Издательство ACT – Олимп, М., 2003. ISBN 5-17-015194-2, 5-8195-0836-Х Игорь Семёнович Кон Лунный свет на заре Часть 2. 2-6. Вдвойне невидимые …Я перевернула страницу и прочла… Простите, что я так внезапно прерываюсь. Нет ли здесь мужчин? … Вы можете заверить меня, что мы все здесь - женщины? Тогда я могу сказать вам, что слова, на которых я остановилась, были: “Хлое нравилась Оливия…” Не вздрагивайте. Не краснейте. Давайте допустим в своем узком кругу, что такие вещи иногда случаются. Иногда женщинам нравятся женщины. Вирджиния Вулф В отличие от мужской однополой любви, лесбиянство не столько каралось, сколько замалчивалось. “Гомосексуальная практика между мужчинами считалась опасной и подрывной, поэтому её поставили вне закона. Лесбиянство касалось женщин, а все, связанное с женщинами, подразумевало идеологию различия, которое обычно трактовалось как неполноценность. Так что если женщины как таковые не имели реального значения, то лесбиянки и их образ жизни и подавно не имели значения” (Reynolds, 1994, p. XIV). Любовь между женщинами в восприятии мужчин Христианские богословы вспоминали женскую однополую любовь гораздо реже и наказывали мягче, чем мужскую. Судебных процессов над женщинами по обвинению в содомии тоже было меньше. Да и либертины XVI -XVIII вв. не принимали лесбиянство всерьез. В знаменитом сборнике эротических рассказов, которые Пьер де Бурдей, сеньор де Брантом, сочинил на досуге в конце XVI в., есть несколько пикантных историй о сексуальных связях между женщинам (такие рассказы и рисунки очень возбуждают мужчин), но все они трактовались как временная замена или подготовка к “настоящему” сексу с мужчиной. Мужское самомнение, фаллоцентризм и ходячее представление о женской асексуальности в какой-то степени спасали женщин, предпочитавших женскую любовь мужской, от грубых преследований. Пока женщина не принимала взятую на себя мужскую сексуальную роль слишком серьезно, не выставляла её на показ и не претендовала на мужские социальные привилегии, мужчины только посмеивались и подчас даже восхищались "мужественными женщинами", как греческие воины побежденными ими амазонками. Donna con donna - безопасная экзотическая игра, развлечение, в котором нет ни члена, ни пенетрации, ни возможности зачатия. Если для мужчин-гомосексуалов главной опасностью было засветиться, обнаружить себя, то лесбиянки страдали прежде всего от своей невидимости. (Faderman, 1981; Faderman, 1991) В поэме Ариосто "Неистовый Роланд" Фьордиспина влюбляется в переодетую мужчиной Брадаманту, но в постели её постигает горькое разочарование, обе женщины не знают, что делать. Зато как только женщина становится конкурентом мужчины, хотя бы в постели - ей нет прощения. Старшая женщина, обычно грубая и мужеподобная, которая соблазняет молодых невинных девушек, всегда описывается резко отрицательно. Такая сцена есть в “Памеле" Ричардсона. Шодерло де Лакло в "Опасных связях" описывает преступную страсть коварной маркизы де Мертей к юной Сесиль де Воланж. В "Фанни Хилл" опытная проститутка целует и ласкает неопытную Фанни, которая сначала не понимает, что это значит. Мрачный образ матери-игуменьи, которая принуждает к сожительству невинных девушек, нарисовал в своей "Монахине" Дени Дидро; кроме идейного антиклерикализма философа, здесь проявились и его личные чувства - Дидро болезненно ревновал свою любовницу Софи Воллан к её сестре. Будораживший мужское эротическое воображение образ лесбиянки как темной, таинственной, красивой и извращенной женшины-вамп, которая сознательно нарушает все социальные правила, занимает важное место в европейской литературе и искусстве XIX века. Героиня повести "Фраголетта" Анри Латуша (1829), красивая молодая женщина, притворившись собственным братом-близнецом, соблазняет другую женщину. Теофиль Готье в "Мадмуазель де Мопен" (1835), желая эпатировать буржуа и дистанцироваться от антисексуальной морали, создал необычный образ мужеподобной женщины, носящей мужскую одежду и испытывающей отвращение к мужчинам. Если Готье смаковал пикантный сюжет как вуайер, то у Бальзака в "Златоокой девушке" (1835) - цель обратная: через описание лесбийских отношений показать моральную деградацию общества. Андрогинная маркиза де Сен-Реаль покупает 12-летнюю девочку Пакиту, делает с ней все, что хочет, а узнав, что Пакита изменяет ей с мужчиной, убивает её. Хотя в отношениях маркизы и Пакиты нет ничего, кроме агрессивного и болезненного секса, Бальзак явно наслаждается сценой женской сексуальной оргии. В посвященной Теофилю Готье стихотворной книге Шарля Бодлера "Цветы зла" (1857) (первоначально он хотел назвать её "лесбиянки") есть несколько откровенных стихотворений, в которых сочувствие к неисполнимости лесбийских желаний переплетается с осуждением их “демонизма” (по приговору суда, эти стихи были изъяты из сборника). В стихотворении “Лесбос” любовь женщин друг к другу описывается в язычески-богоборческих тонах. В “Окаянных женщинах” поэт перечисляет разные типы лесбиянок, от монахинь до вакханок, но их любовь кажется ему заведомо обреченной (Бодлер, 1970, с. 189) : Вас, дев и дьяволиц, страдалиц и чудовищ, Люблю вас, нашу явь презревшие умы! Вы в бесконечности взыскуете сокровищ, Вы, богомолицы, и вы, исчадья тьмы! То плачете, а то кричите в исступленье, О, сестры бедные! Душа за вас скорбит, За муки хмурые, за боль неутоленья, За сердце, где любовь, как пепел в урнах, спит. (пер. С. Петрова) В произведениях Эмиля Золя (“Нана”, 1881), Ги