Буковский В.К. Психиатрический ГУЛАГ Пожалуй, больше всего искал я документы об использовании психиатрии в репрессивных целях, а найти их было всего труднее. Поди пойми - то ли саботировали мои поиски бывшие аппаратчики, то ли этих документов просто не было. Время шло, приближался момент давать показания в Конституционном суде, и я уже начинал тихо паниковать: ведь это был "гвоздь программы", одно из самых зловещих преступлений послесталинского периода, которое, по меткому выражению Солженицына, было "советским вариантом газовых камер". Для меня же эта тема была особенно важна - она была как бы моим личным делом, за которое я отсидел свой последний срок, был изгнан из страны, продолжал воевать на Западе и в конце концов победил. Разумеется, я далек от мысли приписать одному себе эту победу - напротив, в том и достижение, что в кампанию против карательной психиатрии включилось огромное количество и психиатров, и юристов, и общественных деятелей всего мира. С годами, невзирая на политическую конъюнктуру, она продолжала расти, достигнув своего апогея в 1977 году, когда Всемирный конгресс психиатров в Гонолулу осудил советские злоупотребления. Но и тогда она не иссякла, как бывало с другими кампаниями, а оставалась постоянным фактором воздействия на общественное мнение мира. К 1983 году советскую делегацию даже исключили из Всемирной ассоциации психиатров, точнее, советские ушли сами, понимая, что исключение неизбежно. Словом, это была самая убедительная победа нашей гласности. Проблема же заключалась в том, что, начавши эту кампанию и даже поставив на карту свою жизнь, я, тем не менее, до конца не знал, прав ли был в своих догадках. То есть, конечно же, те материалы о шести посаженных в психушки политзаключенных, которые я передал на Запад в 1970 году, были подлинные, и сомнения в психическом здоровье этих людей не возникало. Но вот случайное ли это совпадение, самоуправство ли местных властей, местного КГБ или сознательная политика режима - я знать не мог. Существовали лишь догадки, некоторые косвенные данные, на то указывающие. Так, мы знали, что первая волна "психиатрических" репрессий возникла еще при Хрущёве, вскоре после его заявления в 1959 году о том, что в СССР нет политзаключенных, а есть только психически больные люди, Знали опять же чисто эмпирически: я сам попал в психушку в 1963 году и был тому свидетель. Затем, после снятия Хрущёва, волна спала на какое-то время и опять возникла в конце 19б8 - начале 1969 годов. Во всяком случае, целый ряд наших друзей попал в психушки в этот период. Более того, легко было вычислить причину, по которой эти "волны" возникали: с одной стороны, рост недовольства, протестов, с другой - нежелание увеличивать видимые репрессии, нести "внешние издержки в периоды детанта. Словом, все было логично, все совпадало, но - оставалось лишь догадкой. Версия о том, что политбюро, не разбираясь в психиатрии, просто "верило врачам", оставалась неопровергнутой. И что мне было делать, если документов не найдется? Их и вообще могло не существовать, так же, как и документов об "окончательном решении" еврейского вопроса не было найдено в архивах Третьего Рейха. Однако то, что я нашел в конце концов, превзошло мои ожидания. Для начала, не все было просто с нашим делом 19б7 года. 27 января, т.е. буквально на следующий день после завершения наших арестов, тогдашний глава КГБ Семичастный и генеральный прокурор Руденко докладывали политбюро о том, что они предлагают с нами делать. В результате сложилась группа лиц в количестве 35-40 человек, которые осуществляют свою политически вредную деятельность путем изготовления и распространения антисоветской литературы, а также организации различного рода манифестации и сборищ. Участники этой группы апеллируют к западной прессе, которая печатает изготовленные ими материалы, пытаясь распространить их на территории Советского Союза. Описав довольно подробно наши действия и перечислив наши фамилии, а также фамилии тех, кто, по их мнению, нас "подстрекает", они как бы между прочим пишут: Следует отметить, что некоторые из этих лиц страдают психическими заболеваниями. - И далее: - Документируется также враждебная деятельность ранее привлекавшихся к уголовной ответственности и освобожденных в связи с психическими заболеваниями ГРИГОРЕНКО П.Г., 1907 года рождения, бывшего генерал-майора Советской Армии, и ВОЛЬПИНА А.С., 1924 года рождения. Затем следует более или менее обычный перечень пропагандистских и профилактических мер: Считая, что привлечение к уголовной ответственности указанных лиц вызовет определенную реакцию внутри страны и за рубежом, полагали бы целесообразным поручить Отделу пропаганды ЦК и МГК КПСС провести необходимую разъяснительную работу, включая выступления партийных работников, авторитетных пропагандистов, руководящих работников прокуратуры и госбезопасности на предприятиях, учреждениях и особенно среди студенческой молодежи. Комитет госбезопасности и Прокуратура СССР со своей стороны имеют в виду провести профилактические мероприятия по месту работы и учебы лиц, допускающих антиобщественные проявления по своей политической незрелости и недостатку жизненного опыта. Одновременно с этим представляется целесообразным подготовить в газету "Известия" развернутое сообщение с разъяснением принимаемых мер, а также поручить МИД СССР, КГБ и Прокуратуре информировать наши инопредставительства за рубежом. Создается впечатление, что КГБ и прокуратура больше всего опасались вызвать такую же бурную реакцию в мире, какую только за год до этого вызвал суд над Синявским и Даниэлем. Похоже, они склонялись, в основном, к применению "психиатрического метода" – по крайней мере, в отношении "некоторых лиц, страдающих психическими заболеваниями". Но - вот чудеса! - политбюро с ними не согласилось. 1. Вопрос с рассмотрения снять. 2. Поручить т.т. Суслову М.А., Пельше А.Я., Семичастному В.Е. продумать вопросы с учетом обмена мнениями на заседании Политбюро и, если будет необходимо, внести их в ЦК (в том числе об ответственности авторов за передачу рукописей для издания за границей /.../ и др.) Более того, никаких новых решений политбюро на эту тему не последовало, а через четыре месяца Семичастный был снят и его место занял Андронов, присутствовавший на заседании в феврале. А еще через несколько месяцев мы все были осуждены и - ни один из нас не был признан невменяемым. Остается только гадать, что же все-таки произошло на заседании политбюро? В чем же не согласились партийные вожди с мнением юристов? Единственное объяснение, какое приходит мне в голову, - это их несогласие с мягкостью предложенных мер. Легко представляю себе Суслова, говорящего: - Что же это получается, товарищи? Выходит, мы испугались буржуазной пропаганды? Получается, что они выиграли дело Синявского-Даниэля и мы не решаемся наказывать но всей строгости закона тех, кто последовал по их стопам, печатает свою клевету за границей? Весьма вероятно также, что Суслов давно хотел снять Семичастного, оставшегося па посту главы КГБ с хрущевских времен, и заменить его своим протеже Андроповым. Но, как бы то ни было (а до конца мы теперь этого, видимо, никогда не узнаем), "психиатрические меры" одобрения явно не получили. Какое-то время после Хрущева они, надо полагать, считались слишком мягкими, слишком большой уступкой Западу. Однако уже через пару лет обстановка сильно изменилась, и в 1969 - начале 1970 года несколько человек (Григоренко, Горбаневская, Файнберг и др.) были признаны невменяемыми. С одной стороны, прав оказался Семичастный: наши процессы вызвали колоссальный резонанс; с другой - начинался "детант" с Западом, и нужно было срочно изыскивать эффективные средства репрессий против растущего числа протестующих, такие, которые не привлекали бы внимания общественного мнения мира. Во всяком случае, к 1970 году "психиатрический метол" уже всерьез обсуждался политбюро как возможный метод массовых репрессий. Документы политбюро об этом чрезвычайно любопытны уже хотя бы тем, что были засекречены по высшей категории секретности: это не только "особая пайка", но с краю на нолях стоит надпись, которой я больше нигде не встречал: К сведению Товарищ, получающий конспиративные документы, не может ни передавать, ни знакомить с ними кого бы то ни было, если нет на то специальной оговорки ЦК. Копировка указанных документов и делание выписок из них категорически воспрещаются. Отметка и дата ознакомления делаются па каждом документе лично товарищем, которому документ адресован, и за его личной подписью. Вопрос Комитета госбезопасности. Поручить Министерству здравоохранения СССР, Комитету госбезопасности и МВД СССР с участием Госплана СССР и Совминов союзных республик внести в 1-м полугодии 1970 года на рассмотрение ЦК КПСС предложения по выявлению, учету и организации лечения, а в определенных случаях и изоляции психически больных в стране. Инициатива, разумеется, исходила от Андропова, который разослал членам политбюро докладную записку УКГБ по одному из краев - Краснодарскому, в качестве примера того, что происходит по всей стране: ...о наличии в крае значительного числа психически больных, вынашивающих террористические и другие общественно опасные намерения. Аналогичное положение имеет место и в других районах страны. Этот уникальный документ заслуживает того, чтобы его привести полностью: УКГБ при СМ СССР но Краснодарскому краю располагает материалами, которые свидетельствуют о том, что в крае значительное число психически больных совершает общественно опасные и враждебные проявления, вынашивает преступные, политически вредные намерения, вносит деморализующие факторы в жизнь советских людей. За последние два года в поле зрения органов госбезопасности края попало более 180 таких лиц. Некоторые из них высказывают террористические угрозы, намерения убить представителен актива или совершить другие преступления. Так, Бычков Г.А. и Миков Г.Е. допускали злобные антисоветские высказывания, угрозы в адрес некоторых руководителей партии и Советского правительства; Ворона А.П. также высказывал террористические угрозы, составил список актива Крымского района. "подлежащего уничтожению", пытался создавать антисоветскую группу; Сопи С.А. высказывает злобные бредовые намерения посетить мавзолей Ленина и с помощью кинокамеры оживить вождя революции, а затем вновь умертвить его; Ватинцев Г.В. посетил мавзолеи, где совершил дерзкий циничный акт; Дмитриев О.В. в лесу возле Сочи совершил нападение на сержанта правительственной охраны и ранил его; Пикалов В.М. в сентябре 1969 года высказывал угрозы физической расправы над одним из руководящих работников Анапинского горкома партии, фотоспособом изготовляет клеветнические документы и распространяет их. Ряд психически больных совершает опасные преступления на государственной границе, пытается проникнуть на суда заграничного плавания с целью ухода за границу. В 1969 году на участке 32-го пограничного отряда в числе 50 нарушителей государственной границы или пытавшихся проникнуть па суда заграничного плавания 19 человек оказались психически неполноценными. Наиболее опасные преступления совершили: Скрылев П.А., который захватил самолет АН-2, вылетел в направлении Турции и был сбит с помощью средств ПВО над нейтральными водами; Коротепко Н.А. с призывного пункта города Кропоткина сбежал в Новороссийск и пытался пробраться па итальянское судно; Павлов В.