Меры предупреждения и пресечения преступных деяний

Таганцев М.И. Уголовное право (Общая часть). Часть 2. По изданию 1902 года

193. Меры предупреждения и пресечения преступных деяний отличаются от наказания главным образом условиями их применения и только отчасти содержанием.

Даже в тех случаях, когда речь идет о пресечении совершающегося, а иногда и юридически совершившегося нарушения правоохраненного интереса, для принятия мер пресечения не требуется установления виновности учинившего, а достаточно обнаружения запрещенное учиненного:

отобранные сочинения преступного содержания,

задержанная контрабанда,

вредная в санитарном отношении постройка,

неочищенные во время эпидемии отхожие места или помойные ямы и т. п. должны быть устранены из житейского оборота;

беспризорный ребенок моложе десяти лет или и старше, но не обладающий разумением, учинивший поджог, воровство, занимающийся воспрещенным нищенством,

заведомо душевнобольные и притом буйные, учинившие убийство, телесные повреждения, поджоги и т. п.,

должны быть взяты под охрану, помещены в предназначенные для того помещения; но все эти мероприятия не входят в область наказания

Еще более отличия представляют меры предупреждения готовящихся правонарушений

Для принятия их не требуется установления действительного учинения запрещенного деяния конкретной виновности, достаточно только вероятности его наступления, одной общей порочности данного лица, пригодности его к учинению правонарушений, иногда даже принадлежности к известному преступному или порочному классу населения.

С другой стороны, по содержанию своему, по характеру причиняемого стеснения или страдания эти меры столь близко подходят к карательным мерам, что почти отождествляются с ними: то же лишение свободы, то же ограничение прав, тот же имущественный ущерб.

Само применение их, хотя и возлагается в общем порядке на полицию или некоторые другие органы администрации, но многие из них могут быть применяемы и органами судебной власти при постановлении или исполнении приговоров по поводу преступных деяний, и притом на тех же основаниях, какими руководствуются административные власти, т. е. не только при применении наказания в тесном смысле к установленной виновности, но и при освобождении от наказания или даже и при оправдании обвиняемого.

Основные положения о преобразовании у нас судебной части в 1862 г., вводя в общественную жизнь высокий принцип ограждения личности, в силу коего никто не может быть наказан за преступное деяние, подлежащее судебному рассмотрению, иначе как по приговору надлежащего суда и никто не может подлежать судебному преследованию за преступное деяние, не быв привлечен к ответственности в порядке, определенном уставом, сохранили, однако, примечание к ст. 1 Устава уголовного судопроизводства.

По этому примечанию к судебному преследованию не относятся меры, принимаемые полицейскими и другими административными властями для предупреждения и пресечения преступных деяний в порядке, законом установленном. Эти меры, таким образом, не считаются наказанием, применение их не зависит от карательной власти. При издании Судебных уставов предполагалось, что они будут определены новыми уставами полиции; но это предположение не осуществилось, и система административных взысканий осталась и ныне в крайне неопределенном виде.

В Уложении о наказаниях, изд. 1857 г., в примечании к ст. 62 было указано, что в некоторых особенных случаях могут быть употребляемы без особого производства суда следующие меры взыскания:

1) отдача под надзор полиции,

2) высылка за границу,

3) запрещение жительствовать в известных местах,

4) кратковременный арест,

5) выговоры, замечания и внушения, а для лиц, не изъятых от телесного наказания, и легкие наказания розгами не более 40 ударов. Но на основании Высочайше утвержденного мнения Государственного Совета от 27 декабря 1865 г., п. 6, это примечание было исключено, и опять-таки не потому, чтобы было признано, что полиция вовсе не может применять этих мер, а потому, как сказано в журнале, что правила, определяющие права и обязанности полиции, должны быть помещены в подлежащих уставах, а не в Уложении.

Обращаясь же за указаниями к действующим и ныне законам полицейским, мы найдем здесь полную неопределенность. По букве закона полиция ведает все, наблюдает за всем, пресекает и предупреждает все[1].

Полиция следит не только за нашей публичной деятельностью, но и проникает в нашу семейную жизнь: она должна знать, как мы веруем, что мы думаем, чем наполнены наши сердца, а самые пределы власти этой вездесущей и всеведущей полиции намечены только общими штрихами.