де Мопассана (“Любовница Поля”, 1881) и Альфонса Доде (“Сапфо”, 1884) лесбиянство однозначно отождествляется с проституцией. Другой распространенный образ лесбиянки в литературе XIX века - преследующая невинных девушек женщина-вампир. Эти мотивы звучат не только в пародийно-сатирических произведениях, но и в знаменитых "Песнях Билитис", которые французский писатель Пьер Луи опубликовал в 1894 г. как якобы перевод стихов древнегреческой поэтессы. Литературная подделка имела большой успех и была воспринята как подлинный гимн лесбийской любви ( в 1955 г. американская лесбийская организация даже приняла имя "Дочери Билитис"). Негативные образы лесбиянок не были ни карикатурой, ни простым продуктом мужского сексуального воображения. Они только гипертрофировали и абсолютизировали внешние, бросающиеся в глаза свойства непонятного явления. В сексологии происходило то же самое. Поскольку главным признаком трибадизма считалась вирилизация, наибольшее внимание ученых привлекали мужеподобные, большие женщины с волосатыми ногами, грубыми манерами и низким голосом. Соответственно формируются несколько разных типов “необычных” женщин. Первый образ, фиксирующий внимание на сексуально-анатомических признаках, это женщины-гермафродитки, с более или менее выраженной генитальной патологией. Немецкий ученый Фридрих Карл Форберг в своем учебнике классической эротологии (1824) писал, что трибады - это женщины с необычайно большим клитором, который они могут употреблять как мужской член. лесбиянки и транссексуалки Значительно чаще встречался и изображался в XVIII в. тип женщин, которые более или менее успешно выдавали себя за мужчин, переодевались в мужскую одежду и усваивали мужские профессии, вплоть до воинских. Если “инверсия” ограничивалась гендерными ролями, не распространяясь на сексуальность ( то-есть женщина вела себя по-мужски, но не показывала сексуального влечения к женщинам), такая женщина могла, хоть и не без труда, сохранить респектабельность и даже стать живой легендой, как Жанна д’Арк или русская кавалерист-девица Надежда Дурова (1783-1866). Если верить рассказам Надежды Андреевны, которая сознательно выстраивала собственную биографию, её мать хотела сына, а в дочери была разочарована и не любила её. Воспитывал девочку отец, с которым у неё были очень теплые отношения. Её главные чувства - “любовь к отцу и отвращение к своему полу” и желание “выйти из сферы, предназначенной природою и обычаями женскому полу”. ( Дурова, 1988, с. 34). С раннего детства Надя была физически сильной и вела себя по-мальчишески: скакала верхом, плавала, лазала по деревьям и по крышам, стреляла из лука. Никаких женских интересов у неё не было. В 1801 г. 18-летнюю девушку выдали замуж и у неё родился сын Иван, однако никаких подробностей о браке неизвестно, сама она ни в автобиографии, ни в записках о нем не упоминает. Очевидно, он оказался неудачным. В 1806 г., переодевшись в мужской костюм, Дурова прибилась к казачьему полку, а затем перевелась в регулярную часть. Воинские подвиги “корнета Александрова” получили всеобщее признание. Дослужившись до штабс-ротмистра, Дурова по настоянию отца (по её словам) вышла в отставку и вскоре начала блестящую литературную карьеры, получив одобрение самого Пушкина. Однако “нормальной женщиной” она не стала, ходила в мужской одежде, писала о себе в мужском роде и носила имя Александра Андреевича Александрова. Личная и светская жизнь её не сложилась: сначала дамы её охотно приглашали, но скорее как диковинку, а затем начинали смотреть косо и враждебно. Да и самой ей было с ними скучно. После нескольких неудачных опытов, Дурова уехала к себе в Елабугу и жила там крайне уединенно. О своей личной жизни она ничего не рассказывает. Если бы мы знали её биографию лучше, мы, вероятно, обнаружили бы в ней трансгендерную трагедию. Еще труднее приходилось тем трансгендерным и гомосексуальным женщинам, которые пытались реализоваться сексуально. Такие женщины существовали всегда.   В XVIII в. английский писатель Генри Филдинг писал о некоей Мэри Гамильтон, занимавшейся сексом с женщинами при помощи дилдо. По мнению Филдинга, это было не врожденное уродство или результат детской психологической травмы, а разврат, следствие дурного примера и покушение на мужские права. В Англии XVIII в. было несколько скандалов с “женшинами-мужьями”, вступавшими в брак в мужском обличьи. Интересно, что их жены не жаловались, хотя понимали, что имеют дело с женщинами. Некий Джон Чайви прожил в браке 20 лет и его / её пол обнаружился только после его / её смерти. Были даже брачные аферистки, женившиеся на нескольких женщинах (Bullough and Bullough, 1993, pp.94-201) Способы символизации женской любви Пока они имели дело преимущественно с транссексуалками или проститутками, сексологи невольно патологизировали женскую однополую любовь и видели в лесбиянках просто “недоделанных” мужчин. Крафт-Эбинг приписывал всем лесбиянкам мужской склад ума и характер. Блох связывал развитие гомосексуальности у женщин с отвращением к мужчинам, которому способствуют проституция и женское освободительное движение(!). Ломброзо утверждал, что лесбиянки - прирожденные преступницы и проститутки. Известный русский акушер-гинеколог И.