| |
|
Игорь Семёнович Кон
|
В поисках себя
Психология самоосознания
|
"Я" в своем
представлении
Что я за человек?
Есть у меня здравый смысл?
И если есть, то глубок ли он?
Обладаю ли я умом выдающимся? Го -
воря по правде, не знаю. Да к тому
же, занятый текущими делами, я редко
задумываюсь над этими основными во -
просами, и всякий раз мои суждения
изменяются вместе с настроением. Мои
суждения - лишь беглые оценки.
Стендаль
Каковы же непосредственно психологические процессы и механизмы
самосознания, благодаря которым формируются, поддерживаются и изменяются
наши представления о себе?
В отличие от действующего, экзистенциального "Я", которое всегда
выступает как некое суммарное целое, рефлексивное "Я" допускает
дробление на элементы. Наиболее разработанная модель его, предложенная
М. Розенбергом, включает в себя ряд аспектов1.
Компоненты рефлексивного "Я", образующие его части, элементы или единицы
анализа, лингвистически распадаются на существительные (мальчик,
рабочий, отец и т. п.) и прилагательные (умный, красивый, завистливый и
т.д.). Первые отвечают на вопрос "Кто я?", вторые - на вопрос "Какой
я?". Общее число слов, которыми люди описывают себя и других, огромно.
Собственно психологических, личностных терминов, разумеется, меньше. Тем
не менее перечень одних только оценочно - положительных качеств
личности, составленный группой киевских ученых, насчитывает 582
наименования. Но компоненты самоописаний сочетаются друг с другом не как
попало, и изучать их можно лишь в определенном порядке.
Структура этих компонентов строится, во - первых, по степени
отчетливости осознания, представленности того или иного из них в
сознании, во - вторых, по степени их важности, субъективной значимости,
в - третьих, по степени последовательности, логической согласованности
друг с другом, от чего зависит и последовательность, непротиворечивость
"образа Я" в целом.
Измерения, характеризующие отдельные компоненты или "образ Я" в целом,
включают устойчивость (стабильность или изменчивость представления
индивида о себе и своих свойствах), уверенность в себе (ощущение
возможности достичь поставленных перед собой целей), самоуважение
(принятие себя как личности, признание своей социальной и человеческой
ценности), кристаллизацию (легкость или трудность изменения индивидом
представления о себе).
Фокусы внимания позволяют выявить место, которое занимают "самость" или
ее отдельные свойства в сознании индивида: сосредоточено ли его внимание
преимущественно на себе или на внешнем мире, озабочен ли он своими
внутренними качествами или производимым на других впечатлением и т.д.
Области "самости" подразумевают ее широкие пласты или сферы: "телесные"
и "социальные", "внутренние" и "внешние", "осознанные" и "неосознанные",
"подлинные" и "неподлинные" "Я" или их свойства.
Планы (или уровни) "самости" обозначают степень ее объективированности.
Человек рассматривает себя, как и других, одновременно с точки зрения
реального, возможного, воображаемого, желаемого, должного и
изображаемого. Соответственно различаются образы наличного (реального),
возможного, воображаемого, желаемого, должного и "представляемого",
изображаемого "Я": каким человек видит себя в данный момент; какое "Я"
кажется ему возможным; кем он воображает себя; каким он хотел бы стать;
каков образ его идеального, должного "Я"; какое "Я" он "представляет",
разыгрывает для окружающих. Каждый такой образ - своеобразная
когнитивная схема, имеющая свою собственную систему отсчета.
Мотивы, эмоциональные импульсы, побуждающие человека действовать во имя
своих представлений о себе, также многообразны. Стремление к
положительному образу "Я" - один из главных мотивов человеческого
поведения. Люди всегда предпочитают высокое самоуважение низкому, ясные,
кристаллизованные образы - расплывчатым и неопределенным, устойчивые -
изменчивым, последовательные - непоследовательным, уверенность в себе -
неуверенности и т. п. Отношение человека к себе никогда не бывает
безразлично - нейтральным, незаинтересованным, причем эмоциональная
тональность, направленность (являются ли они положительными или
отрицательными) и интенсивность, сила этих чувств пронизывают все сферы
человеческой жизнедеятельности. Самый устойчивый и, возможно, сильнейший
мотив такого рода - самоуважение. Второй специфический мотив - чувство
"постоянства Я", побуждающее индивида поддерживать и охранять
устойчивость однажды сложившейся "схемы самости", даже если она не
вполне удовлетворительна. Взаимодействие этих мотивов стало в последние
годы предметом специальных экспериментальных исследований.
По каким же психологическим законам конструируется когнитивная схема
"самости"? Современная психология сводит их к четырем основным
принципам: 1) интериоризация, усвоение оценок других людей; 2)
социальное сравнение; 3) самоатрибуция; 4) смысловая интеграция
жизненных переживаний.
Принцип интериоризации чужих оценок, иначе - теория отраженного,
зеркального "Я" (концепции Кули и Мида), имеет определенное
экспериментальное подтверждение. Представление человека о самом себе во
многом зависит от того, как оценивают его окружающие, особенно если это
коллективная, групповая оценка. Под влиянием благоприятных мнений
самооценка повышается, неблагоприятных - снижается. Нередко такой сдвиг
бывает довольно устойчивым, причем заодно с главными самооценками сплошь
и рядом изменяются и такие, которые непосредственно оценка окружающих не
затрагивала. Например, у человека, получающего от имени группы
завышенные оценки, с течением времени повышается общий уровень
притязаний, выходящий за пределы тех качеств, которые были отмечены как
положительные.
Но психологические механизмы самооценивания довольно сложны. Прежде
всего возникает вопрос, меняется ли "образ Я" потому, что человек просто
принимает чужое мнение о себе, усваивает внешнюю оценку (говорят, что я
красив, значит, так оно и есть), или потому, что он принимает роль
другого, ставит себя на место другого и улавливает его отношение в
определенной перспективе? Далее, кто и почему становится для человека
значимым другим? Зависит ли "значимость" данного лица преимущественно от
его иерархического положения (начальник или подчиненный), приписываемой
ему компетентности (специалист или случайный человек), принадлежности к
определенной референтной группе ("свой" или "чужой") или от личных с ним
взаимоотношений (друг или враг) - вопрос открытый.
Экспериментальные исследования показывают, что изменения, под влиянием
внешних оценок, "образа Я", как и социально - нравственных установок,
более значительны, если испытуемый думает, что значимые для него лица
(например, товарищи по работе) единодушны в оценке его качеств или
поведения, чем в тех случаях, когда их мнения расходятся. Наконец,
разные люди неодинаково чувствительны и восприимчивы к чужим мнениям,
начиная от полного безразличия и кончая полной перестройкой собственной
"самости" в соответствии с желаниями других. К чему это может привести,
образно раскрыто в рассказе Р. Брэдбери "Марсианин". Выведенное в нем
существо принимает любой облик, который хотят видеть окружающие его
люди, и погибает из - за несовместимости их ожиданий.