Полиция, например (ст. 68 Устава о предупреждении и пресечении преступлений), охраняет между всеми, в городе живущими, хотя различных вер, доброе гражданское согласие, мир и тишину; надзирает (ст. 119 и след.), чтобы никто, в противность должного послушания законным властям, ничего не предпринимал; она пресекает в самом начале всякую новизну, законам противную; она наблюдает, чтобы всюду царствовало благочиние, добронравие и порядок и приводит всякого, несмотря на лицо, к исполнению предписанного законом; она имеет попечение, чтобы молодые и младшие почитали старых и старших, дети повиновались родителям, а слуги своим господам и хозяевам, чтобы ни от кого (ст. 238) притеснений, обид и побоев причиняемо не было и своевольства не происходило и чтобы каждый обращался с другим вежливо и от грубостей и ссор удалялся; но нигде закон не указывает точно, что же, однако, полиция может сделать с обывателем, не исполняющим ее требований.

Правда, Уголовное уложение, назначая наказание за неисполнение всяких законных требований полиции, тем самым как бы указывает, что полиции принадлежит только право делать распоряжения, предъявлять требования, а что действительную санкцию этим требованиям может дать только суд; правда, что ст. 688, 689 т. II говорят, что никто из чинов полиции сам собою не может ни на кого наложить уголовного наказания и только оказавших явное и насильственное сопротивление ее требованиям берет, в определенных в законах случаях, под стражу; но в то же время оказывается, по примечанию к ст. 1 Устава о предупреждении и пресечении преступлений, что полицейская власть может, хотя и в некоторых особых случаях, порядком, для сего установленным, но без производства формального суда, воспретить жительствовать в столицах и иных городах, а иностранцев высылать за границу.

Далее, из других статей можно усмотреть, что полицейские органы могут забирать и отсылать под стражу не только пьяных, но и вообще нарушающих тишину криком, шумом и буйством; они могут высылать из столиц, например, чиновников, отставленных за развратное поведение; равно как и лиц, отбывших наказание, начиная от исправительного дома и кончая тюрьмою.

Просматривая, однако, всю совокупность этих разнообразных мер, можно заметить между ними две различные группы: к одной относятся меры, принимаемые для предупреждения возможности наступления вредных последствий известных действий или устранения уже наступивших последствий, а к другой — меры, принимаемые полицией против личностей, представляющихся вредными или даже только опасными для общественного порядка и спокойствия.

Излагать в уголовном праве меры, которые могут, а иногда и должны принимать органы власти для предупреждения вредных деяний или наступления их последствий или их пресечения, нет необходимости, так как всестороннее рассмотрение их всецело относится к области права полицейского, а те из них, которые могут быть назначаемы в качестве дополнительных наказаний, будут рассмотрены далее, в учении о карательных мерах.

В общих чертах можно только указать, что к числу их относятся меры, направленные к принудительному устранению условий, облегчающих, по свидетельству жизненного опыта, возникновение преступных деяний; таковы, например, меры, принимаемые для соблюдения порядка в питейных и увеселительных заведениях, при скоплении и движении народных масс и т. п.; принудительное устранение средств и орудий, пригодных для учинения преступных деяний, как, например, отобрание запрещенного оружия, неверных весов, приборов или станков, устроенных для изготовления поддельных и подложных предметов; принудительное устранение результатов, добытых или созданных преступным деянием, как, например, сломка зданий, вредных или опасных для общественной или личной безопасности; закрытие неправильно открытых торговых или промышленных заведений[2]; уничтожение испорченных находящихся в продаже припасов, уничтожение поддельных денежных знаков, уборка мерами полиции за счет виновного нечистот со двора и т. п.

Сами меры могут заключаться в физическом воспрепятствовании совершению известных действий, в отобрании или уничтожении предметов, в удержании, задержаний или удалении лиц, хотя бы и при помощи физической силы и даже посредством оружия, причем в случаях особенно важных, например, для предупреждения или прекращения народных беспорядков и волнений, административные власти, при недостаточности полицейских средств, могут обращаться к содействию войск, по правилам Закона 3 октября 1877 г. (прил. к ст. 316, прим. т. II, ч. I, Общего учреждения губернского).

Большинство этих мер, а равно и случаев их применения, указано в т. XIV Устава о предупреждении и пресечении преступлений и в т. II, ч. I, в Общем учреждении губернском, причем о необходимости и неизбежности мер первой группы и о предоставлении административным органам права их принятия едва ли может возникнуть и спор.

Вторую группу составляют меры, принимаемые органами власти против личностей, опасных для правового порядка, например, против лиц, не имеющих определенного места жительства и занятий, против бродяг, нищих, против лиц, занимающихся порочной или неблагонадежной профессией, проституток, бродячих увеселителей и т. п.; меры по отношению к лицам, учинившим преступные деяния или заподозренным в таковых, или даже по отношению к лицам, по складу их занятий, направлению, характеру предполагаемым пригодными для преступной деятельности, в особенности для деятельности противогосударственной,— лицам, политически неблагонадежным.

