Значит, перестройка для меня началась летом 1987 году. Я работала в РВЦ ГосКомНефтеПродукта ЭССР. Это был новый вычислительный центр. Меня туда зазвал мой бывший начальник Валерий Саркисович Хачатуров. Он был директором.

Главный аргумент – на пустом месте все начнем делать по уму! Никаких хвостов и очковтирательств. Да и новая ЭВМ – СМ-4 была очень интересна. Летом 1985 года начальник отдела программирования Дмитрий Семенович Генкин ушел на повышение. Стал зам. директора центра по программированию и проектированию. По идеи, его место должна была занять я.

Все разрабатываемый задачи были по моим началом. Генкин увлекался системным программирование. Проблемными задачами занималась я. Но уполномоченный по КГБ был против. Его я видела только один раз. Заходя в кабинет директора, столкнулась лбом с мужиком в кожаном пальто. Валера спросил:

• Ты знаешь его?

• Нет!

• Зато он тебя хорошо знает!

Я поняла кто это. Между прочим, его дочь работала у нас оператором

Она закончила техникум дошкольного воспитания. Но папа устроил ее на лучшую работу. Так был аннулирован самый большой отдел в ВЦ. А уже в 87 году меня можно стало официально назначить зав. отделом. И в том же году из Москвы пришел приказ. О том, чтобы собрать всех специалистов и выслушать их предложения по улучшению организации работы. Собрали тех. совет и зачитал приказ. Было предложено приказом поразмышлять несколько дней. И все свои предложения представить в письменной форме. Все восприняли это как формальность. Кроме меня.

Последние несколько лет в кругу друзей-программистов я часто обсуждала проблемы нашей работы(АСУ). Работа увлекательная. Азартная. Но по существу – ракетный двигатель в телеге. Можно было написать блестящую программу. Вроде бы очень полезную. Но никому не нужную. Например. Мы в портовом вычислительном центре, привлекая хороших математиков, написали программу распределения судов по причал( когда большая очередь на погрузку-разгрузку судов). Но ее запустили только раз. На демонстрации. Суда разгружались не по коммерческой выгоде, а по звонку из ЦК. Такие же смешные были проблемы по автоматизации аптечного управления. Показывать рядовой аптеке и покупателю все имеющиеся лекарства нельзя! И уровень значимости нельзя было алгоритмизировать – менялся почти каждый день. В итоге учитывали аспирин и валидол. Образно говоря.

Поэтому у меня было много идей для реорганизации среднего вычислительного центра. И я написала служебную записку. Валерий Саркисович с тоской посмотрел на меня. Вздохнул:

• Тебе это надо?

• Да!!!

Вот возьми штатное расписание и попробуй уложить в него свою структуру! Ни черта не получится!

Я никого не могу уволить! Даже тупиц! Тупицы все были «блатные». В те годы все начальники любили отправлять своих жен, тещ, дочерей работать в ВЦ. Работа хорошо оплачивалась. Мода такая была по всему СССР. Я взяла штатное расписание и удалилась. Время потребовалось много. Я привлекла всех стоящих асушников Таллина. И мы справились с задачей. Правда, половина центра надо было переучивать. Но тогда еще это не было проблемой. Каждого специалиста и так раз в три года отправляли на курсы повышения квалификации.

Вся закончилось плачевно. Я навела порядок у себя в отделе. Но невозможно было ничего изменить ни в сопровождении, ни в постановочном отделе. Заведующий отделом проектирования вообще был идиотом. Он считал, что основная его работа это поговорить о работе. Была такая категория советских людей. Да и есть. На работе надо говорить о работе и болеть душой за работу. Я же считала, что на работе надо работать, а болеть душой надо в дурдоме.

Одним словом, я поняла, что ничего не изменилось. И мне изменить что-то не дано. Я вернулась на свою предыдущую работу в ВЦ Эстонского Морского пароходства. Они закупали первые в Таллине персоналки. Мне предложили должность начальника вновь созданного сектора персональных компьютеров. На этом производственная перестройка для меня закончилась.

Примерно в это же время началась бурная политическая перестройка. И национально-освободительное движение в Эстонии. 24 февраля 1988 года вышедшая из подполья партия независимости Эстонии решила устроить в центре города митинг. Этот день считается днем независимости Эстонии. Когда 23 февраля Красная Армия разбила немцев под Нарвой( вот откуда этот праздник), немцы убегали в сторону Таллина. Тогда еще Ревеля. 24 февраля эстонцы провозгласили свою независимость. И подняли на Длинном Германе свой триколор. Но на следующий день в Таллин вошли немцы и сменили флаг. И еще долго пришлось ждать Тартуского договора с Лениным, по которому Эстония получила уже настоящую независимость.

