.org