Нынешняя рецессия, которая длится уже второй год, оставляет странное ощущение. Я приехал в Северную Калифорнию в сентябре 92-го, в самый разгар прошлой рецессии, о которой сегодня по разным причинам мало кто вспоминает. Свою первую работу я тогда нашел недель за восемь.

Сейчас я сижу без постоянной работы уже около пяти месяцев. И могу себе это позволить только потому, что урок прошлого экономического спада не прошел даром. Честно говоря, я ожидал начала спада еще в 2000 г. и в течение последующих 12 месяцев героически отбивался от подначек вроде «Ну, и где же твоя рецессия?» и «Зачем тебе нужен консалтинг и контракты на стороне, неужели зарплаты не хватает?».

Сейчас зарплаты как таковой нет, а вот остальное—то как раз и осталось. Я знаю несколько семей, в которых и муж и жена почти год были без работы, а сейчас их совокупный доход меньше, чем одна из их двух прошлых зарплат.

С тех пор изменилось многое, прежде всего то, что сейчас отрасль высоких технологий пострадала сильнее других отраслей, особенно программистские компании. Десять лет назад рецессия прежде всего затронула военных и тех, кто их обслуживал. Мне кажется, тогда от рядового программиста требовалось знать по нынешним стандартам не так уж и много, да и сама профессия еще не стала такой массовой, как какие—нибудь 5~7 лет спустя.

Вообще говоря, успех в нахождении работы определяется, при прочих равных, знаниями, опытом, кругом общения, уровнем владения местным наречием английского языка и элементарным везением. Десять с лишним лет назад в моем случае сработали скорее всего именно первый и последний факторы, плюс нетребовательность к зарплате. Спустя почти полгода моя первая компания вышла из бизнеса и несмотря на все еще продолжавшийся спад, еще через полтора месяца я уже опять устроился на работу, причем зарплата была выше на четверть.

Сейчас на рынке труда хуже всего как раз таким, как я. Даже в хорошие времена по мере приобретения опыта и постепенного продвижения по служебной лестнице количество мест, соответствующих твоему резюме, на которые ты можешь претендовать с точки зрения работодателей, становится все меньше и меньше.

Предбумье

То, что принято считать бумом, на самом деле выглядело как типичный релаксационный процесс — сначала довольно плавный, но постоянный подъем, поближе к концу некоторое подобие плато (насыщение), а потом глубокий и стремительный спад. Плавный участок подошел к концу примерно году в 97—м, хотя поворотным событием стал выпуск акций Netscape Communications полутора годами раньше, в августе 1995 года (сама компания была основана в апреле 1994).

До этого правила игры были простыми, и часть из них мне мои более опытные друзья объяснили вскоре после приезда. Венчурные инвестиционные фонды — не госкомитет по науке, и научно-технический прогресс их не волнует. Это финансовые инструменты, созданные с определенной целью — продать как можно больше компаний из своего портфеля инвестиций.

Вариантов продажи по большому счету всего два — либо путем выпуска акций на бирже, либо путем операции с акциями уже существующей публичной компании. Поэтому для того, чтобы быть проданной, компания должна была, как правило, приносить прибыль в течение года—двух, или хотя бы быть безубыточной. В любом случае, необходимо было показать потенциал устойчивого роста прибыли.

В случае Netscape на рынок были выпущены акции компании, у которой при 14 млн. долларов дохода оказалось 4 млн. убытка, при этом первичный выпуск акций собрал 2,6 млрд. долларов. Бизнес—модель — бесплатная раздача браузера в надежде продавать корпоративный сервер (да и тот, по большому счету, раздавался даром направо и налево). Эта история уже стала потихоньку забываться, как, впрочем, и уроки, которые можно было бы из нее извлечь.

Цена дешевых денег

С финансовой точки зрения, Netscape не только изменила правила игры, но и неоправданно завысила уровень ожиданий. Последовавшие за этим выпуски акций других компаний подняли уровень ожиданий еще выше. Я с этим столкнулся году в 97—м, когда мы с моим другом, талантливым инженером из Италии, пытались получить финансирование от нескольких больших местных венчурных компаний.

Сейчас ситуация меняется, но не настолько, насколько этого бы хотелось. 23 января этого года директор вполне благополучной и немаленькой компании Veritas Гарри Блум, выступая перед немногочисленной аудиторией, рассказал, что еще до совсем недавнего времени венчурные фонды ожидали возврата инвестиций из расчета 6:1, и что, с его точки зрения, им придется понизить свои запросы до 3:1 или даже 2:1, как в доброе старое время.