Митинг начинался в 17 часов. Надо было отпрашиваться с работы. Я с утра объявила своему начальнику, заму по проектированию и программирования центра, тогдашнему своему приятелю Шандору, что пойду на этот митинг. Моя коллега эстонка Майа Пальгиным тоже очень хотела туда пойти. Но боялась. В конце концов пошла советоваться с Шандором. Шандор не рекомендовал:

• А почему Вы тогда Тамаре Николаевне разрешили?

• Я? Нет, она даже не спрашивала разрешения. Просто поставила меня в известность.

• Но меня Вы отговариваете, а ее нет!

• Зибунову отговаривать бессмысленно. А вас можно!

Дама пережила мучительные часы. И все же рискнула:

• ТН! Можно я скажу Шандору, что Вы попросили меня пойти в качестве переводчика?

• Нет проблем!

Когда мы пришли на место, в громкоговорители всех приглашали в открытый зал филармонии

Власти решили попытаться взять инициативу в свои руки. И вести диспут там. Зал битком. Русской я была чуть ли не единственной. В коридорах продавали книги. И всякие другие дефициты. Я купила там «Унесенные ветром» и что-то еще. На сцене стоял Индрик Тооме и вел беседу с залом. Зал гудел. Но не многие рисковали встать и задать вопрос. Главный оппонент у секретаря по идеологии был Келлам. Член партии независимости. Как бы диссидент. Но знаменит он был другим. Главный неофициальный УФОлог Таллина. По-моему, даже лежал в психушке. Словом он никогда не владел. Даже когда сидел в парламенте. Одним словом, там было скучно. И я быстро ушла. Майка на следующий день, гордая собой, ходила по центру и всем рассказывала, где она была.

   В конце марта того же года образовался Народный Фронт. И это время самых радужных надежд. Месяца четыре. Русские и эстонцы вместе работали у недостроенной национальной библиотеке – капали длинную канаву. Вместе провожали делегатов на партконференцию в Москву. По поводу этих провод был грандиозный митинг на Певческом поле. Первый секретарь ЦК Вяльяс сидел запросто вместе с народом. Лозунги были на двух языках. Все улыбались и обнимались. Но это продолжилось очень недолго, к сожалению.

Вслед за Народным Фронтом парией независимости был создан Комитет Граждан Эстонии. Мгновенно все эстонские школы выделили им помещение. Предлагалось всем придти и зарегистрироваться. Потомкам граждан Эстонской Республики выдавались карточки гражданина, а нам, мигрантам, предлагалось карточка кандидата в это гражданство. И официальные власти, и Народный Фронт осуждали это мероприятие. Впоследствии, когда в уже независимой Эстонии по этим карточкам стали давать без проволочек гражданство( а сколько их было поддельных! Целый бизнес!) оказалось, что на всякий случай там зарегистрировалось приличное количество «наших», русских. Или как нас называли русскоязычных. На пороге третьего тысячелетия у нас появились новые национальности – русскоязычные и лица кавказской национальности. А говорят, что национальности только вымирают.

* * *

Летом ко мне зашел молодой представитель Комитете Граждан. Судя по всему, его в мою «русскую» квартиру его направили мои эстонские соседи. В другие «русские» квартиры он не заходил. Молодой человек поинтересовался – не хочу ли стать кандидатом в граждане Эстонии. Я тяжело вздохнула и пригласила его к квартиру. Побеседовать. Он подробно мне рассказал, что если я зарегистрируюсь кандидатом в граждане, то со временем смогу претендовать на гражданство.

• Но мы же пока все граждане СССР!

• Но Вы же понимаете, что это временно...

• В таком случае может лучше стать кандидатом в граждане Америки?

• Но Вы же не сможете...

• Почему Вы так думаете? Отец моей дочери гражданин США.

• Так что же Вы здесь делаете? Я бы на Вашем месте давно бы уехал!

У меня появился объективный повод указать ему на дверь.

* * *

Тем же летом, но уже после партконференции состоялся следующий митинг на певческом поле. Его в последствии назовут «Поющей революцией". Было это в выходной день. Со всех уголков Эстонии приехали участники на автобусах. Я опоздала к началу. На Певческое поле я входила под знаменитые слова Веллисте о пчелках-эстонцах и страшном медведе, который забирает у них весь мед. Раздались бурные и продолжительные аплодисменты и крики. В это время приезжие москвичи улыбались девушкам в народных костюмах, собирающих деньги на «перестройку». Москвичи были щедры. Как и все русские. Аборигены бросали мелочь. А мы всегда бумажки. Я развернулась и ушла.

