Рудольф Андреевич Борецкий
 В Бермудском треугольнике ТВ
Глава 02. Формирование пропагандистской направленности массовой информации. Манипуляция
В современном мире пропаганда не замыкается сферой функционирования каналов массовой информации. Это, можно сказать, составная часть образа жизни, многосторонне выражающая себя либо в стремлении объяснить ее сущность и способствовать движению общества к достижению его целей, либо — утвердить сущее, представляя его как достойный результат, либо даже венец развития. Пропаганда обнаруживает себя в той или иной мере и в рекламе (стимулирование интересов, моделирование образа жизни), и в религиозных отправлениях, в стиле оформления современного города и в мире вещей, окружающих человека и отражающих "образ жизни" (дизайн); пропагандистские цели проступают и в искусстве — в подборе художественных выставок, в репертуарной политике театра и кино, в издательской деятельности. Наконец, существуют разнообразные формы устной пропаганды, формы непосредственного контакта с аудиторией: митинг, дискуссия, политическая учеба и т.д.

В структуре средств массовой информации пропаганда также многолика. В профессиональной среде понятие "пропаганда" может употребляться как в узком смысле — для обозначения целенаправленной журналистской деятельности, так и в широком смысле — как выражение содержательного и целевого взаимодействия каналов в многообразии жанрово-тематических структур и их программ, с иными средствами и формами менее массового характера. Иначе говоря, не только журналистика, но и драма, развлекательные жанры, даже музыка и образовательные программы и т.д., неся в себе определенный идеологический потенциал, систематически и целенаправленно воздействуя на сознание массовой аудитории, являются в этом, широком смысле, пропагандой.

Пропаганда, таким образом, полифункциональна, что позволит нам рассматривать ее как направленность в деятельности массовой информации, своеобразно проявляющуюся не только в различных каналах, но и в разных структурных элементах их программ: от событийной информации до драмы и развлечений.

Представляется необходимым уточнить смысл, вкладываемый в само слово — столь привычное, обиходное понятие — пропаганда. Дело в том, что обиходные определения обнаруживают по меньшей мере два весьма существенных просчета: во-первых, обозначая пропаганду как "распространение фактов и идей", снимают основной ее признак — социальную детерминированность и, в то же время, сужают сферу ее деятельности; во-вторых, обходят специфичность этой области массового воздействия. В результате данное понятие — вольно или невольно — обретает некий универсальный общечеловеческий смысл. А это представляется неверным, причем как в методологическом, так и в функциональном плане.

Вспомним: этимологически (если иметь в виду историческое происхождение данного понятия) само слово произошло от латинского propagare, что означает — распространять. Но появилось-то оно впервые в Ватикане для обозначения особого подразделения римско-католической церкви — конгрегации распространения веры, распространения католицизма в мире. Следовательно, уже с самого начала пропаганде отводилась активная роль, существенно отличавшая ее, скажем, от просвещения (хотя пропаганда может иметь и просветительский характер).

Попытаемся проследить связи и зависимости этого отнюдь не однозначного явления, отыскивая его сущностные признаки и свойства. И сначала мы рассмотрим пропаганду, отвлекаясь от ее реальной данности в конкретно-исторических условиях (тем самым снимая обытовленную негативность ее оценки).

Начинается пропаганда с определения цели. Как процесс воздействия — пропаганда в постоянном и обоснованном стремлении к эффективности характеризуется планомерностью (наличие конкретных, заранее определенных тактических методов и форм, подчиненных, как правило, единой стратегической сверхзадаче); систематичностью (разъяснение, убеждение, носящие последовательный и поступательный характер), а также всеобщностью (стремление к использованию максимального количества средств, к вариантности методов, разнообразию форм, жанров и т.д.) и, следовательно, непременным стремлением к массовости.

Поскольку пропаганда связана с идеологией функционально (идеология в этой связи, понятно, первична), пропаганда содержательно определяется господствующей в данном обществе системой идей, закрепленных в различных формах общественного сознания. Однако, как идеология, фиксирующая общественное бытие в форме устойчивых воззрений, обретает относительную самостоятельность, так и СМИ — особенно на информационном (фактологическом) уровне деятельности — создают иллюзию о некоей самостоятельности этого феномена в общественной жизни.

Несостоятельность подобных теоретических суждений может быть обнаружена в каждом из звеньев традиционной "коммуникативной цепи": и в социально-групповой причастности коммуникатора, и в содержании отбираемых им сообщений, и в структуре программ канала, и в направленности их к аудитории и, наконец, в характере использования "обратной сигнализации". Поэтому пропаганду неверно рассматривать как самостоятельный феномен, ибо она средство, но не цель. Следовательно, ее истинное значение может быть оценено только в результате конкретного анализа социально-политической обусловленности, целевых и содержательных характеристик распространяемой через каналы СМИ информации.

Будучи явлением многомерным, пропаганда представляет собой разноуровневый объект исследования:

Методологический: общетеоретический системный подход к пропаганде как к явлению целостному. То есть таким путем раскрываются социальная и политическая обусловленность этого процесса, а также его сущностная характеристика, выражающаяся в триединстве отражения реальности (коммуникатор), передачи (канал) и восприятия (реципиент) информации.

Феноменологический: явление исследуется в его реальной данности, так сказать, "на выходе"; здесь — это процесс пропагандистского воздействия на массовое сознание и выявление тех изменений, которые возникают в нем, а также — как следствие — в человеческой деятельности.

