ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ

 
      ВЕЛИО Иван Осипович (6 октября 1827 г. (по другим источникам - 6 января 1830 г.). Царское Село - 30 января 1899 г.).
      В 1880-1881 гг. - директор Департамента полиции.
      Его дед Осип-Петр де Велио (Вельго) был португальцем и занимал должность консула и "генерального комиссара его величества короля Португальского во всех портах Балтийского моря". В 1782 г. благодаря женитьбе на Софье Северин он роднится с семьей одного из придворных банкиров Петербурга, а вскоре и сам становится банкиром русского императорского двора. 14 июня 1800 г. Павел I жалует ему баронский титул с нисходящим потомством. Осип (Иосиф) Осипович Велио, сын бывшего португальского консула, выбирает не финансовую, а военную карьеру, в которой дослужился до чина генерала, участвовал в подавлении восстания декабристов и был комендантом Царского Села. От брака с Екатериной Ивановной Альбрехт у него рождается сын Иван Осипович Велио, восприемником которого при крещении был сам Николай I. Образование он получил в Александровском лицее, по окончании которого он 7 июня 1847 г. производится в титулярные советники и зачисляется на службу в Министерство иностранных дел. За выслугу лет И. О. Велио 13 августа 1851 г. производится в коллежские асессоры, а ровно через год назначается чиновником особых поручений восьмого класса при Главнокомандующем действующей армией.
      29 сентября 1853 г. он командируется к русской миссии в столице Саксонии Дрездене, где он неоднократно исправляет должности старшего секретаря и поверенного в делах. 15 марта 1854 г. И. О. Велио становится старшим секретарем миссии в Дрездене. Параллельно с этим происходит его продвижение по чиновничьей лестнице: если 7 октября 1853 г. он был пожалован в камер-юнкеры императорского двора, то 13 августа 1857 г. дипломат производится в надворные советники, а годом раньше награждается орденом Св. Станислава 2-й степени. 1 марта 1856 г. И. О. Велио переводится старшим секретарем в русскую миссию в Брюссель (Бельгия) и в тем же году получает орден Св. Анны 2-й степени и звание коллежского советника. За неоднократное заведование делами миссии в Брюсселе 30 августа 1861 г. был удостоин ордена Св. Владимира 3-й степени.
      Неизвестно, как дальше складывалась бы дипломатическая карьера И. О. Велио, однако 23 сентября 1861 г. он переводится на службу в Министерство внутренних дел и уже 24 ноября того же года назначается херсонским вице-губернатором. На этом посту он неоднократно исправлял должность самого губернатора Херсона, был утвержден в звании директора Комитета попечительного о тюрьмах. 13 августа следующего года был произведен по выслуге лет в статские советники. В декабре 1862 г. будущий директор Департамента полиции назначается исправляющим должность бессарабского гражданского губернатора, где вновь являлся вице-директором Попечительного комитета о тюрьмах. Однако и на новом месте службы И. О. Велио долго не задерживается и уже 9 августа следующего года производится в действительные статские советники и назначается градоначальником Одессы. В том же году он становится камергером императорского двора и вице-президентом Одесского тюремного комитета. Его деятельность по управлению этим крупным южным городом вызывает одобрение у начальства, и по докладу министра внутренних дел император 1 января 1865 г. назначает И. О. Велио симбирским губернатором, а 4 апреля награждает орденом Св. Станислава 1-й степени. На новом месте он опять вплотную занимается тюремными вопросами и в качестве президента Симбирского тюремного комитета на месте изучает положение рабочих арестантских рот, строящих Южную железную дорогу от Курска до Харькова, изучает способы перевозки и обеспечения продовольствием арестантов на всем пути от Москвы до Тюмени, знакомится на месте со знаменитой "Владимиркой", центральными тюрьмами Харьковской губернии, арестантскими ротами, смирительными работными домами и этапами. Параллельно, с декабря 1866 по 1868г. И. О. Велио является директором Департамента полиции исполнительной Министерства внутренних дел. От этого же министерства в феврале 1868 г. он назначается представителем в Совещательный комитет, учрежденный для рассмотрения работ Варшавской юридической комиссии о преобразовании судебной части в Царстве Польском.
      21 июня 1868 г. И. О. Велио назначается директором Почтового департамента Министерства внутренних дел и энергично берется за новую для себя сферу деятельности. Для лучшей организации почтового дела новый директор департамента лично объездил практически всю территорию Российской империи, не обходя своим вниманием даже самые отдаленные ее пункты типа Туркестана и Приамурского края. Как отмечает статс-секретарь А. А. Половцев, И. О. Велио "всегда был безукоризненно честен, добивался введения лучших порядков и преследовал злоупотребления во время управления почтовым ведомством; его упрекали лишь в некоторой грубости форм при сношениях с подчиненными".
      Для развития почтового дела новый директор сделал действительно немало: число почтовых учреждений было увеличено, созданы вспомогательные земские почты, благодаря чему на всей территории европейской части России был введен ежедневный прием и выдача корреспонденции, в то время как при его предшественниках это делалось лишь два раза в неделю. Почтовая сеть в Средней Азии и Восточной Сибири была налажена и преобразована, в практику повсеместно были введены открытые письма, заказные и ценные пакеты, а также доставка корреспонденции на дом во всех местах, где существовали почтовые отделения (раньше подобная услуга практиковалась лишь в обеих столицах, Кавказе и Казани). В 1868-1874 гг. перевозка почты была открыта на 35 железнодорожных линиях.
      Поскольку для развития почтового сообщения в масштабах всей планеты приходилось участвовать в различных двусторонних и многосторонних международных переговорах, то новому директору Почтового департамента очень пригодился его прежний дипломатический опыт. В январе 1870 г. он в качестве второго уполномоченного представляет интересы Российской империи при заключении почтовых конвенций с правительствами Бельгии, Великобритании, Дании, Италии, Нидерландов, Франции, Швейцарии и Соединенных Штатов Северной Америки; 31 декабря следующего года он отправляется в служебную командировку по столицам Западной Европы и, по соглашению с местными почтовыми начальствами, подписал проект дополнительной конвенции с Пруссией и Австро-Венгерской империей, новых почтовых конвенций с Нидерландами, Бельгией, Швейцарией и Италией, а также заключил окончательные условия новой конвенции с Францией. В 1874 г. И. О. Велио в качестве уполномоченного от нашего Государства участвовал в обсуждении, заключении и подписании Почтового договора в Берне, благодаря чему Россия примкнула к Всемирному почтовому союзу. Четыре года спустя в качестве первого уполномоченного он совместно с уполномоченными от других Государств подписывает международную конвенцию на Парижском почтовом съезде. За свою многообразную деятельность на этом посту И. О. Велио 30 августа 1868 г. производится в тайные советники и 30 августа 1870 г. награждается орденом Св. Владимира 2-й степени, а 17 августа 1880 г. получает орден Св. Александра Невского. Следует отметить, что директор Почтового департамента был одним из авторов закона от 30 октября 1878 г., согласно которому запрещенная двумя годами ранее перлюстрация корреспонденции разрешалась по решению окружных судов, следователей, по решению министра внутренних дел и юстиции при производстве дознания чинами Отдельного корпуса жандармов о государственных преступлениях в отношении лиц, против которых было возбуждено уголовное дело.
      17 августа 1880 г., одновременно с награждением орденом Св. Александра Невского И. О. Велио назначается первым директором только что созданного Департамента полиции. Трудно сказать, чем именно руководствовался всесильный тогда М. Т. Лорис-Меликов при выборе данной кандидатуры на пост руководителя политического сыска. Хотя бывший директор Почтового департамента и был старательным и добросовестным служащим, однако, за исключением сфер исполнения наказания и перлюстрации корреспонденции, он совершенно не имел никакого опыта работы в данной области. Хотя с течением времени он и мог бы войти в специфику и этой работы, однако именно времени у него не было. Совершенно очевидно, что в момент смертельной схватки революционеров с самодержавием, когда террористы вели неустанную охоту на Александра II, на посту руководителя государственной безопасности должен был быть гораздо более опытный в этом деле человек. Между тем в ноябре того же года члены "Народной воли" заложили мину под мост, по которому должен был проехать император, и вновь лишь случайность спасла Александру II жизнь. Независимо от неопытности нового руководителя механизм политического сыска хотя медленно, но все-таки продолжал работать, и еще до 1 марта 1881 г. были арестованы такие деятели подпольной революционной организации, как А. Д. Михайлов, Н. А. Морозов, А. А. Квятковский, С. Г. Ширяев, А. И. Баранников, Н. Н. Колодкевич, А. И. Зунделевич и Н. В. Клеточников. "Мы проживаем капитал", - с тревогой по этому поводу сказал А. Желябов, сам вскоре схваченный жандармами. Тем не менее "Народная воля" еще могла продолжать свою террористическую активность, но за счет свертывания всех других сторон собственной деятельности. В конечном итоге настойчивость революционеров все же увенчалась успехом, и они смогли осуществить самую заветную мечту. Когда Александр II в карете ехал 1 марта 1881 г. по набережной Екатерининского канала, то террорист Н. Рысаков метнул в него бомбу. Хотя несколько человек из царского конвоя получили ранения, сам император не пострадал и вышел из кареты. В этот момент террорист И. Гриневицкий метнул в него вторую бомбу, в результате чего Александр II был смертельно ранен. Это убийство потрясло всю Россию, и в высших кругах воцарилась паника. Хотя сотрудники политического сыска и не смогли предотвратить этого преступления, они оказались в силах его быстро раскрыть, и к 17 марта все участники этого покушения были уже схвачены полицией. С 26 по 29 марта над цареубийцами прошел суд, приговоривший их к смертной казни, которая 3 апреля была приведена в исполнение. Несмотря на это, директор Департамента полиции осознавал свою часть вины за происшедшее и в связи с "расстроенным здоровьем" уже 15 апреля подал в отставку. Она была принята новым императором, назначившим И. О. Велио сенатором. С 1884 г. он работает в Общем собрании первых двух департаментов и Департамента герольдии Правительствующего Сената и в том же году избирается почетным мировым судьей Петергофского уезда. 1 января 1891 г. за усердную службу бывший руководитель государственной безопасности получает чин тайного советника, с 14 мая 1896 г. становится членом Государственного совета, а с 1887 г. участвует в работе Департамента законов данного органа. Женой И. О. Велио стала Мария Максимовна Рейтерн (1851-?), родившая ему сына Владимира (16 февраля 1877 г.) и двух дочерей - Елену (13 мая 1874 г.) и Марию (24 октября 1875 г.).
      Литература: Перегудова 3. И. Политический сыск Росиии (1880-1917). М., 2000; Формулярный список о службе члена Государственного совета, сенатора, действительного тайного советника барона Велио // Из глубины времен. Альманах. 1995. № 4.
      * * *
      Фон ПЛЕВЕ Вячеслав Константинович (8 апреля 1846 г., г. Мещовск Калужской губернии - 15 июля 1904 г., Петербург).
      В 1881-1884 гг. - директор Департамента полиции.
      Его отец Константин Григорьевич Плеве до двадцати лет был германским подданным. Получив образование в Московском университете, который он так и не закончил, с 4 июля 1842 г. недоучившийся студент начинает преподавать Историю и географию в Мещовском уезде Калужской губернии, перейдя в том же году в русское подданство. Там он женится на дочери небогатого помещика Елизавете Михайловне Шамаевой, и через некоторое время у них появляется сын Вячеслав. В 1851 г. семья переезжает в Варшаву, где отец первоначально учительствовал, а затем был принят на службу в Окружной Штаб Царства Польского. В столице Польши В. К. Плеве поступил в гимназию, но спокойно окончить ее не дали события восстания 1863 г. Перед самым восстанием среди местного населения началось заметное брожение, положение русского населения стало опасным, и будущий директор Департамента полиции, бывший тогда гимназистом 5-го класса, вместе с товарищами стоял на часах на улице для поддержания порядка. Однако вскоре обстановка еще более накалилась, и родители были вынуждены переехать в здание Окружного Штаба под защиту военных, а сына отправить к родным в Калугу. Там В. К. Плеве продолжает учебу и в 1863 г. кончает калужскую Николаевскую гимназию с золотой медалью и поступает на юридический факультет Московского университета. Обучение в этом престижном учебном заведении наложило заметный отпечаток на его личность, и впоследствии "Московские ведомости" писали об этом так:
      "В нем тотчас же сказывался солидно-образованный питомец Московского Университета, глубокий ум которого прошел строгую логическую дисциплину и привык не скользить над представляющимися ему вопросами и задачами, а подвергать их серьезному аналитическому изучению. Он умел внимательно слушать своего собеседника, а потому и вполне его понимать; он умел излагать свои собственные мысли с такою категорическою ясностью, что собеседник, в свою очередь, вполне понимал его мысли, желания или советы..."
      Закончив обучение в Университете, В. К. Плеве в 21 год поступает на государственную службу и 16 августа 1867 г. определяется кандидатом на судебные должности при прокуроре Московского окружного суда. Начав свое восхождение по служебной лестнице с низшего чина коллежского секретаря и не имея в чиновничьем мире ни связей, ни влиятельных покровителей, молодой кандидат на судебные должности должен был рассчитывать только на себя и свои способности. Узнавший его гораздо позже сенатор Е. М. Феоктистов отмечал, что "он совмещал в себе немало достоинств - значительный ум, громадную память и способность работать без отдыха; не было такого трудного дела, которым он не в состоянии был бы овладеть в течение самого непродолжительного времени. Нечего, следовательно, удивляться, что он быстро сделал карьеру, на всяком занимаемом им месте он считался бы в высшей степени полезным деятелем..." Правда, наблюдательный сенатор тут же добавляет: "От этого человека, со всеми отменно вежливого, невозмутимо спокойного, не способного проронить в разговоре ни одного лишнего слова, никогда не возвышавшего интонацию голоса, как-то веяло холодом". Тем не менее даже недруги были вынуждены признавать его исключительную работоспособность, и на основании многочисленных отзывов советский историк П. А. Зайончковский констатировал: "Ум, энергия и деловые качества Плеве, его лошадиная работоспособность весьма положительно расценивались современниками. Но вместе с тем человек этот был крайнего честолюбия, типичный чиновник, лишенный твердых взглядов и убеждений". К последней его характеристике мы еще вернемся, а пока отметим, что в январе следующего года он был перемещен во Владимирский окружной суд кандидатом на должность по судебному ведомству, а уже 17 мая становится секретарем этого суда. Проработав некоторое время на этом месте, 21 июля 1870 г. будущий глава политического сыска назначается товарищем прокурора Тульского окружного суда. В августе того же года за выслугу лет В. К. Плеве производится в титулярные советники, 5 сентября 1873 г. получает пост Вологодского губернского прокурора, а на следующий месяц поднимается еще на одну ступеньку Табели о рангах и становится коллежским асессором. 7 февраля 1874г. он становится прокурором Вологодского окружного суда и через два года получает первую свою награду - орден Св. Анны 2-й степени.