М. Тарновский, изучавший, в отличие от судебных психиатров, “нормальных” женщин, принадлежавших к его собственному кругу, пришел к совершенно другим выводам (Тарновский, 1895). Хотя, подобно большинству тогдашних медиков, Тарновский считал лесбиянство "болезненным и патологическим", он избегает морализирования, пользуется нейтральными терминами "гомосексуальность" и "гетеросексуальность", которые были в литературе того периода крайне редкими, и считает, что любовь между женщинами далеко не всегда патологична. Многие обследованные им женщины были во всех отношениях нормальны. Их странное и противоестественное, с точки зрения обычных людей, сексуальное влечение, для них самих совершенно естественно и не только не причиняет им вреда, но и удовлетворяет их физиологические потребности. Их сексуальная жизнь развивается так же, как жизнь нормальных людей, с той только разницей, что объектом их влечений являются не мужчины, а женщины. Тарновский подчеркивал, что лесбийская любовь распространена гораздо чаще, чем принято думать; что "активный" тип лесбиянок, резко отличающийся от привычных норм женственности, встречается реже "пассивного"; что некоторые жены оставляют своих мужей ради подруг не потому, что они всю жизнь несли в себе зародыш патологии, а потому, что они были несчастны в своей супружеской жизни; что проститутки, "как всем известно", занимаются любовью друг с другом не потому, что такова их сексуальность, а потому что их работа вызывает у них отвращение к мужчинам; что даже самые маскулинизированные лесбиянки анатомически не отличаются от других женщин (Тарновский ни у одной из них не видел увеличенного клитора, который многие тогдашние медики считали характерным признаком "активных" лесбиянок). Однако взгляды И. М. Тарновского в конце XIX в. разделяли немногие, и женщине с необычными сексуальными желаниями, если она не хотела быть преследуемой, нужно было скрываться. Самым доступным и безболезненным способом этого было представить её в виде романтической дружбы, не имеющей эротической подоплеки. Учитывая диффузность женского эротизма, это было несложно. Различалось три главных типа такой дружбы: 1) между девочками - подростками, которые, подобно мальчикам, нуждались в родственных душах, 2) между старые девами, которым дружба компенсировала отсутствие других эмоциональных привязанностей, и 3) между замужними женщинами из высших и средних классов, которым в условиях жесткой гендерной иерархии в семье было не с кем поговорить по душам. По словам Лилиан Фэдерман, "эти романтические дружбы были любовными отношениями во всех смыслах, за исключением разве что генитального… Они могли целовать, ласкать друг друга, спать вместе, выказывать чувства всеобъемлющей любви и клясться в вечной верности друг другу, и тем не менее не видеть в этих страстях ничего, кроме душевных излияний" (Faderman, 1981, p.16). Хотя многие философы, например, Монтень, считали женщин неспособными к глубокой дружбе, общество относилось к женской дружбе уважительно, не видя в ней ничего сексуального и не воспринимая её как угрозу мужской власти, даже если “чистота” таких отношений вызывала сомнения. Излияния взаимной любви, нежности и даже страсти никого не смущали, списываясь на женскую сентиментальность. XVIII век создал форменный культ женской романтической дружбы, отражавшийся в интимных дневниках, переписке и художественной литературе. Сейчас эти отношения часто расцениваются как лесбийские, но эти атрибуции еще более предположительны, чем оценки мужских взаимоотношений. Исторический пример таких отношений - интимная дружба английской королевы Анны и Сары Черчилль, герцогини Мальборо. Они дружили с детства, а чтобы избавиться от придворного этикета, в переписке пользовались псевдонимами: Анна именовалась миссис Морли, а Сара - миссис Фримэн. После вступления Анны на престол, Сара Черчилль приобрела огромное политическое влияние, завершившееся бурной ссорой двух женщин, которую современники связывали с увлечением королевы юной Абигайл Мэшем (этот исторический эпизод описан в пьесе Скриба "Стакан воды"). Много примеров нежной и, возможно, эротической дружбы дают биографии известных женщин-писательниц XVII-XIX веков (Кэтрин Филипс, Энн Сьюард, Эмили Дикинсон, Кристины Россетти, Сары Джуитт и др.) В некоторых случаях любящие женщины даже поселялись вместе. "Леди из Лланголлена" Самый знаменитый пример таких отношений, которому посвящено несколько романов, - жизнь так называемых "леди из Лланголлена", Элинор Батлер (1739-1829) и Сары Понсонби (1755-1831) (Mavor, 1971). Воспитанная во французском монастыре дочь знатной ирландской семьи Элинор Батлер отказалась думать о браке и целиком погрузилась в книги. В 1768 г. 29-летняя Элинор познакомилась с 13-летней Сарой и их сразу же связала "особенная дружба". Десять лет спустя, переодевшись в мужское платье, подруги сбежали из дома. Их догнали, вернули и решили поместить Элинор в монастырь, а Сару принудить к замужеству. Но девушки не смирились с давлением своих семей и после того, как Сара пригрозила разоблачить сексуальные приставания своего опекуна, от них отступились. Девушки вместе поселились в Уэльсе и прожили долгую счастливую жизнь. Официально никто не считал их отношения сексуальными, Англия ими восхищалась, Уордсворт и Саути посвящали им стихи и даже знаменитая ханжа, сплетница и гомофобка миссис Срейл, прославившаяся тем, что отравила жизнь многим достойным современникам, в данном случае держала свои подозрения при себе и писала им (и о них) теплые письма. Вполне возможно, что их дружба-любовь и вправду оставалась платонической. Правда, Анна Листер, имевшая собственный осознанный гомосексуальный опыт, посетив Лланголен в 1822 г., в этом