" Гарольд, Вы можете идти, " преподаватель сказал в два двадцать. В тишине класс направил их, смотрит к моему месту, и я реагировал с глубоко само - сознающий румянец. Медленно, опасаясь затруднения понижения(пропуска) кое-чего, я собрал мои книги и ведро завтрака и смотрел, вниз поскольку я оставил классную комнату. Знание, что другие дети шептали, что моя рука была должна быть " установлена " не обеспокоило бы меня так много, если они только прекратили смотреть. Мой автобус достиг фронта больницы точно пять минут прежде, чем медсестра назвала мое название(имя) и сопровождала меня вниз коридора, который всегда пахнул воском этажа, физиотерапевту, госпоже Халсет. " Снизите(удалите) вашу рубашку, Гарольда. Как был школьный сегодня?

" Госпожа Халсет всегда говорила бы, поскольку она достигла мою руку и начала массажировать это. В даже ударах, ее мощные, чувствительные пальцы поднялись вверх к моему плечу и назад, меся жизнь в мою холодную руку, касаясь мягко, тогда тяжелее, пока она не создавала миллионы замечательных покалывающих сенсаций, которые дали моей руке здоровый розовый жар и мерцающее обещание его возможного усовершенствования. " Хорошо, это - достаточно, " она тогда говорила бы в ее мягком Норвежском акценте перед переключением к упражнениям для моей руки и друпед запястья. " Распространите ваши пальцы, Гарольда. Более широкий, пожалуйста, Вы можете добиваться большего успеха чем который, продвиньтесь, это " это более прекрасно ". Хорошо. Теперь, закройте ваш кулак. Откройтесь и протяните ваши пальцы снова, больше, откройтесь больше и близко снова.

Опирающийся на стол; но когда есть паралич, усилие сжимает зубы в напряженную гримасу напряжения, короткие кругообороты мозг, и замораживания, дышащие в беспокоящееся ожидание чуда, которое не прибывает. Запястье остается, шлепнулся на столе. После каждой новой неудачной попытки приносить предательское(ненадежное) запястье и пальцы назад к жизни, глаза сокрушенного приобретают более глубокую тень предписанного понимания, иногда смешиваемого с восстанием, но возможно более часто, и более тревожно, с подавленной печалью уныния.

В течение первой половины дюжины лет, я наслаждался поездками в больницу, обожаемую госпожу Халсет и ожидал игры с Джоном, Спенсером и Кати, другими регулярными войсками, при ожидании призывать к моей обработке(лечению). Просторный, больница плейрум предложила разнообразие деревянных лошадей игрушек, блоков, и что я думал, был большинство забавы всего, зеленая лестница, протянутая на полу(этаже) поперек полной длины комнаты(места). Я любил подскакивать между рунгс и считать руки моих приятелей с поврежденными ногами(опорами) при обучении им ступать между разделениями. Во встретившемся в первый раз с новым пациентом, мы другие показали некоторое начальное любопытство о том, почему он или она присоединились к нам, но мы не обдумывали много на том предмете.

Ограничение концепций подобно тому, что инвалид не касалось нас немного клинических пациентов вообще; ни один из нас не чувствовал действительно неправильным. Мы были все еще слишком молоды, чтобы знать факты, которые лежат вперед для нас. В больнице мы не чувствовали ограниченными или сверхъестественными, но в школе, с каждым годом следования взаимодействия с "нормальными" детьми, прибыл растущее чувство неловкости и знание изнурительной концепции инвалидов. В течение моих первых лет в школе, я изменился от являющийся естественным отбывающим(уходящим) ребенком к являющийся защитным и застенчивым мальчиком, и если я судил правильно поведение других пациентов моего возраста, многие из их развивали те же самые черты. Я думаю, что это было шепоты о нас, и непреднамеренных взглядах дискомфорта от наших здоровых одноклассников, когда они взаимодействовали с нами, которые делали чувствительным нас к нашим проблемам, и нашими индивидуальными способами, которыми мы восстали против нашей судьбы.

Я начал рассматривать меня отклоняющимся, приковал к маленькой армии искривленных органов(тел) в Запястье остается, шлепнулся на столе. После каждой новой неудачной попытки приносить предательское(ненадежное) запястье и пальцы назад к жизни, глаза сокрушенного приобретают более глубокую тень предписанного понимания, иногда смешиваемого с восстанием, но возможно более часто, и более тревожно, с подавленной печалью уныния. В течение первой половины дюжины лет, я наслаждался поездками в больницу, обожаемую госпожу Халсет и ожидал игры с Джоном, Спенсером и Кати, другими регулярными войсками, при ожидании призывать к моей обработке(лечению).