      15 июня 1876 г. следует новое перемещение, и В. К. Плеве возвращается в места своего детства в звании товарища прокурора Варшавской судебной палаты. Годом позже он жалуется за выслугу лет в надворные советники и 1 января 1879 г. награждается орденом Св. Владимира 3-й степени. В апреле того же года он производит ревизию Киевского губернского прокурорского надзора. Нечего говорить, что В. К. Плеве справился и с этим поручением, после чего 13 июля 1879 г. последовало новое назначение, предопределившее его дальнейшую судьбу. Начальство назначает способного тридцатитрехлетнего юриста исправляющим должность прокурора северной столицы с одновременным производством его за отличие в коллежские советники. В этой должности он находился, когда С. Халтурин осуществил свой террористический акт, и, докладывая о ходе расследования по делу о взрыве в Зимнем дворце, стал лично известен императору, весьма интересовавшемуся раскрытием этого дерзкого покушения на свою особу. Александр II незамедлительно обратил внимание на молодого прокурора, способного на докладах, не извлекая бумаг из портфеля, более часа свободно излагать дело по памяти со всеми подробностями. Монарх не преминул указать на понравившегося ему чиновника "диктатору сердца" М. Т. Лорис-Меликову как на человека исключительных способностей, заслуживающего особого внимания. В должности исправляющего должность прокурора Петербурга В. К. Плеве находился и 1 марта 1881 г., когда народовольцам после многих безуспешных попыток наконец удалось убить Александра II. Естественно, он немедленно включился в расследование цареубийства и в марте-апреле того же года по ордеру министра юстиции исполнял обязанности прокурора при Особом присутствии Правительствующего Сената, занимавшегося этим делом. Усердие его на этом посту было отмечено, и 12 апреля того же года он был произведен, за отличие, в действительные статские советники.
      Это была не единственная награда, ждавшая В. К. Плеве. Отставка И. О. Велио освободила пост директора Департамента полиции, и перед новым императором и сохранявшим еще свою власть М. Т. Лорис-Меликовым встал вопрос, кого назначить на этот чрезвычайно важный в сложившихся условиях государственный пост. На этот раз министр внутренних дел сделал правильный выбор, рекомендуя на эту должность усердного прокурора: "Служебные и нравственные качества г. Плеве служат достаточным ручательством, что и в новую сферу деятельности он внесет ту же энергию и разумное отношение к делу, каким постоянно отличалось его служение по ведомству судебному". На Александра III и его окружение кандидат также поначалу произвел весьма благоприятное впечатление, поскольку, как отмечает в своих воспоминаниях В. П. Мещерский, то была фигура, "изображающая собой серьезного, погруженного в раздумье над делом умного, спокойного и ободряющего своим видом государственного человека, говорящего о том, что знает, и знающего, чего он хочет". Следует отметить, что своим возвышением В. К. Плеве был обязан не только своим деловым качествам, но и беспринципности и умению ловко подлаживаться под мнение своего очередного начальства. Когда новый император с течением времени раскусил эту сторону своего руководителя государственной безопасности, его мнение насчет его достоинств несколько изменилось. Тот же Е. М. Феоктистов, отдав должное деловым качествам нового директора Департамента полиции, далее отмечал: "Но это хорошая сторона медали, была и обратная. Государь (Александр III. - Авт.) со своим здравым смыслом выразился однажды о Плеве очень верно. Граф Толстой, отправляясь на лето в деревню, просил, чтобы дозволено было Плеве являться в Гатчину с докладами, причем отозвался с похвалами об его убеждениях. "Да, у него отличные убеждения, - возразил государь, - пока вы тут, а когда не будет вас, то и убеждения у него будут другие"".
      Точно такого же мнения придерживался о В. К. Плеве и С. Ю. Витте, спрошенный как-то раз о нем новым императором Николаем II: "Я сказал, что человек он, несомненно, очень умный, очень опытный, хороший юрист, вообще человек очень деловой, в состоянии много работать и очень способный, но насколько на него можно положиться в том смысле, каковы его убеждения, есть ли это в данный момент его убеждения, искренни ли они, глубоки ли, а не просто ли карьерные, об этом всегда судить очень трудно.
      Когда Плеве был прокурором судебной палаты, он был довольно либеральных идей, вследствие этого граф Лорис-Меликов, когда он был начальником верховного управления, а потом министром внутренних дел (его тогда называли диктатором сердца императора Александра II), взял Плеве директором департамента полиции. В то время Плеве поклонялся Политике Лорис-Меликова, сочувствовал его более или менее конституционным идеям.
      Затем Лорис-Меликова сменил граф Игнатьев. Плеве был правою рукою графа Игнатьева и поклонялся графу Игнатьеву, хотя, как известно, мнения графа Игнатьева совершенно не сходились с мнениями Лорис-Меликова.
      Лорис-Мсликов был конституционалистом в западном смысле слова, а граф Игнатьев был практический славянофил, видевший спасение в земском совещательном соборе.
      Затем граф Игнатьев был сменен министром внутренних дел Толстым. Толстой в качестве министра внутренних дел явился представителем в полном смысле слова самодержавной бюрократии, и Плеве стал самым большим поклонником и сторонником его системы, проводил его мысли и чуть ли не клялся над его, Толстого, формулой, как на тексте Евангелия.
      Затем я сказал его величеству:
      - А каковы в действительности мнения и убеждения Плеве, об этом, я думаю, никто не знает, да полагаю, что и сам Плеве этого не знает. Он будет держаться тех мнений, которые он считает в данный момент для него лично выгодными и выгодными для того времени, когда он находится у власти".
      Однако к тому времени приспособленчество и безыдейность В. К. Плеве были неизвестны новому императору, и 15 апреля 1881 г. он назначает его директором Департамента полиции. На новом месте службы вчерашний прокурор без устали работает день и ночь, и во многом благодаря его энергии "Народная воля" была окончательно разгромлена, а также раскрыты и уничтожены другие многочисленные революционные организации. Подобного феноменального результата новый директор Департамента полиции смог добиться благодаря созданию системы провокации в таких масштабах и формах, каких страна до этого не знала. Как отмечают специалисты, при нем впервые возникает и система двойных агентов, среди которых наиболее известными стали Сергей Дегаев и Евно Азеф. Непосредственным проводником новой Политики в сфере государственной безопасности стал Г. П. Судейкин, с начала 1881 г. заведовавший агентурой Петербургского охранного отделения, а со следующего года ставший жандармским подполковником и инспектором секретной полиции. Арестованная в том же году народоволка П. С. Ивановская так описывает этого способного сыщика: "За стоявшим среди комнаты столом, спиной к окну, сидел в жандармской форме господин импозантной наружности. Большого роста, атлетически сложенный, широкоплечий, с выей крупного вола, красивым лицом, быстрыми черными глазами, весьма развязными манерами выправленного фельдфебеля, - все это вместе роднило его с хорошо упитанным и выхоленным жеребцом. Повидимому, отличная память и быстрая усваиваемость всего слышанного дали Судейкину возможность выжимать из разговора с заключенными... много полезных знаний для своего развития и своего служебного положения (...) Речь неслась как бурный поток, перескакивая с одного предмета на другой без всякой связи. Имена великих людей, гениев, стремительно неслись с жандармских уст. Упоминались К. Маркс, Маудсли, Дарвин и наконец Ломброзо. Последним он пользовался для доказательства той истины, что все люди одержимы безумием и нет правых и виноватых. "Во главе русского прогресса, - ораторствовал Судейкин, - теперь революционеры и жандармы! Они скачут верхами рысью, за ними на почтовых едут либералы, тянутся на долгих простые обыватели, а сзади пешком идут мужики, окутанные серой пылью, отирают с лица пот и платят за все прогоны".
      Понятно, что столь свободомыслящий и образованный жандармский офицер должен был производить немалое впечатление на недостаточно крепких в своих убеждениях революционеров, которых он соблазнял исторической ролью посредников на переговорах между правительством и революционерами. В. П. Дегаеву, например, Г. П. Судейкин заявил следующее: "Я знаю, что вы мне ничего не скажете и не для того я позвал вас, чтобы задавать вам бесполезные вопросы. У меня другая цель относительно вас. (...) То, что я вам предлагаю, заключается в следующем: правительство желает мира со всеми, даже с революционерами. Оно готовит широкие реформы. Нужно, чтобы революционеры не препятствовали деятельности правительства. Нужно их сделать безвредными. И помните, ни одного предательства, ни одной выдачи я от вас не требую". Стоит отметить, что идея переговоров с враждебным лагерем не была инициативой жандармского подполковника - уже с конца 1881 г. В. К. Плеве вел переговоры с О. С. Любатович, а по ее рекомендации и с членом Исполнительного комитета "Народной воли" Г. Г. Романенко, желая узнать условия, на которых революционная партия согласится прекратить террор. Велись переговоры также и с Я. В. Стефановичем, которому был обещан побег. Помимо провокации Г. П. Судейкин значительно усовершенствовал политический сыск и ввел в него целый ряд новшеств. Так, например, он категорически запретил немедленный арест выслеженного революционера и требовал от подчиненных путем неспешного всеохватывающего наблюдения установить весь круг его связей, а затем одним разом брать всю группу. Об эффективности этого метода можно судить хотя бы по воспоминаниям народовольца А. В. Прибылева: "Теперь выяснилось, что в течение трех месяцев все мы были под неуклонным надзором Судейкина и его клевретов, под надзором, установленным до тех пор небывалым способом. За нами не ходили шпионы, не подсматривали, за немногими исключениями, за каждым нашим шагом. Нет, все шпионы в костюмах околоточных надзирателей были расставлены на перекрестках и замечали каждого из нас, проходившего мимо них. Они отмечали в своих книжках, кто из нас и в каком направлении отправляется, когда и с кем видится и прочее. (...). Такой надзор не бросался в глава выслеживаемому, давал полную картину наших действий Судейкину. Но все это стало нам известно после ареста, тогда же мы ходили впотьмах, уверенные, что о нашей конспиративной деятельности никто не догадывается". Помимо внедрения провокаторов в революционные организации, находящиеся пока на свободе, Г. П. Судейкин применял их и против уже арестованных подпольщиков. Посаженные в соседние с ними камеры провокаторы перестукивались с соседями и, называя себя фамилиями других революционеров, добывали у последних ценную Информацию. Окладский, один из таких провокаторов, впоследствии признался: "Разве сам я додумался бы до такой подлости... Меня Судейкин подсаживал, он меня заставлял называться Тихоновым. Самому мне где же было додуматься?"
      Член Исполнительного комитета "Народной воли" Л. А. Тихомиров был вынужден констатировать: "Судейкин - это была какая-то ходячая язва политической безнравственности, заражающая все вокруг себя, внося деморализацию до некоторой степени и в среду революционную". Взятая на вооружение В. К. Плеве и Г. П. Судейкиным новая система на первом этапе оказалась весьма эффективной и приносящей зримые плоды. В ночь на 5 июня 1882 г. в северной столице последний провел небывалую по масштабу облаву и одним махом арестовал сто двадцать революционеров, практически обезглавив всю "Народную волю". Во главе обескровленного революционного движения "жандармский полковник предусмотрительно планировал поставить завербованного им С. П. Дегаева, которому он устроил героический побег из заключения. Поскольку почти все руководители подпольной организации были арестованы, провокатор должен был стать ее полновластным руководителем. Однако яд провокации стал разлагать не только революционный лагерь, но и правительственный, став обоюдоострым оружием. Первым не выдержал искуса сам проводник этой новой стратегии, не без оснований считавший, что по своим умственным качествам он заслуживает гораздо большего: "Ему, которого не хотели выпускать из роли сыщика, постоянно мерещился портфель министра внутренних дел, роль всероссийского диктатора, державшего в своих ежовых рукавицах бездарного и слабого царя. Разлад между радужной мечтой и серенькой действительностью оказался слишком резок".
      Для ликвидации этого разлада Г. П. Судейкин придумал следующий хитроумный план, который Л. А. Тихомиров записал со слов самого провокатора:
      "Он думал поручить Дегаеву под своей рукой сформировать отряд террористов, совершенно законспирированный от тайной полиции; сам же хотел затем к чему-нибудь придраться и выйти в отставку. В один из моментов, когда он уже почти решился начать свою фантастическую игру, Судейкин думал мотивировать отставку прямо бестолковостью начальства, при котором он-де не в состоянии добросовестно исполнять свой долг; в другой такой момент Судейкин хотел устроить фактическое покушение на свою жизнь, причем должен был получить рану и выйти в отставку по болезни. Как бы то ни было, немедленно по удалении Судейкина Дегаев должен был начать решительные действия: убить графа Толстого (министра внутренних дел, которого жандармский подполковник ненавидел за то, что тот не допускал его до личной встречи с императором. - Авт.), великого князя Владимира и совершить еще несколько более мелких террористических актов. При таком возрождении террора, понятно, ужас должен был охватить царя, необходимость Судейкина, при удалении которого революционеры немедленно подняли голову, должна стать очевидной, и к нему обязательно должны были обратиться, как к единственному спасителю. И тут Судейкин мог запросить чего душе угодно, тем более что со смертью Толстого уходит со сцены единственный способный человек, а его место министра внутренних дел остается вакантным... Таковы были интимные мечты Судейкина. Его фантазия рисовала ему далее, как при исполнении этого плана Дегаев, в свою очередь, делается популярнейшим человеком в среде революционеров, попадает в Исполнительный комитет или же организует новый центр революционной партии, и тогда они вдвоем - Судейкин и Дегаев - составят некое тайное, но единственно реальное правительство, заправляющее одновременно делами надпольной и подпольной России; цари, министры, революционеры - все будут в их распоряжении, все повезут их на своих спинах к какому-то туманно-ослепительному будущему, которое Судейкин, может быть, даже наедине с самим собой не смел рисовать в сколько-нибудь определенных очертаниях".
