1918 - 01
ноября. Родился, русский
1930 -
Воронеж. Средняя школа. Ученик 5-го класса. Друг - Шелепин
1936 -
Москва. Прибыл поступать в инстутут вместе с Шелепиным
1936 - МАИ.
Студент
1940 -
Казань, Москва. Авиационные заводы. Работник
1944 - ВКП(б).
Член
1945 -
09 мая
1945 - МАИ.
Заочное отделение. Диплом
1946 - На
комсомольской и партийной работе
1955 - Казахстан. Гурьев.
Обком ВКП(б). Секретарь
1956 - Казахстан.
Павлодар. Обком ВКП(б). Секретарь по
промышленности
1961 - Москва. В аппарате ЦК КПСС
1967 -
Литва. ЦК КП. Второй секретарь, Член бюро ЦК КП
1971 - ЦК
КПСС. Центральная Ревизионная Комиссия. Член
1976 - Февраль-март. Москва. XXIV съезд КПСС.
Делегат от Литвы. Кандидат в члены ЦК КПСС
1976 -
Народный контроль РСФСР.
Заместитель Председателя (Школьников
Алексей Михайлович)
1977 -
Верховный Совет 9 созыва. Депутат
1978 - 11
декабря. XI Пренум ЦК КП. Освобождён от
обязанностей члена Бюро
1994 -
Схоронил друга детства Шелепина
2003 - 28
августа. Указ Путина № 995. За особые заслуги перед
Россией получил
дополнительную енчию в размере 3,000 рублёв с последующей её индексацией
Проживает
по адресу: Кутузовский просп. 30/32 кв. 50 Телефон: 249-04-72
.... Работая на телевидении, я познакомился еще с одним человеком,
который наблюдал начало афганской трагедии с близкого расстояния. Я
снимал фильм об уже покойном Александре Николаевиче Шелепине,
который был членом политбюро и секретарем ЦК. Валерий Иннокентьевич Харазов учился с Шелепиным
в одной школе в Воронеже. Они дружили с пятого класса и прошли вместе
через всю жизнь. Харазов тоже был партийным работником, он стал вторым
секретарем ЦК компартии Литвы, кандидатом в члены ЦК КПСС. Но его
карьера была сломана из-за того, что он не захотел порвать с попавшим в
опалу Шелепиным. Валерий Харазов вспоминал:
— Мне прямо сказали: "Прекрати связь с Шелепиным".
Я ответил: "Нет. Я связан с ним с детства, а вы хотите, чтобы я
отказался от такой дружбы?"
— "Тогда
будет хуже".
—
"Пусть будет хуже, но дружбу с Шелепиным я не порву"…
Такая верность дружбе произвела на меня сильное впечатление. И я с
большим доверием отношусь к рассказам Валерия Харазова. Сразу после
апрельской революции Валерий Харазов приехал в Афганистан во главе
первой группы партийных советников. Харазов познакомил меня с генералом
Василием Петровичем Заплатиным, который был советником начальника
Главного политического управления
– В тридцать шестом, – вспоминал Валерий Харазов, – пожары случались
один за другим – и на СК-2, и на "Электросигнале". Когда приехали
пожарные, ворота были заперты. И все гидранты были обезвожены…
Случайностей не бывает – так мы тогда считали. Ведь новые заводы горели,
а не старые.
Ифлийское братство и
финский фронт
В 1934 году Саша Шелепин
вступил в ВЛКСМ, и его сразу избрали секретарем комитета комсомола
школы, затем членом райкома комсомола. Лидерские качества проявились в
нем очень рано. С юных лет он целенаправленно готовил себя к роли
руководителя, считал, что должен воспитать в себе собранность и
пунктуальность, умение выступать. Читать его доклады было менее
интересно, чем слушать.
"Шурик отличался от всех нас собранностью, дисциплинированностью,
некоторой замкнутостью, – рассказывала в газете "Воронежскш телеграфъ“
Людмила Насонова, одноклассница Шелепина.
– Обязательный. Подтянутый. Учился только на пятерки. Выглядел каким-то
строгим. Со всеми ребятами было просто общаться, а в разговоре с ним
каждый чувствовал какую-то скованность. Прекрасно возглавлял
комсомольскую организацию. В то же время Шурик никогда не выпендривался,
был равным с нами, а не над нами".
Однажды Шелепин
с Харазовым договорились, что они никогда не позволят себе опаздывать.
