Дочери моей Евгении Соколов К.Б.  Художественная культура и власть в послесталинской России: союз и борьба (1953–1985гг.) Глава 3. Кто руководил культурной политикой? Культурная политика во все времена делалась тремя основными субъектами: вла стью, интеллигенцией и массами. Интересы власти всегда были направлены главным образом на сохранение власти. Для этого необходимо было постоянно формировать у масс соответствующую картину мира. Но сама по себе власть не могла и не умела делать это. Поэтому ей была нужна профессиональная интеллигенция. У интеллигенции же всегда был наготове целый арсенал разнообразных идей и идео логий либерально-вестернизаторская, консервативно-коммунистическая, почвен но-националистическая, национал-либеральная, социал-демократическая и пр. У народа же был свой менталитет. Здесь стихийно складывалась своя идеология, которая в упрощенном виде выглядела так: выживай и обогащайся. На первых мес тах были четыре ценности материальное благополучие, семья, личная свобода и хорошая работа. Необходимо было поэтому формировать у него такую картину мира, чтобы он думал и действовал в соответствии с указаниями властей. Этому в основном и служила культурная политика государства. В ее осуществлении ключевую роль иг рали Генеральный секретарь ЦК КПСС, главный идеолог страны, шеф тайной поли ции и партийно-хозяйственная номенклатура. Генеральный секретарь Очевидно, что стратегический курс культурной политики в основном определял все могущий Генеральный (в 19531966 гг. Первый) секретарь ЦК КПСС. Спорить с ним могли только особо приближенные люди и ближайшие родственники, да и то не всегда. После смерти Сталина к власти пришел Никита Сергеевич Хрущев. В этот момент среди наследников Сталина, претендующих на власть, не было никого, кто бы не ду мал о коренных переменах. Власть закрепил за собой тот, у кого протест против тота литаризма был выражен наиболее ярко. Возможно, что именно это обстоятельство предопределило и его решимость, и ту поддержку, которую он получил. Из всей ста линской команды он был, пожалуй, в наибольшей мере связан с реальной жизнью, знал страну и в силу черт характера, и в силу особенностей карьеры. Его менталитет и характер заметно отличались от аналогичных характеристик преды дущего генсека. Если Сталин в юности писал стихи и учился в духовной семинарии, то Хрущев подобными успехами похвастаться не мог, да и не пытался. Посетив Голливуд, Хрущев рассказывал о себе следующее: "Вы хотите знать, кто я такой? Я стал трудиться, как только начал ходить. До 15 лет я пас телят, я пас овец, потом коров у помещиков <...>. Потом работал на заводе, хозяевами которого были немцы, потом работал в шах тах, принадлежавших французам; работал на химических заводах, хозяевами которых были бельгийцы, и вот теперь премьер-министр великого Советского государства". Н.С. Хрущев отличался редкостным напором, природным умом, энергией и... неве жеством. Американцам он сказал о себе правду, пропустив, однако, важную часть сво ей карьеры. На самом деле его жизненный путь был путем партийного функционера и 50 армейского политкомиссара. Хрущев был самым верным, самым преданным и самым исполнительным членом сталинского руководства. Он слепо и беззаветно участвовал во всех акциях, великих стройках и массовых репрессиях ВКП(б), переходя с одной командной должности на другую. На сталинских застольях Хрущев был рубахой-парнем, на людях это был грозный и уверенный в своей правоте босс. Сохранилось много его раболепных и хвалебных в адрес Сталина статей и текстов. Вождь привечал "Микиту" за преданность и малень кий рост, поскольку сам был невысок и не любил рослых людей. Один из бывших членов ЦК КПСС И.В. Капитонов вспоминал: "Хрущев велико лепно изучил характер вождя <...>. Ему пришлось ради выживания идти на самоуни жение, играть и такое случалось роль шута при Сталине. И эту печать комеди антства ему не удалось до конца стереть и после смерти генсека-генералиссимуса"1. Так и не окончив ни одного учебного заведения, в которых он учился, Хрущев, как и многие другие функционеры его поколения, остался невеждой, восполняя пробелы в знаниях практической сметкой, острым рациональным умом, решениями съездов и "Кратким курсом истории ВКП(б)". Так, например, М. Джилас писал о Н.С. Хруще ве: "У меня не создалось впечатления, что его знания выходят за пределы русской клас сической литературы, а его теоретические познания превышают уровень средних партийных школ <...>. Поражало как его знание некоторых малоизвестных подробно стей, так и незнание элементарных истин"2. Но зато он преуспел в политических интригах, в умении держать нос по ветру и быть нужным Хозяину. Эти качества усиливались верой в коммунизм, осторожностью и дозированной смелостью. Рассказывали, что на XX съезде КПСС кто-то послал за писку Хрущеву: "А где же вы были тогда?" И якобы Хрущев, прочтя записку, спро сил: "Кто это написал? Встаньте!" Никто, разумеется, не встал. "Так вот, сказал Хрущев, я был как раз там, где сейчас вы". Многим этот ответ нравился, многим казался убедительным. Но на самом деле генсек лукавил он сам непосредственно принимал участие в массовых репрессиях. Но после сталинского режима время правления Хрущева представляется ярким контрастом. Живой, энергичный, увлекающийся реформатор одну за другой генери ровал идеи и лозунги, потрясавшие систему, будоражившие умы измученного населе ния. Он искал наиболее быстрых путей развития, выдвигая идеи-фетиши, часто да вавшие отрицательный результат. Он много разъезжал по стране и очень часто обра щался к народу, пытаясь пробудить его активность. В его реформаторской картине мира доминирующими были представления о необхо димости за немногие годы пробежать тот путь, который США прошли за десятилетия. Потребность в этом определялась тем, что, например, сельское хозяйство давало про дукции меньше, чем в прошлые периоды. Люди, которые сомневались в возможности догнать американцев, высмеивались. Хрущев говорил им: "Вы же видите, что многие колхозы буквально за два-три года увеличивают производство продуктов в несколько раз <...>. Сила колхозного строя, патриотизм советского строя, советских людей, социа листическое соревнование позволят нам решить эту задачу в ближайшие годы"3. "Конечно, считает Г. Попов, Н.С. Хрущев не был в душе авторитаристом. Он был скорее тем, кого сегодня называют популистами. Как-то сам Н.С. Хрущев признался, что Сталин называл его “народником”. Но Н.С. Хрущев считал правомер 51 ным вести и воспитывать народ"4. Он, в общем-то, остался верен тому выбору, который сделал в 1917 году. Ему была глубоко чужда сама мысль об объективности историческо го процесса, о пределах возможностей классов и партий вмешиваться в ход истории. Он был полностью подчинен идее права партии делать со страной все, что партия решит. Хрущев был реформатором т. н. волевого стиля. Его реформы затронули государ ственные и партийные структуры, народное хозяйство, внутреннюю и внешнюю поли тику. Но некоторые реформы были изначально утопичны, не проверялись эксперимен тально и всячески тормозились партийным, советским и хозяйственным аппаратом. Главный идеолог страны Государственной идеологией Советского Союза, главной опорой и оправданием власти КПСС был марксизм-ленинизм. Эту идеологию обслуживало множество органи заций и учреждений, и почти 40 лет у руля этой огромной машины стоял М.А. Суслов. В 1947 году он начал работать заведующим отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), его избрали одним из секретарей ЦК, с 1949 года он стал также главным редактором газеты "Правда". Суслов боролся против "любых отклонений от линии партии" "безродных космополитов", "морганистов-менделистов", "титоизма", против "пре клонения перед иностранщиной". Однако в целом роль Суслова не стоит преувеличи вать: в то время главным идеологом партии всегда был сам Сталин. При Хрущеве же он стал первым идеологом и оставался им в течение 17 лет, до самой своей смерти (1982). Хрущев, конечно, также оставался главным идеологом партии, но ему требовался человек для руководства повседневной деятельностью идеологических учреждений. Его выбор пал на Суслова, который вновь стал членом Президиума ЦК и очень помог Хрущеву в его борьбе с "антипартийной группой" Молотова Маленкова. Вся идеологическая жизнь в стране была под контролем Суслова и его аппарата. Наряду со многими сферами, он контролировал работу Министерства культуры СССР, Государственного комитета по кинематографии, печати, цензуры, под его контролем находились творческие союзы художников, архитекторов, журналистов, писателей, работников кинематографии, театра, эстрады и т. д. Суслов участвовал во всех ос новных совещаниях Союза писателей. В 1969 г. именно он руководил разгоном либе ральной редакции "Нового мира" во главе с А.Т. Твардовским. Поддерживал дру жеские отношения с некоторыми известными, но далеко не лучшими представителями творческой интеллигенции. Все основные решения о диссидентах от выдворения А.И. Солженицына, ссылки А.Д. Сахарова до ареста активистов "хельсинкских групп" принимались при его участии. В 1970 г. именно он организовал специаль ное заседание Политбюро, осудившее линию русофильских публикаций журнала "Молодая гвардия" и принявшее решение о замене его редколлегии. Его крайне раз дражали песни В. Высоцкого, спектакли Театра на Таганке. Он долго не разрешал к прокату фильмы "Гараж" Э. Рязанова, "Калина красная" В. Шукшина и др., запре щал постановку пьесы М. Шатрова "Так победим!". О догматизме этого человека свидетельствует тот факт, что он требовал, чтобы все слова, произносимые В.И. Ле ниным в пьесах, были дословными цитатами из его произведений, несмотря на угово ры о том, что художественные произведения имеют свою специфику. Глава 3. Кто руководил культурной политикой? 