Лики революций Леонид Девятых Николай Эрнстович Бауман И убит был немец на Немецкой улице НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ПРОСВЕЩЕНИЯ, КАЗАНСКИЙ ВЕТЕРИНАРНЫЙ ИНСТИТУТ 7/II 1923 г. № 211 г. Казань Справка Согласно списку студентов за 1894-95 академический год Бауман Николай Эрнстович действительно с 1891 по 1895 год состоял студентом Казанского Ветеринарного Института, в котором и окончил полный курс наук, в чем ему был выдан от 22 августа 1895 года за № 501-976 диплом с отличием. Бауман род. 17 мая 1873 г., лютеранского исповедания, сын митавского гражданина, в число студентов Института был принят по свидетельству об окончании 7 кл. Казанской 2-й гимназии. Дела Баумана в архиве Института не оказалось. Член Прав. Проф. К. Викторов. Секретарь по студ. делам Ив. Старостин. Обстоятельства его смерти извратили донельзя   Вот что пишет Н.Гусев в очерке, посвященном событиям 18 октября 1905 года и помещенном в книге первой сборника "Жизнь замечательных людей в Казани", которая вышла в 1941 году. "Сразу же по выходе из тюрьмы Бауман отправился на митинг в техническое училище. Отсюда рабочие идут к Таганской тюрьме освобождать политических заключенных. В первых рядах Н.Э. Бауман. В воздухе разносятся мужественные слова революционной песни: На бой кровавый, святой и правый... На Немецкой улице у одной из фабрик собралась толпа рабочих. Желая присоединить их к демонстрантам, Бауман с красным знаменем в руках едет на извозчике к фабрике. В пути к нему подбегает черносотенец, агент охранки Михальчук и наносит удар в висок... Николая Эрнестовича Баумана хоронила вся рабочая Москва". Вы заметили: "черносотенец", "агент охранки", "удар в висок"? Кстати, из тюрьмы Бауман вышел под залог 10 или даже 8 октября. "Наступил день объявления манифеста - 17 октября 1905 г., - это уже Мария Розен, брошюра "Жизнь и работа Николая Баумана", выпущенная издательством МГСПС в 1925 году. - Утром 18-го октября МК собрался обсудить создавшееся положение... Был на заседании и Николай Эрнестович... Было решено... в ответ на манифест прервать заседание и идти освобождать Таганскую тюрьму. Масса собралась без всякого вызова. Революционный штаб помещался на Немецкой улице в техническом училище, где и происходило заседание МК. Товарищ Бауман вышел со всеми к поджидающей их толпе. Когда демонстранты собирались повернуть налево, у фабрики Дюфурмантеля (направо) стояла толпа рабочих. Тов. Бауман, бывший во главе демонстрации, не вытерпел, заговорило сердце революционера, захотелось ему присоединить к демонстрации и рабочих Дюфурмантеля... Он взял случайно подвернувшегося извозчика, случайно потому, что извозчики бастовали. Кто-то дал ему красное знамя, он вскочил и, стоя с красным знаменем в руках, двинулся вперед... В это время "черная сотня" готовила свои полчища. Лабазники, мясники вооружились сами и подкупали темных невежественных рабочих. По двору булочной Катарулена проходил хозяин. К нему подошел рабочий близлежащей фабрики Щаповой Михальчук и сказал: - Дай-ка на полбутылки водки, а я за твое здоровье выпью да еще какого-нибудь забастовщика убью. Хозяин достал двугривенный и дал ему Когда товарищ Бауман, стоя с красным знаменем в руках на извозчике, спешил к дюфурмантельским рабочим, чтобы присоединить их к колонне, двигающейся к Таганской тюрьме освобождать товарищей, Михальчук, получивший двугривенный за свое злое, темное дело, подошел к нему и газовой трубой ударил Николая Баумана по виску. Мяснику Буданову это показалось недостаточным, он схватил свои ножны и тоже ударил Баумана. Склонился "дядя Коля", склонилось красное знамя...". Вы заметили: "черная сотня готовила свои полчища... подкупала темных невежественных рабочих", "двугривенный", "мясник Буданов"? Кстати, к упавшему Бауману подбежали дружинники, стреляя в воздух, ибо стрелять было не в кого: Михальчук скрылся в суматохе, а больше никого не было, никаких "полчищ" черной сотни и даже мясника Буданова, невесть откуда возникшего в повествовании товарища Розен. А вот уже 1930 год и брошюра В.