Для подавляющего большинства тех, кого я знаю, бум прошел как бы стороной. Кое—кто, безусловно, перешел на следующий, существенно более высокий уровень, как выразился Жванецкий, благосостояния, но таких очень немного. Увеличение доходов достаточно быстро съедалось ростом стоимости жизни, а что произошло с инвестициями в рынок ценных бумаг — тоже, в общем, понятно. Если бы свежеиспеченные миллионеры толпами шатались по местным улицам (о чем мне приходилось читать в русских изданиях), на них просто перестали бы обращать внимание, и, тем более, об этом писать.

Нигде природа человеческая так себя не проявила, как при возможности реализации stock options

В общем и целом, по местной статистике чистый остаток после продажи опционов среднестатистическим работником (если у него хватило ума вовремя продать) составлял в среднем 60-70 тыс. долларов. Опять же, были и исключения, но именно поэтому о них и известно.

Мне не раз и не два за последние несколько лет приходилось объяснять, что опционы надо продавать при первой же возможности, не обращая внимания на двойной налог, в сумме составляющий почти 50% от стоимости продажи, на радужные перспективы и на уговоры начальства подождать до следующего периода, в течение которого разрешено продавать свой грант.

В конце концов, это лотерея, но порвать выигравший билет почему—то никому не приходит в голову, хотя налог на выигрыш еще круче. Почти 50-процентный тариф складывается из того, что прибыль от продажи опций добавляется к зарплате и совокупный доход облагается подоходным налогом, к которому добавляется налог на прибыль от продажи ценных бумаг (есть и еще некоторые тонкости).

Тем не менее, люди, имевшие возможность выручить несколько сотен тысяч долларов чистыми, либо не понимали того механизма, который позволял им это сделать, либо предпочитали выждать в надежде заработать чуть больше, рассуждая, например, так: «раз я не продал тогда по 40 долларов, зачем буду продавать сейчас по 35?».

Тем не менее, им в каком—то смысле повезло — в отличие от тех, кто выкупил свой грант, но решил его не продавать в течение года, надеясь тем самым уменьшить налог на инвестиции (по истечении года с момента покупки он существенно ниже). Эти люди, к сожалению, оказались еще и в большом убытке: сначала из—за незнания налогового законодательства, а потом из—за более чем стремительного падения стоимости выкупленных акций.

Вспоминая о будущем

Подорожание денег постепенно приводит в норму и индустрию в целом, и Кремниевую Долину. Последствия для обитателей последней пока оценить трудно. С точки зрения бизнеса, большая часть нежизнеспособных компаний уже ушла, а выжившие, по всей видимости, сумеют продержаться, хотя и с сильно сокращенным штатным расписанием. Зарплаты и почасовые ставки в среднем упали до уровня 1998 г., а стоимость аренды полностью оборудованного офиса опять стала такой же, как и в других штатах.

Рынок жилой недвижимости все еще держится, за исключением самого дорогого сегмента (хотя это не очень хороший признак), а цена съемного жилья сильно упала. Вообще, мало кто из частных инвесторов осознает, что настоящим источником дешевого акционерного капитала были не они (еще одно общее заблуждение, с которым часто приходится сталкиваться в российской прессе), а ведущие инвестиционные фонды для быстрого подъема я пока не вижу. Да и из общих соображений, как я помянул в начале статьи, первая фаза подъема — процесс традиционно пологий. Нынешняя ситуация неустойчивого равновесия, скорее всего, продлится еще как минимум год—полтора, а если принять во внимание возможную войну и ее экономические последствия, то и еще дольше.

С точки зрения работников монитора и клавиатуры, вроде Fidelity и Vanguard, и пенсионные системы штатов и профсоюзов. Возможно, я повторяю уже известные вещи, но по местным законам деньги, вложенные в частные пенсионные счета определенных типов, являются, по сути, ваучерами на покупку ценных бумаг. Ни на что другое их тратить нельзя, можно только одалживать у самого себя под определенные нужды и возвращать себе же с процентами. Несмотря на то, что эти пенсионные фонды сильно обесценились, т. е. эта часть инвестиционного капитала подорожала, деньги на них продолжают поступать, хотя и не в таких количествах, как во время оно. В общем, механизм обратной связи в действии.