52 Суслов послушно готовил для Хрущева проект новой Программы партии о пере ходе к коммунизму за 20 лет, он редактировал все письма ЦК КПСС в адрес китайской компартии, выступая главным оппонентом Лю Шаоци и Мао Цзэдуна. "Мы не дадим в обиду нашего Никиту Сергеевича", восклицал Суслов на разного рода совещаниях. Без его участия не принималось ни одно мало-мальски важное решение ЦК или Политбюро. Как показывают архивы, Суслов был основным автором знаменитых постановлений по культуре в конце 40-х годов ("О журналах “Звезда” и “Ленинград”", "О репертуаре драматических театров" и др.). Именно он готовил разрыв с Югосла вией в 1948 году, решал судьбу Венгрии в 1956 году, обрабатывал Хрущева перед посещением выставки авангардных художников в Манеже в декабре 1962-го. Он лич но собирал компромат и выступал на пленумах ЦК, завершившихся изгнаниями со всех постов Георгия Жукова, а затем и самого Никиты Хрущева. Суслов и его аппа рат решали, какие книги издавать, а какие запрещать, какие ставить фильмы, какие направления в живописи поддерживать. Тщательно контролировались все исследова ния в гуманитарных науках5. Суслов был догматичен, прямолинеен, не желал разбираться в особенностях художе ственного творчества и художественного таланта. Для него искусство было "служанкой" идеологии. Как главный идеолог, в своих выступлениях он часто "размышлял" о месте искусства в общественной жизни. В них давались рецепты его развития, указывалось на необходимость непримиримой борьбы против "чуждых влияний" и "ревизионизма". При этом Суслов был не только догматичен, но и крайне мелочен. Он лично решал, в каком из московских домов создавать музей Маяковского и кого больше любил поэт в конце 20-х: еврейку Лилю Брик или русскую парижанку Татьяну Яковлеву. В мемуары Жукова ведомство Суслова вносило отдельные фразы, абзацы и целые страницы. Но даже и этот догматик был довольно противоречив запрещая одни произведе ния, он разрешал другие. Так, в 1963 г. он разрешил к показу фильм А. Михалкова Кончаловского "Первый учитель", снятый в Киргизии и не допускавшийся к показу местным республиканским ЦК6. В 1970 г. Суслов, посмотрев прежде закрытый спек такль М. Захарова "Разгром" по книге А.А. Фадеева, санкционировал его сценичес кую жизнь. В 1962 г. на встрече партийного руководства с деятелями культуры и ис кусства он лично поздравил А. Солженицына с выходом "Одного дня Ивана Денисо вича". Но он же позднее одобрил запрещение "Ракового корпуса", стал организато ром травли Солженицына после публикации на Западе "Архипелага ГУЛаг" и санк ционировал насильственную высылку автора за пределы СССР. После 1964 г. М.А. Суслов стал самым могущественным противником "Нового мира". Под руко водством М.А. Суслова был создан авторский коллектив, писавший за Л.И. Брежне ва его "Малую землю", "Возрождение", "Целину". Суслов был одновременно против и откровенного "сталинизма" Вс. Кочетова в его романе "Чего же ты хочешь?", и против творчества Ю. Любимова, В. Шукшина, В. Высоцкого, А. Тарковского. Он явно не одобрял и набиравшее силу в 60-е гг. "поч венничество". Суслов долго препятствовал публикации романа Э. Хемингуэя "По ком звонит колокол", который со значительными купюрами был опубликован лишь в 1968 г.7 На исходе 70-х гг. он поддержал живописца И. Глазунова, который считался как бы опальным художником. Но он же способствовал высылке за границу А. Гали ча, Н. Коржавина, В. Максимова и многих других. 53 Как пишет о нем Р. Медведев8, Михаил Суслов мало походил на других кремлев ских вождей. Он старался держаться в тени, не привлекать внимания, о нем мало гово рили и писали как в нашей стране, так и за границей. Суслов не любил шумных засто лий или охотничьих забав, он не посещал футбольные и хоккейные матчи. Автомобиль Суслова никогда не превышал скорости; иногда он останавливал машину недалеко от кремлевских ворот и шел к себе в кабинет пешком. Его одежда была старомодной, он долгие годы носил одно и то же длиннополое пальто и калоши. Суслов никогда не кри чал на подчиненных, не употреблял грубых слов. Более того, он был учтив и корректен со всеми и здоровался за руку не только с приглашенными к нему писателями или учены ми, но и с самыми незначительными служащими партийного аппарата. Из подготовленных для него текстов речей и статей он старательно вычеркивал все наиболее яркие слова и образные сравнения. Суслов явно не был честолюбивым и не стремился писать (или подписывать) книги и получать какие-либо звания или титу лы. В то время как Черненко торопился издавать книгу за книгой, а Брежнев заслу жил даже Ленинскую премию по литературе, Суслов за всю жизнь не издал ни одной книги, если не считать сборника ужасно скучных статей и речей. Среди работников ЦК Суслова часто называли "серым кардиналом". Он никогда не занимал высоких государственных постов, если не считать незамет ной должности Председателя Комиссии по иностранным делам в одной из палат Вер ховного Совета. Суслов не любил резких поворотов и перемен. По своему характеру он являлся исполнителем, а не лидером. Но в этом и был главный секрет его кремлев ского долголетия. Правда, уже в конце 50-х годов Суслов начал понемногу и очень осторожно высту пать против некоторых аспектов внешней и внутренней политики Хрущева. Но Хрущев не видел в Суслове серьезного противника. На заседаниях Президиума он часто заде вал, даже оскорблял Суслова, как бы в шутку называя его "старым сталинистом" и "догматиком". Суслов в таких случаях сидел, опустив свое худое, аскетическое, болез ненно-желтое лицо, не шевелясь, не произнося ни слова и не поднимая глаз. Но именно Суслов сделал доклад об ошибках и грехах Хрущева на октябрьском пленуме ЦК, который снял Хрущева с занимаемых им постов9. Шефы тайной полиции Хрущев, пережив эйфорию после изгнания анти-, а точнее, "старопартийной" груп пы и маршала Жукова в 1958 году, неожиданно оказался один на один со своими бли жайшими соратниками. Сменивший Берию новый председатель КГБ Серов самая серьезная опора Хру щева вне партаппарата стал мишенью для постоянных ударов Комитета партийно го контроля. Как нельзя кстати в этот момент появилась записка Шелепина о пере стройке органов госбезопасности. Вскоре пост шефа КГБ занял Шелепин. 1937 год сыграл решающую роль в его карьерном взлете. Служебная лестница после великой чистки была свободна, и молодому комсомольскому вожаку, студенту знаме нитого ИФЛИ, не пришлось особо работать локтями. Ко времени смерти Сталина "железный Шурик" (не только по прозвищу, но и по характеру) возглавил комсомол. Глава 3. Кто руководил культурной политикой? 54 Однако Шелепин не рассматривал пост шефа КГБ как место, с которого удобно достичь вершины власти. Он категорически отказался от генеральского звания, поло женного ему по чину, и энергично взялся за выполнение своих обязанностей. По сви детельству очевидцев, он отличался большой самостоятельностью в принятии реше ний. Причем зачастую эти решения шли не вполне параллельно генеральной линии ЦК, но тем же ЦК поддерживались и утверждались. Так, например, КГБ оказался единственным советским ведомством, сохранившим добрые отношения с Китаем пос ле отзыва советских советников в 1960 году. Однако в его правление у КГБ были и серьезные провалы. С трудом удалось за мять скандал с обыском багажа посла братской ГДР. В Англии были арестованы со ветские шпионы-разведчики Лонгсдейл-Молодый со своей группой и Джордж Блейк. Другому это могло стоить карьеры. Но не Шелепину. Такой преданный человек был нужен генсеку в высшем руководстве. И в 1961 году Шелепин становится секретарем ЦК, в 1962-м зампредом Совмина и главой партгосконтроля10. В 196167 гг. председателем КГБ был В.Е. Семичастный. В 19461950 гг. он был секретарем, а затем и первым секретарем ЦК ЛКСМ Украины, в 19581959 гг. пер вым секретарем ЦК ВЛКСМ. Наконец, в 1967 г. пост председателя КГБ занял Ю.В. Андропов. Он родился в се мье железнодорожника одной из станиц Ставропольского края. Рано остался без отца и после окончания семилетки работал помощником киномеханика при железнодорож ном клубе, рабочим на телеграфе, матросом речного флота. В 1936 г. окончил Рыбин ский техникум водного транспорта, учился в Петрозаводском университете. Позднее окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС. В 1936 г. началась комсомольская карьера Андропова, вершиной которой стал пост первого секретаря ЦК комсомола Карелии (194044 гг.). С 1939 г. он член ВКП(б). Во время войны участвовал в партизанском движении в Карелии. В 1944 г. Андропов перешел на партийную работу, был вторым секретарем Петроза водского горкома партии, затем вторым секретарем ЦК компартии Карелии. С 1951 г. в аппарате ЦК КПСС. В 19541957 гг. был послом СССР в Венгрии. В 1956 г. Андро пов настаивал на вводе советских войск в Венгрию, а затем сыграл активную роль в подавлении восстания против коммунистического режима в Венгрии. Ему удалось уго ворить Я. Кадара возглавить венгерское правительство, сформированное Москвой. После венгерских событий Андропов заведовал отделом социалистических стран ЦК КПСС (19571967 гг.), был секретарем ЦК КПСС (19621967 гг.). В 1964 г. Анд ропов участвовал в смещении Н.С. Хрущева. Наконец, в 1967 г. он стал председателем КГБ. За 15 лет его руководства органы госбезопасности существенно укрепили и расширили свой контроль над всеми сфера ми жизни государства и общества. Одним из основных направлений деятельности КГБ стала борьба с диссидентским движением. При Андропове проводились судебные про цессы над правозащитниками, использовались различные методы подавления инако мыслия, практиковались различные формы внесудебного преследования (например, принудительное лечение в психиатрических больницах). По инициативе Андропова началась высылка инакомыслящих за рубеж. Так, в 1974 г. был выслан и затем лишен гражданства писатель А.