Строева "Жизнь и смерть Николая Эрнестовича Баумана", глава X: "18 (31) октября 1905 г. Московский комитет РСДРП, заседавший с утра в Высшем техническом училище, прерывает заседание и решает идти во главе манифестации освобождать политических заключенных в Таганской тюрьме. Но не дремали черные силы... Многочисленные свидетели... рисуют следующим образом картину убийства т. Баумана. Тов. Бауман присутствовал на заседании Московского комитета партии, ему принадлежала инициатива освобождения революционеров, томящихся в Таганской тюрьме. В то время, когда манифестанты вышли на Немецкую улицу и должны были поворачивать налево, т. Бауман, идя во главе манифестации, заметил возле фабрик бывш. Щапова (ныне "Красная работница") и Дюфурмантеля (ныне им. III конгресса Профинтерна) группу рабочих. У т. Баумана возникает мысль присоединить рабочих к манифестации. Тов. Бауман вскакивает в пролетку... кто-то дает ему красное знамя... "Не пройдет и пяти минут, как я вновь буду с вами, товарищи", - были последние слова Баумана. С одухотворенным лицом, с развевающимся красным знаменем в руках, т. Бауман направляется к группе рабочих, горя желанием присоединить их к демонстрантам, идущим открывать двери Таганской тюрьмы. В то же время, во 2 часу дня, хожалый общежития рабочих фабрики бывш. Щапова, беспробудный пьянчуга, Николка Михайлин шел посреди мостовой, направляясь к демонстрации, держа в руках вместо палки длинный отрез газовой трубы. Темный человек, драчун и пьянчуга Николка Михайлин еще вчера выпросил у хозяина соседней булочной двугривенный на выпивку. "Дай двугривенный, хозяин, на выпивку. Я пойду, и еще одного забастовщика убью", - говорил он, думая угодить булочнику, и, видимо, угодил, получив от него двугривенный на "доброе" дело. Именно такой темный человек и пьянчуга был нужен "Союзу русского народа", членом которого состоял Николка Михайлин. Тов. Бауман со знаменем в руках на извозчике ехал навстречу группе рабочих. Увидев это, Михайлин направился наперерез извозчику, замахнулся отрезом газовой трубы и перебил древко знамени. Тов. Бауман не растерялся, а, соскочив с пролетки, с остатком древка и знаменем побежал дальше по направлению к стоявшим у фабрики рабочим... Но Николка Михайлин погнался вслед за революционером   Недалеко от дома фабриканта Щапова т. Бауман споткнулся о камень и упал на мостовую. Николка Михайлин воспользовался этим и, догнав его, с силой ударил газовой трубой по голове. На помощь т.Бауману со всех сторон сбегались рабочие. Со стороны демонстрации бежали дружинники, открыв беспорядочную стрельбу из револьверов в воздух, полагая, что на т. Баумана напала черная сотня. Начался общий переполох. Пользуясь суматохою, убийца скрылся... Вы заметили: "хожалый общежития", "беспробудный пьянчуга", уже и не Михальчук, а "Николка Михайлин", "драчун", "еще вчера выпросил... двугривенный", а главное - "Я пойду, и еще одного забастовщика убью". Он что, уже убил кого-то раньше? Кстати, когда полиция разыскала Михальчука, его осудили только за одно убийство - Баумана. И еще: "т. Бауман споткнулся о камень и упал... Николка Михайлин... догнав его, с силой ударил газовой трубой по голове". Кстати, где ужасный мясник Буданов со своими ножнами? Последнее: по поводу "Союза русского народа", членом которого состоял Николка Михайлин". Вот это - серьезно. Это сразу меняет дело. Это превращает убийство тов. Баумана, совершенное из хулиганских побуждений, в явно политическое. Тут целый заговор, а в заговорщиках, кроме Николки Михайлина, то бишь Михальчука, рабочего, то бишь хожалого, то бишь беспробудного пьянчуги, еще и хозяин соседней булочной со своим сегодняшним, то бишь вчерашним двугривенным. Да, не пожалел "Союз русского народа" оделить оружием исполнителей заговора, вручил самое, видимо, дорогое - обрезок газовой трубы. Я понимаю, литератор вправе домыслить свершившиеся события, но...   "Это было жарким летом - в середине января..."... Я нарочно выбрал самые "древние" издания, рассказывающие о Николае Баумане. Ибо дальше - больше. Лжи, домыслов и кочующих из одного издания в другое легенд низкого пошиба. Да и все они оперируют данными от третьих лиц. Я же остановлюсь на сведениях лица первого: С. Черномордик (П. Ларионов). "Убийство Баумана. (Воспоминания очевидца)" // "Пролетарская революция". - 1922. - № 9. Черномордик пишет просто: "дядя Коля" был убит в Москве близ фабрики Дюфурмантеля обрезком газовой трубы, когда он ехал на пролетке. Одним ударом по голове. Убийца был арестован полицией и судим московской судебной палатой. Посажен. Фамилия убийцы - Михальчук. В начале 20-х годов прошлого века он был разыскан Московским отделением ГПУ и вновь арестован. Что с ним стало дальше, Черномордик не ведает или не хочет говорить. Но догадаться нетрудно... На углу Профсоюзной и Джалиля, бывших Малой Проломной и Петропавловской улиц стоит трехэтажный дом с закругленным углом возрастом лет в полтораста, а то и поболе. Носил он некогда адрес "дом Тихонова", затем - "дом Никитина"; лет семьдесят-семьдесят пять назад у него был номер 13/14, а ныне его адрес - Профсоюзная, 5. На первом этаже, вросшем ныне в асфальт чуть не до половины, находилась раньше столярно-обойная мастерская Эрнеста Андреевича Баумана, балтийского немца из Митавы. Делались в мастерской стулья, лари, комоды, иная мебель и многое иное, что мог позволить себе хотеть средней руки казанский обыватель. Столяром Бауман был отменным, как хозяин - строг, посему заказы мастерская выполняла в срок и качественно и была весьма прибыльной. Сам Эрнест Андреевич с семьей жил в этом же доме и имел сыновей Александра, Николая, Эрнеста и дочь Эльзу. Николай родился 17 мая 1873 года. Это был очень развитый мальчик, с раннего детства проявлявший, по рассказам младшего брата Эрнеста, "самостоятельность, своенравие и большую сообразительность", чем причинял немало беспокойства своим родителям. Дом, где жили в то время Бауманы, стоял через дорогу от знаменитого Толчка - подобия московской Хитровки - со множеством лавок, ночлежек, кабаков, трактиров, карманного и базарного ворья, горластых приказчиков, жуликов, пьяниц и нищих. Еще больше нищих было на паперти Петропавловского собора, стоящего чуть выше Толчка по Воскресенскому холму, а посему с самого раннего детства насмотрелся шустрый белобрысый мальчишка всякого-разного. В 1884 году Белобрысый, как его все звали, поступает учиться во Вторую Казанскую гимназию, учится неплохо, однако за поведение часто приносит "неуд.". И нередко приходит домой с синяками и шишками. Потом наступает увлечение танцами   Драчун и замарашка преображается в чистенького гимназиста в парадном мундире и перчатках, которые надлежало ему стирать каждый день. Радовались отец и мать на Колю ровно год. Белобрысый сходится затем с одноклассником Володькой Сущинским, и с ним вновь происходит разительная перемена. Мундир пылится на вешалке. Эстетские перчатки и начищенные штиблеты напрочь забыты. Теперь на нем демократическая косоворотка и смазные сапоги, а под мышкой - связка книг. И рядом, как привязанный, Сущий - Володька, с коим стали они не разлей вода. - Что ты читаешь, Коленька? - спросила как-то мать, указывая на стопки книг в его комнате. - Это... надо... по программе, - ответил Николай, мягко выпроваживая мать, но она все же успела углядеть