Наконец, инструментальный: специализированный методико-техническии уровень анализа, опирающийся на экспертный профессиональный подход; изучение методов, приемов, средств (как изобразительно-выразительных, так и технических) конкретного ведения пропаганды, формирования жанровых структур с учетом специфики канала коммуникации и т.д.

Очевидна диалектическая взаимосвязь названных уровней исследования. Вообще изолированное рассмотрение пропаганды может дать лишь частные результаты.

Ясно, что, скажем, феноменологический аспект обусловлен как общей методологией, так и комплексом инструментальных качеств. Или специализированные профессиональные представления неизбежно окажутся "вещью в себе" без всестороннего учета феноменологии пропаганды и т.д. Поэтому все три аспекта, хотя и в разной мере, но так или иначе затрагиваются в данной работе. Причем различная степень внимания обусловлена не только конкретностью задач, но и разным уровнем компетентности, особенно существенной в наш век дифференциации научного знания. Так, методологический аспект — это по преимуществу сфера философского, социологического анализа; феноменологический — область компетенции, главным образом, социальной и общей психологии. И только третий — инструментальный — составляет в основе своей собственно предмет теории журналистики и ее практики. Хотя и он немыслим без привлечения идей, положений, конкретных данных из смежных научных дисциплин.

Наиболее плодотворными представляются в этой связи работы советских ученых, исследующих пропаганду в социально-психологическом аспекте. (В.Л. Артемов, Г.М. Кондратенко, Ю.А. Шерковин, П.Н. Шихирев и др.). Однако и в них — что вполне естественно — центр тяжести перенесен от пропаганды как таковой к ее реализации (характер, механизмы воздействия, особенности восприятия аудиторией).

Многообещающие перспективы открывает интенсивно развиваемый в современной науке семиотический подход к изучению пропаганды: это тоже комплексный путь исследования, удачно, на наш взгляд, сочетающий возможности выявления внутренней структуры и реального функционирования пропаганды.

Синтаксический аспект: исследуются закономерности строения, внутренних отношений пропагандистского материала преимущественно с позиций лингвистики. Интересующим нас направлением здесь может быть путь выявления различий в построении письменных, устных (аудированных) и звукозрительных (аудиовизуальных) сообщений.

Семантический аспект: здесь выявляется "мыслительный эквивалент (значение) знака" (Георг Клаус), то есть содержательная интерпретация пропагандистского воздействия (иначе — сообщение, отраженное в сознании реципиента). Особенно исследование различий в семантической интерпретации экранного языка (понимаемого нами как система специфических изобразительно-выразительных средств) — "прочтения" его условностей, определяемых как внешними (национальными, культурно-этническими и пр.), так и внутренними, имманентно присущими экранному искусству (монтаж, план, ракурс, др. символика эк-ранно-языковых знаков) факторами.

Прагматический аспект: связан непосредственно с результатом — с выявлением степени и характера реализации пропагандистского воздействия.

Любая знаковая система является средством, инструментом информации: то есть она "овеществляется" лишь в процессе коммуникации. Однако "на входе" — в процессе восприятия — сообщением (особенно пропагандистским по характеру) должно быть реализовано функциональное триединство: не только осуществлен акт связи между коммуникатором и реципиентом (коммуникативная функция), сообщено некоторое количество новой и актуальной для реципиента информации (познавательная функция), но и вызвана определенная (желательно адекватная целевой установке коммуникатора) ответная реакция, выражающаяся, раньше всего, в эмоциональном отношении (и шире: в сфере чувств, желаний, потребностей и т.д.) реципиента к сообщению. Для нас, следовательно, синтактика и семантика представляют частный интерес, являясь преимущественно дисциплинами лингвистическими (хотя и здесь возможно некоторое расширение традиционного подхода — распространение его, к примеру, и на "языковые структуры" экрана). Наиболее существенным представляется, несомненно, прагматический аспект изучения пропаганды.

* * *
"На пропаганду в нашем обществе смотрят как на попытку лишить людей способности мыслить независимо с помощью лжи, тенденциозного изложения фактов и различных тайных трюков" — констатирует американский социолог К. Девисон. Если же сюда добавить уже, так сказать, конкретную целевую установку пропаганды как систематическое стремление "контролировать позицию групп индивидуумов, пользуясь внушением"[1], то понять причины компрометации, в принципе вполне конструктивного, понятия совсем нетрудно. Ведь пропаганда — явление широкое, предполагающее разные цели и задачи: на одном полюсе — это может быть просвещение (пусть и с элементами тенденциозности, доктринерства), на другом — чистейшая манипуляция, то есть преднамеренное искажение. Отсюда-то и старательное замалчивание подлинных целей пропаганды, и мнимая "надпартийность", "нейтральность" коммуникатора, и подмена понятия "пропаганда" — "информацией", "общением", что, как считают многие теоретики, должно снять устойчивую в мнении масс окраску насаждения, насильственного вторжения в сферу разума и эмоций и пр. Все эти и подобные им приемы камуфляжа, конечно, сути дела не меняют: пропаганда остается значимой функцией системы массовой информации в современном мире. И этот факт, как мы убедились, социально-исторически обусловлен и политически неизбежен.

Термин "манипуляция" весьма широко распространен в современной литературе по теории и практике пропаганды. Причем многие западные теоретики настаивают чуть ли не на неизбежности манипуляции. "Большинство людей не имеет мнения", — говорил Ортега-и-Гассет. Утверждая далее, что лишенное мнения общество обречено на хаотическое существование, он призывал к тому, чтобы мнения "втискивать в людей под давлением извне, как смазочное масло в машину"[2].