– Опоздать на минуту – это был позор, – вспоминал Харазов. – И мы
выработали такую привычку на всю жизнь. Заседание, которое он вел,
всегда начиналось в назначенное время.
Шелепин
с юности увлекался политикой – в той степени, в какой это было возможно.
Он даже написал письмо
Сталину по вопросу о возможности построения
социализма в отдельно взятой стране. Ответа из Москвы не получил. Но
через некоторое время в газетах появился ответ
Сталина другому человеку
на тот же самый вопрос. Шелепин
был доволен. Говорил, что поставил важный вопрос, который и других
интересует: значит, Сталин и ему тоже ответил…
Когда он уже заканчивал школу, завуч сказал Харазову:
– Такого комсомольского вожака у нас больше никогда не будет.
Через много лет, во время целинной эпопеи, в Казахстане на демонстрации
Харазов увидел директора своей бывшей школы. Он эвакуировался во время
войны из Воронежа и остался в Казахстане. Харазов позвонил ему:
– Я у вас учился. Не помните?
Тот с трудом вспоминал, потом радостно воскликнул:
– А это было не тогда, когда у нас Саша Шелепин
был секретарем комсомольской организации?!
Александра
Шелепина
часто изображали карьеристом, который с юности ни о чем другом и не
думал. Но он был молод, и, как говорится, ничто человеческое ему было не
чуждо. Он вырос в очень уютном городе.
"Была в Воронеже какая-то особая атмосфера покоя, стабильности, единения
людей, – вспоминал Виталий Иванович Воротников, еще один член политбюро
– выходец из Воронежа. – И позже, в предвоенные годы Воронеж оставался
таким же доброжелательным, гостеприимным, распахнутым людям городом.
Воронежцы порой поражали приезжих своей непосредственностью,
свойственной и другим южнорусским городам".
– К нам из столицы приезжали отдыхать, – рассказывал мне Валерий
Харазов. – Под Воронежем есть чудесные места, лес прекрасный. Вокруг
города строили дома отдыха. У нас был старейший в России драматический
театр, настоящий большой цирк, театр юного зрителя, театр музыкальной
комедии, где я смотрел оперетту, – в главном городском саду
"Первомайский" на проспекте Революции.
Трамвай в городе пустили в мае 1926 года, первая линия шла от вокзала к
маслозаводу. В сентябре 1934 года заасфальтировали главную улицу города
– проспект Революции.
В городе было много парков, в центре – Дом Красной армии, Студенческий
сад, плац Третьего интернационала, стадионы – "Пищевик" и "Динамо", где
зимой заливали каток. По улице Венецкой, где жил Шелепин,
идущей вниз к реке Воронеж, под горку, катались на санках.
Саша Шелепин
хорошо плавал, потому что жил рядом с рекой. Как и многие в те годы,
гонял голубей, увлекался футболом, болел за "Динамо". В футбол играли на
левом берегу реки. Правый берег крутой, а на левом, пологом, устроили
пляжи и футбольные поля. В садике у дома, где жили Шелепины,
стоял турник, братья на нем крутились.
Катались на велосипедах – по проспекту Революции, где машин тогда было
мало, или по плацу Третьего интернационала. Иногда отправлялись за
город, там в лесу отдыхали, играли в карты или домино. Ездили втроем или
вчетвером: Харазов, Шелепин,
Виктор Рудаков, с которым Александр сидел за одной партой, еще один его
одноклассник Борис Редин, который впоследствии погиб в Севастополе.
– От тех времен у меня сохранился один-единственный снимок. Все
фотографии пропали в войну, – с грустью говорил Харазов. – Город сгорел,
а население немцы выгнали. Моя мама чудом выжила.
Валерий Иннокентьевич вырос на улице Фридриха Энгельса, в том же доме,
где некоторое время жил попавший в опалу Осип Мандельштам. Поэт сам
выбрал Воронеж, когда его высылали из Москвы. Здесь жили в ссылке и
многие видные деятели революции, в основном эсеры и анархисты. В
Воронеже они смогли найти работу, но недолго оставались на свободе. В
1937–1938 годах практически всех ссыльных арестовали, устроили новые
процессы и расстреляли.
Выступая на февральско-мартовском пленуме ЦК в Москве, секретарь
воронежского горкома, кандидат в члены ЦК ВКП(б) Анна Степановна
Калыгина каялась перед товарищами:
– В этом году у нас вскрыт эсеровский центр. Воронеж был местом ссылки.