Психологическая сложность интериоризации хорошо иллюстрируется и
экспериментально. Членам нескольких маленьких производственных групп
(пять - семь человек в каждой) предложили оценить организаторские и
деловые качества каждого, включая себя, и предсказать, как оценят его по
этому качеству остальные. Сравнению подверглись три показателя:
самооценка; объективная групповая оценка, полученная путем усреднения
оценок, данных индивиду его товарищами по работе; предполагаемая
групповая оценка. Выяснилось, что люди с высокой самооценкой получили
более высокую групповую оценку, чем люди с низкой самооценкой;
предполагаемая и объективная групповая оценки также оказались
связанными. Однако совпадение самооценок и предполагаемых оценок
оказалось выше, чем самооценок и объективных групповых оценок. Только
40% лиц с высокой самооценкой получили высокую групповую оценку, и
только 26% лиц со средней самооценкой получили среднюю групповую оценку.
По шкале деловых качеств больше половины лиц с высокой самооценкой
получили низкую групповую оценку.
Чем же подкрепляется высокая самооценка, явно расходящаяся с мнением
группы? Прежде всего самооценка не обязательно основывается на системе
ценностей данной группы, она может опираться на другие критерии.
Дополнительное исследование показало, что лица, самооценка которых не
совпадала с групповой оценкой, имели в своем активе большее число так
называемых референтных групп, мнение которых на них влияло. Человек
более старшего возраста обычно основывает свою профессиональную
самооценку не только на мнении, сложившемся о нем на данной работе, но и
на своем предшествующем опыте, чего не может новичок; руководитель
оценивает свои организаторские способности не только по реакции
подчиненных, но и по отношению к себе начальства и т.д.
Кроме того, многое зависит от внутриколлективных взаимоотношений.
Коллектив - не простая совокупность индивидов и не синоним абстрактной
лабораторной группы, а определенная система взаимоотношений, которая
накладывает свой отпечаток и на все виды самооценок. Поэтому советские
социологи и психологи не ограничиваются в подобных случаях
сопоставлением индивидуальной самооценки с групповой, а учитывают и
характер коллектива, содержание совместной деятельности и т. п.
Таким образом, интериоризация чужих мнений уже предполагает и социальное
сравнение, и атрибутивные процессы (обычно люди сначала приписывают
другим то или иное отношение к себе, а затем уже принимают или отвергают
его в качестве критерия оценки), и отбор информации в соответствии с уже
существующим "образом Я" и ценностными критериями.
Не менее многогранен принцип социального сравнения. Хотя многие элементы
нашего "Я" выглядят чисто описательными, (фактуальными, в большинстве
случаев они соотносительны и молчаливо подразумевают какое - то
количественное или качественное сравнение. Во - первых, индивид
сравнивает свое наличное "Я" с прошлым или будущим, а свои притязания -
с достижениями. Во - вторых, он сравнивает себя с другими людьми.
Первый момент отражен уже в знаменитой формуле У. Джеймса:
Одному человеку невыносимо стыдно, что он - вторая, а не первая перчатка
мира, другой радуется победе на районных соревнованиях. Чем выше уровень
притязаний, тем труднее их удовлетворить. Правомерность формулы Джеймса
доказывается не только житейским опытом, но и множеством специальных
экспериментов, показывающих, что удачи и неудачи в какой - либо
деятельности существенно влияют на самооценку индивидом своих
способностей.
Хотя сравнение достижений с уровнем притязаний кажется на первый взгляд
сугубо индивидуальным, фактически оно принимает в расчет социальную
ситуацию в целом, включая сравнение себя с другими ее участниками. К
примеру, подавая заявление в вуз, молодой человек учитывает не только
свою успеваемость по тем предметам, которые ему предстоит сдавать, но и
вероятный уровень конкуренции (сколько претендентов ожидается на одно
место и какова степень их подготовки).
Интересен в этом отношении эксперимент американских психологов. Людям,
желавшим занять определенную должность в фирме, предлагали
самостоятельно оценить несколько своих личных качеств. Затем в приемной
появлялся еще один мнимый претендент на ту же должность. В одном случае
это был хорошо одетый, самоуверенный, интеллигентного вида человек с
портфелем ("мистер Чистик"), в другом - опустившаяся (в грязной рубашке
и туфлях на босу ногу) личность ("мистер Грязник"). После этого
претендентам на должность под каким - то предлогом предлагали вторично
заполнить те же самые самооценочные бланки. И что же? После встречи с
"мистером Чистиком" их самооценка снижалась, а с "мистером Грязником" -
повышалась. Люди невольно соизмеряли свой уровень притязаний с обликом
другого претендента, оценивая себя в сравнении с ним, хотя этого никто
от них не требовал2. Социальный и психологический контекст влияет не
только на мотивационно - оценочные (уровень притязаний), но и на
когнитивные элементы "образа Я". Люди гораздо яснее и отчетливее
осознают те свойства, которые отличают их от какого - то
подразумеваемого среднего ("принцип отличительности" или
"контекстуальный диссонанс"). Среди детей среднего роста упомянули
"рост" в свободных самоописаниях только 17%, а среди очень высоких или
низкорослых - 27%. Среди детей средней упитанности вес упомянули 6%,
среди худых или полных - 12%; если же взять за основу мировосприятие, то
среди детей, считающих себя худыми, упоминание веса повышается до 13%, а
среди считающих себя толстыми - до 22%3. Человек, имеющий какой - то
физический недостаток, будь то горб или плохое зрение, всегда осознает
это свойство отчетливее и придает ему больше значения, чем те, у кого
таких отличий нет. Представители национального меньшинства или люди,
попадающие в иную национальную среду, осознают свою этническую
принадлежность гораздо отчетливее и яснее и придают ей большее значение,
чем представители этнического большинства или люди, живущие в однородной
национальной среде. То же самое можно сказать относительно пола: дети, в
семьях которых преобладают лица противоположного пола, упоминают свою
половую принадлежность чаще, чем в случаях преобладания лиц своего пола.
Иными словами, индивидуальность воспринимается как особенность, отличие
от других.
Вместе с тем "контекстуальный диссонанс" активизирует социальное
сравнение и делает "образ Я" более проблематичным, селективным и
внутренне противоречивым. Осознавая свои отличия от других, индивид
вынужден более или менее самостоятельно выбрать группу, на которую он
должен, может или хочет ориентироваться, и начинает сравнивать себя с
другими не только по оси "сходство - различие", но и по принципам
"высший - низший", "хороший - плохой", "правильный - неправильный", что
непосредственно затрагивает его самоуважение.
Но процесс социального сравнения является двусторонним. Индивид
воспринимает и оценивает себя в сравнении с другими, а других - по себе.
Возникает вопрос: когда "другой" служит прототипом "Я", а когда,
наоборот, "Я" служит отправной точкой, референтом восприятия "другого"?