      Столь хитроумно задуманный план его автор не успел реализовать из-за несоответствия ему главного провокатора. Н. М. Салова так описывает его личность: "Дегаев, по моему мнению, не был только простым предателем-шкурником, он еще и психопат, страдавший манией величия; запутавшись в судейкинских сетях, тяготясь в конце концов жалкой и опасной ролью простого предателя, он искал выхода. Единственным выходом из создавшегося для него положения было признание, что он и сделал". Сознаваясь в предательстве перед своими прежними товарищами-революционерами, С. П. Дегаев получает от них задание убить своего хозяина, в котором народовольцы видели главную опасность и которого им никак не удавалось ликвидировать. С помощью этого провокатора террористам наконец удалось заманить жандармского подполковника в засаду и убить его 16 декабря 1883 г. Такая гибель своего самого ценного сотрудника, безусловно, поразила директора Департамента полиции, но тем не менее не отвратила от выработанной им новой системы. Тот факт, что и сам В. К. Плеве впоследствии погибнет в результате покушения, также организованного двойным агентом, наглядно показывает, что направленная против революционеров провокация оказалась не таким уж замечательным и безопасным средством, как это представлялось ее создателям, и в конечном счете погубила и их самих.
      Помимо текущей работы по ликвидации революционного подполья, руководитель государственной безопасности в силу занимаемой должности 30 мая 1881 г. был включен в состав Комиссии, которая должна была разработать "Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия". Как показывают материалы Комиссии, В. К. Плеве был одним из самых активных и деятельных ее членов. Разработанный этим органом документ предусматривал возможность введения в отдельных губерниях Российской империи двух стадий исключительного положения; состояния усиленной охраны губернии и состояния чрезвычайной охраны. При любом из этих двух вариантов полномочия как местных властей, так и министерства внутренних дел значительно расширялись, а сам министр наделялся практически неограниченными правами. Согласно этому Положению власть имела право запрещать "народные общественные и даже частные собрания", закрывать торговые и промышленные заведения, органы печати, обыскивать, арестовывать, учреждать особые военно-полицейские команды, передавать дела на рассмотрение военного суда. В письме к министру внутренних дел графу Игнатьеву от 17 июля 1881 г. директор Департамента полиции предлагает: "...с 1 сентября, по моему мнению, придется осуществить некоторые меры нового Положения, а следовательно, настает крайняя необходимость поторопиться с его утверждением..." В том же письме В. К. Плеве очерчивает и примерные географические границы применения новых правил: "...следует ли остаться при тех предположениях, которые я имел случай докладывать Вам лично и которые намечали для Петербурга принятие самых крайних мер. Чрезвычайное же положение второй степени (состояние нарушенного спокойствия) готовить для Московской, Харьковской, Полтавской, Курской, Киевской, Варшавской, Черниговской, Саратовской, Самарской, Херсонской с Одессой, Екатеринославской с Таганрогом и губерниями или же необходимо будет, по утверждению Положения в Комитете, вызвать генерал-губернаторов и решать дальнейшие меры по совещанию с ними". Само Положение было утверждено 14 августа того же года. Первоначально оно вводилось как временное, сроком на три года, но его действие постоянно продлевалось, и оно функционировало вплоть до Февральской революции, оставаясь "одним из самых устойчивых основных законов Российской империи". Что же касается территориального охвата, то к началу XX века режим усиленной охраны распространился на губернии, в которых проживало более чем одна треть населения страны. Как видим, директор Департамента полиции сам во многом разрабатывал те юридические нормы, которые впоследствии определяли условия работы его ведомства.
      Не секрет, что В. К. Плеве считал, что если правительство "не в силах изменить исторического течения событий, ведущего к колебанию Государства, то оно обязано поставить ему преграды". Все это давало основание части современников, и в первую очередь С. Ю. Витте, право утверждать, что "Плеве, очень умный агент тайной полиции, недурной юрист, оппортунист, поверхностно образованный, хитрый и ловкий карьерист-чиновник, вообще весьма неглупый, но без всякого государственного инстинкта" и "не может придумать никаких мер для устранения общественного возмущения, кроме мер полицейских, мер силы или мер полицейской хитрости". Мнение это на первый взгляд опровергается запиской с анализом внутренних причин развития революционных настроений в обществе, поданной директором Департамента полиции новому министру внутренних дел Д. А. Толстому: "Причины эти следует искать в том особом мире идей и понятий, который охватил часть русского образованного общества, приобщив ее к учениям крайнего материализма и социалистических утопий. В возникших на этой почве воззрениях чувствуется сила политического фанатизма, питающая в затронутых кругах недовольство нынешним государственным строем и нередко приводящая к активной борьбе с законным порядком. С прискорбием необходимо признать, что этот мир отвлеченных идей и понятий, чуждых русской действительности, находит себе горячую поддержку в литературных кругах и в особенности среди деятелей повременной печати: целые десятилетия русское общество и русская молодежь, читая журналы и газеты, известного направления питается плодами незрелой политической мысли, выдаваемой за последнее слово западной культуры. В этих изданиях печати проводится убеждение, что все отрицательные стороны русской жизни могут быть искоренены посредством государственного переворота. Представители подобного мнения частью злорадно созерцают усиливающееся против правительства движение с надеждой, что власть скоро сознается в своем бессилии и начнет перекраивать Россию по шаблону их беспочвенных мечтаний, частью же становятся в ряды борцов этого движения. Таким образом, создался целый ряд литературных произведений противогосударственного направления, проповедующих в области общественных отношений - коммунизм, в области нравственных представлений - теории грубого материализма и, наконец, в области религиозной - полнейшее отрицание всякого божественного начала. Произведения этого рода стали евангелием известной части современного общества и толкнули наиболее незрелые его силы, по преимуществу учащуюся молодежь, на путь отчаянной борьбы с существующим строем, запятнавшей страницы новейшей Истории возмутительнейшими злодеяниями". Раскрыв духовные источники революционного движения, глава политического сыска констатировал, что в борьбе с ним одних полицейских мер явно недостаточно, и предложил наряду с ними другой главный путь: "Сломить же ее (революцию. - Авт.) возможно, только противопоставив ей другую, подобную же духовную силу - силу религиозно-нравственного перевоспитания нашей интеллигенции". Казалось бы, подобный вывод (оставив в стороне вопрос о его реалистичности в конкретных условиях конца XIX - начала XX в.) опровергает приведенное выше мнение С. Ю. Витте, однако, учитывая безыдейно-карьеристские наклонности самого В. К. Плеве, весьма сомнительно, чтобы он отражал действительные убеждения директора Департамента полиции. Скорее всего, составляя эту записку, он просто подлаживался под взгляды своего очередного начальника - Д. А. Толстого, который, прежде чем стать министром внутренних дел, занимал долгие годы должность обер-прокурора Синода. Во всяком случае в своей повседневной деятельности глава государственной безопасности никаких попыток к "религиозно-нравственному перевоспитанию" интеллигенции не предпринимал, ограничиваясь одним лишь полицейским надзором. Когда, например, по прошению детей Чернышевского Александр III согласился перевести их отца из Сибири в Астрахань, то перед приездом туда писателя В. К. Плеве шифрованной телеграммой предписал начальнику Астраханского жандармского управления Головину "иметь особых негласных агентов, на коих возложить постоянный надзор за действиями Чернышевского, так как с его стороны могут быть попытки побега. По приезде распорядитесь снять с него фотографические карточки, коими... снабдить, по соглашению с губернатором, полицейских чинов и жандармов. Несколько экземпляров пришлите в департамент. Примите также меры, чтобы попытка бегства морем не могла иметь места. Все распоряжения и меры по этому поводу должны быть приняты до приезда Чернышевского". По согласованию с местным губернатором к писателю приставили трех агентов, один из которых жил рядом с ним и негласно наблюдал за образом жизни Чернышевского, его поступками, занятиями и знакомствами, следил за посещающими его лицами. Два других следили за Чернышевским во время навигации на пароходных пристанях для предотвращения попытки побега. Согласно документам, на подобный надзор ежемесячно тратилось 125 рублей. Данный пример также иллюстрирует то, как был поставлен надзор за неблагонадежными элементами в это время. Подобной деятельностью В. К. Плеве как его непосредственный начальник, так и император остались довольны, о чем свидетельствуют две награды, полученные им за время пребывания по посту директора Департамента полиции (орден Св. Станислава 1-й степени, пожалованный 30 августа 1881 г., и орден Св. Анны 1-й степени, врученный 6 мая 1884 г.), а также производство его в тайные советники 15 мая 1883 г.
      20 июля 1884 г. в возрасте 38 лет В. К.. Плеве назначается сенатором и на время оставляет сферу государственной безопасности. 11 января следующего года с оставлением звания сенатора Александр III назначает его товарищем министра внутренних дел Д. А. Толстого. Уже с февраля того же года бывший директор Департамента полиции становится председателем целого ряда комиссий: для пересмотра действующих постановлений Устава о фабричной и заводской промышленности; для составления Положения об управлении Степными областями; для рассмотрения вопросов: а) о правах иностранцев на владение в империи недвижимой собственностью, б) об устройстве управления иностранными колонистами в губерниях Юго-Западного края, в) о принятии и оставлении русского подданства.
      1 февраля 1887 г. товарищ министра внутренних дел награждается орденом Св. Владимира 2-й степени, а с седьмого января следующего года вновь назначен председателем следующих комиссий: по поводу падения цен на сельскохозяйственные произведения; для рассмотрения относящихся до Прибалтийских губерний вопросов: а) о распространении на эти губернии действия Устава о земских повинностях, б) по пересмотру местных узаконений о дворянских учреждениях; для разработки вопросов о мерах к предупреждению отчуждения крестьянских земель.
      С 3 февраля 1889 г. он председательствует в двух Совещаниях - по пересмотру Положения о волостных судах и по составлению проекта правил о производстве судебных дел, подведомственных земским начальникам. 9 апреля того же года ему вручается орден Белого Орла. Когда 25 апреля 1889 г. умер министр внутренних дел Д. А. Толстой, то перед императором встал вопрос о его преемнике. Александру III пришлось выбирать из двух кандидатов на этот пост - И. Н. Дурново и В. К. Плеве. Предпочтение, в конечном итоге, было оказано первому претенденту, поскольку многие приближенные государя запугивали его, называя бывшего директора Департамента полиции "чарующим, но страшно умным человеком" и "умным и ловким как Вельзевул". Для честолюбивого В. К. Плеве это был безусловно сильный удар, однако он остался товарищем министра при своем более счастливом сопернике. Как отмечает отнюдь не расположенный к нему С. Ю. Витте, фактически всю работу по руководству министерством при И. Н. Дурново осуществлял его заместитель: "В числе ближайших его помощников, который, в сущности, и вел все министерство, был Вячеслав Константинович Плеве, его товарищ. Плеве, несомненно, и вел, как я уже сказал, все министерство". Во время отсутствия своего прямого начальника он трижды, в 1890, 1892 и 1893 гг., управлял Министерством внутренних дел. Помимо текущей работы В. К. Плеве вновь участвует в деятельности различных органов: Совещания по начертанию окончательных предположений министра внутренних дел об изменении Положения о земских учреждениях (назначен председателем 19 ноября 1889 г.); Комиссии для обсуждения записки директора Зоологического музея императорской АН о настоящем положении и потребностях Музея, а также о мерах, необходимых для обеспечения его от упадка и застоя (представитель от МВД с 19 января 1890 г.); Совещания о пересмотре изданных 3 мая 1882 г. ограничительных постановлений о евреях и о распространении сих постановлений на губернии Царства Польского (председатель с 23 января того же года); Комиссии по составлению предложений об изменении Городового Положения (председатель с 1 января 1891 г.); Комиссии для составления правил мелиоративного кредита (назначен членом с 30 января того же года); Особого комитета для оказания помощи нуждающимся в местностях, постигнутых неурожаем в 1891 г. (18 ноября того же года назначен его членом с возложением на него заведования делопроизводством данного Комитета); Особой комиссии для обсуждения вопроса о мерах к поддержанию дворянского землевладения (назначен членом от МВД 23 декабря того же года); Комиссии для пересмотра Устава о народном продовольствии (председатель этого межведомственного органа с 18 февраля по 22 декабря 1893 г.). За свои труды на всех этих поприщах 21 апреля 1891 г. товарищ министра внутренних дел был награжден орденом Св. Александра Невского. Новый этап карьеры В. К. Плеве начинается с 1 января 1894 г., когда он назначается государственным секретарем с оставлением в звании сенатора. Вслед за этим 14 мая 1896 г. он был пожалован в статс-секретари его императорского величества. На новом посту бывший директор Департамента полиции вновь участвует в работе разнообразных органов: Особого совещания по делам дворянского сословия (назначен членом 13 апреля 1897 г.) и Особого совещания, образованного для предварительного в Государственном совете рассмотрения проекта уголовного уложения (член с 3 июня 1898 г.). В первый день следующего года В. К. Плеве "в воздаяние отлично-усердной и ревностной службы и особых трудов" был пожалован в действительные тайные советники. 17 августа 1899 г. ему поручили исправлять должность министра статс-секретаря Великого княжества Финляндского, а 1 января следующего года утвердили в этой должности. На этом поприще В. К. Плеве энергично проводил Политику русификации и объединения Финляндии с Российской империей, активно поддерживая деятельность в этом направлении генерал-губернатора Финляндии Н. И. Бобрикова. 1 января 1902 г. Николай II жалует ему бриллиантовые знаки к ордену Св. Александра Невского, а 22 января назначает членом Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности.