Анна Калыгина, крестьянская дочь, одна из немногих женщин, которые
сделали партийную карьеру после революции. Она была заместителем
заведующего отделом ЦК по работе среди женщин – работниц и крестьянок,
руководила городом Калининым (Тверь) и, наконец, была переведена в
Воронеж. Тридцать седьмой оказался роковым и в ее судьбе. Через четыре
месяца после пленума ее арестовали, в ноябре расстреляли.
Присутствие в городе ссыльных оставило свой след; общение со
свободомыслящими людьми не могло не повлиять на студенческую молодежь и
другую культурную публику.
– Восемнадцатого августа, в день авиации, а это же и Сашин день
рождения, – вспоминал Харазов, – мы обычно ездили в аэроклуб, который
находился за Коминтерновским кладбищем. Там орешник чудесный, к этому
времени орехи уже поспевали. В аэроклубе училась летать моя будущая
жена, Людмила Петровна. Она мечтала стать летчиком, написала письмо
наркому обороны Ворошилову. Он ответил: мы женщин не берем. А поженились
мы ровно за неделю до начала войны, пятнадцатого июня сорок первого.
Юный Саша Шелепин
бегал на танцы. Спиртным он не увлекался ни в юности, ни в зрелом
возрасте – редкое для советских руководителей качество.
Шелепин
закончил школу с отличием, получил в награду карманные часы фирмы "Павел
Буре" и право поступить в любое высшее учебное заведение без экзаменов.
В Воронеже были университет, медицинский институт, педагогический,
сельскохозяйственный… Но Шелепин
твердо выбрал знаменитый до войны Московский институт философии,
литературы и истории, созданный в 1931 году.
Шелепин
и Харазов в 1936-м поехали в Москву. Шелепина приняли на исторический
факультет ИФЛИ, Харазов, прирожденный технарь, поступил в Московский
авиационный институт.
Литва собирается предъявить России иск на 20 млрд долларов,
однако если дело дойдет до Международного суда, то должником будет
признана не Россия, а Литва, убежден Валерий Харазов, 12 лет
проработавший в высших эшелонах власти Литвы. Поводом для обстоятельной
беседы корреспондента "Союза" с человеком, знающим эту бывшую советскую
республику не понаслышке, стало принятие в июне нынешнего года сеймом
Литвы закона "О возмещении ущерба, причиненного в ходе советской
оккупации в 1940-1991 годах".
Было
заявлено, что России предъявят иск не позднее 1 ноября этого года. На
дворе декабрь, иск еще не предъявлен, но, судя по всему, Вильнюс от
своей идеи не отказался, что подтвердил в начале декабря новый глава
МИДа Литвы Антанас Валионис в интервью одной из московских газет. К чему
нам быть готовым? По каким позициям Литва может выставить счет России?
Ответ сведущего человека на эти вопросы один: "Да ни по каким".
Даже
краткий экскурс в историю Литвы, которая до советского периода была
преимущественно полуграмотной аграрной "кухней" Европы", доказывает
абсурдность и беспардонность нынешних претензий к России тех, кто сам
обязан ей своим нынешним состоянием. Если же Литва свой иск все же
предъявит, Россия будет просто обязана выдвинуть встречный иск и
потребовать возвращения своих земель, компенсацию за нанесение
российскому народу морального и материального ущерба и возмещение
многромиллиардных инвестиций.
Кстати,
заметил Валерий Харазов, даже первый золотой запас Литвы был образован
из трех миллионов золотых рублей, полученных ею от голодающей России в
1920 году. Да и сегодня еще Литва обогащается за счет российской нефти,
идущей транзитом в Клайпеду. Подробности -- в беседе, опубликованной на
стр. 2 "Союза" под заголовком-предупреждением "Пойдя за шерстью, как бы
стриженым не вернуться". [Беляков В. Пойдя за
шерстью, как бы стриженым не вернуться // Союз. Приложение к "Советской
Белоруссии" и "Российской газете". 27 декабря 2000. №4(6). С.И.]
Информация о свидетельстве В.И.Харазова по поводу записки А.Н.Шелепина
Н.С.Хрущеву
“Об уничтожении учетных дел, расстрелянных в 1940 г. польских
военнопленных” от 03 марта 1959 г. за № 632-ш.