Наиболее важными в сем отношении представляются случаи отдачи в руки правительства административной высылки и ссылки

Такова высылка, на основании Законов 14 августа 1881 г., 1 июля 1883 г. и 11 июля 1887 г., административным порядком лиц, вредных для государственного и общественного спокойствия, в какую-либо определенную местность Европейской или Азиатской России, с обязательством безотлучного там пребывания в течение назначенного срока, в размере от 1 года до 5 лет [прил. 1 к ст. 1 (прим. 2) Устава о предупреждении и пресечении преступлений, IV, Правила для местностей, не объявленных в исключительном положении, ст. 32—36]. Эта высылка основывается на представлениях подлежащих местных властей, каковые представления рассматриваются в Особом совещании при Министерстве внутренних дел и утверждаются министром.

Далее, административная ссылка порочных лиц, предоставленных в распоряжение правительства обществами, как, например, передача в распоряжение правительства порочных мещан (до Закона 1900 г.) и крестьян их обществами[3].

По Уставу о предупреждении и пресечении преступлений (ст. 186 и след., т. XIV, изд. 1890 г.) мещанскими обществам принадлежало право своих сочленов порочного и развратного поведения, трижды уже подвергавшихся по мирским приговорам дисциплинарным взысканиям, т. е. отдаче в разные работы: казенные, городские и частные, и все-таки не исправившихся, предоставлять в окончательное распоряжение правительства.

Такое право распространялось на всех членов общества обоего пола, за исключением несовершеннолетних, стариков свыше 60 лет, одержимых болезнями, в законе означенными (ст. 94 и 150 Устава о ссыльных), и проживающих в обществах нижних воинских чинов, уволенных от службы за неспособностью.

Передача правительству могла быть сделана только на основании мирского приговора, составленного всем обществом или мещанскими депутатами с соблюдением правил, в законе установленных. По утверждении в установленном порядке приговора мещане, переданные в распоряжение правительства, высылались на водворение в Сибирь с женами и детьми.

Совершенно сходное право передачи в распоряжение правительства лиц дурного поведения предоставлялось сельским обществам (ст. 205 и след. Устава о предупреждении и пресечении преступлений), хотя и без предварительного принятия против сих лиц мер исправления, но с соблюдением относительно порядка составления приговоров правил, изложенных в ст. 51 п. 2 и 137 Общих положений и ст. 27 ч. 2 п. в, ст. 143 п. 12 и ст. 129 п. 14 пол. учр. крест., (особ, прил. к т. IX, изд. 1876 г.). Такие приговоры составляются сельскими сходами (в обществах, в%соих менее 300 душ, такие приговоры представляются волостному сходу, ст. 34 прим. 3 общ. пол.) и утверждаются губернским по крестьянским делам присутствием[4].

На основании Закона 12 июля 1889 г. в местностях, где введено Положение о земских начальниках, по ст. 34 и 33 сего положения, приговоры сельских и волостных сходов об удалении из обществ порочных членов поверяются земским начальником и представляются им, вместе с его заключением, в губернское присутствие, тем же порядком представляются им в присутствие и жалобы на такие приговоры.

При этом земский начальник, если найдет необходимым, может сделать немедленное распоряжение о заключении таких лиц под стражу в городской тюрьме. Мирские приговоры рассматриваются и утверждаются губернскими присутствиями (ст. 114); его постановления (ст. 126) почитаются окончательными и подлежат немедленному исполнению.

Такая административная ссылка, или, как называет ее закон, принудительное переселение в Сибирь в порядке административном, не была сопряжена ни с какими правоограничениями. Переданные в распоряжение правительства высылались вместе с женами и детьми; они назначались на житье в губернии Тобольскую и Томскую, если не будут сами просить об отправлении в Восточную Сибирь.

Прибыв в ссылку, они записывались в сельское или городское сословие с причислением к обществу без согласия оного. В качестве крестьян или мещан из ссыльных им была предоставлена свобода передвижения в Сибири и лишь воспрещен выезд в Европейскую Россию во время отбывания ссылки. Ссылка эта срочная, так как, на основании ст. 520 Устава о ссыльных, пробывшим в местах переселения 5 лет, если они одобряются в поведении, разрешается переехать в другие области и губернии, кроме лишь тех, откуда они были удалены[5].

Это весьма широкое право мещанских и сельских обществ представлять своих порочных сочленов правительству для ссылки на водворение в Сибирь давно уже вызывало в нашем правительстве стремление к отмене или, по крайней мере, к возможному ограничению этого права, в особенности после отмены крепостного права и отдачи в солдаты в виде наказания, как в видах ограждения прав ссылаемых, так и в интересах мест ссылки, так как число лиц, подвергающихся такому удалению, представлялось весьма значительным[6] и весьма затрудняло устройство быта водворяемых.