Еще более пессимистичен патриарх западной философии XX века Карл Ясперс: "...В обществе, лишенном надежды, — пишет он в своей программной работе "О происхождении и цели истории", — всегда возникает потребность в иллюзии, в пустыне личного существования — потребность в сенсации, в слабости — потребность преодоления слабости и подавления слабейшего. Век изобретает теорию того, что он делает"[3]. И в другом месте — уже о конформизме современного человека, находящегося во власти манипулирующей его сознанием техники: "Человек живет газетами и кино, слушает сообщения и смотрит картины, повсюду и со всем машинально соглашаясь"[4].

Наконец, наиболее откровенен, ибо позволяет себе, приподнявшись над созерцанием и констатацией, вторгнуться в "святая святых" пропагандистской манипуляции, Георгий Шишкофф. Этот западногерманский теоретик пропаганды вводит в широкий обиход понятие "массовизация", под которой разумеется процесс унификации, нивелировки взглядов и поведения людей, начавшийся с развитием массовой индустриализации. При этом, как нетрудно признать, массовизация (или омассовление—Vermassung) практически совпадает с понятием манипуляции. "Умно организованное, управляемое омассовление легко предотвращает естественные массовые вспышки"[5],—пишет Г. Шишкофф, недвусмысленно определяя тем самым суть манипулятивного воздействия.

Обнаруживая стремление обойти "барьеры критичности", манипулятивная пропаганда, по определению Уолтера Липпманна, создает "символ", который "собирает воедино эмоции, оторванные от идей"[6]. А посему-то она и "не должна затрагивать сферу разума". "Роль разума сводится лишь к тому, чтобы оправдать чувство", — утверждает один из ведущих специалистов политической рекламы США Роберт Гудмен[7].

Последовательный ряд: цель-задача-метод-средство — получает логическую завершенность, приводя к тому, что основная ставка делается на массовое внушение — "вид психического воздействия, словесного или образного, вызывающего некритическое восприятие и усвоение какой-либо информации"[8]. Круг замыкается. Ибо, как справедливо замечает журнал "Нэйшн", "научные методы внушения на деле означают эффективные методы манипулирования"[9].

Итак, под пропагандистской манипуляцией следует понимать последовательно и целенаправленно осуществляемое управление массовым сознанием (а через него, в результате — и поведением), обращенное преимущественно к иррациональной сфере восприятия, опирающееся на внушение и ставящее своей задачей предотвращение социальных конфликтов. Или короче: преднамеренное отклонение массового сознания от реальной действительности.

Современная практика наработала богатый арсенал методов пропагандистского манипулирования сознанием. Здесь нет возможности (да и нет необходимости) рассматривать их в полном объеме; попытаемся назвать и сжато охарактеризовать лишь некоторые, беря их, так сказать, в снятом виде — "на выходе" — и располагая по способу простого перечисления — вне зависимости от канала (ибо в большинстве они универсальны) или предполагаемой степени эффективности.

Метод "отделения фактов от мнений". Осуществляется, как правило, шаблонно: сначала — поток фактов, не-комментированной информации, затем — аналитический обзор (комментарии) наиболее существенных, с точки зрения коммуникатора, актуальных проблем.

Сам по себе такой структурный подход к организации материала (верстке) вполне оправдан. Однако важно, встречаясь с ним на практике, иметь в виду манипулятивные возможности, ибо как раз применение данного метода реализует стремление к созданию у аудитории иллюзии максимальной объективности журналистской информации. Поток фактов-сообщений должен создать у реципиента представление о "моделировании самой реальности" и предоставить возможность получателю информации самостоятельно судить о ней. Анализ же, комментарий преподносится как личное мнение журналиста.

На деле же и то, и другое весьма относительно. Целый ряд объективных (например, необходимость отбора) и субъективных (принадлежность, зависимость, личная позиция коммуникатора, специфика канала и т.д.) обстоятельств, а также — "технических" приемов (замалчивание, "заверстывание" и т.п.) обусловливают тенденциозность всякой информации. Здесь, следовательно, тенденциозность журналистской информации камуфлируется чисто внешним приемом—расчленением потока сообщений на "перечень фактов" и оценку, анализ. Первому, дескать, нельзя не верить, ибо это "сама жизнь". Второе — мнения — возможный предмет дискуссии. Причастность же коммуникатора к определенному органу информации и корпоративная зависимость последнего от определенной социальной группы (прямое финансирование или опосредованное — скажем, через рекламу или другие формы контроля) детерминируют и характер "мнений", вообще позицию пропагандиста. Прием, при всей его конструктивности, может быть спекулятивным, ибо рассчитан на завоевание доверия у аудитории ценой ложного снятия "пропагандистского потенциала".

Метод "информационно-пропагандистской индукции": поток информации, расположение и подбор сообщений строится по принципу "от частных правд — к общей неправде". Суть этого метода хорошо показана Г.Клаусом в его книге "Сила слова" (М, 1967). Состоит она в нарочитом подборе частных, как правило мелких, фактов, характеризующих какую-либо — экономическую, социальную и т.п. — проблему, тенденцию, ситуацию с негативной стороны, но при этом не дается оценки общего состояния этой проблемы. В результате у аудитории создается отрицательное обобщенное мнение о ней в целом.

