Роман Барашев

Когда эта мысль осенила самого автора, остается только гадать. Может быть, в те дальние-дальние годы, когда он -- совсем еще ребенком -- удрал на фронт немцев бить, а возможно попозже -- когда прогнала Красная Армия белые войска проклятых буржуинов, когда тихо стало на широких полях, на зеленых лугах, где рожь росла, где гречиха цвела. Второе вероятнее, потому что как раз в сумасшедшем доме, стоявшем среди густых садов и вишневых кустов, он создавал сказку.

Вот что писал в дневнике: "Хабаровск. 20 августа. 1931. Психбольница. Очень хочется крикнуть: "Идите к чертовой матери!" Но сдерживаюсь. А то переведут еще вниз в третье отделение, а там у меня за одну ночь украли папиросы и разорвали на раскурку спрятанную под матрац тетрадку. За свою жизнь я был в лечебницах, раз, вероятно, 8 или 10. Но эту, Хабаровскую, я вспоминаю без озлобления, потому что здесь будет неожиданно написана повесть о Мальчише-Кибальчише"[Военная тайна].

Заметьте, Гайдар задумывал повесть, а вышла и вовсе неожиданная вещь, и на сказку не очень-то похожая. Автор создает своего рода пособие для родителей, которым надо прививать детворе коммунистическое мировоззрение, своего рода большевистскую библию для малышей. Он четко разделяет мир на плохое и хорошее, белое и черное, заявляет, что красное лучше всяких там корзин с печеньем и банок с вареньем, показывает гнилую сущность буржуинов, правильный характер Мальчиша, убеждает, что красноармейская сила есть истинное наше спасение.

Для пущей убедительности втыкает в могилу паренька большой красный флаг и заставляет пароходы, самолеты, поезда этому символу кланяться, пионеров -- молиться. Ну не библейский ли сюжет? Не мессию ли Гайдар замочил? Не себя ли "распял"?

Романтическое разрушение

Помнится, тот биографический факт, что Аркаша Голиков ушел на войну совсем юным, а в 17 лет уже командовал полком, нам, пионерам-ленинцам, частенько ставили в пример. Говорилось об этом, как правило, нравоучительным тоном -- мол, в вашем возрасте человек за мировую революцию кровь проливал, а вы тут дурака валяете. Мы валять не переставали, но на Комиссара равнялись: о подвигах мечтали, о романтических сражениях грезили.

Аркадий же не только грезил. Как только случай представился, помчался к отцу на фронт. Первая попытка оказалась неудачной -- в девяноста километрах от Арзамаса беглеца задержали и воротили в реальное училище. Но, как водится, кто своего сильно хочет, тот всегда: в четырнадцать лет он таки попадает в пекло. Добровольца Голикова записали в РКСМ, выдали оружие, коня, и он начал сражаться с буржуинами.

Романтика скоро улетучилась. Сначала пацан подхватил цингу, затем сыпной тиф. В первой же реальной схватке его пырнули ножом, а в 1919-м контузию (разорвавшийся снаряд сбросил мальца с лошади). А повидал-то -- не приведи Господь. В "Школе" (почти автобиографическом произведении) Гайдар описал процесс стремительного разрушения бастионов юношеского максимализма. Красиво описал. Многим, помнится, нравилось. Невзирая на общее негативное отношение к программным вещам.

В "Школе-2" заматеревшему 17-летнему подростку предстояло командовать полком. Недетское это дело, но Голиков старался. Оправдывал, так сказать, оказанное отцами и старшими братьями доверие.

Можете представить, как пыхтел, если учтете, что у комполка стали проявляться симптомы болезни, которую врачи называли "невротическим травматизмом", а соратники -- "белочкой". Учтите еще, что лечился наш юный герой исключительно беленькой. И тогда вас не удивят хакасские старожилы, утверждающие, что "Хайдар делал то, что даже зверь не стал бы делать".

Бесноватый комполка

В Хакассию (юг Красноярского края) он прибыл весной 1922-го. В ту степь его послали с боевой задачей -- уничтожить отряд колчаковца Ивана Соловьева, которого местные жители уважали за то, что он им ничего плохого не сделал.

Атаман приветствовал комполка письмом: "Аркадий Петрович, приезжай погостить, с честью встречу -- с честью провожу". Командир был в гневе. В каждом, кто не способствует, он видел врага, в том, кто молчит, -- предателя, в том, кто не с ним, -- мишень. Он начал собственноручно убивать людей. Уж никто теперь не усомнится в его мужественности!

Вспоминает хакас Михаил Кильчаков: "Гайдар посадил в баню заложников и поставил им условие: если к утру не скажут, где скрываются бандиты, -- расстрел. А те просто не знали. Наутро красный командир лично стрелял каждому в затылок".

О том, что у командира жар, бывалые бойцы, конечно, догадывались. Но все как-то не решались остудить его пыл. Лишь год спустя командующий губернскими частями особого назначения написал в центр: "Складывается впечатление, перерастающее в уверенность, что Голиков не просто неуравновешенный мальчишка, а человек, совершивший, пользуясь служебным положением, целый ряд преступлений". Однако пока дело дошло до уголовного (оно было заведено, когда, несмотря на приказ доставить пленных в штаб для допроса, Голиков расстрелял их), он натворил много глупостей. По-детски идиотских.

Чего только стоит обряд вербовки местных мужиков в свой полк. Он писал на куске полотна мандат -- "такой-то состоит у меня разведчиком", подписывался -- "начальник боерайона Голиков", делал надрез на руке, обмакивал в кровь печать и... запечатывал. У мужиков глаза на лоб лезли -- большинство в страхе бежали от бесноватого.