усомнилась: “Прости мне, Боже, но я всматриваюсь в себя и сомневаюсь”. Но не все ли нам равно? Помогало лесбиянкам и сексологическое невежество общества, в частности - викторианское представление об асексуальности женщин. До нас дошел замечательный в этом смысле судебный процесс (Faderman, 1983). В 1810 г. в Эдинбурге знатная леди Камминг Гордон неожиданно забрала из частной женской школы свою незаконнорожденную внучку Джейн и посоветовала другим родителям сделать то же самое, мотивируя это соображениями нравственного порядка. Остальные родители последовали примеру леди Гордон, и содержавшие школу молодые учительницы Джейн Пайри и Марианна Вудс разорились. Причиной скандала была жалоба юной Джейн Гордон, что ночью учительницы забирались в одну постель и явно занимались сексом в присутствии спавшей рядом ученицы. Чтобы спасти свое доброе имя и получить материальную компенсацию за понесенный ущерб, учительницы подали в суд. Судейские протоколы достаточно красноречивы. Девочка рассказала, что мисс Вудс забиралась в постель к подруге, ложилась на неё и они обменивались явно эротическими репликами. Но судьи не могли поверить столь чудовищному обвинению, приписали жалобы болезненному воображению ученицы, и, несмотря на свои классовые симпатии к леди Гордон, стали на сторону учительниц, присудив знатную леди заплатить солидную компенсацию. После многолетнего разбирательства, в 1819 г. Палата Лордов решила, что порядочные девушки просто не могли этого делать. Как сказал один из судей, “ ни одного такого случая неизвестно ни в Шотландии, ни в Британии… Я считаю, что такое преступление не существует… Совокупление без пенетрации … равносильно обвинению в изнасиловании посредством болтовни”. Этот судебный прецедент еще долго охранял женщин от “грязных подозрений”. Когда в 1921 году через парламент пытались протащить закон против лесбиянства, видный деятель британской юстиции лорд Дезарт заявил: “Вы собираетесь сказать всему миру, что существует такое преступление, и привлечь к нему внимание женщин, которые никогда не слышали, никогда не думали и никогда не воображали ничего подобного? Я думаю, это очень вредно” (Weeks, 1981, p.105). Законопроект отклонили. Женские школы Как и в случае с мальчиками, рассадниками однополой любви были монастыри и возникшие в XIX в. женские школы-интернаты. Дисциплина в женских школах была такой же строгой, как и в мужских, но тут не было мальчишеской бузы и автономии. Жесткая диктатура властных старых дев-директрис и абсолютное замалчивание всех вопросов пола (даже в 1920-х менструации в английских школах не упоминались) благоприятствовали массовым влюбленностям девочек в учительниц и соучениц. Учителя и теоретики педагогики, как водится, ничего в этом не понимали. Как пишет Марта Вайсайнус, "в середине XIX в. учителя-мужчины, по-видимому, зациклились на страхе перед мастурбацией своих мальчиков, преуменьшая сильный духовный элемент их влюбленностей. Учительницы делали прямо противоположное, преувеличивая духовные свойства и пренебрегая сексуальными" (Vicinus, 1989, p. 226). Хотя сексологи, особенно Хэвлок Эллис, указывали на эту ошибку, школьные повести продолжали закрывать глаза на латентный и даже явный гомоэротизм девичьих привязанностей, без труда улавливаемый современным читателем. Едва ли не первое откровенное описание лесбийских отношений в женской школе - вызвавший публичный скандал автобиографический роман знаменитой французской бисексуальной писательницы Колетт (1873-1954) “Клодина в школе” (1900).   В России эти чувства и отношения хорошо, но без расшифровки, описаны в романах Лидии Чарской. Интересна разница мужских и женских школьных повестей. Хотя однополая любовь представлена и там, и тут, в мужских повестях больше явной сексуальности, которая в женских повестях тщательно скрыта или сублимирована. Кроме того, в мужских повестях чаще говорится об отношениях между старшими и младшими мальчиками, учителя фигурируют гораздо реже и скорее в роли совратителей или принудительных партнеров, чем в качестве объектов романтической влюбленности. В девичьих школьных повестях чаще речь идет о любви между ученицами и учительницами, хотя отношения между школьницами также присутствуют. По мере либерализации нравов, чувственный аспект этих привязанностей стал осознаваться раньше и описываться прямее (например, в произведениях современной английской писательницы Мюриэл Спарк). Независимые женщины и старые девы Поскольку слово “лесбиянка” ассоциировалось исключительно с сексом и проституцией, ни одна порядочная женщина не могла применить его к себе. Чувственная сторона женской однополой любви оставалась неназываемой и обозначалась исключительно эвфемизмами. Не было слов и для обозначения соответствующего стиля жизни. Чтобы получить право любить тех, кого ей хочется, женщина должна была предварительно освободиться от мужской опеки. Для этого было две социальные идентичности - старая дева и независимая женщина (Franzer, 1996) Категория старой девы, унаследованная от доиндустриальной эпохи и имеющее оскорбительно-уничижительный оттенок, означает женщину, которая не может или не хочет найти себе супруга, отказывается от мужской любви и продолжения рода, находя утешение в чем-то другом, предположительно несексуальным. Поскольку этот статус в большинстве случаев был и считался вынужденным, он не представлял угрозы ни для мужской власти, ни для гендерной стратификации и в то же время давал женщине моральное