Метод создания "политических мифов" предложен еще в 20-е годы американским теоретиком пропаганды Г. Лассуэллом. Корни его обнаруживаются и в нацистской пропаганде. Основан этот метод на планомерном повторении лозунгов, категорий, понятий, оценок, образующих вокруг какой-либо проблемы стандартизированные "политические формулы" ("Коммунистическая опасность", "буржуазная мораль" и т.п.). Это своего рода унифицированные сигналы, рассчитанные на столь же стандартизированную, единообразную реакцию аудитории. Здесь уместно напомнить: сам Г. Лассуэлл подчеркивал, что пропаганде должно быть безразлично, являются ли создаваемые ею "политические мифы" истинными, или "они ложны в действительности".

Метод "семантической подмены стереотипов" сходен с рассмотренным выше, хотя рассчитан на выполнение самостоятельных функций. Основывается такой метод на предполагаемом неполном, недостаточном либо недостоверном знании массовой аудитории о смысле узловых идеологических, политических и прочих понятий, на недопонимании ею подлинной их сущности и значения. Говоря иначе — подлинный смысл здесь часто ставится с ног на голову. Поэтому, скажем, если предположить ситуацию, что информационный поток устремится одновременно к аудиториям различной социокультурной, политической ориентации, что технически осуществимо для форм современного радиовещания и телевидения, то возникнут неизбежные "разночтения" (порой—диаметрально противоположные) одних и тех же понятий ("красный", "свободный мир", "демократия" и т.д.).

Метод "ложной идентификации" — прием, имеющий целью отождествление реципиента с предлагаемым ему "героем"; опирается на учение Зигмунда Фрейда о неврозах и состоит, если использовать его термины, в подмене собственного "Я"—чужим. В данном случае воспринимаемым через канал СМИ.

Вообще идентификация — процесс широко исследованный в общей и социальной психологии (А.Анохин, Ю. Замошкин, А.Леонтьев, Г. Малетцке и др.). Он достаточно хорошо известен и на "потребительском уровне" — каждому, кто "растворился" в чтении захватывающей книги, живя жизнью ее героев, в динамичном зрелище фильма, психологическом напряжении драмы и т.п. И важно здесь знать, учитывать, кто предлагается в качестве эталона для отождествления и подражания — "герой" кровавого боевика или лирическая героиня, дон Корлеоне или Наташа Ростова.

"Психодраматургия" как процесс формирования с помощью СМИ мнений, личностных установок, ценностных ориентации (а в результате — и социального поведения масс), опирающийся на "механизм идентификации" — метод разнообразный и, как считают специалисты в области пропаганды, весьма эффективный. При этом идентификацию не следует понимать как возможное отождествление только с личностью. Этот процесс распространяется и на ситуацию, действие, на предлагаемые коммуникатором идеи. В общественной психологии (Г. Малетцке) считается экспериментально установленным фактом, что наиболее эффективен процесс идентификации, во-первых, с фигурами, поступками, ситуациями родственной групповой принадлежности, во-вторых, с теми, к кому реципиент хотел бы принадлежать, где он хотел бы участвовать и т.д. — в общем, с которыми он связывает свои планы, надежды, мечты (т.е. те общности, которые в социологии называют первичными, или референтными группами).

На этом рубеже "психологической динамики личности" был нащупан пропагандистский прием, который в зарубежной научной литературе и назван "ложной идентификацией". При всем многообразии конкретных способов, стратегические цели его применения, в основном, постоянны: во-первых, формирование личности по задаваемым пропагандой стандартам, во-вторых, устранение внутренних конфликтов личности, порождаемых повседневным столкновением с реальностью, путем увода от действительных нужд и забот в иллюзорные сферы ("эскапизм"). Наконец, в-третьих, этот метод преследует еще и далеко идущие цели социальной интеграции, сохранения целостности общества в рамках существующей государственности[10].

Метод "опережающей (или непроверенной) версии" состоит в стремлении сообщить массовой аудитории о факте, событии, его трактовке обязательно в первую очередь, не особенно заботясь (или намеренно не заботясь) при этом об истинности сообщения, о его соответствии реальности; также опирается на изученные психологией механизмы усвоения информации, которые в значительной мере зависят от первичного восприятия[11]. Любые поправки, измененная трактовка или даже категорические опровержения, следующие за ложным сообщением, во-первых, доходят лишь до части массовой аудитории (это результат специальных приемов, например, "заверстывание", передача опровержения в неудобное для массовой аудитории время и т.д.); во-вторых, уже возникшее у получателя информации мнение весьма трудно изменить, как труднее переучить, чем научить сначала.

"Лю Шаоци эмигрировал в Советский Союз", "Мартин Борман — советский шпион", "Русские атомные подводные лодки — у берегов Флориды" — множество подобных сенсационных сообщений облетало мир, причем, как правило, со ссылками на "хорошо информированные" круги или "достоверные источники".

Метод "семантических столкновений" представляет собой один из наиболее распространенных и эффективных приемов верстки материалов, чаще всего — некомментированного потока отдельных фактов. Это — структурно-семантический прием, состоящий в такой расстановке сообщений, когда содержательно взаимодействуют между собой предыдущее и последующее. Либо дополняя, усиливая друг друга ("Советский Союз поставил Египту новое вооружение", "Последняя модель реактивного истребителя МИГ, как сообщают, превосходит по своим техническим данным самолеты, находящиеся на вооружении израильской армии"), либо отрицая, даже сводя на нет только что сообщенный факт (чаще всего в тех случаях, когда о каком-либо событии невозможно умолчать).