09 февраля 2006 г. в ходе беседы с Валерием Иннокентьевичем Харазовым,
близким другом бывшего Председателя КГБ при СМ СССР Александра
Николаевича Шелепина, выяснились новые подробности относительно судьбы
учетных дел польских военнопленных.
При ознакомлении с цветной электронной копией оригинала записки
Шелепина, Валерий Иннокентьевич удивился, почему записка написана от
руки, а не отпечатана на пишущей машинке. Подпись А.Н.Шелепина он узнал.
Далее Валерий Иннокентьевич задал вопрос о том, было ли принято
постановление Президиума ЦК КПСС по данному вопросу? Я показал
прилагаемый к записке проект постановления. Валерий Иннокентьевич
повторно спросил: “Это - проект, а было ли само решение?”. Я пояснил,
что, согласно существующей версии, Хрущев дал устное согласие на
уничтожение учетных дел и они, якобы, были сожжены весной 1959 г.
Валерий Иннокентьевич подтвердил, что Хрущев по некоторым вопросам,
вносимым на Президиум ЦК КПСС, нередко давал устные указания, но в
данном случае ситуация была иной.
Необходимо пояснить, что В.И.Харазов с А.Н.Шелепиным дружили со школы.
Впоследствии “их встречи и беседы проходили постоянно” [эта фраза
уточнена и вписана В.И.Харазовым собственноручно во время согласования с
ним текста его свидетельства - прим. В.Н.Шведа]. С 1955 по 1961 гг.
Валерий Иннокентьевич работал в партийных органах Казахстана. После его
возвращения в Москву и назначения в 1961 г. на работу в аппарат ЦК КПСС
“встречи с А.Н.Шелепиным были также регулярными” [эта фраза также
уточнена и вписана В.И.Харазовым собственноручно во время согласования с
ним текста его свидетельства - прим. В.Н.Шведа].
Часто беседы
происходили во время прогулок по московским скверам. В 1962 или 1963
году (В.И.Харазов точно не помнит) во время одной из таких прогулок
зашел разговор о Польше. В итоге Шелепин впервые рассказал Харазову, что
вскоре (месяца через два) после начала его работы в должности
Председателя КГБ, ему доложили, что в 1940 г. в Катыни сотрудники НКВД
расстреляли поляков. На подпись Шелепину принесли записку, адресованную
Н.С.Хрущеву, с просьбой об уничтожении учетных дел расстрелянных
польских военнопленных. Кто был инициатором подготовки данной записки,
В.И.Харазов не знает, поскольку катынская проблема была для него в
1962-63 г.г. малоизвестной и он не готов был её обсуждать с
А.Н.Шелепиным. Поэтому никаких уточняющих вопросов Харазов Шелепину не
задавал.
Шелепин согласился с предложением об уничтожении учетных дел польских
военнопленных, так как разделял мнение авторов записки о том, что в
будущем “какая-либо непредвиденная случайность может привести к
расконспирации проведенной операции, со всеми нежелательными для нашего
государства последствиями”. Это и было поводом для упоминания катынской
темы в разговоре с Харазовым. Шелепин высказался в том плане, что
сохраненные учетные дела в будущем могут нанести серьезный удар по
престижу СССР. Расстрел пленных польских офицеров Шелепин считал
серьезной ошибкой и вину за него возлагал на своего предшественника
И.А.Серова (Председателя КГБ СССР до декабря 1958 г.). Вся информация по
“Катынскому делу” Шелепину поступила от подчиненных, которые до этого
работали под руководством Серова.
В разговоре А.Н.Шелепин заявил В.И.Харазову о том, что Хрущев,
ознакомившись с запиской, отказался дать согласие на уничтожение учетных
дел расстрелянных польских военнопленных, заявив, пусть все остается,
как есть. В.И.Харазов запомнил этот разговор, так как его поразило, что
были расстреляны пленные польские офицеры. А.Н.Шелепин также считал это
ненормальным. Вместе с тем В.И.Харазов отметил, что катынской проблеме
Шелепин никогда особого внимания не уделял. Он рассматривал её в
контексте текущих задач и в беседах не акцентировал. Просто он отметил
эту проблему в числе других, по которым советским руководителям
следовало бы поступить иначе.
По мнению В.И.Харазова, аналогичное отношение у А.Н.Шелепина было и к
беседе-опросу, который провел с ним в декабре 1992 г. следователь
Главной военной прокуратуры РФ Яблоков. Шелепин считал это обычной
беседой и даже не предполагал, что ту беседу следователь Яблоков
впоследствии представит как официальный допрос. Особого значения
А.Н.Шелепин ей не придал, так как даже не обсуждал её с Харазовым, хотя
они регулярно контактировали до самой кончины Шелепина в октябре 1994 г.
