Валерий Борисович Голофаст
А меня вот тянет на афоризмы
Заголовок этим двум заметкам Валерия Голофаста пришлось дать мне…два совсем небольших материала, которые были сделаны им в начале ноября 2004. Похоже, что это последние темы, из привлекавшие его внимание… Каждую предваряет дата отправления по электронной почте и сопроводительный текст. Борис Докторов
01 ноября 2004 года

….А меня вот тянет на афоризмы почти. Я тут начал один маленький-маленький текстик. Но его тоже трудно продолжать без читателей. А их не найти, особенно на предварительной стадии.
 
Мне сегодня одна женщинва прислала запрос на ссылку по моей статье 2000 года. Я ее перечитал, все же много ценных поворотов. Вот так и становишься чукчей-читателем. Не горюй, привет, В
 
О понятии Human methodology
Если методология намерена вмешаться в отношения между людьми, она
должна задуматься о своей природе, назначении, возможностях и границах

Природа

Прежде чем методология стала познавательным оружием человека, он противостоял своими действиями окружающему миру, не замечая, что его поведение изменяет его собственные способности и возможности, что он научается, перевоспитывается, растет и развивается, барахтаясь и защищая свою жизнь среди вещей и людей.

На первый взгляд, познавательное действие дистанцированно и предумышленно, в отличие от спонтанного или реактивного поведения. Выделяя объект своих действий и осознавая или даже формулируя намерение изменить его, человек действует в пределах субъективно понимаемой целесообразности, возможности, но также опираясь на свое понимание связи вещей между собой.
 
Познание, таким образом, возвышается над действием, или предшествует ему, хотя в реальности, в истории и биографии, оно вырастает из колыбели поведения и действия. Итак, принадлежность человека миру поведения и действия составляет фундамент познания.

Сказанное можно бы оставить без дополнительных пояснений, если бы человек не жил среди людей. Люди могут казаться вещами или объектами. Но они могут вести себя или действовать вопреки намерениям или желаниям эго, игнорируя его стремления, планы или цели или даже неожиданно и всякий раз непредсказуемо противостоя им.

Другой или другие вводят человека в мир культуры, воспитывают его или поддерживают его рост и развитие. Культура оказывается тем арсеналом, который возвышает человека над миром поведения и вооружает его в действии. Культура преобразует внутреннюю и внешнюю жизнь человека, относительно независимо от мира поведения и действий. Тем самым каждый индивид выстроен на пересечении своего поведения, действия и культуры.

Но эта же посылка влечет вывод, что каждый другой может оказаться особым миром, даже в пределах одной культуры. Особость любого другого означает, что его приравнивание к вещам или объектам радикально ограничивает познавательный горизонт эго. Другой открыт как вещь или объект для эго, но закрыт в своем собственном внутреннем мире.

Закрытость другого предполагает необходимость общения с ним. Диалог приоткрывает мир другого. Но никакой диалог не может устранить закрытость совсем. О том, что скрыто в душе у другого, можно строить догадки, но нельзя знать наверняка. Более того, этого нельзя знать даже о самом себе. Собственное я, свои свойства и возможности нельзя целиком охватить самосознанием. Их более или менее полно можно опознать, проявить, показать в действии и диалоге, для себя и других, то есть в мире поведения и действия, в мире вещей и объектов.

Не означает ли это, что мир вещей и объектов более реален, чем мир людей? Если гуманитарный мир ограничивается интроспекцией и эмпатией, это несомненно верно. Но ведь существуют и другие возможности гуманитарного познания, кроме восприятия мира людей как мира вещей (естественнонаучная и техницистская установка) или опора на интуицию и чувства (спонтанное восприятие себя или другого).

Назначение

Гуманитарная методология не может ограничиваться миром вещей и объектов. Теперь пришла пора задуматься о причине удвоения терминов. Мир вещей существует безотносительно субъекта. Понятие объекта коррелятивно субъекту. Но прежде, чем человек стал субъектом, мир противостоял ему, загадочный и живой, непредсказуемый и порождающий новое. Границы между вещами и людьми не было. Субъектами были боги.
 
Свою способность быть тоже субъектом человек обретал на практике. Или, как всякий ребенок, получал эти качества от поддерживавших его жизнь окружающих близких (это просто другой план усмотрения субъекта). Другой – скрыт. Как и бог. Или даже как мать, или брат, или сестра. Их можно нарисовать, к ним можно обращаться, с ними можно общаться. Но нельзя заглянуть «внутрь».
 
Другой – трансцендентен. Мир другого – виртуален. Он здесь, перед тобой, глаза в глаза. Но он – там, в себе. Открываемый только речью, чувствуемый в поведении, понимаемый в его действии, противостоящий или сотрудничающий с тобой.