право на компенсаторные эмоциональные привязанности к другим женщинам, по её собственному выбору. Статус “независимой женщины”, возникший в процессе социально-экономической эмансипации женщин, гораздо сложнее. В отличие от старой девы, независимая женщина имеет возможность самостоятельного выбора, располагает собственными средствами, получает образование и предпочитает трудовую деятельность семейным обязанностям. Хотя отвергнутые такими женщинами мужчины могут, спасая собственное самолюбие, называть их “синими чулками”, они вынуждены с ними считаться. Новая, не связанная с гендерной стратификацией, социальная идентичность позволяет независимым женщинам более свободно определять и свою сексуальную идентичность, стиль жизни и эротические предпочтения. Иными словами, социальная независимость была необходимой предпосылкой сексуальной свободы. Образованные, материально независимые, асексуальные или гомосексуальные женщины могут не вступать в брак, а жить самостоятельно или совместно с другими женщинами. В конце XIX в. в США возник так называемый "бостонский брак" - долгосрочные моногамные отношения двух незамужних и независимых женщин. Генри Джеймс сочувственно описал его в романе "Бостонцы" (1885). Сексуальная сторона таких союзов обычно обходилась молчанием, - одни считали говорить об этом неприличным, а другие искренне ничего не понимали. Важную роль в освободительном процессе и становлении нового женского самосознания сыграли писательницы-лесбиянки. Рэдклифф Холл Маргерита Рэдклифф Холл (1880-1943) родилась в семье богатого английского врача, оставившего семью через несколько месяцев после рождения дочери. Сильная мужеподобная девочка с раннего детства обожала мужские занятия, увлекалась молодыми женщинами и предпочитала называть себя Джоном. Унаследовав от деда огромное состояние, Холл вела самостоятельный образ жизни, подолгу жила во Франции и в Италии. Окончательно сформировал 27 летнюю “Джон” роман с 50-летней светской львицей Мейбл Вероникой Бэттен, с которой они жили вместе несколько лет и которая отшлифовала её литературные вкусы и сделала серьезной писательницей. Сначала Холл писала стихи, в которых достаточно ясно звучали лесбийские мотивы, затем переключилась на прозу. В повести “Незажженная лампа” (1924) рассказывается о любви между двумя женщинами, прекратившейся, потому что одной из них не хватило смелости оставить материнский дом и начать собственную жизнь. При желании, читатель мог счесть эти отношения романтической дружбой. В 1915 г. Холл встретила художницу, жену контр-адмирала, Юну Троубридж и между ними завязался страстный роман. Для леди Бэттен это было тяжелым ударом, вскоре она умерла от сердечного приступа. Холл мучительно переживала свою невольную измену, пыталась порвать с Юной, но из этого ничего не вышло. Юна оставила мужа, и они прожили вместе до самой смерти Холл. Юна помогала Холл в работе. Во время спиритического сеанса они вызывали дух покойной Бэттен, прося у неё прощения. В 1934 54-летняя Холл страстно влюбилась в очень женственную эмигрантку из России Евгению Сулину, которая стала её любовницей. "Джон" писала ей страстные и глубокие любовные письма , помогала материально, но продолжала жить с верной Юной. В терминах современной сексологии, героиня главного произведения Рэдклифф Холл, романа “Колодезь одиночества” (1928), Стивен Гордон, больше похожа на транссексуалку , чем на лесбиянку. По форме, “Колодезь одиночества” - классический роман воспитания, описывающий формирование и развитие личности героя. Но главное свойство этого героя или героини - необычная и проблематичная гендерная и сексуальная идентичность. Родители Стивен Гордон хотели иметь сына, и энергичные движения ребенка в утробе матери, казалось, подтверждали их ожидания. Появление девочки было для них разочарованием. Не желая расстаться с своими ожиданиями, они дали девочке мужское имя “Стивен”, а её главным наставником стал отец. Семилетняя Стивен одевается, как мальчик, пренебрегает куклами и платьями, страстно влюбляется в юную горничную Коллинз, категорически заявляет: “Я мальчик” ; когда Стивен видит, как Коллинз лапает лакей, с ней случается истерика. С возрастам её маскулинность усугубляется. В 17 лет “она не имела с другими девочками ничего общего, а они, в свою очередь, находили её неприятной. В отношении некоторых вещей она была застенчива до чопорности и обычно краснела, если их упоминали” (Hall, 1990, p.75-76) С мужчинами ей легче, она общается с ними на равных, но их раздражают её ум и независимость. Соседям она кажется странной и вызывает сплетни: что-то в ней явно не так! В 18 лет в жизни Стивен появляется молодой человек Мартин, с которым у неё устанавливается нежная дружба, но как только он объясняется в любви, Стивен охватывают ужас и отвращение; Мартин уезжает, так и не поняв, в чем дело. Образованный отец начинает догадываться, но сама Стивен ничего о себе не знает, а отец погибает, не успев ей что-либо объяснить. Стивен страстно влюбляется в легкомысленную молодую замужнюю женщину Анджелу Кросби: “ Я знаю, что люблю вас, и что ничто больше в мире не имеет значения” (Там же, с. 145) Но Анджела просто забавляется с ней, а затем, испугавшись разоблачения, выдает тайну своему мужу, который все сообщает матери Стивен. После скандала, Стивен уезжает в Париж и погружается в мучительные раздумья о себе: “Почему я то, что я есмь, и что я такое?”