      Тем временем должность министра внутренних дел после убийства эсером Балмашевым занимавшего этот пост Сипягина вновь оказалась свободной. Благодаря влиянию В. П. Мещерского Николай II на этот раз назначает на нее В. К. Плеве 4 апреля 1902 г. Заветная мечта сына уездного учителя сбылась, и он наконец получил министерский портфель. На новом посту он "проявил себя сторонником жесткой линии по отношению ко всем оппозиционным движениям, жестоко подавив выступления крестьян в Подольской и Харьковской губерниях, разогнав ряд земств и нанеся ряд чувствительных ударов партии эсеров. Уже в мае следующего года новый министр ввел институт уездной полицейской стражи, заменившей собой прежнюю сельскую полицию. Директором Департамента полиции он назначил А. А. Лопухина и первоначально дал добро Зубатову на его эксперименты с "полицейским социализмом", имевшим цель вывести рабочее движение из-под влияния революционеров. За внешний облик подчиненные прозвали нового министра "Орлом", а один из сотрудников Министерства внутренних дел А. Погожев следующим образом описал своего начальника: "По широким плечам, могучему торсу он напоминал не столько властительного министра, сколь сановитого помещика доброго старого времени. Свободно выражаясь, он в плавной, неторопливой, тихой речи как бы ронял слово за словом, с какой-то рассеянной задумчивостью, производя впечатление человека одинокого, усталого, изведавшего жизнь и людей. Цвет его лица был бледен, густые седые усы характерно окаймляли рот, коротко остриженные волосы серебрились, но замечательнее всего были его брови, от времени до времени сурово нахмурившиеся под влиянием того или иного душевного настроения..."
      На В. П. Обнинского дорвавшийся до власти выходец из низов произвел иное впечатление: "Сын бедного калужского аптекаря (о происхождении и молодости В. К. Плеве в то время ходили разные слухи и сплетни. - Авт.), ночами месивший грязь большой дороги... Плебей, он затаил навсегда презрение к родовитости и любил ставить глуповатых предводителей дворянства и губернаторов в неловкое положение умышленно недоступными им вопросами... Умный администратор, наконец. Плеве притворялся перед всяким нужным ему человеком искренним слугою родины и народа и любил в туманных выражениях обнаруживать якобы таившиеся в нем залежи либерального золота, на деле бывшего лишь серым колчеданом.
      Словом, это была нешаблонная, сложная натура, на голову превосходившая всех влиятельных членов правительства, и только Витте мешал ему на дороге к безраздельной власти над Россией и царем. Это была драгоценная жизнь, и на охрану ее не следовало жалеть ни денег, ни людей... При этом лично Плеве не был трусом и любил обуславливать свои обещания стереотипным: "Если буду завтра жив".
      Вознаграждение министра достигало почтенных размеров. Будучи неподкупным и ничего ранее не скопив, он оставил своей семье за два года службы до 150 тысяч рублей".
      Параллельно со своей основной работой в Министерстве внутренних дел В. К. Плеве по поручению императора продолжал участвовать в работе разнообразных временных органов: 25 ноября 1902 г. был назначен председателем Совещания при МВД для обсуждения выработанных этим министерством предположений о преобразовании Петербургского городского общественного управления, 30 января следующего года - Особого комитета по обсуждению предположений проекта о преобразовании губернского управления во внутренние губернии империи, в том же году был назначен председателем Особого совещания при МВД для обсуждения вопросов, относящихся к составлению проекта Общего продовольственного устава, тогда же был членом Особого присутствия Государственного совета для обсуждения проекта Уголовного уложения, 22 января 1904 г. назначен председателем подготовительного комитета для рассмотрения представленных наместником на Дальнем Востоке предположений о порядке управления вверенных ему областей, 22 мая того же года - Особого комитета для обсуждения предположений: 1) о согласовании с новым уголовным уложением правил об уголовной подсудности установлений, учрежденных по закону от 12 июля 1889 г.; 2) о наиболее целесообразной постановке дела отправления правосудия в волостных судах. Помимо этого в 1902-1904 гг. он был председателем в Особом комитете о мерах предупреждения и борьбы с чумной заразой, Особого совещания по пересмотру законодательства о крестьянах и состоял членом Попечительства о домах трудолюбия и работных домах. Видя, что одними полицейскими мерами поднимающуюся волну не сбить, министр внутренних дел, по утверждению С. Ю. Витте, являлся одним из инициаторов войны с Японией, нужной ему "для психологического перелома в революционном настроении масс".
      Очень скоро выяснилось, что на своем новом посту В. К. Плеве не устраивал ни значительную часть правящей элиты, ни либеральное общество, ни, разумеется, революционеров. Однако даже при таком раскладе сил избавиться от нового министра внутренних дел оказалось совсем не просто. С. Ю. Витте как-то раз заметил: "Плеве так долго добивался поста министра, что, добившись своей цели, он готов был задушить всякого, кого он мог подозревать в способствовании его уходу с министерского поста". В справедливости данного утверждения его автор имел возможность убедиться на собственном опыте. Первыми попробовали отстранить В. К. Плеве "верхи" весной 1903 г. Интригу против министра внутренних дел начал его подчиненный Зубатов, которому надоела двойственная и слишком осторожная Политика начальника в рабочем вопросе, его вечный оппонент С. Ю. Витте (охарактеризовавший бывшего директора Департамента полиции в одной беседе следующим образом: "...Человек не государственного склада ума, никаких новых широких путей не изобретет и России не выручит. Но очень умен, опытен, обладает сильным характером, лично смел, очень хитер и чрезвычайно способен к интриге. Необычайно умеет скрывать свои мысли и планы") и князь Мещерский, обожавший любые дрязги и склоки. Посовещавшись, заговорщики выработали следующий, довольно примитивный план действий. Зубатов составил подложное письмо, якобы попавшее к нему во время перлюстрации, в котором некий "преданный престолу" человек писал своему знакомому, что Плеве обманывает своего государя и ведет страну к гибели, а единственный, кто может ее спасти, - это Витте. Мещерский должен был передать письмо Николаю II, а Витте - взять власть в свои руки после того, как император сместит министра внутренних дел. Однако исход интриги был совершенно иной, чем тот, на который рассчитывали ее участники. Прознав о подкопе под свое кресло, В. К. Плеве в августе 1903 г. вызвал Зубатова к себе на дачу и в категоричной форме потребовал от своего подчиненного уволиться из Министерства внутренних дел и немедленно покинуть Петербург. В том же месяце свой пост министра финансов потерял и С. Ю. Витте.
      Хотя министр внутренних дел и вышел победителем из этой подковерной схватки, неприязненное отношение к нему современников не улучшилось. Так, например, статс-секретарь С. Е. Крыжановский так охарактеризовал могущественного министра: "В. К. Плеве принадлежал к числу тех государственных деятелей, о которых еще при жизни складывают легенды. Все в личности покойного возбуждало сомнение и казалось подозрительным. Самая фамилия с ее неловким созвучием служила предметом разнообразных каламбуров и всевозможных насмешек: "плевое министерство", "плевый проект", "плевки" - сторонники Плеве, "плевела" - его мысли и мероприятия и т. д. Беспристрастная оценка деятельности Плеве в должности министра внутренних дел представляется крайне трудной как потому, что личность его была чрезвычайно не привлекательна, так и потому, что положение, в котором он очутился, представлялось весьма сложным. Все нити его души были глубоко недоброкачественны. Плеве был величайший циник, для которого не существовало ничего святого. Он всегда и везде усматривал лишь мелкое, смешное и пошлое. Он весь был подозрение и весь недоверие. Он презирал всех вокруг себя, и это презрение проистекало из глубокого убеждения, что прочие люди - такие же циники, как он, но менее умелые. Владея внешней формой, умея быть приветлив и любезен, очаровывая дам, Плеве на всех, входивших с ним в близкие деловые отношения, производил отталкивающее впечатление и рано или поздно отвращал от себя... Плеве рано и старательно выработал себе внешность государственного человека. От прошлых сановных преданий, представителей которых он имел еще возможность наблюдать, он усвоил себе (заимствовал) торжественную важность, отличавшую былые поколения высоких бюрократов. Он не шел, а шествовал; не говорил, а вещал. Пересыпая свою речь аттической солью, до которой Плеве был большой охотник, он не шутил, а снисходил до собеседника, "изволил шутить..." Трагическая смерть Плеве была ближайшим образом обусловлена его торжественностью. Поездки свои по Петербургу ко всеподданнейшему докладу он обставлял особым парадом. Впереди в коляске следовали полковник Скандраков и курьер Меньшагин. За ними - сам Плеве в особо сооруженной бронированной карете, обеспечивавшей защиту от пуль. Впереди поезда и позади катили попарно на велосипедах агенты. Заметить этот торжественный поезд... было легко, а к тому же выезды происходили еженедельно, в тот же час и по тем же улицам. Этим и воспользовались убийцы". Следует отметить, что и министр внутренних дел не очень обольщался относительно отношения к себе окружающих. За две недели до гибели В. К. Плеве как-то сказал своим знакомым: "Прощайте, может быть, больше не увидимся. Положение мое трудное: ненависть кипит вокруг меня".
      Как уже отмечалось выше, даже непримиримые противники бывшего директора Департамента полиции не отказывали ему в личном мужестве. Действительно, заняв пост своего убитого предшественника Д. С. Сипягина, В. К. Плеве не мог не понимать, что с этой минуты он становится одной из наиболее привлекательных мишеней для террористов. Отдавая себе отчет в этой нешуточной опасности, министр внутренних дел перестал ходить пешком днем и гулял лишь ночами в сопровождении 5-6 агентов. Понятно, что революционеры ненавидели каждого министра внутренних дел как конкретного проводника направленной против них карательной Политики самодержавия. Однако после Кишиневского погрома, который произошел в апреле 1903 г. и во время которого погибло 40 евреев и 3 христианина, ненависть революционеров (многие из которых сами были евреями) к В. К. Плеве, которого они считали главным виновником этого события, выросла неимоверно. Возглавивший в этом же году "боевую организацию" партии эсеров Евно Азеф решил любой ценой убить ненавистного лично ему министра. То обстоятельство, что сам он с 1892 г. работал на Департамент полиции, нисколько не остановило провокатора. По его приказу террористы устраивают самую настоящую охоту за министром внутренних дел.
      Первой попыталась "казнить" В. К. Плеве террористка С. Клитчоглу, приехавшая для этого с небольшой группой боевиков в северную столицу, но быстро арестованная полицией. Тогда за дело более профессионально взялся Б. Савинков. Знаменитый впоследствии террорист затем вспоминал, что для организации этого громкого убийства он, согласно плану Азефа, пошел на необычный для революционеров шаг - организацию слежки за маршрутом и точным временем передвижения министра внутренних дел, который жил в здании Департамента полиции на Фонтанке и каждую неделю ездил на доклад к Николаю II. "При строгой охране министра, для наблюдения необходимы были люди, по роду своих занятий целый день находящиеся на улице, например, газетчики, извозчики, торговцы вразнос и т. п. Было решено поэтому, что один товарищ купит пролетку и лошадь и устроится в Петербург легковым извозчиком, а другой возьмет патент на продажу вразнос табачных изделий и... будет следить за Плеве. Я, - описывал свою операцию в мемуарах Б. Савинков, - должен был комбинировать собираемые ими сведения и, по возможности наблюдая сам, руководить наблюдением. (...) Полиция едва ли могла предположить, что члены боевой организации ездят по Петербургу извозчиками или торгуют вразнос". Расчет террориста на фактор внезапности полностью оправдался. Установив без особого труда обычный маршрут министра, Савинков назначил на 18 марта 1904 г. покушение на В. К." Плеве. Сигнальщикам и бомбометателям Б. Савинков указал места их нахождения, однако первая попытка сорвалась из-за трусости сбежавшего с места предполагаемого теракта Боришанского и недостаточной сноровки Е. Сазонова, другого бомбиста.
      Хотя первая попытка оказалась неудачной, террористы не падали духом и уже 25 марта хотели попробовать вновь. Когда и в тот день ничего не получилось, террористический акт был назначен на 1 апреля, однако его пришлось перенести, поскольку накануне ночью начинявший бомбу террорист Максимилиан Швейцер сам погиб от взрыва. Новое покушение, которое должно было состояться 8 июля, вновь сорвалось из-за того, что Сазонов опоздал к месту сбора метальщиков, в результате чего произошла неразбериха при раздаче бомб. Однако социалисты-революционеры твердо решили уничтожить ненавистного министра, и 15 июля настойчивость Б. Савинкова была наконец вознаграждена. В тот день в половине десятого утра В. К. Плеве в своей бронированной карете выехал из министерской дачи на Аптекарском острове и направился на Балтийский вокзал, чтобы оттуда проследовать в Петергоф на обычный четверговый доклад императору. Дальнейшее со знанием дела описал жандармский полковник А. И. Спиридович: "Сзади насилу поспевала одиночка (коляска, запряженная одной лошадью. - Авт.) с чинами охраны. Сбоку катили велосипедисты охраны. Вытягивалась полиция, шарахались извозчики, оглядывалась публика. А навстречу министру... спокойно шли с бомбами направленные Савинковым трое боевиков. Недалеко от моста через Обводный канал, наперерез карете свернул с тротуара некто в железнодорожной форме со свертком подмышкой. Он у кареты. Он видит пристальный, угадывающий судьбу взгляд министра. Взмах руки - сверток летит в карету, раздается взрыв. Министр убит. Убит и кучер, и лошади. Блиндированная карета разнесена в щепы. Бросивший бомбу Егор Сазонов сбит с ног охранником-велосипедистом и ранен взрывом". Террористический акт, от которого пострадало около двадцати человек, произошел в десять часов семнадцать минут.