И. на лодке с подвесным мотором в районе Сочи и 1968 году готовился изменить Родине, ранее за такие же устремления задерживался в Батуми; Грекалов В.А. настойчиво изыскивал возможности бегства за границу. Некоторые больные выезжают в Москву, с фанатичной настойчивостью пытаются встретиться с иностранцами, проникают в посольства капиталистических стран с бредовыми намерениями или просьбами предоставить им политическое убежище. Рыбка П.Л. в ноябре сего года посетил французское посольство; Череп А.И. несколько раз пытался и в 1968 году посетил посольство США; Резак С.В. пытался проникнуть в посольство США; Лелябский Н.И. встречался с англичанами на выставке "Инпродмаш" и просил у них политического убежища, пытался передать какие-то документы. Многие страдающие психическими заболеваниями пытаются создавать новые "партии", различные организации, советы, готовят и распространяют проекты уставов, программных документов и законов. Так, Шеннон Н.С. вынашивает и навязывает другим бредовую идею создания "Советов по контролю за деятельностью Политбюро ЦК КПСС и парторганов на местах", в этих целях проводил поиск и обработку единомышленников, выезжал в Москву, чтобы встретиться с деятелями Коммунистических и рабочих партий для "обсуждения" этого вопроса, шантажирует лиц, не пожелавших поддержать его, высказывал в письме угрозы секретарю Новочеркасского ГК КПСС Ростовской области в связи с известными событиями 19б2 года; Бех А.И. предпринимал попытки создания нелегальной "партии"; Пак В.А. систематически изготовляет и распространяет документы политически вредного содержания, требует создания так называемого всемирного правительства. Многие больные пишут массу писем в различные краевые и центральные организации с клеветническими, антисоветскими измышлениями и угрозами. Из них Михальчук Д.И., добивающийся выезда за границу, в письме в Президиум Верховного Совета СССР от 5-го апреля 1969 года писал: "...Вы хотите, чтобы мои деяния были тождественны деяниям у Боровицких ворот?.." В беседе с председателем Белореченского горисполкома Михальчук заявил, что не ручается за себя и может совершить преступление. В числе психически больных немало склонных к совершению нападении, к изнасилованиям, убийствам, а некоторые пытаются и совершают такие дерзкие преступления. К примеру, в период обострения болезни Бузницкнй A.Г. отрубил голову своему десятилетнему сыну, Овельян Е.М. убила мужа, Пономаренко A.M. убил свою сестру. В крае, по данным психдиспансеров, в общем количестве 55,8 тысячи психически больных многие агрессивны, злобны, а около 700 человек представляют общественную опасность. Наибольшее количество их проживает в Краснодаре, Сочи, Новороссийске, Майкопе, Геленджике, Ейском, Крымском районах. В целях предотвращения опасных последствий со стороны указанной категории лиц органы госбезопасности края вынуждены проводить необходимые мероприятия, отвлекая для этого большие силы и средства. В настоящее время, но данным крайздравотдела, нуждается в госпитализации 11-12 тысяч больных, а лечебницы соответствующего профиля располагают только 3785 койками. В целях пресечения опасных проявлений со стороны лиц, страдающих психическими заболеваниями, по нашему мнению - его разделяют и руководители органов здравоохранения края, требуется дальнейшее улучшение системы мер по их выявлению, учету, госпитализации и лечению, а также контролю за их поведением вне лечебных учреждений. По существу изложенного вопроса проинформированы крайком партии и крайисполком. Начальник Управления КГБ при СМ СССР по Краснодарскому краю генерал-майор С.Смородинский 15 декабря 1969 года Это поразительный документ, верх чекистского иезуитства. Начать с того, что он, вне сомнения, был инспирирован самим Андроповым: начальнику краевого УКГБ не было нужды да и не полагалось писать такие обобщающие меморандумы своему шефу. Тем более, что по каждому упомянутому эпизоду он наверняка уже докладывал Андропову в свое время. Скажем, неужели же не было своевременно доложено в Москву о сбитом "средствами ПВО в нейтральных водах" самолете? Или в Москве не знали о посещении жителями Краснодарского края иностранных посольств, мавзолея Ленина, тем более с совершением "дерзкого циничного акта"? И если предположить, что инициатива докладной записки действительно принадлежала генералу Смородинскому, то он непременно добавлял бы при описании ситуации сакраментальную бюрократическую фразу: "Как я уже докладывал". Однако этих слов ни разу не встречается, как будто бы все эти сведения два года накапливались у бедного генерала и наконец прорвались в крике души. Далее, упор в подборе эпизодов вполне сознательно делается на опасности террористических актов со стороны душевнобольных. Дело происходит, заметим, в конце 19б9 года, т.е. вскоре после знаменитого покушения на Брежнева - "деяние у Боровицких ворот", - совершенного Ильиным, которого сразу же признали невменяемым и заперли в Казанской спецбольнице на "вечной койке" (он вышел только к концу 80-х и никаких признаков психической болезни не обнаружил). Стало быть, и пишущий, и читающие отлично понимают, о чем идет речь. Они знают, что имеется в виду под "психической болезнью" н "общественной опасностью": люди, просто доведенные до отчаяния, на которых чекистская "профилактика" уже повлиять не может. В этой связи становится понятно, почему выбран именно Краснодарский край: там, с одной стороны, много правительственных курортов, а с другой - близко к границе с капстраной, Турцией. То есть число отчаянных поступков там выше, чем в среднем по стране, Конечно, Андропов врет, утверждая в своей препроводительной записке, что "аналогичное положение имеет место и в других районах страны". Не может быть этого во внутренних областях, не имеющих доступа к границе. Никто не станет захватывать самолеты в Рязанской области - оттуда не долететь до капстраны. Нет там и "судов заграничного плаванья", и других провоцирующих советского человека объектов. Статистика "психических заболеваний" будет там несравненно ниже. Наконец, обратим внимание на приведённые цифры. Общее количество психически больных в крае - 55,8 тысяч, из которых 11-12 тысяч нуждаются в госпитализации, а "общественно опасных" среди них - около 700 человек. Стало быть, члены политбюро легко поймут, о каких масштабах идет речь, коль скоро положение везде "аналогично", а краев и областей в СССР около ста. Значит, в целом по стране должно быть порядка 70 тысяч "опасных" и 1,2 миллиона "нуждающихся в госпитализации". Речь, таким образом, шла ни больше ни меньше, как о создании психиатрического ГУЛАГа. И политбюро согласилось на его создание, причем в срочном порядке: вопрос предполагалось решить в течение полугода! Легко понять, почему Андропов решил подстраховаться - переслать "доклад" своего подчиненного в политбюро, чего ни до, ни после этой бумаги обычно не делал. Ведь всего лишь три года назад его предшественник Семичастный погорел именно на психиатрии, продемонстрировав свою "мягкость" к врагу. Кто же мог поручиться, что политбюро опять не взбрыкнет? Тем более, что речь идет о такой глобальной акции, в сущности - о повороте всей карательной политики. Вот он и старается, нагнетает ужас на старичков сообщением о разгуле сумасшедших в Краснодарском крае, как будто это положение только сейчас возникло по непонятной причине. Разумеется, освобождаясь из лагеря в январе 1970 года, я не имел ни малейшего понятия о том, что как раз в это время политбюро приняло решение, из-за которого мне опять предстояло идти в тюрьму. Никто из нас ничего подобного себе даже и вообразить не мог. Мы лишь заметили, что число признанных невменяемыми но нашим делам заметно возросло. А кроме того было очевидно, что психиатры целенаправленно разрабатывали специальную диагностику, весьма удобную для массового применения к политическим оппонентам да и вообще к любым недовольным режимом. Появились такие сомнительные термины, как "бред реформаторства", получила признание "вялотекущая шизофрения" проф. Снежневского, до того считавшаяся спорной. Было ясно, что против нас готовят психиатрические репрессии, хотя о масштабах этих приготовлений мы не догадывались. Однако получилось так, что мы со своей кампанией попали в самую точку. Еще не истекло полгода и политбюро не успело принять окончательного решения, как появились мои первые интервью западной прессе, а к лету - и телевидению, где проблема психиатрических репрессий выдвигалась на первый план. Мы как бы застукали их на месте преступления, причем совершенно случайно. Так, наверное, бывало на войне, когда шальной снаряд попадал в склад боеприпасов и срывал запланированную атаку. Пришлось режиму обороняться чем попало, а решение о создании "психиатрического ГУЛАГа" оказалось отложенным по крайней мере на два года. Когда же к обсуждению этого вопроса вернулись, а это произошло только в январе 1972 года, вскоре после моего суда (совпадение это или закономерность - поди пойми! Я ведь был осужден за клевету па советскую психиатрию, обстановка была уже слишком накалена. Слишком много было уже разговоров о психиатрических репрессиях, чтобы возвращаться к первоначальному плану, не возбудив еще большей кампании. Какая уж тут "конспирация", если о советских психиатрических репрессиях трубили тогда на Западе все средства массовой информации. По сути дела, обсуждение свелось у них просто к анализу состояния психиатрии в стране. Создана была специальная комиссия Совмина для изучения этого вопроса, так называемая комиссия Раковского, выяснившая, между прочим, что состояние это крайне неудовлетворительно помимо всякой политики: По данным Министерства здравоохранения СССР, в стране отмечается рост психических заболеваний. Если на начало 1966 года на учете во внебольничных психоневрологических учреждениях было 2 млн. 114 тысяч больных, то на начало 1971 года состояло более 3 млн. 700 тысяч человек, и на лечении в стационарах находилось 280 тысяч человек. Обеспеченность населения страны психиатрическими койками в два с лишним раза ниже потребности. Материальная база подавляющего большинства психиатрических стационаров неудовлетворительна, значительная часть из них расположена в неприспособленных помещениях, непригодных для нормального размещения больных. Во многих больницах площадь на больного менее 2,0-2,5 кв. метров, при норме 7 кв. метров. Нередки случаи, когда больные размещаются по двое на койке и даже на полу. В ряде больниц построены двухэтажные нары... Вследствие перегрузки в стационарах нарушается санитарно-гигиенический режим, создаются нетерпимые условия для содержания, обследования и лечения больных, а также для работы медицинского персонала. Нередки случаи преждевременной выписки больных... В последнее время отмечается значительный рост больных алкогольными психозами и хроническим алкоголизмом, которые все больше поступают в психиатрические учреждения, в связи с чем из года в год снижается число психически больных, получающих лечение в стационарах. Существующий ежегодный прирост числа психиатрических коек крайне мал. За 1965-1970 гг. он составил в среднем по СССР около 4 процентов к имеющемуся числу коек и осуществляется в значительной мере за счет дальнейшего приспособления н уплотнения зданий психиатрических больниц. Трудности с госпитализацией психически больных, преждевременная их выписка из стационаров приводят к тому, что среди населения находятся тяжёлые, нередко социально опасные психически больные. Но по данным МВД СССР за последнее время на территории страны увеличилось число убийств, разбоев, грабежей, краж и других тяжких преступлении, совершаемых лицами, страдающими психическими заболеваниями. В 1970 году ими совершено 6493 преступления, в том числе 937 убийств. При этом отдельные преступления совершались с особой жестокостью и сопровождались большим количеством жертв. (...) Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 5 июля 1968 года N517 "О мерах по дальнейшему улучшению здравоохранения н развитию медицинской науки в стране" предусмотрено строительство и ввод в эксплуатацию до 1975 года не менее 125 психиатрических больниц по 500 и более коек каждая. В народнохозяйственном плане на 1971-1975 гг. предусматривается строительство 114 психиатрических больниц с вводом в действие 43,8 тысяч коек. В 1971 году Министерство здравоохранения СССР совместно с МВД СССР и КГБ при Совете Министров СССР внесли в Совет Министров СССР проект постановления о мерах по дальнейшему улучшению медицинской помощи психически больным. (...) 26 января т.г. Президиум Совета Министров СССР рассмотрел данный вопрос и поручил комиссии в составе т.т. Раковского (созывающий), Мартынова, Петровского, Цвигуна, Щелокова, Волкова, Гарбузова, Прохорова доработать проект постановления с учетом обмена мнениями на президиуме. В общем, дело застопорилось надолго, перешло в сферу чисто профессиональных проблем и политическую остроту потеряло. Разумеется, число психбольниц заметно выросло к концу 70-х, как это и планировалось, но число помещённых по политическим причинам не выросло даже пропорционально числу больниц. Оно и не удивительно, принимая во внимание размах кампании в мире против психиатрических злоупотреблений. В ряде западных стран нагнетается антисоветская кампания с грубыми измышлениями об использовании в СССР психиатрии якобы в качестве инструмента политической борьбы с "инакомыслящими", - докладывал в ЦК Андропов - Идеологические центры и спецслужбы противника широко привлекают к этому средства массовой информации, используют трибуны научных форумов, инспирируют антисоветские "демонстрации" и "протесты"... Последние данные свидетельствуют о том, что эта кампания носит характер тщательно спланированной антисоветской акции. Организаторы клеветнических выступлений стремятся подготовить, как видно, общественное мнение к публичному осуждению "злоупотреблений психиатрией в СССР" на предстоящем VI Всемирном конгрессе психиатров (Гонолулу, США) в августе 1977 года, рассчитывая вызвать политически негативный резонанс в канун празднования 60-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. (...) Активную роль в нагнетании антисоветских настроений играет Королевский колледж психиатров Великобритании, находящийся под влиянием просионистских элементов. В мае 1976 года на его съезде принято решение обратиться к участникам VI Всемирного конгресса психиатров с требованием ссудить "систематическое использование психиатров в СССР в политических целях". Для изучения "доказательств злоупотребления психиатрией" создана рабочая группа. В нюне 1976 года вопрос о "положении в советской психиатрии" рассмотрен на Генеральной ассамблее Союза французских психологов, где принята резолюция, "осуждающая действия психиатров СССР", и составлена петиция с требованиями "прекращения использования психиатрии в репрессивных целях". (...) Инспираторы акции оказывают нажим и на руководство Всемирной ассоциации психиатров (ВАП). В Исполком ВАЛ поступают сфабрикованные па Западе "доказательства злоупотреблений психиатрией в СССР" и требования выступить с обвинениями в адрес советских психиатров. Члены Исполкома ВАП английские психиатры Д.ЛИ и Л.РИС подвергаются публичной травле только за то, что они по инициативе советских ученых избраны почетными членами Всесоюзного общества невропатологов и психиатров. На проходившем в июне 1976 года в Лондоне симпозиуме ВАП об этике в психиатрии некоторые участники пытались внести в декларацию пункт о "политических диссидентах", поддержанный некоторыми членами парламента, большинством лондонских газет, радио, телевидением, а также участниками организованного антисоветского митинга. Однако в результате активной и принципиальной позиции советского представителя, члена Исполкома ВАП, профессора ВАРТАНЯНА М.Е. это предложение удалось отклонить. Комитетом госбезопасности через оперативные возможности принимаются меры по срыву враждебных выпадов, инспирируемых на Западе вокруг советской психиатрии. Вместе с тем полагали бы целесообразным по линии Отдела науки и учебных заведений ЦК КПСС и Отдела пропаганды ЦК КПСС поручить Минздраву СССР осуществить в период подготовки и проведения VI Всемирного конгресса психиатров (1977 г.) соответствующие официальные мероприятия по каналам международного научного обмена, организовав их пропагандистское обеспечение совместно с органами информации. Всё это, заметьте, пишется без тени иронии, будто не сам Андропов только что направлял в тот же самый ЦК свои материалы и предложения о психиатрическом ГУЛАГе. Включая и упоминание бедных затравленных английских психиатров Д.Ли и Л.Риса, якобы принятых в почетные члены советского общества психиатров "по инициативе советских ученых", хотя и Андропов и ЦК отлично знают, что инициатива исходила от них самих. Более того, такая обработка западных психиатров велась вполне целенаправленно, по решению ЦК: Министерство здравоохранения СССР проводит работу по выявлению прогрессивно настроенных крупных психиатров США, Англии, Франции и других капиталистических стран и приглашению их в СССР для участия в научных конференциях и симпозиумах, ознакомления с достижениями психиатрической помощи в нашей стране. Имеется в виду использовать их позитивные высказывания в пропагандистской работе за рубежом. (...) Минздравом СССР и МВД СССР организованы инспекторские проверки специальных больниц, где проводится принудительное лечение лиц с психическими заболеваниями, с целью улучшения медицинского обслуживания этой категории больных. Предполагается, в случае необходимости, осуществлять показ отдельных таких лечебниц иностранным специалистам. Разумеется, "прогрессивным" западным коллегам не покажут обычных психбольниц, где не хватает коек и больных кладут по двое в койку, или па пол. Впрочем, некоторые из них были, видимо, настолько "прогрессивны", что и это бы их не смутило. В последний день пребывания в СССР член португальской парламентской делегации, которую мне было поручено сопровождать, видный специалист в области невропатологии и психиатрии, депутат от социалистической партии А.Фернаидес да Фоисска в доверительном порядке сообщил мне следующее, - доложил в ЦК советский "парламентарий" Юрий Жуков. - По имеющимся у него данным, антисоветски настроенные американские деятели готовятся использовать предстоящий Всемирный конгресс психиатров 1977 году в Гонолулу для организации яростной антисоветской кампании в связи с распространяемыми на Западе клеветническими суждениями о том, будто у нас психиатрические больницы используются для заключения туда "инакомыслящих". - Маневры такого рода, - сказал А.Фернандес де Фонсека, - предпринимались уже на предыдущем Всемирном конгрессе по психиатрии в Мексике в 1972 году, но сейчас готовится гораздо более крупная акция. В этой связи было бы важно, чтобы советские специалисты, которые будут участвовать в конгрессе, были вооружены убедительной документацией научного порядка, которая была бы противопоставлена лживым утверждениям врагов СССР. Кроме того, на мой взгляд, было бы важно, чтобы уже сейчас советские специалисты вооружили соответствующей научной информацией прогрессивно настроенных зарубежных выдающихся деятелен психиатрии, которые могли бы вместе с советскими деятелями дать отпор клеветникам. В этой связи А.Фернандес де Фонсека попросил прислать ему соответствующие данные для подготовки к выступлению на конгрессе. По его словам, использовались бы эти данные для ознакомления с ними видных психиатров других стран, народы которых говорят на португальском языке. - В мае, - сказал он, - намечается организационная встреча ассоциации психиатров Португалии, Бразилии и пяти стран Африки, народы которых говорят па португальском языке. У нас будет возможность встретиться с моими видными коллегами и убедить их в неправомерности обвинении, выдвигающихся американскими представителями. А.Фернандес де Фонсека подчеркнул, что сейчас требуются не общие заявления политического характера, в которых доказывается абсурдность американских обвинений, а конкретный научный материал - диагнозы и сведения о лечении таких людей, как Плющ, Буковский и другие, которых выдают за "невинных жертв". Хотел бы я теперь встретиться с этим А.Фернандесом де Фонсекой, желательно к присутствии журналистов или на телевидении. Но ведь не решится, как и все остальные наши противники времен "холодной войны". И даже если его силой привести - все равно не раскается. Будет, небось, твердить, что "не знал", что "верил" и что во всем виноваты американцы. Во всяком случае, ни мне, ни Плющу никаких извинений от него до сих пор не приходило. * * * Нужно ли говорить, как рады были советские "психиатры в штатском" такому добровольному помощнику, позволявшему им "и в дальнейшем использовать его возможности для распространения нужной нам информации". Работы у них было даже слишком много: практически каждый год составлялся и утверждался в ЦК "План мероприятий по разоблачению антисоветской клеветнической кампании по поводу так называемых "политических злоупотреблений" в психиатрии". Это впечатляющие документы, содержащие детальную разработку международной контркампании, в которой задействованы все возможности: и пресса, и телевидение, и советская дипломатия, и меры КГБ. В них и тактика, и стратегия, и до осуждения в Гонолулу, и после. Но если до Гонолулу это в основном комплекс защитных мер пропагандистского характера, то после Гонолулу - отчаянная борьба за выживание. Осуждение в Гонолулу было для режима жестоким поражением, далеко выходящим за рамки психиатрии. Прежде всего потому, что самое отчаянное усилие советской внешнеполитической машины не смогло его предотвратить. Оправдываясь перед ЦК, руководство советской психиатрии подробно описывает все принятые ими меры: В порядке подготовки к Конгрессу Минздравом СССР были проанализированы основные антисоветские публикации и подготовлены обоснованные контраргументы; проведен ряд симпозиумов с участием крупных зарубежных специалистов, активизировано участие в программах ВОЗ. Непосредственно перед конгрессом для согласования позиций социалистических стран советские психиатры выезжали в Болгарию, Венгрию, ГДР и ЧССР. Для участия в Конгрессе была подготовлена авторитетная советская делегация, которая сразу но прибытии в Гонолулу установила активные контакты с делегациями социалистических и других государств (Мексики, Венесуэлы, Сенегала, Нигерии, Индии и т.д.). Эти контакты, а также дальнейший ход Конгресса подтвердили, что, хотя официально Конгресс проводился ВАН, вся фактическая подготовка научной и организационной программы полностью находились в руках Американской психиатрической ассоциации. Воспользовавшись своим положением и поддержкой Президента Конгресса Ш.Фрезер и Президента ВАП Г.