Правда, на следующий день "отец и мать» эстонской перестройки Саависар и Марью Лауристин открестились от слов Веллисте. И началась полемика в прессе про мигрантов, людей без корней и несчастных обездоленных аборигенах. Наш всесоюзный «звездочет» Урмас Оть беседовал с М. Шатровым. И, глядя с экрана телевизора мне с глаза, московский интеллектуал сказал:

• Я понимаю вас, эстонцев. Вы не любите мигрантов точно так же как, мы, москвичи не любим лимитчиков!

И это еще не худший пример позиции столичных интеллектуалов. Тем же летом у меня гостил с молодой женой Женя Рейн. Отстояв приличную очередь на улице, Евгений долго выбирал арбуз. Чем вызвал недовольство стоящей за ним пожилой эстонской дамы. Которая раздраженно ему сказала:

• Уезжайте в себе в Москву. И пусть вас там ваш любимый Сталин снабжает арбузами!

• Если нас Сталин снабжает арбузами, то что Вы здесь делаете? Иди в очередь за пивом, которым нас снабжает Гитлер!

Никто в очереди не возмутился. И никто не рассмеялся. Кроме меня. Все молчали. В конце лета состоялся первый съезд Народного фронта. Его транслировали по УКВ во всей Эстонии. Уже была создана русская секция Народного Фронта. Съезд проходил в Городском Холле. Самом большом и престижном зале города. Ни одного русского в управляющий орган не выбрали. Закончился факельным шествием, которое поставил известный эстонский режиссер. Все это откровенно уже пахло национализмом. Осадок был дурной. Сражу же на русских заводах организовали «Интердвижение».

Там были эстонцы. Но в основном вернувшиеся из Сибири или России. И все с партбилетами

Потом началась предвыборная компания первого съезда народных депутатов. Любому здравомыслящему человеку было ясно – общество расколото по национальному признаку. На нашем участке основные конкуренты были представитель Народного Фронта Рейн Вейдеман и Интердвижения Евгений Коган. Скрипя сердце, я голосовала за Когана. К стыду своему, по национальному признаку. Правда, тогда не было графы «против всех». А мой живущий по соседству приятель Виктор Алет голосовал за Вейдемана. Виктор был из потомков русских старообрядцев, что уже три столетия жили на берегу Чудского озера на Эстонской стороне.

Его дед сражался в двадцатом году в эстонской армии против красной За что получил приличный кусок земли на берегу родного озера. Который наши отобрали в сороковом. Причем по рассказам матери Виктора, когда в сороковом было велено сдать новым властям оружие, отцу мужское чувство не позволило сдать самому. Послал жену. Весь так называем сейчас застой мы с Виктором были единомышленниками. Причем, если я только читала недозволенную литературу, Виктор еще и помогал знакомым ее размножать.

И тут у нас такой раскол! Он закатил мне истерику. Сказал, что ноги его больше в моем доме не будет. И пошел сотрудничать с Комитетами граждан. Народным Фронтом брезговал. Там все руководство было с партийными билетами. А отец « матери" пытался устанавливать Советскую власть в Эстонии, когда старший Алет боролся за независимость Эстонии. Между прочим, Алет – это не исконная их фамилия. Они ее взяли в тридцатые годы, когда правительство Эстонии всем предложило взять эстонские фамилии и национальность. Причем не только русским. А все – немцам, шведам, финнам и прочим.

Я же стала похаживать по русским тусовкам. В Интердвижении не было ничего интересного. Там все как на партсобрании. Полное единомыслие. Одни враги. Одни друзья. Правда, в начале была попытка как-то сотрудничать с народным Фронтом. Но их хамски отшили. И они озлобились против общего врага – эстонского национализма. Образовались несколько русских культурных обществ. Образовался Форум народов Эстонии. Все время были какие-то собрания. Мне все хотелось найти место, где было бы уютно и русским, и эстонцам. Такого места не было.

В начале осени ко мне пришел Виктор. В рабочей одежде( он работал где-то слесарем), грустный. Я включила самовар. И вдруг приятель и говорит:

• Зибунова, вот я простой русский человек. Я пришел к Вам( мы были и есть на Вы), как к русскому интеллигенту. И мне плохо. Вы должны мне помочь!

• Я? Помочь Вам? Чем? На Никонова за водкой сходить? Я не пойду. Деньги на водку могу дать!

На улице Никонова был ближайший винный магазин.

• Не издевайтесь! Я обошел все эстонские тусовки ! И мне везде сказали одно и тоже – становись эстонцем! А я хочу быть русским! И дочь моя хочу, чтобы была русской! И чтобы Эстония была независимой! А мне твердят, что Эстония для эстонцев!