P.S. Валерий Иннокентьевич отметил, что
А.Н.Шелепин и его преемник на посту Председателя КГБ В.Е.Семичастный
были с комсомольских времен очень близкими друзьями и жили в одном доме.
“Моя беседа с А.Н.Шелепиным по поводу его записки Н.С.Хрущеву от 03
марта 1959 г. изложена верно” подпись_________ (В.И. Харазов).
Москва. 09. 02. 2006 г. информацию составил В.Н.Швед. подпись________.
Исполнено в 2 экз. по 2 страницы каждый.
Распределено: Экз. № 1 - В.Н.Швед. Экз.№ 2 – В.И.Харазов.
Личный архив В.Н.Шведа
Документ
распечатан на принтере. Подлинник.
На оригинальном экземпляре В.Н.Шведа имеются рукописные поправки и
уточнения, собственноручно выполненные рукой В.И.Харазова.
Некоторые дополнительные сведения относительно В.И.Харазова и его
свидетельства от 9 февраля 2006 г.
Валерий Иннокентьевич Харазов родился 01.11.1918 г.
В 1940-1946 гг. работал на авиационных заводах Казани и Москвы. В 1945
г. заочно окончил Московский авиационный институт. С 1946 г. на
комсомольской и партийной работе. В 1961-1967 гг. работал в аппарате ЦК
КПСС, в 1967-1978 гг. – вторым секретарем ЦК Компартии Литвы. Депутат
Верховного Совета СССР 8, 9 созывов, кандидат в члены ЦК КПСС в
1976-1981 гг.
В настоящее время проживает в Москве. О многолетней дружбе В.И.Харазова
и А.Н.Шелепина достаточно подробно рассказано в книге Л.Млечина “Железный
Шурик”.
К вышеизложенному в “информации…” можно добавить некоторые соображения,
высказанные В.И.Харазовым в личных беседах.
Валерий Иннокентьевич отмечал, что А.Н.Шелепин, будучи выдвиженцем
Н.С.Хрущева, в первые годы: “…буквально боготворил его”. Но к 1962 г.
А.Н.Шелепин уже серьезно разочаровался в Хрущеве.
Как вспоминает В.И.Харазов, катынская тема в его разговоре с
А.Н.Шелепиным возникла в связи с недовольством Александра Николаевича
каким-то очередным непродуманным поступком Н.С.Хрущева в отношениях с Польшей. Естественно, это напомнило Шелепину о “катынских документах”,
которые могли в будущем стать (и стали) “миной замедленного действия” в
советско-польских отношениях.
Валерий Иннокентьевич также высказал предположение, что если бы
катынские документы сожгли в первые несколько лет после ухода
А.Н.Шелепина из КГБ, то он наверняка об этом знал бы, так как КГБ с 1961
по 1967 г. возглавлял его близкий друг и сосед по дому В.Е.Семичастный.
О доверительных отношениях Шелепина и Семичастного свидетельствует тот
факт, что А.Н.Шелепин дал согласие на встречу со следователем ГВП
А.Ю.Яблоковым в декабре 1992 г. только в присутствии В.Е.Семичастного.
С учетом информации, сообщенной В.И.Харазовым, следует высказаться
относительно позиции А.Н.Шелепина во время его беседы со следователем
Главной военной прокуратуры А.Ю.Яблоковым. В ходе этой беседы-допроса он
фактически подтвердил уже сложившееся у А.Ю.Яблокова ошибочное мнение о
получении им в марте 1959 г. от Н.С.Хрущева согласия на уничтожение
катынских документов. Как опытный аппаратчик, повидавший на своем веку
немало резких поворотов судьбы, А.Н.Шелепин предпочел в “неопределенном”
1992 году сообщить А.Ю.Яблокову минимально допустимое в той ситуации
количество информации и не противоречить общепринятой версии. Тем более,
что такая осторожная и уклончивая позиция обеспечивала минимум вопросов
лично к нему.