Рома (оба из США), составители программы пошли на открытую политизацию Конгресса в ущерб основным научным интересам психиатрии... Помещения, где проходили заседания Конгресса, были наводнены антисоветской макулатурой, листовками с грязными нападками на советскую психиатрию и отдельных ее представителей. В кулуарах сновали привезенные на Конгресс "бывшие советские психиатры" (...), создавалась шумиха вокруг психически больного лица (Л.Плющ), высланного из СССР. В связи с этим советская делегация с первого же дня последовательно представляла резкие протесты по поводу антисоветских провокаций как Исполкому ВАП, так и организационному комитету Конгресса. В самом Исполкоме ВАП советский представитель М.Е.Вартамян сумел, в частности, добиться отказа в регистрации Л.Плюща в качестве делегата Конгресса, а также удаления из основного зала заседании антисоветской литературы. Что же касается коридоров и фойе, то Оргкомитет заявил, что эти помещения им не оплачиваются и соответственно, якобы не контролируются... Однако главное столкновение с антисоветчиками развернулось на двух заседаниях Генеральной Ассамблеи ВАП, где организаторами Конгресса были поставлены на обсуждение подготовленная Исполкомом "Гавайская декларация" об общих этических принципах современной психиатрии (к которой советская делегация присоединилась), а также провокационная англо-австралийская резолюция, "осуждающая злоупотребление психиатрией в СССР" и американское предложение о создании "Комитета по расследованию случаев злоупотребления психиатрией". Советский представитель на Ассамблее (Э.А.Бабаян) опротестовал включение в повестку этих предложений как явно клеветнических и противоречащих Уставу ВАП. Он выступил также против предложенного порядка обсуждения пунктов повестки дня, исключавшего сколько-нибудь серьезное их рассмотрение. Была категорически опротестована и сама система голосования, основанная на пропорциональности числа голосов величине вносимых национальными ассоциациями денежных взносов в бюджет ВАП (от 30 до 1-2-х голосов). Однако эти протесты не были приняты из-за открытого нажима Президента ВАП Г.Рома и ссылок на Устав ВАП. (...) После этого Президент ВАП грубо нарушил порядок ведения заседания и форсировал голосование с попранием элементарных требовании процедуры (не было запечатанной урны, бюллетени получали непосредственно в руки представители секретариата, которыми же и проводился подсчет голосов и т.д.). Это было также немедленно опротестовано представителями СССР и других социалистических стран на Ассамблее и в Исполком ВАП, но не было принято Председателем и Генеральным секретарем ВАП. Однако даже в этих условиях 33 делегации национальных психиатрических обществ из 55 голосовали против антисоветской англо-австралийской резолюции, т.е. в поддержку советской психиатрии, и только 19 за резолюцию. Лишь подсчет по системе "взвешенного голосования", архаичность которой была признана даже Исполкомом (но которую может изменить лишь следующий Конгресс), дало преимущество организаторам антисоветской кампании лишь в 2 голоса (90 и 88). Следует отметить, что на Конгрессе отсутствовали представители Польши и Румынии, имевшие 6 голосов, и но необъявленным причинам были признаны недействительными 2 бюллетеня с 8 голосами. Это же определило и принятие решения поручить новому Президенту ВАП проф. П.Пишо (Франция) и Исполкому продолжить рассмотрение вопроса о создании так называемого комитета но расследованию злоупотреблении в психиатрии, которое, как было показано в ходе дискуссии, не имеет под собой никаких медицинских или юридических оснований. После голосования представитель СССР еще раз подчеркнул недемократический, дискриминационный характер процедуры ВАП и заявил, что результаты голосования явно свидетельствуют, что большинством стран - членов ВАП резолюция не принята. (...) На следующий день советская делегация представила вновь избранному и старому Исполкому ВАП устное и письменное заявление по общим итогам Конгресса. В нем был дан подробный анализ всей антисоветской клеветнической кампании, осуждены дискриминационные методы ведения ассамблеи, еще раз подчеркнуто, что антисоветская резолюция ассамблеи не может считаться принятой. Это заявление было распространено среди всех национальных делегаций и представителей прессы. Как широко отмечалось в кулуарах Конгресса и в прессе, несмотря на формальное "принятие" клеветнической англо-австралийской резолюции, моральная победа на Конгрессе была одержана советской психиатрией. Разумеется, такая "победа" ЦК не устраивала, а потому работа началась сразу же после Гонолулу: Советские учёные (Снежневский А.В., Морозов Г.В., Бабаян Э.А., Жариков Н.М., Вартапян М.Е., Рожнов В.Е. и др.) выезжали на научные совещания но психиатрии в ФРГ, Швейцарию, ГДР, ВНР, где встречались с зарубежными и подробно информировали их об истинном характере событий на прошедшем Конгрессе. В Женеве по итогам Конгресса была проведена пресс-конференция (Э.А.Ба6аян), которая получила объективное освещение в ряде швейцарских газет. Соответственно, "план" кампании на 1978-1979 гг., утвержденный ЦК, включал в себя огромное количество пропагандистских мероприятий, использования научных контактов, публикаций, а также тактических приемов типа: Добиваться демократизации Устава ВПА и правил процедуры ее высшего органа - Генеральной ассамблеи. Провести работу но включению в состав Этического Комитета ВПА советского представителя, добиваясь рассмотрения этим комитетом лишь профессиональных вопросов медицинской этики (срок - 1 квартал 1978 г.). Установить и поддерживать контакт с новым президентом (проф. П.Пишо - Франция) и Генеральным секретарем ВПА (проф. П.Бернером - Австрия). Систематически направлять в адрес Исполкома ВПА и национальных ассоциации психиатров (стран - членов ВПА) соответствующие материалы и документы, разоблачающие клеветнический характер проводимой политической антисоветской кампании. В случае принятия ВПА каких-либо новых решении, направленных на дальнейшее ее вовлечение в эту кампанию, заявить о выходе Всесоюзного общества невропатологов и психиатров из ВПА. Расписано было все, вплоть до сроков исполнения и учреждений, за исполнение отвечавших. Например: Припять необходимые меры но активизации работы со специалистами и учеными социалистических стран. Для этого провести в Москве в первой половине 1978 года совещание ведущих психиатров социалистических стран и представителей Минздравов этих стран для разработки планов совместных мероприятий по актуальным проблемам психиатрии. Активно участвовать во всех конгрессах и конференциях но вопросам психиатрии, проводимых в социалистических странах, с представлением докладов и материалов о достижениях советской психиатрии. Регулярно предоставлять рабочие места для подготовки специалистов социалистических стран по клинической и судебной психиатрии в Институте психиатрии АМН СССР, Центральном НИИ судебной психиатрии им. В.П. Сербского. Продолжать работу по изучению позиций ведущих ученых-психиатров капиталистических стран и научной направленности проводимых ими исследовании с целью привлечения некоторых из них к совместной работе в рамках научных конференций, симпозиумов и межинститутских соглашений. Использовать для этих целей также каналы сотрудничества с ведущими фармацевтическими фирмами капиталистических стран. Провести мероприятия по более активному привлечению психиатров развивающихся стран к работе научных конференций, проводимых в СССР, а также использовать все возможности для командирования советских специалистов в развивающиеся страны для чтения лекций по вопросам психиатрии. Иногда возникали и курьёзы. Так, и до Гонолулу, и после одним из важных мероприятий считалось: Организовать получение информации о судьбе выехавших из Советского Союза психически больных лиц, бывших граждан СССР, имея в виду использование этих данных в приемлемой форме с учетом требований медицинской этики для разоблачения клеветнического характера обвинений в адрес советской психиатрии. Ответственные: Министерство иностранных дел СССР, Комитет госбезопасности при СМ СССР, Министерство здравоохранения СССР. Речь шла о том, чтобы выяснить, кто из нас, когда-то помещавшихся в советские психбольницы, попал на лечение к психиатрам за границей. А коли таких случаев нет, то выдумать их. КГБ дважды просить не пришлось, и вскоре во многих левых западных изданиях появились сообщения о том, что тот или другой из наших друзей якобы попал в психбольницы уже на Западе. В частности, такие сообщения появились об Алике Вольпине, жившем к тому времени в США, а он, не долго думая, подал в американский суд за клевету на эти издания. В панике Андропов, Кузнецов, Замятин и Толкунов сообщали в ЦК: Реакционные сионистские круги США в явно провокационных антисоветских целях инспирировали обращение в американский суд отщепенца Есенина-Вольпина. On предъявил иск к ТАСС, АПН и американской газете "Дейлн уорлд" (орган компартии США) в оскорблении его через публикацию (диффамация). Формальным предлогом использован перепечатанный в газетах "Известия" и "Советская Россия" материал из итальянского левого журнала "Раджоне" (май 1976 года), разоблачающий клеветническую реакционную пропаганду о том, будто в Советском Союзе здоровых людей по политическим причинам заключают в психиатрические больницы. О Есенине-Вольпине и этой статье говорится, что он, "которого с таким старанием защищала западная печать, не успел приехать в Италию, как вновь оказался в больнице для умалишенных; в настоящее время он лечится у американских психиатров". ТАСС поместил эту заметку в советских газетах, АПН - в одном из своих изданий в ФРГ, "Дейли уорлд" напечатала собственный материал на основании этой заметки. Американский суд вручил судебные повестки отделениям ТАСС н АПН в Нью-Йорке с требованием явиться в суд, а в случае неявки до 2 февраля с.