Хотя самопознание всегда считалось трудным, люди обычно считают, что о
себе судить легче, чем о других, и больше доверяют таким суждениям,
особенно если речь идет о внутренних состояниях, мотивах и т. п. Отсюда
и пословица: "Чужая душа - потемки". Но то, что кажется нам
"непосредственным знанием себя", в действительности есть итог сложного
процесса атрибуции (приписывания себе определенных свойств).
В процессе развития личности личностно - значимые черты сначала
появляются в описаниях других людей и только потом - в самоописаниях. В
то же время люди невольно приписывают другим собственные черты, считая
свои поведенческие реакции, мнения и даже телесные свойства более
распространенными, "нормальными" и правильными, нежели те, которые от
них отличаются. Не случайно другие часто кажутся нам более похожими на
нас, чем есть на самом деле. Низкорослый человек считает свой рост
средним и так же называет других того же роста; добрый человек считает,
что люди в большинстве добрые, а лживый - что все врут и только
притворяются честными. Поэтому приписывание каких - то свойств другим
нередко оборачивается невольным саморазоблачением.
Рефлексивное "Я" активно участвует в переработке информации не только о
себе, но и о других людях, играя роль подразумеваемого, хотя большей
частью неосознаваемого, эталона сравнения.
Принцип самоатрибуции уходит своими теоретическими корнями в радикальный
бихевиоризм Б. Ф. Скиннера и теорию самовосприятия Д. Бема, согласно
которой индивид черпает информацию о своих эмоциях, установках и
убеждениях из трех главных источников: из восприятия своих внутренних
состояний, наблюдения своего открытого поведения и обстоятельств, в
которых это поведение происходит. Чем слабее, противоречивее или
непонятнее внутренние сигналы, тем больше человек опирается в своих
суждениях о себе на наблюдаемые им факты своего внешнего поведения и его
условия, то есть судит о себе по своим поступкам. Иными словами, не
только поведение человека в определенной ситуации зависит от того, как
он воспринимает эту ситуацию, но и восприятие, оценка ситуации (и себя в
ней) связаны с тем, как он в ней себя ведет4.
Действительно ли человек судит о своих эмоциональных состояниях и
чувствах по внешним, "поведенческим" признакам (смеюсь, - следовательно,
мне весело) - вопрос спорный. Но концепция Бема - только частный случай
общей теории атрибуции. Заключение о внутренних, диспозиционных
свойствах на основе объективных, поведенческих показателей широко
представлено в самосознании, особенно при оценке (осознании)
способностей, компетентности и других качеств, о которых обычно судят по
поведению или его результатам. Например, учебное "Я" школьника, его
представление о себе как об ученике - результат не только усвоения
оценок значимых других (учителей, одноклассников) и социального
сравнения, но и самоатрибуцин на основе объективных результатов своей
деятельности. Причем по своим успехам или неудачам в определенной
деятельности индивид судит не только о своей подготовленности и
компетентности, но и о своих способностях к данной деятельности.
Как и социальное сравнение, самоатрибуция в высшей степени селективна и
в отборе причинных факторов, и в их интерпретации, и в неодинаковом к
ним внимании, и в отборе терминов для их описания.
В многочисленных экспериментах, когда испытуемым предлагалось объяснить
свои удачи или неудачи в решении определенных задач, выявились четыре
психологические стратегии. Первая - склонность приписать свою неудачу
безличным и неконтролируемым силам, например невезенью; те же, кто
правильно решил задачу, напротив, склонны приписывать это собственным
заслугам. Вторая - ссылки на объективную сложность задачи, недостаток
информации, времени и т.д. Третья - стремление приписать неудачу
отсутствию или слабости мотивации ("Я мог бы это сделать, но не особенно
старался"). Четвертая - умаление ценности успеха ("Не все ли равно, умею
я это делать или нет?"). Во всех этих случаях причина неудачи выносится
за пределы собственного "Я", тогда как удача чаще приписывается себе.
Селективная интерпретация фактов выражается в том, что индивид может,
например, оспаривать объективность школьных отметок, основывая
самооценку своих учебных качеств не на них, а на своих успехах в научном
кружке, признании товарищей и т.д. Ту же функцию выполняет эго -
защитный механизм рационализации, побуждающий личность находить такие
причины и мотивы, в свете которых собственное поведение предстает в
более благоприятном виде. Избирательное отношение к фактам позволяет не
обращать внимания на нежелательную информацию, а вы бор терминологии -
придавать им приемлемую эмоциональную окраску: не скупой, а бережливый,
не безрассудный, а смелый, не трусливый, а осторожный.
Хотя интериоризация внешних оценок, социальное сравнение и самоатрибуция
- психологически разные процессы, они взаимосвязаны и часто переходят
друг в друга на основе принципа смысловой интеграции "образа Я". Сходное
по своей сути с принципом "психологической центральности" М. Розенберга,
согласно которому значение любого компонента "самости" зависит от его
места в ее структуре (является он центральной или периферийной, главной
или второстепенной, важной или неважной его частью), понятие смысловой
интеграции - более емкое - подчеркивает не только системность,
целостность "образа Я", но и его ценностно - смысловой характер,
неразрывную связь когнитивных аспектов "самости" (что, насколько и
благодаря чему осознается) с мотивационными5.
Разная субъективная значимость отдельных аспектов "Я" позволяет людям
гармонизировать свои социальные и личные притязания, находить
оптимальные - не "вообще", а для себя - направления самореализации,
компенсировать слабости достоинствами, признавать сильные стороны других
не в ущерб собственному "Я", ибо каждый из нас в чем - то превосходит, а
в чем - то уступает другим. Именно дифференцированно - избирательная
система личных ценностей и самооценок позволяет большинству людей
сохранять высокое самоуважение, незавгисимо от своих жизненных поражений
и неудач. Возможность изменения "образа Я" и степень его постоянства
также зависят от того, насколько значимы для индивида подразумеваемые
качества: более важные, центральные роли или свойства, естественно,
изменяются труднее и предполагают большее личностное постоянство.
Таким образом, рефлексивное "Я" - это своего рода познавательная схема,
опосредствующая обмен информацией между индивидом и средой. Какую же
роль в этом процессе играет собственно самопознание, то есть отражение в
сознании субъекта его собственных свойств и качеств?
Самопознание или самообман?
Я знаю все, но только не себя.
Ф. Вийон
Наивная житейская психология нередко сводит проблему самоосознания к
тому, может ли человек более или менее адекватно познать самого себя,
являются ли его самооценки и самоописания истинными, отражающими его
объективные свойства, правильно ли он представляет себе отношение к нему
окружающих людей, адекватно ли оценивает свою подготовленность к решению
той или иной задачи.
При всей правомерности подобных вопросов самоосознание не сводится к
ним. Рефлексивное и рефлексирующее "Я" никогда не совпадают полностью.
