Лики революций Леонид Девятых Яков Семенович Шейнкман ... Передо мной - план центральной части Казани. Масштаб 1:10 000. Конечно, на нем представлен и Кремль. На его плане от Спасской до Тайницкой башни обозначена белой полосой единственная кремлевская улица - проезд Шейнкмана. То есть улица бывшей цитадели Казанского ханства названа именем человека, никакого отношения к тому периоду не имевшего, не являвшегося потомком ханов или, на худой конец, казанских мурз. Кто же этот человек, удостоившийся такой чести? Вот официальная справка, публикуемая из года в год разными справочниками и путеводителями: "Яков Семенович Шейнкман, революционер-ленинец, соратник и друг Я.М. Свердлова, прибыл в Казань в августе 1917 года, где сразу включился в напряженную партийную работу. Я.С.Шейнкман был избран председателем большевистской фракции Казанского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Социалистическая революция застала его в Петрограде, куда он был вызван по распоряжению ЦК. Шейнкман участвует в работе следственной комиссии по делам арестованных министров Временного правительства, царских генералов. Вскоре он возвращается в Казань и в ноябре 1917 года становится председателем Казанского губернского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Все свои силы Я.С.Шейнкман отдает напряженной борьбе по организации и упрочению Советской власти в губернии. Когда 6 августа 1918 г. (по новому стилю. - Л.Д.) белогвардейцы и белочехи временно захватили Казань, он вместе с другими коммунистами был арестован, а затем расстрелян у стен Кремля". Вот такая биографическая справка. Вроде бы все верно. И в то же время - не так. Шейнкман приехал в Казань в середине августа 1917 года с Урала, где родился и вырос. Он уже успел поучиться малость в петербургском университете, посидеть в "Крестах" за участие в студенческой сходке, пожить, как и многие революционеры, в Швейцарии и перезнакомиться с большевиками, завоевав особую симпатию у своего тезки Якова Свердлова. Когда Яков Шейнкман находился в Петербурге, у него открылся "недюжинный", как писал о нем казанский писатель Михаил Бубеннов, ораторский талант. С этого времени "Я.С. Шейнкман полностью отдался революционной борьбе. С мандатом "ответственного оратора" Петроградского комитета он выступал на многих митингах в столице, разъясняя сущность большевистских лозунгов, призывая трудящихся к решительной борьбе против буржуазии. К лету 1917 г. Я.С. Шейнкман вернулся на Урал, но вскоре решил переехать в Казань - здесь он намеревался, продолжая революционную работу, закончить университет". (Жизнь замечательных людей в Казани. Казань, 1940, кн. 2, стр. 30). Ему разрешили продолжить учебу в Казанском университете. Там он сразу вошел в партийную организацию, а знакомство со Свердловым и иными большевиками пониже рангом типа Сосновских или Крестинских позволило ему войти в состав Казанского комитета РСДРП(б) от студенческой фракции. Когда Шейнкман появился в подвале комитета на Рыбнорядской (ныне ул. Пушкина), то первый, кто ему встретился, был Гирш Олькеницкий, тогда партийный секретарь. - Надолго? - спросил Олькеницкий, оглядывая собрата поверх пенсне. - Жизнь покажет, - ответил Шейнкман, усмехаясь. Скоро он стал действующим членом Казанского комитета партии большевиков, приятелем Олькеницкого и ответственным работником губернского продовольственного комитета под начальством товарища Штуцера. Одновременно стал работать и в Казанском губернском совете. Однако "работать" для Шейнкмана вовсе не значило стоять за станком, шить одежду или чинить часы. Не единожды он уже отказывался от весьма лестных и выгодных предложений уральских заводчиков стать их юрисконсультом с великолепным жалованием. Работать - значило для него ораторствовать перед массами, призывать их к борьбе, митинговать. Он даже бросил ради этого университет, сдав всего лишь два экзамена и заявив Олькеницкому: "Это мне мешает. Как-нибудь после..." Говорить у него, действительно, получалось хорошо   "Я.С.