  От меня-то что Вы хотите?

• Я хочу, чтобы Вы пошли со мной на Ратушную площадь искать единомышленников!

• С чем?

  Я напишу плакаты. И листовку. А Вы у себя на работе листовку размножите!

• Пишите, рисуйте. Пойти на Ратушную нет проблем!

Виктор на старых обоях написал два плаката. Один – «Мы ищем единомышленников!"

Другой по-русски и по-эстонски – "Доколе можно дурачить русских?». Последний в русском варианте висит у меня на работе в русской деревне. Он здесь тоже актуален. Листовку я набрала на компьютере, несколько смягчив бурный темперамент приятеля.

Вот она:

«Я МЫСЛЮ, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, СУЩЕСТВУЮ»

Декарт

Мне не очень импонировало название «Шанс». Я предлагала «Русский дом». Но Виктор уперся. Я не стала спорить. В те времена я уже работала на персоналке. Я набрала текст. Печатала в обед. И после работы. На прежней службе мои дамы набрали ее на СМ-4. Распечатали экземпляров 500. Выход был назначен на субботу. Виктор все сложил в детскую коляску. Туда поместился даже раскладной столик. И мы отправились на площадь. Это было осенью. Достаточно прохладно. Ратушная площадь в Таллине была этаким Гайд-парком. Там собирались все активные люди Таллина. Всегда несколько человек стояли с лозунгами и листовками. Мы расширили их компанию. Вокруг нас собралась толпа. Виктор общался с эстонцами(он свободно владел языком), я – с русскими. Сначала нас обнюхал явно гэбэшник. Около часу отирался, прислушивался, задавал вопросы. Потом понял, что это просто идиоты и потерял к нам интерес. Эстонскую часть публики раздражал плакат про то, что нас не надо дурачить. Большинство шипело:

• Не хотите, чтоб вас дурачили, уезжайте в Россию!

Виктор горячо возражал, рассказывал про дедушку, защищавшего Эстония от большевизма. Но его не понимали

В конце какая-то горячая эстонская дама замахнулась на него хозяйственной сумкой. Он вошел в раж. Ему захотелось быть побитым за то, что он русский. И он наклонился, подставляю ей голову. И она стала его лупить сумкой по башке. Я рассмеялась. Более спокойные аборигены с трудом даму оттащили от Виктора. Мы собрали свои манатки. И отправились домой. Ольга, жена Виктора, приготовила роскошный ужин. Мы, естественно, надрались. Меня пришлось провожать до дома. На крыльце стоял Юри Хольман, сосед со второго этажа. Трижды сидевший. Его отца в 45 году наши расстреляли. И я к нему прицепилась:

• Ты думаешь, что я забыла, как ты в детстве вешал моих кошек и бил нам окна? Вот пришло твое время – мсти! Бей меня!!!

Юри аж испугался моего пьяного запала:

• Да брось, ты, Тамара! Мы же свои люди! Когда придут русских выселять, я тебя в обиду не дам! Мне все равно, какая власть и какой флаг на Томпеа! Лишь бы на Никонова была водка!

На следующий день ко мне зашел Валера Свинцов. У меня раскалывалась голова. И он завел такую речь:

• Тамара, я был вчера на Ратушной площади. И наблюдал вас с Виктором. Ты, мне показалась, пришла похулиганить и развлечься. А Виктор к этому мероприятию относится очень серьезно. Ты должна ему серьезно помощь.

Я взбесилась:

• Ты был на Ратушной! Тайком за нами наблюдал! И не подошел! Да еще явился мне мораль читать! Пошел вон подальше от греха! Не до тебя!

Виктор объявился чуть позже. С пивом. И новыми идеями. Я согласилась пойти с ним еще раз на ратушную. Еще размножить листовки. Но категорически без плаката «Доколе можно дурачить русских?».

Этот выход был спокойным. Эстонцы к нам почти не подходили. Мои коллеги принесли нам кофе в термосе. И бутерброды с красной рыбой и твердокопченой колбасой. Нас даже сфотографировали для молодежной газеты. Если мне не изменяет память, «Мастерской». Потом в ней даже что-то про нас написали. Виктора очень обрадовал молодой юрист, предложивший написать бесплатно устав для нашего будущего общества. И написал!

Но писем мы получили мало – всего три. Назначили встречу у меня дома. Пришли три человека. Причем, одна дама сама не пришла. А прислала сына. Посмотреть что мы за придурки.