Результатом этого движения и был ограничивающий эту ссылку Закон 1 июня 1865 г., хотя он, вследствие прямого противодействия ему бывшего министра внутренних дел Валуева, и действовал весьма краткое время; но реакция против этого права общества, как несправедливого и мало целесообразного, продолжалась.

По затребованным еще в 1878 г. министром внутренних дел отзывам от местных административных и общественных властей о значении такой высылки, многие из губернаторов и земских управ, более подробно разбиравших этот вопрос (хотя и составлявшие меньшинство), высказались против этой меры как не имеющей значения и для охраны общественной безопасности.

Ввиду этих данных Министерство внутренних дел и Министерство юстиции, как это выражено в представлении в Государственный Совет 28 февраля 1888 г., пришли к заключению, что и в этом вопросе, как и в вопросе о ссылке по непринятию обществами, доказательства невозможности отмены такого права в значительной степени преувеличены и что, собственно говори, сохранять это право, оставленное в 1862 г., в виде временной меры до преобразования судебных мест, не представляется достаточных оснований.

Поэтому в упомянутом представлении и было выражено, что если пока и не представляется возможности к немедленной полной отмене такой ссылки, то она могла бы быть, по мнению министерства, допущена все-таки не иначе как под условием возложения на счет обществ издержек переселения и обеспечения устройства в Сибири удаленного на счет его общества, по крайней мере на первое время по водворении его в Сибири[7].

Эти предположения хотя и были разделены соединенными департаментами Государственного Совета и большинством (34 против 8) Общего собрания, но не получили утверждения, и пересмотр правил по Высочайшему указанию был отложен до осуществления законодательных предположений об исправлении недостатков сельского общественного устройства и надзора за местным крестьянским управлением.

С вступлением на престол императора Николая II вопрос об административной ссылке снова поднялся вследствие неоднократных указаний государя на необходимость избавить Сибирь от наводнения ее отбросами Европейской России, и новый проект преобразования ссылки по приговорам обществ был составлен в 1895 г. бывшим начальником Главного тюремного управления Галкиным-Врасским; по этому проекту эту ссылку предполагалось отменить совершенно, а сохранить за обществами право некоторые, указанные в законе категории лиц обращать в распоряжение правительства для отдачи их в обязательные работы или под особый надзор; однако этот проект остался без движения.

В 1897 г. по Высочайшему повелению был вновь командирован начальник Главного тюремного управления А. П. Саломон в Сибирь для ознакомления на месте с положением каторги и ссылки. По представлении им отчета государю императору вопрос о ссылке 5 мая 1899 г. был рассмотрен в Особом совещании под личным председательством государя, а затем Высочайшим повелением 6 мая 1899 г. была образована под председательством министра юстиции комиссия, на которую между прочим было возложено рассмотрение вопроса об отмене или ограничении административной ссылки по приговорам обществ; проект, выработанный комиссиею, был внесен министром юстиции в марте 1900 г. в Государственный Совет и получил Высочайшее утверждение Законами 10 и 12 июня 1900 г. (Собрание узаконений № 1506, 1509), на основании коих ссылка по приговорам мещанских обществ отменена безусловно, а ссылка по приговорам крестьянских обществ ограничена.

Крестьянским обществам предоставлено постановлять приговор об удалении тех из проживающих в среде сих обществ членов оных (за исключением несовершеннолетних, лиц старше 60 лет, дряхлых и увечных), дальнейшее пребывание коих в этой среде угрожает местному благосостоянию и безопасности. Для приговора необходимо большинство не менее 2/3 крестьян, имеющих голос на сходе, приговор должен быть мотивирован — с сообщением сведений о хозяйственном быте и образе жизни удаляемого лица, а также оснований, по коим признано необходимым удаление этого лица.

Приговор этот представляется земскому начальнику, который обязательно на месте проверяет правильность составления и достоверность и уважительность обстоятельств, которые послужили ему основанием. Если он признает приговор составленным неправильно или неосновательным, то он представляет губернскому по крестьянским делам присутствию об его отмене, а в противном случае сообщает уездному предводителю дворянства (где они есть который со своим заключением препровождает его в губернское присутствие, решающее вопрос окончательно (предположенное большинством комиссии право обжалования в Правительствующий Сенат со стороны высылаемого не было принято).