      Весьма показательна реакция различных общественных сил, последовавшая на это убийство. Узнав о случившемся, Николай II записал в своем дневнике:
      "В лице доброго Плеве я потерял друга и незаменимого министра внутренних дел. Строго Господь посещает нас Своим гневом. В такое короткое время потерять двух столь преданных и полезных слуг! На то Его святая воля!" Совершенно иной была реакция революционеров. Когда об убийстве министра стало известно, недалеко от Женевы проходил съезд заграничных секций партии эсеров. Присутствовавший на нем боевик С. Слетов так описывает произведенное этой вестью на собравшихся впечатление: "На несколько минут воцарился какой-то бедлам. Несколько мужчин и женщин ударились в истерику. Большинство обнималось. Кричали здравницы. Каждый за себя и для себя, не слушая других. Как сейчас вижу Н. (так автор обозначал Азефа. - Авт.): стоит в стороне, бьет о пол стакан с водой и со скрежетом зубов кричит: "Вот тебе за Кишинев!"". Организатора удачного покушения все приветствовали, как триумфатора, а "бабушка русской революции" Брешко-Брешковская, не любившая ни евреев, ни террористов и величавшая за глаза Азефа "жидовской мордой", на сей раз поклонилась ему до земли. Что же касается восприятия случившегося основной массой общества, то оно вполне исчерпывающе описывается двумя достаточно беспристрастными авторами. В. П. Обнинский констатировал: "Следует отметить, что убийства министров внутренних дел Сипягина и Плеве произвели странное впечатление на петербургское население. Оно положительно, хотя и молча, одобряло эти ужасные акты..." Л. Тихомиров в своем дневнике записал: "...О самом Плеве я не слыхал ни одного слова сожаления... Никому он не сделал добра. Всем надоел".
      Погибший министр внутренних дел был женат на Зинаиде Николаевне Ужумецкой-Грицевич, брак с которой состоялся 27 апреля 1869 г. Она родила В. К. Плеве четырех детей, двое из которых умерли в младенчестве. Выжила их дочь Елизавета (по другим данным - Зинаида; 1870 - после 1929 г.), вышедшая замуж за сенатора и гофмейстера Н. И. Вуича, а также сын Николай (1872 - после 1929 г.), пошедший по стопам своего отца в Министерстве внутренних дел и дослужившийся до чина сенатора.
      Литература: Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 1-3; Голиков Г., Бурин С. Канцелярия непроницаемой тьмы. М., 1994; Дегаевщина (Материалы и документы) // Былое. 1906. № 4; Лурье Ф. Полицейские и провокаторы. СПб., 1992; Памяти Вячеслава Константиновича Плеве. СПб.,Т904; Перегудова 3. И. Политический сыск России (1880-1917). М., 2000; Седов М. Г. Героический период революционного народничества. М., 1966; Симонова М. С. Вячеслав Константинович Плеве // Российские консерваторы. М., 1997; Формулярный список о службе государственного секретаря, министра статс-секретаря Великого княжества Финляндского, статс-секретаря его императорского величества, сенатора, действительного тайного советника фон Плеве // Из глубин времен. Альманах. 1995. № 4; Чернышевский после Сибири // Былое. 1917. № 4; Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи 1802- 1917 гг. СПб., 2001.
      * * *
      ДУРНОВО Петр Николаевич (23 ноября 1842 г. (по другим данным - 24 марта того же года), Тверь - 11 сентября 1915 г., Петроград).
      В 1884-1893 гг. - директор Департамента полиции.
      Старинный дворянский род Дурново имеет одно происхождение с описанным выше родом Толстых - оба они ведут свое происхождение от Индроса-Леонтия, выехавшего в 1353 г. в Чернигов из Немецкой земли. Как уже говорилось, его правнук Андрей Харитонович получил от великого князя Василия Васильевича прозвище Толстого, став родоначальником рода Толстых. В свою очередь, правнуком Андрея Харитоновича был Василий Юрьевич Дурной, давший начало ветви Дурново. Его потомки оставили свой след в русской Истории еще в допетровскую эпоху: Константин Семенович Дурново в 1623 г. участвовал в избрании на царство первого Романова, Андрей Истомич Дурново в 1634 г. был убит при осаде Смоленска, а Михаил Федорович Дурново был воеводой в Красноярске и умер там в 1646 г. К 1699 г. тридцать девять Дурново владели поместьями, а шесть из них были стольниками.
      Сам будущий глава политического сыска Российской империи происходил из потомственных дворян Московской губернии и был внучатым племянником адмирала М. П. Лазарева. Последнее обстоятельство, вероятно, повлияло на начало его карьеры, и 18 октября 1855 г. он поступает в Морской кадетский корпус. 24 августа 1857 г. П. Н. Дурново производится в гардемарины, а на следующий год отправляется в свое первое плавание на паровом фрегате "Камчатка". В 1859-1860 г. он находится в заграничном плавании на корвете "Гангут" и в 1860 г. оканчивает Морской кадетский корпус, получив 3 апреля того же года звание гардемарина флота. С 1860 по 1870 г., за исключением лишь одной зимы, П. Н. Дурново находится в дальних плаваниях в Тихом и Атлантическом океанах, а также Черном, Балтийском и Средиземном морях. С октября 1860-го по октябрь 1861 г. он совершает заграничное плавание на клипере "Гайдамак", в октябре-ноябре 1861 г. плавает у берегов Восточной Сибири на транспорте "Японец", с ноября 1861 г. по май 1862 г. находится в заграничном плавании на клипере "Наездник", в мае-августе того же года на корвете "Посадник" посещает Китай и Японию, в августе-ноябре того же года находится на лодке "Морж", с ноября 1862-го по февраль 1864 г. плавает по Японскому морю и Тихому океану на корвете "Калевала", в феврале-апреле 1862 г. находится у берегов Северной Америки на корвете "Богатырь", в апреле-июне того же года на клипере "Гайдамак" курсирует у берегов Северной и Южной Америки, в июне-октябре того же года плавал по Балтийскому морю и за границу на корвете "Рында". В апреле-августе 1865 г. он на мониторе "Ураган" плавает по Балтийскому морю, в августе 1866 - июле 1867 г. находится в плавании по Атлантическому океану и Балтийскому морю на фрегате "Светлана", в августе 1867 - июле 1868 г. и сентябре 1868 - мае 1869 г. служит на фрегате "Дмитрий Донской", в ноябре 1869 - апреле 1870 г. находится в плавании по Черному морю и за границей на корвете "Память Меркурия". За весь этот период он получил 3 апреля 1862 г. сначала звание мичмана, 4 апреля 1865 г. был произведен в лейтенанты, а также бЫл награжден орденами Св. Станислава 3-й степени (1 января 1865 г.), Св. Анны 3-й степени (10 июня 1867 г.) и Св. Станислава 2-й степени (9 июня 1869 г.).
      21 сентября 1870 г. П. Н. Дурново с успехом сдал выпускные экзамены в Военно-юридической академии, получив после этого права и преимущества окончившего курс данной академии и право на ношение академического знака. После этого приказом управляющего Морским министерством от 6 октября того же года он был причислен к Главному военно-морскому судному управлению и прикомандирован к 8-му флотскому экипажу. 21 ноября того же года будущий директор Департамента полиции становится помощником прокурора при Кронштадтском военно-морском суде. Прослужив там менее двух лет, по своему прошению он 1 апреля 1872 г. увольняется от этой должности "для определения к статским делам" и получает чин коллежского асессора. Приказом по Министерству юстиции от 13 апреля того же года бывший моряк назначается товарищем прокурора Владимирского окружного суда. 1 июня следующего года он переводится товарищем прокурора Московского окружного суда, вслед за тем 7 августа 1875 г. назначается прокурором Рыбинского окружного суда, а 27 ноября того же года становится прокурором уже Владимирского окружного суда.
      За выслугу лет П. Н. Дурново 1 апреля 1876 г. производится в надворные советники, 31 декабря того же года награждается орденом Св. Анны 2-й степени, а 1 января 1880 г. - орденом Св. Владимира 4-й степени, 1 апреля того же года он становится коллежским советником, а 4 июня переводится товарищем прокурора Киевской судебной палаты.
      На этом прокурорская карьера П. Н. Дурново заканчивается, и 28 октября 1881 г. он назначается управляющим Судебным отделом Департамента полиции Министерства внутренних дел. Данная структура возникла после упразднения юрисконсультских частей при МВД, когда для ведения дел по дознаниям о государственных преступлениях учреждался особый Судебный отдел, который первоначально был при самом Министерстве, но вскоре был влит в Департамент полиции. Новый управляющий отделом напрямую подчинялся самому директору Департамента полиции и даже управлял этим органом государственной безопасности в августе 1882 г., когда В. К. Плеве находился в отпуске. На новом посту бывший моряк нес службу исправно, за что 30 августа 1882 г. был произведен в статские советники и 18 февраля 1883 г. назначен вице-директором Департамента полиции с одновременным возложением на него исполнения юрисконсультских обязанностей по Министерству внутренних дел. 15 мая того же года вице-директор Департамента полиции производится за отличие в действительные статские советники и получает бронзовую медаль в честь коронования Александра III. 26 апреля П. Н. Дурново отправляется в заграничную командировку "для ознакомления с устройством полиции в многолюдных городах Западной Европы и с теми приемами, путем которых достигается в них надзор за беспокойными и вредными элементами населения, для применения этих приемов в России с соответственным изменением в устройстве полиции". В ходе этой поездки он посещает Париж, Берлин и Вену и 12 июня представляет в своем рапорте обозрение полицейских учреждений этих крупнейших европейских столиц.
      Вскоре после возвращения П. Н. Дурново из заграничной командировки наступает новый этап его карьеры, и 21 июля 1884 г. он становится исправляющим должность директора Департамента полиции, 23 августа официально назначается исправляющим эту должность и, наконец, 1 января 1885 г. окончательно утверждается в должности директора Департамента полиции. Рекомендовал его императору на эту ответственную должность министр внутренних дел Д. А. Толстой, ценивший способности своего дальнего родственника. Достаточно хорошо знавший нового главу государственной безопасности В. П. 06нинский следующим образом охарактеризовал его: "Небольшой человек, со специфическим чиновничьим обликом, пробритым подбородком, но живой, с умными, обезьяньими глазками, с аллюрами какого-то зверька, как мне показалось, хорька; было в нем что-то хищное, видно было сразу, что ни один жест, ни один поступок этого человека не будет сделан необдуманно, без выгоды для него самого". В принципе в облике нового директора Департамента полиции были какие-то черты, способные вызвать негативное впечатление, и не симпатизировавшая ему В. И. Дмитриева так описала его появление на одном приеме: "Вползло что-то низенькое, щупленькое, прилизанное, мутным взглядом окинуло всех присутствующих и тою же ползучею слегка пришаркивающей походкой начало обходить просителей..." Однако совершенно другие отзывы слышались порой даже из противоположного лагеря. Так, например, знаменитая террористка Вера Фигнер описала П. Н. Дурново как "вежливого, ускользающего, изящного" человека. Придерживающаяся либеральных воззрений Е. Н. Водовозова находила руководителя политического сыска вспыльчивым, но отходчивым, не лишенным благородства деятелем и даже "врагом ненужной жестокости, хитрости, двоедушия". Подобное мнение о нем имело под собой некоторые основания, поскольку и С. Ю. Витте в своих воспоминаниях констатирует: "Я очень мало, даже почти совсем не знаю деятельности Дурново как директора департамента полиции, я имел лишь несколько раз случай слышать от лиц, имевших несчастие поделом или невинно попасть под ферулу этого заведения, что Дурново был директором довольно гуманным..." Тот же автор, отнюдь не склонный хвалить своих современников, дает ему следующую оценку: "Все суждения, которые высказывал Дурново, отличались знанием дела, крайней рассудительностью и свободным выражением своих мнений. Я ранее знал Дурново за человека умного, характерного, многому научившегося на службе по судебному ведомству". Даже впоследствии, когда П. Н.Дурново был назначен благодаря С. Ю. Витте на пост министра внутренних дел и разошелся с ним по поводу принципиального направления внутренней Политики, последний уже после разрыва с ним счел нужным отметить в своих мемуарах: "Изменил ли я свое мнение относительно Дурново? - Нисколько. Я никогда не считал его человеком твердых этических правил, я в нем ценил и продолжаю ценить ум, опытность, энергию и трудоспособность, но, конечно, Дурново человек не принципов. Если бы государь сразу поставил его на корректную точку и дал ему ясно понять, что покуда я председатель Совета, его выбравший в министры, то я отвечаю за него, и он ничего серьезного не может делать без моего согласия или без моего ведома, то Дурново был бы именно тем министром, который мне был необходим в то время". Другие современники также отмечали ум директора Департамента полиции, его волю и умение высказываться кратко, ясно и определенно.
      Как и его предшественники, новый глава политического сыска становится членом самых разнообразных комиссий. Уже 17 сентября 1884 г. он назначается членом Особого совещания, учрежденного согласно статье 34 Положения о государственной охране, на один год с 9 сентября следующего года; 19 февраля 1885 г. в качестве представителя от Министерства внутренних дел входит в состав Особой комиссии для пересмотра действующих постановлений Устава о фабричной и заводской промышленности; через шесть дней как уполномоченный от МВД назначается в Совещание для обсуждения способов к прекращению обращения купонов; 3 октября того же года становится членом Особой комиссии для разработки вопроса о мерах к прекращению наплыва иностранцев в западные окраины Российской империи, а 25 ноября входит в Комиссию для всестороннего обсуждения проектов об управлении Одесским портом; 3 ноября 1886 г. назначается представителем МВД в Комиссию для разработки проекта паспортных правил.
      Участвуя в деятельности всех этих органов, П. Н. Дурново не забывал и о своих основных обязанностях. Наиболее крупным успехом Департамента полиции за время его руководства стал разгром "Террористической фракции" партии "Народной воли", основанной в декабре 1886 г. в Петербурге среди студентов столичного университета П. Я. Шевыревым и А. И. Ульяновым, старшим братом В. И. Ленина. Молодые революционеры решили повторить подвиг первомартовцев и убить нового императора. Террористы готовились основательно, изготовив несколько начиненных динамитом бомб и особые, наполненные ядом, пули, смазанные для верности еще смесью стрихнина со спиртом. 15 февраля 1887 г. приготовления окончились, и А. И. Ульянов в последний раз напомнил двоим товарищам принцип действия бомб и зачитал составленную им программу организации, представляющую из себя нечто среднее между марксизмом и старыми народовольческими идеями. Вооружившись идейно и материально, террористы отправились на Невский проспект, но в течение двух дней так и не смогли подкараулить царский экипаж. Зная, что 1 марта Александр III будет присутствовать на заупокойной службе в Петропавловском соборе по своему убитому отцу, революционеры группами стали прогуливаться в месте вероятного проезда его кареты, но, прежде чем смогли привести свой замысел в исполнение, были схвачены полицией. При аресте у них обнаружили три бомбы, две из которых были цилиндрической формы, а третья замаскирована под книгу, револьвер и программу Исполнительного комитета "Народной воли". Покушение удалось предотвратить благодаря тому, что полиция уже давно следила за П. И. Андреюшкиным и благодаря этому постепенно вышла на след остальных его сообщников по подпольной организации. Все пятнадцать членов "Террористической фракции" 8 мая 1887 г. предстали перед судом, приговорившим их к смертной казни, однако император распорядился казнить только пятерых, а остальных приговорить к различным срокам каторги и ссылки в Сибирь.