Виктор, наконец, понял, что выходами на площади мы много единомышленников не сыщем

Решили, что надо написать статью, опубликовать. И ждать откликов. Я села писать. Получилась этакий грустный сентиментальный монолог. О том, что со всеми нынешними прорабами национально-освободительного движения мы вместе выросли. Сидели вместе в студенческом кафе в Тарту. Читали одни книжки. Дружили. И вдруг стали врагами. Статью я озаглавила «Размышления русской дамы, дочери оккупанта». Отнесла в «Советскую Эстонию». В отдел партийной жизни. Редактору отдела, старому знакомому и собутыльнику Довлатова Гене Розенштейну. Внимательно прочел:

• Тамара, я не могу этого напечатать! Это же смягченная позиция Интердвижения!

• Не напечатаешь, я напишу для Довлатова на «Свободу»! И расскажу о вашей свободе слова! Мне необходимо это все выплеснуть!

Забавная сцена на митинге Народного Фронта 14.03.90: молодой латыш упрекает русскую даму за то, что ее отец был "оккупант" и упрекает весьма агрессивно. Дама пытается спокойно привести какие-то аргументы, но все впустую, у латыша установка, он не слышит ненужных ему доводов : Русские несут ответственность за сталинский террор" - основной рефрен латыша и окружающих эстонцев. И весьма агрессивный вид. Мне стало жаль даму:

• Уж если столько мужчин так агрессивно пристают к даме, вынуждена упрекнуть латышей – они тоже должны отвечать перед русским народом за события 6 июля 1918 г., когда латышские стрелки помогли удержаться большевикам, тем самым предопределили сталинизм.

Латыш попятился, а эстонцы, сбавив тон, ворча, стали защищать его.

* * *

В. Гросс высказался в прессе о том, что не желает быть в одной партии с Коганым и Яровым. Тон был настолько искренним, что я по наивности решила, что господин Гросс вступил в КПСС после 1985г. Но я, к сожалению, ошиблась: господин Гросс благополучно был в одной партии со Сталиным, Берия, Ждановым.

* * *

Из уст Арво Валтона узнала, что идею всеобщего равенства выдумали большевики в силу лености и завистливости славянского характера.

Получается, что и Великую Французскую революцию, впервые провозгласившую, по моим сведениям, идеи свободы, равенства и братства – тоже делали славяне или жидо-масоны, например жидо-масон Марат и К°. Боюсь, французы Арво не поймут.

* * *

Образовывалось огромное количество всяких объединений. Как у наших. Так и у эстонцев. В списках одного из них я увидела рядом фамилии Мика Тийтма и Воглайда. Она социологи. У Воглайда была в Тарту лаборатория в шестидесятые годы. Вокруг него крутились несколько моих студенческих приятелей – Коля Горбунов, Володя Тарасов, Дима Михайлов. И еще кто-то. Они тесно общались с Ленинградцами из кружка опального в то время Ядова. В перестройку он стал директором института социологии РАН. Только почему-то никогда и нигде прогнозов этого института я не видела. Одним словом, лаборатория Воглайда была бельмом на глазу властей. И ее буквально разгромили. С большим скандалом. Тийтма руководил этим погромом. На одной из встреч Аллика с русской аудиторией я послала ему записку:

• Г-н, Аллик! Как я могу доверять эстонским политикам, если вижу в одной связке Воглайта и Тийтма. Ведь последний весьма успешно травил первого в 60-е?

 Ответа я не получила. И подошла к нему в конце встречи. Задала вопрос, глядя в глазки. Аллик покраснел и спросил:

• Откуда Вы ЭТО знаете?

* * *

Когда «отец» Народного Фронта Сависаар стал председателем правительства, министром по делам национальностей стал мой однокурсник Артур Кузнецов. Кандидат физико-математических наук. Занимался докторской. Я очень удивилась:

• Артур, зачем тебе это?

• Не хочу, чтобы русский вопрос решался без меня.

Просидел в этом кресле Артур недолго. Но что-то пытался сделать. Создал при своем «министерстве»( все министерство состояло из него, его секретаря и помощника Михайлова) консультативный совет. Туда вошли председатели национальных культурных обществ и кое-какие некоренные общественные деятели. В том числе и я. Мы собирались два раза в месяц.

15 или 19 января 1991 года, сразу же после событий в Вильнюсе, Артур Кузнецов собрал свой консультативный совет. Его кабинет был на Томпеа. В большом зале проходило заседание Верховного Совета тогда еще ЭССР. На него был приглашен из Тарту военный комендант Дудаев. Артур был с ним знаком. И пока тот ожидал вызова в зал, пригласил к нам. Пришла и Маша Лауристин. Ей хотелось поговорить с Дудаевым. Мне Дудаев понравился. Маленький, с блестящей выправкой. Прекрасно сидящей генеральский мундир. Немногословен. Но все по существу. И очень четко. Лауристин сначала пристала к нему – почему мол сняли предыдущего коменданта. С предыдущем у Народного Фронта складывались, де, очень хорошие отношения. И понимание. Не поэтому ли? На что генерал ответил:

• У нас в армии не принято обсуждать приказ. Мне приказали – я принял дела!