( там же, с. 152) Стивен становится писательницей, живет одна, ни с кем не общаясь. С началом войны, она идет на фронт, где ценят её мужество и решительность, она получает орден, потом влюбляется в юную Мэри, которая отвечает ей взаимностью. Стивен берет девушку к себе, но долго не решается сойтись с ней физически, на чем настаивает Мэри, боясь причинить Мэри страдания. В воображаемом разговоре Мэри говорит ей: “’Почему мир преследует нас, Стивен?’ И я отвечу: ‘Потому что в этом мире существует терпимость только к так называемым нормальным’. И когда ты придешь ко мне за покровительством, я скажу: ‘Я не могу защитить тебя, Мэри, мир лишил меня этого права, я совершенно бессильна, я могу только любить тебя’” (Там же, с. 311) Любовь Мэри разбивает эти сомнения. “Когда Стивен держала девушку в объятиях, она чувствовала, что она для Мэри - все: отец, мать, друг и любовник, все сразу, а Мэри означает все для неё - ребенка, друга, возлюбленную, все в одном лице” (там же, с 314). Но Мэри трудно жить в изоляции. Ей нужно общение, а тут неизбежно возникают травмы и оскорбления. Одна леди пригласила их в гости, а затем отказала. Изгои общества, они могут общаться лишь с себе подобными. Появляется старый друг Стивен Мартин, теперь он все понимает, но сам влюбляется в Мэри, которая отвечает ему взаимностью, но не хочет бросать любимую подругу. Мартин убеждает Стивен, что Мэри - не такая, как она сама. “Можешь ты понять, что она нуждается во множестве вещей, которых ты не в состоянии ей дать? Детей, покровительство, друзей, которых она сможет уважать и которые будут уважать её?" (Там же, с. 425) И Стивен жертвует собой: сделав вид, что у неё роман с другой женщиной, она вынуждает Мэри уйти с Мартином. “Колодезь одиночества” - не столько автобиография, сколько художественная иллюстрация образа сексуальной инверсии, почерпнутого Холл из тогдашней сексологии. Цель книги - вызвать сочувствие, показать людям, что “инвертированные” не могут жить иначе и тем не менее являются психологически абсолютно нормальными. Холл показывает, что хотя инверсия её героини - врожденная, ни в её родословной, ни в ней самой нет ничего психопатологического или аморального. Наоборот, она сочетает в себе лучшие свойства обоих полов. По просьбе Холл, Хэвлок Эллис написал предисловие к её книге, подтвердив “правильность” её идей. В книге нет сексуальных описаний, но в 1934 г. “Колодезь одиночества” был запрещен в Англии как непристойная книга. Когда, по требованию Холл, прокурор прочел вслух самое “непристойное” место книги, им оказалась фраза: “И этой ночью они были неразделимы”. В защиту книги готовы были выступить 40 свидетелей, включая Э.М. Форстера и Вирджинию Вулф, но суд никого из них не выслушал (Gilmore, 1994). Хотя “Колодезь” был запрещен в Англии до 1959 г., это не помешало ему быть изданным во Франции и в США и иметь огромный читательский успех. В первый же год было продано свыше 10 тысяч экземпляров романа, ко времени смерти Холл он был переведен на 14 языков и ежегодно продавалось по 100 тысяч копий. Аристократически-благородный образ Стивен Гордон стал образцом для подражания тысячам лесбиянок и транссексуалок во всем мире. В этой книге они впервые увидели собственный образ не карикатурным и осудительным, а положительным, красивым и сочувственным. Этот освободительный эффект продолжался несколько поколений, но с течением времени все яснее становилась и его социальная неоднозначность. Известная канадская писательница-лесбиянка Джейн Рюл (родилась в 1931 г.) вспоминает, что она впервые прочла "Колодезь одиночества" в 15 лет: "Я ничего не знала о реальной жизни Рэдклифф Холл и очень мало - о своей собственной, но я была здорово напугана. Подобно Стивену Гордону, я была высокой, с широкими плечами и узкими бедрами, отсутствующей грудью и низким голосом. Хотя у меня были кое-какие женские интересы, большую часть своего детства я увлекалась тем же, что и мой старший брат. Я никогда не хотела быть мальчиком, но меня задевало, что высокий рост и интеллект, которые для моего брата были достоинствами, для меня оборачивались недостатками. Прочитав “Колодезь”, “ я вдруг обнаружила, что я - урод, прирожденный монстр, представитель третьего пола, которому, вероятно, придется называть себя мужским именем (телефонные операторы уже обращались ко мне - “сэр”), носить галстук-бабочку и жить в изгнании в каком-то европейском гетто”( Rule, 1982, pp. 3-4). Писательницы-лесбиянки утверждали себя не только своими произведениями, в которых многое было тщательно зашифровано, но и стилем жизни.   О своих чувствах и переживаниях им приходилось говорить исключительно намеками, изображать себя или своих возлюбленных мужчинами, или делать вид, что в женских влюбленностях нет ничего сексуального, или описывать не женскую, а мужскую однополую любовь, о которой люди все-таки знали больше. Многие самые известные романы о мужской любви написали именно бисексуальные или гомосексуальные женщины - первая женщина-писательница, избранная членом французской Академии, Маргерит Юрсенар (1903-1987), автор многочисленных исторических романов англичанка Мэри Рено (1905-1983), знаменитая американская писательница Карсон Маккаллерс (1917-67) и автор американского бестселлера о “голубых” спортсменах Патриша Нелл Уоррен (р. в 1936). Вынужденные умолчания и недомолвки заставляли писательниц вырабатывать особый литературный код, находить слова и знаки, понятные только посвященным, иногда даже избегать местоимений "он" и "она". Декодирование этих скрытых знаков и значений гораздо труднее, чем в более откровенной “мужской” литературе. Иногда их можно понять только в контексте интимной биографии автора, которая сама служит литературным текстом. Гертруда Стайн Самые знаменитые и влиятельные фигуры этого плана - Гертруда Стайн и Вирджиния Вулф. В социальном происхождении, биографиях и образе жизни этих двух женщин много общего. Гертруда Стайн (1874-1946) родилась в богатой семье еврейско-немецкого происхождения и получила превосходное образование, включая изучение психологии под руководством великого философа и психолога Уильяма Джеймса (она даже опубликовала две научные статьи в “Гарвардском психологическом обозрении”), а затем медицины в университете Джонса Хопкинса.   