Перевод с польского Андрея Волкова Марек Хласко Крест Двери скрипнули и в камеру вошёл охранник. Он был высоким и худым человеком, кожа его была землистого цвета, тёмные круги под глазами свидетельствовали о застаревшей болезни печени. Об этой хвори знали все заключённые, сидевшие здесь достаточно долго, так как он часто жаловался вслух. Охранник громко откашлялся. Заключённый, сидевший на нарах, с ожиданием посмотрел на него. - Родичи приехали, - прогнусавил охранник. - Нужно повидаться. Сидевший промолчал. Он осмотрел свои вещи. Ладони его были большими, грубыми, с потрескавшимися пальцами. С первого взгляда казалось, что такими руками ничего путного сделать было нельзя. Убедиться в обратном можно было лишь увидев их в работе собственными глазами. - Слышишь, твои родичи приехали. Нужно повидаться, - повторил охранник. - Они ожидают с утра, приехали с первым поездом. Сидевший встал, выпрямившись во весь рост. Он был высоким и крепким человеком, лицо его было округлым; коротко остриженные тёмные волосы ещё больше подчёркивали эту шароподобность. - Холодно сегодня? - спросил он и начал растирать ладони. - Не будем выходить во внутренний двор – ответил охранник, делая успокоительный жест рукой. - Просто спустимся вниз. Они там дожидаются. Вышли в коридор. Охранник замкнул двери. Последовали вдоль коридора; заключённый шёл спереди, заложив свои большие ладони за спину. Навстречу им шли двое арестантов, нёсших вёдра. Один из них махнул рукой и, подмигнув, спросил у конвоируемого: - Как жизнь, приятель? - Не разговаривать! - выкрикнул охранник. Нёсший ведро, что-то промямлив, скрылся из вида. Последовали дальше. Человек с круглой головой спросил: - Не пойдём во двор? - Нет – буркнул охранник. Лицо его имело мученическое выражение; с самого утра начался очередной приступ болезни. Повернули в другой коридор и пошли очень медленно. Заключённый в последнее время очень мало ходил и его ноги, обутые в тяжёлые деревянные башмаки, сильно болели. Он то и дело сипел и спотыкался. В конце концов, не выдержав мучений, он простонал: - Страшно пекут ноги. - Эх – сочувственно откликнулся охранник. Он встряхнул плечами. - Уже совсем недалеко. Заключённый несвязно пробормотал что-то в ответ. Он старался ступать боком и всё время пристально вглядывался в стены. Через минуту он внезапно произнёс: - Лампочка перегорела. - Где? - спросил охранник. Остановились. - Там – ответил узник и поднял кверху свою большую ладонь. Охранник присмотрелся. Действительно одна из лампочек, освещавших коридор, не горела. Охранник покачал головой. - Ну скажите мне пожалуйста, – проговорил он в сердцах, - что это за лампочки? Мой зять на прошлой неделе купил три штуки, так две сразу же перегорели. Пошёл он в магазин, хотел их поменять, а ему там и говорят: «Вы что пан смеётесь? Это не наша вина! Какие получаем, такие и продаём...» Сейчас с этими лампочками прямо беда. - Сколько стоит одна? - Даже не знаю – озабоченно ответил охранник. Потом, прийдя в себя, внезапно с подозрением спросил: - А тебе зачем знать? - Просто так. Охранник пристально взглянул на заключённого и сказал гневно: - Ступай, ступай. Шутки он вздумал шутить. Дальше пошли вдоль закрытых дверей. У самой лесничной клетки дежурные арестанты мыли коридор. Они шумно работали щётками на коротких черенках; пахло хозяйственым мылом и горячей водой. Когда проходили мимо, один из работавших поднял своё вспотевшее лицо и прошептал: - Приятель, брось трубочку. На выписке отдам. - Молчать - рявкнул охранник. - Никто и не говорил – пробубнел мойщик. - Разве я что-то говорю, чёрт возьми? Все молчат. Он с шумом поднял щётку и отставил в сторону вёдра. Охранник и ковоируемый прошли мимо. Арестант вновь неосторожно наступил на больную ногу и простонал. - Потерпи, – сказал успокаивающим тоном охранник, – уже совсем недалеко. Вошли в канцелярию, проследовали дальше в комнату свиданий, где ожидали посетители. При виде вошедших они поднялись со своих мест. - Можете поздороваться – сказал охранник и на его худом лице появилась гримаса, которую не знавшие о его болезни могли принять за улыбку. - Можете садиться. Охранник поправил пояс с тяжёлым пистолетом и уселся в кресло у окна. Заключённый остановился на середине комнаты и начал часто моргать глазами; здесь было намного светлее, чем в его камере. Он подошёл к родным и вначале поцеловал в руку отца, а затем мать. - Вы сегодня рано приехали? - спросил он. - Да – ответил отец. Он был мощный и высокий, шея его выпирала из воротничка рубахи. Голос его звучал звонко, даже сейчас, когда он, не понятно почему, старался говорить шёпотом. Сын не был на него похож, ни по виду, ни по поведению. - Ехали всю ночь к тебе - продолжил отец сурово. - С пересадкой в Йодлове? - Сейчас нужно делать пересадку в Росташеве – ответила мать. - Угу – пробормотал заключённый. Он старался устроиться поудобнее, чтобы дать ногам отдохнуть. Опёршись пальцами о стену он выставил ноги перед собой. Внезапно сердце его забилось быстрее: он испугался, что отец – человек очень суровый – прикажет ему