Дальше Машка пристала с вопросом на каком уровне отдавался приказ о взятии телецентра в Вильнюсе?

• Не знаю. Но раз его выполняли, думаю, на самом высоком.

Машке явно хотелось услышать, что Горбачев. Но генерал не произнес ни одной фамилии. Только сказал, что приказ пришел из Москвы. На вопрос, чтобы он делал на месте вильнюсского коменданта, четко ответил:

• Я военный. Принимал присягу. Так что эту тему оставим без комментариев!

Очень смешно потом было слышать, что он поддержал эстонское освободительное движение. Вскоре он комиссовался. Причем необычно быстро для генерала. Говорят, что не без помощи московских властей. И из Тарту самолетом убыл прямо в Чечню. А с ним несколько его сослуживцев. И каждый на своем военном самолете.

На этом же заседании у Артура присутствовал новый глава(может быть зам) эстонской госбезопасности. Тот держал смешную роль. Он, де, пришел к русской интеллигенции за поддержкой. Их все не любят. А они начали перестройку. Занимаются новым прекрасным делом. Поддержите нас, пожалуйста. Я взвилась:

Как Вы можете просить меня о поддержке? Вы, что, извинились передо мной за то, что два десятилетия травили меня, одинокую бабу с ребенком? И далее в таком же духе. Я как с цепи сорвалась. Сидящие за столом демократы на меня зашипели:

• Ну как так можно разговаривать с интеллигентным человеком. Да еще пришедшем за помощью!

Я завелась страшно:

• За кем из вас на работе годами ходил уполномоченный госбезопасности? Кому из вас хамили и кого травили? Никого? Так помолчите и дайте высказаться!

Это было последнее заседание нашего совета. Возможно, правда, меня больше не приглашали. В это же примерно время в Таллине ждали Ельцина. В последствии это визит назвали «ночным». Как только начались вильнюсские события, в Таллин из пригородов стали большими экскаваторами возить огромные валуны. Все дороги на Вышгород были ими перекрыты. Ельцина ждали днем. С 18.00 каждые полчаса по телевизору из Тоомпеа кто-нибудь из депутатов или правительства извещал нас, что еще не прилетел. Вот-вот будет. Намекая, что злые силы мешают главе России прибыть и поддержать прибалтов. Горбунов и Лансбергис уже с утра ждали Бориску. Он прилетел после 23. Нам немедленно об этом сообщили. Далее ЕБН выступил по телевиденью. Пригрозил русским пальчиком:

• Вы должны поддерживать эстонцев. Иначе мы от вас отречемся!

В грубой угрожающей форме. Противно было смотреть! С русскими депутатами отказался встретиться. Сославшись, что они просоветски настроены. А после у них был банкет. В аэропорту ЕБНа ждали русские рабочие с заводов. Он с Горбуновым сильно напился. Пришлось везти в Питер машиной. А самолет туда же перегнать. На следующий день Белла Куркова билась в истерике – ЕБН-а хотели в Таллине убить русские комуняги. Пришлось тайно его вывозить в Питер на машине. Над нами, русскими, смеялся весь эстонский люд. Таллин – город маленький. В Тоомпеа и вокруг была вся городская милиция. Да и народофронтовцы митинговали. Огромное количество людей наблюдало, как его упаковывали в автомобиль.

***

Зимой 1990/91(по-моему) приехали представители то ли Евросоюза, то ли ОБСЕ. Испанец, финн и еще какой-то европейский демократ. Принимала их Маша Лауристин. Европейцы пожелали встретиться и с русской общественностью. Матушка Народного Фронта решила показать им публику из клуба демократических инициатив. Там тусовались люди, поддерживающие самостоятельную компартию Эстонии. Было еще одна компартия – на платформе КПСС. Мне позвонил Хмыров и предложил для создания аудитории привести несколько человек из моего «Шанса». Мероприятие проводилось в аудитории дома политпросвещения. Я пришла с Виктором и Аллой Владимировной. За лекторским столом устроили президиум – трое европейцев и двое наших. Григорий Николаевич и Марья Лауристин. А дядя Гриша – ведущий.