Однако академическая наука не заинтересовала талантливую молодую женщину и после неудачного лесбийского треугольника, который она описала в своей первой и самой откровенной, опубликованной только в 1950 г., повести Q.E.D. (Quod erat demonstandum - “что требовалось доказать”), Стайн ушла из университета и в 1903 г. поселилась с братом Лео в Париже, где они основали литературно-художественный салон и собрали потрясающую коллекцию произведений современного искусства. Их дом на улице Фрежюс надолго стал крупнейшим центром культурной жизни не только Франции, но и Европы, там бывали Хемингуэй, Пикассо и многие другие гении. В 1907 г. туда забрела и навсегда поселилась молодая американка Алиса Токлас, которая стала Гертруде Стайн не только женой, но и верным другом, секретарем, критиком. После отъезда Лео, две женщины совместно вели дела и принимали гостей. Одно из своих самых известных произведений Стайн даже назвала “Автобиографией Алисы Б. Токлас” (1933). Новаторский стиль литературных произведений и строгий художественный вкус Стайн создали ей международную известность. Подобно Рэдклифф Холл, Стайн выглядела мужеподобной, одевалась и стриглась по-мужски, водила машину и решала финансовые вопросы. Не скрывая своих любовных отношений с Токлас, она избегала говорить об этом публично (друзья и так о них знали), а в её литературных произведениях этот аспект жизни тщательно закодирован, она даже избегает употребления местоимений “он” и “она”. Эти умолчания и сдержанность, которые Стайн считала этически и эстетически правильными, требовали виртуозного владения языком. Например, в одном из наиболее “лесбийских” рассказов Стайн "Мисс Ферр и Мисс Скин" (1923) на разные лады обыгрывается, что они “gay” (это слово тогда еще не имело современного значения). “Обычные” читатели не замечали специфического подтекста Стайн, но лесбиянки понимали, о чем идет речь. Вирджиния Вулф Вирджиния Вулф ( урожденная Аделина Вирджиния Стивен) (1882-1941), дочь состоятельного лондонского литератора, рано потеряла родителей. По её собственному признанию, девочкой она подверглась грубому сексуальному покушению двух старших кузенов, и этот эпизод, а также ранняя смерть матери оказали сильное влияние на её психику (DeSalvo, 1989); депрессия периодически возвращалась, и в 1941 г. писательница покончила жизнь самоубийством. Благодаря незаурядному уму и образованности, Вирджиния стала видным членом группы Блумсбери и была особенно дружна с Форстером и Стрэчи. Равнодушная к мужчинам, она страстно влюблялась в старших женщин (одна её возлюбленная была старше её на 13, другая - на 17 лет ) , но вместе с тем считала брак обязательной социальной условностью. Её брак (1912) с Леонардом Вулфом был по-видимому, платоническим. В 1922 г. их отношения были нарушены драматическим, продолжавшимся несколько лет, романом Вирджинии с Витой Саквелл-Уэст. Хотя Вулф ясно осознавала свой гомоэротизм, она предпочитала говорить о нем не прямо, а намеками. Даже в “Миссис Дэллоуэй” (1925), который считается её самым откровенным романом, о любви женщины к женщине говорится очень сдержанно. Кларисса Дэллоуэй, жена члена парламента, готовясь к приему гостей, нечаянно погружается в воспоминания, и в них всплывает её девичья влюбленность в Салли Сетон. Она “не могла оторвать глаз от Салли”. В её “отношении к Салли была особенная чистота, цельность. К мужчинам так не относишься. Совершенно бескорыстное чувство, и оно может связывать только женщин, только едва ставших взрослыми женщин. А с её стороны было еще и желание защитить; оно шло от сознания общей судьбы, от предчувствия чего-то, что их разлучит (о замужестве говорилось всегда как о бедствии), и оттого эта рыцарственность, желание охранить, защитить, которого с её стороны было куда больше, чем у Салли”. Единственный поцелуй Салли был самым ярким переживанием в жизни Клариссы Дэллоуэй: “Будто мир перевернулся! Все исчезли: она была с Салли одна” (Вулф, 1984, с. 85, 86). Но их отношениям не суждено реализоваться, обе женщины выходят замуж за респектабельных мужчин и их чистая страсть живет только в потайных глубинах памяти. Еще более безнадежна и унизительна страсть, которую испытывает к дочери миссис Дэллоуэй Элизабет её учительница, некрасивая и бедная мисс Килман. Одно из самых известных произведений Вулф, - посвященный Вите Саквилл-Вест роман "Орландо" (1929), который один литературный критик назвал самым длинным и самым очаровательным любовным письмом в литературе. Его герой Орландо - человек, который дожил до наших дней со времен королевы Елизаветы 1. В XVIII в., когда Орландо был послом в Турции, он сменил пол с мужского на женский, сохранив тем не менее свою любовь к женщине Саше и периодически меняя свою одежду и облик с женского