февраль 1996 Джана Кутьина Об ушедшем веке рассказывает Ольга Григорьевна Шатуновская Введение Эта книга называется "Рассказы в семейном кругу" и в ней, действительно, собраны мамины рассказы. Мама никогда не хотела, чтоб мы записывали, боялась за нас, и если я специально что-то уточняла, говорила ах, я не помню. К сожалению, часто, когда воспоминания начинали одолевать её, у нас не находилось достаточно времени и внимания. Некоторые эпизоды она рассказывала снова и снова, и нам и тем, кто приходил к ней, её или нашим друзьям.   Несколько таких повторных рассказов с интервалами примерно в десять лет показалось мне интересным привести. Они показывают, конечно, сужение, ссыхание информации, но и какуюто другую оценку ситуации и другие акценты. Иногда удавалось вести незаметно какуюто стенографическую запись, иногда лишь ключевыми словами. Иногда удавалось записать подробней, если мама рассказывала, как это часто бывало, моему младшему сыну Антону Кутьину.   Большей частью, писалось, пока звенело в голове, в ранние годы в метро на пути домой, дома сразу по приходе или на следующий день, в более поздние годы вечером или наутро после разговора у неё дома, что часто сопровождалось привычными упреками опять в своих бумажках, не можешь оторваться от работы, как алкоголик. Почему не удавалось наладить какогото более нормального процесса, не поддается рациональным объяснениям. Человеческая душа вообще и мамина после всего пережитого и всех скитаний в особенности иррациональна.   Пачку прекрасных кратких и точных записей передал мне мой сын Андрей Бройдо. Другая часть, касающаяся наших детских лет и последующих событий, сделана по рассказам моего брата Алексея Кутьина, память которого поразила меня богатством деталей, пониманием отношений мамы с людьми, её места в тогдашнем мире и своей чрезвычайно оригинальной эмоциональной окраской.   Рассказы моей двоюродной сестры Аллы Митяевой, передающие её детское восприятие отношения к маме в те опасные годы её родителей и её детскую догадку о сложных чувствах моего отца к ней. Мамины рассказы это отражение её судьбы в наших судьбах, как продолжение её и как обусловленность нашего пути. Как свет погасшей звезды, эта обусловленность может быть прослежена дальше, в судьбах уже наших детей. Мамины рассказы это рассказы её различным людям и рассказы о ней, иногда это более опосредованный отсвет её присутствия в мире; мысли, на которые навели споры с ней, как в рассказах моих друзей Окмира Лифшица и Жени Шуваевой, моих рассказах о нашей семье. Иногда мамины рассказы это её непосредственный текст для газетных или журнальных статей, или её письма, или письма её друзей.   Мама шестнадцати лет ушла из дома, и её семьей были её друзья. Этим она намного опередила сегодняшнюю тенденцию. Это имело свою оборотную сторону. Нам с большим трудом удалось узнать чтолибо о наших родных. Сейчас мы с горечью говорим, что мама поставила невидимый экран между нами и тем миром, откуда она вышла. С тем большей бережностью мы сохранили эти детали. Явление такого же экрана, как я потом поняла, очень часто присутствовало в людях маминого поколения редко кому из моих друзей и знакомых удавалось прорваться и заглянуть за него. Такова естественная реакция самосохранения людей при тоталитаритарном режиме, где любая частная подробность может оказаться роковой.   В каждом рассказе мама как бы снова просматривает всю жизнь, поэтому так часто они кончаются похожими эпизодами, которые постоянно присутствуют в её памяти. Например, тема ареста, тема Владикавказа, тема Сурена и Маруси Романовой. Потом во второй части появляются другие тема душевной боли от узнавания о существовании Маруси, папиной второй жены. И под конец тема Сталина (которая в начале звучала как тема Берия) и тема оставленной и не пущенной в дело всей её огромной работы в ЦК 64 тома архивов, которых, может быть, уже нет не дает ей покоя до самого последнего дня жизни.   Сквозь всю книгу проходит тема неосуществленной женской любви. С Юрием были дети, семья, работа. И с возвращением разбивается вдребезги её последняя надежда, созданный в противовес всему, через что пришлось пройти в эти восемь лет, миф о романтической любви все восемь лет дававший ей силы жить, и вера в Юрия, в то, что связывало их через расстояния, и она видит это в своем отчаянии Ещё приниженней, чем оно есть. И тогда уже она выговаривает свою боль про все, что не было важным для неё в эти годы Юрий не помогал мне, Марк помогал. Как он мог тебе помогать, когда сам был в тюрьме, а потом еле сводил концы с концами, чтобы прокормить семью?   Марк мог, Марк присылал, а он ни разу, ни разу не прислал мне ничего. Ты сама отказывалась. Я отказывалась для вас, я не хотела от вас отрывать. Дети выросли без неё и потребовались долгие годы, чтобы обрести понимание, и обрести любовь, которая всегда для неё осуществима как поляритет, другим концом которого является полное неприятие. Она всегда считала, что знакомые больше о ней заботятся, что они ей роднее, она любила и ругалась всегда насмерть.   С дядей Саней не разговаривала лет десять, за то, что он вступил в Антисионистский комитет и сказал, что Евреи сами виноваты. И он звонил мне всякий раз как она болела. А когда я говорила, да вы бы пришли, нет, говорил, она меня выгнала из дому. И она говорила нет, не хочу я его, он черносотенец. И с Марусей Сарвилиной поругались они на долгие годы, и лишь под самый конец восстановились эти отношения и снова они все были наилучшими друзьями.   Со мной такого не бывает я даю постепенно умереть дружбе. Оглавление   www.pseudology.org