Прежде чем спрашивать, может ли человек объективно познать себя, следует
спросить, от чего зависит его потребность в такой информации?
Всякая саморегулирующаяся система нуждается в информации как о внешней
среде, так и о своем собственном состоянии, и эта информация должна быть
истинной. Однако переработка и хранение информации в сознании
предполагает не просто ее кодирование и сохранение в памяти, но и
определенную систему контроля, воплощенную в последовательной системе
инструкций, согласно которым эта информация отбирается, скрывается или
служит практическим руководством к действию6. Инструкции же эти
определяются биологической и социальной целесообразностью, тем,
насколько осознание данной информации способствует сохранению "самости".
Самоосознание как внутренний диалог человека с самим собой неразрывно
связано с его практической деятельностью, предполагает взаимодействие с
внешним миром. Чем активнее информационный обмен между индивидом и
средой, тем меньше у него оснований задумываться о самом себе, делать
себя объектом исследования; слабо выражена в этом случае и
автокоммуникация. Но стоит только прервать связь индивида с внешним
миром, поместив его в условия изоляции, как эти внутренние процессы
активизируются.
Убедительны в этом отношении опыты в сурдокамере, проведенные О. Н,
Кузнецовым и В. И. Лебедевым7 Лишенный реального общения, человек
"выделяет" партнера из своего собственного сознания. Появляется
спонтанная речевая активность, вместо привычной внутренней речи он
начинает вслух разговаривать сам с собой, задавая себе вопросы и отвечая
на них. Хотя у психически устойчивого человека сознание собственной
идентичности при этом не теряется, у него появляется зародыш синдрома
психического автоматизма: собственные мысли и переживания воспринимаются
как навязанные, пришедшие извне, ему слышатся таинственные голоса. Так,
один из испытуемых сообщил, что на десятые сутки ему стало казаться, что
в камере, позади его кресла, кто - то стоит, хотя у него не было никаких
зрительных или слуховых ощущений и он твердо знал, что в камере никого,
кроме него, нет.
В опытах О. Н. Кузнецова и В. И. Лебедева подобные явления вызывались
искусственно, посредством манипулирования ситуацией, в которой находился
субъект. Тот же самый эффект дают некоторые психические заболевания, так
называемые личностные расстройства - синдром отчуждения, дереализация,
деперсонализация, раздвоение личности. Применительно к нашей теме
интерес представляет не психиатрическая природа этих явлений, а логика
перехода от нормы к патологии.
Нормальная жизнедеятельность личности предполагает не просто обмен
информацией со средой, но и установление с ней каких - то эмоционально
значимых отношений. В условиях стресса положение меняется: конфликтная
ситуация, которую индивид не в силах разрешить, вызывает у него
отрицательные эмоции огромной силы, угрожающие его психике и самому
существованию. Чтобы выйти из стресса, он должен разорвать связь своего
"Я" и травмирующей среды или хотя бы сделать ее менее значимой. В
повседневной жизни этому служит механизм "остранения". Термин этот,
введенный В. Б. Шкловским и широко применявшийся Б. Брехтом, означает
разрыв привычных связей, в результате которого знакомое явление кажется
странным, непривычным, требующим объяснения. "Чтобы мужчина увидел в
своей матери жену некоего мужчины, необходимо "остранение", оно,
например, наступает тогда, когда появляется отчим. Когда ученик видит,
что его учителя притесняет судебный исполнитель, возникает "остранение",
учитель вырван из привычной связи, где он кажется "большим", и теперь
ученик видит его в других обстоятельствах, где он кажется "маленьким"8.
Будучи необходимой предпосылкой познания, "остранение" вместе с тем
создает между субъектом и объектом психологическую дистанцию, которая
легко перерастает в отчуждение, когда объект воспринимается уже не
только как странный и удивительный, но и как имманентно чуждый,
посторонний или эмоционально незначимый9. Психиатрический синдром
отчуждения как раз и описывает чувство утраты эмоциональной связи со
знакомыми местами, лицами, ситуациями и переживаниями, которые как бы
отодвигаются, становятся чужими и бессмысленными для индивида, хотя он и
осознает их физическую реальность.
Отчуждение как средство сделать эмоционально незначимым травмирующее
отношение может быть направлено как на среду, так и на "Я". В первом
случае (дереализация) чуждым, ненастоящим представляется внешний мир.
Страдающие этим люди жалуются: "Я все воспринимаю не так, как раньше;
как будто между мной и миром стоит какая - то преграда, и я не могу
слиться с ним; я все вижу и понимаю, но чувствую не так, как раньше
чувствовал и переживал, точно утерял какое - то тонкое чувство".
"Внешний вид предмета как - то отделяется от реального его смысла,
назначения этой вещи в жизни". "Такое впечатление, что все вещи и
явления потеряли свойственный им какой - то внутренний смысл, а я
бесчувственно созерцаю только присущую им мертвую оболочку, форму".
Во втором случае (деперсонализация) имеет место самоотчуждение:
собственное "Я" выглядит странным и чуждым, утрачивается ощущение
реальности собственного тела, которое воспринимается просто как внешний
объект, теряет смысл любая деятельность, появляется апатия, притупляются
эмоции: "Если я иду в клуб, то надо быть веселым, и я делаю вид, что я
веселый, но в душе у меня пусто, нет переживаний"; "Я - только реакция
на других, у меня нет собственной индивидуальности"; "Жизнь потеряла для
меня всякую красочность. Моя личность как будто одна форма без всякого
содержания"10.
Дереализация и деперсонализация дезорганизуют эмоциональные аспекты
самосознания, но не нарушают когнитивной отчетливости "образа Я".
Синдром психического автоматизма Кандинского - Клерамбо, часто
наблюдаемый при шизофрении, влечет за собой более глубокие психические
нарушения: собственные ощущения, восприятия, движения, потребности,
влечения начинают восприниматься больным как чуждые, исходящие от
посторонней силы. Вследствие этого больные нередко утрачивают чувство
"Я", а их интимный внутренний мир становится словно бы всем известным,
"открытым", проницаемым.
Наконец, полный разрыв внутренней и внешней коммуникации означает
раздвоение личности или множественность "Я" (в психиатрической
литературе описано несколько сот таких случаев). Главная черта этого
заболевания - появление в самосознании двойника, с которым личность не
может установить значимых отношений. Хотя больной часто говорит со своим
двойником и никогда не может даже разграничить себя от него, между ними
нет взаимопонимания. Очень часто двойник воплощает как раз то, что чуждо
"сознательному Я" больного, к чему он относится со страхом и
отвращением, против чего протестует все его существо.
Как и синдром отчуждения, раздвоение личности имеет разные формы. В
одних случаях (так называемая "чередующаяся личность") в индивиде как бы
сосуществуют два автономных "Я", поочередно захватывающие господство над
ним на срок от нескольких часов до нескольких лет. Пока господствует
первое "Я", индивид не сознает существования второго; все, что он делал
в период преобладания своего другого "Я", забыто, вытеснено из сознания.