Членам семьи удаляемого предоставляется, если они того пожелают, не следовать за ним в место водворения, и в сем случае они сохраняют в своем владении его земельный надел. Издержки на снабжение одеждой и кормовыми деньгами как удаляемого, так и пересылаемых с ним членов его семьи, со дня передачи в распоряжение правительства и до прибытия на место водворения, падают на сельское общество, а в тех случаях, когда земельный надел удаляемого переходит к обществу, то на общество падают и издержки на кормовое довольствие удаленного и членов его семьи в продолжение первых двух лет со дня передачи его в распоряжение правительства.

В месте водворения удаленный причисляется к одной из волостей распоряжением местного губернского начальства и отдается под надзор полиции. По истечении пяти лет со дня водворения удаленному разрешается, в случае одобрительного поведения, переходить на жительство в другие губернии, кроме той, из коей он был удален, и там приписаться к обществу на общем основании; с разрешения министра внутренних дел он может возвратиться обратно в прежние свои общество и губернию.

Местность водворения определяется на каждое трехлетие по Высочайше утвержденному положению Комитета министров, причем, на основании Положения 9 февраля 1901 г., такими местностями назначены для удаляемых из Европейской России губернии — Архангельская, Астраханская, Вологодская, Вятская, Олонецкая, Пермская, Томская и Тобольская, а для крестьян сибирских губерний — генерал-губернаторства Иркутское и Приамурское.

К этой же категории ссылки принадлежит установленная Законами 24 января 1886 г., 8 и 29 сентября 1887 г., 19 ноября 1893 г. и 14 марта 1894 г. административная высылка в Восточную Сибирь лиц, обвиняемых или подозреваемых в неоднократных кражах лошадей и скота в пределах Астраханской губернии, в Сальском округе области Войска Донского; в губернии Ставропольской и в Кубанской и Терской областях (прил. к ст. 298, примеч. 2, Устава о предупреждении и пресечении преступлений 1890 г. и по прод. 1895 г.), предоставленная в Астраханской губернии министром государственного имущества по соглашению с министром внутренних дел, а в прочих местностях — по соглашению военного министра и министра внутренних дел, на основании представлений местного начальства, основанных на приговорах местных обществ об удалении таких лиц, или, при отсутствии приговоров, по удостоверении местного начальства в их порочности[8].

Высылка может быть как в Сибирь, так и в отдаленные губернии, с соблюдением правил ст. 520 и Устава о ссыльных; до постановления приговоров о высылке лица эти подвергаются предварительному аресту.

Далее, сюда же относятся: передача в распоряжение правительства обществами евреев-колонистов, по ст. 209 Устава о предупреждении и пресечении преступлений, своих собратьев; передача обществами колонистов в Кавказском крае (прил. к ст. 210) своих сочленов развратного поведения; передача делается по мирскому приговору, который почитается законным лишь в том случае, если в нем участвовали по крайней мере 2/3 старейшин семейств, живущих в колонии; лицо, переданное в распоряжение правительства, высылается за границу с отобранием подписки о невъезде в Россию, а если оно не выедет в течение 9 месяцев или самовольно возвратится, то оно подвергается переселению на житье в отдаленные губернии России по распоряжению губернских правлений.

Не менее важное значение, как и высылка, имеет надзор, установляемый в порядке административном за лицами, вредными для общественного спокойствия

На основании Закона 12 марта 1882 г. (прил. II к ст. 1, примеч., 2, Устава предупреждений и пресечений преступлений), этот надзор установляется или в том же порядке, как и административная высылка, или на основании ст. 1035й Устава уголовного судопроизводства, как последствие дознания, произведенного по какому-либо государственному преступлению.

Надзор этот может быть или в месте жительства поднадзорного, или в месте его водворения, причем для лиц, высланных на водворение по требованиям общественной безопасности, надзор продолжается обязательно во все время водворения.

Положение поднадзорного, ввиду тех правоограничений, которым он подвергается, представляется весьма тяжелым

Поднадзорный обязан жить в определенном месте и может отлучаться не иначе как с разрешения подлежащей власти и с соблюдением предписанных для сего правил, по особому проходному свидетельству; он обязан являться в полицию по первому требованию, а полиция имеет право входа к нему в квартиру во всякое время, имеет право производства обысков и выемок.

Поднадзорный не может состоять на государственной или общественной службе, быть учредителем, председателем и членом частных обществ и компаний, а также конкурсных управлений, ходатайствовать по судебным делам, за исключением дел его личных или членов семьи; ему воспрещается всякая публичная деятельность, в частности (ст. 24 Правил), например, педагогическая деятельность, участие в публичных заседаниях ученых обществ, служба во всех заведениях тиснения и содержание таковых, торговля книгами и принадлежностями тиснения, содержание трактирных и питейных заведений.