При ответах на вопросы следователя Яблокова А.Н.Шелепин также умолчал о
том, что, согласно неписаным правилам советского партгосаппарата,
руководитель любого советского ведомства обязан был лично контролировать
исполнение сотрудниками указаний, поступивших его ведомству от Первого
секретаря ЦК КПСС. Не странно ли при таких обстоятельствах, что
архиважнейший для органов государственный безопасности СССР вопрос об
уничтожении сверхсекретных катынских документов в марте 1959 г., как
утверждается в справке, подписанной 01 июня 1995 г. начальником
Управления регистрации и архивных фондов ФСБ РФ генерал-лейтенантом
А.А.Краюшкиным, якобы был решен в КГБ на уровне работников архивной
службы и без составления какого-либо акта об уничтожении? Такого, по
мнению бывших многолетних и высокопоставленных сотрудников КГБ СССР,
быть не могло.
Если придерживаться официальной версии, возникает и другой вопрос. Куда
исчезли “протоколы заседаний тройки НКВД СССР и акты о приведении в
исполнение решений троек”, которые должны были быть сохранены в “особой
папке” ЦК КПСС и после уничтожения учетных дел военнопленных поляков?
Фраза, случайно оброненная в телефонном разговоре весной 2006 г. бывшим
сотрудником Общего отдела ЦК КПСС В.Е.Галкиным, работавшим (в
техническом плане) с документами “особой папки” и “закрытыми пакетами”
по Катыни, позволяет сделать вывод о том, что он располагает сведениями
о том, что часть документов “ОП” и “закрытых пакетов” ЦК ВКП(б) - ЦК
КПСС по-прежнему запечатана и находится на спецхранении в архиве
Президента РФ (АПРФ). Можно сделать вывод, что в этой связи В.И.Галкин
не намерен ни с кем разговаривать на тему “особой папки” и “закрытых
пакетов”.
Что именно продолжает храниться в “особых папках” и “закрытых пакетах” в
АПРФ, не известно. Однако можно утверждать, что грамотный ввод в научный
оборот до сих пор не рассекреченной и поныне находящейся на спецхранении
в различных российских архивах информации о важнейших исторических
событиях, мог бы существенно укрепить и защитить позиции России в ряде
спорных международных вопросов. Но, к сожалению, интересы
советско-российской бюрократии по-прежнему важнее общегосударственных
интересов и исторической правды.
Всё вышеизложенное позволяет с большой степенью уверенности утверждать,
что сведения, сообщенные В.И.Харазовым, являются достоверными,
представляют большую историческую ценность и позволяют по-новому
взглянуть на многие обстоятельства Катынского дела.
В.Н.Швед, действительный государственный советник РФ 3-го класса
Источник
В дополнение к этому, Владислав Швед рассказал о полученных им в феврале
2006 г. от бывшего второго секретаря ЦК Компартии Литвы В.И. Харазова
письменных показаниях, доказывающих ложность сведений о мнимом сожжении
в 1959 г., без оформления каких-либо актов об уничтожении секретных
документов, около 22.000 учетных дел польских военнопленных,
находившихся на спецхранении в Центральном архиве КГБ СССР.
Проживающий ныне в Москве Валерий Харазов , начиная с 5-го класса
средней школы дружил с бывшим председателем КГБ СССР А.Н.Шелепиным и
близко общался с ним вплоть до самых последних дней жизни Шелепина. В
1962 или 1963 году А.Н.Шелепин в конфиденциальной и доверительной беседе
лично сообщил В.И. Харазову о категорическом отказе Президиума ЦК КПСС в
1959 г. разрешить КГБ СССР уничтожение учетных дел польских
военнопленных, а также об устном распоряжении Н.С.Хрущева продолжать и в
будущем хранить в архиве КГБ эти учетные дела и другие документы по
Катынскому делу.
Источник
Партийный
советник Валерий Харазов вспоминал, что секретарь ЦК КПСС Борис Пономарев,
напутствуя его перед отъездом в Кабул, попросил первым делом выяснить,
что у Бабрака Кармаля имя, а что - фамилия. Достаточной поддержки в
обществе новые руководители страны не имели - и очень скоро начали
осаждать Москву просьбами о военной помощи
Игра в поддавки
Катынские "тайны" выходят нам боком
Не хочется допускать даже намека на иронию, ибо исторический повод
трагичен без оговорок, но по-другому назвать происходящее трудно: в
Польше начался очередной "катынский сезон". Он вполне может преподнести
нам малоприятные сюрпризы. Тем более что мы сами вольно или невольно
предоставляем польской стороне такую возможность.
Война интерпретаций
Польские политики, разумеется, эксплуатируют катынскую тему
круглогодично.