г. ТАСС и АНН будут признаны автоматически виновными и должны будут уплатить в пользу Есенина-Вольпина по 200 тысяч долларов каждый. Сам иск составлен в антисоветском провокационном духе о так называемом преследовании инакомыслящих в СССР, о заключении их в психиатрические больницы и тому подобном вздоре. Все это рассчитано на разжигание очередной кампании в Америке средствами массовой информации США против Советского Союза. С целью пресечения этого процесса посол СССР в США имел беседу с заместителем госсекретаря США, обратив его внимание на недопустимость и необоснованность предпринятых американским судом действий. Американский госсекретарь уклонился от прямого ответа, сославшись па то, что "с юридической точки зрения это дело не такое уж простое". Чтобы представителям ТАСС и АНН не являться в американский суд и не ввязываться по существу в этот провокационный процесс, совпослу было разрешено привлечь американского адвоката, добиваться через него прекращения процесса и аннулирования иска, используя американское законодательство. Послу поручено также продолжать настаивать перед госдепартаментом на принятии срочных мер для прекращения дела по иску Есеннна-Вольпина, как ни на чем не основанного и явно преследующего враждебные Советскому Союзу политические цели, что вытекает из самого иска. При этом совпослу было поручено дать понять американской стороне, что в противном случае нами будут приняты меры ответного плана против американских органов печати и их корреспондентов в Москве, которые нередко публикуют действительно клеветнические сообщения, касающиеся Советского Союза и его граждан. В зависимости от ответа американской стороны и дальнейшего хода дела считаем целесообразным разработать по линии Комитета государственной безопасности необходимые мероприятия ответного порядка. Считаем также целесообразным продолжать вести намеченную нами линию через госдепартамент США. С тем, чтобы не ввязываться в процесс по существу, как рассчитывают сионистские круги, затеявшие иск Есенина-Вольпина, считаем, что корреспондентам ТАСС и АПН являться в американский суд не следует ни сейчас, ни в дальнейшем. Представляется целесообразным скоординировать наши действия с друзьями в связи с аналогичным иском против "Дейли уорлд". Просим одобрить указанный ход действий. ЦК, разумеется, "ход действий" одобрил, покрыв своим решением незадачливых чекистов, попавшихся на столь явной лжи. В интересах дела социализма все было "целесообразно". Не выдержал и госдепартамент, испугался конфронтации. Не знаю, как уж они смогли вмешаться в дела правосудия - по американским законам такое вмешательство криминально, - по дело так никогда в суде и не слушалось. А жаль. Если бы Западу хватало мужества хотя бы не нарушать собственные законы и порядки в угоду советскому диктату, то коммунизм и кончился бы гораздо раньше, и страданий людям причинил бы меньше. Во всяком случае, пример достойного поведения психиатров большинства западных стран - тому лучшее доказательство. Так и не смогли советские вожди создать психиатрический ГУЛАГ, весь их грандиозный план погиб, не родившись, а вплоть до 1989 года им приходилось оправдываться перед всем миром да проводить бесконечные "мероприятия". Это пятно позора им до конца смыть не удалось. Более того, наша гласность оказалась в этом случае настолько эффективной, что к концу 70-х КГБ уже опасался, как бы кто-то из известных диссидентов не попал в психбольницу даже случайно, независимо от их воли. Благодаря этому, например. Александр Зиновьев не был арестован - его предпочли вытолкать на Запад. Имеющиеся в Комитете госбезопасности материалы свидетельствуют о том, что вся деятельность ЗИНОВЬЕВА является противоправной и есть юридические основания для привлечении его к уголовной ответственности, - докладывал Андропов в ЦК в 1978 году. - Однако эту меру пресечения антисоветской деятельности ЗИНОВЬЕВА, по нашему мнению, в настоящее время применять нецелесообразно по той причине, что, по заявлению ряда лиц, близко знающих ЗИНОВЬЕВА, он ранее лечился от алкоголизма, психически неуравновешен, страдает манией величия. Эти обстоятельства могли бы (в случае привлечения ЗИНОВЬЕВА к уголовной ответственности) послужить причиной для признания его судом психически больным с направлением на принудительное лечение. С учетом развязанной на Западе кампании вокруг психиатрии в СССР эта мера пресечения представляется нецелесообразной. Но только в 1989 году, в разгар горбачевско-яковлевской "глазности", когда признаваться в прошлых преступлениях стало выгодно, политбюро приняло, наконец, постановление "О совершенствовании законодательства об условиях и порядке оказания психиатрической помощи", вводившее правовые гарантии против психиатрических злоупотреблений. Правда, даже и тогда эта мера была отчасти вынужденная, проведённая под давлением Запада. В ходе выполнения постановления ЦК КПСС от 10 мая 1989 года (П157/37) "О советско-американских контактах в области психиатрии" Министерство иностранных дел СССР, Министерство здравоохранения СССР и Академия наук СССР пришли к выводу о том, что возможные изменения ведомственных инструкции и других нормативных актов, регламентирующих оказание психиатрической помощи в рамках ныне действующего "Положения об условиях и порядке оказания психиатрической помощи", не могут быть признаны достаточными для решения поставленных задач. Положение не в полной мере соответствует статьям 54 и 57 Конституции СССР, гарантирующим неприкосновенность личности и право на судебную защиту личной свободы граждан. Несовершенство Положения не позволяет полностью исключить возможность случаев произвольного использования психиатрии, а также повышает вероятность ошибочного помещения на недобровольное психиатрическое лечение. Имеются в нем и другие существенные проблемы. Нуждается к совершенствовании действующее законодательство и под углом зрения международных обязательств СССР, вытекающих, в частности, из положений Итогового документа Венской встречи государств — участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Как известно, в рамках ООН разрабатывается проект "Свода принципов и гарантий защиты психически больных лиц и улучшения психиатрической помощи". Ряд содержащихся в проекте норм, на которые мы в принципе дали согласие, не отражен в действующем в нашей стране законодательстве. И, перечислив ряд необходимых законодательных изменений, завершают: Всё это будет еще одним шагом к тому, чтобы снять вопросы психиатрии как политические. Теперь и в России, и на Украине есть общественные группы психиатров, наблюдающие за тем, чтобы не возродилось использование их профессии в политических целях. Они расследуют все подозрительные случаи, изучают каждую жалобу, посещают психбольницы, а если нужно - ходатайствуют перед властями о пересмотре сомнительных дел. Но такие случаи теперь встречаются не чаще, чем в любой другой стране. В психиатрии, в отличие от многих других сторон советской жизни, действительно произошли разительные перемены. Наши времена тут, и правда, уже история. В Ленинградской спецбольнице, где мы когда-то познакомились с генералом Григоренко, наши "истории болезни" теперь показывают посетителям, как в Петропавловской крепости - камеру, где сидел Бакунин. А в 1992 году, готовясь к своему выступлению в Конституционном суде, я посетил Центральный институт судебной психиатрии им. Сербского вместе с командой российского телевидения. У входа нас встретила молодая, миловидная женщина, нынешний директор института доктор Татьяна Дмитриева. - Я читала вашу книжку и давно хотела вам сказать: все, что вы написали и о нашем институте, и о спецбольницах, — правда. Я знаю, она не лицемерит: она уже говорила об этом прессе. Прошло тридцать лет с того дня, как я впервые переступил порог этого когда-то зловещего учреждения. Из всех, кто меня знал "пациентом", осталось только два человека: старая нянечка Шура и "почетный директор", "академик" Г.В.Морозов, наш доктор Менгеле, который, говорят, предпочитает здесь больше не появляться. Впрочем, так ли уж окончательны эти перемены? Ведь никто не отменял наших диагнозов, никто и не подумал извиниться за всю ту клевету, которая десятилетиями на нас обрушивалась в печати, распространялась закулисно, шепотком, при "личных контактах". Никто из этих "академиков" не предстал перед судом за преступления против человечества и даже не был лишён профессорских званий за нарушение клятвы Гиппократа. Напротив, многие из них, как Вартанян и Бабаян, продолжают руководить российской психиатрией и даже представлять ее за границей. И если нынешней власти не нужен "психиатрический метод", то это не значит, что он не понадобится власти завтрашней. Так ли трудно будет к нему вернуться? Только-то и потребуется уволить эту миловидную женщину с директорского поста да загнать по лагерям немногочисленных психиатров из общественных наблюдательных групп. А уж какой идее будет служить психиатрия, исправляя мозги своих граждан, — национал-социализма или интернационал-социализма, — так ли это важно? Во что они верили? Бесспорно, использование психиатрии в качестве инструмента политических репрессий было наиболее ярким преступлением против человечества послевоенной эпохи. О нем будут помнить наши потомки много столетий спустя, как мы помним гильотину французской революции, как останутся в истории сталинский ГУЛАГ и гитлеровские газовые камеры. Более того, приведённые выше документы однозначно показывают, что это была не случайность, не прихоть исполнителя, а политика политбюро, без чьей воли ни один волос не мог упасть с наших голов. Однако, как ни странно это звучит, но, даже прочитав все эти бумаги, я не могу до конца ответить на вопрос: понимало ли политбюро, что оно делало? Ведь при всей своей практичности они действительно жили в фантастическом мире соцреализма, где факт от фикции, информацию от дезинформации уже невозможно было отличить. Тем более людям, для которых истина инструментальна ("классова") но определению, в силу их идеологии. Она ведь тоже, как и законность, подчинялась принципу "целесообразности". В самом деле, применимы ли вообще к этим людям такие понятия, как добро и зло, ложь и правда? Я не знаю. Тем более, что в коммунистической новоречи эти, как и многие другие, привычные нашему уху слова имели совершенно иное значение. Скажем, обвиняя нас в "клевете на советский общественный и государственный строй", навязчиво, словно заклинание, повторяя во всех своих документах, решениях, посланиях термин "клеветнический" при определении наших высказываний, публикаций, материалов самиздата, действительно ли они верили, что мы искажаем реальность, сознательно или хотя бы бессознательно? Да нет, конечно. Но сами понятия "реальность", "действительность" имели в их языке совершенно другой смысл. Идеология отвергала что бы то ни было общечеловеческое, в том числе и смысл слов: не могло быть просто "реальности" или "действительности" - она была или "буржуазной", или "социалистической". Таким образом, "клевета на социалистическую действительность" означала просто несоответствие сказанного или написанного тому образу "реального социализма", который само же политбюро и создавало. А в этом образе, по определению, не могло быть "органических пороков" или изъянов, могли быть только "отдельные недостатки" или "проблемы роста". Легко себе представить, к какому абсурду все это должно было приводить даже в чисто языковом смысле. Вот, скажем, Андропов в письме Брежневу по поводу высылки Солженицына пишет, что книга "Архипелаг ГУЛАГ" безусловно антисоветская, но "факты, описанные в этой книге, действительно имели место". А в некоторых документах даже появляется выражение "клеветнические факты", которое и объяснить-то невозможно вне советской системы. И как тут было не запутаться, что "действительно", а что "действительно действительно". Дело усложнялось еще и тем, что со временем понятия формализовались, а язык упрощался. Так, прилагательное "социалистический" перестали употреблять с каждым словом - это разумелось само собой. А какой же еще? Другого не дано. Поэтому, например, нельзя было сказать: "В СССР нет демократии", - тем более: "В СССР нет настоящей демократии". Как же нет? Есть демократия социалистическая - в отличие от буржуазной, самая настоящая. И если за это вас обвиняли в "клеветнических измышлениях", то это просто означало статью 190 Уголовного Кодекса, а если в "антисоветских измышлениях", то статью 70, в то время как выражение "идейно вредный" значило, что вам повезло и вас, скорее всего, только выгонят с работы, из партии, комсомола, института или чего-нибудь еще, то бишь применят "меры профилактики". Точно так же, как в 30-е годы выражение "враг народа 1-й категории" означало расстрел, а 2-й категории - концлагерь или ссылку. Выходит, сказать, что же они в политбюро думали "на самом деле", просто невозможно. Да и было ли у них это "на самом деле"? Из порочного круга соцреализма просто не было выхода. Не мог один член политбюро спросить другого: "Вот