И. Солженицын. В 1980 г. академик А.Д. Сахаров был вы слан в г. Горький, где он находился под постоянным контролем КГБ. 55 Особое внимание Андропов уделял контролю за работой органов госбезопасности стран "социалистического лагеря". Проводились тайные операции по передаче круп ных валютных сумм иностранным коммунистическим партиям и общественным объеди нениям, поддерживающим СССР. При Андропове КГБ оказывал поддержку междуна родным террористическим организациям. Андропов был сторонником самых решительных мер по отношению к странам со циалистического лагеря, которые стремились проводить независимую внутреннюю и внешнюю политику. В августе 1968 он оказал влияние на принятие решения о вводе войск стран Варшавского договора в Чехословакию. В конце 1979 г. Андропов под держал предложение о вторжении советских войск в Афганистан, а в 1980 настаивал на проведении военной акции против Польши. В 1974 г. он стал Героем Социалисти ческого Труда, а в 1976 ему было присвоено звание генерала армии11. Партийная и советская бюрократия ("номенклатура") Конституция 1977 г. узаконила КПСС как руководящую и направляющую силу советского общества, ядро его политической системы, государственных и обществен ных организаций. Но КПСС имела и свою "внутреннюю партию" номенклатуру. Советская номенклатура начала формироваться уже после 1917 г. Однако лишь на чиная с 30-х годов всякое назначение на определенную должность в стране осуществля лось келейно и всегда вышестоящим начальством. Перечень таких должностей и полу чил название "номенклатуры", и, соответственно, люди, занимающие эти должности, составили относительно замкнутый круг, который и породил данную номенклатуру12. Главной ее ценностью стало обладание властью, ее расширение и укрепление13. После смерти Сталина к власти пришло третье номенклатурное поколение. Эти люди по разным причинам уцелели от репрессий, да и сами были их организаторами. Многие из них вышли "из народа", были исключительно трудоспособны и преклоня лись перед партийной организацией. Происходило медленное, но реальное повышение образовательного уровня номен клатуры. Правда, образование ее было крайне ограниченным и односторонним, в ос новном техническим. А потому их знания об общественных процессах чаще всего подменялись идеологемами. И все же приобщение к логике науки постепенно подры вало веру в идеологические мифы, столь характерную для картины мира предыдуще го поколения номенклатуры. Новая послесталинская номенклатура состояла не только из членов Политбюро и ЦК КПСС, но также и из руководителей крупных ведомств, армии, органов безопас ности, лиц, отвечающих за отношения с зарубежными странами, секретарей обкомов, руководителей республик и т. д. Два органа, способные реально выносить важней шие решения, ЦК КПСС и его Политбюро (Президиум) — стали реальными форма ми организации управления правящей элиты. Они контролировали все жизненно важ ные процессы в стране. Отставка главы любого ведомства неизбежно была связана с его отставкой из ЦК и Политбюро. Партийная номенклатура по своей иерархии, замкнутости и самопроизводству на поминала феодальную касту, занимавшую важное место в обществе. В нее входили Глава 3. Кто руководил культурной политикой? 56 функционеры освобожденные партийные работники, рекомендуемые к избранию высшими инстанциями. Избрание являлось, таким образом, демократической ширмой. Избранные, а точнее, назначенные боссы приводили с собой команду лично им пре данных людей и расставляли их, то есть рекомендовали к избранию на более низкие ступени иерархии. В пособии для партшкол говорилось: "Номенклатура это пере чень наиболее важных должностей, кандидатуры на которые предварительно рассмат риваются, рекомендуются и утверждаются данным партийным комитетом"14. Чтобы добиться такого решения, человек должен был быть удачливым карьеристом. Вот по чему в номенклатуре постоянно царил дух карьеризма. Численность номенклатуры не поддавалась точному определению и составляла, по-видимому, от нескольких сотен тысяч до нескольких миллионов семей. Ее могуще ство, привилегии и права были огромны, как и пропасть, разделяющая номенклатуру и общество. Ответственные работники были практически несменяемыми, занимали свои по сты по 1520 лет, а в случае полного провала работы или воровства перебрасывались на другую параллельную или специально придуманную для данной персоны должность. Номенклатура умела управлять страной, экономикой и обществом, но принципы отбора ее членов были порочны и несли в себе семена ее гибели. При отборе обраща лось внимание лишь на личную преданность и умение "соблюдать правила игры". Образованные и честные люди оказывались, как правило, вне такой игры. Одной из важных психологических черт члена номенклатуры было его ощущение практической безнаказанности. Номенклатура не наказывала своих членов ни за взя точничество, ни за прочие преступления как таковые. Если все же кто-нибудь из но менклатурщиков и подвергался наказанию, члены номенклатуры понимали, что он просто проиграл в какой-то интриге и в карьерной борьбе против него использовали обвинение в преступлении15. И уж тем более никто не наказывался за развал работы. Члены номенклатуры могли спокойно проваливать одно дело за другим. Попавший "в обойму" номенклатуры из нее практически не выпадал. Разве что за нарушение "внутреннего распорядка" субкультурной этики. Если же подобных нарушений за ним не числилось, номенклатура обеспечивала ему в случае необходимости даже освобож дение от уголовной ответственности. Проштрафившегося просто передвигали по го ризонтали на другую, не менее ответственную должность16. А свидетельства его не компетентности или криминальной деятельности уничтожали. Одним из механизмов воспроизводства номенклатуры служила отлаженная, тщатель но продуманная система отбора "своих". Так, например, каждый новый претендент в секретари ЦК или в состав Политбюро тщательно изучался так, что про него все стано вилось известно: что он думает, чего хочет, на что способен, какие имеет слабости17. Другим механизмом воспроизводства являлось наделение потомства теми возмож ностями, которыми обладали сами члены номенклатуры. Дети должны быть в номен клатуре это неписаное правило обеспечивало будущность номенклатурных детей. В соответствии с этим правилом, номенклатура стремилась передавать власть и привилегии по наследству, всемерно ограничивая приток пришельцев со стороны. Подросшие дети все чаще заполняли номенклатурные посты. Дети И.В. Сталина, Л.И. Брежнева, А.И. Микояна, А.А. Громыко и А.Н. Косыгина, брат Л.М. Кагано вича, жена Маленкова, зять Хрущева и др. занимали номенклатурные посты. При надлежность к номенклатуре постепенно становилась наследственной. 57 На это все более ориентировалась и специальная система образования. Девочки "из благородных семей" стали концентрироваться в нескольких т. н. образцовых шко лах, попасть в которые было трудно. Чаще всего номенклатурных детей помещали в спецшколы с преподаванием на иностранных языках (английском, французском или немецком). И при переходе в вуз "дети достойных родителей" чаще всего не смешива лись с толпой рядовых студентов, а оставались в своем кругу. Для этого в Москве существовал Институт международных отношений. Кроме того, существовал и ряд закрытых учебных заведений Высшая партийная школа при ЦК КПСС, Диплома тическая Академия, Академия внешней торговли, военные академии, высшие школы КГБ и МВД. В большинство этих заведений принимали уже окончивших вуз и имею щих опыт номенклатурной работы. Так плавно осуществлялся переход номенклатур ных детей к занятию собственных номенклатурных должностей. Номенклатура жила не столько в СССР, сколько в небольшой внутренней "стра не", где уровень и образ жизни, интересы и ценности, информация и мораль разитель но отличались от жизненных характеристик всего прочего населения страны. Пред ставления же о реальной жизни "остальных" граждан их проблемах, заботах, стрем лениях были довольно туманны и неопределенны. Искусство для номенклатуры это длинные полки престижных, дефицитных кни жек, закрытых просмотров кинофильмов, откуда черпается представление о совре менной жизни. Искусство это еще и источник дефицитных благ: бесплатных труд нодоступных билетов для детей и знакомых. Для "дела" культура не нужна, она не помогает управлять. "Слишком культурные" подозрительны, возможно, хотят вы делиться. Деятели же искусства также подозрительны, ибо слабо управляемы. Становясь членом номенклатуры, любой человек, какие бы принципы он ранее ни исповедовал, волей-неволей усваивал моральный кодекс номенклатуры. В ней, в час тности, доминировала мысль, что только власть несет с собой все блага мира. А дру гого пути к власти и материальным благам, кроме как через "преданность партии", не было дано. В результате, если требовалось, член номенклатуры был готов практичес ки на любые действия, противоречащие общепринятой этике18. Неизбежными спутниками взаимоотношений между представителями номенклату ры стали лицемерие и приспособленчество19. "Нельзя, невозможно попасть на это мес то, а уж тем более перебраться в ЦК и остаться при этом приличным, смелым, сво бодно мыслящим человеком. Чтобы сделать партийную карьеру, <...> надо изощрять ся, приспосабливаться, быть догматиком, делать одно, а думать другое. Тут оправды ваться бессмысленно". Так характеризовал этику номенклатуры выходец из ее сре ды Борис Ельцин20. В номенклатуре установились своеобразные взгляды на мораль: не абсолютные принципы, а некие подвижные нормы, прочно укорененные в иерархической системе, где "верхам" высшим кругам доступно очень многое из того, что всячески осуж дается, если в том же самом будут уличены "низы". В результате возникло множество субкультурных моральных норм неписаных, но категоричных и неизменно подчи ненных практическим нуждам номенклатуры21. В. Буковский писал о представителях номенклатуры: "Любой чиновник соответ ствующего уровня, прежде чем добраться до такого поста, должен утопить не один деся ток конкурентов, шагать по головам, а то и по трупам, познать все законы подлости, Глава 3. Кто руководил культурной политикой? 