Метод "сбалансирования (или уравновешивания) информации" — по сути своей весьма близок предыдущему. Состоит в стремлении непосредственно после позитивной характеристики, скажем, политического противника — факта, который невозможно скрыть, — сразу же дать сообщение "уравновешивающего" характера ("Сегодня Советский Союз запустил автоматическую станцию в направлении Луны". — "В Дели выступил американский астронавт Нил Армстронг на организованном в его честь приеме. Как известно, он является первым в истории человеком, ступившим на лунную поверхность").

Метод "монтажных мистификаций", открытый еще в период создания и отработки изобразительной стилистики "языка кино"; состоит в том, что кадры, зафиксировавшие разные элементы пространства в различное время, либо даже компоненты разных людей и т.п., будучи смонтированными в разнообразных модификациях, образуют нереальный, мистифицированный логико-повествовательный ряд, который тем не менее может быть воспринят зрителем как реальность[12].

Возможность в процессе монтажа логически соединять явления, зафиксированные на отдельных кусках пленки, не имевшие в реальности такой (и даже вообще никакой) связи, довольно широко используется в экранной пропаганде. Один из первых примеров, получивших мировую известность, — политический рекламный фильм "Посол дружбы" о кандидате в президенты Р.Никсоне. Особенно примечательно, что авторы этого фильма тщательно изучили пропагандистские ленты ведущего нацистского документалиста Ленни Рифеншталь. Ее фильм "Триумф воли" (1934 г.) привлек внимание, по свидетельству одного из главных политконсультантов Никсона, "своей потенциальной возможностью довести зрителя до состояния бессмысленного существа, захваченного массовой истерией, отрицающего традиционные человеческие ценности"[13]. Авторы "Посла дружбы" прибегли к монтажным мистификациям, соединяя эпизоды различных реальностей (либо вовсе не имевшие места в реальной действительности): толпы отдельно снятых статистов, аплодирующих кандидату, самолет, на котором он отправляется в Европу — из игрового фильма, крупные планы "русских", внимающих выступлению Никсона по "советскому" телевидению, снятые в телестудии США и т.д.

Метод "ложной документации" частично схож с предыдущим, однако используется исключительно в жанрах экранной документалистики, преимущественно в кинорепортаже. Опирается на распространенное мнение зрителя о правдивости, истинности документально-хроникальной ленты, не учитывающее при этом возможности "подставки", "подготовки" объекта. Отличается тем, что фальсифицирует событие в целом, а не отдельные фрагменты, эмоциональную окраску и т.д.

Впервые "документальная инсценировка" была осуществлена нацистскими кинематографистами, которые по заданию Геббельса сняли фильм-репортаж о "высадке" немецких войск на побережье Великобритании. Событие, которому так и не суждено было осуществиться, "документально фиксировалось" на бельгийском побережье Па-де-Кале в районе Дюнкерка.

Экранная пропаганда, не полагаясь на эффективность вербальной обработки общественного мнения, прибегает к наиболее действенному средству — зрелищному убеждению, которое по замыслу пропагандистов должно быть воспринято как неопровержимая Истина, ибо документальное зрелище, дескать, — сама жизнь.

Метод "некомментированного потока фактов" в основе своей также близок предыдущему, однако используется преимущественно в документальных жанрах прямого телевидения, начиная с простой трансляции события. Опирается опять-таки на существующую у большинства зрителей убежденность в том, что прямое телевидение — непосредственный и сиюминутный показ реальности без какого-либо вмешательства в естественное течение жизни. Однако здесь необходимо учитывать, что "вмешательство" как раз неизбежно и закономерно присутствует в любом экранном показе: во-первых, экран вычленяет часть реальности, ограниченную его рамкой, во-вторых, зритель видит только то и "смотрит" лишь в том направлении, куда направлен в данный момент объектив камеры (а ею ведь управляет человек...), в-третьих, поток кадров-изображений всегда логически, стилистически и т.п. организован в монтаже. Это последнее непременное обстоятельство всего существеннее, ибо монтаж — это отбор. А отбор всегда тенденциозен.

Метод "эмоционального подсказа" распространен преимущественно в "эфирных коммуникациях" — как в радиовещании, так и (особенно) в телевидении. Простейший способ достижения желаемого эффекта — "подсказ" коммуникатором (интонациями диктора, выражением лица, мимикой журналиста, самим эмоциональным содержанием материала, наконец, его монтажом) нужной реакции. Более сложные задачи решаются путем определенного драматургического замысла — сюжетного построения материала.

Метод "самооткрытий" (или "самовыводов") основан на утверждении психологов, что информация, усвоенная в результате собственных размышлений индивида, его активного логического поиска, не только прочнее сохраняется памятью, но и оказывает более существенное воздействие на мнения, ценностные ориентации и поведение человека, чем информация дидактическая, инструктивная. Учитывая эти обстоятельства, западные теоретики не рекомендуют коммуникатору детально раскрывать значение сообщаемых (особенно — показываемых) фактов. Материал должен так и подаваться, — недосказанным, незавершенным, чтобы он создавал у реципиента иллюзию собственного, самостоятельного открытия его сути. Здесь весьма существенную роль играет кооперация пропагандистов со специалистами в области рекламы, а также заимствование приемов из художественно-игрового кино и телевидения (к примеру, построение сюжета с открытым финалом и т.п.).