Оба "Я" резко отличаются друг от друга: первоначальное обычно
застенчиво, робко, заторможено и мнительно, тогда как второе, впервые
появляющееся в какой - то критический момент жизни индивида, отличается
большей решительностью, общительностью и свободой. О жизни первого "Я"
второе ничего не знает. В других случаях первоначальное "Я" кажется
более зрелым, но существенно отставшим в эмоциональном развитии.
Дополнительные "Я", появляющиеся иногда в ходе психотерапии, обычно
"знают" о существовании первого и могут комментировать его поведение и
чувства, тогда как первоначальное "Я" не осознает своих двойников и не
помнит событий, совершенных в период, когда психика контролировалась
одним из них.
Самый яркий и достоверно описанный случай этого рода, послуживший даже
основой для одноименного художественного фильма, - это "Три лица Евы"11.
25 - летняя женщина Ева Уайт обратилась к врачу по поводу приступов
жестоких головных болей и провалов памяти после них. При обследовании у
нее обнаружились и другие болезненные симптомы. Во время одного из
очередных посещений врача обычно спокойная пациентка очень волновалась и
наконец призналась, что периодически слышит какой - то воображаемый
голос, обращенный к ней. Пока врач обдумывал это сообщение, облик и
поведение пациентки вдруг резко изменились. Вместо сдержанной,
воспитанной дамы перед ним оказалась легкомысленная девица, которая
языком и тоном, совершенно чуждым миссис Уайт, стала бойко обсуждать ее
проблемы, говоря о ней в третьем лице. На вопрос о ее собственном имени
она заявила, что она Ева Блэк.
Так началась эта удивительная психиатрическая история. В течение 14
месяцев, на протяжении около 100 консультационных часов, перед врачом
появлялись то одна, то другая Ева. Вначале для вызова Евы Блэк нужно
было погрузить в гипнотический сон Еву Уайт. Потом процедура вызова
упростилась. Оказалось, что в теле миссис Уайт, начиная с раннего
детства, жили два совершенно разных "Я", причем Ева Уайт ничего не знала
о существовании Евы Блэк до ее неожиданного появления во время
психотерапевтического сеанса. Мисс Блэк, напротив, знает и может
сообщить, что делает, думает и чувствует миссис Уайт. Однако она не
разделяет этих чувств. Переживания Евы Уайт по поводу неудачного
замужества Ева Блэк считает наивными и смешными. Не разделяет она и ее
материнской любви. Она помнит многое такое, чего не помнит Ева Уайт,
причем точность ее информации подтвердили родители и муж пациентки.
Врачами было отмечено резкое несовпадение характеров обоих персонажей.
Ева Уайт - строгая, сдержанная, преимущественно грустная, одевается
просто и консервативно, держится с достоинством, любит стихи, говорит
спокойно и мягко, хорошая хозяйка, любящая мать. Ева Блэк - общительна,
эгоцентрична, детски тщеславна, заразительно весела и беззаботна,
говорит с грубоватым юмором, любит приключения, одевается слегка
вызывающе, не любит ничего серьезного. Некоторая, хотя и не столь
разительная разница, была обнаружена и при помощи ряда психометрических
и проективных тестов.
В ходе психотерапии помимо двух Ев на сцене появилось еще одно, третье
лицо, назвавшее себя Джейн и сильно отличающееся от обеих Ев.
Для психиатра все вышеописанные случаи только симптомы разных
психических болезней, патофизиология которых, да и классификация самих
симптомов во многом остается спорной. Для психолога же симптоматика
личностных расстройств проясняет некоторые механизмы функционирования
самосознания.
Как отмечает ленинградский психиатр Ю. Л. Нуллер, медицина прошлого
рассматривала любую патологическую реакцию прежде всего как нарушение
нормальной функции и непосредственное следствие какой - то "вредности".
Ныне, в свете работ Г. Селье и Н. Винера, кажется более логичным
пытаться обнаружить в ее основе защитные, приспособительные механизмы. И
организм в целом, и мозг - большие саморегулирующиеся гомеостатические
(устойчивые по отношению к внешним воздействиям) системы,
функционирующие по принципу отрицательной обратной связи. Всякое
воздействие, грозящее нарушить гомеостаз системы, вызывает
противореакцию, направленную на его восстановление. Если компенсаторная
реакция окажется чрезмерной, слишком сильной или слишком длительной, то
она сама может нарушить гомеостаз и, в свою очередь, вызвать
компенсаторную реакцию второго порядка, направленную на преодоление
отклонений, возникших в результате первой реакции, и т.д. Исходя из
этого, Ю. Л. Нуллер предполагает, что при нарушении функций мозга
вследствие органических причин или перегрузки информацией, которую он не
может полностью воспринять и переработать, возникают компенсаторные
защитные реакции, например реакция стресса. Если эти реакции будут
слишком тяжелыми, то для компенсации вызываемых ими нарушений могут
возникнуть защитные реакции второго порядка, способствующие снижению
падающей на мозг нагрузки. Это может быть либо общее снижение
психической активности, замедление темпа мышления, повышения порогов
чувствительности и как следствие - ухудшение регулятивной функции мозга.
Такой тип реакции затрагивает весь организм в целом, что характерно для
депрессии. Либо это уменьшение притока информации, своего рода
"сенсорная аутодепривация", характерная для проявлений шизофрении. Либо,
наконец, это уменьшение или полное блокирование эмоционального
компонента поступающей в сознание информации, поскольку именно
эмоциональная значимость информации делает ее способной вызывать стресс,
что как раз и характерно для деперсонализации и вообще психического
отчуждения. Защитная целесообразность деперсонализации состоит в том,
что, лишая информацию ее эмоционального, "стрессогенного" компонента,
она вместе с темйе нарушает процесса мышления и не препятствует
поступлению необходимой для функционирования организма "внешней"
информации, хотя при определенных условиях деперсонализация сама
становится тяжелым психопатологическим симптомом12.
Эта теория хорошо вписывается в изложенные выше представления о природе
и функциях самосознания. Вспомним ранее сказанное. Человек отличается от
животного, в частности, тем, что он отделяет себя как деятеля от
процесса и результатов своей деятельности. Однако "схватить" эту свою
"самость" он может только через ее объективации в продуктах своего труда
и своих взаимоотношениях с другими людьми. Отсюда - неизбежная
множественность "образов Я". Но эти образы должны быть как - то
упорядочены. Для успешного функционирования личности ее предметная
деятельность и ее общение обязательно должны иметь помимо объективной
целесообразности какой - то субъективный, личностный смысл, переживаться
как определенный аспект "Я". Деятельность, от которой он не получает
внутреннего удовлетворения, человек не может признать "своей". Это
отношение невольно переносится и на предметы, вовлеченные в эту
деятельность, - наш жизненный мир един, материальные объекты включаются
в него не сами по себе, а всегда в связи с какой - то деятельностью.