Шейнкман выступал на митингах, - писал Бубеннов в своей работе, посвященной жизни и деятельности "большевика-ленинца", - разъясняя трудящимся политическую обстановку в стране, раскрывая предательские планы меньшевиков и эсеров, зажигая большевистской правдой тысячи сердец. Яков Семенович Шейнкман быстро завоевал популярность в Казани. Появлялся Шейнкман на трибуне, и в массы будто врывался огонь с ветром. Он говорил горячо и убежденно. Он громил, уничтожал острыми словами врагов партии и народа, уничтожал беспощадно. Он имел большой запас таких слов, которыми мог легко вызвать гнев и радость... он знал такие краски, которыми можно было создать... наиболее яркие, волнующие картины грядущего...". Популярность пламенного оратора росла как на дрожжах, и на сентябрьском пленуме Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, проводимом в здании Дворянского собрания, председательствовал Яков Шейнкман. 22 октября 1917-го губернский комитет партии командирует Шейнкмана в Петроград, и 24-го он был уже в Питере. А следующим днем было 25 октября... ЦК партии назначил Шейнкмана председателем следственной комиссии при Военно-революционном комитете. Он допрашивал студентов, юнкеров, офицеров, генералов, министра продовольствия Временного правительства С.Н.Прокоповича, лидера конституционных демократов, министра Н.М.Кишкина, министра иностранных дел, сахарозаводчика М.И.Терещенко. Как видно из дневниковых записей самого Шейнкмана, все это доставляло ему большое удовольствие и удовлетворение. "Дни героического революционного штурма в Петрограде, - пафосно писал Михаил Бубеннов, - непосредственное участие в закладке фундамента нового, советского государства, общение с вождями партии и народа Лениным и Сталиным - все это произвело на Я.С. Шейнкмана неизгладимое впечатление. Он вернулся в Казань, полный энтузиазма, неукротимого буйного стремления бороться не покладая рук за родное дело революции". Через несколько дней после приезда из Петербурга Шейнкмана избирают председателем Казанского губернского комитета партии и председателем Казанского губернского совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. в переводе на социалистический язык это значило примерно, что стал он первым секретарем обкома партии и одновременно председателем Верховного совета республики. Основные силы казанских большевиков уходили на дебаты и борьбу за власть с меньшевиками и эсерами. Работать от говорильни было некогда, поэтому "старый чиновничий город, - как писал в 1924 году В.Мазунин, хроникер газеты "Рабочий" и секретный сотрудник губчека, - оказался вне внимания партии и власти". Собственно, Шейнкман и просмотрел беду, грозившую городу. Белое офицерство организовывалось. Служащие бастовали. Губернская "чрезвычайка" во главе с Гиршем Олькеницким неистовствовала, а становилось все хуже и хуже. В ноябре-декабре забузил Мусульманский полк товарища Ахтямова, именем коего названа ныне одна из улиц Старо-Татарской слободы Казани. В феврале-марте, едва успели раскрыть офицерский заговор генерала Попова, как появилась в городской черте так называемая Забулачная республика с собственным правительством во главе с Валидовым. Даже Социалистический батальон захотел создать собственное "правительство" и отделиться от всех и вся. После этого жить председателю Совета товарищу Шейнкману стало небезопасно. К нему приставили охрану, никуда не пускали одного, однако все же 4 марта 1918 года, ночью, в него и его жену Софью Альфредовну стреляли. 