58 низости"22. Возможно, конечно, что этот диссидент, который полтора десятка лет про вел в лагерях, сгущает краски. Но вот мнение Э. Неизвестного, человека, который не только никогда не "сидел", но и долгие годы наблюдал членов номенклатуры "изнут ри": "наверху сидят люди, которые по закону естественного, внутрипартийного отбо ра растеряли многие человеческие качества"23. Однажды попав в номенклатуру, человек никогда по своей воле не покидал ее. Прак тически неизвестны случаи, когда кто-либо из протеста или по моральным соображени ям покинул номенклатуру, добровольно перешел на неноменклатурную работу по спе циальности, отказался от благ, связанных с пребыванием в данной номенклатуре24. "Мечта системы, писал Э. Неизвестный, это табель о рангах. Партия хочет управлять. Потому устанавливается строгий иерархический протокол званий. В зави симости от званий распределяются блага, престиж, возможности. Кого сажать побли же кого подальше. Кому путевка вне очереди, кому в очередь. Чьей жене положено иметь противозачаточные пилюли, а чьей не положено. Кому давать заказ, а кому нет"25. Неудивительно, что в этой постоянной борьбе за иерархические ранги члены номен клатуры были готовы использовать самые разные средства, вплоть до самоунижения, только бы они обеспечивали успех. Как и в любой политической среде, здесь всегда осуществлялась масса интриг и демонстрировалось ханжество с целью представить это интриганство "партийной принципиальностью". Так, один из бывших членов ЦК КПСС И.В. Капитонов вспоминал про "зависть и интриги Фурцевой, Аристова и Игнатова", которые убирали соперников из чужой команды под предлогом необходимости "обно вить обстановку"26. А вот как другой партийный функционер характеризовал Гришина, первого секретаря МГК КПСС: "Гришин, конечно, человек невысокого интеллекта, без какого-то нравственного чувства, порядочности, нет этого у него, не было. Была напыщенность. Было очень сильно развито угодничество. Он знал в любой час, что нуж но сделать, чтобы угодить руководству"27. Для того, чтобы пройти по ступеням номенклатуры, недостаточно было желания сделать карьеру, требовалась еще и решительность в борьбе с противниками, исклю чительная изворотливость и хитроумие во внутрипартийных баталиях28. Поэтому на вершины номенклатуры попадали только люди, во всех отношениях удовлетворяв шие этим критериям29. Относимая официально к "прослойке" интеллигенции, номенклатура имела и опре деленные культурные запросы. К примеру, в номенклатурных квартирах всегда имелся заполненный книжный шкаф, причем заполнять его модно было не только сочинения ми классиков марксизма, но и выпускаемыми в хороших переплетах собраниями со чинений русских писателей и переведенных зарубежных авторов. Трудно сказать, читались ли эти книги или относились исключительно к обста новке номенклатурных квартир. Известно, однако, что они регулярно приобрета лись. При этом, верные своему стремлению к исключительности, члены номенклату ры специально выискивали дефицитные издания, получая их через особый спецрас пределитель Книжную экспедицию ЦК КПСС. Отличительная черта библиотеки такого рода состояла в том, что в ней невозможно было отыскать ничего политичес ки сомнительного. Среди книг не было ни одной, способной вызвать подозрение, что их обладатель имеет, как принято было говорить на субкультурном языке, "нездоро вые интересы"30. 59 В кинотеатры членам номенклатуры ходить (ездить) было не обязательно. Киноза лы были у них прямо на даче, где каждую пятницу, субботу, воскресенье специально появлялся киномеханик с набором фильмов31. А вот в театры в случае нужды все же приходилось идти (ехать). Зато достать биле ты члену номенклатуры было очень легко: существовала правительственная броня на лучшие места. Однако слыть театралом в номенклатурной среде не рекомендовалось: это считалось несерьезным или свидетельствовало о каких-то сомнительных вкусах и настроениях. Поэтому билетными благами пользовались обычно дети членов номен клатуры, а также их родственники и знакомые32. Таким образом, плоды искусства членов номенклатуры привлекали мало, хотя и доставались им даром. За приобретаемые книги они ни копейки не платили: издатель ства политической и художественной литературы посылали им так называемые обяза тельные экземпляры. Бесплатно ходили они и в театр: в центральную ложу, если шли с высокими иностранными гостями, а чаще в правительственную, расположенную прямо около сцены слева, напротив директорской ложи. У входа здесь стояла в таком случае охрана в штатском. Выходить из ложи никуда не надо было при ней нахо дился спецбуфет и туалетная комната33. Несмотря на такие необыкновенные условия для культурного развития, особыми успехами в этой области члены номенклатуры не выделялись. Номенклатура не случайно относилась к искусству с подозрением. Ее мечта состояла в том, чтобы на должности та лантов и гениев назначали так же, как членов номенклатуры, чтобы все они были замени мы, как части машины, "чтобы Плисецкая танцевала, но на сцене ее не было, чтобы рас кланиваться за нее и цветы принимать могла дама самого главного функционера"34. Э. Неизвестный довольно резко называл их "толстоязыкими". Это люди, которые, по его мнению, ни одного "интеллигентного" слова не могли выговорить нормально. Язык, на котором они говорили, "это особый сленг не украинизмы, нет, это сленг рвани, сленг пригорода. Поэтому они делают ударение на первом слоге в слове “портфель”, на втором в слове “документы”". Столкнувшись с этим языком "на самом верху", извест ный скульптор "испытал эстетический ужас, который перерос в ужас социальный"35. В быту члены номенклатуры во многом напоминали жителей небольших провин циальных поселков или пригородов. С. Аллилуева вспоминала, что, когда она вышла замуж за сына Жданова и переехала в квартиру мужа, она "столкнулась с сочетанием показной, формальной, ханжеской “партийности” с самым махровым “бабским” ме щанством сундуки, полные “добра”, безвкусная обстановка, сплошь из вазочек, салфеточек, копеечных натюрмортов на стенах. Царствовала в доме вдова Зинаида Александровна Жданова, воплощавшая в себе как раз это соединение “партийного” ханжества с мещанским невежеством"36. "Это люди, писал о членах номенклатуры Э. Неизвестный, которые после революции, при великом переселении социальных групп, добежали до города, но в город еще не могли войти. Они остались в пригороде. И только сталинский термидор пустил их в город"37. Возможно, разгадка равнодушия номенклатуры к "высокой" культуре состояла в том, что она не имела для них ника кой функциональной ценности. Видимо, номенклатуре для успеха, как они его пони мали, нужны были совсем иные качества, нежели обладание общей культурой. Зато член номенклатуры не должен быть знать никаких проблем с жизнеобеспече нием. Все, что нужно, самого высокого качества даже по европейским стандартам Глава 3. Кто руководил культурной политикой? 60 предоставляла ему власть. В номенклатурных учреждениях будь то в Москве или на периферии всегда были отличные столовые и буфеты38. Медицинское обслужи вание самое совершенное, с импортным оборудованием. Больничные палаты огромные апартаменты, оснащенные сервизами, хрусталем, коврами, люстрами39. Дома на Кутузовском проспекте, в районе Кунцева, Новых Черемушек и др. для членов номенклатуры воздвигало специальное строительно-монтажное управление. Это были солидные и изящные строения с мягко скользящими бесшумными лифтами, с удобными лестницами и просторными квартирами. Квартиры в этих домах боль шие иногда по 8 комнат40. Особо важный знак принадлежности к номенклатуре служебные дачи. Такая дача обычно располагалась за зеленым забором на Москве-реке, имела большую тер риторию, сад, спортивные и игровые площадки, охрану под каждым окном и сигнали зацию. Вот описание одной из таких дач: "холл метров пятьдесят с камином мра мор, паркет, ковры, люстры, роскошная мебель. Идем дальше. Одна комната, вто рая, третья, четвертая, в каждой цветной телевизор. Здесь же на первом этаже огром ная веранда со стеклянным потолком, кинозал с бильярдом, в количестве туалетов и ванн я запутался, обеденный зал с большим столом метров десять длиной, за ним кух ня, целый комбинат питания с подземным холодильником"41. Обслуживал дачу целый штат прислуги. Например, у кандидата в члены Полит бюро на даче работали три повара, три официантки, горничная и садовник со своим штатом42. Да и в городе члены номенклатуры располагали штатом слуг, именуемых на языке номенклатуры "обслугой". В нее входили: персональный шофер, домработ ница, няня для ребенка, репетитор для детей-школьников и, конечно, секретарша43. Для проведения отпуска также был богатый выбор: столь же роскошные летние дачи в Пицунде, Гаграх, Крыму, на Валдае и других местах, обставленные с той же роскошью. К морю шофер подвозил "отдыхающего" на машине, даже если до него было не больше двухсот метров44. Большинство членов номенклатуры ездило на черных "Волгах" со специальными номерами. Для верхушки номенклатуры предназначались черные лимузины "ЗИЛ" с пуленепробиваемыми стеклами, английскими кондиционерами и прочим оборудова нием с заводов "Роллс-Ройс"45. Чтобы отвезти жену на работу, с работы, детей на дачу, с дачи выделялась закрепленная "Волга" с водителями, работающими посменно, с престижными номерами. Если возникала необходимость в подарке жене на 8 Марта, ему приносили каталог с целым набором вариантов46. Но особой гордостью члена номенклатуры были телефоны символ статуса но менклатурного чина. У каждого члена номенклатуры было не менее шести телефо нов, включая два телефона правительственных линий "вертушку" (внутренняя АТС) и ВЧ (правительственная высокочастотная линия дальней связи)47. Именно благодаря этим телефонам член номенклатуры отдавал приказы и говорил с высшим, для про стых смертных недосягаемым начальством. С населением страны членов номенклатуры не уравнивала даже смерть: о них в "Правде" появлялось специальное сообщение в черной рамке или некролог с подпи сью "Группа товарищей", или с фотографией и подписями членов Политбюро. И хо ронили их не на кладбище для простых смертных, а на специальных (например, на Новодевичьем) кладбищах48. 