Собралось русское демократическое общество, тусовавшееся вокруг самостоятельной компартии. Причем та часть демократов, что похожи на декабристов. Страшно далеки от народа. Слушать особо было нечего. Все в один голос были за предоставление Эстонии независимости. И в разной степени за то, чтобы не обижали русских. Виктор к этому времени уже намылился в Финляндию. Кузен Ольги, бизнесмен из города Олу, что на Ботническом заливе, приезжал к ним в гости. Посмотрев своими глазами на все происходящее, забрал Ольгу с маленькой Полиной с собой. И Виктору велел сворачивать свои дела и присоединяться к жене и дочери.

Виктор слушал. И бухтел. Как будто клизму из скипидара вставили. Его явно раздражала Машка. Сытый вид. И на лице полное презрения ко всем, кто мыслит иначе. Понимая приятеля, я написала дяди Грише записку: «Прошу дать слово коренному русскому Виктору Алету от общества «Шанс»». Естественно, Табачник предоставил. Виктор буквально вскочил с места. Вышел в проход. Вскипел, как самовар. И тыкая пальцем в Лауристин, заговорил:

• Я сыт по горло Вашей демократией! Мой дед в 1918 году сражался с Советскими войсками за независимость Эстонии! Стрелял из пулемета с берегов Нарвы по ним! Ваш же пытался устанавливать Советскую власть. Все послевоенной время я жил в дерьме. А Вы как сыр в масле катались! И сейчас, когда Эстония вот-вот станет независимой, Вы опять в фаворе. А я в дерьме! Мне, как великую милость, дают эстонское гражданство. А моей жене, этнической финке, родители которой волею судьбы оказались на территории Союза, были высланы в Сибирь лишь потому, что до 40-го года проживали на территории Финляндии, отказано в этот вашем благодеянии! Мое счастье, что жена моя финка! И что финны не забывают своих соотечественников! И когда моя нога встанет на теплоход, везущий меня в Хельсинки, я сделаю тьфу-тьфу-тьфу на Вашу демократию!

И действительно три раза плюнул. Марья же во время этой пламенной речи прильнула к дяде Грише. И, опуская голову все ниже и ниже, тихо сползала по нему почти под стол. А весь демократический зал с укоризной смотрел на меня…Переводчица что-то, размахивая руками, переводила европейским демократам. Алла Владимировна подумала вслух:

• Интересно, что-то она там им перевела?

После окончания данного мероприятия к нам подошел финн. Он, оказалось, очень хорошо знает русский язык. Все понял. Его интересовала судьба финской семьи. Узнав, что Виктор действительно собирается эмигрировать в Финляндию, дал ему свою визитку. Обежал помощь, если понадобиться.

Шмундаки уехали 20 августа 1991 года в путч. Мы с Сашей накануне 18 вернулись из Москвы. Я простудилась в дороге. Вечером и 19 утром была температура под 40. 19 утром, часов в 8, мать позвонила мне:

• Тамара! Переворот в Москве!

• Ты что, с ума сошла? Мы вчера вернулись только оттуда!

• Дура, бл..., включи телевизор!

В моем бредовом состоянии я не сразу врубилась. По телевизору ничего не поняла. Включила "Свободу". Они вели прямые репортажи из Москвы. Радио на этой волне у меня работало весь день. Все звонили и выясняли новости. Потом выяснилось, что многое мне померещилось в температурном бреду. Эстонская врачиха, пришедшая по вызову, с ужасом спросила:

• Вы не боитесь слушать?

Мать приехала рано. Часов в девять. С продуктами. Веселая. Рассказала, что в троллейбусе все бурно комментировали события. Вошел контролер. Мать показала удостоверение инвалида войны.

• Насе правительство не признает васих прав на бесплатный презд!

• А наше правительство не признает ваше правительство!

Контролер не стал с ней базарить. А в троллейбусе установилась тишина:

• Я очень хорошо доехала. Даже подремала!

А после обеда пришел Саша Шмундак. Его прислала Лена со жратвой - борщ, котлеты и овощи. У нас был пустой холодильник. Саша осенью собирался поехать в США работать. У них, по-моему, был какой-то совместный проект с американцами. У него уже была виза. И на всякий случай заставил жену съездить в Ленинград и тоже получит визу. Хотя Лена и не собиралась его там навещать. Трое детей, младшей Катерине еще был год с небольшим. Вечером меня навестила Пусик. Сказала, что смогла дозвониться в Москву до Сени Рогинского. Он сказал:

• Ничего серьезного не будет. Но Прибалтика отделится.

Утром 20 уже в семь утра мне позвонила Лена Шмундак:

• Зибунова! Приезжай немедленно! Мы сегодня уезжаем!