вы, Иван Иванович, докладываете, что благосостояние советского народа неуклонно растет. А как на самом деле?" Для них, высших распорядителей и созидателей воображаемого мира соцреализма, "на самом деле" было то, что сказала партия. И если благосостояние народа при социализме должно неуклонно расти, то оно и росло... во всех отчетах. Или, например, если в 30-e годы партия решила, что "по мере построения социализма классовая борьба возрастает", то и число "врагов народа" росло соответственно. Верили они или нет, что их же вчерашний коллега и сотоварищ стал сегодня "врагом народа"? Удивляло ли их, что эти "враги" исчисляются непременно в круглых цифрах - сотнях, тысячах, десятках тысяч? Такой вопрос не имеет смысла, Он, я уверен, никогда и не обсуждался, да скорее всего и в голову не приходил. Решалось и обсуждалось другое - масштаб и целесообразность проведения чисток. И точно так же в наши дни никого из них не волновало, страдаем ли мы психическими заболеваниями или нет. Даже факт внезапного роста психически больных в стране - на 42% за пять лет (см. цифры, приведенные в документе на стр.168) - не вызвал у них ни удивления, ни сомнений. Более того, прочитав столько документов, ими написанных (или подписанных), я, тем не менее, не могу с уверенностью сказать, верили они хотя бы в свою идеологию или все это было сплошное лицемерие. С известной степенью вероятности можно утверждать, что верил Ленин и его непосредственное окружение. Допускаю, что при всем своем цинизме верил в "историческую оправданность" своей деятельности Сталин, под конец даже чувствовавший себя полубогом, воплотившим в своей личности "историческую истину". Без сомнения, какая-то наивная, вполне крестьянская вера в социализм была у Хрущева. Но скажите мне - во что верили Брежнев, Андропов, Черненко? Конечно, все это были люди не великого интеллекта, к самоанализу не склонные, но ведь должны же были они верить во что-то? Должны были иметь те "цели", сообразно которым надлежало действовать? Скажем, Ленин, ликвидировавший "буржуазные классы", поступал сообразно своей цели создания бесклассового рая. Сталин считал всякого, кто, но его мнению, "объективно" вредил делу социализма, "субъективно" за это ответственным как пособник классового врага, а всякого, кто мнился ему личным врагом, - "объективно" враждебным делу социализма. Даже Хрущев вполне мог искренне верить, что при социализме не может возникнуть внутренних врагов и, стало быть, только психически больные люди способны испытывать враждебность к этой самой совершенной общественно-политической системе в истории человечества. У всех у них была хоть и бесчеловечная, извращенная, по все же логика, некая сообразность личности и поступков, цели и действий. Но что мы должны думать, скажем, читая в докладе Андропова 19б8 года, что Габай и Марченко, "утратив чувство гражданской ответственности, пренебрегая интересами государства, своими действиями оказывают прямую помощь нашим классовым врагам"? Он действительно верит в наличие "классовых врагов" на 51-м году советской власти? В "классовые интересы" советского государства? В долг каждого гражданина СССР эти интересы защищать? Или эта фраза - всего лишь дань тому партийному жаргону, на котором они изъяснялись? Или, пересылая в политбюро доклад краснодарского генерала об эпидемии сумасшествия в крае, он не понимал, что делает? А политбюро действительно верило, что всякий, пытающийся "изменить Родине с подвесным мотором", непременно психически болен? Что идея создания "Советов по контролю за деятельностью Политбюро ЦК и парторганов на местах" могла прийти в голову только сумасшедшему? Ведь всего несколько лет спустя тот же Андропов объяснял политбюро, что в стране сотни тысяч враждебно настроенных людей и что режим не может обойтись без репрессий. Но вот передали же мне из вполне достоверных источников еще в 1977 году (я уже описал этот эпизод в книге "Записки русского путешественника"), что вскоре после моей встречи с Картером Брежнев запросил досье о моей деятельности за границей, а прочитав его, якобы сказал своим помощникам: - Товарищи, вы что же это сделали? Вы же мне говорили, что он - того, - тут он покрутил пальцем у виска, - а он не того. Так, выходит, Брежнев все же верил, что мы сумасшедшие? Быть может, оттого что я прочёл слишком много записок и докладов Андропова или по какой-то еще причине, но вопрос о том, во что же всё-таки верил Андропов, сильно заинтриговал меня. Если типичные аппаратчики типа Суслова, привыкнув лицемерить всю свою жизнь, действительно могли уже не отличать идеологию от жизни, а такие окаменелости, как Брежнев и Черненко, вряд ли были в состоянии думать даже в свои лучшие годы, Андропов не производит впечатления ни фанатика, ни идиота. В отличие от своих партийных коллег, он не похож на человека, способного поверить в собственную дезинформацию. Напротив, он, по всей видимости, даже понимал, что "идеологи" (а то и идеология) сами плодят врагов системы, с которыми ему, Андропову, приходится потом бороться. Замечательно, что, пытаясь свести к минимуму такие явления, он даже вмешивался в дела искусства, в политику партии в области культуры. С 1957 года в Москве работает художник ГЛАЗУНОВ И.С., по-разному зарекомендовавший себя в различных слоях творческой общественности. С одной стороны, вокруг ГЛАЗУНОВА сложился круг лиц, который его поддерживает, видя и нем одаренного художника, с другой - его считают абсолютной бездарностью, человеком, возрождающим мещанский вкус в изобразительном искусстве, - пишет он в ЦК в 1976 году. - Вместе с тем ГЛАЗУНОВ на протяжении многих лет регулярно приглашается на Запад видными общественными и государственными деятелями, которые заказывают ему свои портреты. Слава ГЛАЗУНОВА как портретиста достаточно велика. Он рисовал президента Финляндии КЕККОНЕНА, королей Швеции и Лаоса, Индиру ГАНДИ, АЛЬЕНДЕ, КОРВАЛАНА и многих других. В ряде государств прошли его выставки, о которых были положительные отзывы зарубежной прессы. По поручению советских организаций он выезжал во Вьетнам и Чили. Сделанный там цикл картин демонстрировался на специальных выставках. Такое положение ГЛАЗУНОВА, когда его охотно поддерживают за границей и настороженно принимают в среде советских художников, создает определенные трудности в формировании его как художника и, что еще сложнее, его мировоззрения. ГЛАЗУНОВ - человек без достаточно четкой позиции, есть, безусловно, изъяны и в его творчестве. Чаще всего он выступает как русофил, нередко скатываясь к откровенно антисемитским настроениям. Сумбурность его политических взглядов иногда не только настораживает, но и отталкивает. Его дерзкий характер, элементы зазнайства также не способствуют установлению нормальных отношений в творческой среде. Однако отталкивать Глазунова силу этого вряд ли целесообразно. Демонстративное непризнание его Союзом художников углубляет в Глазунове отрицательное и может привести к нежелательным последствиям, если иметь в виду, что представители Запада не только его рекламируют, но и пытаются влиять, в частности, склоняя к выезду из Советского Союза. В силу изложенного представляется необходимым внимательно рассмотреть обстановку вокруг этого художника. Может быть, было бы целесообразным привлечь его к какому-то общественному делу, в частности, к созданию в Москве музея русской мебели, чего он и его окружение настойчиво добиваются. Так в Москве появился ещё один музей, а взгляды Глазунова стали еще сумбурней, но "нежелательных" для Андропова "последствий" не возникло. Однако ему далеко не всегда удавалось их предотвратить - система плодила врагов быстрее, чем он мог вмешаться, а переломить упрямство "идеологов" удавалось не каждый раз. В Комитет госбезопасности поступили данные о том, что член Союза художников СССР, скульптор НЕИЗВЕСТНЫЙ Э.И. намерен в ближайшее время выехать за границу на постоянное место жительства. Это решение вызвано якобы тем, что он испытывает определенную неудовлетворенность из-за того, что к его творчеству не проявляется должного интереса со стороны соответствующих организации и учреждении культуры, по вине которых он не имеет заказов и вынужден заниматься случайными работами. По имеющимся данным, Неизвестный рассчитывает получить приглашение от имени какого-либо влиятельного лица на Западе. Предположительно, таким лицом может оказаться американский сенатор Эдвард Кеннеди, личный представитель которого посетил Неизвестного во время последнего визита сенатора в СССР. (...) В случае отказа в выезде за границу, он намерен привлечь к себе внимание широкой мировой общественности. В этом он рассчитывает на поддержку отдельных деятелей итальянской и французской коммунистических партии и Ватикана. В связи с изложенным считали бы целесообразным рассмотреть вопрос о предоставлении НЕИЗВЕСТНОМУ какого-либо государственного заказа на создание монументального произведения на современную тему, которое соответствовало бы его творческим планам. Но у того сумбура в голове не было, а преследования и запрещения со стороны партийных властей продолжались. И, хотя какие-то заказы после письма Андропова он получил, через два года все же предпочел уехать. Как он сам рассказывает, не без помощи того же Андропова. А чего стоит приводившаяся уже выше записка о Зиновьеве, в которой Андропов рекомендует Зиновьева не сажать, опасаясь, что его ненароком могут признать невменяемым и загнать в психушку? Можно подумать, что такое могло произойти просто по воле суда, без ведома Андропова! Ведь даже на экспертизу, как мы видели, направляли но решению ЦК. Но - нужно было Андропову избавиться от лишнего дела, и он пугает политбюро возможным скандалом на уже и без того больную тему. Эти и многие другие эпизоды создавали Андропову репутацию "либерала", впоследствии на Западе, при его приходе к власти в 1983 году, превратившуюся в легенду о "скрытом либерале", надо полагать - не без его же помощи. На самом деле он был не более либералом, чем Берия, положивший начало процессу десталинизации: так же, как и Берия, он рассчитывал прийти к власти, и ему вовсене улыбалось прослыть душителем интеллигенции. К тому же, опять как Берия, он, видимо, понимал необходимость некоторой коррекции политики предшественников, заведшей режим в тупик. Так, наблюдая в 19б8 году "процесс пенной реакции", когда прямые репрессии только способствовали росту нашего движения, он все больше рекомендует превентивные, "профилактические" меры, которые к тому же более "сообразны" внешнеполитическим целям режима. А к 70-м годам, ставши одним из главных зодчих советской внешней политики и, стало быть, лицом за нее ответственным, он еще более склонен полагаться на "оперативно-чекистские мероприятия". Дело было, однако, не только в том, что эти "мероприятия" позволяли уменьшить "издержки" социализма, как внутренние, так и внешние, помогали создать более цивилизованный образ режима. Это несомненно так. Но, прочитав столько его документов, наблюдая его ловкую игру в политбюро, невозможно избавиться от мысли, что он просто любил такие методы, был к ним психологически склонен. Не случайно при нем и под его непосредственным руководством так расцвели, разрослись и система международного терроризма, и система советской дезинформации, и "освободительные движения" в Третьем мире. При нем расцвел "детант" - самое гибельное для Запада изобретение, позволявшее советскому режиму вести одностороннюю