61 Члены номенклатуры разделяли и поддерживали требование: быть больше в своем кругу и по соображениям охраны партийной и государственной тайны не заводить дружбы вне номенклатуры. Подразумевалось, конечно, не то, что формально счита лось тайной, а тщательно скрывавшаяся от населения роскошная жизнь членов но менклатуры49. Таким образом, члены номенклатуры жили как бы в иной стране, где все было иным, совсем не похожим на обычное: жилые дома, дачи и пансионаты; санатории, больни цы и поликлиники; спецпродукты, продаваемые в спецмагазинах; спецбуфеты, спец столовые, спецпарикмахерские; спецавтобазы, бензоколонки и номера на автомаши нах; разветвленная система специнформации; специальная телефонная сеть; специаль ные детские учреждения, спецшколы и интернаты; специальные высшие учебные за ведения и аспирантура; специальные клубы, где показывают особые кинофильмы; спе циальные залы ожидания на вокзалах и в аэропортах и даже специальное кладбище. Иной член номенклатуры, казалось, мог пройти весь жизненный путь от родильного дома до могилы: жить, работать, отдыхать, питаться, покупать, путешествовать, раз влекаться, учиться и лечиться, — ни разу не вступив в контакт с "простыми" людьми. Естественно, что люди, живущие в таких условиях, начинали быстро и остро ощу щать чувство полной оторванности от реальной жизни. Когда-то Сталин пытался ком пенсировать такую оторванность тем, что смотрел советские художественные филь мы, которые, как он воображал, открывали ему жизнь страны. Хрущев посмеялся над ним в своем закрытом докладе на ХХ съезде, но и сам не смог найти лучшего источни ка информации. В действительности ни тот, ни другой не имели реального представле ния о жизни управляемого народа. Привилегии порождали у членов номенклатуры не только уверенность в себе, но и определенные опасения: им было хорошо известно, какие чувства возбуждают эти привилегии среди населения. Помимо опасений, другим ведущим чувством была подозрительность, иногда вы ливавшаяся в "демоноискательство". Член номенклатуры, которого часто подсижи вал его коллега, во всем видел заговор: не против системы в целом, а против своего личного благополучия. Любую акцию, не управляемую, не контролируемую им са мим, член номенклатуры воспринимал как враждебную. Поднимаясь по иерархической лестнице, член номенклатуры развивал бдительность и постепенно начинал воспринимать мир как некоего демона, затаившегося против него и готовящего ему личную пакость50. Поэтому любое непонятное действие воспри нималось ими враждебно. Особенно неприятными были те, кто ратовал за свободу твор чества: они были в зоне непонятности и неуправляемости. Третьим ведущим чувством была феноменальная обидчивость. Члены номенкла туры были очень обидчивы и вполне искренни в своей обиде. Поэтому все их конфлик ты, скажем, с творческими работниками, выражались в виде их личной обиды на не управляемость последних51. Четвертое ведущее чувство членов номенклатуры можно назвать чувством алиби. Существовал как бы неписаный сговор членов номенклатуры: интуитивно все они знали, что можно, а что нельзя. Но редко кто из них заявлял об этом вслух или фик сировал это "нельзя" в документе. Зато крайне широко были распространены ано нимные телефонные приговоры. Например, кто-либо из членов номенклатуры звонит Глава 3. Кто руководил культурной политикой? 62 и говорит: "Есть такое мнение, что...". Но ни одной подписанной бумаги по этому по воду не существует. Вот это "чувство алиби" я это не подписывал, это всё дру гие было характерно для любых членов номенклатуры52. Не раз отмечались субкультурная сплоченность номенклатурщиков по отношению ко всем другим субкультурам общества. Однако у этого явления была и оборотная сторона: постоянное ощущение одиночества, свойственное каждому члену номенклатуры. Каж дый из них отдавал себе отчет в том, что именно его собратья по номенклатуре и являют ся самыми опасными его соперниками. Они поддерживают его лишь до тех пор, пока это в их интересах, и тут же отрекутся от него, как только он перестанет быть им нужен53. Борьба за успех в номенклатуре требовала длительного годами ожидания, сложнейших хитросплетений и интриг. При этом никаких открытых выступлений про тив конкурента не практиковалось, наоборот, его бдительность следовало усыплять демонстративной дружественностью. Вот почему тот из членов номенклатуры, кто очень хотел взобраться на ее вершину, не только не должен был выделяться своими талантами и динамизмом, а наоборот, выглядеть ограниченным, бескрылым, скром ным, погруженным в техническую работу бюрократом, как это сделал Сталин; Ива нушкой-дурачком, какого любил разыгрывать из себя Хрущев; стандартным провин циальным партработником, каким казался Брежнев; исполнительным юнцом, готовым слушаться старших, каким считался Горбачев54. Механизм зависимости от власти был создан номенклатурой, члену которой лично практически ничего не принадлежало. На каждом благе, которое он получал, начиная от мягкого кресла с номерным знаком и кончая дефицитным лекарством со штампом Четвертого управления, стояла "печать" номенклатуры. Все эти дачи, пайки, медици на, машины, личные пляжи буквально все принадлежало власти. Она все это давала, и она могла в любой момент отнять. Ни собственной дачи, ни частной автомашины член номенклатуры иметь не мог. Формального запрета не было, просто это было "не приня то": рассматривалось либо как вольнодумство, либо как неуверенность в своем буду щем. Поэтому если дача и автомашина приобретались, то на имя родителей, взрослых детей или брата. Сам же член номенклатуры должен был оставаться "чистым" от всяко го подозрения в частнособственнических наклонностях и стараться, продвигаясь в иерар хии, получать привилегии исключительно от номенклатуры. И чем выше член номен клатуры поднимался по служебной лестнице, тем больше благ его окружало, тем обид нее становилось их терять, тем лояльнее по отношению к номенклатуре он становился. Следствием того, что члены номенклатуры декларировали внутренне чуждые им мо ральные категории, стало воцарившееся среди них "двоемыслие", как назвал это явление Оруэлл в романе "1984". Вся номенклатура была опутана паутиной субкультурной лжи, разорвать которую было невозможно ее охраняли совместными усилиями55. Хрущев многое сделал, чтобы вырваться из цепких объятий номенклатуры. Как мог, "урезал" ее влияние. Отменил немало привилегий: дополнительные денежные конверты, персональные автомобили, бесплатные санатории, бесплатные воскресные пайки и т. д., но он не сломал, не мог сломать окрепшую номенклатуру, созданную Сталиным56. Номенклатура крепко держалась за власть, ибо власть была основой ее благополучия и могущества. Важной причиной жизнеспособности номенклатуры было то, что она отнюдь не была сосредоточена исключительно на верхах, ее "корни" пронизывали все слои общества 63 сверху донизу. Верхушка номенклатуры зависела от среднего номенклатурного зве на, среднее звено зависело от низового (инструкторы райкомов и парторги предприя тий). Режим держался на разветвленной иерархии искусственно созданных привиле гий, которые работали в условиях нищеты и бесправия остального населения. Можно, наверное, утверждать, что Хрущев сам создал силу, свергнувшую его. Известно, что при Сталине удельный вес "номенклатуры" был, пожалуй, наименьшим за всю советскую историю. Правда, она составляла жесткий каркас его власти, и в этом смысле значение ее было огромно. Но, с другой стороны, она не имела никакой самостоятельности, никакой собственной политической воли. Это был всего лишь послушный инструмент в руках Вождя, до блеска отшлифованный многочисленными "чистками" и идеально отвечавший своему назначению. При Хрущеве положение кардинально изменилось. Одним из главных результатов "оттепели" была своеобразная эмансипация номенклатуры, ее превращение в самосто ятельную общественную силу, все более сознававшую свой особый корпоративный ин терес. Одновременно возник и с течением времени увеличивался зазор между номен клатурой и лидером партии. Эти люди, конечно, не перечили своему импульсивному и своенравному лидеру, напротив, поддакивали и льстили ему, всячески раздувая новый культ (который впоследствии ему же и поставят в вину). Но вместе с тем исподтишка руководили им, а с другой стороны, составляли ту инертную массу, в которой гасли или получали абсурдный смысл исходившие от него положительные импульсы57. В конце концов дело дошло до прямого разрыва: в октябре 1964 г. номенклатура "съела" неудобного для нее правителя. И тогда в советской истории началась, можно сказать, эпоха номенклатуры. Если в свое время она была как бы частью Сталина, продолжением его рук, то теперь, напротив, любой из генсеков являлся частью номен клатуры, всего лишь старшим по званию в ней58. "Начальники искусства" Мы столь подробно охарактеризовали номенклатуру, поскольку все главные "ру ководители" в сфере культуры и культурной политики были представителями номен клатуры со всеми ее охарактеризованными выше особенностями и вытекающими из них последствиями. В дневнике К. Чуковского есть такая запись: "Во главе Союза писателей, равно как и во главе всех журналов, по замыслу начальства должны стоять подлецы"59. Ну, а уж во главе Министерства культуры... И известный писатель рассказывает: "1 марта 1955. Встретил на улице Корнелия Зелинского и Перцова. Рассказывает сенсационную новость. Александрова, министра культуры, уличили в разврате, а вместе с ним и Петрова, и Кружкова, и (будто бы) Еголина. Говорят, что Петров, как директор Литинститута, поставлял Александрову девочек-студенток, и они распутничали вкупе и влюбе. Подумаешь, какая новость. Я этого Ал[ександро]ва наблюдал в Узком. Каждый вечер он был пьян, пробирался в номер к NN и (как гово рила прислуга) выходил оттуда на заре. Но разве в этом дело. Дело в том, что он безда рен, невежествен, хамоват, туп, вульгарно-мелочен. Когда я был в Узком, он с группой “философов” спешно сочинял учебник философии (или Курс философии), я встречался с ним часто. Он, историк философии, никогда не слыхал имени Николая Як. Грота, не Глава 3. Кто руководил культурной политикой? 