встать ровно, так как не любил, когда дети обращаются к нему без должного уважения. Заключённый вспомнил об этом и быстро спросил: - Как там Сидорович? - Сидорович? - переспросил отец. Он помолчал секунду в задумчивости, а потом ответил: - Да всё как обычно. Разве что конь его помер. - Конь помер - флегматично повторил заключённый. Он думал о том, что хорошо бы поскорее вернуться обратно в камеру и снять ненавистные ботинки. - Как же это могло случиться? - Помер и всё тут – сказал отец. - Вызывали ветеринара, но оказалось слишком поздно. Отец почесал в затылке, снова помолчал секунду. Затем с наставлением проговорил: - Конь требует подхода деликатного. - Пора закругляться – сказал охранник, поворачиваясь к разговаривающим. - Осталось пять минут. - Да конь, есть конь – быстро проговорил заключённый, и ещё немного протянул ноги.- Да, да. Конь, конь... Конечно с конём нужно деликатно. Да, да... Но что поделаешь, когда помер. Нужно было осторожней. Да, да ... Он внезапно тихо простонал. Ему пришла в голову мысль о том, что сейчас при прощании нужно будет снова встать. Он снова простонал и быстро спросил: - А у нас как? - Слава Богу – ответил отец. - Если так пойдёт и дальше, то весной корову купим. - Конец – сказал охранник. Он встал и подтянул ремень. Огромная кобура с пистолетом смешно смотрелась на фоне его худого лица. - Да – сказал отец. - Не время теперь разговаривать. Теперь должно с Богом говорить, сынок. Теперь ты ему принадлежишь. Помолись же. Он поднял ладонь вверх. Охранник отвернул лицо. - Осеняю тебя крестом Господним – проговорил отец. - Преклони колени. Заключённый ничего не ответил. - Нет – помолчав ответил он отцу. Он представил сколько страданий это принесло бы ему и при этой мысли у него перед глазами пошли круги. - Преклони колени, сын – сказал отец торжественным голосом. - Перед крестом должно на коленях стоять. Заключённый помотал головой. - Нет – снова ответил он. Быстро взял руку отца и приложился к ней. Затем поцеловал мать и последовал вслед за охранником. Посетители также вышли и пройдя через двор оказались на улице. Они пошли по направлению железнодорожного вокзала, откуда через два часа отходил их поезд. Шли по сельскому обычаю: отец впереди, а мать позади него в двух шагах. - Совсем он там изменился – заговорила мать. - Не захотел колени преклонить. Она всхлипула, старческое лицо её жалостно скорчилось. - Может не верит уж в Бога? - Первый раз – ответил отец таким тоном, будто бы сам не верил своим словам. - Первый раз не подчинился мне. Но ребёнок он всё одно хороший. В одном из скверов старики присели на минутку отдохнуть. День был тёплый, таял снег. В цвете неба, в лёгком покачивании веток, в лоснящейся коже проезжавших лошадей, во влажном блеске оград чувствовалось приближение весны. Прохожие распахивали пальто, дети выйдя из школы, собирались небольшими групками и бежали по улице вприпрыжку, грязноватый снег с шумом стекал в канавы. - Да – проговорил отец снова. - Осенью Метек вернётся из армии. Одежда Янека будет ему мала. Эх, сколько ещё дел надо успеть сделать до той осени. - Янек всегда был крупнее – сказала мать. - Да крупнее. Ничего, Митек в армии раздобреет, их там как следует кормят. Он молча посмотрел на свои блестевшие в ярких лучах весеннего солнца сапоги. - Ну что ж – продолжил он через минуту – Ребёнок он был хороший. Ни слова не сказал о том, что я ему велел это сделать. До самого конца ни словом не обмолвился. - Так это ты ему велел? - спросила мать. - Да – ответил отец. – Выходит что так. Шея его мгновенно налилась кровью. - Я слюнтяя в доме не потерплю. Он затряс кулаками. - Вот этими руками всё себе добыл – землю, дом, жену. Я на старости лет позором себя покрыть не позволю. Согрешили – их дело. Что же должен был он жениться на нищенке? Что у неё было за душой? Чего стоит человек без земли? Ничего он не достоин, разве что смерти, а может даже её нет. Я хотел ему добра. Сказал ему, чтобы положил её рядом с конём; будто бы это он её забил насмерть. А он после всего испугался, пустился наутёк, а топор там и оставил. Я ему жену в Завадове присмотрел. Имел бы теперь и дом и земли кусок. А он по своему захотел. Должен был меня слушаться. Хороший был он ребёнок. Так обо мне ни слова и не сказал. Имел сыновье уважение. - Лишь бы только не страдал сильно - снова всхлипнула мать. - Ладно уж тебе – раздражённо ответил отец. Он нетерпеливо откашлялся. - Смерть есть смерть и точка. Мало что ли людей умирает? Или он не видел смерти? Когда демократия была в одну зиму в Глуховицах половина народу вымерзло. А в Завадове? А в Яновицах? От голода да холода завсегда тяжелее помирать. Хороший он был ребёнок и смерть получит лёгкую. Три дня ещё до того. Вернёмся домой, в церковь пойдём помолиться, чтобы он лёгкую смерть принял. - Да хороший был - промолвила жена. - Конечно хороший. При этом на её округлом, испещрённом морщинами лице мелькнуло выражение сомнения. - Хороший, хороший – поспешно повторила она. - Но только почему он перед крестом колен не преклонил? 1956 Index   www.pseudology.org