      Стоит отметить, что это была далеко не единственная попытка возродить в стране крупномасштабный революционный террор. В 1888 г. петербургская пропагандистка Вера Гурари организовала кружок из молодых артиллерийских офицеров, собиравшихся порассуждать о политических свободах и конституции. О существовании этого кружка стало известно за границей, и руководитель цюрихского террористического кружка Исаак Дембо, ранее дававший деньги "Террористической фракции" партии "Народной воли", решил убить императора руками этих офицеров. Заграничные спонсоры немедленно заказали в Швейцарии сорок пять полых медных шаров под бомбы и отправили в страну для выяснения обстановки Софью Гинсбург. Хотя эмиссарша и успешно въехала в страну по подложному паспорту, однако была молода и неопытна и забыла свой кошелек в лавке на Васильевском острове. Вместе с деньгами там лежали революционные прокламации, составители которых исходили из того факта, что Александр III уже убит, и провозглашали, что "мы будем систематически уничтожать всякого представителя царской власти до тех пор, пока не явится возможность работать для народа законным путем, свободным словом в печати и свободной речью во Всероссийском земском собрании". Естественно, владелицу кошелька стали искать и арестовали ее в конечном итоге в монастырской гостинице Бахчисарая. Оперативно были схвачены и некоторые офицеры.
      За всю эту многообразную деятельность директор Департамента полиции 1 января 1886 г. получил орден Св. Станислава 1-й степени, за поимку террористов 1 марта следующего года ему было высказано монаршее благоволение, 1 января 1888 г. он был произведен в тайные советники, 1 января 1890 г. получил орден Св. Анны 1-й степени, а ровно через два года - и орден Св. Владимира 2-й степени. 20 ноября 1892 г. он был еще назначен представителем от Министерства внутренних дел в Особом совещании по поводу обнаруженных среди студентов высших учебных заведений империи землячеств и прочих тайных кружков. Казалось бы, ничто не предвещало краха этой столь удачно начатой карьеры, однако П. Н. Дурново подвела его страсть к прекрасному полу. Одной из любовниц директора Департамента полиции была жена пристава Меньчукова. Этой связью П. Н. Дурново был весьма доволен до тех пор, пока не узнал, что его подруга имеет еще одного любовника - бразильского (по другим данным, испанского) посла. Взбешенный подобной неверностью глава политического сыска решил любой ценой добыть вещественные доказательства измены и использовал с этой целью наиболее привычный для себя способ. Дальнейшее развитие Истории С. Ю. Витте описывает следующим образом: "Дурново имел и до сего времени сохраняет некоторую слабость к женскому полу, хотя в смысле довольно продолжительных привязанностей. Будучи директором департамента, он увлекся одной дамой довольно легкого поведения и затем употребил своих агентов, чтобы раскрыть измену этой дамы с испанским послом посредством вскрытия из ящика стола сего посла писем этой дамы к послу. Затем, конечно, он сделал сцену этой особе, находившейся у него на содержании. Все это осталось бы неизвестным, если бы в данном случае дело не касалось испанского посла, который возьми да и напиши об этом императору Александру 111, и если бы не царствовал такой император, который имел отвращение ко всему нравственно нечистому". Взбешенный подобным использованием служебного положения в личных целях, приведшим к нарушению дипломатической неприкосновенности, глава Российской империи немедленно распорядился: "Убрать эту свинью в Сенат в 24 часа!" Как отмечали современники, такому сравнительно мягкому наказанию руководитель государственной безопасности был обязан министру внутренних дел И. Н. Дурново, еле-еле уговорившему Александра III не увольнять совсем провинившегося донжуана, а назначить его в Сенат, что и было сделано 3 февраля 1893 г. Скандальный этот случай стал довольно широко известен, а главного его виновника с тех пор стали за глаза называть "Дурново-бразильский". Следует отметить, что, по мнению Е. Н. Водовозовой, П. Н. Дурново держал Департамент полиции "в струне", а после его ухода ситуация там "ухудшилась".
      Так или иначе, но на его активной карьере в царствование Александра III была поставлена точка, и он был вынужден ограничиться присутствием в Сенате, где он, по оценке С. Ю. Витте, "все время отличался между сенаторами разумно-либеральными идеями" и являлся "сенатором, на которого обращали внимание и с логикой которого считались". Первоначально ему было ведено присутствовать в 5-м (апелляционном) департаменте Сената, однако с 1 января 1894 г. он был перемещен в Первый департамент. Переждав в Сенате смерть Александра III, П. Н. Дурново возвращается к активной деятельности при его сыне Николае II. Первым признаком окончания опалы можно было считать его награждение орденом Белого Орла 1 января 1900 г., а уже 25 февраля того же года бывший директор Департамента полиции становится товарищем министра внутренних дел. Как свидетельствуют современники, и это назначение не произошло без оттенка авантюрности. Согласившийся взять его в помощники (правда, не по полицейской части, а по линии связи) министр внутренних дел Д. С. Сипягин в разговоре с новым императором назвал в качестве своего товарища кандидатуру другого Дурново, бывшего губернатором в Таврии, а в соответствующий указ о назначении вписал уже "Дурново-бразильского". Когда данный указ был уже официально распечатан, министр внутренних дел покаялся Николаю II в совершенном подлоге, отметив, что Дурново "и так сильно пострадал". Император не стал переделывать указ, и незадачливый герой-любовник вновь вернулся в родное министерство. Об этом периоде его карьеры С. Ю. Витте пишет так: "Вскоре после сего разговора были назначены товарищами министра П. Н. Дурново и генерал-майор князь Святополк-Мир-ский, причем последний был командующим корпусом жандармов и в его ведении был департамент полиции, поскольку сим департаментом не занимался сам министр Сипягин. (...) Что же касается Дурново, то Сипягин с ним советовался тогда, когда нуждался в том или другом совете, но специально поручил ему почты и телеграфы, и Дурново вел хорошо управление почт и телеграфов. Относительно выдачи какой бы то ни было суммы Дурново Сипягин ко мне никогда не обращался (бывший глава политического сыска проиграл на бирже шестьдесят тысяч рублей и до этого обращался с просьбой выдать эту сумму ему из казны к С. Ю. Витте. - Авт.) и после мне сознался, что он выдал Дурново, чтобы покрыть его потерю на бирже, из сумм департамента полиции. Во время Сипягина Дурново вел себя совершенно корректно. Когда Сипягин заболел и начали против него интриговать и князь Оболенский пожелал иметь личные доклады у его величества, вероятно, рассчитывая на характер государя императора, то Дурново отнесся к этим интригам, как весьма корректный человек.
      Затем вступил министр Плеве; они друг друга ненавидели; Дурново занимался только почтами и телеграфами и вел себя корректно. Когда же убили Плеве, министром стал князь Мирский.
      Дурново остался товарищем и при Мирском и держал себя совершенно корректно.
      Наконец, когда ушел Мирский, назначили Вулыгина-Трепова, Дурново держал себя совершенно корректно относительно первого и весьма критиковал Трепова". Вновь потянулась текучка работы в различных органах. Сразу после назначения на товарища министра возложили управление по ведению сношений с местами и лицами, на основании статьи 318, по департаментам: 1) Общих дел; 2) Духовных дел иностранных исповеданий; 3) по Главному управлению по делам печати, - и участие по делам этих учреждений в Сенате вместо министра внутренних дел. 16 марта следующего года он становится представителем от Министерства внутренних дел в Комитете попечительства о домах трудолюбия и работных домах, в том же году председательствует в Особом совещании по еврейскому вопросу, а 6 марта 1902 г. утверждается в звании комитета Главного попечительства детских приютов ведомства учреждений императрицы Марии. 20 апреля того же года на П. Н. Дурново временно возлагается заведование делами Департамента полиции, с 29 октября он входит в состав комитета по сооружению в северной столице памятника Александру 11, а 29 октября назначается председателем предварительного совещания по вопросу о разработке проекта преобразования губернских установлений в губерниях, управляемых по общему учреждению губернскому. 30 января 1903 г. он становится членом Особой комиссии для обсуждения предположений, выработанных вышеозначенным совещанием, а с февраля того же года назначается пожизненным членом Московского совета детских приютов. 7 октября того же года товарищ министра назначается в состав Особого совещания для рассмотрения предначертанных некоторыми ведомствами предположений о передаче дел, имеющих исключительно местное значение, из центральных государственных учреждений в местные.
      28 марта 1904 г. император награждает П. Н. Дурново орденом Св. Александра Невского, а в апреле он начинает работать в Особом совещании для предварительного соображения проекта правил о раздельном жительстве супругов. Когда террористы убивают В. К. Плеве, то с 15 июля 1904 г. товарищ министра вступает в заведование текущими делами Министерства внутренних дел и 14 сентября "за отличные труды по заведыванию делами министерства" получает монаршую благодарность. В августе он председательствует в Совещании для выработки руководящих указаний местным властям по вопросу о применении высочайшего указа от 11-августа об изменении постановлений о праве жительства в различных местностях империи. 16 сентября того же года новый министр поручает ему заведование делами Главного управления почт и телеграфов, Медицинского совета, а также департаментов Общих дел и Духовных дел иностранных исповеданий, Техническо-строительного и Статистического комитетов, Канцелярии министра по делам дворянства, Управления главного врачебного инспектора и Института гражданских инженеров императора Николая I, а равно присутствовать за министра внутренних дел в Первом департаменте Сената.
      Начавшиеся в 1905 г. внутренние потрясения накладывают свой отпечаток на состав тех органов, в которые входит П. Н. Дурново. 1 февраля он становится представителем Министерства внутренних дел в Особой комиссии для безотлагательного выяснения причин недовольства в Петербурге и его пригородах и изысканию мер к устранению таковых в будущем, а через три дня - в Особом совещании для пересмотра учреждения Правительствующего Сената и выработки в связи с преобразованием Сената законоположений о местных административных судах. Через десять дней он входит в Особое совещание для пересмотра установленных для охраны государственного порядка исключительных законоположений, 25 марта товарищ министра замещает своего начальника в Особом совещании для обсуждения вопросов о наилучшем использовании всех способов сообщения в Сибири для перевозки грузов на Дальний Восток, а 23 сентября является представителем Министерства внутренних дел в Особом вневедомственном совещании для согласования действующих узаконений с именным высочайшим указом 17 апреля 1905 г. по делам веры. Тем временем революционное движение не спадало, и начавшему формировать свой кабинет С. Ю. Витте необходимо было не ошибиться с ключевой в сложившихся условиях кандидатурой министра внутренних дел.
      С одной стороны, правительству было необходимо, чтобы "министр внутренних дел, вступающий в управление в момент революции, мог бы сразу взять в руки весь полицейский аппарат и с надлежащей компетентностью им управлять", и с этой точки зрения многолетний опыт руководства Департаментом полиции, позволяющий хорошо узнать организацию и возможности данной структуры, был незаменим. С другой стороны, С. Ю. Витте помимо ума и энергии привлекал либерализм, проявленный П. Н. Дурново в Сенате, а также его неизменная "корректность" со всеми предыдущими его начальниками. Сочетание всех этих качеств предопределило выбор, и, несмотря на неодобрительное отношение к предложенной им кандидатуре части императорского окружения, кадетов и октябристов, председатель Совета Министров настоял на своем.
      Витте в своих воспоминаниях достаточно подробно описывает весь тот несложный механизм, с помощью которого император превратил нового министра в свое, а не его, Витте, послушное орудие: "В министры внутренних дел я представил Дурново, прося одновременно назначить его и в Государственный совет, так как Дурново, если бы и не вошел в министерство, по всем бывшим примерам имел на то право. Государь согласился назначить Дурново членом Государственного совета, что же касается министерства внутренних дел, то назначил его лишь управляющим министерством и неохотно. Таким назначением его величество сразу дал понять Дурново: потрафишь мне, тогда на все прошедшее, и в том числе на сенаторский либерализм, будет поставлен крест, не потрафишь, тогда будешь начальствовать недолго. А ведь для того чтобы потрафить государю, нужно было прежде всего потрафить генералу Трепову.
      Вот Дурново и не выдержал этот искус, он начал подделываться под государя, под великого князя Николая Николаевича, под Дубровина и даже под Трепова... Дурново во время моего премьерства ни разу мне не говорил о своих докладах и беседах с его величеством, но, хорошо зная государя, я ясно себе представляю разговор государя с министром внутренних дел. (...). Когда П. Н. Дурново увидал направление государя и то, что я был назначен председателем по необходимости, что я играть роль ширмы не намерен и что государь, как только ему окажется возможным найти более солидную ширму, со мной охотно расстанется, то он - Дурново - и решил, что лучше быть persona gratissima в Царском Селе, нежели в Петербурге у графа Витте, тем более, что наша жизнь так коротка, а пребывание на постах министров еще короче". Временно управляющим Министерством внутренних дел П. Н. Дурново был назначен 23 октября 1905 г. и немедленно принялся за наведение порядка в стране. Новый министр сразу же увеличил силы и средства полиции в основных городах империи. В старой столице кроме конного жандармского дивизиона была образована конно-полицейская стража, а чинам полиции, "на долю которых выпало наиболее труда в настоящее беспокойное время", было роздано наград на общую сумму в полмиллиона рублей. 3 декабря 1905 г. полиция схватила 267 членов Петербургского Совета и провела широкомасштабные аресты вожаков беспорядков и в других городах. По отношению к рядовым революционерам Дурново был настроен еще более решительно и в директиве командующему войск Сибирского военного округа требовал: "Необходимо избегать арестов и истреблять мятежников на месте или немедленно судить военным судом и казнить". По подсчетам исследователей, с конца 1905 по март 1906 г. по всей стране было расстреляно около 20 тысяч человек и арестовано еще 72 тысячи. Проведя "поворот к более энергичной внутренней Политике", П. Н. Дурново переломил ситуацию и, по мнению некоторых современников, "спас положение" в целом.