Просторный, больница плейрум предложила разнообразие деревянных лошадей игрушек, блоков, и что я думал, был большинство забавы всего, зеленая лестница, протянутая на полу(этаже) поперек полной длины комнаты(места). Я любил подскакивать между рунгс и считать руки моих приятелей с поврежденными ногами(опорами) при обучении им ступать между разделениями. Во встретившемся в первый раз с новым пациентом, мы другие показали некоторое начальное любопытство о том, почему он или она присоединились к нам, но мы не обдумывали много на том предмете. Ограничение концепций подобно тому, что инвалид не касалось нас немного клинических пациентов вообще; ни один из нас не чувствовал действительно неправильным. Мы были все еще слишком молоды, чтобы знать факты, которые лежат вперед для нас.

В больнице мы не чувствовали ограниченными или сверхъестественными, но в школе, с каждым годом следования взаимодействия с "нормальными" детьми, прибыл растущее чувство неловкости и знание изнурительной концепции инвалидов. В течение моих первых лет в школе, я изменился от являющийся естественным отбывающим(уходящим) ребенком к являющийся защитным и застенчивым мальчиком, и если я судил правильно поведение других пациентов моего возраста, многие из их развивали те же самые черты. Я думаю, что это было шепоты о нас, и непреднамеренных взглядах дискомфорта от наших здоровых одноклассников, когда они взаимодействовали с нами, которые делали чувствительным нас к нашим проблемам, и нашими индивидуальными способами, которыми мы восстали против нашей судьбы.

Я начал рассматривать меня отклоняющимся, приковал к маленькой армии искривленных органов(тел) в комнате ожидания больницы и отвечал, пробуя игнорировать моих поврежденных партнеров. Я хотел выдвинуть(подтолкнуть) мой путь в "нормальное" общество и был только приведен в бешенство попытками моей матери подталкивать меня в возобновление дружбы с моими старыми приятелями комнаты ожидания. Я имел углубление, тоскующее, чтобы расколоть далеко от всех напоминаний моего препятствия и отказываться даже от хорошо-означающей защиты Детской Больницы.

Я хотел быть принятым во внешний мир как индивидуум, кто имел по крайней мере кое-что левый, чтобы внести вклад независимо от того, сколько препятствий я будут должны преодолеть. Я хотел пробовать делать гораздо больше для меня непосредственно, и я начал обижаться на наличие моих возможностей, выхваченных заинтересованным(обеспокоенным), при любви родителей. Я больше желал рисковать отказом(неудачей) чем выдержать и наблюдать, что кто - то еще делает кое-что для меня.

Родители могут не всегда замечать такое желание на поверхности, но они должны знать, что вниз глубокого это существует. Хотя иногда окутанный в трепет, это - там. Оверестиматион способности - положительный признак(подпись), который, через осторожное руководство должен быть поощрен. С частыми попытками прибывает увеличенная вероятность успеха. Наиболее скромное достижение всегда драгоценно для ребенка инвалидов. В то время как ребенок, кто продолжает делать попытку того, что другие стена от от него, поскольку невозможный май иногда подводит физически, он все еще, извлекает пользу, поскольку он изучает для себя точную степень его ограничений, который играет наиболее важную роль в обоих(и) физиологический, и возможно более важно, психологическая адаптация поврежденного человека.

Ребенок, кто - оверпротектед или пренебрегавший, пожалевший или дезинформированный, никогда не может побеждать чувства неуверенности, опасения и безнадежности. Мои поиски принятия, желание входить даже в сроки(термины) с детьми в моем соседстве(окрестностях), начали мотивировать мою полную юность. Я начал полагать, что моя подача(подчинение) к обработкам(лечению) больницы препятствовала моему успеху. Монотонность сессий физиотерапии ударила меня как неэффективная трата(отходы) времени, которому я мог лучше тратить(провести), пробуя соответствовать самостоятельно с нормальными детьми. Дома я оплакивал часы, прося моей матери не послать меня госпоже Халсет дольше.

Я рос, чтобы ненавидеть вид Детской Больницы, другие пациенты в ждущейся инг комнате(месте), и даже физиотерапевт, потому что они все стали символами моей муки. Все же, несмотря на мое расстройство, моя мать осталась непреклонной, который моя терапия продолжает, и это делало

Copyright © 1999-2002 Harold Connolly

www.pseudology.org