Всегда готов

Но вскоре отгремела для него гражданская. Суд не состоялся, комполка комиссовали с диагнозом "истощение нервной системы в тяжелой форме на почве переутомления и бывшей контузии". Гайдар плачет над бумажным листом: "Я любил армию, я хотел остаться в ней на всю жизнь". Он много пишет. Кошмарная муза велит. Первая книга -- воспоминания о зверствах гражданской войны -- называется "В дни поражений и побед", панковское название второй говорит само за себя: "Жизнь ни во что"...

Должно быть, сам Гайдар не сразу въехал, что то, о чем он рассказывает, удобоваримо для детского сознания. (Видимо, это ему опытные литературные наставники втолковали.) Но чем же он был близок ребятам? Легко понять. Мирская жизнь будущего писателя оборвалась в юном возрасте, а война интеллектуальному взрослению, как известно, не способствует. Выходило, что на взрослые темы Аркадий размышлял по-юношески наивно. Потому-то и был так понятен.

"Нам бы только ночь простоять, да день продержаться" -- эта цитата из "Военной тайны" (частенько употребляемая нами, когда бодун суров) служила Гайдару жизненным девизом. Увы, мирное время не зализало его раны. Ломка (лютая Мука) будет тревожить больного до начала следующей войны.

"Гайдар резался, -- пишет Борис Закс, близкий знакомый Аркадия в "Записках очевидца", -- лезвием безопасной бритвы. [В пятом номере альманаха "Минувшее", вышедшем в Париже в 1988 году, были опубликованы воспоминания журналиста Бориса Закса об Аркадии Гайдаре [Б.Закс. Земетки очевидца. 378-390], с которым они вместе работали и жили в Хабаровске.]

У него отнимали одно лезвие, но стоило отвернуться, и он уже резался другим. Попросился в уборную, заперся, не отвечает. Взломали дверь, а он опять режется... При этом не похоже было, что он стремится покончить с собой. Он не пытался нанести себе смертельную рану. Просто устраивал своего рода "шахсей-вахсей". Позже, в Москве, мне случилось видеть его в одних трусах. Вся грудь и руки были сплошь покрыты огромными шрамами".

При этом он пил, и пил дико: "Мне пришлось за мою долгую жизнь иметь дело со многими алкоголиками, -- вспоминает тот же Закс, -- запойными, хроническими и прочими. Гайдар был иным, он зачастую бывал "готов" еще до первой рюмки".

Обследовавшие его врачи сделали заключение, что алкоголь для больного -- только ключ, открывающий дверь к уже разбушевавшимся внутри силам. А современные исследователи, изучавшие биографию и творчество писателя, пришли просто к умопомрачительному выводу.

Олег Давыдов пишет в "Независимой газете", что по классификации психоаналитика Эриха Фромма Гайдар попадает в категорию лиц с "некрофильским характером". Некрофелия, по Фромму, это "страстное влечение ко всему мертвому, разлагающемуся, нездоровому. Страсть делать живое неживым, разрушать во имя одного лишь разрушения".

Подвиг

Пароходы, поезда, пионеры. Говорят, Гайдар был частым гостем на всякого рода пионерских слетах, говорят, объездил всю страну. "РВС", "Чук и Гек", "Тимур и его команда", психушки, ужасы, кошмары. "8 апреля 1939 года, -- читаем в дневнике, -- выписался из больницы в Сокольниках -- был туман мозга. Снились мне убитые мною в юности на войне люди".

Разве после всего сказанного удивительно, что семейная жизнь у Аркадия не сложилась, что сына Тимура он видел лишь изредка, что жутко страдал от одиночества? "Но некуда мне девать себя, не к кому просто зайти, негде даже ночевать... В сущности, у меня есть только три пары белья, вещевой мешок, полевая сумка, полушубок, папаха -- и больше ничего и никого, ни дома, ни места, ни друзей. И это в то время, когда я вовсе не бедный, и вовсе уж никак не отверженный и никому не нужный. Просто -- как-то так выходит".

Как заметил внук Гайдара Егор: "...для деда война была выходом

Она устраняла психологическую внутреннюю раздвоенность, вновь четко разделяла мир на своих и смертельных врагов, требовала личного мужества, готовности умереть за дело, не мучаясь сомнениями, а правое ли оно". Невзирая на запреты врачей, Гайдар прорывается на передовую: "Комсомольская правда" посылает его на фронт корреспондентом.

26 октября 1941 года Гайдар повторяет подвиг Мальчиша. Гибнет смертью храбрых. Бросается под огонь буржуинского пулемета. Реализует свою Идею, за которую не жалко убить, разрушить, помереть. Отдадим же честь нашему детскому "Иисусу". Перекрестимся же, товарищи!

P.S. Ирония судьбы. Одним из разрушителей гайдаровской идеи, которого в народе называют самым отвратительным Плохишом, предавшим завещание отцов, продавшим родину буржуинам, стал внук Аркадия -- Егор. Младореформатор тоже круто постарался. Основательно реформировал.

Гены плюс дедово имечко сделали свое дело. "На меня, -- писал Ельцин в "Записках президента", -- не могла не подействовать магия имени. Аркадий Гайдар -- с ним выросли целые поколения советских детей. И я в том числе. И мои дочери".

Ох и "везет" же нам на идеологов, господа.

Источник

www.pseudology.org