Только с разрешения министра внутренних дел они могут быть допускаемы к письменным занятиям по найму в государственных и общественных установлениях, к занятию врачебной и акушерской практикой; им может быть дозволено быть опекунами и попечителями, поступать в учебные заведения, даже в частные. Сверх сего, от местного губернатора зависит воспретить поднадзорному всякое иное, хотя бы и дозволенное законом, выбранное им занятие, если оно служит средством для осуществления опасных замыслов или представляется опасным по местным условиям.

Министром внутренних дел может быть воспрещено поднадзорному непосредственное получение почтовой или телеграфной корреспонденции, так что на просмотр начальства должна быть доставляема как получаемая, так и отправляемая им корреспонденция.

За нарушение всех этих правил поднадзорный подлежит аресту при полиции, налагаемому административными властями: местным начальником уездной или городской полиции — до 3 суток, губернатором — до 7 суток и министром внутренних дел — до 1 месяца.

Поднадзорные несостоятельные получают пособие от казны; но это пособие может быть отнято, если они будут уклоняться от занятий по лености, дурному поведению или привычке к праздности.

Отдельную группу составляют далее меры административных взысканий, налагаемые в местностях, находящихся, на основании Положения 14 августа 1881 г., в положении усиленной или чрезвычайной охраны [прил. 1 к ст. 1 (прим. 2) Устава о предупреждении и пресечении преступлений].

В местностях, объявленных в положении усиленной охраны, начальствующим лицам, между прочим, предоставляется (ст. 16): разрешать в административном порядке дела о нарушениях изданных ими обязательных постановлений, подвергая виновных аресту до 3 месяцев или штрафу до 500 рублей; воспрещать всякие народные, общественные и даже частные собрания; делать распоряжения о закрытии всяких вообще торговых и промышленных заведений как срочно, так и на все время объявленного положения; воспрещать отдельным личностям пребывание в местностях, объявленных в положении усиленной охраны и т. д.

В местностях же, объявленных в положении чрезвычайной охраны, начальствующим сверх только что изложенных прав предоставляется, между прочим (ст. 26, п. 4 и след.):

право налагать секвестр на недвижимые и движимые имущества и доходы с них, если путем распоряжения этими имуществами и доходами достигаются преступные цели;

право подвергать в административном порядке заключению в тюрьме или крепости на 3 месяца или аресту на тот же срок за нарушение изданных ими обязательных постановлений или за проступки, об изъятии коих из ведомства судов будет объявлено заранее;

право устранять от должности всех лиц, служащих на государственной или общественной службе, за исключением особ первых трех классов;

право разрушать экстренные, приостанавливать и закрывать очередные собрания сословных, городских и земских учреждений; право приостанавливать периодические издания;

право закрывать учебные заведения на срок не долее одного месяца; те же права по Закону 1892 г. предоставлены генерал-губернаторам или лицам, облеченным их властью, в местностях, объявленных на военном положении (т. II Общего учреждения губернского, прил. к ст. 23).

Очевидно, что подобные меры административных взысканий, налагаемых не по суду, так близко граничат с наказаниями в тесном смысле, что теоретическое и практическое отделение их друг от друга представляется почти невозможным, а потому нельзя не сказать, что и после издания Судебных уставов в 1864 г. у нас власти судебные и административные далеко еще не размежевались.

Этот порядок развития административной репрессии за счет судебной переживала, и в известной степени и теперь еще переживает, и Западная Европа; лишь мало-помалу наука и политическая жизнь цивилизованных наций выдвинули то положение, что без гарантии личности и ее прав, без признания неприкосновенности частной жизни, жилища и т. п. не может быть ни прогрессивного развития общества, ни устойчивости государственного порядка[9].

Из европейских государств первая высказала этот принцип Англия. Еще в XIII столетии «magna charta»[10] говорила: «Ни один свободный человек не может быть ни схвачен, ни арестован, ни лишен собственности, ни изгнан, ни наказан каким-либо иным способом... иначе как по законному суду ему равных и по законам страны».

Хотя нельзя, впрочем, не прибавить, что и гораздо позднее, в XVI и даже XVII столетии, мы встречаемся с неоднократными и существенными нарушениями этих гарантий свободы, как о том свидетельствуют многочисленные факты из эпохи Якова I и Карла I, петиции городов и общин и, наконец, кровавая расправа революции.

На континенте Европы система административных взысканий была в полном цвете еще в XVIII столетии, она была необходимой принадлежностью «старого порядка» и естественным последствием инквизиционного процесса, его системы доказательств, его принципа оставления в подозрении.

