|
Валерий Голофаст |
|
| Отвлечение Социологии по поводу публикации в НЗ доклада Лорана Тевено | |
 Если
мы все – социологи - займемся «акторами», кто же будет думать о
справедливости, порядке или прорыве, предках и потомках, конфликте,
войне или экологической гармонии?
Сосредоточенность
социологии на проблемах
социального действия, или в современной версии, на проблемах «актора» -
это буржуазное, давнее obsession,
preoccupation, совсем не
случайно связанное с именами
Вебера или
Вальраса.
Она означает не что иное, как встроенность профессии в
рыночную угодливость индивидуалистическим запросам денежной или любой
иной элиты. Аналогично обстоит дело и при переводе всей проблематики в
плоскость рисков, выбора или проекта, плана, конструктивистского усилия
власти или частного интереса – исторически исходных ориентаций
политических или рыночных доктрин.
Дилемма социологии – стоять между людьми без голоса, денег и понимания
происходящего, на одной стороне, и между циниками чистогана, захвата или
высокомерия, на другой, время от времени охватывает социологическое
сообщество.
Умиротворение «войны всех против всех» в элитах или поддержка
солидарности пытающихся выжить на другом полюсе – с этого ли начинался и
к этому ли сводится социальный вопрос? Не слишком ли такая версия
истории коротка? Даже если она по-прежнему актуальна (глобализация,
скольжение России в «третий мир») или связана с обстоятельствами
изобретения слов социология и этнография? А редукция социологической
теории к прояснению этих проблем не ведет ли к радикальному обеднению
картины и палитры социолога?
За два века
социологической истории
идеологически ангажированные версии этой дисциплины так часто ставились
под вопрос, что создается ложное впечатление, что все они давным давно
отброшены. Тем не менее и сегодня некоторые комментаторы (и
Лоран Тевено среди них)
ничтоже сумняшеся настаивают на приоритете социального действия как
основной социологической схеме, вокруг которой осуществляется всякий
социологический синтез или выбор инструментов исследования и мышления.
Всеобщность социальности и культуры, пространство истории
и живучесть сплетенных традиций, доминирование технологий и
машиноподобность современных бюрократий, армий или систем коммуникаций
оттесняется в тень в угоду ослепляющему порыву действующего лица,
требующего подчинения своему замыслу, преклонения перед его мощью,
отступления перед его претензиями.
Другой – только анонимное, бездушное тело, только
препятствие, которое безусловно должно быть устранено. В крайнем случае
его можно использовать как ресурс. (Never
mind, что место индивидуальных
торговцев и предпринимателей, спекулянтов и интриганов давно заняли ТНК
и профессиональные политики национального уровня или международные
бюрократы). Если поле зрения социолога искривляется в угоду
индивидуалистическому порыву, а тем более, если социолог помещает себя в
позицию обслуживания его страстей, весь исторический багаж социальной
мысли обесценивается, спускается по цене, предлагаемой «здесь и теперь».
Раскладывая интеллектуальный пасьянс теоретических стремлений и
колебаний социологов, можно ли делать вид, что люди этой профессии не
более чем рядовые участники рынка и политики, конкурирующие с другими
слугами силы, коварства и капитала? Или, что дело состоит только в
перехвате инициативы соперничающими за академический статус поколениями?
(Михаил Соколов).
И
все эти проблемы предлагается обсуждать на материале осуждений или
восхвалений карманного арсенала отмычек ремесленника от социальной
эмпирии? (Запоздалая отсылка к известному учебнику
Бурдье-Шамбордона-Пассрона
«Ремесло социолога»).
Такое отвлечение социологии от происходящего на планете забавляет своей
наивной хитростью, отработанной ловкостью приема. Перестановки
контекстов происходят так
непринужденно, как будто у этой карточной игры нет зрителей и
болельщиков, посторонних участников и коллег из соседних профессий.
|
|