Но в этом году День памяти жертв Катыни приобрел особую эмоциональную
окраску. Причина — отказ Главной военной прокуратуры (ГВП) России
признать погибших в Катыни поляков жертвами
сталинских репрессий,
поскольку не найдено никаких свидетельств того, что поляки были
расстреляны по политическим мотивам. Решение Политбюро ЦК ВКП(б), по
мнению ГВП, не является приговором и поэтому его нельзя отменить и,
соответственно, реабилитировать жертвы.
Однако польская сторона не согласна с "российской интерпретацией
катынского преступления". По данному поводу прозвучали заявления МИД
Польши и Института национальной памяти (ИНП) — организации, которая
непосредственно занимается "Катынским делом" (председатель ИНП
избирается польским сеймом и дает присягу народу).
Российскую позицию озвучил в эфире радиостанции "Эхо Москвы" историк Рой
Медведев. Он заявил, что расстрел в Катыни
"нельзя назвать ни политическими репрессиями, ни геноцидом". В мире подобное определяется
юридическим термином "военное преступление". Историк считает также, что
"реабилитация была, и очень основательная: опубликованы все документы,
сохранившиеся в архивах, президент Ельцин принес Польше извинения, на
месте трагедии установлен памятник".
Тем не менее следует учитывать, что за последние пятнадцать лет польская
сторона cумела навязать мировому сообществу свою точку зрения на
катынскую проблему. Никого не волнует несовершенство российского закона
1991 года о реабилитации жертв политических репрессий. Главное для
большинства то, что поляки были расстреляны по "приказу
Сталина как
враги советской власти". И это Польша попытается использовать как
дополнительный козырь для перевода "катынской проблемы" под юрисдикцию
международного права. Это может создать для России ситуацию, аналогичную
с так называемым сербским "геноцидом албанцев" в Косове, не говоря уж о
повторении проблем с "Ногой".
В то же время информация, прозвучавшая 11 марта 2005 года на
пресс-конференции Главного военного прокурора РФ А.Н. Савенкова в связи
с завершением уголовного дела "О расстреле польских военнопленных из
Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей НКВД в апреле—мае
1940 г.", вызывала оптимизм. А.Н. Савенков сообщил, что "проверялась
версия о геноциде и говорить об этом правовом явлении нет никаких
оснований". По его словам, следствием "установлена гибель 1803 человек" из числа содержавшихся в лагерях польских военнопленных. Одновременно
было сообщено, что 116 из 183 томов уголовного дела содержат гостайну и
материалы из них не могут быть пока обнародованы.
Еще более определенно свои выводы Главная военная прокуратура
сформулировала в ответе на обращение российского общества "Мемориал" по
поводу прекращения уголовного дела, заявив что "действия должностных лиц
НКВД СССР в отношении польских граждан основывались на уголовно-правовом
мотиве и не имели целью уничтожить какую-либо демографическую группу". Необходимо заметить, что подобные выводы возможно сделать лишь на
основании конкретных катынских документов.
Эти выводы полностью опровергли Заключение экспертов Главной военной
прокуратуры, подготовленное в 1993 году совместно с представителями
польской стороны.
Однако Главная военная прокуратура РФ cвои обнародованные в 2005 году
выводы, ссылаясь на государственную тайну, до сих пор не никак не
аргументировала. Невольно складывается впечатление, что российская
сторона в очередной раз играет с Польшей в поддавки.
Документы не горят
Несколько слов о документах, которые могли бы внести ясность в "Катынское дело". Речь идет об учетных делах польских военнопленных,
уничтожить которые весной 1959 года предлагал Н.С. Хрущеву тогдашний
председатель КГБ А.Н. Шелепин. Именно на основании учетных дел
"тройка"
НКВД принимала решения о расстреле поляков.
Официально считается, что Хрущев дал устное согласие и эти дела весной
1959 года были сожжены "в подвальном помещении дома по ул.
Дзержинского". Однако недавно стало известно, что в начале 60-х годов
Шелепин, секретарь ЦК КПСС, в доверительной беседе с одним из близких
друзей — бывшим вторым секретарем ЦК Компартии Литвы, а в то время
работником ЦК КПСС Валерием Иннокентьевичем Харазовым — заявил, что
Хрущев в марте 1959 года
"отказал в уничтожении учетных дел
расстрелянных польских военнопленных".