Государство считало себя вправе во всех тех случаях, где не было явных доказательств виновности, прибегать к пытке, чтобы этим путем получить собственное сознание заподозренного, но когда пытка исчезла, нужно было пополнить образовавшийся пробел.

На ее место пришлось поставить систему произвольных взысканий в виде ареста и тюрьмы, ссылки и высылки, отдачи в солдаты и телесной расправы с лицами заподозренными, но формально не изобличенными, или же отсидевшими положенные по суду годы в тех вертепах порока, какими были тюрьмы того времени.

Многие немецкие теоретики даже в начале нынешнего столетия[11] серьезно доказывали, что эти меры, хотя бы и заключающиеся в тюрьме и ссылке, не могут считаться наказаниями, так как они имеют в виду не возмездие, а предохранение; другие же спорили только о том, нужно ли видеть в них экстраординарные наказания, которые бы налагались, хотя и не по закону, но судом, или же меры безопасности, определяемые исключительно органами полиции.

Франция пыталась покончить с административными взысканиями в памятный день 16 марта 1790 года. Она слишком хорошо помнила систему произвола старого порядка, чтобы не поставить этот вопрос на первую очередь.

В бесчисленных lettres de cachet[12], раздававшихся без всякого разбора, находили удовлетворение и личная месть, и религиозная нетерпимость, и политические страсти. Но время для отмены было выбрано неудачно: эпоха великой революции, эпоха кровавого передела общественного строя с ее террором сделала призрачным уничтожение административных взысканий.

Даже гораздо позднее, в недавнее время, эти меры воскресали во Франции в виде наполеоновских законов об общей безопасности 12 декабря 1851 г. и 27 февраля 1858 г., предоставивших правительству право ссылать в Алжир и Кайенну всех лиц, находящихся под надзором полиции или отбывших наказания, или даже вообще грозящих опасностью общественному спокойствию, и только Республика, Декретом 17 июня 1870 г., поставила, по-видимому, более прочный предел этой системе.

Конечно, нельзя отрицать того, что полиции должна принадлежать власть на принятие мер, стесняющих или ограничивающих права личности, но, в определенном объеме. Охраняя общественный порядок и спокойствие, она естественно поставлена в необходимость предупреждать нарушения в самый момент их развития, хотя бы это и потребовало известного стеснения чьих-либо личных прав.

Нельзя допустить, чтобы на улицах валялись пьяные, чтобы в театрах или церквах производились кулачные бои, чтобы проституция проявляла себя публично, без всяких стеснений, и т. п.; нельзя отрицать, что полиция должна быть снабжена для исполнения своих обязанностей известными средствами и полномочиями, хотя бы ей пришлось прибегать иногда к насилию, аресту, удалению из места пребывания, а в важнейших случаях даже и к содействию военной силы.

Общество может требовать гарантий против злоупотребления этой властью в виде установления необходимых формальностей, строгой ответственности агентов за несоблюдение правил, проверки и оценки действий полиции в порядке административных жалоб, но оно в своих собственных интересах не может отрицать такого права.

Равным образом нельзя отрицать права органов полиции иметь неослабный надзор за опасными и подозрительными классами народонаселения, надзор, иногда по необходимости получающий более или менее стеснительную форму.

Но, во всяком случае, не надо забывать, что задача полицейской деятельности— предупреждать преступные деяния и что этим определяется характер и объем мер, принимаемых ею. Беспорядок прекращен, волнение окончено — задержанные должны быть или освобождены, или преданы суду.

Неоднократная судимость лица, несомненно, может и должна влиять на ответственность его за учиненные им преступные деяния, может подвергнуть его особым ограничениям относительно свободного выбора местожительства, даже выбора занятий, но не иначе как после установления в порядке уголовного процесса его виновности.

Едва ли нужно серьезно доказывать, что административные взыскания, в особенности наиболее тяжкие, для лица, им подвергшегося, имеют такое же или почти такое же значение, как и меры карательные. Кто решится утверждать, что человек, высиживающий в тюрьме месяцы или даже годы по распоряжению администрации, находится тем не менее в ином, лучшем положении, чем его сотоварищ по камере, приговоренный судом за кражу или мошенничество; что сосланный в Колу, Шенкурск или Мезень, или даже в места с сравнительно лучшими климатическими условиями, но при тех правоограничениях, которые сопровождают административную ссылку, может утешать себя тем, что он не приговорен судом, а выслан в порядке административном, может быть, и без объяснения ему оснований таковой высылки.

Но если подобная высылка является наказанием, то почему же она может быть назначаема без суда, являющегося органом той же верховной власти, также стоящим под иерархически-служебным надзором?