Как распознается другой? Как устанавливается различие человека (другого) и зверя, растения, волны, ветра, потока, вообще - мира вещей?  На эти вопросы отвечает антропология, историческая, сравнительная и культурная. Это проблема эмпирии, даже не философии.

Мы застаем гуманитарное познание в поздней фазе, когда, казалось бы понятия вещей и людей различимы и не вызывают трудностей? О, далеко не так. Как быть со стволовыми клетками? А с озоновыми дырами?
 
Граница естественнонаучного, технического и гуманитарного знания и природы сегодня опять размывается, теряет твердость, становится неопределенной. Как в мифологическом или религиозном мире. А теперь - в научном  и технологическом. И прежде всего благодаря осознанию виртуальности мира культуры.
05 ноября 2004 года
Боря, дай совет. Тебе бы было интересно прочесть такую заметку в Телескопе, или в Деле? Привет, В.

Перераспределение
Заметки дилетанта
 
Существует два способа концентрации капитала – социалистический и капиталистический. Если предельно упростить ситуацию, при социалистическом способе капитал контролируется государством, то есть его центральным аппаратом и приводными ремнями на местах. Значительные усложнения вводятся в эту схему наличием министерств, ведомств и их производственными, финансовыми и пр. аппаратами. 
 
Проще всего апеллировать к юридической форме собственности. Но это решение по-видимости, а не по сути. В советское время различали государственную, кооперативно-колхозную и личную собственность. Но при этом понималось, что все административные аппараты могли быть мобилизованы против любого, кто угрожал держателям власти.

Другой способ – это концентрация капитала в частной или корпоративной формах. Опять таки юридическая сторона создает не вполне точную картину.  Ведь формально речь идет о частной собственности, якобы только административно объединенной в корпорации или другие формы.

Я не готов сейчас рассуждать о различии права и административных установлений, компетенции, традициях и нравах в области владения, распоряжения, наследования и т.п.

2
 
Государство концентрировало в своих руках контроль над всеми видами капитала и наряду с этим манипулировало по произволу правом и административными ресурсами. Политика и идеология были только вспомогательными элементами этой схемы. Поскольку масштабы концентрации капитала были огромны, государство было в состоянии вести долговременное планирование, инвестировать в гигантские проекты – стройки, сложные  отраслевые и многоотраслевые технологические цепи, региональное развитие, международные внешние акции и т.п.
 
Но основной особенностью социалистической системы считалась ее способность питать социальный сектор и другие государственные расходы (привилегии аппаратов, армию, ВПК, милицию, ликвидировать аварии, природные катастрофы или неудачи любого типа). Эти способности приписывались функции перераспределения капитала, который, якобы, создавался только в сфере собственно производства.
 
Скрытые формы перераспределения в пользу приоритетных отраслей, производств и предприятий   обычно считались частью промышленной политики, не более. Столь же скрытый характер имела и проблема функционального монополизма, конкуренции или экспорта капитала. Я не готов сейчас обсуждать социалистическую форму налогообложения, штрафов и торговли, финансов, снабжения или политики бюджетов. Проблема инвестиций при советской системе известна как механизм административного рынка и синтетической власти аппаратов – номенклатуры (например, в трактовке В.Найшуля).

В частно-корпоративной системе капиталы не концентрируются на одном полюсе. Их координация осуществляется теми или иными приемами на финансовом или валютном рынке при вспомогательном значении права, государства, политики или традиций.

В либеральных системах законам рынка отдается приоритет перед законами государства. Само государство ставится в зависимость от крупнейших капиталов и от состояния рынков. Его возможности вести самостоятельную политику перераспределения в мирное время ограничены, даже если это государство благосостояния.
 
В последнем случае особенно оно склонно ограниченно регулировать благотворительную деятельность держателей капитала и правила работы третьего сектора. Делает это государство через налоговую и правовую системы, косвенно, но открыто, а не прямо и скрытно, как при социализме. И общие масштабы перераспределения кажутся такими ничтожными, что вряд ли удостаиваются упоминания при общей оценке рыночных систем.