64 знал, что Влад. Соловьев был поэтом, смешивал Федора Сологуба с Вл. Соллогубом и т. д. Нужно было только поглядеть на него пять минут, чтобы увидеть, что это карье рист, не имеющий никакого отношения к культур е. И его делают министром культуры!"60 В 1960 г. министром культуры СССР стала Екатерина Алексеевна Фурцева и оста валась на этом посту до конца жизни (1974 г.). При ее непосредственном участии вла сти нередко "путали" казенный карман с собственным, некоторые ценные произведе ния перетекали из государственных хранилищ в собрания крупнейших западных кол лекционеров. Так, например, говорили, что Фурцева своим личным решением пода рила известному капиталисту Арманду Хаммеру картину К. Малевича из собрания Музея имени А.С. Пушкина. О ее глубоком невежестве, а порой и хамстве по отноше нию к знаменитым артистам и музыкантам ходили многочисленные анекдоты61. "Выяснено, писал Э. Неизвестный, что Фурцева была взяточницей, и иначе и быть не могло, она в месяц официально получала меньше меня. Любой представитель министерства культуры имеет массу привилегий, но живые деньги маленькие. Между тем министерство работодатель, и художественная номенклатура дружки: они вме сте пьют, “моют спинку Халтурину”. Халтурин был замминистра культуры, начальник отдела скульптуры. С ним шли в Смирновские бани, там большой бассейн, купались и договаривались, за что и сколько. Все мы знали, кому и сколько надо давать, и как"62 . Э. Неизвестный подробно описал стиль руководства министра культуры и предсе дателей Союза художников хрущевской эпохи. Он вспоминает, что "Фурцева <...> пы талась руководить искусством, как капризная салонная дама руководит собственным двором. Наша встреча произошла после моей стычки с Хрущевым, когда меня пытались приручить. Это имеет отношение к прянику. Я вхожу к ней, она встает из-за стола, целует меня в щеку и говорит: “Я могу вас звать Эрнстом?” Я говорю: “Разумеется, Екатерина Алексеевна”. — “Ах, я не могу вам разрешить звать меня Катей, но все еще впереди! Скажите, лапонька, как вам кажется мой наряд”, — и она крутится передо мной, как озорная “семидесятилетняя девочка”. Я говорю: “Восхитительно, это из Парижа?” — “По секрету скажу, да!” После этого мы усаживаемся, она держит меня за две коленки. И начинает объяснять, как она меня уважает за мою смелость. Но только нельзя быть таким экстремистом". В 1974 г. на посту министра культуры Фурцеву сменил П.Н. Демичев (с 1964 г. бывший кандидатом в члены Политбюро). Демичева за глаза звали "химиком" не в том смысле, что это якобы его профессия (с 1945 г. он находился на "партработе"), а в том, что он всегда "химичил". Эрнст Неизвестный вспоминает: "Демичев, конечно, со мной разговаривал не так, как Фурцева, но привкус был тот же. Он говорил, что он меня очень уважает за сме лость, говорил, что поможет мне, но я должен помириться с художниками. На это я ему ответил: “Петр Нилович, вы знаете, на Первый съезд художников я прошел большин ством голосов, так что с художниками я не поссорился”. Он сказал: “А, бросьте, вы же понимаете, кто для меня являются художниками. Для меня художниками являются ру ководители президиума Союза и Академии, а с ними вы в ссоре”. И далее: “Ну, что же вы, как бык, уперлись в стену. Я уважаю ваше упрямство, но нет, чтобы отойти в сторону <...>. Я не призываю вас к компромиссам, но и вы меня должны понять <...>”. Вот на таком уровне партийной лисы он со мной разговаривал". 65 Или еще "руководитель культуры" Е.Ф. Белашова, председатель Союза художни ков, член-корр. Академии художеств СССР, в 1967 г. ставшая лауреатом Государствен ной премии. Женщина с имиджем "стареющей дамы из бывших. Она говорила: статюэт ки, соцьреализм, она говорила: дюша. И это нравилось функционерам партии <...>. Символом интеллигентности была ее челка а ля Ахматова и фиолетовая шаль. Это была партийная дама, микро-Коллонтай, специалистка по ловле душ либеральных интелли гентов. Она призывала к совести, чести, национальному самосознанию"63. Как-то в разговоре с одной "идеологической дамой" Неизвестный указал ей, кого на Западе назвали "гениальным скульптором". "Она возразила: “Чего вы мне цитаты западных критиков тычете? Когда нам понадобится, чтобы кто-нибудь был гениаль ным, мы его назначим”. Итак, гении назначаются. А если они не сумеют товарищи помогут. Свободных художников в принципе нет. Существует иерархия функционе ров. И задача чиновников разбираться в этой иерархии, а не в искусстве"64 . Однажды к нему в мастерскую пришел довольно крупный "руководитель культу ры". Он сказал Неизвестному: "Что мне твои беды? Вот посмотри на мои! и до стал кипу бумаг. Вот президент Академии художеств Николай Васильевич Томский. Он имеет примерно двадцать званий, но не Герой Социалистического труда. А вице президент Академии имеет те же двадцать званий, но, кроме того, еще Герой Соци алистического труда. Что в табели о рангах должно перевесить? Он, значит, мучает ся, бедняжка. Впрочем, тут проблема была ясна. Очень быстро дали Героя Томскому, и все установилось. Но вот представьте себе ситуацию: народный художник Грузин ской ССР и заcлуженный деятель искусств РСФСР. Народный художник считается выше, чем заслуженный. Кто выше? Народный грузин или заслуженный русский? Как тут разобраться?"65 Число "руководителей культуры" больших и маленьких было чрезвычайно велико. В частности, А. Солженицын в своих мемуарах упоминал "товарища Поликар пова главного душителя литературы и искусства", "краснолицего надменного Ад жубея, зятя Хрущeва" и "ничтожного вкрадчивого Сатюкова редактора “Правды”"66. А вот и еще одна типичная фигура В.В. Ермилов, официозный и официальный критик, получивший в 1950 г. за свои статьи конъюнктурно-догматического характе ра Государственную премию СССР. М. Золотоносов удачно назвал его "Человек-эпо ха!", "ренессансная” фигура, пропахшая президиумами". А З. Паперный так писал о Ермилове: он "так часто менял свои установки, так часто делал рокировки своих мне ний, что понять, что же он в конце концов считает, бывало непостижимо"67. В те годы важную роль в культурной политике властей играл литературовед А.М. Еголин, по выражению К. Чуковского "законченный негодяй, подхалим и при этом бездарный дурак. Находясь на руководящей работе в ЦК, он, пользуясь сво им служебным положением, пролез в редакторы Чехова, Ушинского, Некрасова и эта синекура давала ему огромные деньги, редактируя (номинально!) Чехова, он заработал на его сочинениях больше, чем заработал на них Чехов <...>. Он сопровож дал Жданова во время его позорного похода против Ахматовой и Зощенко и высту пал в Питере в роли младшего палача"68. Под впечатлением от общения с высшими "руководителями культуры" в Доме твор чества в Барвихе К. Чуковский записал в "Дневнике" 27 октября 1963 г.: "Весь здешний бюрократический Олимп ужасно по-свински живет. Раньше всего все это недумающие Глава 3. Кто руководил культурной политикой? 66 люди. Все продумали за них Маркс-Энгельс-Ленин а у них никакой пытливости, никаких запросов, никаких сомнений. Осталось жить на казенный счет, получать в Кремлевской столовой обеды и проводить время в Барвихе, слушая казенное ра дио, играя в домино, глядя на футбол (в телевизоре). Очень любят лечиться. Принима ют десятки процедур. Разговоры такие: Что-то нет у меня жажды... А ты съешь соленого. От соленого захочется пить. Верно, верно. Или: Какая водка лучше столичная и[ли] московская? Московская лучше, на этикетке у нее медали. Или: Кто у вас там секретарь. Солодухин. Иван Васильевич. Нет, Василий Иванович"69. Вмешательство функционеров в художественный процесс Когда В.И. Ленина, посетившего ВХУТЕМАС, спросили о его впечатлениях, он ответил, что ничего не понимает в искусстве, что лучше спросить у Луначарского. Кто-то остроумно заметил, что это был "последний наш руководитель, который не разбирался в искусстве". Выступления высших партийных функционеров, их рассуждения об отдельных кни гах, фильмах или произведениях живописи имели, как правило, прямые последствия. Многие советские художники пострадали от таких поспешных, поверхностных ди рективных оценок. Но особую "компетентность" в вопросах искусства стали прояв лять партийные функционеры в эпоху Брежнева. Так, например, существует версия, согласно которой член Политбюро Д. Полянский однажды услышал, что в его доме звучат в записи песни А. Галича, и потребовал от секретаря ЦК по идеологии П. Де мичева, чтобы Галича исключили из Союза писателей. Известно также, что секретарь Ленинградского обкома партии Г. Романов активно вмешивался в культурно-поли тические вопросы70 . Во всяком случае, он постоянно следил за работой ленинград ских киностудий. А после его вмешательства Г. Панфилову, начиная с 1976 г., была запрещена профессиональная деятельность в Ленинграде, его фильм "Тема" долгие годы оставался под запретом. Руководитель Компартии Азербайджана Г. Алиев так же активно влиял на кинематографические процессы в республике и устраивал лич ные просмотры кинофильмов. Известны факты вмешательства в культурный процесс московского секретаря КПСС В. Гришина и министра культуры П. Демичева в дела Театра на Таганке71. Именно Гришин потребовал, чтобы фильм Э. Рязанова "Гараж" было разрешено показывать только в Москве. Кинорежиссер А. Тарковский считал своим "злым гением" председателя Госкино Ф. Ермаша. Вмешательство в культурные процессы лично осуществляли и другие партийные функционеры. В.