Вещи теряют "реальность", поскольку лишается смысла связанная с ними
деятельность (дереализация). Оборотной стороной этого процесса является
деперсонализация: потеряв смысл своей деятельности, человек начинает
испытывать трудности и в осознании единства и преемственности
собственного "Я". Наличие у личности одинаково сильных, но
противоположно направленных стремлений вызывает конфликт в системе ее
мотивации и подрывает единство "образа Я". Крайняя форма этого -
раздвоение личности, парализующее целесообразную деятельность и делающее
одинаково невозможными и объективное познание, и автокоммуникацию.
Чем сложнее и многообразнее деятельность индивида, чем более
дифференцированным и тонким становится его самосознание, тем труднее
поддержание внутренней согласованности и устойчивости "Я". Человеческая
психика имеет для этой цели целый ряд средств самоподдержания, которые
3. Фрейд, впервые обративший на них серьезное внимание, назвал защитными
механизмами, с помощью которых из сознания вытесняется неприемлемая для
него информация о мире и о самом себе.
Вытеснение означает подавление, исключение из сознания импульса,
возбуждающего напряжение и тревогу. Например, человеку надо принять
какое - то трудное, мучительное для него решение, это наполняет его
тревогой и беспокойством. Тогда вдруг он "забывает" об этом деле. Точно
так же он может забыть о совершенном им некрасивом поступке, который
тревожит его совесть, трудно выполнимом обещании и т. п. Причем это не
лицемерие. Человек "честно" забывает, не видит, не знает. Нежелательная
информация полностью вытесняется из его сознания.
Проекция означает бессознательный перенос собственных чувств и влечений
вовне, на какое - то другое лицо. Старой деве с подавленными, но отнюдь
не уничтоженными сексуальными влечениями часто кажется, что все
окружающие ведут себя аморально. Механизм проекции отчасти объясняет
ханжество: ханжа приписывает другим собственные стремления,
противоречащие его моральному сознанию.
Специфическая форма проекции - вымещение, бессознательная переориентация
импульса или чувства с одного объекта на другой, более доступный. Этот
механизм хорошо иллюстрируется одним из рисунков X. Бидструпа: начальник
делает выговор служащему; тот, не смея возразить начальству, вымещает
злость, распекая подчиненного; этот в свою очередь дает затрещину
мальчишке - рассыльному; мальчишка пинает ногой уличную собачонку,
которая от злости вцепляется в ногу выходящему из здания боссу.
Рационализация - самообман, попытка рационально обосновать абсурдный
импульс или идею. К примеру, у человека, нам несимпатичного, мы без
труда находим уйму несуществующих недостатков.
Но что, собственно, охраняют "защитные механизмы"? Хотя их общая цель -
ослабить чувство страха или тревоги, источники этих чувств не
обязательно те, которые имел в виду 3. Фрейд. Многие психологи (Г.
Олпорт, Э. Хилгард, Г. Мёрфи и другие) полагают, что одним из
центральных объектов психологической защиты является именно "образ Я",
причем защищать его приходится не только в чрезвычайных, стрессовых
ситуациях, но постоянно, ежечасно.
Психологи по - разному объясняют эти процессы13. Например, теория
когнитивного соответствия исходит из того, что различные представления и
установки личности, как правило, согласуются друг с другом; сознание не
терпит противоречий между отдельными элементами познания и стремится
устранить их диссонанс.
Единство рефлексивного "Я" предполагает согласованность трех
компонентов: некоторого аспекта "самости", интерпретации личностью
своего поведения в этом аспекте и ее представлений о том, как
воспринимают ее другие люди. Чтобы обеспечить такую согласованность,
личность может использовать ряд приемов. Например, искажает мнения
других о себе, приближая их к самооценке, или ориентируется на людей,
отношение которых помогает поддерживать привычный "образ Я" (нас
"понимает" тот, кто судит нас по нашим собственным критериям). Мы часто
оцениваем других людей по тому, как они относятся к нам. Собственные
качества также оцениваются избирательно, в зависимости от того,
насколько они важны для общей согласованности "образа Я". Наконец,
намеренно или ненамеренно, индивид может вести себя таким образом, чтобы
вызывать у окружающих отклик, соответствующий его представлению о себе.
Весьма эффективен в этом отношении уже рассмотренный нами механизм
психологической селективности, благодаря которому психика не только
отражает прямые угрозы внутренней согласованности "Я" или самоуважению,
но и старается предвосхитить их. Когда людям предлагают оценить свои
способности перед предстоящим тестом или другим испытанием, многие "на
всякий случай" резко снижают нормальный уровень притязаний, свою
реальную самооценку, оберегая самоуважение от возможной неудачи.
Специфичны ли такие искажения для самооценки, и можно ли объяснить их
только мотивационными факторами, защитой "образа Я"? Если психоанализ
склоняется в данном случае к утвердительному ответу, то когнитивная
психология, в частности теория атрибуции, утверждает, что это не всегда
так. Причинное объяснение человеческих поступков зависит от того, был ли
субъект атрибуции одновременно единоличным субъектом, соучастником
(агентом) или только наблюдателем оцениваемого действия. Действующие
лица, как правило, склонны приписывать свои действия ситуативным,
внешним факторам, тогда как наблюдатели объясняют те же самые действия
внутренними свойствами действующих лиц. В 70 - х годах было открыто
явление, получившее название "фундаментальной атрибутивной ошибки",
жертвой которой нередко становятся даже профессиональные психологи:
тенденция недооценивать влияние ситуативных (объективных) и
переоценивать влияние диспозиционных (субъективных) детерминант
поведения.
Вторая типичная атрибутивная ошибка - эгоцентрическая атрибуция или
феномен "ложного согласия" - состоит в том, что люди склонны судить о
других по себе, считая собственные поступки и мнения более обычными и
нормальными для данных условий, чем иные, альтернативные реакции.
Группе американских студентов предложили бесплатно, просто ради
эксперимента, полчаса походить по университетскому городку с рекламным
плакатом на спине, а затем спрашивали, почему они приняли то или иное
решение, каково, по их мнению, было бы решение других студентов и каковы
свойства людей, сказавших "да" или "нет". По мнению согласившихся
студентов, сходный с ними выбор сделали бы две трети их товарищей,
несогласившиеся же полагают, что в подобном эксперименте стали бы
участвовать не больше трети. Резко разошлись обе группы в описании
людей, сказавших "да" или "нет", причем испытуемые увереннее судят о
представителях не своей группы, поведение которых кажется им
ненормальным, исключительным.
Таким образом, многие искажения самооценок, которые раньше приписывались
исключительно эго - защитным механизмам, отражают общие свойства
атрибутивного процесса, результат которого во многом зависит от того,
считает ли себя человек субъектом или только наблюдателем действия, и от
того, как он оценивает это действие. Склонность преуменьшать свою
ответственность и объяснять совершившееся в безлично - ситуативных
терминах наиболее свойственна людям, которые были участниками или
активными наблюдателями действий, имевших нежелательные, социально
отрицательные последствия.