несколько фамилий авторов: Успенский, Добролюбов, Чернышевский... Потом выяснилось: кто-то в гимназии стал проводить революционную пропаганду, "мутить воду". Отца несколько раз вызывают в гимназию "для объяснений", он возвращается задумчивым и даже испуганным. - В чем дело? - спрашивает мать. Но отец молчит. - Это все Сущинский этот. На Колю плохо влияет, - догадывается мать о причине отцовской хмурости. - Ага. Или Коля на него, - криво ухмыляется тот. Конечно, ни Белобрысый, ни Сущий ничего не знали о превентивном, то есть упреждающем ударе, когда известно, что противник вот-вот начнет действовать, и вторая сторона начинает первой. Однако они поступили именно так, закончив шестой класс и добровольно уйдя, пока их не выгнали, из гимназии. Оба вместе в том же 1891 году поступают в Казанский ветеринарный институт, и Николай, ушедший из дома из-за серьезного конфликта с отцом, начинает подрабатывать частными уроками. Студенческая жизнь была нескучной. Белобрысый и Сущий снимали комнатки на мезонинах и чердаках, выискивая, где подешевле, питались кое-как, были заводилами в шумных компаниях и до хрипоты спорили о терроризме, марксизме, народничестве и пролетариате, который надо непременно "освобождать". Бауман сразу влился в студенческую революционную среду, участвовал в кружках, сам заводил таковые, в том числе на заводах Крестовникова, Алафузова, Рома. "Крепкий и здоровый, с пробивающейся бородкой, - вспоминал впоследствии Владимир Гаврилович Сущинский, - Бауман был общителен, имел веселый нрав и открытый характер, с рабочими он знакомился и сходился быстро. Организация кружков шла у него ловко и удачно". В вакации, то есть, по-нынешнему в каникулы, Белобрысый и Сущий пешком уходили к Володькиной матери в село Ромоданы Спасского уезда, и покуда шли эти километры от Казани, в каждом попутном селении, встречающемся им по дороге, рассказывали крестьянам всякое-разное, в том числе и о том, как и зачем бороться против помещиков, то есть, попросту, вели революционную пропаганду. Крестьяне с интересом слушали, чесали бороды, кивали согласно, выдавая на слова студентов нечто вроде: "Оно, конечно, ежели так, то да-а-а", а потом шли к своим барам и барыням и, кланяясь в пояс, "сообчали": - Тута ономнясь студенты какия-то проходили, так оне сказывали, будто притесняете вы, извиняюсь, нас, то есть хрестьян, и, что, де, надобно нам, значитца, супротив вас бунтовать и непослушание всяческим образом выказывать... Кто-то из помещиков просто смеялся, кто-то негодовал, а кто-то скакал прямо к исправнику: так, мол, и так, смутьяны по дорогам ходят, народ мутят. Наконец, исправник не выдержал и приехал к Сущинской в Ромоданы, когда Сущий и Белобрысый гостили у нее. - Нельзя ли, чтобы ваш сын со своим другом Бауманом не появлялись более в нашем уезде? А ежели у вашего сына недостает средств, чтобы нанять лошадь и уехать обратно, я готов предоставить ему собственные средства передвижения... Завершив учебу в ветеринарном институте, Бауман и Сущинский со званием ветеринарных врачей направляются на место службы в Саратовскую губернию. Один в Саратовский, другой - в Аткарский уезды. И... попадают в самую гущу революционной борьбы. Здесь Бауман и Сущинский "окрепли", как марксисты-революционеры, хотя и пробыли недолго: провинциальные рамки стали для них тесны, и осенью 1895 года Белобрысый и Сущий выезжают в Питер. Они поселились в Санкт-Петербурге у брата Сущинского Ивана, тоже врача и тоже революционера, который жил с сестрой Марией, опять-таки революционеркой. Все это в конечном итоге привело их к другим товарищам, которые назывались "Союзом борьбы за освобождение рабочего класса". Тот вот-вот должен был трансформироваться в Российскую социал-демократическую рабочую партию, состоящую целиком из профессиональных