Я ничего не поняла. Температура уже была не выше 38. Но я поехала к ним. В центре города было перекрыто движение. И мне надо было идти к ним пешком. На площади Победы-Свободы-Петровской шел эстонский митинг. Проходя через эту толпу меня кто-то узнал и закричали:

• С нами русские!

Пришлось задержаться. Пока все желающие эстонцы не удостоверились, что с ними русская и не обцеловали меня. Оказалось, что уйдя от меня, по дороге домой Саша зашел в шведское посольство. И поскольку у него была американская виза, ему дали транзитную шведскую на месяц. Он захватил и Еленин паспорт. В 18 уходил паром на Стокгольм. Саша стоял в очереди за билетами, а Лена собиралась. Когда я пришла, была готова только одна сумка. С пятью большими кастрюлями:

• У меня же трое детей! Придется много готовить...

В пять приехали в порт. Все переволновались. Выпустят - не выпустят. Выпустили. Но таможня не пропустила дипломы московского университета, Сашино вааковское удостоверение и еще какие-то бумаги. В ожидании отплытия стояли у морвокзала и держали кулаки. Ко мне подошла Фрида Абрамовна(мать Лены) и сказала:

• Зибунова! Иди дай Боре сигарету!

Ее муж, Борис Моисеевич, покуривал тайком от жены. Поэтому, когда я ему предложила сигарету, испуганно обернулся в поисках Фриды. Но я его успокоила:

• Меня послала к Вам с сигаретой Фрида Абрамовна!

• У солдат нет никакого приказа. Стрелять не будут. Они устали от броска. Идут спать в казармы! Пожалуйста, не приставайте и не провоцируйте. Они завтра уйдут домой!

И, действительно, выспались, отдохнули и ушли.

***

В сентябре 1991 года Саше исполнялось шестнадцать. Она хотела сменить фамилию на отцовскую. Я не очень возражала. В конце концов, это все, что у нее осталось от отца. Мы подали документы. Необходимо разрешение обоих родителей. Так как отец умер, необходимо свидетельство о смерти, которого у нас нет. Чиновница из независимого департамента сказала:

• Вот Америка нас узе признала, скоро появится посол, вот Вы к нему и обратитесь, ему же надо же здесь что-то делать.

***

10.91 Моя Александра выдала шедевр. Я опять немного вляпалась в политику. Создается некое РДД/ Русское демократическое движение/. Как всегда у наших говен, найдется обязательно антисемит, которому необходимо указать кого брать, а кого нет. Я добровольно взяла на себя обязательство давать отпор антисемитом. Наслушавшись моих телефонных разговоров, Саня сказала:

• Мама, ты носишься со своим Барабанером, как Куркова с Ельцыным!

***

В мае 1994 года на встречу балтийских министров иностранных дел в Таллин приехал тогдашний российский министр Козырев. Со свитой парламентариев и гуманитариев. В прессе была объявлена встреча в ДОФе с сопровождением министра. С группой поддержки. А в день приезда в русском драмтеатре состоялась необъявленная встреча с творческой частью свиты: Окуджава, Разгон, Приставкин и Федосеева-Шукшина. Мне позвонили на работу из дома печати, мол, будет закрытая встреча с местной русской интеллигенцией.

Зал был полный, гости сидели за столом на сцене, встречу вел Томан. Сначала гости объяснились в любви к министру - очень уж Козырев образованный и интеллигентный человек. Даже ходит в филармонию. Пожаловались на безденежье, поругали застой, похвалили перестройку. Бедные, но свободные, совсем как наши аборигены. Все надеялись, что Окуджава споет, но, увы, ему его песни больше не интересны/ а говорят поет и с удовольствием, но за большие деньги/, Говорухин ему тоже не интересен и скучен. Федосеева, отвечая на вопросы, каждый раз, когда спрашивали о фильме "Мой верный Руслан", приговаривала: "Не подумайте, что Хазбулатов!" И все как один говорили по-русски ужасающе плохо, запинались, с трудом подбирая нужные слова. Говорили скучно и монотонно. Я сидела и размышляла о том, зачем же я сюда пришла? Что же я хотела бы услышать? Конечно же, я хотела, чтобы Окуджава бы спел, автор бы "Тучки" сказал бы мне какие-нибудь теплые слова.

В ДОФ я, естественно, уже не пошла. А, как выяснилось, зря. Творческое сопровождение министра несло все то же, что и накануне. Даже не сделав поправку, что в зале в основном пожилые люди. А вот дипломат удивил всех. Козырев приехал в ДОФ в какой-то перерыв своего саммита. И этот ненавистный аудитории человек сказал все то, что люди хотели услышать. И что нас не забыли. И не забудут. Родина помнит. И что с нами обращаются так, что только присутствие дам удерживает его от точного названия как.