3
 
Между тем острая необходимость перераспределения в целях общественного воспроизводства как-то должна удовлетворяться. Дело в том, что капитал концентрируется по законам рынка только в немногих руках. И здесь он охраняется «священным правом неприкосновенности частной собственности».
Один из очевидных механизмов перераспределения – это
 
1. разбухание сферы торговли. Сфера торговли по прибыльности теснит сферу реального производства. Производный механизм – это
2. торговля самым фиктивным товаром – деньгами и другими финансовыми инструментами. Так возникает общество услуг. А затем и общество знаний (нужно знать, где прибыль больше). Другой механизм – это
3. производство фиктивных товаров потребления с целью вовлечения в сферу торговли как можно большего числа клиентов-потребителей и
4. производство товаров люкс, предметов роскоши или причуд с целью изъятия все больших денег, выделяемых на потребление держателями больших капиталов. Обе последние тенденции означают стимулирование общества потребления независимо от общего уровня благосостояния или степени социального неравенства, характера третичного сектора, богатства природных ресурсов и т.п. обстоятельств.

Из этих потоков складывается механизм капиталистического перераспределения, который позволяет поддерживать занятость и определенный уровень благосостояния для тех фракций населения, которые вытесняются из сферы реального производства как следствие развития технологии или как следствие внешней экспансии капитала и неизбежной делокализации рабочей силы.

Особенности этого механизма поднимают много вопросов. Насколько он эффективен? Что тормозит и что стимулирует? Как он возник и как может исчезнуть? Насколько он экологичен, экономен ли он? (Вспоминают, покойный А.Е.Бовин придумал фразу «экономика должна быть экономной».) И прежде всего необходимо отметить, что в капиталистической (рыночной)  системе основной политической проблемой становится не бедность, а богатство.

4
 
Исторически, вначале на границе экспансии капиталистического рынка, а затем в самом его сердце, возникает еще одно характерное явление, тоже обусловленное нуждами взаимодействия с вовлеченными в него элементами. Это – 5) многообразные рынки пороков. Имея отношение к невольничьим рынкам прошлого, периодам нерентабельности производства оружия, магическим и мистическим практикам, современные рынки пороков становятся составной частью всей рыночной системы, противостоящей любым другим традиционным и новым социальным институтам.

Список рынков порока проще начать, чем закончить: проституция, торговля женщинами, работорговля, торговля детьми, человеческими органами, консервированными яйцеклетками и спермой; наркотики и оружие, силовая защита и силовые услуги (включая заказные убийства); нелегальные юридические услуги, политическое прикрытие, манипулятивные масс-медиа; консультирование в разных областях знания и технической компетенции для последующего использования в порочных целях (например, для компьютерного взлома, вскрытия сейфов, преодоления охранных систем, организации разводов, раскола партий, подрыва эффективности профсоюзов и т.п.); фальсификация товаров, особенно лекарств, продуктов хай-тек, военного, лечебного обрудования; индустрия допинга во всех областях, фальсификация спиртного.

Существуют мягкие зоны рынка пороков – продажа псевдознания, спорных учений как готовых рецептов жизни, гаданий, предсказаний, заговоров. К этой сфере примыкают услуги многих традиционных институтов (скажем, многие секты, политические и другие клубы, экстремальный туризм, психоделики и т.п.).
Поскольку законы рынка сильнее юридической системы, часть последней становится просто завесой или даже занавесом, служит защитой рынков порока. Аналогично появляется политическое и культурное оправдание сектора пороков.

5
 
Откуда и как финансируются паразитические занятия? Связь шоу-бизнеса, спорта, мира моды, производства товаров люкс с миром рекламы, ТВ, политическими манипуляциями и механизмами формирования сверхприбыли очевидна. Тем самым они становятся вспомогательными программами оправдания господствующего экономического порядка, подтверждают идеологию успеха внутри системы, а не на ее границах – там, где человек противостоит природе своим трудовым усилием.

Сколько лет потребуется РФ для ликвидации разрыва богатства и бедности как стратегической проблемы? Да и будет ли кто-либо придерживаться такого курса? Какие механизмы перераспределения имеют наибольшие шансы развернуться в условиях России?

Ведь вполне можно успокоиться и жить как в Латинской Америке или в Азии, в Китае или в Индии, считая концентрацию власти, богатства и бедности на разных полюсах просто неизбежным условием, данным от бога. Или структурной особенностью внутреннего рынка.

Стандартные механизмы перераспределения в рыночной системе – это зарплаты, налоги, отклонения от средних цен, проценты, средства влияния на прибыль (скидки, наценки, скользящие выплаты). Иными словами основные средства сводятся к разнообразным изъятиям из прибыли.
 
Между тем, как ведущими в экономической системе как относительно замкнутого целого остаются механизмы поддержания или формирования сверхприбыли. Значит, возникает задача анализа всех товаров и услуг, всех ситуаций, которые продвигают к сверхприбыли в сложившейся системе. Сюда относятся локальные условия обмена, законодательства, отклонения спроса-предложения, эластичности и пр.

www.pseudology.org