революционеров. И Николай Эрнестович "с головой" ушел в работу "Из т. Баумана выработался перворазрядный организатор и пропагандист", - вспоминал позже Сущий. Баумана и Сущинского арестовывают в марте 1897 года и сажают умнеть в камеры Петропавловской крепости. Из нее Николай пишет много писем домой, в Казань, разбивая сердце отцу с матерью, о чем, впрочем, он думает весьма мало - его мысли заняты революционной борьбой. В конце 1898 года дело его разрешается, и он получает в качестве наказания ссылку в город Орлов Вятской губернии. Из ссылки он бежал. За границу, конечно, в Швейцарию. И там вместе с Сущим сразу примкнул к социал-демократическому кругу, возглавляемому Лениным. В 1900 году Бауман и Сущинский вместе с отцом русской демократии Георгием Валентиновичем Плехановым выезжают на Социалистический конгресс в Париж. А вернувшись в Женеву, Николай знакомится со своей будущей женой Ириной Саниной-Медведевой, уже не единожды бывавшей замужем. Но не она разлучила Белобрысова и Сущего, а Владимир Ильич Ленин. В конце 1900 года Сущего нелегально посылают в Россию "для налаживания партийной связи", и в Казани, на Рыбнорядской площади, что называется ныне им. Тукая, а в обиходе по-прежнему "Кольцо", его арестовывают и высылают в селение Кай Вятской губернии. Баумана же товарищ Ленин командирует в Россию в конце 1901 года "для распространения, - как писал Строев, - заграничной "Искры" и для выравнивания политической и организационной линии партийных комитетов в духе искровцев". У Николая Эрнестовича было два фальшивых, но надежных паспорта. Пользуясь одним из них, он без препятствий перешел границу, приехал в Москву и быстро "выровнял партийную линию". Затем он едет в Киев, замечает за собой слежку и выскакивает чуть ли не на ходу поезда у станции Задонск. Без средств, голодный и измотанный, он приходит в село Хлебное Задонского уезда Воронежской губернии и просит приютить его на время местного земского врача некоего Велижева. Тот принимает его, сочувственно говорит о революционной работе... Николай Эрнестович расслабляется, и его арестовывают. Баумана посадили в Лукьяновскую тюрьму города Киева, где уже сидели многие искровцы. Готовился большой показательный процесс... Позже Владимир Бобровский, сидевший вместе с Николаем в Лукьяновской тюрьме, напишет: "Николай Эрнестович, будучи человеком с высшим образованием, не имел никаких интеллигентских "настроений". В нем не было и следа душевной расхлябанности. Он был прирожденным, твердокаменным большевиком, каковым он стал на другой день после раскола партии. Он был таким не только по своим убеждениям, но и по своему душевному складу. Верный товарищ, коренной партиец-подпольщик, он нес с собою, помимо горячей веры в дело, за которое он отдал жизнь, бодрость, смелость, неутомимость, жизнерадостность". Да, интеллигентских шатаний и расхлябанности у Баумана не было. Он установил между заключенными-искровцами связь, достал с "воли" сонные порошки и выпивку и, споив стражу вином с этими порошками, ушел, несмотря на высоченные стены тюрьмы, из Лукьяновского каземата, выведя с собою еще десять товарищей-искровцев. Конфуз был немалый   И вместо показательного процесса полетели из Департамента полиции через три дня после "лукьяновского побега" предписания-извещения во все губернские жандармские управления: "Министерство внутренних дел. Департамент полиции. По Особому отделу. 21 августа 1902 г. Привлеченные, в качестве обвиняемых, при Киевском Губернском Жандармском Управлении к дознаниям по обвинению в государственных преступлениях нижеследующие лица 18 сего августа бежали из Киевскаго замка... Бауман, Николай Эрнестович... Приметы: роста 2 арш. 6 3/4 вершка, телосложение хорошее; плотный, белокурый; борода рыжеватая; глаза серые, размером 3 сантиметра, носит очки темного цвета; лицо овальное; цвет кожи белый с легким румянцем, нос с небольшим горбом, размер его 6 1/2 сант., на переносьи рубец (был получен еще в бытность гимназистом, когда Баумана сбросила лошадь и ударила копытом по переносице. - Л.