1 апреля в газете "Знамя революции" было объявлено о ликвидации Забулачной республики. Она была разгромлена и разметана воинскими частями. Весной 1918-го прекратил существование и Татарский национальный парламент в Уфе под председательством Садри Максуди. В конце весны поднял восстание Казанский гарнизон, состоявший из четырех пехотных полков, двух школ прапорщиков, юнкерского училища и запасной артиллерийской бригады. Кое-как погасив мятеж и подписав несколько смертных приговоров, Шейнкман и Олькеницкий решили отдохнуть пару деньков от трудов праведных на даче в деревне Займище у председателя Казанского уездного совета крестьянских депутатов товарища Коршунова. Далее, как вспоминала жена Шейнкмана Софья Альфредовна, "было покушение в Займищах, где был убит тов. Олькеницкий...". И ни слова больше. А ведь Коршунов и Шейнкман были рядом. Да и сама она - тоже, ибо Яков Семенович взял ее с собой. А дело было вот как   Как писал друг Олькеницкого губернский нарком земледелия Константин Шнуровский, ребята решили прокатиться по Волге на лодке, благо река - вот она, в двух шагах от Займища. Когда решили возвращаться в деревню, уже смеркалось. "Недалеко от деревни встретилось 5 человек, частью в форме матросов. Неожиданно скомандовали "руки вверх", угрожая бомбами. Обезоружили. Привели в деревню, - писал Шнуровский, - инсценировали обыск от имени якобы Казанского губисполкома, предъявили даже подложный мандат.   Объявили всех арестованными и повели к Волге к моторной лодке якобы для доставки в Казань...". А дальше случилось нечто невероятное. Вначале освободили Коршунова, и тот сбежал невесть куда. Потом - Софью Альфредовну. Олькеницкого и Шейнкмана повели дальше, явно намереваясь убить обоих. А потом вдруг - это уже известно только по словам Шейнкмана - освободили и его, и когда он "отошел шагов на 100 от бандитов, то услышал пять выстрелов". Коршунов, рассказывая о случившемся, высказал предположение, что Олькеницкого убили бандиты, которым Гирш Шмулевич сильно досаждал как руководитель губернского ЧК. Однако бандитской, белогвардейской да и иной крови было немало и на руках Якова Семеновича, а его не тронули. Все это было весьма странно, но эта версия убийства Олькеницкого всех устроила, и в большей мере - самого Шейнкмана. Очевидно, сей инцидент его сильно напугал. "Появились, - как писала в своих воспоминаниях Софья Шейнкман, - признаки неврастении. Неуверенность в будущее. Частенько в разговорах говорили о том, что, может быть, осталось недолго жить". С этого времени мысль эта будет преследовать его всю оставшуюся жизнь... 4 июля 1918 года в Москве открылся V съезд Советов   Делегатом от Казани был Яков Шейнкман. Он принимал непосредственное участие в подавлении левоэсеровского мятежа, был назначен в Особую следственную комиссию и даже допрашивал идейного руководителя мятежа, знаменитую террористку Марию Александровну Спиридонову, тогда члена президиума ВЦИК. А в июле 1918-го пришло от него письмо: "Меня посадили в комиссию по выработке конституции. Работаю с Свердловым, Лениным, Стекловым и Стучкой". 30 июля 1918 года Шейнкманвернулся в Казань с не оставляющим его предчувствием скорой гибели. Мятежный чехословацкий корпус взял к тому времени Самару, Сызрань, Симбирск и прямиком, вместе с армией Каппеля шел на Казань. В городе командовали штаб Восточного фронта во главе с главкомом Иоакимом Вацетисом, комиссаром Данишевским и Реввоенсовет фронта во главе с Федором Раскольниковым, что находились в номерах купца Щетинкина. Было решено провести мобилизацию в Красную Армию призывников 1892 и 1893 годов рождения. Однако "на мобилизацию явилась одна треть или одна четвертая из всего количества", - вспоминал тогдашний уездный военком Ф. Терехин. Больше было отказных протоколов, типа присланного из Арской волости, где было постановлено "на мобилизацию не являться". Шейнкман опять много и с увлечением ораторствовал, призывал рабочих идти служить в Красную армию, а на "Победе", бывшей фабрике Шибанова, центральной в Суконно-Слободском районе, горячо призывал фабричных к "красному террору"... "О падении Казани думали мало, - вспоминал один из участников тех событий А. Кузнецов в московском журнале "Пролетарская революция" в 1922 году. - Почему-то у всех была уверенность, что она сумеет защитить себя. Но надежды не оправдались". Чехи подходили ближе и ближе. В городе создали Ревком, на который была возложена подготовка к защите города. Председателем был избран Яков Шейнкман. Необходимо было действовать решительно, но, кажется, кроме объявления в Казани военного