Почему подобное наказание может быть применяемо к лицу, которого виновность не доказана? Почему административный чиновник может прозреть и увериться там, где судья встречает только сомнения и слабые вероятности? Не угрожает ли эта теория административной непогрешимости заменить закон простым усмотрением?

Если даже назначение этой административной кары будет поставлено в зависимость от коллегиального совещания высших сановников, то и тогда не нужно забывать, что эта последняя инстанция имеет непосредственно перед собой не живое лицо, а мертвый доклад, что она действует по принципам старого нашего процесса, но даже без его гарантий для подсудимого. А какой простор для неизбежных влияний и искательств всякого рода, очень часто не имеющих ничего общего с интересами правосудия и государства!

Мало того, эти меры весьма нередко представляются вредными и для общественного спокойствия. Они озлобляют наказанного и из колеблющегося создают непримиримого крайнего; они раздражают семью и лиц, близких сосланному; они, наконец, переводят часто во враждебный правительству лагерь всех тех, кому дорога гражданская свобода и неприкосновенность личности; они подрывают в обществе уважение к праву и закону.

В особенности малопригодны эти меры для учащейся молодежи, не только потому, что она возбуждает сотоварищей, более чутких и восприимчивых по отношению ко всякому проявлению произвола, но и потому, что она особенно тяжело отражается на них, отрывая их от возможности докончить образование и получить средства для дальнейшей жизни.

Указания истории и близкого прошлого красноречиво говорят о необходимости перестроя этих мер по началам правопорядка как основы государственной безопасности[13].

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Т. II, ч. I, ст. 680-682, по изд. 1892 г., а в особенности постановления Устава о предупреждении и пресечении преступлений, изд. 1890 г.

[2] Иногда такое закрытие предоставляется полиции или административным учреждениям временно, до постановления о том суда (ср. Устав уголовного судопроизводства, ст. 1152, 1226).

[3] Ср. исторические данные о развитии этого вида ссылки в изданном Комиссией о мероприятиях по отмене ссылки труде: «Ссылка в Сибирь», 1900 г., глава II, стр. 43-99. Начало этой ссылки относится к Указу 1760 г.; судьба ее тесно была связана со ссылкой помещиками их крепостных и с отдачей в военную службу в виде наказания.

[4] Ср. Положение 26 мая 1877 г. о порядке удаления порочных людей по мирским приговорам (Полное собрание законов, №57209).

[5] С этим видом ссылки близко соприкасалась административная высылка лиц, не принятых обществами после отбытия наказания в арестантских отделениях, но эта высылка, ныне отмененная, будет рассмотрена далее при изложении последствий некоторых наказаний.

[6] По сведениям, изложенным в представлении Министерства юстиции в Государственный Совет от 25 марта 1900 г., число лиц, передаваемых в распоряжение правительства, достигало, например в период времени с 1874 по 1879 г., значительной цифры—1300 в год, независимо от числа следовавших за водворяемыми жен и детей; за время с 1882 по 1891 г. всего было выслано 11422, т. е. ежегодно по 1142; затем число стало значительно возрастать: 1892 г.—1208, 1893 г.—2469, 1894 г.—2674, 1895 г.—2938, 1896 г.—2721, 1897 г.—506 (?), 1898 г.—1992.

[7] Ср. также обзор десятилетней деятельности Главного тюремного управления, 1889 г., с. 143.

[8] Правила эти распространяются, конечно, только на группы лиц, точно в этих законах перечисленных.

[9] Ср. А. Кистяковский «Нуждается ли общественная безопасность в других наказаниях, кроме определяемых по суду?», «Сборник государственных знаний», т. IV, с. 124-167.

[10] Великая хартия вольностей (лат.).

[11] Ср., например, в «Архиве уголовного права» за 1799-1802 гг. ряд статей по этому вопросу Эйзенгардта и Клейна. Ср. Кистяковский, у него постановления новых западных конституций по вопросу о неприкосновенности личности.

[12] Королевский приказ об изгнании или заточении без суда и следствия (фр).

[13] Нельзя не вспомнить соображения, высказанные Государственным Советом еще в 1888 г. по поводу административной ссылки: «Этот род ссылки, отличаясь от судебной ссылки своею срочностью, представляет собою одно из строжайших наказаний.

Применение этой меры без суда находится в явном противоречии с общепризнанными понятиями о необходимых ограждениях личности в благоустроенном государстве. Одним из главнейших сего рода обеспечений несомненно является уверенность, что уголовная ответственность постигнет члена общества не иначе как по приговору суда, действующего именем верховной власти, и притом в мере, законом определенной».

Каторга и ссылка

Замучан в тяжёлой неволе

Документы