      Вместе о тем, по утверждению С. Ю. Витте, министр понимал, что одними только карательными мерами проблемы не решить: "В то же время у меня также был несколько раз П. Н. Дурново, бывший в моем министерстве министром внутренних дел. Он мне говорил, что главная причина происходящего развала заключается в Трепове и что если Трепов не уйдет, то мы доживем до величайших ужасов. Вместе с тем по существу он находил, что единственный выход из создавшегося положения вещей заключается в широких либеральных преобразованиях и в уничтожении исключительных положений". Действительно ли так считал министр внутренних дел или автор воспоминаний слышал только то, что хотел услышать, - вопрос остается открытым, однако несомненно, что революционеры должны были видеть в главе карательного ведомства одного из самых опасных своих врагов. В январе 1906 г. сначала Азеф, а затем и вся "Боевая организация" эсеров готовят покушение на ненавистного министра, однако тот, по словам Б. Савинкова, "был неуловим". Дело кончилось тем, что в августе 1906 г. максималистка Леонтьева убила в Интерлакене французского путешественника Мюллера, ошибочно приняв его за министра внутренних дел.
      Энергичная деятельность П. Н. Дурново по подавлению революции заслужила одобрение Николая II, который 30 октября 1905 г. назначил его членом Государственного совета, а 1 января 1906 г. утвердил в должности министра внутренних дел и пожаловал чин действительного тайного советника. Помимо своих основных обязанностей министр был членом совещания для разработки необходимых в действующем учреждении Государственного совета изменений (28 октября 1905 г.). Совещания для рассмотрения предложений Совета министров о способах осуществления высочайших предуказаний, возвещенных в пункте 2 Манифеста 17 октября 1905 г. (2 декабря того же года). Особого совещания для всестороннего рассмотрения вопросов об оказании материального вспомоществования частным лицам, пострадавшим во время аграрных беспорядков, а также пароходным и транспортным предприятиям, понесшим ущерб во время происходивших на юге волнений (16 декабря того же года), совещания для рассмотрения предложенных в учреждениях Государственного совета и Государственной думы изменений (11 февраля 1906 г.). Во время предвыборной кампании в Государственную думу, созданную согласно Манифесту 17 октября 1905 г., министр внутренних дел в инструкции предписал земским начальникам "объяснить крестьянам всю несостоятельность программ, клонящихся к изменению государственного строя", а для "правильного течения выборов удалять как беспокойный элемент тех ораторов, которые обольщали бы крестьян несбыточными надеждами на даровое наделение частновладельческими земельными участками".
      Когда непосредственная угроза революции миновала, Николай II стал избавляться от ставших ему теперь ненужными лиц. 16 апреля 1906 г. в отставку был отправлен С. Ю. Витте, а вслед за тем 22 апреля состоялась и отставка министра внутренних дел. Для подслащения пилюли император в тот же день пожаловал П. Н. Дурново в свои статс-секретари и удостоил рескрипта следующего содержания: "Петр Николаевич. Ценя ваши выдающиеся способности и деловую опытность, я призвал вас к управлению Министерством внутренних дел в тяжелое время, когда враги общественного порядка пытались нарушить мирное течение народной жизни, с целью воспрепятствовать осуществлению предпринятых мною на благо Отечества преобразований. Решительные и самоотверженные действия ваши во многом способствовали успокоению умов, встревоженных внутреннею смутою, и обеспечили беспрепятственное производство населением первых выборов членов Государственной думы и Государственного совета.
      За разрешением главной задачи, которая поставлена была административной власти событиями последнего времени, вы вошли со всеподданнейшим ходатайством об увольнении от должности министра внутренних дел.
      Уважив эту просьбу, я в изъявление искренней моей благодарности за вашу высокополезную патриотическую деятельность, пожаловал вас моим статс-секретарем.
      Пребываю к вам неизменно благосклонный.
      Николай".
      Как члену Государственного совета П. Н. Дурново был определен оклад в сумме 18 тысяч рублей в год. В этом органе он стал председателем группы правых и до конца жизни сохранял некоторое влияние в "высших сферах". Так, например, председатель Совета Министров В. Н. Коковцев считал, что нападки на него левых и кадетов в Государственной думе не имели влияния на его карьеру, "тогда как редкие выступления П. Н. Дурново... вели верной рукой к моей ликвидации". Тем не менее его влияние не было беспредельным, и 11 марта 1911 г. по требованию П. А. Столыпина бывший министр внутренних дел вместе с другим членом Государственного совета В. Ф. Треповым были уволены в заграничный отпуск до 1 января следующего года за их резкую оппозицию законопроекту о введении земских учреждений в Западном крае. После своего возвращения П. Н. Дурново в 1915 г. состоял членом финансового комитета и комитета по волостному земству Государственного совета. За последний период своей деятельности он был награжден алмазными знаками к ордену Св. Александра Невского (18 апреля 1910 г.), орденом Св. Владимира 1-й степени (3 апреля 1912 г.) и светло-бронзовой медалью в память 300-летия Дома Романовых (21 февраля следующего года).
      Помимо своей бурной деятельности П. Н. Дурново вошел в Историю еще и тем, что в феврале 1914 г., за полгода до начала Первой мировой войны, он подал Николаю II записку, в которой весьма точно предсказал начало этой войны и ее последствия для Российской империи. Эта записка открывалась глубоким анализом сложившегося к 1914 г. международного положения: "Центральным фактором переживаемого нами периода мировой Истории является соперничество Англии и Германии. Это соперничество неминуемо должно привести к вооруженной борьбе между ними, исход которой, по всей вероятности, будет смертелен для побежденной стороны". Безошибочно определив состав противостоящих друг другу военных блоков, бывший министр указывает на ошибочность сделанного русским правительством внешнеполитического выбора и его негативных последствиях: "Англо-русское сближение ничего реально полезного для нас до сего времени не принесло. В будущем оно сулит нам неизбежно вооружейное столкновение с Германией. (...) При таких условиях борьба с Германией представляет для нас огромные трудности и потребует от нас неисчислимых жертв. (...) Главная тяжесть войны, несомненно, выпадет на нашу долю, так как Англия к принятию широкого участия в континентальной войне едва ли способна, а Франция, бедная людским материалом, при тех колоссальных потерях, которыми будет сопровождаться война в современных условиях военной техники, вероятно, будет придерживаться строго оборонительной тактики. Роль тарана, пробивающего самую толщу немецкой обороны, достанется нам, а между тем сколько факторов будет против нас и сколько на них придется нам потратить и сил, и внимания!"
      Предупредив императора об опасности выступлений сепаратистов на Кавказе, в Туркестане, Финляндии и Польше во время грядущей войны, бывший министр внутренних дел старается показать, что война с Германией не отвечает отечественным национальным интересам: "Готовы ли мы к столь упорной борьбе, которой, несомненно, окажется будущая война европейских народов? На этот вопрос приходится, не обинуясь, ответить отрицательно. Менее чем кто-либо, я склонен отрицать то многое, что сделано для нашей обороны со времени японской войны. Несомненно, однако, что это является далеко не достаточным при тех невиданных размерах, в которых неизбежно будет протекать будущая война.
      Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух Государств. (...) Скажу более, разгром Германии - в области нашего с ней товарообмена - для нас невыгоден. (...) Что касается немецкого засилья в области нашей экономической жизни, то едва ли это явление заслуживает те нарекания, которые обычно против него раздаются. Россия слишком бедна капиталами и промышленной предприимчивостью, чтобы могла обойтись без широкого притока иностранных капиталов. Поэтому известная зависимость от того или другого иностранного капитала неизбежна для нас до тех пор, пока промышленная предприимчивость и материальные средства русского населения не разовьются настолько, что дадут возможность совершенно отказаться от услуг иностранных предпринимателей и их денег. Но пока мы в них нуждаемся, немецкий капитал выгоднее для нас, чем всякий другой. (...) Война потребует таких огромных расходов, которые во много раз превысят более чем сомнительные выгоды... Не стоит даже говорить о том, что случится, если война окончится для нас неудачно. Финансово-экономические последствия поражения не поддаются ни учету, ни даже предвидению и, без сомнения, отразятся полным развалом всего нашего народного хозяйства. Но даже победа сулит нам крайне неблагоприятные финансовые перспективы. Вконец разоренная Германия не будет в состоянии возместить нам понесенные издержки, покрыть наши военные расходы".
      Показав, что война со своим могущественным западным соседом невыгодна для России ни с какой стороны, П. Н. Дурново переходит к возможным политическим последствиям их столкновения и, основываясь на том опыте, который он приобрел во главе Департамента полиции и Министерства внутренних дел, делает следующий прогноз вероятного развития внутриполитической ситуации в стране: "Не следует упускать из виду, что Россия и Германия являются представительницами консервативного начала в цивилизованном мире, противоположного началу демократическому, воплощаемому Англией и, в несравненно меньшей степени, Францией. Как это ни странно, Англия, до мозга костей монархическая и консервативная дома, всегда во внешних своих сношениях выступала в качестве покровительницы самых демагогических стремлений, неизменно потворствуя всем народным движениям, направленным к свержению монархии и законного строя. С этой точки зрения, борьба между Россией и Германией, независимо от ее исхода, глубоко нежелательна для обеих сторон, как несомненно сводящаяся к ослаблению мирового консервативного начала, единственным надежным оплотом которого являются названные две великие державы. Более того, нельзя не предвидеть, что при исключительных условиях надвигающейся мировой войны, таковая, опять-таки независимо от ее исхода, представит смертельную опасность и для России, и для Германии. По глубокому убеждению, основанному на тщательном изучении современных противогосударственных течений, в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силой вещей, перекинется и в страну-победительницу. Слишком уж многочисленны те каналы, которыми за много лет мирного их сожительства незримо соединены обе страны, чтобы коренные социальные потрясения, разыгравшиеся в одной из них, не отразились бы и в другой. Что эти потрясения будут носить именно социальный, а не политический характер, - в этом не может быть никаких сомнений, и это не только в отношении России, но и в отношении Германии. Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно исповедуют принцип бессознательного социализма. Несмотря на оппозиционность в русском обществе, столь же бессознательную, как и социализм широких слоев населения, политическая революция в России невозможна, а всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое".
      Далее бывший глава государственной безопасности дал глубокий анализ реальной силы политической оппозиции, представленной партиями кадетов и октябристов: "За нашей оппозицией нет никого, у нее нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом. Русский простолюдин, крестьянин и рабочий одинаково не ищет политических прав, ему ненужных и непонятных. Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужой землей, рабочий о передаче ему всего капитала и прибыли фабриканта, а дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, стоит только правительственной власти безвозбранно допустить агитацию в этом направлении, Россия неизбежно будет ввергнута в анархию, пережитую ею в приснопамятный период смуты 1905-1906 годов. Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации. Как уже было отмечено, война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи, - будем надеяться, частичные, - неизбежно окажутся и те или иные недочеты в нашем снабжении. При исключительной нервности нашего общества этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение, а при оппозиционности этого общества все будет поставлено в вину правительству".
      Вновь подчеркивая то обстоятельство, что у интеллигентской оппозиции нет серьезных корней в населении, вследствие чего никакой реальной силы она не представляет, П. Н. Дурново остроумно отмечает: "Требуя от правительственной власти ответственности перед классовым представительством и повиновения ею же искусственно созданному парламенту (вспомним знаменитое изречение: "власть исполнительная да подчинится власти законодательной"), наша оппозиция, в сущности, требует от правительства психологии дикаря, собственными руками мастерящего идола, а затем с трепетом ему поклоняющегося.
      Если война окончится победоносно, усмирение социалистического движения в России в конце концов не представит затруднений. Будут аграрные волнения на почве агитации за необходимость вознаграждения солдат дополнительной нарезкой земли, будут рабочие беспорядки при переходе от вероятно пониженных заработков военного времени к нормальным расценкам, пока не докатится до нас волна германской революции.
      Но в случае неудачи, возможность которой при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна. Как уже было указано, начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная против него кампания, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которыми можно поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, за сим и общий раздел всех ценностей и имущества. Побежденная армия, лишившаяся к тому же во время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей ее части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению.
      Как это ни странно может показаться на первый взгляд, при исключительной уравновешенности германской натуры, но Германии, в случае поражения, предстоит пережить не меньшие социальные потрясения. Слишком уж тяжело отразится на населении неудачная война, чтобы последствия ее не вызвали на поверхность глубоко скрытые сейчас разрушительные стремления". Нарисовав подобную картину будущего развития событий, бывший министр предлагает императору единственную, на его взгляд, альтернативу этому пути: "Совокупность всего вышеизложенного не может не приводить к заключению, что сближение с Англией никаких благ не сулит и английская ориентация нашей дипломатии, по самому существу, глубоко ошибочна. С Англией нам не по пути, она должна быть предоставлена своей судьбе, и ссориться из-за нее с Германией нам не приходится. Тройственное соглашение - комбинация искусственная, не имеющая под собой почвы общих интересов, и будущее принадлежит не ей, а несравненно более жизненному тесному сближению - России, Германии, примиренной с последней - Франции и связанной с Россией строго охранительным союзом Японии. Такая, лишенная всякой агрессивности, по отношению к прочим Государствам, политическая комбинация на долгие годы обеспечит мирное сожительство культурных наций..."
      Как известно, Николай II не придал никакого значения этой записке, и Россия через полгода вступила в Первую мировую войну. Автору этого небывало точного пророчества посчастливилось увидеть лишь начало его исполнения, а его венценосному адресату пришлось досмотреть его до конца - сначала возглавляемой им Российской империи, а затем и своего личного.