П. Конев разворачивает в своей книге настоящую галерею их порт 67 ретов72. Среди них выделяется фигура Е.А. Фурцевой, которая 14 лет занимала пост министра культуры СССР. Перед этим она сделала партийную карьеру, высшими сту пенями которой были должности Первого секретаря МГК КПСС, члена Президиума ЦК, оставаясь до смерти членом ЦК. Е.А. Фурцева была довольно противоречивой личностью. Вокруг ее имени клубятся по сей день слухи, сплетни, домыслы, о чем шла речь выше. Между тем ее судьба и весьма противоречивый путь не всегда совпадают с тем, что писалось о ней на страницах печати. Конечно, прежде всего она была партийным функционером, жестко проводившим партийную линию. Она назначала в театры директоров и партийных секретарей. Она была строгим цензором, выискивая крамолу в театральных пьесах и постановках, за ставляя убирать "сомнительные" сцены или даже запрещая спектакли. Она считала, что профессиональное искусство со временем станет ненужным. По ее мнению, в будущем страна должна будет покрыться сетью самодеятельных театров, в которых искусство будут творить труженики полей, заводов и фабрик с помощью небольшого количества интеллигенции73. По свидетельству современника, имевшего возможность неоднократ но встречаться с ней, Е.А. Фурцева была человеком "трогательной безграмотности"74. Однако многие современные авторы рисуют ее явно окарикатуренный образ. При этом старательно опускается все то, что она сделала положительного. А ведь Е.А. Фур цева обладала исключительной работоспособностью, восприимчивостью, умением учиться у жизни, стремлением быть современной. По ее инициативе московские власти приступили к реконструкции здания Театра им. Маяковского и строительству двух но вых Театра им. Моссовета и Театра оперетты, она оказывала существенную помощь и в строительстве здания Мосфильма. Фурцева "благословила" группу талантливых выпускников театрального учили ща им. Б.В. Щукина во главе с их педагогом Ю.П. Любимовым, создавшим Театр на Таганке. С ее помощью О.Н. Ефремов создал театр "Современник". При ее содействии началась реконструкция архитектурного ансамбля "Царицыно", был построен Му зей музыкальной культуры им. М.И. Глинки. Именно во времена Е.А. Фурцевой советские артисты в международных конкур сах завоевали сотню первых премий. Она помогла Г. Вишневской в присвоении зва ния народной артистки СССР, давала ей рекомендации в зарубежные поездки, тогда как другие ждали годы. В 1971 г. подписала представление о награждении ее орде ном Ленина высшим орденом СССР75. По ее инициативе проводились международные конкурсы им. Чайковского и меж дународные конкурсы балета. Она много раз спасала любимый ею театр "Современ ник". Правда, она же закрыла спектакль "Живой" по Б. Можаеву. Профессионально судить не умела, но когда, устроив разнос на выставке художника Тышлера, выслу шала другое мнение, выставку не закрыла. Она дружила с С. Рихтером, Д. Ойстрахом, В. Марецкой, О. Ефремовым. Она от крыла дорогу С. Рихтеру на Запад. В отличие от всех последующих министров, знала цену Г. Улановой, М. Плисецкой, А. Тарасовой, А. Степановой, Э. Гилельсу, Д. Ой страху, Р. Симонову, Ю.К. Борисовой, Г. Товстоногову, О. Ефремову. "Она была порой узкой и нетерпимой, а порой, наоборот, широкой и открытой новизне"76. То, что представители власти были личностями неоднозначными, убеждают так же мемуары М. Плисецкой, которую никак нельзя обвинить в лицемерии. Она с Глава 3. Кто руководил культурной политикой? 68 благодарностью вспоминает заместителя председателя КГБ СССР Е.П. Питовранова, генерала КГБ Ф.Д. Бобкова, министров культуры Е.А. Фурцеву и П.Н. Демичева. При чем балерина говорит о том, что эти люди помогли многим, например Л. Якобсону, Б. Ах мадулиной, Ю. Богатыреву, А. Мягкову и др.77 Следует подчеркнуть и то обстоятельство, что далеко не все партийные функцио неры были столь невежественными, как Фурцева. Среди "руководителей культурой" было немало высокообразованных людей, культура которых была несравнима с ру ководителями-выдвиженцами сталинской эпохи. И было бы не вполне справедливо сваливать все беды советского искусства на партийных и государственных функцио неров. Крупные и влиятельные в своих ведомствах, они были всего лишь маленькими винтиками в гигантской партийно-государственной машине, запрограммированной на поддержание ее официальных догматов. Эту ситуацию иллюстрирует положение, в которое попал в середине 70-х нача ле 80-х гг. актер С. Юрский. В его творческой жизни неожиданно начались неприят ности: он был снят с роли в фильме после утверждения на пробах; закрыли вполне ортодоксальный спектакль, где он играл главную роль, на радио и телевидении были сняты все передачи с его участием, запрещены все упоминания фамилии, он был вы черкнут из списка на присвоение звания и т. п. Причинами неприятностей были, по видимому, отказ от сотрудничества с КГБ и кратковременная встреча с А. Солжени цыным. Актер стал искать причину, хотя понятно, что этой причиной была власть. Но здесь он столкнулся с парадоксом. Личности, персонифицирующие власть, зачастую были людьми милыми, улыбчивыми и разумными. В разговоре с артистом они говори ли: "Жмут на нас, работать стало невозможно. ОНИ ж ничего видеть не хотят... Вот так уже достали! Все на пределе! Так долго продолжаться не может и глазами пока зывают наверх". Актер говорит, что он видел практически все ступени власти, т. е. людей на этих ступенях, и убедился, что абсолютной персонификации власти в лице одного хозяина (как Сталина) нет. Даже генсеки, находящиеся на вершине властной пирамиды, не есть власть. И Юрский задается вопросом: "Кто же он, мой персональ ный злодей, мой давитель, мой угнетатель? <...> Какая она, наша власть, где она гнез дится? <...> Где же она, эта ВЛАСТЬ?" И отвечает: "Власть есть. Но увидеть ее нельзя. Крутись между ее органами и пытайся выжить!"78 В перестроечные годы один из руководителей Госкино СССР Б.В. Павленок впо следствии писал, что цензурированием и контролем "занимались нормальные и куль турные люди, не какие-нибудь монстры, люди просвещенные, остроумные, с долей здо рового цинизма, приятные собеседники в неофициальной обстановке, которым, как го ворится, ничто человеческое не чуждо, утонченные ценители Феллини и Антониони"79 . Эмигрировавший на Запад скульптор Э. Неизвестный, описывая опыт своих кон тактов с партийными и государственными функционерами в СССР, отмечал, что сре ди них, наряду с малообразованными людьми, встречались, даже на достаточно высо ком уровне, личности незаурядные, знающие языки, искусство, с оригинальным умом и талантливые. Как правило, это были выходцы из интеллигентских кругов. В неофи циальном общении обнаруживалось, что они свободомыслящие либералы, прият ные собеседники, с цивилизованными манерами, ездившие за границу. Они коллекцио нировали произведения неофициального искусства, читали запрещенную литературу. "Я сам, вспоминал Неизвестный, с удивлением слушал песни запрещенного 69 Галича на квартире у одного из помощников Брежнева". Иностранному гостю, который попадет в эту среду, "может показаться, что он присутствует на конспиративной сходке действительных борцов и диссидентов". Но в своей официальной деятельности эти люди являются винтиками системы, которая работает по законам машинерии, и "всякий, кто пытается персонально на нее повлиять, вылетает из машины или уничтожается ею"80. Многие другие авторы подтверждают это наблюдение. Например, А. Вознесенский и Э. Рязанов о председателе Гостелерадио СССР С.Г. Лапине говорили как о чело веке "рафинированно образованном", который "знал русскую поэзию XX в. блестя ще, все и всех читал, много стихотворений помнил наизусть". При этом он хорошо знал книги, изданные на Западе и запрещенные к вывозу в СССР, а также литературу "самиздата". "Я поразился тогда С.Г. Лапину, вспоминал Э. Рязанов, такого образованного начальника я встречал впервые"81. Правда, вслед за этой восхищен ной оценкой он удивленно констатирует: "Но еще больше я поразился тому, как в одном человеке, наряду с любовью к поэзии, с тонким вкусом, эрудицией, уживают ся запретные наклонности"82. Функциональное место в системе требовало жесткости и пресечения любого откло нения от официальной идеологии. Эту ситуацию раздвоения личности руководителя цензора отмечает А.С. Михалков-Кончаловский, характеризуя хорошо знакомого ему зампреда Госкомитета по кинематографии СССР. Он отмечает, что тот, будучи "цеп ным псом партийной идеологии", был весьма образованным человеком, хорошо знав шим не изданные при советской власти произведения Ф. Достоевского, разбиравшимся в культуре, истории, философии83. Столь же неоднозначно вели себя в сфере культурной политики и многие другие выс шие партийные функционеры. Так, благодаря покровительству кандидата в члены По литбюро ЦК КПСС, первого секретаря ЦК Компартии Грузии был отснят фильм Т. Абу ладзе "Покаяние" (1984). Благодаря помощи тоже кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС, первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии П.М. Машерова был снят фильм Э. Климова "Иди и смотри". С его же помощью на экранах прошел знаменитый фильм Л. Шепитько "Восхождение". Г. Бакланов свидетельствует, что в 1975 г. зав. сектором ЦК КПСС Н.