Метод "свидетельства" частично связан с рассмотренными психологическими механизмами идентификации и "самооткрытий"; состоит в том, что пользующиеся широкой популярностью личности ("звезды" экрана или спорта, заслуженные ветераны и т.п.) демонстрируют свою причастность, позитивную заинтересованность в судьбе какого-либо деятеля (чаще — политического кандидата), призывая массовую аудиторию разделить их отношение. К примеру, рекламный эскорт, стремившийся создать высокий престиж Р.Никсону во время его предвыборной кампании 1968 г., состоял из эстрадной певицы Конни Френсис, звезды американского футбола Джекки Кэмпа и др. "ТВ-репрезентаторов"[14].

Метод "трансфера" (или — переноса) в принципе сходен с предыдущим, однако менее откровенен и поэтому рассчитан и на критически настроенную аудиторию. Состоит в стремлении создать общественное мнение, основанное на устойчивой ассоциативной связи между двумя или несколькими лицами (идеями, понятиями и т.п.) с тем, чтобы бесспорную, с точки зрения большинства, престижную ценность одного — исходного—распространить (перенести) на другое, находящееся в центре актуальных пропагандистских интересов. Так была предпринята пропагандистская акция осветить "лучами славы" покойного президента Дж.Кеннеди его весьма ординарного наследника Л.Джонсона. В серии специально созданных политико-рекламных телефильмов всячески выпячивалась их "духовная близость", совпадение позиций по различным вопросам, ничем не омраченная дружба и т.п. В действительности же, как утверждают информированные исследователи (А. Шлезингер, Т. Соренсен, Э. Барноу и др.), все было как раз наоборот: взаимная неприязнь, недоверие, расхождение позиций. Аналогичная попытка была предпринята политико-пропагандистскими советниками Г. Хемфри во время его предвыборной кампании. Но телефильм, построенный на "переносе" престижа великих демократов Рузвельта и Кеннеди, успеха не принес из-за слишком большой дистанции между исходными и рекламируемой личностями для того, чтобы могла, по мнению специалистов, возникнуть необходимая ассоциация[15].

Уже такой беглый перечень наиболее распространенных манипулятивных методов пропаганды (преимущественно избирательных технологий) показывает, сколь важна задача их исследования. Задача изучения пропагандистского инструментария тем более существенна, когда обнаруживается известная мера незащищенности массовой аудитории, имеющая в значительной степени объективный характер. Суть состоит в том, что аудитория СМИ в целом, как правило, ориентирована на восприятие отдельных структурных компонентов в пропагандистском потоке (будь то печатное издание, радио- или телепрограмма): статьи, разовой передачи, рубрики, блока и т.п. Из поля зрения массовой аудитории, таким образом, ускользает общее — то есть стратегическая сверхзадача пропагандистского воздействия — программная политика. Здесь-то и кроется одна из основных, изначальных предпосылок возможного манипулирования массовым сознанием. А комплекс (или набор) методов — это уже тактическое орудие пропаганды — весьма мобильного и, как мы видели, разнообразного действия.

* * *

Потенциал, заложенный в пропаганде, наиболее концентрированно проявился в так называемой стратегии "большой лжи", сформулированной Геббельсом и последовательно осуществлявшейся на протяжении 12 лет всеми каналами нацистской пропаганды.

Пропагандистская концепция национал-социализма дала миру красноречивый пример того, к чему может при известных обстоятельствах прийти человечество.

Вообще постановка пропаганды в Третьей империи — процесс весьма поучительный, и изучение его остается актуальным, так как в высшей степени наглядно демонстрирует, каким может быть идеологическое орудие духовного подавления в обществе тоталитарном. И хотя это явление требует специального внимания, попытаемся дать его сжатую характеристику, учитывая конкретные цели нашего исследования. То есть, рассматривая нацистскую пропаганду, прежде всего, как факт исторического предостережения.

Большинство западных исследователей склонно к переоценке, даже фетишизации нацистской пропаганды. Так, Геббельса провозглашали "той личностью, которой Третья империя в основном обязана своими успехами..."[16]. Но, как справедливо замечает наш историк А. А. Галкин, подобные оценки фашистской пропаганды в немалой степени являются результатом саморекламы, которой систематически и назойливо занимались сами национал-социалистические пропагандисты. Западные исследователи в большинстве не учитывают экономической и социально-политической ситуации, сопутствовавшей приходу нацистов к власти, и обстоятельств, способствовавших ее временному удержанию. "В то же время,—пишет А. А. Галкин,—следует признать, что пропаганда действительно была одним из важнейших инструментов политики национал-социализма и что без учета пропагандистской деятельности нацистов трудно понять причины влияния, которое они оказывали на широкие слои населения"[17].

В чем же, если говорить коротко, состояла сущность нацистской пропаганды? Прежде всего — в отрицании необходимости опираться на реальность, на объективные законы общественного развития. Отсюда—"стратегия большой лжи", провозглашенная Геббельсом, возведенная в систему и повседневно тактически воплощаемая в жизнь всем пропагандистским аппаратом. "Пропаганда фашизма — это демагогия, доведенная до крайней степени развития, — писал главный редактор английского журнала "Лейбор мансли" Палм Датт еще в 1935 году.