на мужской. Этот литературный прием позволяет Вирджинии Вулф, выступающей в роли биографа Орландо, не вступая на опасную почву “половых извращений”, любоваться прелестью как мужского, так и женского тела и описывать свою любимую Виту, как если бы та была мужчиной. Большинство писательниц-лесбиянок первой половины ХХ века были типичными мужеподобными “бучами” (в противоположность женственным “фем”). Это наложило отпечаток и на их творчество. Американская писательница Вилла Кэтер (1873-1947) в 15 лет стриглась короче большинства мальчиков, в юности её часто принимали за мальчика, в студенческой самодеятельности она играла мужские роли, любила носить мужской костюм и подписывалась "Уильям Кэтер" или "Доктор Уилл". Хотя она много лет жила с женщинами (последний такой союз продолжался больше 40 лет), в своих произведениях она обычно выводит их в мужском облике. Другая известная американская писательница Карсон Маккаллерс (1917-67) с детства не любила ничего женского, была худой и высокой, в университете вела себя как сорви голова, ходила в мужском костюме и дружила исключительно с мужчинами, особенно геями, среди них которых были Оден, Теннесси Уильямс, Трумэн Капоте и Бенджамин Бриттен. Её муж, Ривс Маккалерс, был открытым бисексуалом, их отношения были скорее товарищескими, они даже называли друг друга "братом" и "сестрой". Известны сильные увлечения Маккаллерс женщинами, а многие её рассказы посвящены мужской однополой любви (например, “Баллада о грустном кафе”). Вита Саквелл-Уэст (1982-1962) с детства одевалась и вела себя по-мальчишески, не обращала внимания на мужчин и страстно увлекалась женщинами. Бисексуальный дипломат Гарольд Николсон очаровал её своим обхождением, они поженились на началах полной взаимной свободы и дружбы и произвели на свет двоих детей. После того, как её подруга детства Вайолет Кеппель сумела в деревенском коттедже соблазнить Виту, та почувствовала себя 18 летним юношей. женщины сблизились, ходили по ресторанам, ездили в Париж, одетая в мужское платье Вита играла в этом романе роль студента Джулиана. Как писала в одном из своих писем Вайолет, “Ты или, скорее, Джулиан могла делать со мной, что угодно. Я люблю Джулиана безгранично, собственнически, страстно. Для меня он означает эмансипацию, свободу, юность, честолюбие, успех. Он мой идеал. Нет ничего, чего бы он не мог. Я его раба душой и телом” (Nicolson,1973, p. 269). Благодаря философскому отношению обоих мужей, оба брака пережили этот роман. Позже Вита имела ряд других увлечений, включая Вирджинию Вулф, которая видела в ней "настоящую женщину" (себя она такой не считала). В своих литературных произведениях писательница обычно изображает себя в образе молодого мужчины, Джулиана. Любви между женщинами посвящен только один её роман “Темный остров” (1934). Важную роль в защите и пропаганде лесбийской любви сыграла богатая американка Натали Клиффорд Барни (1876-1972), хозяйка существовавшего больше пятидесяти лет престижного парижского литературного салона, к котором бывали Андре Жид, Гертруда Стайн, Марсель Пруст, Оскар Уайльд и другие. В отличие от большинства современниц, Барни нисколько не стеснялась своих многочисленных романов с женщинами и в своих литературных произведениях, из которых наиболее известны “Мысли амазонки” (1920) и “Новые мысли амазонки” (1939) открыто защищала лесбийскую любовь Литературной соперницей Барни была американская писательница Джуна Барнз (1892-1982), которая также много лет жила в Париже и издавала влиятельный “Женский альманах”. Хотя в старости Барнз отрицала свое лесбиянство, её романы и публицистика немало способствовали популяризации и “нормализации” женской однополой любви. Таким образом, признание права женщин на однополую любовь было еще более противоречивым и медленным, чем у мужчин. Во-первых, лесбийская любовь была еще более “невидимой”, чем мужская гомосексуальность. Во-вторых, сексуальное освобождение женщин было невозможно без признания их социального равноправия. На первых этапах женского освободительного движения его идеологи, как огня, боялись того, чтобы их социальные требования не были истолкованы как оправдание и обоснование “извращенных” сексуальных наклонностей (это постоянно делали и делают противники феминизма). Желание избежать отождествления феминизма с лесбиянством побуждало многих феминисток социалистического направления всячески отмежевываться от него. А первые обретшие голос лесбиянки, принадлежавшие по своему происхождению и социальному положению к верхушке буржуазного общества, в свою очередь, боялись политического радикализма. Отстаивая право женщин на независимость и однополую любовь, некоторые писательницы-лесбиянки придерживались в остальном весьма консервативных, даже профашистских политических взглядов. Натали Барни, как и её друзья Габриэль д’Аннунцио и Эзра Паунд, открыто восхищались режимом Муссолини, а в дневниках Вирджинии Вулф звучат сильные мотивы ксенофобии и антисемитизма. Гертруда Стайн не разделяла этих настроений, видя в тоталитарных режимах опасную гипертрофию “отцовского начала”.   Однако она не видела принципиальной разницы между такими “отцами” как Муссолини, Гитлер и Сталин, с одной стороны, и “отцом Рузвельтом”, с другой, и опасалась, что борьба женщин за избирательные права может сделать их более похожими на мужчин. Более радикальные социальные идеи зазвучали среди лесбиянок в полную силу только после Второй мировой войны. Содержание   www.pseudology.org