Б. Биккенин помог преодолеть цензурный запрет его романа "Друзья"84. Гейдар Алиев в детстве играл в драмкружке, рисовал, мечтал о карьере художника и даже закончил архитектурный институт. Однако кривая судьбы увела его с творчес кой на политическую дорогу: от рядового кагэбэшника до первого секретаря ЦК Ком партии республики. Так он даже заставлял своих чиновников ходить в филармонию. Он дал распоряжение оповестить всех заранее, что каждый четверг, в семь часов вечера будет концерт симфонической музыки. И что туда идет Алиев. Приходили все. Многие брали жен, детей, хотя и не всем это нравилось85. Раз в неделю, а то и чаще Алиев посе щал драмтеатр, балет, симфонические концерты и концерты гастролеров из России. Кинорежиссер С. Соловьев пишет: "Среди начальников попадались и просто хоро шие люди. Пусть и не во всем. Например, Сизов тогдашний директор киностудии “Мосфильм” <...>. Сизов был очень порядочным генеральным директором, он никогда не врал, не темнил, не обещал зря <...> у меня никогда не было идеалистически-романтичес кой ненависти к начальству. Строй, систему ненавидел всегда это правда"86. В деле "либерализации" культурной политики огромную роль сыграл личный сек ретарь Н.С. Хрущева В.С. Лебедев. "Отношения Твардовского с Лебедевым, Глава 3. Кто руководил культурной политикой? 70 вспоминал Солженицын, не были просто отношениями зависимого редактора и при тронного референта. Они оба, кажется, называли эти отношения дружбой, и для Ле бедева была лестна дружба с первым поэтом страны (по табелю рангов это было с какого-то года официально признано). Он дорожил его (потом и моими) автографами (при большой аккуратности, думаю, и папочку особую имел). Когда Твардовский принес Лебедеву “Ивана Денисовича”, обложенного рекомендациями седовласых пи сателей, Лебедеву дорого было и себя выказать ценителем, что он прекрасно разбира ется в качествах вещи и не покусится трогать ее нежную ткань грубой подгонкой"87. Благодаря "Дневнику" К. Чуковского нам сегодня известно о некоторых литера турных воззрениях В.С. Лебедева. Он говорил: "Анну Ахматову я люблю и чту: в то самое время, когда велась против нее травля, она писала стихи о Родине. Об Ахмато вой я заговорил с ним первый: ей 75 лет, нужен ее однотомник. “Ну что же однотом ник будет”. И вообще, К.И., все будет. Будет собрание соч. Пастернака. Мы издадим даже Д[окто]ра Живаго”, в к[ото]ром чудесные описания природы, зима, например, великолепна"88 . Далее Чуковский записал: "Очень самобытный ч[елове]к Вл.С. Ле бедев. Линия у него либеральная: он любит Паустовского, выхлопотал печатанье “Синей тетради” Казакевича, обещает добыть для вдовы Пастернака пенсию, вос торженно говорит о русской ин[теллиген]ции"89. Отсюда становится понятным отно шение Лебедева к "либеральной" интеллигенции и соответствующее отношение Хру щева к культурной политике, по крайней мере, в начальном периоде его "перестройки". О председателе Всесоюзного агентства по авторским правам (ВААП) В.Р. Ситни кове писатель А.Н. Рыбаков говорит: "С Ситниковым можно было работать. Вел он себя либерально, проталкивал на внешний рынок произведения прогрессивные, впро чем, других не брали, знал литературу, все читал, смотрел спектакли, свободно вла дел немецким языком и даже переводил пьесы <...> профессиональный руководитель, умный, образованный, с хорошо отработанными манерами, с писателями держался просто, дружелюбно, разговаривал откровенно"90. Но в любом случае "доброе" или "злое" вмешательство высокопоставленных партийных руководителей в художественные процессы придавало культурной поли тике волюнтаристский характер. Важнейшим средством выработки культурно-поли тических указаний стала "телефонная политика", с помощью которой партийная бю рократия управляла работой творческих союзов, издательств, театров или киносту дий. Обычная формулировка "это не рекомендуется" означала немедленный запрет выставки, концерта или театрального представления. Не только высший слой, но и среднее звено партийной бюрократии играло важную роль в принятии культурно-политических решений. Все это порождало тяжелые и опас ные дискуссии по всем вопросам художественной культуры с особо ревностными или боязливыми чиновниками, которые часто были совершенно некомпетентными в этих вопросах. В результате во многих вопросах, касающихся художественной культуры, царили безответственность, анонимность и неразбериха. А съезды творческих союзов, по существу, одобряли уже принятые партийные решения.   Литература и примечания 1 Ряшин В. Тайна власти и власть тайн // Правда. 1995. 23 февраля. 2 Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992. С. 89. 3 Цит. по: Ахиезер А.С. Россия. Критика исторического опыта: В 2-х т. М., 1991. Т. II. 4 Попов Г. Блеск и нищета административной системы. М., 1990. 5 Медведев Р. Хранитель идеологии // Московские новости. 1997. 18 ноября. 6 Кончаловский А. Низкие истины. М., 1998. С. 36. 7 Орлов Р. Русская судьба Хэмингуэя // Вопросы литературы. 1989. № 6. С. 97–102. 8 Медведев Р. Хранитель идеологии. 9 Там же. 10 Жирнов Е. Несостоявшийся Генсек // Московские новости. 1994. 2 ноября. 11 См. об этом: Медведев Р.А. Связь времен. Ставрополь, 1992; Медведев Р.А. Генсек с Лубянки. М., 1993; Волкогонов Д.А. Семь вождей. Галерея лидеров СССР: В 2-х кн. М., 1995. Кн. 2. 12 Собчак А. Хождение во власть. М., 1991. С. 51. 13 Неизвестный Э. Катакомбная культура и власть // Вопросы философии. 1991. № 10. С. 27. 14 Партийное строительство. Учебное пособие. М., 1981. С. 300. 15 Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М., 1991. С. 287. 16 Собчак А. Хождение во власть. С. 51. 17 Ельцин Б. Исповедь на заданную тему. М., 1990. С. 69. 18 Джилас М. Лицо тоталитаризма. С. 220–221. 19 Там же. С. 307–308. 20 Ельцин Б. Исповедь на заданную тему. С. 58. 21 Там же. С. 304. 22 Буковский В. И возвращается ветер... Письма русского путешественника. М., 1990. С. 11. 23 Неизвестный Э. Катакомбная культура и власть // Вопросы философии. 1991. № 10. С. 5. 24 Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. С. 502. 25 Неизвестный Э. Катакомбная культура и власть. С. 18. 26 Ряшин В. Тайна власти и власть тайн. 27 Ельцин Б. Исповедь на заданную тему. С. 51. 28 Джилас М. Лицо тоталитаризма. С. 222. 29 Ельцин Б. Исповедь на заданную тему. С. 70. 30 Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. С. 328. 31 Ельцин Б. Исповедь на заданную тему. С. 74. 32 Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. С. 328. 33 Там же. С. 348349. 34 Неизвестный Э. Катакомбная культура и власть. С. 20. 35 Там же. С. 5. 36 Аллилуева С. Двадцать писем к другу. М., 1990. С. 149150. 37 Неизвестный Э. Катакомбная культура и власть. С. 5. 38 Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. С. 290. 39 Ельцин Б. Исповедь на заданную тему. С. 74. 40 Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. С. 299–300. 41 Ельцин Б. Исповедь на заданную тему. С. 7173. 42 Там же. С. 71. 43 Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. С. 307. 44 Ельцин Б. Исповедь на заданную тему. С. 74. 45 Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. С. 306–307. 46 Ельцин Б. Исповедь на заданную тему. 47 Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. С. 308. 48 Там же. С. 331. 49 Там же. С. 328. 50 Неизвестный Э. Катакомбная культура и власть. С. 6. 51 Там же. С. 7. 52 Там же. С. 22. 53 Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. С. 506. 54 Там же. С. 374. 55 Там же. С. 509. 56 Аджубей А. По следам одного юбилея // Огонек. 1989. № 41. Октябрь. 57 Буртин Ю. Эмансипация аппарата // Московские новости. 1994. 4 мая. 58 Там же. 59 Чуковский К. Из дневника 19551969 // Знамя. 1992. № 12. С. 173. 60 Там же. Александров Георгий Федорович (19081961) советский философ, академик АН СССР (1946), член КПСС с 1926 г. Труды по зарубежной философии и социологии. Го сударственная премия СССР (1941, 1950). 61 Хрущев Н.С., Шевелев В. В., Солдатов А., Аптекарь П. Календарь "МН", декабрь // Московские новости. 1995. 29 ноября. 62 Неизвестный Э. Катакомбная культура и власть. С. 17. 63 Там же. С. 8–9. 64 Там же. С. 17. 65 Там же. С. 19. 66 Солженицын А. Бодался теленок с дубом. Очерки литературной жизни // Новый мир. 1991. № 6. С. 41. 67 Золотоносов М. Мастер и Мариэтта // Московские новости. 1999. 12 января. 68 Чуковский К. Из дневника 1955–1969. С. 152. 69 Там же. С. 169. 70 Вознесенская И. Зачем культуре такая забота? // Смена. 1990. 14 октября. С. 2. 71 См.: Смехов В. Таганка. Маленькие и большие трагедии // Огонек. 1989. № 23. С. 23; Губенко Н. Наденем белые одежды // Огонек. 1980. № 30. С. 1618. 72 Конев В.П. Советская художественная культура. Новосибирск, 2001. С. 90–102. 73 Таривердиев М. Я просто живу. М., 1997. С. 221. 74 Медведев Р. Они окружали Сталина. М., 1990. С. 299. 75 Зыкина Л. Течет моя Волга... М., 1999. С. 103–106. 76 Вульф В. Министр всея культуры // Культура. 2000. 7–13 декабря. 77 Плисецкая М.Я. Майя Плисецкая... М., 1997. С. 238, 296, 352, 366. 78 Юрский С. Опасные связи // Октябрь. 2000. № 6. С. 80–85. 79 Цит. по: Гребнев А. Люди и должности // Искусство кино. 1988. № 9. С. 68. 80 Неизвестный Э. Лик — лицо — личина // Знамя. 1990. № 12. С. 12–16. 81 Вознесенский А.А. На виртуальном ветру. М., 1998. С. 166; Рязанов Э. Неподведен ные итоги. М., 1995. С. 334. 82 Рязанов Э. Неподведенные итоги. С. 335. 83 Кончаловский А. Возвышающий обман. М., 1998. С. 114. 84 Бакланов Г. Жизнь, подаренная дважды. М., 1999. С. 123. 85 Райкина М. Москва закулисная. М., 2000. 86 Цит. по: Краскова В. Звезды кремлевской эстрады. Минск, 1998. С. 122. 87 Солженицын А. Бодался теленок с дубом. Очерки литературной жизни. С. 41. 88 Чуковский К. Из дневника 1955–1969. С. 170. 89 Там же. С. 171. 90 Рыбаков А.Н. Роман-воспоминание. М., 1997. С. 279–280. Содержание   www.pseudology.org