Есть и такие атрибутивные ошибки, в которых мотивационный компонент
практически отсутствует. Например, личностные свойства, логически или
нормативно связанные друг с другом, автоматически распространяются на
конкретное лицо, хотя известно, что такая связь вовсе не обязательна
(старик не обязательно мудрый, хороший мальчик не обязательно послушный
и т.д.).
Это проявляется и в сфере самосознания, где потребность в объективной
информации борется с желанием "максимизировать", возвысить, приукрасить
себя. Безусловно, если бы принцип максимизации распространялся на все
жизненные ситуации и конкретные самооценки, индивид потерял бы чувство
реальности, а его рефлексивное "Я" - информационную ценность. В большой
серии экспериментов испытуемые выполняли лабораторное задание,
результаты которого в одних случаях оценивал человек, обладающий
высоким, а в других - низким авторитетом. Затем условия усложнялись:
оценка судьи, которому приписывалась высокая компетентность, расходилась
с оценкой нескольких менее компетентных судей и т. п. Испытуемый мог
выбрать из нескольких источников информации либо наиболее авторитетный,
либо наиболее благоприятный для себя, либо попытаться как - то
"усреднить" оценки. Из шести проверявшихся вариантов самой эффективной
оказалась простая аддитивная модель: индивид принимает всю доступную ему
информацию и самостоятельно суммирует ее, причем он поступает так и при
совпадении судейских оценок, и при их расхождении14.
Однако это не исключает общего пристрастия к благоприятным самооценкам и
"максимизации" "Я", содержащего, как правило, некоторые иллюзорные,
утопические элементы. Жизненная функция самоосознания - не просто дать
индивиду достоверные сведения о себе, а помочь выработке эффективной
жизненной ориентации, включая чувство своей онтологической приемлемости,
цельности и самоуважения. Поэтому и вопрос об истинности или ложности
самооценок не решается на чисто когнитивном уровне, а обязательно
предполагает учет тех социальных ситуаций, в связи с которыми происходит
соответствующая самокатегоризация, атрибуция и т.д.
О пользе и вреде самоанализа
Когда Левин думал о том, что он такое
и для чего он живет, он не находил от -
вета и приходил в отчаянье; но когда
он переставал спрашивать себя об этом,
он как будто знал и что он такое и для
чего он живет, потому что твердо и
определенно действовал и жил...
Л. Толстой
Как это ни парадоксально, люди спорят не только о том, может ли индивид
в принципе познать самого себя, но и нужно ли к этому стремиться,
полезен или вреден самоанализ как таковой. Одни доказывают, что
самоанализ - необходимая предпосылка самокритики, самоконтроля и
самовоспитания. Другие считают интерес к себе безнравственным
"ячеством", а самоанализ - бесплодным "самокопанием", уводящим человека
от насущных задач действительности и собственного существования.
Спор этот часто сводится к вопросу о плюсах и минусах экстра или
интроверсии. Но хотя слово "интроверсия" буквально означает
"обращенность вовнутрь", интроверты далеко не всегда превосходят
экстравертов по уровню осознания своих внутренних состояний, и, какой
тип людей точнее описывает или "лучше знает" себя, неизвестно. А не
зная, в чем человек испытывает дефицит, как судить, чем ему "полезно"
или "вредно" заниматься?
Мало проясняют этот вопрос и "дневниковые" исследования. Длительное
ведение интимного дневника - несомненный знак интенсивной
автокоммуникации, которой обычно сопутствуют какие - то личностные
особенности.
Французский ученый А. Жирар, изучивший биографии многих людей, которые
всю жизнь вели интимные дневники (в их числе Стендаль, Альфред де Виньи,
Делакруа, Мишле, Бенжамен Констан), отмечал, что все они отличались
застенчивостью, склонностью к самонаблюдению, повышенной
чувствительностью и эмотивностью; почти все считали себя неудачниками и
испытывали одиночество. Образно говоря, в глубине души они всю жизнь как
бы оставались подростками, живущими мечтой о юности, которая не
удалась15.
Но по дневнику трудно судить о реальной внутренней жизни. Когда человек
счастлив и живет полноценной жизнью, он редко заглядывает в дневник,
зато, когда он страдает и одинок, дневник дает ему отдушину.
"Я замечала, когда я в грустном, убитом, тоскливом состоянии, то всегда
желаю написать в моем дневнике, покопаться в самой себе, - писала
художница А. П. Остроумова - Лебедева. - Отчего это происходит? От
желания ли себе еще больше сделать больно или из инстинктивного чувства
или сознания, что, когда начнешь в себе анализ своих чувств, настроений
и поступков, то становишься более хладнокровен и спокоен, как будто все
самое горькое и острое ушло в мою тетрадь, всочилось в бумагу и осталось
там..."16 Даже весьма общительные и жизнерадостные люди, если судить
только по их дневникам, кажутся скорее задумчивыми и одинокими, так как
именно эти душевные состояния чаще отражаются в дневнике, хотя в жизни
могут быть сравнительно редкими. К тому же в самом искреннем дневнике
обычно есть элемент кокетства своими переживаниями.
Интимный дневник - средство не столько самопознания, сколько
самораскрытия и автокоммуникации. Недаром дневник иногда даже получает
собственное имя. Так, Анна Франк, которая вела дневник в оккупированной
Голландии, назвала свою воображаемую подругу Китти, а двадцать лет
спустя советская школьница Люба В., прочитав дневник Анны Франк, назвала
собственный дневник "Аней".
В конце XIX в., когда интимные дневники были в большой моде (мода
началась в эпоху романтизма), шел спор о том, полезны они или вредны. Их
защитники указывали, что дневник дает выход болезненным переживаниям,
помогает разобраться в своих мыслях и чувствах, сохранить память о
прожитой жизни. Противники же говорили, что дневник усугубляет
социальную изоляцию личности, поощряет ее заниматься ненужным
самокопанием, подменяет реальную жизнь воображаемой. Но как можно
спорить о функции дневников вообще, без учета потребностей их авторов?
Экспериментальная социальная психология 70 - х годов перевела изучение
проблемы на микроуровень конкретных процессов и элементов, из которых
складываются акты самоосознания, способы его стимулирования и
поведенческие результаты сосредоточения внимания субъекта на самом себе.
Как уже говорилось, среди общих психологических предпосылок "самости" и
самосознания важное значение принадлежит такому фактору, как объем и
направленность внимания. Фокус внимания занимает центральное место и в
изучении процессуальной стороны самоосознания. Поскольку деятельность
индивида всегда развертывается в каком - то объективном контексте, в
каждый данный момент времени его внимание направлено либо вовне, на
предметное содержание и ситуацию деятельности, либо вовнутрь, на самого
себя, свои мысли, чувства или мотивы. Психическое состояние, когда в
фокусе внимания субъекта находится его внутренний мир, и называется
самоосознанием в узком смысле этого слова.