В долгосрочном плане это обнадеживает, хотя причин последствия оказываются достаточно жесткими

За последний год я терял работу из-за массовых увольнений дважды, причем обе компании имели в банке на тот момент по несколько сотен миллионов долларов. Критерий увольнения простой — законченные проекты и большая зарплата. В первый раз поиски работы заняли чуть меньше двух месяцев, причем с небольшой потерей в зарплате, сейчас уже пошел пятый месяц.

Мой опыт вполне совпадает с опытом моих приятелей. Среди тех, кого я знаю, поиск работы займет, как минимум, четыре-пять месяцев при средней потере в зарплате около 17%, причем не только здесь, но и в Лос—Анджелесе и Сан—Диего, где ситуация несколько лучше. Народ выживает по—разному. В последние несколько месяцев очень распространенным явлением стала работа в stealth startups. Денег там не платят, но, с другой стороны, и делом занимаешься, и на месте не стоишь, и дырку в резюме можно прикрыть, а там, может, и финансирование появится. Но это, как говорил герой повести Стругацких, совсем другая история.

Помимо всего прочего, складывается впечатление, что нынешнее поколение менеджеров сформировалось в те недавние годы, когда на работу брали по сути дела всех желающих. Сейчас ситуация обратная, и они не знают, на ком остановить свой выбор. А вдруг завтра найдем кандидата получше и подешевле? Доходит до смешного. В течение двух с половиной месяцев я вел переговоры с хорошей и известной местной компанией о должности ведущего инженера проекта. И должность вроде знакомая, и люди душевные, и дело интересное…

Обычно этот процесс занимает от силы месяц, если все идет нормально. Причем чем дольше длится процесс, тем, как принято считать, шансы на благополучное завершение выше. Но не в этот раз. На прошлой неделе я получил отказ с формулировкой «не идеальный кандидат». Мне, правда, в утешение было сказано, что это еще не конец и есть другие должности, но на это уже можно не обращать внимания.

Правда, как я уже упоминал в начале, я могу себе позволить долгий поиск, так как мы вместе с другом (нас уволили в один день) пытаемся расширить свой бизнес. Мы сотрудничаем уже около двух лет, но посвящать этому все свое время ни у него, ни у меня до недавних пор возможности не было. Сейчас, похоже, наши труды стали приносить какие-то результаты, например в октябре мы получили два приза на PocketPC Summit. В общем, не было бы счастья…

Что дальше?

Вопреки распространенному мнению, инвестирование в компании высоких технологий напоминает не столько игру в покер, сколько рулетку — игроки делают ставки на разные номера, в нашем случае — технологии (в сильно упрощенном виде), после раскрутки большинство пролетает, в нашем случае — технологии не получают коммерческого признания.

Зато маленькая группа игроков срывает весь банк. Жизнь добавляет в эту модель два фактора. Во—первых, ставки можно делать не только до начала игры, но и в процессе игры, пока колесо еще крутится. И, во—вторых, можно играть на нескольких столах сразу, лишь бы хватило денег. Судя по всему, именно это сейчас и происходит.

Желание вкладывать капитал на очень ранней стадии заметно уменьшилось, зато те, кто остался на поверхности, либо уже не утонут, либо разборчиво и не торопясь скупают компании и технологии, к которым еще год—пол—тора назад были просто не подступиться. Обычно хорошим признаком того, куда направляются деньги, служат рассылки агентов по кадрам.

По моему ощущению, основанному на том, что я получаю от кадровиков, в Северной Калифорнии это прежде всего - технологии беспроводного Интернета, storage area networks, серверные приложения на базе J2EE, сетевая безопасность - в общем, то, что уже имеет определившийся рынок. Свежий пример. За последние два месяца The Wall Street Journal опубликовал две любопытные статьи.

В одной, от 21 января, сообщалось, что за 13 месяцев одна из самых больших венчурных фирм Mohr Davidow Ventures (MDV) сократила свой фонд ранних инвестиций на 400 млн. долларов.

В другой статье, вышедшей в конце декабря 2002 г., обращалось внимание на то, что у пяти компаний: Microsoft, Intel, Dell, Cisco и Oracle (цитирую по памяти) резерв наличности и ликвидного капитала на 80 с хвостиком миллиардов, из которых часть может быть потрачена на выплату дивидендов, целых 16 центов за акцию (Microsoft), часть на переоборудование (Intel) и часть на покупку, а вот остальное?..

Большинство тех людей, с кем я эту последнюю статью обсуждал, считают, что дела индустрии в целом не так уж и плохи, но как и когда это отразится на нашей местной ситуации, сказать трудно. Неустойчивое равновесие, что и говорить!

© 2002, Издательский дом «КОМПЬЮТЕРРА»