Отсюда, с одной стороны, тотальность пропагандистского воздействия, с другой, — иррационализм пропаганды, обращенность к эмоциям, к подсознанию, стремление разбудить самые низменные инстинкты, ставка на неосведомленность и некритичность восприятия.

Отсутствие целостного теоретического фундамента и крайняя авантюристичность политики нацизма предопределили очевидное преобладание тактической агитации над планомерной стратегической пропагандой. Пускаясь в рассуждения о сути пропагандистского воздействия, Гитлер сравнивал его с действием броского плаката. "Поэтому ее (пропаганды — Р.Б.) воздействие должно быть направлено главным образом на чувства и только в очень ограниченной степени рассчитано на так называемый разум"[18].

Пренебрежительные упоминания о рациональной сфере восприятия, столь частые в высказываниях нацистских пропагандистов, тем не менее не исключали, а, наоборот, предполагали на деле поиск обходных путей нежелательного барьера, каким, по их мнению, был "так называемый разум". Выдвигаемые тезисы сводились до максимально упрощенных, унифицированных лозунгов и по всем возможным каналам доставки массовой аудитории должны были повторяться "до тех пор, пока все не будут воспринимать слова этих лозунгов как выражение своих желаний"[19]. Дальше автор, пожалуй, циничнейшего за всю человеческую историю "сочинения" подводит итог: "Тот, кто хочет завоевать широкие массы, должен обладать ключом к их сердцу. А этот ключ — не объективность, то есть слабость, а воля и сила"[20].

Лозунговая упрощенность, плакатная броскость пропаганды, стремящейся к формированию у масс унифицированных стереотипов-представлений и единообразного поведения, опиралась на абсолютную концентрацию средств массовой коммуникации. И не только их. Кинематограф, театр, литература, живопись, графика, скульптура, даже бумажные салфетки, картонные подставки для пива и рулоны туалетной бумаги — все, чем можно было воздействовать на органы чувств человека, последовательно, каждодневно вдалбливало в сознание масс нацистские идеи-лозунги.

Концентрация пропагандистских средств всех областей культуры под эгидой геббельсовского министерства сочеталась с максимально унифицированной централизованной поставкой информации.

Сначала широко используется введенный магнатом печати фанатичным пангерманистом Гугенбергом способ матрицирования газетных статей и целых полос. Затем департамент нацистской пропаганды дополнил его и существенно усовершенствовал. В сущности, единственным источником текущей информации для всех пропагандистских каналов становится ежедневный бюллетень ДНБ (немецкого информационного бюро). А с 1940 г. статс-секретарь Министерства пропаганды и руководитель отделов прессы в партийном аппарате и правительстве Отто Дитрих вводит обязательную для всех СМИ систему "лозунгов дня", доведя таким образом процесс унификации и централизации пропаганды до абсолютного завершения.

Одновременно были введены строжайшие меры, преграждавшие доступ зарубежной информации. Так был специально сконструирован "народный радиоприемник", принимавший только программы германских станций, и прекращен ввоз нежелательной печатной продукции из-за рубежа.

Конечная цель такого массированного пропагандистского наступления была предельно четко определена одним из первых руководителей нацистского радиовещания Дресслером Андрессом: "Тотальное воздействие на народ, обеспечение единой реакции на события".

В книге "Германский фашизм", к которой мы уже обращались, А.А.Галкин указывает, что "особенностью нацистской пропаганды, обеспечившей ей определенный успех, было то, что нацистские руководители, и прежде всего Геббельс, раньше других буржуазных пропагандистов оценили возможности, открывшиеся в связи с научно-техническим прогрессом в области информации и связи"[21].

В 30-е гг. человечество познакомилось на деле с реальными возможностями изобретения, призванного, казалось, сыграть выдающуюся роль в сближении народов мира. Но инорадиовещание, впервые широко, в международных масштабах использованное нацистской Германией, ожидания оптимистов обмануло.

Еще в 1934 году, оценивая недавний захват власти нацистской партией, Геббельс, со свойственной ему высокопарностью, писал: "Для XX века радио сыграет такую же роль, какую сыграла для XIX века печать. Перефразируя применительно к нашему времени известные слова Наполеона, мы вправе сказать, что радио стало сейчас восьмой великой державой"[22]. И дальше: "Без радио и самолетов завоевание и упрочение власти в нынешних условиях просто немыслимо. Можно, не боясь преувеличения, сказать, что если бы не было радио и самолетов, то немецкая революция (так называет Геббельс захват государственной власти нацизмом 30 января 1933 г. — Р.Б.) не могла бы совершиться в той форме, в какой она совершилась"[23].

Хотя много надежд возлагалось на кинематограф (особенно — документальный), хотя велись форсированные работы по усовершенствованию ТВ для превращения его в средство массового воздействия, главная ставка нацизмом была сделана именно на радио, которое и оставалось основным средством пропаганды: только оно почти беспрепятственно и мгновенно преодолевало расстояния и государственные границы, только оно позволяло придать пропаганде черты размаха, широты, систематичность. Но еще — радио в руках нацизма впервые становилось орудием пропагандистских диверсий.

30 июня 1941 года Геббельс записал в своем дневнике: "Мы работаем тремя секретными передатчиками, направленными против России. Тенденции: первый передатчик — троцкистский, второй — сепаратистский и третий — национально-русский"[24]. И 5 июля, со свойственным ему бахвальством: "Работа наших секретных передатчиков — образец хитрости и изощренности"[25].