Д.); голос - баритон; походка скорая, слегка развалистая...". Снова Женева. Затем Берлин, Цюрих, II съезд РСДРП в Брюсселе и Лондоне, где Бауман принял участие с мандатом от Москвы и после раскола занял большевистскую позицию. В 1903 году ЦК РСДРП(б) командирует Николая Баумана в Россию, в Москву "для проведения большевистской линии в Московском комитете и для организационной работы". Он уже "граждански" женат и вместе с Ириной возвращается в Россию. Не дремлет и Департамент полиции, имеющий хорошо законспирированных агентов за границей. Их шеф Гартинг 13 декабря 1903 года посылает из Берлина на имя директора Департамента полиции Алексея Александровича Лопухина (предавшего огласке в 1906 году провокаторскую деятельность Евно Фишелевича Азефа) телеграмму: "В четверг утром уехал из Цюриха в Россию, через Вену и австрийскую границу... Николай Бауман. Его жена, урожденная Уварова, поедет через 3 дня... Ее необходимо филировать. Гартинг". Департамент, в свою очередь, телеграфирует в Москву: "Разыскиваемый Бауман, прибывший по паспорту Земпфа или Цемпфа, живет в Москве, арестуйте под благовидным предлогом...", на что через несколько дней получает ответ: "Эмигрант Николай Бауман проживает в Москве в гостинице "Париж" на Тверской ул. по паспорту германского подданного Вильгельма Земпфа и прибыл в Москву 19 декабря 1903 года. За Бауманом учреждено секретное наблюдение". Его снова арестовывают 19 июня 1904 года и привлекают по 126-й статье части первой Уголовного уложения за принадлежность к антиправительственным организациям и вменяют в вину два побега. Николай Эрнестович на дознаниях, как обычно, молчит. Ничего не добившись, его, как опасного государственного преступника, помещают в изолятор Таганской тюрьмы. Однако неугомонный "дядя Коля", как его прозвали уголовники, а затем и "политические", и здесь находит возможность связаться с соседними камерами. "Мне пришлось наловчиться действовать "телефоном", передавая письма Николая Баумана его жене, которая сидела наискосок под моею камерой, - вспоминал в конце 20-х -начале 30-х годов таганский сиделец Леонид Крумблюгель. - Сам Николай Бауман сидел в изоляторе против моей камеры, и мое географическое положение обязывало меня к роли их почтальона. Переписка между ними была оживленная". Отец писал ему "увещевательные" письма, просил бросить бесплодные метания о лучшей жизни для всех и повзрослеть, наконец, на что Николай, совершенно не задумываясь, какую боль он приносит отцу, отвечал, что это невозможно и он никогда не свернет с выбранного пути. Забегая вперед, следует сказать, что переживания за сына сильно подорвали здоровье Эрнеста Андреевича, который еще в 1900 году закрыл свою мастерскую и работал столяром на Паратском судостроительном заводе. Смерть сына в 1905 году приблизила его смерть, и в 1908 году, прямо за верстаком, он умер от паралича сердца... 10 октября 1905 года, когда в результате поражения в русско-японской войне напуганные власти стали понемногу разгружать тюрьмы, "дядя Коля" был выпущен под залог на поруки...   А 18 октября случилось то, что случилось... Когда Баумана подняли, он был еще жив. Его перенесли в ближайшую амбулаторию и сделали перевязку. Вскоре, не приходя в сознание, он умер. Так, на Немецкой улице в Москве был убит немец Бауман, убит ударом обрезка газовой трубы, от чего иной русский только бы крякнул и непременно дал сдачи, что, судя по его характеру, не преминул бы сделать и Николай Эрнестович, не придись удар прямо в висок... Источник Большевики   www.pseudology.org