идеологическую войну, да еще и на западные средства. А в момент кризиса "детанта", в 1980 году, под его же руководством развернулось мощное "движение за мир". И, наконец, после него, при его ученике и наследнике Горбачеве, вся внешняя и внутренняя политика режима превратилась в одно гигантское оперативно-чекистское мероприятие под названием "перестройка". Словом, он, видимо, был манипулятор но природе, если и веривший во что-либо, так только в то, что история есть сплошная цепь заговоров. Один его доклад 1978 года (который мне никак не удалось скопировать и еле-еле удалось просмотреть), под названием "О наших отношениях с Ватиканом", всерьез трактует избрание Римским Папой польского кардинала Войтылы как часть международного заговора с целью отколоть Польшу от советского блока. В самом деле, сплошных поляков выдвигают империалисты па передний план; в Вашингтоне - Бжезииский, в Ватикане - Войтыла, Это же не может быть случайно, хоть никакого механизма влияния Бжезинского на решение конклава и неизвестно. В общем, как говаривал мой следователь КГБ, "если случайностей больше трех, то это не случайности". Его шеф, видимо, не далеко ушел от этой чекистской мудрости. Не сомневаюсь, хоть никаких документов па эту тему мне и не попадалось, что именно Андропов организовал покушение на Иоанна-Павла II через несколько лет: ведь он оказался "прав", Польша стала откалываться. Впрочем, эта вера в заговоры, в известной мере свойственная всем секретным службам, у Андропова имела свои корни скорее в коммунистической идеологии. Это ведь только в абстракции марксизм трактует историю как объективную и неизбежную борьбу классов. Но почитайте, даже у классиков этого учения, у Маркса, Энгельса, Ленина, анализ более конкретной политической ситуации современного им мира, и вы увидите, что весь "анализ" у них сводится к "разоблачению" очередного "заговора" буржуазии против пролетариата. Даже политический жаргон, введенный ими, говорит о вере в заговор: у них ведь не встретишь просто характеристики какого-то деятеля, а все только "ставленники" да "пособники", "лакеи" да "прихвостни", "наймиты" да "провокаторы". В крайнем случае - "ренегаты" и "предатели". На то она и "классовая борьба". Безусловно, коммунистическая идеология глубоко параноидальна, и даже те, кто только лицемерил, нисколько в нее не веря (а таковы, я думаю, были партийные вожди 60-х - 70-х годов), неизбежно приобретали несколько параноидальный стереотип мышления. Неважно, что большинство из них, потонувши в рутине ежедневных забот, вряд ли вспоминало философские основы марксизма-ленинизма, - на то существовали "идеологи", чтобы их помнить. "Практикам" достаточно было, полагаясь на выработанные рефлексы, просто следовать логике борьбы, знаменитому ленинскому принципу "кто кого". К тому же, как свойственно людям недалёким, да еще и мало знающим западную жизнь, они приписывали противнику свои методы и намерения, свою мораль, отвечая на воображаемые "происки" - реальными, а на "клевету" - клеветой. И, словно боксер, дерущийся с собственной тенью, никак не могли победить. Понимали ли они нелепость ситуации? И да, и нет. Как и у всех советских людей, у них была удивительная способность говорить одно, думать другое, а делать третье. Нисколько, видимо, не страдая от такого расщепления личности, они могли одновременно и верить, и не верить в свою идеологию, и любить, и ненавидеть систему, которая, с одной стороны, порабощала их, с другой же - наделяла почти сверхчеловеческой властью. Андропов, надо полагать, исключения не составлял. Говорят, он не любил идеологию и уж точно - "идеологов". Неудивительно: они ведь мешали ему работать, ограничивали в действиях или, наоборот, создавали лишние проблемы. Кто же любит надзирателей? Это, однако, вовсе не означает, что он сознательно отвергал идеологию или понимал ее абсурдность. Скорее, как и большинство своих коллег, сталкиваясь с несоответствиями идеологии и реальной жизни, он был склонен приписывать эти несоответствия проискам врагов, а разрешать их - происками "друзей". Так было удобнее. Тем более, что и "враги", и "друзья" всегда находились - если хорошо поискать... А какой еще выход мог быть у человека, для которого вера в непогрешимость идеологии была обязательна. Или идея совершенна, но ее осуществление саботируется врагами; или она несовершенна, и тогда ты сам становишься врагом. Логика железная, вроде той, что вращала чекистскую "мельницу" под Хабаровском. * * * Появление нашего движения представляло для политбюро не только практическую проблему, но и теоретическую головоломку. Хорошо было Ленину - он имел дело с реальным "классовым врагом". Даже у Сталина ещё кое-как сходились концы с концами: по крайней мере, его "враги" родились до революции и сформировались "в условиях буржуазного общества", а значит, могли сохранить в своем сознании "пережитки капитализма". Но как объяснить появление "врага" в бесклассовом социалистическом рае? Ведь большинство из нас родилось и выросло уже в условиях, созданных по их же рецептам. Мы были, говоря образно (а иногда и фактически), их же дети. Неудивительно, что режим с такой радостью ухватился за "психиатрический" тезис Хрущева, хотя даже Суслову пришлось бы изрядно попотеть, придумывая идеологическое обоснование неизбежности роста безумия при социализме - ни Маркс, ни Ленин такого не предвидели. Но и эта лазейка прикрылась благодаря мощной общественной кампании против карательной психиатрии. Оставалось только одно - приписать все проискам империализма. Не мог же режим допустить, что человек сам в состоянии понять абсурдность советской системы. Отсюда монотонное повторение в каждом документе, нас касающемся, формулы о происках "спецслужб" и "идеологических центров" противника, якобы нами руководивших. Отсюда же и более развернутое "классовое" определение, данное политбюро в посланиях "братским партиям" 1975-1977 гг., из которого вытекает, что раз "эксплуататорские классы" в СССР "ликвидированы", то: ...появление ничтожной кучки контрреволюционеров, порвавших с самыми устоями нашего строя, вставших на путь борьбы против него и, как правило, связанных с империалистическими кругами, отнюдь не является закономерным продуктом внутреннего развития в Советском Союзе. (...) Пережитки капитализма в сознании некоторых лиц систематически подогреваются и поощряются извне, со стороны империалистических пропагандистских центров. Что же касается разведывательных и иных подрывных органов буржуазных государств, а также связанных с ними эмигрантских организаций, то они стараются использовать отсталые настроения отдельных людей в своих, враждебных социализму интересах. И, как должно быть понятно коммунистам, это неизбежно до тех пор, пока существуют на мировой арене две противостоящие друг другу системы - социалистическая и капиталистическая, пока главным содержанием мирового развития остается классовая борьба между ними. Такова была идеологическая установка, в рамках которой КГБ надлежало действовать. Но легко было идеологам в политбюро придумывать "классовые" объяснения, пригодные для употребления вплоть до конца истории, - не им предстояло осуществлять вытекающую из таких объяснений политику. Не им и отдуваться, коли такая политика не принесет результатов. От Андронова же требовалось эти мифические "центры" обнаруживать, а их происки обезвреживать, отлично при этом понимая, что никаких таких "центров" не существует в природе. Задача головоломная, особенно в периоды "детанта", когда западные правительства из кожи лезли вон, чтобы продемонстрировать советским вождям свое дружелюбие. И что же ему оставалось делать, кроме как изобрести хоть один "подрывной центр"? Так появился в нашей жизни пресловутый НТС - Народно-трудовой союз российских солидаристов, связь с которым КГБ пыталось всеми правдами и неправдами "пришить" буквально каждому. Изъятие на обыске даже самой невинной книги, изданной "Посевом", могло оказаться достаточным для такого обвинения. По крайней мере, этот факт непременно был бы размазан в печати, как если бы только из-за того вас и посадили. И как было от этого отвертеться, если почти до середины 70-х других русских издательств на Западе практически не существовало? Рукопись, переданная за границу даже через случайного туриста, непременно попадала в НТС. Соответственно, и доклады КГБ, и послания ЦК ссылались на НТС как на "один из" подрывных центров (других примеров, однако, не приводя ввиду их отсутствия), приписывая ему самые изощренные происки, а советская пропаганда раздула его деятельность до каких-то мифических масштабов. Как мы помним, даже политбюро, решая судьбу Солженицына, не преминуло упомянуть его "контакты с НТС" как нечто особо зловещее. Поди пойми, верили они в это или нет? В сознании советских людей - наверху ли, внизу ли - НТС представлялся этаким гигантским суперспрутом, вездесущим и всемогущим. Дьявол во плоти, да и только. В реальной жизни НТС представлял из себя ничтожную эмигрантскую организацию с сомнительным прошлым, подозрительным настоящим и неопределенным будущим. Созданный в 1930 году в Югославии профашистски настроенной эмигрантской молодёжью (сначала он назывался Национально-трудовой союз нового поколения и находился под сильным влиянием идей Муссолини), в годы войны он сотрудничал с немцами (через Абвер), в частности издавая газеты на оккупированных немцами территориях России. После войны в числе прочего имущества НТС достался американцам и англичанам и в разгар "холодной войны" вплоть до смерти Сталина использовался для засылки разведгрупп в СССР, вербовки агентуры и сбора информации. Уже тогда ряд провалов их групп заставил многих подозревать инфильтрацию КГБ на самом высоком уровне. В результате к 1955 году произошел раскол, практически уничтоживший организацию. К нашему времени оставшиеся две-три сотни членов влачили жалкое существование, искусственно поддерживаемые и КГБ, и ЦРУ в качестве организации - двойного агента. Разумеется, большинство членов НТС и понятия не имело о той роли, которую играла их организация, - об этом, видимо, знало лишь руководство, так называемый "руководящий круг", нечто вроде их ЦК. Организация была сугубо конспиративной, построенной по принципам, в чем-то сходным с большевистской партией. Как я мог убедиться уже здесь, в эмиграции, большинство рядовых членов были люди честные, часто глубоко религиозные, преданные своим идеям и руководству до фанатизма. В основном, это были представители "второй волны" русской эмиграции, т.