Нацизм, следовательно, создал реальные образцы подрывной пропаганды, которая несколько лет спустя будет тщательно изучена теоретиками, научно обозначена как "деструктивная", классифицирована как "серая" и "черная", методико-технически усовершенствована и отдана практикам для осуществления "психологической войны" (причем, по обе стороны баррикады — Р.Б. 1997).

Говоря о причинах эффективности нацистской пропаганды, А. А. Галкин называет три условия: во-первых, крайне низкий уровень политического и интеллектуального развития значительной части населения страны; во-вторых, монополизация в области информации; в -третьих, "постоянное подкрепление пропаганды... успехами политики, защите которой она служила"[26].

В принципе, с таким объяснением весьма устойчивого и широкого — массового — эффекта пропаганды на протяжении 12 лет можно согласиться. Только к тем обстоятельствам, которые были названы, следует добавить еще ряд факторов, и первый, едва ли не самый значительный — комплекс причин экономического характера.

Гитлер готовил захват власти во время самого низкого в период кризиса падения экономики (к началу 1933 г. — 66,8% от уровня 1929 г.), массовой безработицы, инфляции, нищеты (национальный доход с 1929 до 1932 г. упал на 43%). Начав стремительно наращивать всеобщую милитаризацию промышленности, нацизм обеспечил практически полную занятость, что не могло не вызвать соответствующей реакции, подготовившей общественно-психологическую почву для вполне благоприятного восприятия пропагандистского воздействия. Одновременно широко распространялись подготовленные шовинистическим течением пангерманизма идеи "исключительности арийской расы", ее "всемирно-исторической миссии" и т.п. И это также находило соответствующий отзвук не только в среде бюргерства, но и более широких масс, создавая, в сочетании с экономическим авантюризмом и политическим иррационализмом нацизма, выгодную ситуацию для упрощенно-лозунговой тотальной и в основе своей также иррациональной пропаганды.

Но не стоит забывать и то, что пропагандистская деятельность нацизма протекала в условиях категорического недопущения дискуссий, рука об руку с последовательным подавлением инакомыслия и террором.

Следовательно, лишь совокупность сущностных причин и объективных обстоятельств дает возможность понять такой феномен как нацистская пропаганда. (А понять необходимо, и не только потому, что знание того периода многое проясняет в нашей недавней истории, но и служит предостережением на будущее. — Р.Б., 1997).
-------------------------------
[1] Пит. по: А.Панфилов. Радио США в психологической войне. М., 1967, ее. 74, 75.
[2] J.Ortega у Gasset. Der Aufstand der Massen. Stuttgart und Berlin, 1930, s. 140.
[3] KJaspers. Vom Ursprung und Ziel der Geschichte. Munchen, 1949, s. 170-171.
[4] Там же, s. 145.
[5] G.Schischkoff. Die gesteuerte Vermassung. Meisenheim, 1964, s. 40.
[6] Walter Lippmann. The Phantom Public. N.Y. 1925, p. 47.
[7] "Marketing-Communications", November 1970, p. 27.
[8] Ю.А. Шерковин. Психологические проблемы массовых информационных процессов. М., 1973, стр. 184.
[9] "The Nation", March 21, 1966, p. 37.
[10] См.: Ю.А.Замошкин. Кризис буржуазного индивидуализма и личность. М., 1966.
[11] См.: Е.Ножин. Закон предшествования. М., 1971.
[12] Широко известны опыты Л.В. Кулешова, который снимал в разных местах Москвы двух человек и монтировал эту пленку с кадрами Белого дома в Вашингтоне, лестницей, ведущей к зданию конгресса и т.д. В результате — полное впечатление "географического переноса"; снятые им люди "жили"—прогуливались, встречались, пожимали руки в Вашингтоне. Или — у зеркала сидит девушка. Она подводит брови, красит губы, надевает туфли, улыбается. Реально такой девушки вообще не существовало. Она "создана" в результате монтажа — после склейки различных фрагментов — планов снятых в разное время разных людей. Цели Кулешова не шли дальше познания специфики экранного языка и никакого отношения к пропаганде не имели.
[13] Gene Wycoff. The Image Candidates. N.Y. 1969, p. 22.
[14] В акции "Голосуй или проиграешь", сопровождавшей президентскую кампанию 1996, принял участие весь цвет масскульта, а также второй, третий и т.д. его эшелоны {Р.Б., 1997).
[15] Формула "верный ленинец" (Хрущев, Брежнев) или сейчас — декларируемая близость к А.Д. Сахарову — явления той же пропагандистской природы.— Р.Б., 1997.
[16] J. Jwo. Goebbels erobert die Welt. Paris, 1936, s. 6.
[17] А. А. Галкин. Германский фашизм. М., 1967, с. 382. С точностью до слова эта характеристика может совпасть с оценкой марксистско-ленинской коммунистической пропаганды (советского периода то есть — Р.Б., 1997).
[18] Пит. по: А.А. Галкин. Ук. соч. с. 383.
[19] A. Hitler. Mein Kampf. Mimchen, 1936, s. 198.
[20] Там же, s. 371.
[21] А.А. Галкин. Ук. соч., с. 387.
[22] J.Goebbels. Signale der neuen Zeit. Mimchen, 1934, s. 197.
[23] Там же, s. 199.
[24] Цит. по: Е. Ржевская, Берлин, май, 1945. М., 1967, стр. 82.
[25] Там же.
[26] А.А. Галкин. Ук. соч., с. 393
Оглавление

www.pseudology.org