положения, не было сделано ничего путного: бывший гимназист и "недолговременный студент", как называл Якова Семеновича казанский историк Николай Калинин, умел только ораторствовать, чего в создавшемся положении было крайне недостаточно. Обывателей убеждали, что чехам Казани ни за что не взять, что опасность их нашествия крайне преувеличена   Потому, видимо, и тянули с вывозом находившегося в Казани российского золотого запаса до последней минуты. Шестого августа с утра завязался бой. Чехи шли со стороны Архиерейской дачи и Суконной слободы. Стояла полная сумятица и неразбериха. Вацетис рвал и метал, но толку не было никакого: у штаба фронта не имелось связи с частями, а у комитета партии, находящегося на Грузинской, - с районными комитетами. Попытались было вооружить рабочих, и редактор газеты "Рабочий" Вячеслав Покровский устроил собрание на заводе Крестовниковых. Но из трех тысяч пришло не более сотни: "особого рвения к защите Казани, - по словам самого Покровского, - у них не было". Как писал Ф.Терехин, уже цитированный мной выше, и по иным документам и воспоминаниям очевидцев, по суше чехи наступали в количестве 700 человек, и по Волге прорвался один пароход, поднявшийся несколько выше Казани и занявшийся обстрелом ее из орудий. С тыла по красным ударили несколько десятков организованных офицеров. и красноармейские части побежали... В комендатуре города и штабе Восточного фронта началась "спешная эвакуация", весьма похожая на обыкновенную панику. В три часа дня пришли сюда и супруги Шейнкманы. Яков Семенович был бледен и все порывался кого-то расстрелять. "Мы были в Щетинкинских номерах, комната № 7. Нам было очень тяжело, потому что мы были одни, отрезаны от всех и почти ничего не знали, - вспоминала Софья Альфредовна. - Вечером... пришли с разведки Розенгольц и Смирнов, заявили, что положение безнадежно, надо бежать". "Я.С.Шейнкман... понял, что положение катастрофическое, и предложил своей жене немедленно покинуть город, покинуть ради сына, которого он очень любил. Жена ушла, а Я.С.Шейн-кман, больной, измученный, взял винтовку и отправился к вокзалу - он, верный и стойкий большевик, не мог смириться с мыслью, что надо отступать, он не привык этого делать. И Яков Семенович своей грудью защищал город, защищал до последнего... Белогвардейцы захватили Я.С. Шейнкмана. Он недолго сидел в тюрьме. На стене своей камеры он написал: "Умру спокойно, скоро расстреляют. Прощайте. Будь хорошим человеком (сыну)".  Я.С. Шейнкман умер спокойно, с несокрушимой верой в победоносные силы великой социалистической революции. Он умер, как настоящий герой-большевик. Некоторые казанцы видели, как расстреливали Я.С. Шейнкмана. Когда его поставили к кремлевской стене, он неторопливо курил папиросу. Бросив окурок, гордо поднял голову: - Стреляйте". Так написано о последних часах жизни Шейнкмана в сборнике "Жизнь замечательных людей в Казани". А вот о чем свидетельствуют другие источники. Уже смеркалось   Многие части города были захвачены. Кое-где появились чехословацкие патрули и заслоны, отрезавшие почти все выходы из него. У штаба Восточного фронта стоял заведенный автомобиль главкома Вацетиса. Сам он собирал последние вещи. - Вот вам пакет, - сказал он Шейнкману, сунув ему в руки бумажный конверт. - Вам надлежит немедленно отыскать Межлаука и передать ему пакет. Это очень важно. - Но.., - начал было Яков Семенович. - Никаких "но", - отрезал Вацетис. - Да вы понимаете, что толкаете его на верную смерть? - попыталась заступиться за мужа Софья Альфредовна. - Чехи, говорят, уже на Воскресенской. Вацетис ничего не сказал и вышел. "И через час удрал на автомобиле, оставив Я.С. в Щетинкинских номерах. Прощаясь с Я.С., я помню ясно его глаза, в которых было отчаяние и безнадежность". (С. Шейнкман. Яков Семенович Шейнкман. "Пути революции". Казань, 1922, № 1, стр. 12). Он просидел в здании гауптвахты в Кремле две ночи и один день и был расстрелян 8 августа 1918 года в двенадцать часов тридцать минут дня. Источник Большевики   www.pseudology.org