е. те, кому удалось пережить и войну, и плен, и лагеря для перемещенных лиц, и выдачу Сталину союзниками его беглых рабов после войны. Для них служение России, ее будущему освобождению было почти религиозной миссией, и объяснить им, что же происходит на самом деле, не было просто никакой возможности. Вначале, в 60-х, не знали всего этого и мы. Зато в КГБ отлично ведали, что творят. Там прекрасно понимали, что никакого отношения к НТС мы иметь не можем хотя бы уж потому, что но своей сути были совершенной ему противоположностью. Если НТС был организацией сугубо подпольной, централизованной да к тому же ставящей своей задачей вооруженную борьбу с советским режимом, призывающей к революции, наша позиция была подчеркнуто открытой, ненасильственной, даже легалистской, а от создания организации или даже организационных структур мы принципиально отказывались. Но в том-то, видимо, и была, с точки зрения КГБ, ценность идеи "связать" нас с НТС: лучшей компрометации и придумать нельзя. Отдать нам должное, мы все довольно быстро разобрались в том, что представляет из себя НТС, и на приманку не купились. Отчасти из-за принципиальной разницы наших позиций, но еще более оттого, что уж слишком навязчиво "шило" нам КГБ эту связь, просто толкая нас в объятия НТС. Да и сам НТС действовал слишком грубо, торопясь, видно, выполнить задание. Помню мое первое прозрение году в б5-м, когда кто-то из друзей передал мне конверт от заезжего энтээсовского курьера. Уже одно это неприятно поразило меня: я ведь ранее никогда не просил контактов с ними. Но то, что было в конверте, поразило меня гораздо больше: плотно, почти без интервалов напечатанная на машинке, там лежала "инструкция" о том, как создавать "пятёрки" (подпольные группы из пяти человек каждая - любимая тактика НТС), а также письмо, адресованное мне, с предложением... взорвать мавзолей Ленина! Там же лежала бесцветная копирка для тайнописи и инструкция о том, как поддерживать связь с НТС. Словом, весь джентльменский набор. Ворвись в тот момент КГБ в мою квартиру, хороший был бы им подарок. Разумеется, тогда я только посмеялся над незадачливыми конспираторами и тотчас сжег свой непрошеный джентльменский набор, но мысль об этом эпизоде долго не оставляла меня. И, сколько ни крутил я в мозгу этот сюжет, получалось скверно. Во-первых, я только что освободился из психушки, что, видимо, было известно моему нежданному "инструктору". Он, верно, рассчитывал, что я действительно сумасшедший и вполне могу по невменяемости его инструкцию исполнить. Во-вторых, кому и зачем нужно взрывать мавзолей? Наверно, тому, кто объявит это "своей операцией", да и КГБ если не сам взрыв, то попытка взрыва была бы очень кстати. Под такое дело арестовали бы не только меня, но и всех моих товарищей. А что, если бы я и вправду был сумасшедший? Вскоре, однако, эти подозрения стали всеобщими, когда в 19б8 году КГБ усердно "клеил" связь с НТС Гинзбургу и Галанскову в качестве основного обвинения на процессе и уж так усердствовал, что перестарался. Это было как раз то наше злополучное дело, на котором уже погорел Семичастный, пытавшийся, как мы помним, спустить его на психиатрических тормозах, да политбюро заартачилось, Для Андропова это было его первое дело, где ему надлежало проявить свои способности, предугадав все желания ЦК. Но проклятое дело опять не клеилось: то ли интриговали его противники в ЦК, то ли не все он угадал, как надо. Вот по окончании следствия он докладывает: Предварительное следствие закончено, и дело передано в Московский городской суд. В середине декабря оно будет рассматриваться в судебном заседании. (...) Следствием установлено, что ГИНЗБУРГ, ГАЛАНСКОВ и ДОБРОВОЛЬСКИЙ через приезжавших в СССР иностранцев поддерживали связь с зарубежной организацией "Народно-трудовой союз" (НТС) и передавали за границу антисоветские, клеветнические материалы, которые публиковались в антисоветской прессе и активно использовались НТС во враждебной Советскому Союзу пропаганде. В частности, ГАЛАНСКОВ передал НТС составленный им антисоветский сборник "Феникс"; ГИНЗБУРГ подготовил так называемую "Белую книгу" с клеветническими материалами о процессе над СИНЯВСКИМ н ДАНИЭЛЕМ, которая ГАЛАНСКОВЫМ была переправлена за границу и опубликована там в журнале НТС "Грани". (...) Учитывая политический характер процесса, а также то, что вокруг ГИНЗБУРГА и его сообщников ведется антисоветская кампания в зарубежной прессе, имеется в виду процесс провести закрытым. По каналам КГБ н АПН дать выгодную нам информацию об этом процессе в зарубежную печать. О результатах процесса опубликовать хроникальное сообщение в газете "Вечерняя Москва" (текст прилагается). Но ЦК опять недоволен и на полях доклада появляется грозная резолюция: "Следует обменяться мнением на Политбюро". Возражения "идеологов" очень серьезны: Обвинительное заключение по делу Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Дашковой в его нынешнем виде составлено таким образом, что как по пунктам обвинения, так и по изложению и аргументации предъявляемых обвинений оно ставит в крайне невыгодное положение как следствие, так и государственного обвинителя. Проведение процесса на основе нынешнего варианта обвинительного заключения может вызвать новую антисоветскую кампанию за границей, аналогичную той, которая была развернута после процесса над Синявским и Даниэлем. Дело в том, что обвинительное заключение в его нынешнем виде делает упор на обвинениях в сборе и, частично, сочинении тенденциозных (по существу антисоветских) материалов для пересылки их за границу, отодвигая на задний план более доказанные обвинения и более убедительные как для советской, так и для зарубежной общественности. Таких убедительных фактов в судебном деле вполне достаточно для того, чтобы использовать процесс для пропагандистского обличения подлых методов работы американской разведки (через одни из её филиалов, именуемый для обмана советского и зарубежного общественного мнения "самостоятельной политической организацией" - Народно-Трудовым Союзом (ПТС)). Поскольку обвинительное заключение уже вручено обвиняемым и их адвокатам н не может быть изменено, целесообразно в ходе ведения судебного следствия и в выступлениях на процессе государственного обвинителя построить как аргументы обвинения, так и ведение судебного следствия на основе следующей принципиальной схемы, которая может быть подтверждена имеющимися в распоряжении следственных органов фактами. 1. Целесообразно объяснить, почему Гинзбург, Галансков, Добровольский и Пашкова оказались причастными к антисоветской деятельности, откуда они были заражены антисоветскими настроениями. (...) 2. Целесообразно в доказательствах вины подсудимых сосредоточить всё внимание на их связи с НТС. (...) Одновременно, с упором именно на эти моменты, целесообразно показать, что обвиняемые, может быть, и не полностью осознали истинное назначение своей деятельности, прикрываемой перед ними эмиссарами НТС фразами о "борьбе за свободу, демократию, борьбе с несправедливостью" и т.д. Однако по сути дела обвиняемые выполняли задания филиала американской разведки и готовились для использования в конечном счете в качестве агентуры американской разведки под ширмой НТС. (...) 3. Все упоминания в обвинительном заключении относительно распространения обвиняемыми так называемой "Белой книги", подпольных журналов "Феникс", "Синтаксис", различных обращений и документов, связанных с "борьбой" за освобождение Синявского и Даниэля, целесообразно свести к минимуму, а если возможно, то и не упоминать о них вообще. Тем самым обвинение будет сконцентрировано вокруг одного несомненного факта: обвиняемые действовали по заданию НТС - филиала американской разведки, скрывающегося под флагом политической антисоветской организации. (...) В целях пропагандистского обеспечения процесса как в Советском Союзе, так и за границей целесообразно еще до проведения процесса, который желательно ограничить по срокам одним днем, отказавшись ради этого от заслушивания второстепенных свидетелей, проделать следующую работу: 1. Подготовить циркулярную ориентировку совпослам, в которой излагалась бы вышеприведенная трактовка процесса. Эту ориентировку заблаговременно (за 1-2 дня до начала процесса) направить совпослам в ряде стран для информации руководства братских партий. 2. Отделам ЦК КПСС совместно с соответствующим управлением КГБ подготовить соответствующие версии журнальных отчетов о ходе процесса для опубликования в газетах "Комсомольская правда", "Московская правда", журнале "Неделя". Аналогичные версии подготовить для распространения за границей через агентство печати "Новости" и но инорадиовещанию. Андропов пытался обороняться, оправдываться тем, что ровно это он и имел в виду, и даже пытался ссылаться на законы, в частности по поводу невозможности провести процесс за один день, как того требовали идеологи. Но, в общем, спорить не осмелился: к тому времени он пробыл председателем КГБ всего лишь полгода, и его положение, видимо, было ещё не так прочно. В основном процесс прошел так, как предлагал ЦК. Более того, исполняя распоряжение акцентировать роль НТС, Андропов перещеголял сам себя. Назначенный было на 11 декабря, процесс внезапно отложили без всяких сроков или причин и начали лишь 8 января 1968 года. За это время произошло весьма важное событие: в Москву срочно, как по заказу, приехал "курьер НТС" с материалами "в защиту Гинзбурга и Галанскова", был арестован и представлен на процесс в качестве не то главного "свидетеля", не то "вещественного доказательства" преступной связи. Трюк этот был настолько очевидным, что ни у кого не осталось сомнения в связи КГБ и НТС. Или КГБ просто "вызвал" этого "курьера", или, в крайнем случае, знал о его предстоящем приезде и специально отложил суд, чтобы его дождаться. На этом, конечно, эпопея с НТС не закончилась. КГБ продолжал "клеить" нам эту "связь" в каждом деле, чтобы иметь предлог докладывать о своей героической борьбе с "подрывными центрами противника". Более того, энтээсовские ячейки иногда создавались целиком из сотрудников КГБ - в целях "профилактики", с тем чтобы "выявить идейно-незрелых" сограждан, а заодно и для ведения "игры" с зарубежным "центром". Порой им даже удавалось заловить в этот капкан какую-нибудь молодежную группу, пользуясь ими же созданной "репутацией" НТС как самого страшного врага режима. Но чаще "доказательства" выдавливали из тех, кто сломался под следствием. В награду за такое "разоблачение" освобождали почти немедленно, давали выступить по телевидению и даже разрешали эмигрировать. Так было, например, с Якиром и Красиным в 1973 году - трагическая страница в нашей истории, о которой нет уже места рассказать. Между тем, руководство НТС, нимало не смущаясь своей провокационной ролью в этих трагедиях, продолжало игру. Более того, рассчитывая, видимо, на чью-то благодарность, они даже афишировали эту роль, заявляя и устно и письменно, что "диссидентов" вообще "создал НТС". А после трагической гибели Галанскова в лагере в 1972 году объявили его тайным членом своего ЦК - редкий цинизм даже и для этих людей. Не сомневаюсь, такая же участь ждала и меня, если бы не мой внезапный обмен и освобождение. Как рассказал мне впоследствии Алик Вольпин, после его отъезда из России в 1972 году представители НТС долго уговаривали его вступить в их организацию: - А вот ваш друг Буковский является нашим членом, - говорили они, надеясь, видимо, что мы с Аликом никогда уже не встретимся. Я в то время был на голодовке во Владимирской тюрьме, и слухи о моем состоянии были самые мрачные. Вообще же лгать, приписывая себе несуществующие успехи, сотни и тысячи несуществующих членов в России, считалось у них вполне оправданным "высшими целями". Такова особенность подпольной психологии - "бесовщина", как мы тогда говорили, от которой уберёг нас принципиальный отказ от подполья. Так же как и от всей прочей атрибутики дурных детективов в стиле Ле Карре. Теперь все это уже не тайна: в 1990 году бывший полковник КГБ Ярослав Карпович поведал в печати о том, как он долгие годы был членом "руководящего круга" НТС, их "человеком в Москве". По его словам, руководил этой "операцией" непосредственно Андропов, под наблюдением самого Брежнева. И скажите мне теперь: во что же они всё-таки верили? Буковский   www.pseudology.org