Поводом для разговора друзей была какая-то ситуация в Польше. Шелепин
высказал серьезную обеспокоенность тем, что в результате непродуманного
решения Хрущева сохранены документы, которые в будущем могут стать
источником серьезных проблем для СССР. Надо заметить, что Шелепин и
Харазов дружили с 5-го класса школы, а впоследствии семьями до самой
смерти Шелепина в 1994 году. Так что их отношения были доверительными.
Сохранение учетных дел имеет огромное значение для разрешения "катынской
проблемы", так как позволяет установить судьбу каждого польского
военнопленного. Многое говорит о том, что, возможно, подтвердится версия
о расстреле польских офицеров и полицейских, совершивших преступления в
польско-советской войне, а также имевших отношение к репрессиям против
советских военнопленных в 1919—1922 годах или антисоветским акциям,
осуществлявшимся с польской территории в 20-х и 30-х годах. Не случайно
польские военнопленные подвергались многочисленным допросам, по
результатам которых их распределяли по лагерям и тюрьмам.
Известны также свидетельства того, что часть поляков были заключены в
лагеря особого назначения под Смоленском, где их в июле 1941-го
захватили немцы и осенью того же года расстреляли. К настоящему времени
доказательств этой версии накопилось немало. Российские историки
случайно обнаружили в Фонде Управления командующего ВВС РККА в
Центральном архиве Министерства обороны (ЦАМО) протокол допроса
сотрудниками СМЕРШа немецкого военнопленного, принимавшего личное
участие в расстреле польских офицеров в Катыни. Однако, поскольку этот
документ хранится под графом "секретно", он недоступен для использования
в открытой печати.
Само не рассосется
Активизируя ситуацию вокруг "Катынского дела", Польша преследует
несколько целей. Так, ведущий теоретик польско-российских отношений
профессор истории Анджей Новак считает, что "если историческое
направление польской политики не решит проблему Катыни, не добьется
признания ее символом одного из двух самых крупных преступлений ХХ века
— преступлением коммунизма, — мы не только предадим память об убитых на
Востоке, но упустим шанс на получение достойного и стабильного места
Польши в Европе".
Профессор Леон Керес, руководитель (теперь уже бывший) Института
национальной памяти, в прошлом году заявил, что Катынь — общее дело,
способное объединить поляков "вне зависимости от
политических взглядов и
убеждений". Кроме того, польская сторона весьма заинтересована в
получении материальной компенсации "за Катынь".
В ноябре 2004 года на основании официального решения, подписанного
прокурором Малгожатой Кузняр-Плотой, Институт национальной памяти начал
независимое от России расследование обстоятельств "Катынского дела". По
утверждению того же Кереса, "16 прокуроров, откомандированных заниматься
этим следствием, хотят исследовать все кулисы преступления и установить
именной список преступников". "Они, — сообщил профессор, — намерены
заслушать показания более чем 10 тысяч лиц, в первую очередь
потерпевших, то есть родственников убитых".
Лукавил пан Керес, когда заявлял, что главной целью работы прокуроров
является установление "именного списка преступников". Наивно полагать,
что в Польше кто-то из родственников погибших в Катыни обладает
информацией о сотрудниках НКВД 1940 года. Вероятнее всего, прокуроры
ведут подготовку к оформлению индивидуальных исков к России по примеру
американской еврейской диаспоры, после войны массово предъявившей
Германии такого рода иски за Холокост.
Процесс принуждения России к покаянию и выплате материальных компенсаций
за Катынь поляки стремятся превратить во второй Нюрнберг. Надо
учитывать, что в недрах политической Европы зреет мысль устроить
"масштабный процесс" над коммунизмом. "Катынское дело" как наиболее
информационно раскрученное "международное преступление большевиков" может послужить в этой затее отправной точкой.
Последствия в случае проведения антикоммунистического процесса для
России вырисовываются довольно пессимистичные. Суд над "преступлениями" коммунизма плавно перетечет в суд над СССР, а потом — над Россией и ее
историей. О подобных перспективах заявил выступивший на прошлогодней
Катынской конференции профессор Войцех Матерский. Он подчеркнул, что за
катынское преступление ответственна "вся советская
политическая система,
партия — государство". Матерский сожалел, что отсутствует возможность
выдвинуть обвинение "в отношении современного российского государства". Однако такая возможность полякам вполне может представиться, если Россия
не откажется от страусиной тактики.
Владислав Швед
Источник
Большевики
www.pseudology.org
|