Феномен этот весьма сложен. Временное состояние концентрации внимания на
себе нужно отличать от постоянной склонности интересоваться больше
собой, чем окружающим миром, составляющей устойчивую черту личности.
Кроме того, самосознание как превращение себя в объект самонаблюдения
надо отличать от чувства, которое возникает у человека, когда он
является объектом повышенного внимания со стороны других, от ощущения,
что все смотрят на тебя, думают о тебе и т. п. Гипертрофированная и
спроецированная вовне озабоченность собой и впечатлением, производимым
на других, по - английски называется selfconsciousness, что буквально
означает "самосознательность", но чаще переводится как "застенчивость".
Разграничить познавательный интерес к себе и эмоциональную озабоченность
собою очень трудно.
В зависимости от степени концентрации внимания на себе или на внешнем
мире психологи говорят о высокой или низкой степени самоосознания. Но
существует и немало" важное предметное различие: сосредоточено ли
внимание субъекта на внутренних, интимно - личных, или на внешних,
публичных, свойствах "самости". Для измерения этих качеств психологами
разработаны три специальные шкалы17. Степень личного самоосознания
отражают суждения типа: "Я много думаю о себе", "Я постоянно анализирую
свои мотивы", "Я обычно внимателен к своим внутренним чувствам" и т. п.
Публичное самоосознание выявляется в суждениях типа: "Меня волнует, как
я преподношу себя другим", "Мне важно, как я выгляжу", "Я озабочен тем,
что думают обо мне другие" и т.д. Степень социальной тревожности,
показывающая зависимость самоосознания от внешних условий, измеряется
суждениями типа: "Мне трудно работать, когда кто - нибудь смотрит на
меня", "Я легко смущаюсь", "Мне трудно выступать публично" и т. п.
Как же влияют эти качества на образ "Я" и социальное поведение личности?
Теория Ш. Дюваля и Р. А. Уикланда18 исходит из того, что самоосознание
активизируют все внешние факторы, привлекающие внимание индивида к себе,
- зеркала, кино и фотокамеры, магнитофонные записи собственного голоса,
наличие зрителей и т. п., хотя степень их влияния индивидуальна. Высокое
самоосознание, в свою очередь, побуждает личность больше думать о себе.
К этому приводит также осознание внутренних противоречий "Я". Если
человек не оправдывает своих ожиданий, совершает действия, несовместимые
с его идеалом и моральным кодексом, появляется внутреннее противоречие,
раздвоение "образа Я", которое будет ощущаться тем сильнее, чем оно
отчетливее и чем выше уровень самоосозйания личности. Когда внутреннего
противоречия, расхождения идеала и поведения у личности нет,
самоосознание и самоанализ не вызывают у нее эмоционального дискомфорта.
Но если такой конфликт налицо, картина меняется. Обнаружив в себе
противоречие, индивид начинает испытывать дискомфорт, который он может
устранить двумя путями: переключить внимание, думать не о себе, а о чем
- то другом либо разобраться в существе конфликта, чтобы уменьшить его
или привести собственное поведение в соответствие со своими ценностными
ориентациями. Следовательно, самоосознание - важный положительный фактор
самоконтроля, сохранения своего поведения в принятых индивидом
нормативных рамках, а люди, избегающие рефлексии и размышлений о себе,
больше других склонны к антинормативным поступкам.
Многочисленные экспериментальные исследования, в общем, подтвердили эти
гипотезы. Люди с более высоким уровнем самоосознания точнее описывают
свои противоречивые внутренние состояния и соответственно лучше
контролируют свое поведение, приводя его в соответствие с такими
ценностями, как достижение поставленной цели, честность, помощь другим
людям, соблюдение социальных норм и т.д. Напротив, деиндивидуализация,
способствующая девиантному (отклоняющемуся от принятых норм) поведению,
обычно сопровождается снижением уровня самоосознания и самоконтроля.
Велика роль рефлексии и в деле самовоспитания. Здесь налицо
трехступенчатый процесс. Сначала индивид должен стать наблюдателем своих
мыслей, чувств и поступков, то есть интенсифицировать самоосознание. Это
помогает ему заметить противоречивость, взаимную несовместимость
некоторых своих мыслей, поступков и принципов, что, в свою очередь,
активизирует его внутренний диалог, превращая самопознание в
самовоспитание, в сознательное формирование и закрепление новых,
желательных элементов поведения.
Но и здесь проблема обнаружила свою неоднозначность: важен не только
уровень самоосознания, а и его объект, то есть направлено ли оно
преимущественно на внутренние или публичные аспекты "самости". Когда
внимание индивида привлечено к публичным аспектам "Я", это действительно
повышает вероятность "социально - нормативного", "правильного"
поведения, однако люди, сильно озабоченные впечатлением, производимым на
других, часто весьма внушаемы, несамостоятельны, конформны. Напротив,
повышенный интерес к внутренним, личным аспектам "Я", делая личность
менее чувствительной к мнению окружающих, не только не помогает
социальному контролю, но в некоторых случаях способствует снижению
социальной активности. В зависимости от озабоченности человека
"публичными" или "внутренними" сторонами "Я" одни и те же стимулы
(зеркала, кинокамеры и т. и.) оказывают неодинаковое воз действие.
Иначе говоря, самопознание, предполагающее превращение собственного "Я"
в объект, - только один из элементов более сложного и емкого процесса
самоосознания, уровни и направленность которого тесно связаны с
глубинными свойствами личности и спецификой ее жизненных ситуаций.
Отсюда - ряд психологических парадоксов, например полученная в
экспериментах ленинградского психолога В. С. Магуна обратная зависимость
между тестовыми оценками интеллекта, отражающими уровень объективного по
знания индивидом окружающей действительности, и адекватностью его
суждений о самом себе и своих близких19. Казалось бы, чем выше
интеллект, тем объективнее должны быть самооценки. Фактически же
последние сильно зависят от коммуникативных черт характера, ценностных
ориентаций, эмоционального мира личности20. Отношение человека к себе
никогда не бывает и не может быть вполне однозначным. И это необходимо
учитывать при изучении проблемы единства и "подлинности" "Я".
Вопрос "Кто я?" включает в себя вопрос "Что я знаю и могу узнать о
себе?", но не сводится к нему. Задавая его, человек имеет в виду не
просто набор данных ему эмпирических свойств, а каково его жизненное
предназначение, чем его истинное "Я" отличается от бесчисленных
видимостей и кажимостей и как он может реализовать себя. Это вопрос не
столько гносеологический, сколько этический, и ответить на него может
только сам субъект. Но чтобы сделать это осмысленно, ему придется
предварительно узнать и освоить множество философско - социологических и
социально - психологических проблем.
Оглавление
Индекс
www.pseudology.org
|
|