      Женой П. Н. Дурново была Екатерина Григорьевна Акимова (1852-1927), братом которой был М. Г. Акимов, являвшийся с 1906 г. членом Государственного совета и занимавший в 1907-1914 гг. пост председателя данного органа. От этого брака у директора Департамента полиции был сын Петр (1883 - не ранее 1915 г.) и дочь Надежда (1886 - не ранее 1915).
      Литература: Александр Ильич Ульянов и дело 1 марта 1887 г. М.; Л., 1927;
      Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 1-3; Голиков Г., Бурин С. Канцелярия непроницаемой тьмы. М., 1994; Итенберг Б. С., Черняк А. Я. Жизнь А. Ульянова. М., 1966; 1 марта 1887 г. Дело П. Шевырева, А. Ульянова и других. М.; Л., 1927; Российский Нострадамус // Родина. 1993. № 8-9; Формулярный список о службе члена Государственного совета, сенатора, статс-секретаря, действительного тайного советника Дурново // Из глубины времен. Альманах. 1995. № 4; Шилов Д. Н. Государственные деятели Российской империи 1802-1917гг. СПб., 2001.
      * * *
      ПЕТРОВ Николай Иванович (20 октября 1841 г., г. Петровок Саратовской губернии - 24 декабря 1905 г.).
      В 1893-1895 гг. - директор Департамента полиции.
      Этот глава государственной безопасности не мог похвастаться древностью и знатностью своего рода. Его отцом был Иван Иванович Петров, который происходил из "детей нижних почтовых служащих" и всю свою жизнь провел в этом же ведомстве. Живя с 1829 г. в Петровске, там он вторым браком женился на дочери местного помещика Е. П. Житковой, получившей в приданое от своих родителей небольшое имение с 17 ревизскими душами. Лишь благодаря этому обстоятельству Н. И. Петров впоследствии в анкетах мог с гордостью писать, что происходит из дворян Саратовской губернии. Когда во время эпидемии холеры в 1848 г. умерла его мать, он был в семилетнем возрасте отдан на воспитание в малолетний Александровский кадетский корпус в Царском Селе, после чего продолжал образование в Аракчеевском кадетском корпусе и Константиновском военном училище, которое окончил первым по выпуску. В звании поручика 16 июня 1860 г. он поступает на военную службу в лейб-гренадерский Екатеринославский его величества полк. Мечтая о военной карьере, в том же году Н. И. Петров поступает вольнослушателем в Московский университет для лучшей подготовки к поступлению в военную академию.
     
      Способности молодого поручика были замечены, и 19 августа 1862 г. он был отправлен в Николаевскую академию Генерального штаба для образования в высших военных науках. Учился будущий глава политического сыска на отлично, за что во время учебы получил чин сначала штабс-капитана (12 мая 1863 г.), а затем и капитана (6 ноября 1864 г.). Окончив по первому разряду Николаевскую академию, 13 ноября 1864 г. Н. И. Петров был причислен к Генеральному штабу и назначен на службу в Московский военный округ. 16 октября следующего года он был назначен младшим помощником распорядительного по войскам Отделения Главного управления Генерального штаба, а 7 ноября того же года "в награду отлично-усердной службы" был пожалован орденом Св. Станислава 3-й степени. 15 июня 1866 г. младший помощник распорядительного | по войскам был командирован военным министром для наблюдения за ходом Е сплавной операции по Волге, Каме и Каспийскому морю маршевых бригад, S резервных батальонов, назначенных в Кавказскую армию и полков 40-й пехотной дивизии и во время исполнения данного поручения проявил отличную распорядительность. 1 января 1867 г. последовало новое назначение - столоначальником 4-го стола 2-го отделения Генерального штаба. За три с половиной года пребывания в этой должности Н. И. Петров вновь наблюдал за перевозкой водным путем молодых солдат в Кавказскую армию (в 1868 г. - по Черному и Азовскому морям, одновременно исследуя в военном отношении эти пути, а в 1869 г. - по Волге), а также был 30 мая 1869 г. временно прикреплен в качестве адъютанта к члену Военного совета генерал-адъютанту барону Врангелю на время инспектирования им войск Московского военного округа. 20 апреля 1869 г. вновь "за отлично-усердную службу" он получает свою вторую награду - орден Св. Анны 3-й степени.
      17 апреля 1870 г. Н. И. Петров становится подполковником, а 3 июня назначается состоять при Главном штабе в качестве штаб-офицера. 23 июня того же года ему временно поручают управлять Пятым отделением Главного штаба, а в августе вновь отправляют наблюдать за перевозкой войск по Черному и Азовскому морям. 28 апреля 1871 г. ему вручают орден Св. Владимира 4-й степени, а 16 апреля следующего года производят в полковники. 6 ноября 1873 г. он назначается начальником отделения Главного штаба и на следующий год принимает активное участие в разработке Устава о всеобщей воинской повинности, за что 30 августа 1874 г. получает орден Св. Анны 2-й степени. В 1876 г. полковник состоит членом двух комиссий - по устройству быта крымских татар и для разработки правил об организации Государственного ополчения. В феврале следующего года он входит в комиссию по принятию мер против уклонения евреев от воинской повинности, а в апреле вновь наблюдает за перевозкой войск Каспийским морем, одновременно ревизуя делопроизводство Управлений Астраханского губернского и уездного воинских начальников. Начальство было вполне довольно его службой, и 30 августа 1877 г. он получает орден Св. Владимира 3-й степени. В 1879 г. по приказанию военного министра Н. И. Петров отправляется в Астраханскую губернию и на Кавказ для составления предложения по привлечению к исполнению воинской повинности инородческого населения Астраханской губернии. 1 апреля 1880 г. он производится в генерал-майоры и назначается начальником штаба Восточно-Сибирского округа. На этом посту Н. И. Петров много внимания уделял укреплению восточных рубежей Российской империи, развитию военной инфраструктуры вверенного ему округа и исследовал Приморскую область для составления соображений об обороне этого края на случай разрыва с Китаем. За это он 3 января 1882 г. был награжден орденом Св. Станислава 1-й степени и вскоре вновь был прикомандирован к Главному штабу с производством в генерал-майоры с 30 августа того же года. В декабре в качестве представителя от Военного министерства он входит в особую секретную комиссию для обсуждения мер, направленных к устранению беспорядков в высших учебных заведениях, а 3 мая 1883 г. назначен докладчиком особого совещания из высших правительственных лиц (председатель - генерал-адъютант граф Баранов), для обсуждения политического и военного положения России на побережье Великого (Тихого. - Авт.) океана и в Приамурском крае и для выяснения предстоящих правительству на этих окраинах государственных задач, а также гражданских, экономических и военных мер по упрочению русского там положения. Через семнадцать дней после этого назначения Н. И. Петров отправился в командировку на восточные окраины империи, и в результате работы этого органа было принято решение о разделении Восточной Сибири на два генерал-губернаторства - Иркутское и Приамурское. По возвращении из этой командировки генерал-майор 7 сентября 1883 г. был назначен астраханским губернатором и наказным атаманом Астраханского казачьего войска. 10 октября того же года он был командирован в Тифлис для участия в работе Особого комитета по применению к Кавказскому туземному населению правил Устава о воинской повинности и по разработке предположений об организации туземных частей.
      После назначения его 18 января 1884 г. начальником Штаба Отдельного корпуса жандармов с оставлением по Генеральному штабу начинается работа Н. И. Петрова в сфере государственной безопасности Российской империи. Уже в августе-сентябре того же года он временно командует Отдельным корпусом жандармов. 24 марта 1885 г. генерал-майор получает свою очередную награду - орден Св. Анны 1-й степени и 1 июля того же года назначается представителем от Военного министерства в комиссию для разработки правил по колонизации Уссурийского края. В августе 1885 - октябре 1886 г. начальник штаба Отдельного корпуса жандармов производит широкомасштабную инспекцию вверенным ему частям, а именно: Московскому губернскому жандармскому управлению и Московскому жандармскому дивизиону; Киевскому, Орловскому, Харьковскому и некоторым отделениям Минского жандармским полицейским управлениям железных дорог, а также и некоторым губернским жандармским управлениям, лежащим на пути поездки, а также частей и управлений Корпуса жандармов, расположенных в Финляндии и на Кавказе. 5 апреля 1887 г. он награждается орденом Св. Владимира 2-й степени, а с июля того же года по июль 1891 г. вновь инспектирует Екатеринбургское, Самарское, Петербургско-Варшавское, Виленское, Кременчугское, Орловское, Киевское, Самарское жандармские полицейские управления железных дорог и лежащие по путям его поездок губернские жандармские управления, а также части и управления Отдельного корпуса жандармов, расположенные в Крыму, на Кавказе и Закавказье. За отличие по службе Н. И. Петров 30 августа 1891 г. производится в генерал-лейтенанты и вновь отправляется с инспекционными поездками по Закаспийской железной дороге, Закавказским жандармским частям, Орловскому и Виленскому жандармским полицейским управлениям железных дорог. В сентябре-ноябре 1892 г. он временно командовал Отдельным корпусом жандармов. После того как разразился скандал с "Дурново-бразильским", перед Александром III встал вопрос о том, кого назначить новым директором Департамента полиции, и после недолгих раздумий выбор остановился на начальнике штаба Отдельного корпуса жандармов. Официальное назначение Н. И. Петрова на новую должность в сфере государственной безопасности состоялось 10 февраля 1893 г. По отзывам современников, на этом ответственном посту генерал-лейтенант проявил себя талантливым администратором, умевшим согласовывать необходимую строгость и глубокую справедливость. Следует отметить, что именно во время руководства Н. И. Петровым Департаментом полиции его осведомителем становится знаменитый впоследствии Е. Азеф. Последний предложил свои услуги полиции анонимно еще при П. Н. Дурново, обещая доносить на русских студентов, живущих в германском городе Карлсруэ. В Департаменте личность неизвестного добровольца достаточно быстро установили и ответили, что полицию интересует не деятельность данного студенческого кружка, а "доставление достоверных и точных сведений об отправке в Россию транспортов запрещенных изданий, с указанием, когда, куда, каким путем, по какому адресу и через кого именно они пересылаются". Хотя достоверных и точных сведений по этому вопросу провокатор не имел, однако он обещал их добыть и запросил сравнительно небольшое жалованье за свою работу. 29 мая новый директор Департамента полиции представил товарищу министра внутренних дел доклад, заключительная часть которого гласила: "Принимая во внимание, что Азеф за свои услуги просит вознаграждение в размере пятидесяти рублей в месяц и имея в виду значительную пользу, которую можно извлечь из этого сотрудника, я имею честь испрашивать вашего превосходительства на выписку в расход из секретных сумм, с 1 июня сего года, ежемесячно по пятидесяти рублей для производства содержания означенному агенту". Товарищ министра ответил согласием, и зловещая карьера этого двойного предателя, принесшего немалый вред как Российской империи, так и революционному движению, началась. Не лишена интереса и следующая пикантная подробность, связанная с данным руководителем государственной безопасности, зафиксированная в мемуарах С. Ю. Витте: "Между тем должен сказать, что Зволянский был интимный друг Юремыкина, потому что оба они, и Горемы-кин и Зволянский, были ярые поклонники жены генерала Петрова, который одно время был директором департамента полиции и начальником жандармов. По причинам, трудно объяснимым, они на этом поприще не только не рассорились, но близость к госпоже Петровой совершенно их между собою связала". К этому остается добавить, что И. Л. Юремыкин в 1895-1899 гг. был министром внутренних дел, а С. Э. Зволянский через два года после ухода Н. И. Петрова занял пост директора Департамента полиции.
      2 апреля 1895 г. глава государственной безопасности был награжден орденом Белого Орла, а уже 22 июля того же года переведен на пост начальника Главного управления почт и телеграфов. В июне 1896 г. он был первым уполномоченным от Российской империи на Международной телеграфной конференции в Будапеште, а в мае следующего года осмотрел подведомственные ему почтово-телеграфные учреждения в Ревеле, Юрьеве, Риге. Митаве, Либаве, Вильно, Гродно, Варшаве, Лодзи, Радоме, Люблине, Минске, Смоленске и Москве. В декабре того же года он получает монаршую благодарность за успешное действие организованных на время военных маневров в окрестностях Белостока полевой почты и телеграфа. 5 апреля 1898 г. Н. И. Петров награждается орденом Св. Александра Невского, в июне того же года отправляется на ревизию Финляндского телеграфного округа, а в октябре назначается заместителем председателя Особого совещания из ученых специалистов и представителей разных ведомств по выработке подробных предположений о преобразовании Электротехнического института. В мае следующего года начальник Главного управления почт и телеграфов объезжает подведомственные ему управления в Ярославле, Тамбове, Ростове, Харькове и Орле, а в октябре назначается председателем межведомственной комиссии для разработки проекта Закона о телефонных сообщениях (Устава телефонного). В марте 1900 г. он осматривал почтово-телеграфные учреждения старой столицы, а в июне представлял Государство на торжественном праздновании двадцатипятилетнего юбилея Всемирного почтового союза, проходившем в Берне. В мае следующего года Н. И. Петров вновь обозревает деятельность Московского, Нижегородского, Казанского, Самарского, Пензенского, Саратовского, Орловского, Смоленского и Рижского почтово-телеграфных округов, а 21 сентября того же года производится в генералы от инфантерии. 1 января 1903 г. он назначается членом Государственного совета и с декабря того же года начинает заседать в Департаменте законов данного учреждения. Последнее назначение последовало 13 февраля 1905 г., когда Н. И. Петров был назначен членом Особого совещания для пересмотра установленных для охраны государственного порядка исключительных законов.
      Бывший директор Департамента полиции был женат на дочери полковника Елисавете Михайловне Зеленко, родившей ему дочь Елисавету 11 ноября 1874г. и сына Владимира 22 июля 1878 г.
      Литература: Витте С. Ю. Воспоминания. М., 1960. Т. 2; Николаевский Б. И. Конец Азефа. Л., 1926; Формулярный список о службе члена Государственного совета, состоящего по Генеральному штабу генерала от инфантерии Петрова // Из глубины времен. Альманах. 1995. № 4.